Текст книги "Всадники бури"

Автор книги: Мартин Романо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава XIX
«Ловушка Серидэи»

Наступил полдень. Конан и Зулгайен ехали по пустынной равнине. Они больше не мчались, утомленные долгой дорогой; кони под ними ступали медленно и утомленно.

– Ты уверен, что мы движемся… – начал было киммериец, но не успел договорить, потому как был прерван своим спутником.

– О, великий Тарим! Да как же я могу быть уверен в чем-либо?! – с гневной досадой воскликнул туранец. – О замке Серидэи мне известно не больше, чем тебе самому, поверь.

– Пусть так, – охотно согласился с ним Конан. – Но вот только все, что я знаю об этом проклятом замке, рассказал мне именно ты!

Зулгайен задумчиво кивнул, но ничего не ответил.

– Ну и где же эта пугливая хвастунья?! – с грубоватой насмешкой спросил киммериец и, заметив в обращенном к себе взгляде спутника непонимание, пояснил: – Та ведьма, что явилась к нам этой ночью.

– Дарейна, – тихо произнес Зулгайен, и на его губах промелькнула тень ироничной улыбки.

– Да… кажется, ее зовут так, – с небрежностью ответил Конан. – Обещала провести нас во дворец, помочь отыскать вендийскую принцессу. И где же она теперь?! – он усмехнулся. – Всего-то стоило увидеть на небе какую-то… тучку, – Конан с негодованием сплюнул, – и в один миг забыла о своих честолюбивых замыслах.

– Ошибаешься, – голос прозвучал у самого уха киммерийца. Был он негромок и мягок.

Конан обернулся. Возле него, беззвучно взмахивая длинными остроконечными крыльями, летела огромная черная птица с человеческой головой. Это была Дарейна.

– Ты несправедлив ко мне, Конан, – с насмешливой укоризной произнесла она.

– Неужели?! – ледяным тоном протянул киммериец. – Ну, а если же я, в самом деле, оказался в чем-то неправ, – кстати, вовсе не отрицаю такой возможности, – то не жди, будто я упаду перед тобой на колени и стану в исступлении вымаливать себе прощение! Напротив, – из его горла вырвался смешок, – теперь, ко всему прочему, я намерен обвинить тебя и в подслушивании!

Дарейна рассмеялась.

– Уверяю тебя, мне незачем подслушивать! – громко сказала она. – Все твои мысли… и чувства написаны у тебя на лице.

На этот раз рассмеялся Зулгайен. Очевидно, словесные перепалки между Конаном и молодой ведьмой представлялись ему довольно забавными.

– Ты намерена вести нас во дворец Серидэи?! – сменив тон (не то чтобы он стал хоть чуточку мягче – вовсе нет, просто теперь в нем не было слышно прежней шутливости), обратился к Дарейне киммериец.

– Зачем же, по-твоему, я сейчас здесь, с вами?! – все с теми же насмешливыми интонациями в голосе ответила ведьма. – Признаться, я вовсе не любительница долгих полуденных прогулок, – она с наигранной обреченностью вздохнула.

Конан бросил в ее сторону косой ироничный взгляд и пренебрежительно хмыкнул.

– Далеко ли отсюда до… замка Серидэи? – обратился к Дарейне Зулгайен.

– Еще не стемнеет, как будем там, – не раздумывая, ответила ему ведьма.

…Зловеще-красный диск солнца опускался за западными холмами, когда все трое достигли группы высоченных, тесно прижавшихся друг к другу, образовывая непроходимую круговую стену, скал. Еще не приблизившись к этим каменным исполинам, а только заметив их издалека, Конан и Зулгайен не смогли сдержать своего изумления.

– О, Кром! – воскликнул киммериец. – Неужели это и есть те самые скалы… – не договорив, он почему-то замолк.

За которыми укрыт замок верховной хранительницы, – сдавленным голосом отозвался туранец. Он напряженно, ни на миг не отрывая глаз, вглядывался в сторону каменных громадин. – Никогда прежде не доводилось мне бывать здесь, но… я слышал, что место это выглядит именно так: ничего вокруг, – его голос стал еще тише, – и только несколько скал, остроконечные, словно… – Его взгляд метнулся в сторону Дарейны, – словно крылья косальских грифов.

– Вот оно, логово ведьмы! – с ненавистью процедил Конан.

Дарейна весело рассмеялась.

– Как же ты, однако, презираешь Серидэю! – весело сверкнув глазами, воскликнула она.

– Не только Серидэю – всех ведьм! – еще более грубо отрезал киммериец.

Дарейна засмеялась пуще прежнего.

– Вы опять за свое?! – с добродушной иронией обратился к своим спутникам Зулгайен. – Полно вам грызться, точно голодным псам у торговой лавки!

Дарейна тотчас же прекратила смеяться, издала какой-то короткий неясный звук и с демонстративно равнодушным видом устремила свой взгляд вперед.

Киммериец обернулся к своему спутнику (тот ехал чуть позади самого Конана), приветливо, но вместе с тем как будто рассеянно взглянул на него и, ничего не сказав, снова повернулся вперед. Затем расправил плечи – впрочем, и до этого его посадке в седле можно было только позавидовать! – и решительно пришпорил коня. Дико заржав, животное понеслось во весь опор. Туранец негромко усмехнулся и, тоже погнав коня скорее, помчался вслед за Конаном. Дарейна же взмыла вверх и летела так высоко, что всадники могли видеть в небе только ее расправленные остроконечные крылья.

Наконец все трое приблизились к скалам.

– Ну и как же нам попасть внутрь? – окинув придирчивым взглядом каменных исполинов, обратился к Дарейне киммериец.

И не то чтобы он сам находил любые попытки пробраться в замок верховной хранительницы столь уж безнадежными. Вовсе нет! Долгие годы Конан прожил в горном крае и мог – хоть и не без риска – одолеть любую вершину. И все же киммериец справедливо полагал, что приведшей их сюда Дарейне был известен более легкий и скорый путь в замок.

– Оставьте здесь своих коней и ступайте за мной! – сказала молодая ведьма, и ее тон, как обыкновенно, был чуточку насмешлив.

Не произнеся ни слова, Конан и Зулгайен спрыгнули на землю, при этом подняв клубы песчаной пыли, и направились за Дарейной. Они шли вдоль прижимавшихся друг к другу скал.

Вскоре молодая ведьма остановилась, повернулась лицом к скале и, беззвучно шевеля губами, взмахнула левым крылом. В тот же миг остановившиеся позади нее Конан и Зулгайен увидели, что в скале, в том самом месте, куда, не отрывая глаз, глядела Дарейна, появилась небольшая трещина. За ней в скале оказалось углубление.

Дарейна решительно влетела внутрь. Мужчины последовали за ней. И только они вошли в пещеру, как проникавший туда солнечный свет начал вдруг меркнуть. Конан и Зулгайен обернулись – вход в пещеру уверенно заволакивало нечто темное.

Когда же солнечные лучи уже не смогли прокрадываться сюда, стало совсем темно. Но темнота властвовала недолго.

Раздался какой-то неясный звук, вроде шелеста, и спустя всего мгновение вспыхнул свет. Это был огонь.

Дарейна, уже успевшая принять человеческий об лик, держала зажженный факел.

– Так будет лучше, – не оборачиваясь к спутникам, сказала она. – В отличие от нас, ведьм, – добавила с многозначительностью, – ведь вы, простые смертные, неспособны хорошо видеть в темноте.

Конан выдавил из себя ехидный смешок.

– И что же сейчас требуется от нас?! – его голос звучал раздражено. – Безудержно восторгаться ведьмовским зрением или, быть может, благодарить тебя за проявленную заботу о нашем удобстве?!

– С тебя будет достаточно просто молчать, – опять-таки не оборачиваясь, ответила Дарейна, и на этот раз ее тон поражал своей невозмутимостью.

Киммериец что-то злобно прорычал – он и сам толком не понял, что именно. Зулгайен поглядел на него с пониманием, но и не без некоторой – в общем-то, доброжелательной – иронии (такой взгляд нередко можно было наблюдать у туранца, и, надо признать, он очень подходил к тонким, безукоризненным чертам его лица).

Дарейна с факелом в руках, как и прежде, шла впереди всех.

Она ступала мягко, неторопливо, и ее стройные красиво, очерченные бедра плавно покачивались.

Мужчины старались держаться близко друг к другу, а от ведьмы их отделяло не больше пяти-шести шагов.

Сначала их путь лежал по длинному узенькому коридору с таким низким потолком, что и киммерийцу, и туранцу приходилось идти, неестественно согнувшись.

И, наверное, именно из-за этого неудобства проход по коридору показался им слишком уж долгим.

Потом спутники спускались по крутой каменной лестнице. Шли по запутанному лабиринту узких мрачных коридоров. То поднимались, то опускались по бесчисленным ступеням ведущих неизвестно куда лестниц – так, что невозможно было определить, где они находились, глубоко в подземелье или же высоко в скале?

В голове у Конана теснились сомнения. Он хотел спросить Дарейну, когда же они наконец придут, где были сейчас (это «сейчас» менялось каждый миг), но… почему-то не мог произнести ни слова.

Будто какая-то неведомая сила, полноправно властвовавшая во мраке здешних помещений, взяла в плен его волю.

Киммериец не мог сделать ничего… ничего, кроме как покорно следовать за молодой ведьмой.

В ушах у него все громче звучал размеренный шум собственных шагов по каменному полу. Он оглушал, сводил с ума, уничтожал. И еще киммерийцу казалось, будто его обволакивала какая-то темная густая дымка. Она бесцеремонно вторгалась внутрь его существа и скрадывала последние эмоции.

Не было уже ни сомнений, ни переживаний. Конан не помнил (или же вообще не знал?!) даже, куда и зачем направлялся. Он просто шел вслед за Дарейной, и время тянулось бесконечно долго…

Глава XX
«Дорогой гость»

Нет, это не было похоже на пробуждение, скорее, на мучительное высвобождение из паутины сна. Конан с трудом открыл глаза. Попытался чуть приподнять голову, но не смог. И только негромкое хриплое проклятие сорвалось с его губ.

Киммериец не знал, где он находится и как попал сюда? Вокруг было непроглядно темно. И единственное, в чем Конан сейчас мог быть уверен, это то, что лежал прямо на каменном полу. Его рука медленно поползла в сторону, но находившаяся долгое время в неудобном положении она, как и все тело, онемела, а потому Конан не сразу почувствовал прикосновение пальцев к металлу. И только когда раздалось омерзительное лязганье, он догадался, что потревожил цепь. При этом несколько удивился тому, что сам он не был закован в металл. Впрочем, даже не испытывая плена тяжелых цепей, киммериец не находил в себе сил подняться на ноги.

Постепенно к нему возвращались воспоминания, сначала путанные, скорее походившие на сон, затем мало-помалу становившиеся более связанными между собой, обретавшие смысл.

Конан отчетливо вспомнил, как вместе с Зулгайеном ехал по пустыне. Как внезапно появилась Дарейна. Как она привела их к небольшой группе тесно прижимавшихся друг к другу скал, которые, по ее же словам (и усомниться в них было трудно), окружали замок верховной хранительницы. Как она, Дарейна, при помощи своих ведьмовских сил открыла вход в пещерный коридор. А затем память подводила.

Воспоминания становились все более туманными. Всплывали картины бесконечного перехода по лабиринту узких петляющих коридоров, немыслимого количества лестниц, ступени которых вели то куда-то вверх, то снова вниз. Конан шел за Дарейной, и ему вдруг стало казаться, что свет от факела в ее руках начал постепенно меркнуть.

Киммерийцем завладевало беспокойство, сначала смутное, неясное, потом переросшее в уверенность в том, что должно было случиться что-то страшное и неотвратимое. А уже после того… все как будто бесследно исчезло. Не осталось ни сомнений, ни тревог, только огромная подавляющая все мысли и чувства усталость. Стук шагов сливался со стуком сердца. Внезапно Конан упал (не споткнулся, и не был поражен мучительной болью – просто упал), и в тот же миг со всех сторон на него набросились черные тени.

последним, что запечатлело его угасавшее сознание, было бледное, перекошенное от страха лицо Дарейны. И ее глаза, большие, серые. В них застыло какая-то страдальческая обреченность. Но всего одно неуловимое мгновение – и эти глаза вдруг стали темно-зелеными, с резвящимися злорадными искорками. Они смеялись.

А теперь Конан неподвижно лежал на холодном каменном полу. Вокруг него был мрак. Быть может, уже мрак самой преисподней? Ну, уж нет! Конан был жив. Обессилен, подавлен, возможно, даже лишен рассудка, но жив! Не об этом ли говорило – отчаянно кричало – невыносимое ощущение пустоты в желудке, когда кажется, что не брал ничего в рот уже несколько дней?! Конан снова попытался чуть приподняться, но и в этот раз его старания не увенчались успехом: он не смог даже опереться на локти. От сильного напряжения все его тело охватила дрожь, усилилось чувство голода.

На какое-то время киммериец погрузился в сон (или всего лишь задремал – трудно было определенно сказать), и сновидения, посетившие его, были мучительны. Это была череда коротких, порой даже совсем мимолетных сцен, в каждой из которых Конан неизменно ощущал на себе чей-то пронзительный насмешливый взгляд. Проснулся он с навязчивым чувством неясного брезгливого страха. Вокруг, как и прежде, было непроглядно темно. Да и вообще, как будто бы ничего не изменилось, разве что пустота в желудке напоминала о себе еще громче. И еще… киммерийцу теперь казалось, что здесь, в этой пугающей будоражащей воображение темноте, он был не один.

Конан напряг слух, силясь различить что-нибудь, но тщетно. И все же киммерийца почему-то ни на миг не покидало чувство – нет, это была уверенность! – что рядом с ним находился еще кто-то.

Ему пришло в голову, что, возможно, это был туранский полководец.

– Зулгайен?! – с взволнованной надеждой произнес он, то ли спрашивая, то ли окликая. Его голос прозвучал удивительно тихо.

Никто не ответил.

– Кто здесь? – не успокаивался Конан, и теперь в брошенной им в темноту фразе прослушивалось бессильное раздражение.

И снова ответа не было. Только вот тишина стала как будто напряженней, темнота – зловещей. Минуло, наверное, всего несколько мгновений, но для киммерийца они протянулись целой вечностью. Конан опять почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, однако теперь ощущение это возникло наяву, и – как сильно ни хотелось бы, – невозможно было избавиться от него.

Наконец киммерийцу удалось приподняться. Он сел, спиной прислонившись к стене, дрожащими от слабости руками опираясь об пол. Он ждал. Сам не знал, чего именно, только был уверен, что вот-вот должно было случиться что-то, безумный кошмар, вырвавшийся из болезненного сна. Каждый нерв киммерийца предупреждал о неотвратимой опасности.

И вдруг – как апогей воцарившегося напряжения – раздался смех. Он был совсем не громок и мелодичен, но звуки его мучительно резали слух Конана. Все внутри киммерийца судорожно сжалось, даже сердце как будто замерло. Конан неотрывно глядел в ту сторону, откуда исходил смех, хотя по-прежнему ничего не различал в темноте. По его телу прошла теплая полна, она ослабила хватку напряженности, подкатила к горлу и вырвалась наружу отчаянным воплем:

– Хватит! – Конан сперва услышал его, и только спустя несколько мгновений сообразил, что это выкрикнул он сам.

Смех резко оборвался, и во вновь наступившей тишине было нечто пугающее. Конан снова ждал чего-то.

– Боишься?! – вдруг прошептал у самого уха киммерийца женский голос (несомненно, тот самый, что некоторое время назад смеялся). – Да ты весь трясешься! Несчастный! А я-то думала, ты – храбрец, – женщина шептала, настолько приблизившись к киммерийцу, что ее губы то и дело касались его уха, а необыкновенно горячее дыхание обжигало ему кожу. Ладонь незнакомки опустилась на плечо Конана, а ее пальцы гладили его шею.

– Кто ты?! – хрипло спросил киммериец, и из-за подчинившей все тело слабости намек на вызов в его тоне прозвучал почти беспомощно.

– Ты и сам знаешь, кто я, – ответила она, чуть повысив голос на последних словах и тем самым подчеркнув собственную значимость.

– Серидэя?! – с ненавистью процедил сквозь зубы Конан.

– Конечно, – отозвалась она, снова понизив голос до коварно-вкрадчивого шепота. – Та самая, ради встречи с которой ты явился сюда. – Серидэя тихонько засмеялась.

– Я приехал за вендийской принцессой, – хладнокровно возразил Конан.

– Вот уж нисколько не удивил! – по-прежнему смеясь, ответила верховная хранительница. – Я догадывалась, что с твоей стороны это вовсе не визит вежливости, – с нарочито укоризненным оттенком в голосе добавила она. После этого замолчала, будто обдумывая что-то, потом, чуть отстранившись от Конана (тот понял это, потому как уже не чувствовал прикосновения к своей кожи ее жаркого дыхания), произнесла: – Между прочим, никакой принцессы здесь уже нет.

– Разве?! – с презрительным недоверием в голосе протянул киммериец. – И где же она, если не здесь?!

– Умерла, – отрезала в ответ Серидэя. Конан с издевкой хмыкнул.

– Не веришь? – спросила верховная хранительница, снова приблизившись к Конану.

– Нет! Не верю, – ответил киммериец.

Серидэя громко усмехнулась.

– Да откуда тебе вообще знать, – воскликнула она, так громко, что в ушах у Конана даже зазвенело, – была ли здесь когда-нибудь вендийская принцесса или нет?! Поверил бредням давно выжившего из ума отшельника?! Ха! Если пожелаешь, я могу созвать сюда тысячу таких отшельников, и все они в один голос будут уверять тебя в том, что никакой принцессы нет и никогда не было в моем замке!

– Тысячу?! – с насмешкой повторил за ней киммериец. – Однако же, должен признать, ты очень великодушна! Тысячу! Но не стоит так утруждать себя! Мне было бы вполне довольно слов и одного, но только… такого, которому я бы сам счел разумным поверить! Йелайский отшельник внушает мне доверие.

– Глупец! – небрежно протянула верховная хранительница. – Твоему хваленому отшельнику, в действительности, известно не больше, чем любому другому шарлатану, – она вздохнула.

– Ну, а если так, то почему же ты держишь меня здесь?! – усмехаясь, возразил Конан.

– О! – Серидэя вяло рассмеялась, с ответом же не торопилась.

Рука киммерийца стремительно метнулась к ней (в ту сторону, откуда исходил голос верховной хранительницы) и, крепко схватив ее за тонкое запястье, потянул к себе. Конан настолько ослаб, что, наверное, его силы сейчас хватило бы только на то, чтобы притянуть к себе кошку. Однако Серидэя вовсе не сопротивлялась ему.

Она охотно прильнула к его груди, одной рукой обвила его шею (другую руку киммериец по-прежнему сжимал в своей ладони) и с придыханием прошептала:

– Вот он – мой ответ! Ты нужен мне, Конан! Нужен!

Она принялась осыпать его тело частыми, жадными поцелуями.

Киммериец закинул голову назад и тихо засмеялся.

– Кто-то, припоминаю, говорил мне, что тебе уже несколько тысяч лет отроду, – с иронией заметил он.

Серидэя тотчас же отстранилась от него и некоторое время молчала. Конан не мог видеть ее, но чувствовал веявшую от нее злобу.

– Что ж, – наконец заговорила она, и ее голос звучал твердо, – деликатностью, видно, твой бог тебя не наделил!

– Наверное, не счел это столь уж важным, – с подчеркнутой небрежностью согласился Конан. Он снова потянул к себе Серидэю, вернее, рванул ее за обе руки (откуда только теперь в нем нашлась силы на это…) и гневно прошептал: – где вендийская принцесса? Где Зулгайен?! Отвечай!

Серидэя одернула руки. Конана уже покинули на миг было возвратившиеся силы, и он не смог удержать женщину.

– Ты слишком груб! – теперь голос верховной хранительницы донесся до киммерийца откуда-то издалека.

– Я хочу видеть тебя! – произнес Конан, и в его тоне, скорее, было требование, нежели просьба.

Серидэя издала негромкий смешок.

– Это возможно, – с холодной небрежностью ответила она.

В тот же миг глаза Конана объял свет. Это вспыхнул огонь в висевших на стене светильниках.

Киммериец зажмурился и некоторое время, пока его глаза не привыкли наконец к свету, с трудом что-либо различал перед собой. Комнату, в которой находился Конан, несправедливо было бы назвать маленькой, но низкий потолок, голые каменные стены и отсутствие окон делало ее похожей на склеп. Здесь не было мебели, разве что громоздкое, с очень высокой спинкой кресло. Оно стояло у одной из стен, противоположной той, у которой сидел на полу киммериец. Однако же больше всего поражало то, что в комнате не было двери. Конан обежал глазами стены, – нигде не было и намека на дверной проем.

– Ну что?! Нравится здесь?! – в голосе верховной хранительницы слышались издевательские нотки. – Будет тебе известно, что… эти покои, – с ее губ слетел негромкий смешок, – уготовлены для самых дорогих моих гостей. Оцени же мое гостеприимство, Конан!

Киммериец глядел на нее с презрительным недоверием. И вместе с тем в его взгляде было с трудом скрываемое восхищение перед изумительной красотой верховной хранительницы. Серидэя, в самом деле, была прекрасна! Теперь перед Конаном была не крылатая тварь с уродливой сморщенной мордой, которую он встретил в Химелийских горах, а молодая стройная женщина с белоснежным, поражавшим безукоризненностью черт лицом.

И только огромные темно-зеленые глаза – смеющиеся глаза из кошмарных сновидений – были знакомы ему.

– Ты хотел видеть меня?! – громко произнесла Серидэя, и лукавая улыбка чуть приподняла уголки ее губ. – Смотри же!

Она медленной плавной походкой направилась к киммерийцу и, остановившись, глядела на него сверху вниз с надменной высокомерностью и все той же злорадной насмешкой во взгляде. – Ну, как?! – встряхнув копной красно-черных волос, спросила она. – Доволен?!

– Да, – тоже с насмешкой отвечал Конан. – Признаю, сегодня ты выглядишь гораздо лучше, чем во время нашей первой встречи… в Химелийских горах. Помнишь?! И как это тебе только удается… – киммериец нарочно остановился, будто задумался о чем-то. Затем, изображая озарившее его просветление, (причем сделал это с завидным искусством!), широко раскрыл глаза и с наигранными доверительными нотками в голосе произнес: – Может быть, это сила вендийской принцессы вернула тебе былую красоту?!

Взгляд верховной хранительницы мгновенно сделался жестче, уголки губ опустились.

– О! Не отвечай! Я и так вижу, что угадал, – с прежней иронией сказал Конан.

Серидэя прошла к стоявшему у стены креслу, устало опустилась в него, откинула голову на высокую спинку и тихо, еле слышно, рассмеялась.

Киммериец не отводил от нее недоверчивого взгляда.

– Ты все о том же?! – не переставая смеяться, лениво протянула ведьма. – И сдалась же тебе эта девчонка! – с притворной досадой добавила она. – Твое занудство начинает меня раздражать. А я было наивно вообразила себе, что мы сможем поладить!

– Где Зулгайен?! – взревел Конан.

– Ну вот! Теперь ты о Зулгайене, – Серидэя наигранно вздохнула. – Что ж… Мне нечего скрывать, – в ее тоне слышалась притворная доброжелательность. – Зулгайен здесь, в моем замке. Но не переживай за него, – она снова издала смешок. – Скоро он возвратится в Туран.

– Ты позволишь ему уйти? – с недоверием спросил Конан.

– А почему бы и нет?! Я ведь никого не держу здесь против воли! Ни его, ни тебя! Хочешь – уходи хоть сейчас! – Серидэя медленно обвела взглядом голые каменные стены.

– Если же мы, в самом деле, не пленники в твоем замке, – с ехидцей начал Конан, – может быть, ты разрешишь нам встретиться друг с другом, – он не спрашивал, а только как будто предполагал возможность такового.