355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мартин Романо » Всадники бури » Текст книги (страница 4)
Всадники бури
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 18:07

Текст книги "Всадники бури"


Автор книги: Мартин Романо



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Глава VI
«В башне Желтой звезды»

Полночь стояла душная. Темно-синее, почти черное, небо сплошь было усыпано звездами. Полная луна цвета слоновой кости висела низко над землей, у самого горизонта, и оттого невольно создавалось впечатление, будто при желании к ней можно было бы легко прикоснуться рукой.

Конан быстро отыскал башню Желтой звезды. Здесь, на восточной окраине Айодхьи, места были довольно пустынные. Высокая, в несколько ярусов, округлая сторожевая башня, стоявшая на небольшом холме, была заметна издалека. На фоне темного неба четко вырисовывались ее зубцы…

Толстые стены, воздвигнутые из горного базальта, вздымались наклонно и к тому же со всех сторон были окружены густым кустарником, так, что казались совершенно неприступными.

В узких бойницах горел тусклый оранжевый свет. Словно двумя длинными крыльями, от башни отходили некогда охранявшие город, а теперь почти разрушенные каменные стены.

Конан привязал коня к стволу дерева, что росло у подножия холма, а сам поднялся наверх, к башне. Осторожно, чтобы его шаги не услышали стражники, приблизился ко входу, где у высокой железной двери, сидя на корточках, скучал одинокий стражник.

Из бойницы на втором ярусе доносились громкие звуки чьих-то голосов. Спрятавшись, киммериец внимательно прислушался. Это были голоса трех молодых мужчин, причем, судя по всему, выпивших изрядное количество вина.

Однако рассчитывать, что кроме Зулгайена, стражника у двери и троих пьяных на втором ярусе в башне Желтой звезды больше никого не было, Конан не мог себе позволить.

Одним прыжком Конан достиг сидевшего на корточках стражника и прежде, чем тот сумел, очнувшись от своих дум, сообразить, что к чему, мгновенным разящим ударом меча перерубил ему шею.

Хлынул поток крови, снесенная голова стражника полетела к каменной стене, ударившись, словно мячик, отскочила от нее и быстро покатилась по пологому спуску холма. Обезглавленное тело рухнуло на землю и какое-то время все еще билось в предсмертной судороге.

Конан открыл железную дверь. Но вошел не сразу, только после того, как убедился, что внутри ему ничего не угрожает, по крайней мере, в ближайшее время.

Тусклый свет одного-единственного коптящего факела, что был здесь, не позволял глазу разглядеть что-либо и на десять шагов.

Не теряя времени, Конан побежал по короткому, с низким сводчатым потолком коридору к узенькой лестнице, устроенной у самой стены и обвивавшей внутренние помещения башни, подобно спирали.

Он скорее, не заметил, а почувствовал присутствие у лестницы еще одного стражника. Однако, приблизившись, варвар обнаружил, что тот спит.

Из полуоткрытого рта стражника выходило ровное свистящее дыхание. Шаги ночного гостя ни на мгновение не нарушили его крепкий безмятежный сон. Усмехнувшись про себя, Конан миновал охранника и взбежал по крутой извилистой лестнице.

На втором ярусе башни пролегал точно такой же коридор, что и на первом. Вот только в низких темных стенах в лунном свете, проходившем сюда сквозь узкие бойницы, вырисовывались прорези наглухо закрытых деревянных дверей. За одной из этих дверей находились три пьяных стражника, но за любой другой мог быть упрятан пленный туранский полководец.

Осторожным шагом Конан прошелся вдоль по коридору. Прислушался. Голоса доносились из-за самой дальней от лестницы двери. За другими же никаких звуков не было.

Конан снова поспешил к лестнице, бегом поднялся на третий ярус. Почуяв его приближение, с потолка сорвались две огромные летучие мыши, беспокойно покружили над головой мужчины и затем, громко хлопая крыльями, вылетели через бойницу.

Здесь было всего две двери, и ни за одной из них Конан ничего не услышал.

В маленьком коридорчике четвертого яруса горел прикрепленный к стене факел. Два человека тихо, вполголоса, о чем-то говорили между собой.

Конан оставался на лестнице. Он не мог видеть беседующих, но отчетливо слышал каждое их слово.

– Следовало бы укрепить охрану башни! – Конан без особого труда узнал голос принца Шэриака. Правда, теперь в нем не оставалось и следа от обычной напускной любезности. Шэриак говорил жестко и холодно. – Мне известно, что сегодня ночью здесь должен будет появиться человек Ездигерда. Он намерен вызволить туранского полководца. – Шэриак зло усмехнулся. – Необходимо будет схватить его. Но не торопитесь! Сперва как можно ближе подпустите его к полководцу и уж затем, именем правителя Джайдубара, берите под стражу. Ни в коем случае не упустите его! И не убивайте! Этот человек нужен мне, – тон Шэриака стал еще более жестким. – Ты лично отвечаешь головой!

– Я постараюсь, ваше высочество! – дрожащим от волнения голосом отвечал принцу собеседник, видимо, комендант башни Желтой звезды. – Постараюсь…

– И будьте осторожны! Насколько я могу мыть, этот авантюрист опасен, как сам Нергал! – заметил Шэриак. – Поставьте еще одного стражника у входа в башню.

– Слушаюсь, ваше высочество!

– И вот еще что, – от ледяного голоса принца, казалось, вздрагивали толстые каменные стены. – Мне не нравится, что ты позволяешь своим людям спать на посту!

– Я… не позволяю, – еле слышно пробормотал комендант.

– Какого же демона я нашел поставленного на лестнице стражника беспробудно спящим?! – злобно закричал Шэриак. – Ты должен сегодня же выгнать его!

– Нет, господин! Прошу вас, не принуждайте Меня делать это! – взмолился комендант. – Это мой сын! Он еще молод, неопытен. Это я виноват, что позволял… – он не договорил, только что-то промычал. Потом в отчаянии воскликнул: – Ручаюсь, такое больше не повторится!

Шэриака же его мольбы ничуть не трогали.

– Если оставить его, – без тени сожаления говорил он, – другие не извлекут из этого урок. Любое нарушение дисциплины должно немедленно быть пресечено и жестоко наказано! В любой другой день я бы ни перед чем не остановился, чтобы собственноручно покарать провинившегося. Но сегодня нам потребуются люди. Так что твоему сыну посчастливилось, – из его горла вырвался злорадный ироничный смешок, – иначе он уже мог бы никогда и не очнуться ото сна.

– Ваше высочество! – молил комендант – Он лишится единственного заработка. Уважения. А ведь у него вся жизнь еще только впереди

– Его можно будет отослать в действующую армию, – ответил Шэриак. – Я лично позабочусь об этом.

– Но, господин… – начал было несчастный отец. Однако принц решительно остановил его:

– С меня хватит твоего нытья! Еще немного, и ты отправишься вслед за сыном!

Комендант в одно мгновение затих.

– Что ж, – снова раздался голос Шэриака. – Надеюсь, ты все уяснил. Теперь проводи меня вниз к выходу. А затем сразу же приступай к своим обязанностям. Человек Ездигерда может появиться здесь в любую минуту. И помни, – твердо сказал он, – чтобы ни было, мое имя не должно упоминаться в этих стенах.

– Я все помню, господин, – ответил комендант, чеканя каждое слово.

Уверенным шагом Шэриак направился в сторону лестницы. Комендант последовал за ним.

Чтобы не попасть на глаза принцу, Конан, не теряя времени, припустил вверх по крутым, неровным ступеням.

– Что это за звуки? – насторожился Шэриак. – Будто кто-то бежал по лестнице.

– Я ничего не слышал, ваше высочество, – ответил комендант. – Может быть, это крысы? Их здесь много.

– Ты держишь меня за дурака, что ли?! – грубо отрезал принц. – Я, к счастью, могу отличить человеческие шаги от крысиных! Слишком уж крупные твари бегают в этой чертовой башне! – Он злобно усмехнулся. – Кстати, где остальные твои люди? Я видел только двоих. Один стоял у входа в башню. Другой, твой сын, – его голос заметно ожесточился, – наверное, все еще спит беспробудным сном!

Комендант пробормотал что-то нечленораздельное.

– Так где же остальные? – повторил Шэриак.

– Все… здесь… в башне, – с трудом скрывая волнение, ответил комендант. И ему было за что волноваться – принц навряд ли был бы доволен, если бы узнал, что трое стражников пьяны. – Я… дал им кое-какие указания… Но, заверяю, ваше высочество, они сейчас же вернуться на свои посты!

Когда их голоса, наконец, затихли, киммериец поспешил к пятому, самому последнему из крытых ярусов. Стены башни Желтой звезды поднимались наклонно, и оттого каждый ярус занимал меньшую площадь, чем предыдущий.

Здесь уже не было уже ни коридорчика, ни даже маленькой площадки. Одна только кованная бронзой дверь во внутренней стене лестничного прохода. Но в том, что именно за ней находился пленный туранский генерал, киммериец нисколько не сомневался. Дверь, разумеется, была заперта. Выбить ее даже для столь сильного человека, как Конан, казалось, было невозможно (ну, или почти невозможно!).

Необходимо было торопиться. Выходя из башни, Шэриак непременно обнаружил бы обезглавленное тело стражника. И для него не столь уж трудным было догадаться, чьих это рук дело. Сам принц, конечно, поспешил бы тут же покинуть башню Желтой звезды. Отправился бы он во дворец или же переждал бы где-нибудь поблизости, чтобы иметь возможность собственными глазами наблюдать за всем происходящим – невозможно было предугадать. Но то, что в самое же скорое время комендант отправит своих людей на его, Конана, поиски – известно было наверняка.

И вдруг наверху послышались звуки чьих-то мягких осторожных шагов, спускавшихся по лестнице. Конан приготовился, чтобы атаковать незнакомца.

При этом – знал он – все должно было произойти быстро и бесшумно, чтобы ни в коем случае не привлечь постороннее внимание. И только силуэт человека, невысокого, худощавого, одетого солдатом, показался из-за прилегавшей к лестнице стены, как киммериец одним стремительным прыжком достиг его и, крепко зажав ладонью рот, притянул к себе.

Незнакомец пытался кое-как отбиваться, вовсе не сильно, как будто полагал, что ничего плохого ему не угрожало, однако все же не теряя надежды высвободиться из хватки могучих рук мужчины.

Конан чуть приподнял к себе голову воина, заглянул ему в лицо. Два огромных черных глаза приветливо сверкнули в лунном свете. Это была Дэви Жасмина. Конан опустил руки.

– Жасмина, что ты здесь делаешь?! К чему этот маскарад? – в недоумении прошептал он.

Дэви доверительно улыбнулась ему.

– Я ждала тебя на крыше тоже шепотом сказала она. – Выглядывая между зубцов башни, видела, как ты приехал, как обезглавил стражника, – в ее голосе слышалось восхищение.

– Зачем тебе нужно было одеваться солдатом? Кто-нибудь в башне знает, кто ты на самом деле?

– Нет. Я показала стражнику королевскую печать и сказала, что пришла с важным поручением из дворца. Меня без вопросов пропустили внутрь, – не без гордости пояснила Жасмина. – Я принесла тебя ключ от этой двери.

– Здесь держат Зулгайена?! – уточнил Конан, не скрывая торжества.

Дэви утвердительно кивнула.

– Скорее! Нам нельзя терять ни мгновения! – Она протянула киммерийцу небольшой отлитый из бронзы ключ.

Взяв его, Конан метнулся к двери. Просунув ключ в замочную скважину, несколько раз повернул его вправо. Потянул дверь к себе, и та легко поддалась.

Глазам киммерийца открылась просторная, скудно освещенная едва тлеющей лучиной комната. Убогость выложенных из необработанного камня стен и пола скрадывали те немногие предметы дорогого убранства, которые подчеркивали значимость и благородное происхождение заточенного здесь узника. У левой стены стояла большая, завешенная полупрозрачным пологом кровать. На ней полулежал молодой черноволосый мужчина. Это был туранский полководец Зулгайен. При виде незнакомых посетителей он вскочил со своего ложа и в напряженном ожидании замер.

Они не успели сказать другу ни слова, когда на лестнице послышался громкий частый топот нескольких пар чьих-то тяжело обутых ног, и скоро в комнату ворвались четыре вооруженных стражника. Испуганная Жасмина метнулась к стене.

Конан обнажил свой двуручный меч, и только один из стражников рискнул первым приблизиться к нему, как одним разящим ударом булатного клинка он нанес тому смертельное ранение. Стражник рухнул на пол. Из его глотки вырвался хриплый вопль. На губах выступила кровавая пена. По телу пробежала быстрая судорога, и на том нить его жизни оборвалась.

Дэви вырвала из-за пояса кинжал и бросила его Зулгайену. Туранец, которого, конечно же, держали в плену безо всякого оружия – будь то боевой меч или даже обычный, с тонким лезвием ножичек, которым обыкновенно режут фрукты, – ловко поймал кинжал и, крепко сжав его, бросился атаковать стражников.

Несмотря на то, что ни Конану, ни Жасмине так и не удалось еще объясниться с ним, он быстро сообразил, на чьей стороне нужно было сражаться. И следовало отдать ему должное, боевому умению Зулгайена мог бы позавидовать любой воин, как в туранской, так и в вендийской армии. Его глаза пылали жаждой свободы. Улыбка обнажала белые ровные зубы. Движения были стремительны и метки. В первые же мгновения боя туранец вонзил острое лезвие кинжала в живот первого попавшегося ему под руку стражника.

Дэви вплотную прижалась к холодной каменной стене и наблюдала за всем происходящим широко раскрытыми глазами. Страх, волнение и восхищение были в ее взгляде.

Оглушительно лязгал металл. Меч Конана безжалостно разил направо и налево. Уверенно и решительно взметался кинжал Зулгайена.

Уже трое стражников были повержены. Только четвертый, – это был сын коменданта – самый молодой и, к тому же, единственный трезвый из всех, все еще продолжал борьбу. Однако силы его, казалось, были уже на исходе. И если ему все же удавалось кое-как отбиваться от ударов двуручного меча Конана, то самому так ни разу и не довелось даже слегка царапнуть противника.

Зулгайен поспешил на помощь киммерийцу. Но лишь занес кинжал над спиной молодого стражника, как вдруг… в плечо полководца вонзилась стрела. Зулгайен покачнулся и упал ничком. Но, падая, успел судорожно вцепиться пальцами в одежду стражника и увлек его за собой на каменный пол. Ослабленной, дрожащей от напряжения рукой, по-прежнему крепко сжимая рукоять кинжала, он сумел нанести противнику удар в грудь – в самое сердце. Тело молодого стражника внезапно дернулось и затем уже навечно застыло.

Конан тем временем бросился на лестницу, вслед за выпустившим стрелу. Доверяя лишь своему слуху, припустил вверх по крутым ступеням. Ворвался на широкую круглую площадку, окруженную высокими башенными зубьями. Свежий ночной воздух наполнил ему грудь и сполна вернул потерянные в недавней борьбе силы. Легкий ветерок овеял его тело.

У самого края площадки, между каменных зубьев, стоял немолодой уже, но достаточно крепкого телосложения мужчина. Вероятно, это был сам комендант башни Желтой звезды. Он держал арбалет, стрела из которого была направлена в сторону Конана. Натягивавшие тетиву пальцы коменданта побелели от напряжения. Еще какое-то мгновение, и стрела, со свистом разрезая воздух, понеслась бы вперед. Необходимо было обладать быстротой реакции Конана, чтобы, вовремя отпрыгнув в сторону, не позволить беспощадной стреле пронзить свое тело. И не успел комендант сообразить, в чем дело, как Конан, подобно лесной кошке, в несколько молниеносно быстрых прыжков достиг его. Одним ударом меча выбил из его рук арбалет, другим…

А вот другого – у него не было. Тяжело обутой ступней противник со всей силы бил в левое колено Конана. И если бы не металлические наколенники, такой удар стоил бы тому разбитой ноги.

Киммериец упал на холодный камень покрывавших площадку плит. Найдя в себе силы, он попытался встать, но комендант снова жестоко ударил его.

Резкая мучительная боль на время лишила Конана ясного рассудка. Он разжал хватку и… выронил меч.

Комендант потянулся к выроненному мечу; чтобы оттолкнуть его дальше. И в этот самый момент киммерийцу удалось, схватив противника за лодыжку, потянуть к себе. Комендант рухнул на пол. Между противниками развязалась отчаянная борьба. Оба мужчины яростно скрежетали зубами, рвали друг на друге одежду, наносили безжалостные удары. Их глаза горели презрительной ненавистью. О да, надо было привить, что комендант башни Желтой звезды стоил всех своих стражников. Тот, кто еще совсем недавно заискивал перед принцем Шэриаком, теперь, в честной схватке, был подобен льву. Однако же и Конан ни в чем не уступал ему. На стороне киммерийца был заметный перевес.

Конан пытался двигаться таким образом, чтобы приблизиться самому краю площадки. А там уже… или он сам, или комендант. Они могли погибнуть оба. Но выжить?.. Выжить мог только один из двух!

И вот Конану удалось-таки подползти к краю площадки. Собравшись с силами, он приподнялся над своим изможденным противником. Крепко ухватился за угол одного из каменных зубьев и столкнул коменданта на землю.

Он не глядел вниз, только слышал истошный продолжительный вопль падающего. И уже потом, когда вопль наконец прервался, резко и безвозвратно, киммериец опустил глаза. Там, внизу, у самой стены башни, распласталось неподвижное тело коменданта.

Когда Конан спустился на пятый ярус, то нашел Зулгайена по-прежнему лежащим на каменном полу. Глаза туранского полководца были прикрыты. Лицо – мертвенно бледно. Изо рта вырывалось хриплое порывистое дыхание.

– Жасмина, сидя на коленях, склонилась над Зулгайеном. Она перевязывала кровоточащую рану у него на плече вырванным с покрывавшего кровать полога куском ткани. Услышав приближающиеся шаги, Дэви подняла к Конану глаза.

– Слава Асуре, он жив, – тихо произнесла она. – Рана не очень глубокая.

Конан молча кивнул. Он и без слов Жасмины, знал, что рана Зулгайена была вовсе не смертельной. Даже удивительно было, что из-за такой царапины туранец потерял сознание.

– Поторопись, – сказал он. – Нам следует как можно скорее покинуть башню. Чувствую, твой дядюшка уже успел позаботиться, чтобы в самое ближайшее время сюда нагрянула, по меньшей мере, сотня бравых вендийских воителей!

Дэви глядела на него непонимающими глазами.

– Ты снова вспомнил о Шэриаке?! Какое отношение, по-твоему, имеет он ко всему этому?

– О, Кром! Только не надо говорить, что ты ничего не знаешь о его недавнем визите сюда, в башню Желтой звезды?! – в синих глазах Конана мелькнуло насмешливое торжество. – Что не слышала разговор Шэриака со здешним комендантом?!

Жасмина слушала его оторопело.

– Мне, в самом деле, ничего не известно обо всем этом, – сдавленно произнесла она. – Я стоила на верхней площадке, спрятавшись между башенных зубцов. Ожидала тебя. – Ее голос дрогнул, – Перед самым твоим приездом в башню вошел высокий мужчина в темных одеяниях. Однако… я не разглядела его лица. Неужели…

– Да, наверняка, это и был принц Шэриак, – ответил Конан, и его тон был убедителен. – Ты что-нибудь говорила дяде о моих планах относительно похищения Зулгайена? – Он испытующе глядел на Дэви.

Жасмина хотела ответить, но была так взволнованна, что голос отказался ей служить. И она смогла только, отрицая, повести головой.

– Значит, ему каким-то образом все же удалось подслушать нас, – с трудом сдерживая вертящиеся на языке проклятия, заключил Конан.

К тому времени Дэви наконец перевязала Зулгайену рану.

– Все готово, – сказала она. – Теперь нужно отвезти его во дворе. Боюсь, нам не обойтись без помощи лекаря. Кровотечение ничуть не ослабевает, – и, встретив преисполненный сомнением взгляд Конана, поспешила добавить: – Я позову своего личного лекаря. Это очень надежный человек.

Конан, соглашаясь, кивнул. И, взвалив Зулгайена себе на спину, твердым шагом вышел из комнаты. Жасмина последовала за ним.


Глава VII
«Серидэя»

Насинга уже давно не видела отца и матери. Она очень скучала по ним. И еще скучала по солнцу. Насинга толком не помнила, как покинула родной Айодхийский дворец, за высокими белоснежными стенами которого ей прежде не доводилось бывать. Не помнила, как оказалось здесь. Не помнила ничего, что смогло бы хоть чуточку помочь ей определиться. Насинге было страшно. Но она не плакала. Принцессы не должны плакать, даже когда им очень плохо, этому учили ее отец и мать. Хотя… Насинге так часто снилась мама. Она явственно видела ее перед собой, близко-близко, что, казалось, стоило только протянуть руки, и можно было обнять ее. Глаза мамы – огромные, черные, совсем такие же, как у самой Насинги – в этих снах всегда были полны слез. А ведь Дэви не пристало плакать, равно как и принцессам.

Было совсем тихо. Здесь всегда было тихо. И мрачно. Насинга сидела в огромном черном кресле с очень высокой спинкой и напряженно вглядывалась в рыжее пламя масляного светильника, стоявшего прямо перед ней, на каменном, ничем не покрытом полу. Так велела ей Серидэя. И маленькая принцесса не противилась. Она любила огонь. Часто смотрела на него, как будто пыталась отыскать в пламени что-то – она и не понимала, не могла понять, что именно. А еще ей порой казалось, будто она сама была частичкой этого пламени.

Серидэя тоже любили огонь. И была такой же сильной, как огонь. Насинга боялась Серидэю. Никогда не решалась приблизиться к ней, заглянуть вглубь ее громадных темно-зеленых глаз.

Серидэя была необыкновенно красивой, с белой, как алебастр, кожей, вьющимися красно-черными волосами и гибким стройным телом. Но красота ее была холодной – маленькая вендианка не могла не чувствовать этого. Наверное, оттого, что само сердце Серидэи было холодным.

Насинга услышала звук чьих-то медленных шагов позади себя. Однако же она не повернулась, чтобы посмотреть, кто идет. Не сомневалась, что это был кто-нибудь из рабынь. Серидэя всегда появлялась бесшумно, и только как будто боязливо вздрагивало пламя огня. Насинга признавалась себе в том, что все время ждала, когда к ней придет Серидэя, может быть, при этом сердце ее билось с тревожным страхом, но она, в самом деле, ждала.

Пришла чернокожая девушка-рабыня. Принесла большое серебряное блюдо, наполненное фруктами. Поставила его возле маленькой вендианки и, почтительно поклонившись, снова удалилась.

Никто из рабынь не говорил с Насингой, они не знали вендийского языка. И Серидэя никогда ничего не говорила ей, вернее, не говорила вслух, и все же между ними двоими существовала какая-то особенная нерасторжимая связь, они хорошо понимали друг друга без всяких слов.

Будто непроизнесенные вслух мысли Серидэи каким-то необъяснимым образом оказывались в голове Насинги, и – наоборот. Прежде такого еще не было с маленькой принцессой. Она всегда чувствовала себя бесконечно одиноко, даже когда рядом были отец и мать. А теперь… Теперь у нее была Серидэя.

Насинга хотела, чтобы Серидэя поскорее пришла к ней. Но та все не появлялась. Девочка пробовала даже звать ее, не вслух, конечно, а мысленно. Серидэя сама научила этому маленькую вендийку и всегда очень скоро приходила по ее зову. Сегодня же почему-то вовсе не торопилась. При этом Насинга была уверена, что Серидэя хорошо слышала ее. Та была где-то совсем близко. Девочке удавалось даже поймать ее мысли. Она могла отличить их из тысячи других – имели Серидэи, казалось, звучали как-то особенно, у них был свой неповторимый голос. Насинге очень нравился этот голос, хотя, может быть, оттого, что напоминал ей свой собственный или… тот, который она так часто слышала, когда еще жила с отцом и матерью в Айодхийском дворце?

Серидэя знала о том, что маленькой вендианке удавалось вторгнуться в ее мысли. Но была ли она довольна этим? А Насинга искренне не хотела делать что-либо такое, что могло бы не понравиться Серидэе. И это было вовсе не потому, что она боялась ее. Нет. Вернее… не только поэтому. Просто Насинга не любила расстраивать кого-либо, будь то отец, мать или вот – Серидэя.

Но почему же она все еще не шла?! Почему не откликалась на зов Насинги?!

– Серидэя! Серидэя! – неутомимо молила ее девочка.

И в ответ не было ничего.

Серидэя часто повторяла, что Насинга должна оставаться одна, должна познать одиночество. Может, поэтому она сейчас и не приходила. Очень многое, из того, о чем говорила Серидэя, было непонятно Насинге. Порой даже пугало ее. Между тем казалось, что все это каким-то необъяснимым девочке образом было неразрывно связано с ней самой.

И вдруг… Насинга заметила, как встрепенулось пламя масляного светильника, будто по нему пробежал легкий ветерок. Девочка тоже чуть вздрогнула, и радостно, и боязливо – она сама толком не могла понять. В одно мгновение вскочила со своего кресла и обернулась. Ее глаза возбужденно блестели.

Пламя неравномерно освещало зал. Его теплый розоватый свет был ярок только здесь, у кресла Насинги, чуть дальше он слабел, а у стен совсем меркнул, будто царившая там густая темнота решительно и безжалостно гнала его прочь. Несколько первых мгновений девочка напряженно вглядывалась в темноту и ничего не различала в ней. А потом… от мрака, жадно поглотившего большую часть зала, словно черная тень, отделился тонкий женский силуэт. Это появилась Серидэя. Ее походка была медленна и грациозна. Насинга порой всерьез думала, что Серился и не ступала вовсе, а летела, не касаясь пола. Ее длинные красно-черные волосы были распушены (она вообще очень редко укладывала их в прическу) и плавными волнами ниспадали до пояса. Лазурное расшитое по краям узором из серебряных нитей одеяние подчеркивало статность и гибкость ее тела. Массивное ожерелье из драгоценных, оправленных в серебро камней украшало ее грудь. Тонкие белоснежные руки обпивали, подобно змейкам, металлические кольца. Серидэя приблизилась к Насинге.

– Я звала тебя, – «сказала» ей девочка, вернее, мысленно передала ей это. – Мне было очень одиноко и скучно.

Губ Серидэи коснулась едва заметная улыбка.

– Но помни ты не одна, с тобой – Огонь. Лишь наедине с ним ты сможешь постигнуть законы, что управляют миром, научишься владеть своим разумом и телом. Ты станешь сильной.

– Такой же сильной, как ты?!

В темно-зеленых глазах Серидэи промелькнуло что-то алчное и вместе с тем опасливое – Насинга даже вздрогнула. Серидэя глядела на маленькую вендианку, как никогда еще прежде. Словно в ней, отчаянно борясь между собой, сплетались несколько совершенно разных чувств.

Насинга силилась прочесть ее мысли, но тщетно.

– Возможно, ты станешь сильнее меня, – наконец ответила Серидэя. – Только ради этого тебе потребуется многим – очень многим пожертвовать.

– Я никогда не увижу маму и папу? – осторожно спросила Насинга. Признаться, она уже понемногу начала привыкать к мысли о том, что впредь больше не сможет встретиться с родителями. И все же в ней по-прежнему жила надежда, совсем крохотная, но… но без которой Насинге было бы еще тяжелее смириться с разлукой.

Вот и сейчас – девочка так боялась потерять эту надежду, упустить ту тоненькую, хрупкую нить, что связывала ее с жизнью в Айодхийском дворце. Она внимательно глядела на Серидэю.

– Не сейчас, – ответила та. – Сперва ты должна измениться. Очень сильно изменится!

– Чтобы меня никто не узнал?

Серидэя рассмеялась. Вслух. Громко и как будто не очень весело. Потом ее смех вдруг резко оборвался.

– Они узнают тебя, если… – ответила она, и в ее глазах снова промелькнуло что-то, торжество или даже холодная насмешка, – если ты сама этого захочешь.

Насинга смотрела на нее непонимающе.

– Запомни, – продолжала Серидэя, – ты не такая, как твои отец и мать. Не такая, как все. Ты была рождена для того, чтобы стать хранительницей Огня. Скоро у твоих ног будет весь мир. Властелины самых могущественных держав будут трепетать при одном только звуке твоего имени. Я дам тебе несоизмеримо больше, чем ты можешь себе даже вообразить. Ты еще слишком маленькая, Насинга, и многого не знаешь. Но, когда подрастешь, поймешь, что обладаешь великой силой – силой, которая может сделать тебя повелительницей мира. Я помогу тебе. – Ее глаза сверкнули. – У меня есть для тебя подарок.

Серидэя негромко хлопнула в ладони. И в тот же миг послышались чьи-то торопливые, приближающиеся к ним шаги. Еще через какие-то считанные мгновения из темноты, завладевшей большею частью зала, вышла молоденькая девушка-рабыня. В руках она держала небольшой нефритовый ларец.

Девушка приблизилась к своей госпоже и, почтительно склонив голову, протянула ей ларец. Серидэя приподняла крышку:

Внутри, на темной бархатной подушечке покоился перстень с огромным камнем ярко-голубого цвета, усыпанный маленькими, едва различимыми золотистыми крапинками. У маленькой вендианки от восхищения даже перехватило дыхание.

– Это дианирин. Очень редкий камень. Ну что ж ты не возьмешь его, Насинга?! Теперь он твой.

Дрожащей от волнения рукой девочка прикоснулась к камню. Осторожно, будто опасаясь чего-то, провела по его гладкой поверхности. И лишь затем решилась надеть перстень. Это было совершенно удивительно, сначала Насинге показалось, что кольцо будет ей очень велико, но, как только она одела его, оно так плотно уселось на тоненький девичий палец, словно было вылито как раз по нему.

При этом Насинга почувствовала, как ее вдруг обдало чем-то ледяным, голова закружилась, и от внезапной слабости маленькая вендианка чуть было не упала на пол, если бы Серидэя в тот же миг не удержала ее за руку.

Постепенно ледяная волна отступала, и вместо нее Насингой овладевало другая, теплая, ласковая и опьяняюще приятная.

Девочку начало клонить ко сну. Тяжелели веки. Она все еще глядела на стоявшую прямо перед ней Серидэю, но видела лишь ее неясный силуэт, плавающий в какой-то темной густой дымке и то приближающийся к ней, то снова удаляющийся.

Потом образ Серидэи стал более четким. Насинге удалось разглядеть черты ее красивого белого лица. Серидэя смеялась. А маленькой вендианке всегда было почему-то немного страшно, когда та смеялась вот так – тихо и холодно.

Девочка стояла, не находя в себе силы даже для того, чтобы пошевелиться. При этом ей самой казалось, будто она летит куда-то. Насинга была уже не в зале, где взяла из нефритового ларца перстень с огромным ярко-голубым камнем. То, что сейчас находилось вокруг, девочке приходилось больше различать каким-то неизвестным ей доселе чувством, нежели видеть. Все укутала зияющая темнота.

Насинга не могла видеть даже своего тела. И только камень в подаренном Серидэей перстне светился во мраке, тускло, но вместе с тем невыносимо обжигая глаза. Насинга старалась не смотреть на него.

Ее взгляд был устремлен вперед, хотя и ничего не различал там. Между тем, она летела так ровно и уверенно, точно ничего более обычного для нее и не было. Где-то, совсем рядом, была Серидэя. Насинга всегда могла безошибочно угадывать ее присутствие подле себя.

– Серидэя! – позвала девочка.

– Я здесь, – был ей ответ, – Посмотри назад! Насинга обернулась, но ничего не увидела.

– Где ты? – спросила она. – Я не вижу тебя.

– Коснись дианирином своих век, – велела ей Серидэя.

Маленькая вендианка подчинилась. И тотчас же ее глаза объял неяркий, но ровный свет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю