Текст книги "Кулинар"

Автор книги: Мартин Сутер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Она не сразу рассказала Маравану о таком повороте дела. Он сам, заметив, что дело идет не так, как раньше, первым задал вопрос:

– У нас стало меньше клиентов или ты не берешь заказов?

Только тогда Андреа во всем призналась.

– Что ж, видимо, мне придется теперь готовить что-нибудь другое, – сказал Мараван, выслушав напарницу.

– Но кто будет покупать у нас обычную пищу?

– Я не готовлю обычную, – отозвался Мараван.

Однако Андреа оказалась права. Отказавшись от эротического меню, «Пища любви» превращалась в обыкновенную кейтеринговую компанию, не имеющую, ко всему прочему, лицензии и полностью зависимую от репутации среди клиентов. Хотя какие рекомендации могут быть у фирмы, о которой никто ничего не знает! Нужно с чего-то начинать.

Андреа напрасно пыталась получить первый заказ. И тогда Мараван подал идею, которая буквально носилась в воздухе.

– Почему бы тебе просто не устроить званый обед? – предложил он. – И если всем все понравится, ты скажешь, что мы готовим такое у себя дома.

Они составили список из наиболее активных и состоятельных ее знакомых. Андреа старалась подбирать людей общительных и склонных к экспериментам. Таковых набралось двенадцать, и среди них ни одного мужчины.

Наступило пятнадцатое ноября. Собравшиеся на саммит в Вашингтоне представители двадцати развитых и развивающихся стран приняли решение о реструктуризации мировых финансовых рынков. Армия Шри-Ланки продолжала бомбардировки города Килиноччи. А министр обороны Швейцарии лишился своего кресла по требованию его же товарищей по партии.

Андреа убиралась в гостиной и накрывала на стол. Они с Мараваном решили дать гостям приборы и посадить их на стулья. Мараван позволил даже негромкую индийскую музыку, оставив в силе только запрет на курительные палочки.

Он, наконец, получил возможность приготовить то, что хочет. Поскольку необходимость в возбуждающем эффекте пищи отпала, можно было поэкспериментировать всласть. Тамилец не отходил от плиты целых два дня.

Меню состояло из классических индийских блюд, несколько модернизированных Мараваном.

Чапати с искусственной икрой из корицы и карри; маринованные в куркуме мальки рыбы люциан в сабойоне из карри и соуса моле. Замороженная эспума из манго и карри. Котлеты из молочного ягненка с эссенцией жардалу ²и курагой. Цыпленок тандури с ароматом бука в желе из томатного масла с паприкой. Мороженое «кульфи» ³с манговым наполнителем.

Хотя блюд было меньше, чем в классическом меню «Пищи любви», каждое из них предполагало дополнительную обработку перед самой подачей. При этом перемен планировалось шесть, а гостей ожидалось двенадцать. Неудивительно, что Мараван нервничал, как спортсмен перед стартом.

И то, что не находившая себе места Андреа каждые пять минут появлялась на кухне, нисколько не разряжало обстановку.

В цифровой пароварке – последнем приобретении «Пищи любви» – при температуре шестьдесят пять градусов тушились котлеты из молочного ягненка вместе с курицей тандури. Это было одно из нововведений Маравана. Тамилец подрумянил в кокосовом масле лук и только собирался добавить его к карри, который наряду с соусом моле составлял основу сабайона для цыпленка, как на кухню снова вошла Андреа.

– У тебя открыто окно. Ты не простудишься? – спросила она.

Тамилец не отвечал. Он уже неоднократно объяснял ей, что не может работать среди хаоса кухонных запахов. Время от времени помещение надо проветривать, чтобы он мог различать ароматы. Ведь Мараван практически не пользуется весами. Он доверяет своему носу, который сейчас подсказывает, что настал момент добавить в таву томаты, перец, гвоздику, кардамон и листья карри.

– Было бы хорошо, если б ты еще разок взглянул на все, – продолжала Андреа. – Ты не слишком занят?

Должно быть, на его лице появилось раздражение, потому что она тут же добавила:

– Мельком, только мельком...

И подождала, пока он последует за ней в столовую.

Им пришлось накрыть в помещении офиса, так как в гостиной места для стола на двенадцать персон не хватало. Мебель они взяли у одного фермера, занимающегося альтернативным садоводством ⁴, а в качестве скатерти Андреа постелила покрывало с этническим рисунком, купленное в универмаге в неделю Индии. Посередине стола по всей его длине девушка протянула белую дорожку из двух свернутых полотен. На ней лежала гирлянда из орхидей, какую недорого можно купить в тайских магазинах. Кое-где между цветами виднелись свечи. Тип освещения они с Мараваном решили оставить прежним.

– Ну? – спросила Андреа.

– Красиво, – кивнул Мараван.

– Не по'шло?

– Пошло? – Мараван задумался, как будто не понимал этого слова. – Красиво, – повторил он, возвращаясь на кухню.

В качестве закуски он предпочел все те же ми-ни-чапати. Однако на этот раз не собирался окроплять их эссенцией из корицы и листьев карри, поджаренных на кокосовом масле. Вместо этого Мараван обезжирил эссенцию, затем соединил ее с раствором хлорида кальция, чтобы вызвать коагуляцию ⁵, добавил кокосового масла и украсил полученной зернистой массой подогретые чапати.

Это выглядело как искусственная икра. Ее приготовление Мараван отложил на последний момент, чтобы шарики не успели превратиться в комочки желе. Они должны были оставаться жидкими внутри и лопаться на языке.

Потом на кухне снова появилась Андреа с мобильником в руке и сияющей улыбкой на лице.

– Ты не поверишь! – воскликнула она.

Но тамилец продолжал свое дело, не обращая внимания на девушку.

– Мне сейчас позвонил мужчина и спросил: «Это вы продаете эротическую еду?»... – продолжала Андреа.

– И что ты ему ответила? – наконец отреагировал Мараван.

– Что он ошибся номером.

– Правильно.

– Потом он уточнил, не «Пища любви» ли это? – продолжала Андреа.

– Откуда у него наш телефон? – поинтересовался Мараван.

– От приятеля одного приятеля.

– А точнее?

– Я задала ему такой вопрос, и он ответил, что это неважно. А потом попросил: «Не могли бы вы приготовить мне эротический ужин?»

Передавая слова незнакомца, Андреа говорила подчеркнуто грубым голосом.

– Ну а потом?

– Я ему отказала.

– Ты сохранила номер? -Да.

– Тогда можно поискать в Интернете.

– Не трудись, – вздохнула Андреа. – Это номер мобильного.

Гости собирались в течение получаса. Мараван слышал сквозь закрытую дверь кухни их громкие приветствия и утрированный смех. Андреа то и дело заходила взять шампанского и поставить пустые бутылки.

Наконец она просунула в дверь голову и сказала:

– Давай!

Это был сигнал к началу.

Спустя без малого три часа Мараван, довольный своей стряпней и бесперебойной подачей блюд, сидел на кухне. Вошла Андреа, сияющая и немного навеселе, взяла его за руку и повела в зал.

За столом в тусклом свете свечей молча сидели двенадцать женщин. Услышав шаги, они дружно повернули головы к двери.

– Милые дамы, позвольте представить вам мастера Маравана, – объявила Андреа.

Последовали аплодисменты и возгласы ликования. Мараван так и остолбенел, стоя в дверях и не зная, куда себя девать от смущения.

Восторженные гости звонили Андреа уже наутро, а через день пошли письма. Большинство обещали «очень скоро», а некоторые даже и «очень, очень скоро» воспользоваться услугами «Пищи любви». Был сделан и конкретный заказ: через десять дней, двадцать седьмого ноября, ужин в половине восьмого на четырех человек.

В любом случае им с Мараваном нельзя было проигрывать. Они потратили на этот обед больше двух тысяч франков, включая деньги на шампанское и вино. Ни она, ни он так и не успели ничего отложить на черный день. Дела в «Пище любви» до последнего времени шли настолько хорошо, что они не экономили. Кроме того, закупили высокотехнологичное кухонное оборудование, ставшее теперь бесполезным.

Ценовая политика также требовала пересмотра. Надбавки на обыкновенную еду должны быть меньше, чем на «терапевтическую». Ан-дреа подсчитала, что эта потеря компенсируется за счет большего количества гостей. В среднем, чтобы не остаться в убытке, фирма должна обслуживать шесть человек за один раз. Поэтому первый ужин, на четверых, оба сочли неплохим началом.

Но в течение следующей недели новых клиентов не объявлялось, и Андреа нервничала. Наконец она позвонила той своей знакомой, которая собирались «очень, очень скоро» сделать заказ.

– Видишь ли, – сказала ей Андреа, – я забронировала для тебя два вечера и просто хочу уточнить, не поменялись ли твои планы.

– Ах! – отвечала знакомая. – Это так любезно с твоей стороны. Но дело в том, что мы еще не совсем определились со сроками. Я не хочу, чтобы из-за меня ты кому-нибудь отказывала. Знаешь что? Поставь на эти дни кого-нибудь другого, а мы позвоним тебе, как только что-нибудь прояснится. Не хочу, чтобы ты пострадала, если у меня совсем не получится.

Другая гостья, которая «очень скоро» планировала позвонить Андреа, отделалась подобными отговорками.

•-•

Мараван опустился на колени перед домашним алтарем. Его лоб коснулся пола. Он молился Лакшми за своего любимого племянника. Сегодня до него дошло известие, что Улагу вот уже второй день как пропал без вести. Еще вчера утром он был с братьями и сестрами, однако вечером не вернулся домой.

Сейчас, когда на севере Шри-Ланки пропадал четырнадцатилетний мальчик, это могло означать одно из двух: он либо умер, либо стал солдатом. Добровольно или принудительно, присоединился ли к «тамильским тиграм» или к тем, кто воюет против них на стороне правительственных войск.

Мараван молился, чтобы это оказалось не так. Чтобы уже сейчас, когда он стоит на коленях перед статуей богини, Улагу был дома, цел и невредим.

Из кухни послышался сигнал мобильного телефона. Мараван не обратил на него внимания. Закончив молитву, он вполголоса затянул мантру.

Наконец он встал, сложил ладони перед грудью и слегка поклонился, коснувшись лбом пальцев. И только после этого пошел на кухню и продолжил готовку еды на послезавтра, прерванную ради пуджи.

На холодной плите стояло четыре чугунка с разными видами карри, каждый из которых имел свой цвет: карри с ягненком и йогуртом – светло-коричневый; рыбный на кокосовом молоке – желтый; овощной – зеленый; наконец, из омара – оранжевый.

Мараван хотел путем гелификации получить из них четыре разноцветных кусочка желе, а затем уложить на каждый основной компонент соответствующего блюда: розовый ломтик филе ягненка – на светло-коричневый; тушеного палтуса – на желтый; наполненные оранжевой чечевицей кусочки бамии – на зеленый; наконец, омара – на оранжевый.

Он снова зажег огонь и смотрел на него с отсутствующим видом, пока из горшочков не показались первые струйки пара.

Тут ему на глаза попался лежавший на кухонном столе мобильник. На дисплее высветилось сообщение о пропущенном звонке и поступлении эсэмэс.

«Прекрати», – гласил текст.

Мараван не придал ему большого значения. Он подошел к плите и выключил газ.

На третий день после исчезновения Улагу о нем не было никаких известий.

На четвертый пришли «тигры».

Мараван продолжал свои эксперименты с ге-лификацией, когда в дверь позвонили. На пороге стояли два его соотечественника. Одного звали Теварам, и он состоял в партии ТОТИ. Это он предложил Маравану работу с мотагамами, потребовав за это «пожертвование» в размере тысячи франков.

Другой держал в руке кейс.

– Это Ратинам, – представил своего спутника Теварам. – Мы можем войти?

Мараван кивнул, неохотно пропуская земляков.

Теварам заглянул на кухню.

– Хорошее оборудование, – кивнул он. – Дело, как видно, продвигается.

– Чем могу быть полезен? – спросил Марван.

– Говорят, вы организовали кейтеринг, – продолжал Теварам.

Тот, кого он назвал Ратинамом, молчал, пристально глядя на Маравана.

– Да, иногда я готовлю на продажу, – кивнул Мараван. – Готовить – моя профессия.

– И успешно, насколько я знаю! – воскликнул Теварам. – На прошлой неделе вы отослали домой больше шести тысяч франков! Вас есть с чем поздравить.

Маравана не удивило, что хозяин «Баттикалоа-Базара» рассказал этим людям все.

– Моя двоюродная бабушка больна, – объяснил он.

– Вы полностью рассчитались с Ори, поздравляю еще раз! – продолжал Теварам, не обращая внимания на его слова.

«Значит, и Ори тоже», – подумал Мараван.

– Завтра Мавирар – День героя, – напомнил Теварам.

Мараван кивнул.

– Мы принесли вам речь Велупиллая Праб-хакарана. – Теварам взглянул на своего спутника.

Ратинам открыл кейс и вынул оттуда компьютерную распечатку. На ее первой странице красовался портрет коренастого лидера ТОТИ, под которым начинался текст.

Мараван взял бумагу. Гости по очереди пожали ему руки.

– Еще раз поздравляю с успешным началом нового дела, – повторил Теварам. – Все мы держим пальцы за то, чтобы местные власти не узнали о вашем прибыльном бизнесе. Вы же знаете, какие они здесь формалисты. Особенно когда дело касается иностранцев, да еще и получающих пособие по безработице.

– Внимательно прочитайте речь, – на прощание посоветовал Маравану Ратинам. – Особенно конец.

Мараван подождал у двери, пока шаги гостей не смолкли на лестнице. Наконец этажом ниже послышался гудок домофона.

«В этот исторический момент, – гласил конец речи, – я призываю всех тамильцев, в какой бы части земного шара они ни жили, твердо и решительно поддержать своих братьев и сестер, борющихся за свободу Тамил-Илама. Я всем сердцем призываю вас оказывать нам посильную помощь в виде пожертвований. И хочу поблагодарить работающую сейчас за границей тамильскую молодежь за активное участие в деле освобождения нашей страны. Давайте же будем решительнее следовать нашим героям, которые отдали жизни в борьбе за свободу и справедливость и стали частью нашей национальной истории».

Мараван пошел на кухню и бросил бумагу в мусорную корзину. После этого он тщательно вымыл руки, умылся и, сняв обувь, вошел в гостиную.

Там он встал на колени перед своим домашним алтарем, зажег фитиль дипама и принялся молиться за то, чтобы Улагу не последовал упомянутым в речи героям.

26

Андреа сидела в своем ротанговом кресле в зимнем саду и мерзла. Она надела толстые шерстяные носки и до самых пят закрыла ноги кашемировой шалью – подарок Лилиане, предшественницы Дагмар. Они познакомились в «Су-лавеси» – ресторане с кухней в стиле «фьюжн»*, одно время гремевшем, а потом сошедшем со сцены. Лилиане работала аналитиком в одном крупном банке и была там постоянным посетителем. Андреа обслуживала ее столик в первый вечер своей работы в «Сулавеси» и немного флиртовала. Когда далеко за полночь она собралась домой, на выходе ее ждала Лилиане в своем красном «Порше Бокстер». Она поинтересовалась у девушки, не отвезти ли ее домой, на что Андреа, в свою очередь, спросила: «К кому домой?»

Это случилось давно. С тех пор на кашемировой шали появилось несколько дырок от моли, глядя на которые Андреа расстраивалась каждый раз, когда доставала из шкафа подарок Лилиане.

Сухой ноябрьский ветер стучал в окна. Пластиковые пальмы качались на сквозняке. Они с Мараваном поставили в зимнем саду электрический обогреватель, так как единственная батарея давала мало тепла. Из нее надо было выпустить воздух, но Андреа не знала, как это сделать. Обычно такими вещами занималась Дагмар.

Конечно, с обогревателем счет за электроэнергию заметно вырастет. Но сейчас Андреа все равно. Когда же еще пользоваться зимним садом, как не зимой?

Она отложила в сторону прочитанную газету, а потом взяла в руки пачку буклетов с предложениями вакансий. Она не заглядывала в них вот уже несколько недель, выбрасывая в мусорное ведро вместе с рекламой.

До конца года «Пище любви» оставалось выполнить всего три заказа. Два из них поступили от гостей «званого обеда», а один – от пациентов Эстер, на этот раз непосредственно связавшихся с Андреа. А ведь декабрь – пик кулинарного сезона.

Даже если бы поступили еще один или два, для выживания фирмы этого недостаточно. В сложившейся ситуации Андреа видела для себя только две возможности: либо стать на пособие по безработице, как Мараван, либо отслеживать вакансии в газетах. Тогда, быть может, удастся найти работу, которая позволяла бы заниматься вечерами «Пищей любви». Если, конечно, будут заказы. Андреа все еще надеялась восстановить связь с Эстер или заменить доктора Дюбуа кем-нибудь из ее коллег. Она хотела, как и прежде, заниматься кейтерингом, полагая, что со временем Мараван сможет оформить другой статус своего пребывания в Швейцарии, позволяющий ему легально заниматься предпринимательством.

Андреа нельзя было сдаваться так быстро. Она чувствовала себя виноватой перед Мараваном. Если б не она, тамилец по-прежнему работал бы у Хувилера. Да и разрыв с Эстер произошел по ее оплошности.

Андреа положила буклеты на пол, поплотнее укуталась в шаль и погрузилась в размышления о восстановлении «Пищи любви».

Неожиданный звонок от Маравана расставил все по своим местам.

За день до этого Мараван, в шарфе и меховой шапке, пил чай за столиком буфета на Центральном вокзале. Перед ним лежала непрочитанная воскресная газета, в которую он вложил конверт с тремя тысячами франков в крупных купюрах. Это все, что осталось от его доли в прибыли «Пищи любви».

Вчера Мараван узнал, что его сестра получила письмо от Улагу. Мальчик сообщал, что он примкнул к «тамильским тиграм», чтобы бороться за свободу и справедливость в своей стране. Почерк был его, заметила сестра, но Улагу писал как будто под чью-то диктовку.

Наконец Мараван увидел Теварама. Тот направлялся к нему, пробиваясь сквозь толпу отъезжающих, ожидающих и праздношатающихся. Рядом с ним шел молчаливый Ратинам.

Поздоровавшись, тамильцы встали за столик Маравана. Ни один из них ничего не взял себе в буфете.

Мараван показал на газету. Теварам подвинул ее к себе, приподнял, нащупав конверт, и, не заглядывая в него, пересчитал купюры. Потом одобрительно поднял брови и сказал:

– Ваши братья и сестры на родине будут вам благодарны.

Мараван сделал глоток чая.

– Может, и они кое-чем смогут мне помочь?

– Они сражаются за вас, – ответил Теварам.

– У меня есть племянник, – сказал Мараван, не обращая внимания на его слова. – Он примкнул к освободительному движению, но ему нет еще и пятнадцати.

– В наших рядах много храбрых молодых людей.

– Но он еще ребенок.

Теварам и Ратинам обменялись взглядами.

– Я хотел бы и дальше поддерживать вашу борьбу, – заметил Мараван.

Тамильцы снова переглянулись.

– И как его зовут? – спросил Ратинам.

Мараван назвал имя. Ратинам что-то записал

в своем блокноте.

– Спасибо, – сказал Мараван.

– Я всего лишь записал имя вашего племянника, – ответил Ратинам.

После этой встречи Мараван позвонил Андреа.

Он не был уверен, что Теварам и Ратинам могут повлиять на судьбу Улагу, но знал, что у ТОТИ длинные руки. Ходили слухи о работающих в Швейцарии тамильцах, «щедрость» которых по отношению к «тиграм» поддерживалась неприкрытыми угрозами в адрес их оставшихся на родине семей. Логично предположить, что ТОТИ имела возможность не только расправляться с людьми, но и спасать их на таком расстоянии.

Так или иначе, другого выхода Мараван не видел. Каким бы ничтожным ни казался ему шанс спасти Улагу, он должен был за него ухватиться, а это стоило денег. Больших, чем те, которые он зарабатывал сейчас.

В гостиной пахло мазутом. Маравану давно было пора зажечь масляную печь.

Сейчас он, босиком и в одном саронге, стоял на коленях возле своего домашнего алтаря и совершал пуджу. Несмотря на холод, сегодня он молился дольше обычного. Мараван просил богиню помочь Улагу и натолкнуть его самого на правильное решение.

Закончив, он обнаружил, что крышка бака в печи отошла и пол топливной камеры залит маслом. Преодолев отвращение, Мараван промокнул жидкость туалетной бумагой. По квартире пошел нефтяной запах. Мараван зажег печь, потом открыл окно и пошел в ванную. После длительного душа тамилец тепло оделся, заварил чай и закрыл окна.

Мараван пододвинул стул к печи, сел, прижимая к своей кожаной куртке горячую чашку и не спуская глаз со все еще горящего фитиля дипама, и задумался.

Разумеется, то, что он хотел сделать, противоречило его культуре, религии, воспитанию и убеждениям. Но он находился не на Шри-Ланке, а в чужой стране. Здесь нельзя было жить как дома.

Сколько женщин его диаспоры устраивалось на службу, хотя долг предписывал им вести домашнее хозяйство и воспитывать детей, передавая им традиции и религиозные обычаи? Жизнь заставляла тамилок добывать деньги.

А сколько иммигрантов и беженцев выполняли здесь работы, унизительные для своей касты: посудомоек, горничных и сиделок? В большинстве случаев они просто не имели другой возможности прокормиться.

Для скольких индусов выходным днем стало воскресенье вместо пятницы, как положено? И все по той же причине.

Так почему же Мараван не может пойти против традиции, если жизнь в изгнании его к тому вынуждает?

Он подошел к телефону и набрал номер Андреа.

– Как дела? – первым делом спросил тами-лец, когда она взяла трубку.

– Честно говоря, не очень, – отвечала девушка спустя некоторое время. – До сих пор все те же три заказа.

Мараван замолчал.

– Я думаю, что сейчас согласился бы, – сказал он наконец.

– На что?

– На «нечто непристойное».

Андреа сразу поняла его, но на всякий случай решила уточнить.

– Что ты имеешь в виду?

Мараван опять задумался.

– Если снова позвонит тот тип, насчет «эротического ужина», – ответил он, выдержав паузу, – можешь на меня рассчитывать.

– Хорошо, я учту, – сказала Андреа. – Что-нибудь еще?

– Нет, это все.

Как только Мараван положил трубку, Андреа принялась искать номер того самого мужчины. На всякий случай она его сохранила.

Декабрь 2008

27

Апартаменты в Соколином переулке располагались на третьем этаже прекрасно отреставрированного особняка семнадцатого века, если верить прибитой на двери табличке. Андреа поднялась туда на новом, беззвучном лифте. Гостиная и кухня занимали целый этаж. Мансарда выходила на террасу, с которой открывался вид на черепичные крыши и шпили Старого города.

В стене, прилегающей к соседнему дому, была дверь. За ней находились две спальни, каждая со своим мебельным гарнитуром, и роскошная ванная. Все это блистало дороговизной и новизной, однако выглядело безвкусно. Слишком много мрамора и позолоты, ковров с длинным ворсом и сомнительного антиквариата, хромированной стали и чаш с высушенными парфюмированными цветами.

Вся эта квартира напоминала Андреа номер в роскошной гостинице. Трудно было представить себе, что кто-то называет ее своим домом.

Она позвонила человеку, который хотел «эротический ужин», и тот подтвердил свой заказ коротко и определенно: «Да».

Его звали Рорер, и он не стал откладывать дела в долгий ящик. «Они», – он не стал уточнять, с кем именно Андреа имеет дело, – занимаются организацией досуга для людей, которые предпочитают держать свои имена в тайне. Если Андреа считает, что их фирме действительно есть что предложить, Рорер рекомендует им провести «пробный сеанс». Дальнейшее сотрудничество зависит от его результатов.

Уже на следующий день Андреа встретилась с Рорером, чтобы осмотреть место проведения ужина.

Коротко стриженный мужчина около сорока лет смерил ее профессиональным взглядом. Он был на голову ниже Андреа. В тесном лифте она дышала запахом его пота и туалетной воды «Пако Рабанн».

Андреа нашла квартиру подходящей, а срок через четыре дня – тут она сверилась со своим ежедневником – вполне приемлемым.

Ужин они решили накрыть в спальне. Для этого из комнаты убрали мебель, и Андреа соорудила обычный для «эротических ужинов» столик с покрывалом и подушками для сидения. Рядом поставила медный таз для омовения рук, потому что есть снова решили пальцами.

Марван впервые работал в высоком поварском колпаке. На этом настояла Андреа, и у него не возникло желания ей перечить.

Ужин предназначался для мужчины и женщины. Когда пара встретилась, Рорер удалился. Однако Андреа и Мараван должны были ждать до самого конца, пока их не позовут.

Меню оставили без изменений.

Мараван готовил с прежним вниманием к каждой мелочи, однако Андреа заметила, что на этот раз без особого энтузиазма.

Мужчине – начальнику Рорера – перевалило за пятьдесят. Он выглядел, пожалуй, слишком ухоженным. Был одет в блейзер с золотыми пуговицами, серые габардиновые брюки и рубашку в сине-белую полоску, высокий воротник которой скрепляла золотая булавка, сверкающая из-под желтого галстука. Зеленые глаза гармонировали с зачесанными назад рыжеватыми волосами. Андреа обратила внимание на его тщательно отполированные ногти.

Мужчина осмотрел кухню и поздоровался с Андреа и Мараваном, представившись как Кули. Рено Кули.

Его спутницу Андреа увидела впервые, только когда подавала шампанское. Та сидела за трюмо, повернувшись к двери узкой спиной. Ее волосы, длинной не более миллиметра, образовывали на затылке клин. Кожа цвета черного дерева матово блестела при свечах в глубоком вырезе платья.

Когда она повернулась, Андреа увидела округлый лоб, характерный для женщин из Эфиопии и Судана.

Она улыбалась, с интересом глядя на Андреа. На ее полных губах лежала красная помада.

Андреа тоже улыбнулась в ответ. Она давно не видела такой красивой женщины. Негритянку звали Македа, и она наслаждалась едой с такой радостью и самозабвением, что Андреа усомнилась в ее профессионализме.

Кули, напротив, сохранял самообладание и даже не расстегнул воротник, грозивший, как казалось Андреа, его задушить.

После конфет, когда храмовый колокольчик смолк окончательно, Андреа с беспокойством стала прислушиваться к доносившимся из спальни звукам.

Наконец на кухню вышел Кули.

– Разумеется, вы знаете, как вызвать этот эффект, – начал он. – Все это «эротическое меню», и свечи, и колокольчики, и то, что мы едим руками... Но нет ли здесь чего-нибудь другого, кроме этого?

Щеки его раскраснелись, воротник по-прежнему оставался застегнут.

– Ничего, – ответил Мараван, – все, что вы сейчас перечислили, и есть причина эффекта.

– Но как такое получается?

– В этом, господин Кули, и состоит наша профессиональная тайна, – вмешалась Андреа.

Кули кивнул:

– Надеюсь, другие тайны вы храните так же хорошо.

•-•

С тех пор «Пища любви» регулярно готовила для Кули. Местом проведения встреч по-прежнему были апартаменты в Соколином переулке. Только гости менялись. Главным образом мужчины.

Рене Кули обеспечивал эскорт-сервис для особо требовательных и высокопоставленных клиентов: крупных финансистов, лидеров Международной футбольной ассоциации или просто тех, кто решил устроить себе маленькую промежуточную передышку между работой и отдыхом с семьей в горах. Все они настаивали на сохранении визита в глубокой тайне. Зачастую их сопровождали внушительного вида мужчины, которые перекусывали в гостиной принесенными с собой бутербродами.

Кули не торгуясь платил установленную Андреа цену: две тысячи франков плюс напитки.

Андреа, никогда не имевшая дела с людьми этого круга, была очарована. Она быстро сошлась с женщинами, которые часто приезжали раньше своих клиентов и дожидались их в зале с бокалом вина и сигаретами. Они отличались красотой, одевались по высокой моде, носили дорогие ювелирные украшения и обращались с Андреа как с равной. Обладая чувством юмора, они умели дистанцироваться от своей работы и рассказывали о ней с иронией, чем часто смешили Андреа.

Женщинам нравилась еда. Потому что, как выразилась одна бразильянка, после нее и все остальное становилось немного приятнее.

С мужчинами Андреа почти не общалась. Как правило, они приходили в сопровождении Рорера, который был у Кули чем-то вроде управляющего. Он провожал их в уже подготовленную комнату и снова исчезал. А когда Андреа подавала блюда, ее внимание направлялось в основном на их спутниц.

Один раз Андреа на время ужина выслали на кухню, к Маравану. Еще до прибытия клиента в доме царил переполох. Охранники один за другим обследовали квартиру. Внушительного вида мужчина занял позицию на кухне, пока таинственный гость проходил в комнату.

Потом появился еще один телохранитель и объяснил, что обслуживание клиента он берет на себя, а Андреа должна лишь рассказать ему о меню. И каждый раз после подачи очередного блюда Андреа вплоть до звонка просвещала охранника насчет следующего.

– Хотела бы я знать, кто это был, – сказала она Маравану уже в лифте.

– А я нет, – отозвался тот.

Подобное отношение к ним вовсе не являлось следствием плохой репутации или скандальных слухов. Оно лишь составляло часть той роли, которую они были вынуждены играть. Во время сотрудничества с Эстер клиенты видели в Мараване доктора, помогающего людям в решении их проблем. Когда он готовил обычную пищу, его превозносили как выдающегося мастера своего дела. Теперь же Маравана не уважали. Какой бы высоты поварской колпак он ни надел, его бы не замечали. Он почти не встречался со своими гостями, и Андреа, приносившая на кухню грязную посуду, больше не передавала ему их комплиментов.

Мараван мирился с подобным положением, когда выполнял подсобную работу на кухне. Но сейчас ситуация носила иной характер. Ведь эти люди приходили сюда ради его творений. И всем, что они здесь получали, они были обязаны его искусству. Другими словами, именно художник в Мараване чувствовал себя сейчас оскорбленным. И, что еще тяжелее, человек.

Его дружба с Андреа развивалась тоже не так, как он того хотел. Мараван надеялся, что почти ежедневные встречи, тесный контакт и даже сама нелегальность «Пищи любви» сблизят их. Так оно, по-видимому, и произошло, однако их отношения крепли как товарищеские. Вероятно, не менее доверительные, чем между братом и сестрой, они не имели ни малейшей примеси эротики, с которой был связан бизнес Маравана и Андреа.

И в то время как чувства девушки к тамильцу оставались всего лишь приятельскими, к женщинам, работающим с Кули, она испытывала совсем другое. Она обращалась к ним на «ты» и кидалась в объятия уже при второй встрече, как старая подруга. Они болтали, курили и смеялись на белом диване в зале в ожидании партнеров– слово, которое Мараван перенял у Андреа и теперь не без умысла употреблял по отношению к своим гостям. С особым подозрением он относился к высокой эфиопке по имени Македа. По правде говоря, Мараван просто ревновал к ней Андреа.

В возрасте двенадцати лет Македа вместе с матерью и старшей сестрой бежала в Англию. Они принадлежали к народу оромо, и отец Македы примкнул к Фронту освобождения оромо – организации, борющейся за права этого национального меньшинства. После свержения диктатуры организации «Дерг» его избрали в парламент, созданный на время переходного периода. Однако после выборов его партия вышла из правительства и стала оппозиционной.

А потом на пороге родительского дома Ма-кеды появились солдаты. Они перевернули все вверх дном и увели отца. Больше Македа его не видела. Мать настойчиво пыталась узнать о местонахождении мужа. Наконец благодаря старым связям ей это удалось. Она сумела даже добиться свидания в тюрьме, откуда вернулась с красными глазами, однако дочери так ничего и не рассказала. А два дня спустя Македа с сестрой и матерью уже пересекали кенийскую границу на дребезжащем «Лендровере». И это последнее, что удалось извлечь матери из ее старых связей. Они прилетели в Лондон и попросили политического убежища. Об отце Македа больше так ничего и не узнала.