Текст книги "Всадники бури"

Автор книги: Мартин Романо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава XIV
«Происшествие в храме»

В храме Асуры было многолюдно. Пышно одетые мужчины и женщины стояли под огромным мраморным куполом главного Айодхийского святилища. Все они были людьми благородного сословия и приближенные к королевскому двору. У выхода из храма с непроницаемыми лицами замерли стражники. Позади, тесно прижавшись друг к другу и смущенно перешептываясь о чем-то, стояли рабы.

В другом полукруге зала, в культовой нише на подиуме возвышалось базальтовое, с инкрустацией из золота и драгоценных камней изваяние Асуры.

Рядом, по обе стороны от него, находились жрецы. Все они были наголо бриты и облачены в светлые длинные тоги. В руках держали гонги. Но не ударяли в них. Стояли, не шелохнувшись. И в этой неподвижности служителей Асура угадывалась какая-то непередаваемая словами торжественная значимость.

У подиума, почтительно склонив голову перед каменным изображением божества, замерла Дэви Вендии Жасмина. Взгляды всех были устремлены на нее. Женщины с восхищением и завистью смотрели на белоснежный шелковый наряд Дэви. Мужчины пытались разглядеть под просторными одеяниями контуры стройного тела. На голову Дэви было накинуто ниспадающее плавными волнами кисейное покрывало. Даже лицо Жасмины было скрыто от чужих глаз. Она шептала слова молитвы. И все присутствующие в храме (разумеется, кроме невежественных рабов) тихонько повторяли их вслед за своей Дэви.

Несмотря на кажущуюся важность происходившего здесь в этот вечерний час, на самом деле, все это было обычной ритуальной церемонией, совершавшейся в стенах храма Асуры неизменно по случаю рождения нового месяца. Традиционный обряд этот, когда правители Вендии на глазах у своих «вернейших» подданных обращались к Всевышнему, не был лишен некоторых строгих правил.

После него в храме устраивалось такое неистовое веселье с музыкантами, полуобнаженными танцовщицами, вином, играми и прочими забавами, что обо всех строгостях забывалось до утра. Подобные ночные празднества были очень любимы Айодхийской знатью. Участвовать в них позволялось только мужчинам. Благородные дамы обязательно должны были покинуть храм сразу же после завершения молельной церемонии – и это, пожалуй, было единственным незыблемым правилом…

Однако сегодняшнее празднество разительно отличалось от всех предыдущих. Подавленные пропажей дочери, правитель и Дэви противились участвовать в церемонии. Такой отказ должен был быть расценен всеми только как категорическое нежелание королевской четы вообще устраивать празднество. Но не знавшая ни сострадания, ни вежливости (просто человеческой, а не установленной холодными правилами этикета) айодхийская знать жаждала увеселений. И, в конце концов, не без участия жречества удалось-таки склонить Жасмину к участию в ритуальной церемонии. А Джайдубар, вышедший из провинции и относившийся к столичным забавам с нескрываемой холодностью, не думал уступать ни знати, ни жречеству. Впрочем, на его обязательном присутствии в храме никто долго и не настаивал, ибо жрецы согласились (еще бы, ведь в ночь рождения нового месяца их казна неизменно пополнялась щедрыми приношениями), что для совершения обряда вполне было достаточно и одного из царственных супругов – Дэви Жасмины.

Дэви закончила молиться. Но стояла, как и прежде, неподвижно, со смиренно опущенной головой. Жрецы разом ударили в свои гонги. В зал вбежали две молоденькие девушки – храмовые танцовщицы с накрашенными губами и обильно подведенными сурьмой глазами и бровями. Они танцевали под громыхающие звуки гонгов, и их гибкие, облаченные в тончайшие А шелка тела извивались, словно змеи. И при всяком движении девушек взволнованно дрожали, увешивавшие их руки, грудь, голову бесчисленные золотые украшения. Все с упоением глядели на танцовщиц. Наверное, поэтому почти никто и не заметил появления в храме еще одного человека, невысокого темнокожего в убогой грубой одежде. Поскольку же вошедший вернее всего походил на раба, то даже те немногие из присутствовавших в храме, кто увидел его, тотчас же не без брезгливого пренебрежения отвели глаза в сторону. Между тем один человек – из тех наиблагороднейших господ, которым по праву была оказана честь стоять подле самой Дэви, – все же украдкой наблюдал за появившимся в храме рабом. Это был дядя Жасмины принц Шэриак.

Вошедший показал стражникам кольцо на правой руке (по вендийским законам, на среднем пальце правой руки рабам полагалось носить кольца с гербовыми печатями своих господ). Стражники безо всяких вопросов и прочих церемоний пропустили его. Темнокожий, однако, не присоединился к теснившимся кучкой рабам, а направился в эту, самую отдаленную от главного входа часть храма, где в культовой нише на подиуме стояло изваяние Асуры.

Он шел у самой стены, за спинами глядевших на танцовщиц аристократов. Ступал медленно и по-воровски крадучись. А на темном, почти черном лице его выражалось настораживающее смешение отчаянной решимости, страдания и обреченности.

Это было лицо человека идущего на смерть. Приговоренного к ней самим собой.

Все учащеннее и громче становилось резкое неугомонное биение гонгов в руках жрецов. Все неистовее становились движения храмовых танцовщиц. Тела девушек трепетали. В огромных черных глазах, таких божественно прекрасных и всегда будто чуточку влажных, какие бывают, наверняка, только у вендийских женщин, появилось что-то исступленное, даже безумное. Все глядевшие на молоденьких танцовщиц, медленно, но неотвратимо отдавались во власть сладостного упоения. Их губы беззвучно шевелились. Веки лениво наползали на глаза. А в ушах, не ослабевая ни на йоту, гремели удары гонгов.

И вдруг – все звуки перекрыл короткий женский вопль. В один миг смолкли гонги жрецов, замер танец храмовых служительниц. У подиума со священным изваянием Асуры в мучительных конвульсиях извивалась Дэви Жасмина. Она лежала ничком.

На спине молодой женщины, на белоснежном шелке ее одеяний вызывающе проступало огромное кровавое пятно. Бессознательно пытаясь подняться, Дэви, едва не запутавшись в своем пышном кисейном покрывале, оперлась на локти. Приподняла голову. И тут же, не найдя в себе силы удерживаться в таком положении, снова поникла. Из ее горла вырывались негромкие стоны.

Однако не только раненая (вернее всего, смертельно раненая) Дэви Жасмина привлекла к себе всеобщее внимание. Рядом с лежавшей на полу Дэви сошлись в схватке двое мужчин. Один из них был хорошо известный всем принц Шэриак. Другой – темнокожий раб. Огромная рука второго сжимала окровавленный кинжал. Противники крепко сцепились.

Не позволяя друг другу вырваться, они беспомощно топтались на одном месте.

Шэриак удерживал сжимавшую кинжал руку темнокожего таким образом, чтобы предупредить всякую попытку противника направить стальное острие в его сторону, и вместе с тем решительно стремясь самому завладеть оружием. Вся эта борьба заняла не больше трех-четырех мгновений.

И когда к дерущимся подбежали стражники, Шэриаку удалось уже не только выхватить кинжал, но и успешно поразить им своего противника. Раб открыл рот, при этом не издав ни звука. Его темное лицо неестественно напряглось, но всего лишь на миг.

Потом мускулы расслабились, придав лицу спокойное, как будто даже умиротворенное выражение. И только в широко раскрытых глазах его застыло что-то мученическое и одновременно с тем… да, изумленное, точно раб никак не ожидал быть поверженным от руки принца. Его худое, жилистое тело обмякло и бессильно повисло на Шэриаке. Тот брезгливо оттолкнул его. Тело рухнуло на пол.

– Он мертв, – хрипло произнес Шэриак. Затем наклонился к поверженному рабу, небрежно снял с его руки кольцо с печаткой и, уже значительно повысив голос, сказал: – Это раб Джайдубара! – Шэриак с подчеркнутым отвращением бросил снятое им только что с руки убитого кольцо к ногам подбежавших стражников.

Люди толпились вокруг лежавшей неподвижно Жасмины.

Знатные женщины то отчаянно вопили, то возмущенно причитали. Жалобно поскуливали рабыни. Ближе всех к мертвому телу Дэви (в смерти ее вряд ли кто-либо из присутствующих сомневался – слишком глубока была нанесенная кинжалом рана!) подступили жрецы. Один из них наклонился и повернул Жасмину на спину, причем проделал это хоть и осторожно, даже бережно, но с поразительным хладнокровием.

И тут… кисея королевского покрывала соскользнула в сторону, обнажив лицо мертвой. Все, кто увидел это, в один голос ахнули, удивленно, растерянно, хотя, наверняка, и не без некоторого облегчения. Убитая молодая женщина была не Дэви.

– Да это же Танар! – взволнованно произнес кто-то.

– Да, Танар, придворная дама и подруга Дэви Жасмины, – дрожащим от волнения голосом добавил другой.

– Бедняжка! – шептали все разом. Несмотря на самую искреннюю жалость, которую присутствующие в храме испытывали к убитой Танар, открывшаяся вдруг правда о том, что Дэви все же не пострадала, безусловно вызвала всеобщее воодушевление.

Сквозь толпу протиснулся Шэриак. Бесстрастным взглядом коснулся лежавшей на полу мертвой женщины и громко сказал:

– На жизнь Дэви покушались! – его голос звучал ровно. – Но Асура уберег Жасмину. Защитил ее, взамен взяв жизнь этой несчастной девушки, – Шэриак указал в сторону мертвой Танар. – И все же Дэви по-прежнему угрожает серьезная опасность! Мы не должны допустить этого!

– Не должны! Не должны! – повторяя за принцем, шептали все.

– Жестоко убивший бедняжку Танар, ошибочно приняв ее за Дэви Жасмину, был раб Джайдубара, – решительно продолжал Шэриак, и при упоминании правителя глаза его гневно сверкнули.

По толпе прошла волна возмущенного ропота.

– Чтобы ни у кого из вас не оставалось сомнений в причастности к этому покушению Джайдубара, – еще громче, почти крича, вещал принц, – предлагаю всем взглянуть на перстень с гербовой печаткой, который я собственноручно снял с пальца этого раба! – с брезгливой миной на лице Шэриак покосился на убитого им темнокожего.

Затем он кивком головы сделал знак стражникам, которые до этого подняли с пола брошенное им кольцо раба. Один из них высоко поднял руку, и все смогли увидеть, что между большим и указательным пальцами его что-то поблескивало. Стражник с торжественным, хотя и несколько глуповатым видом обошел всех присутствующих (за исключением боязливо жавшихся к друг другу рабов, конечно), порой останавливаясь рядом с теми, кто изъявил желание поближе разглядеть кольцо.

– Надеюсь, теперь ни у кого не осталось сомнений в том, что убивший Танар человек – раб правителя?! – продолжал свою патетическую речь Шэриак. – Клянусь Асурой, я всегда был благосклонен к Джайдубару, любил его как сына! И оттого мне вдвойне тяжело обвинять его в покушении на Дэви! Но… мы должны смотреть правде в лицо! Иначе Дэви постигнет та же участь, что и Танар!

Все присутствующие молчали, никто не защищал правителя, но и не бросался без оглядки обвинять его. Ведь перед Шэриаком были потомственные аристократы, люди неглупые и образованные, не привыкшие делать скоропостижные выводы. Непререкаемый тон принца их настораживал. Хотя открыто выказывать свое замешательство они не решались.

Ища поддержки, Шэриак обежал глазами присутствующих.

– Я взываю к вам, самым достойным гражданам Вендии! – с пафосом воскликнул он. – Защитите свою Дэви! В наших силах предотвратить кровавое злодеяние! Уберечь Дэви Жасмину от гибели! Итак, – выдержав – довольно искусно – некоторую паузу, произнес Шэриак, и его тон был решительным, – кто из вас согласен немедленно отправится вместе со мной к правителю?!

Двое вызвались сразу, ничуть не раздумывая. Один из них был князь Черуш Гинд, молодой, лет тридцати, мужчина, толстый и неуклюжий, как лесной медведь.

Всем было хорошо известно, что князь недолюбливал Джайдубара, причину же этого нерасположения никто из приближенных ко двору толком не знал. Разве что Черуш Гинд все еще не мог примириться с тем, что в свое время был отвергнут надменной Жасминой (впрочем, в числе других не менее достойных вендийских мужей), ради обнищавшего провинциала Джайдубара? Вторым был Нулаб, бывший королевский сановник, также не отличавшийся благорасположением к Джайдубару, поскольку именно тот лишил его занимаемого прежде высокого положения. Был он уже немолод, около пятидесяти лет, высок и болезненно худощав. Дурной нрав его был известен всем в Айодхье. Нулаб не имел друзей. Всегда и везде появлялся один, держался с надменным величием и сторонился чьего бы то ни было общества. Между тем, поговаривали, что Нулаб был близок ко двору туранского правителя Ездигерда.

Как только Черуш Гинд и Нулаб объявили о своем согласии идти во дворец вместе с Шэриаком, среди присутствующих в храме послышались робкие смешки.

Кто бы сомневался, что именно эти двое первыми откликнутся на призыв принца?! Лица обоих мужчин были полны решимости и самодовольства. Глаза алчно пылали.

Шэриак снова окинул всех внимательным взглядом, но ничего не сказал. Он старался сдерживать свои эмоции, и все же, казалось, от него так и веяло злобой. Да и застывшее на лице упрямое выражение предательски выдавало пожиравшие его чувства.

Скоро еще двое мужчин решились-таки вызваться в спутники принца. Это были Кунджа и Тайомар. Ни у того, ни у другого не было веских причин желать недоброго нынешнему правителю.

Однако их желание отправится во дворец вместе с Шэриаком навряд ли могло вызвать у присутствующих удивление. Невысокий, скорее, даже крошечный, с болезненно-бледной кожей, впалыми щеками и маленькими, на редкость невыразительными глазами, Кунджа был слишком охоч до всяких скандальных историй, чтобы позволить себе пропустить назревавшие события. Второго из только, что вызвавшихся, Тайомара, не отличало излишнее любопытство, но будучи приближенным к Шэриаку (хотя тот в крайне редких случаях доверял ему что-нибудь), считал для себя обязательным во всем поддерживать своего господина. Между тем, его слепая преданность не была искренней. Тайомар был тщедушен, лжив и до нелепого труслив. Видимая же его приближенность к принцу служила ему той густой завесой, за которой он при всякой опасности мог укрыться.

Все четверо, Черуш Гинд, Нулаб, Кунджа и Тайомар, подошли к Шэриаку и стояли подле него с чрезвычайно важным видом. Принц с некоторым разочарованием оглядел вызвавшихся ему союзники мужей. Ибо, что ни говори, все они (ну, может быть, только за исключением Нулаба) были людьми несерьезными и даже бестолковыми. Такая компания не делала принцу чести. Однако выбирать было не из чего.

Глава XV
«Обвинение»

Наконец Шэриак, его четверо союзников и несколько стражников вышли из храма и скоро, пришпорив своих лошадей, помчались по пустынным улицам вечерней Айодхьи. Прибыв во дворец, спутники первым делом поспешили к Дэви. И не застав Жасмину ни в ее покоях, ни в других помещениях женской половины дворца, отправились к Джайдубару.

Встретивший их камердинер правителя сухо отчеканил, что господин его отдыхает и не может принять кого-либо.

По настоятельному требованию Шэриака, он все же прошел к Джайдубару, чтобы сообщить о визите.

Когда же он возвратился к ожидавшим в галерее Шэриаку и его четырем спутникам, то сказал, что правитель по-прежнему не желает встречаться с кем бы то ни было, и советовал им прийти утром следующего дня. Но решительно настроенные визитеры не вняли словам камердинера. Грубо оттолкнув преграждавшего путь слугу, они ворвались в королевские покои.

Все пятеро оказались в, большой роскошно убранной комнате. Обшитый темно синим бархатом диван, кресло, пуфы, стол из красного дерева, пушистые ковры, покрывавшие пол, – все было подобрано с большим вкусом. Эта комната служила правителю чем-то вроде гостиной для неофициальных приемов. В самой дальней от выхода в галерею стене был встроен дверной проем, ведший в королевскую опочивальню. Оттуда-то, заслышав топот непрошеных гостей, вышел сам Джайдубар. Он смерил вторгшихся в свои покои мужей гневным взглядом и громко произнес:

– Я требую объяснений, что все это значит?! – Его глаза были обращены к Шэриаку.

– Этим вечером на Дэви Жасмину было совершенно покушение, – жестко начал принц.

Джайдубар оторопело глядел на него, будто бы даже не понимая смысла только что услышанного.

Потом вдруг его взгляд просветлел. Правитель (что было уж совсем неожиданно) даже улыбнулся.

– Вот как?! – задумчиво протянул он. – И когда же свершилось это… злодеяние?

– Только что, в храме Асуры, – холодно ответил ему Шэриак.

Джайдубар изумленно приподнял брови. На его губах снова показалась улыбка, ироничная и вместе с тем как будто растерянная. Некоторое время все молчали. И, казалось, что с каждой секундой тишина становилась все более напряженной.

Правитель, по-прежнему обескуражено улыбаясь, медленно подошел к одному из кресел, опустился на него, устало откинул голову на мягкую, покрытую бархатом спинку и невидящим взглядом уперся в потолок.

– Ваше величество не желает знать, что же случилось с его супругой?! – несколько раздраженно спросил Шэриак. – Жива ли Дэви? Или, может быть… – он почему-то не договорил. Только вдруг весь затрясся от злобы.

– В самом деле, – все в той же задумчивой манере произнес Джайдубар, при этом обращаясь, скорее, к себе самому, нежели к недоверчиво глядевшим на него пятерым мужам. – Я желаю знать все о происшедшем.

Глаза Шэриака сверкнули злым торжеством. На лицах всей стоявшей позади принца четверки застыли ядовитые усмешки. Однако же никто не проронил ни слова.

– Чего же вы ждете?! – гневно воскликнул Джайдубар. С подчеркнутой величественностью он выпрямил спину. Обежал взглядом своих визитеров. И, увидев насмешливо-злорадные выражения их лиц, вызывающе произнес: – Разве не затем вы пришли сюда, чтобы рассказать обо всем? Ну?! Не молчите же!

– Не горячись так, государь, – фамильярно протянул князь Черуш Гинд и издал короткий хриплый смешок.

Правитель не удостоил его ни словом, ни взглядом. Меж тем, по всему было видно, что Джайдубар с трудом сдерживал свое возмущение. Холодно взглянув на Шэриака, он иронично заметил:

– Достойных же спутников ты себе выбрал!

Шэриак нахмурился, потемнел в лице и, крепко сжав челюсти, процедил что-то неразборчивое. Четверо его спутников недовольно переглянулись между собой.

Джайдубар уже собирался снова откинуть голову на спинку кресла, когда его вдруг остановил жесткий решительный тон обращавшегося к нему принца:

– У нас имеются доказательства того, что это ты устроил покушение на Жасмину! – прогремел Шэриак.

Джайдубар был полон самых мрачных предчувствий, но все же, признаться, он никак не ожидал услышать что-нибудь подобное только что сказанному принцем. Он вздрогнул. Напрягся. Еще более выпрямился. И руками судорожно вцепился в подлокотники кресла. Расширенными от непритворного изумления глазами Джайдубар глядел на ухмыляющегося принца.

– Правильно ли я расслышал?! – спросил он, с трудом сдерживая охватившую его ярость. – Ты имеешь… какое-то доказательство моей причастности к покушению на Жасмину? Отвечай! – голос правителя непроизвольно сорвался на крик.

Шэриак издал злорадный смешок.

– Боюсь, что так, Джайдубар, – процедил он.

«Джайдубар» – это было уже слишком! Прежде Шэриак не осмеливался обратиться к правителю иначе как «ваше величество». Однако и на этот раз Джайдубару удалось-таки совладеть со своими эмоциями.

Шэриак тем временем обернулся к одному из своих спутников, Нулабу, и обменялся с ним коротким многозначительным взглядом. Тот понимающе кивнул принцу и решительным шагом направился к ведшей в галерею двери. Скрылся за ней…

Когда же, всего через несколько мгновений, он возвратился, подошел к Шэриаку и передал ему что-то, – Джайдубар со своего места не мог разглядеть, что именно, заметил только, как, перемещаясь из одних рук в другие, предмет этот тускло блеснул.

– Это кольцо! – громко произнес Шэриак. – Кольцо раба! Погляди на гербовую печать! – Он подошел к правителю и протянул к нему ладонь с кольцом. – Ну?! Видишь? – Его голос нетерпеливо дрожал.

– Да, я узнаю свой герб, – невозмутимо ответил Джайдубар. – Что из того?

– Это кольцо носил человек… – Шэриак нарочно сделал паузу, – человек, дерзнувший покуситься на жизнь Дэви!

– Да? – неуверенно протянул Джайдубар. – Ну и как?! Удачной ли оказалась его попытка.

Шэриак нахмурился, недоверчиво покосился на правителя и с ехидцей ответил:

– Нет! По ошибке он принял за Дэви ее придворную даму… Танар.

– Танар, – медленно повторил Джайдубар.

– Она убита, – отрезал Шэриак. И затем небрежно добавил: – Заколота кинжалом твоего раба.

– Бедняжка Танар, – с искренней горечью в голосе произнес правитель.

– А если бы погибла Дэви Жасмина, – все с той же ехидцей заметил Шэриак, – нашел бы ты сочувствие и для нее?!

Джайдубар поднял голову, чуть прищурил глаза и глядел на принца с испытующим недоверием.

– Послушай! – решительно произнес он. – Неужели, по-твоему, я настолько глуп, чтобы приказать своему рабу убить Дэви на глазах у всей айодхийской знати, жрецов, стражников?! Ведь это же случилось на обрядовой церемонии в храме? Не так ли, Шэриак?! – его глаза гневно блеснули.

Принц нервно переминался с ноги на ногу.

– Что бы ты ни находил себе в оправданье, – сухо отвечал он, – все говорит против тебя. Мы, – его взгляд метнулся в сторону застывших с ухмыляющимися лицами четырех аристократов, – обвиняем тебя по настоянию жречества, – в голосе Шэриака звучало торжество.

Говоря о вмешательстве служителей Асуры, принц, конечно же, преувеличивал, однако не был столь уж далек от истины. Дело в том, что в Вендии жречество было несоизмеримо более почитаемо, нежели королевская семья. И, если же при решении какого-либо важного государственного вопроса никак не проявляло себя, значит, соглашалось с решением, принятым другими. Эта немногословность жречества традиционно истолковывалась в народе, как черта божественная.

Джайдубар поднялся с кресла и направился к двери. Открыл ее и заглянул в галерею. Там, словно несколько стоявших в ряд каменных изваяний, в ожидании приказаний замерли вооруженный стражники, которых привел с собой принц.

Джайдубар закрыл дверь. Но не вернулся к своему креслу, а принялся ходить по комнате из стороны в сторону. Потом вдруг остановился и громко расхохотался. Сел в кресло. Закинул голову назад и весь трясся от смеха. Все глядели на него с недоумением.

Наконец, Джайдубар начал успокаиваться.

– И что же теперь?! – с ленивой небрежностью в голосе обратился он к Шэриаку. – Ты и… – из его горла вырвался ироничный смешок, – твои сообщники намереваетесь арестовать меня?

У Шэриака беспокойно забегали глаза, но почему-то он ничего не ответил.

И тут… В проеме двери, ведшей в королевскую опочивальню, возник женский силуэт. Это была Дэви Жасмина.

– Арестовать Джайдубара?! – с гневной насмешкой спросила она. – Законного правителя Вендии?! Да опомнитесь же вы!

Дэви Жасмина не молила, не взывала к справедливости – она открыто насмехалась над обвинениями Шэриака и четырех его союзников. Дэви медленно прошла по комнате и опустилась в одно из кресел – напротив Джайдубара. Шэриак оторопело глядел на свою племянницу. Мог ли он хоть предположить, что застанет ее в покоях правителя?! Между тем все это время Дэви Жасмина находилась в опочивальне мужа и, конечно же, слышала весь разговор.

– Вижу, ты удивлен, что встретил меня здесь! – обратилась она к Шэриаку. И в ее огромных черных глазах заплясали искорки, лукавые и вместе с тем гневные, – Мне не понравилась дерзость, с которой ты и эти… люди, – она быстро поглядела в сторону спутников принца и обожгла их взглядом, – разговаривали со своим господином!

Шэриак намеревался что-то сказать, даже было уже приоткрыл рот и издал какой-то невнятный хриплый звук, но Дэви властным жестом остановила его.

– Ты не просто обвиняешь человека в попытке женоубийства, – продолжала она, и ее тон был не по-женски решителен. – Ты обвиняешь самого правителя! И доказательством твоей правоты служит кольцо какого-то раба: – она сдавленно рассмеялась.

– Мы лишь хотели защитить тебя, Жасмина! – упрямо воскликнул Шэриак. – Любое промедление может стоить тебе жизни.

Дэви с сомнением усмехнулась.

– А где же тот раб, кольцо которого ты столь решительно приводишь в доказательство виновности Джайдубара?! – холодно спросила она. – Почему вы не привели сюда его самого?

– Он мертв, – ответил Шэриак.

– Мертв?! – изумленно воскликнула Жасмина.

– Я сам убил его! – не без некоторой торжественности произнес Шэриак.

– Ты сам? – растерянно пробормотала Дэви, а затем, уже заметно повысив голос и придав своему тону больше уверенности, даже надменности, спросила: – Как же это случилось?

Шэриак, казалось, несколько оторопел, хотя, наверное, и сам толком не понял, почему. Он весь пожух, сморщился и снова принялся переминаться с ноги на ногу. Говорить же, судя по всему, не спешил.

– Ну?! – властно поторопила его Жасмина. – Отвечай же! Я жду.

Не переставая топтаться на месте, Шэриак принялся рассказывать о случившемся этим вечером в храме Асуры. Повествование его было четким и лишенным всяких отступлений и ненужных подробностей.

Между тем умолчал принц и о кое-чем важном. К примеру, о том, что с самого появления в храме раба неотступно следил за ним. Что, в отличие от всех остальных, присутствовавших сегодня на ритуальной церемонии, видел, как темнокожий приблизился к переодетой Танар, (о, если бы только знал он тогда, кто, на самом деле, скрывался за кисейным покрывалом!) и вонзил ей в спину кинжал. Что вовсе не спешил помешать свершиться злодеянию, хотя безусловно мог это сделать, ведь сам стоял совсем близко от молодой женщины.

– Почему же ты убил этого раба?! – выслушав его, наконец спросила Жасмина. – Необходимо было оставить его в живых и подвергнуть жесточайшему допросу! – с укором и досадой говорила она. – Я уверена, нам удалось бы выяснить, кем, на самом деле, был он подослан? Хотя, – ее взгляд метнулся в сторону Черуш Гинда и Нулаба, – по-моему единственные люди во всей Вендии, которые могут желать зла мне и Джайдубару, сейчас находятся здесь, в этой самой комнате, – Дэви сжала ладони в кулаки. Какое-то время она в задумчивости молчала. Потом снова взглянула на Шэриака и воскликнула: – Ну, как же ты мог… как же ты посмел убить этого раба?!

– Иначе – он сам убил бы меня! – взволнованно возразил Шэриак. И, конечно же, был неправ: что стоило ему тогда, во время схватки в храме, удержать противника, пока на помощь не подоспели бы стражники?!

Нулаб, который из всех четверых спутников принца отличался наибольшей сообразительностью, недоверчиво прищурил глаза. Он был удивительно внимателен и сегодня в храме сосредоточенно следил за всем происходящим. Признаться, Нулаб с самого начала не верил в виновность правителя.

Как бы ни сложились отношения между ним и Джайдубаром, он все же не мог отказать тому в уме и дальновидности. В случившемся сегодня покушении на Дэви Жасмину все указывало на Джайдубара… Слишком уж откровенно! Настораживающе! Нет, конечно же, правитель тут был пи при чем. Но тогда, кто?! Кто намеревался хладнокровно убить Жасмину, возложив затем вину за содеянное на Джайдубара?! Может быть, Шэриак?! Еще в храме Нулабу пришло в голову, что принц мог оказаться причастным к покушению. Теперь же, когда, ища себе оправданий, Шэриак столь очевидно лгал, подозрения Нулаба переходили в уверенность. Между тем, бывший королевский сановник вовсе не стремился выдать принца – напротив. Что он мог выиграть?! Расположение правителя? Сомнительная надежда! Нет. У Нулаба были другие планы.

– Он убил бы тебя?! – с недоверчивой усмешкой повторила за Шэриаком Дэви. – Какой-то раб – тебя, обученного боевому искусству лучшими мастерами Вендии?! А, может быть, – нерешительно начала она, и ее взгляд как будто просветлел, – ты нарочно убил его?

Шэриак судорожно вздрогнул, потемнел и, вытаращив глаза, закричал:

– Нет! Я… я хотел только спасти свою жизнь! Как ты… вы, ваше величество, – быстро поправился он, – могли вообразить, что я действовал злонамеренно?! – его голос предательски дрожал.

Дэви все с той же недоверчивой усмешкой медленно покачала головой.

– Раньше бы не смогла, – твердым голосом говорила она, – а теперь вот могу! Ты подвел меня, дядя. Обманул мое доверие.

– Жасмина, – умоляющим тоном начал было Шэриак, но Дэви резко остановила его:

– Я запрещаю тебе впредь обращаться ко мне по имени! – гневно сверкая глазами, воскликнула она.

Принц что-то тихонько промычал. Затем подошел к Жасмине, со смиренным видом опустился на колени, губами коснулся полы ее муслинового одеяния и едва слышно произнес:

– Слушаюсь, ваше величество! Небрежным жестом руки Дэви велела ему подняться. Шэриак встал и нерешительно попятился, но, сделав не больше четырех-пяти шагов, остановился.

– Я считаю своим первейшим долгом, – сдавленным голосом начал он, – защищать вас, государыня! И именно поэтому я сейчас здесь, в покоях вашего мужа.

– И потому явился сюда в компании этих… злопыхателей! – с насмешкой заметила Дэви, и ее холодный взгляд быстро обежал спутников Шэриака. – Уверена, больше никто не вызвался идти к правителю с обвинениями. Только эта четверка!

Джайдубар тоже рассмеялся, – он был согласен с Дэви Жасминой. Шэриак же неестественно побледнел (вообще, обыкновенно лицо его темнело, а вот сейчас почему-то кровь отхлынула от щек). Черуш Гинд, Кунджа и Тайомар также заметно приуныли. Они глядели на звонко смеющуюся Дэви со злобной обидой. И лишь Нулаб не выдавал своего замешательства. Он по-прежнему стоял с высоко поднятой головой и непроницаемым взглядом.

– Что ж! – все еще смеясь, произнесла Жасмина. Потом она встала, прошла по комнате. Вернулась к креслу, но не села, а обогнув его, остановилась позади. Опустила руки на высокую обтянутую бархатом спинку. – Что ж! – повторила она, и теперь ее тон был серьезен и решителен. – Вам, господа, не удастся убедить меня в том, что раб, убивший Танар, – ее голос дрогнул, – был подослан Джайдубаром!

Шэриак и его четверо спутников настороженно слушали ее.

– Я не участвовала сегодня в храмовой церемонии, – спокойно продолжала Дэви, – потому что… об этом меня просил сам Джайдубар. Он хотел переговорить со мной наедине… Именно эти вечером! – после некоторой паузы громко отчеканила она.

– Неужели разговор между вами должен был быть столь серьезным, что ради него вы, ваше величество, отказались участвовать в обрядовой церемонии? – осторожно, хотя и не без некоторой ехидцы спросил Нулаб.

Жасмина холодно усмехнулась.

– Очень серьезным, – с подчеркнутой снисходительностью в голосе ответила она. – К тому же, всем в Айодхье известно, что я вообще не желала участвовать в церемонии. Мне и раньше приходила мысль вместо себя отправить в храм Танар. И Джайдубар был единственным, кто знал об этом. Вот почему я уверена в его невиновности! – торжественно произнесла Дэви. – Надеюсь, теперь и вы смогли убедиться в этом?!