Текст книги "Ночной извозчик"

Автор книги: Марсель Аллен

Соавторы: Пьер Сувестр
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2
ПОХИЩЕНИЕ

– Который час на твоем бимбере?

– А никакой, накрылся бимбер!

– Небось, пружину перекрутил?

– Заткнись, дубина… Фараоны его накрыли.

– Накрыли бимбер? Чего-то не секу…

– Где уж тебе усечь!

– Ну давай-ка, выкладывай.

– Так вот, братец ты мой, представь себе, не было у меня бимбера, а мне без него хреново… словом, пора мне было разжиться кой-каким добром, да заодно половить кайф, вот я и пошел на дело…

– Забрался к старому жлобу в карман?

– Натюрлих! Так вот, значит, работаю я у толстяка в кармане, как раз на Елисейских Полях, заметь, еще луна только-только нос высунула, – словом, кой-чего раздобыл, братец… бумажник, бимбер… Два платка с шикарными метками, связка ключей, кисет с табаком…

– А ведь недурно наработал, старик…

– Еще бы!.. Словом, только бы жить и радоваться, да вдруг мой толстяк как завопит не своим голосом…

– А легавые тут как тут…

– То-то и есть! Несутся, понимаешь, за мной по пятам, беговым лошадям на зависть… Ну, само собой, – «Держи вора» орут… И народ кругом, тоже, конечно: «Держи его!»… Тут у меня будто крылья выросли…

– Значит, ушел?

– Еле-еле ушел. Лишь бы ноги унести, плевать мне на весь навар, все побросал к черту, платок направо – бац! бумажник налево – бряк! Что твой фейерверк, так и посыпалось! Конечно, народ за мной уже не гонится, подбирают… Только бимбер я себе оставил – так вот, около Алькасара откуда ни возьмись фараон: – Стой! – говорит… Ну, понимаешь, тут уж не до смеху, швырнул я часы и был таков…

– Выходит, нет у тебя часов?

– Выходит, так.

– Ну и трепач ты, скажем прямо! Это когда дело-то было?

– Да позавчера.

– Жаль, да ничего не попишешь. Слушай, еще по одной пропустим?

– А как же! Да покрепче!

Апаш, по кличке Фонарь, прервал беседу со своим закадычным приятелем Глазком и что было силы стукнул кулаком по столику, за которым они сидели уже чуть не целый час.

– Хозяин! Эй, хозяин! Два пойла, да не разбавлять! Скажите-ка, сколько на ваших ходиках?

– Половина десятого, приятель!

– Порядок…

Хозяин отошел, чтобы налить заказанные порции абсента, а Глазок наклонился к Фонарю и таинственным шепотом спросил:

– Слышь-ка, ты уверен, что она приедет, Коломбинка эта?

Фонарь с надменным видом пожал плечами:

– Не шурши! Не шурши! – И будучи остряком или, вернее, считая себя таковым, добавил: – Коломбина, старик, живет в Коломбе; а раз мы с тобой сейчас в Коломбе, мы тут и застанем нашу Коломбину…

И произнеся это тоном, ие допускающим возражений, он принялся, как полагается, размачивать кусок сахара водой из дешевого грязного графина. Потом добавил:

– Ну, если она, чего доброго, не приедет, то-то хлебнем мы с тобой горя! Да приедет она, приедет, дельце верняк, дельце катится как по маслу, дельце круглое, как монетка… Нечего зря кровь себе портить…

Глазок, в свою очередь, взялся за абсент.

Между тем, пока апаши беседовали друг с другом, порой переходя на шепот и не вступая в разговор ни с одним из посетителей бара, хозяин уже готовился закрывать свое заведение – небольшой трактирчик под названием «Свидание машинистов», расположенный как раз напротив красивого чистенького вокзала Буа-Коломб. Посещали его исключительно железнодорожные служащие, которые к десяти часам вечера, как правило, расходились, и в этот час хозяин просто-напросто прикрывал лавочку.

– Я, конечно, ничего такого не требую, – сказал он, обращаясь к Глазку, – не сочтите за обиду, только я через минутку закрываю.

Дело было обычное, но Глазок немедленно пришел в ярость.

– Эго что же такое? – заорал он, сжав кулаки и вызывающе глядя на хозяина, – это ты, значит, выгонять нас намылился? Так ведь, водолей несчастный? Мы с Фонарем уйдем, когда сами надумаем, не раньше. – И тут вдруг замолчал.

Дело в том, что хозяин трактира «Свидание машинистов» сам когда-то водил паровозы этой железнодорожной Компании. Несмотря на маленький рост и довольно хилую внешность, он был на редкость крепким здоровяком. Едва Глазок договорил, хозяин подошел к нему вплотную, взял его за шиворот и без видимых усилий стащил со стула.

– Вот что, – сказал он, – ты, смотри, не возникай; во-первых, мне это не по нутру, а во-вторых…

Лицо Глазка налилось кровью, задыхаясь от злости, он заорал:

– Эй, Фонарь, что же ты? Он же набросился на меня, кишки ему надо выпустить, тоже мне трактирщик нашелся!

Но Фонарь только покачал головой. Пока хозяин тряс за шиворот его приятеля, Фонарь успел одним глотком опорожнить обе рюмки абсента, стоявшие на столе. Затем он бросил деньги на обитый жестью прилавок и обратился к Глазку:

– Эй, Глазок, парень-то в своем праве, нечего бузу подымать… Давай, вали отсюда, до поживей, нам уже вкалывать пора.

Глазок что-то пробормотал, бросил злобный взгляд на трактирщика, ко все же последовал за приятелем.

– Ладно, ладно, – ворчал он, – сам знаю, что пора идти вкалывать, только я вот загляну на днях к этому хмырю.

Едва друзья вышли на вокзальную площадь, как между ними Вспыхиула ссора. Фонарь сразу же обругал приятеля:

– Ты что, совсем чокнулся, да еще на трезвую-то голову – ну, парень, не ожидал такого от тебя… Это как же выходит? Идем на дело, надо, чтобы все было шито-крыто, а ты вздумал задираться с этим фраером, совсем одурел, что ли?

– Когда оскорбляют человеческое достоинство…

– Э! Знаешь, куда я суну твое достоинство? Скажите на милость, достоинство у него… А ну-ка, подайся сюда, покажи, где оно у тебя…

Фонарь еле держался на ногах. Глазок шел увереннее. Они прошли, будто случайно, через двор, отделяющий вокзал от первых домов Буа-Коломб.

– Куда теперь завалимся? – спросил Глазок.

Фонарь погрузился в размышления.

В неверном свете уличных огней он казался еще более тощим, изможденным, трагическим воплощением нищеты и порока. Какое-то время си беспокойно озирался по сторонам, но наконец принял решение.

– Ну чего там, выбора у нас нет, из трактира нас выперли, засядем в нужнике, шикарней места не найти, чтоб стушеваться.

Глазок кивнул в знак согласия, и они направились к уличной уборной, которая приглянулась им как наблюдательный пункт. Внезапно Фонарь остановился.

– Прочисти-ка дыры – приказал он.

И так как Глазок по-прежнему молчал, Фонарь ткнул пальцем в темноту.

– Не слышишь, что ли?

– Нет.

– Да вот он.

– Кто?

– Ну и дурень же ты!

Он схватил приятеля за руку и поспешно оттащил его в темный закоулок; мгновение спустя к платформе с грохотом подошел поезд.

– Это наш, скорый, – прошептал Фонарь.

– Думаешь, она приехала?

– Будь спок.

– Приметы-то знаешь?

– Есть картинка.

Фонарь вытащил из кармана дрянной снимочек и принялся рассматривать его, перечисляя:

– Шляпа – синяя, платье синее, а туфли-то, старик, серые, да не кожаные, пошикарнее…

– Все это не очень-то ясно.

– Тебе неясно, а мне наоборот.

И тут же он прервал себя:

– Заткнись! – сказал приятелю, – хватит языком молоть, разуй гляделки, видишь, все фраера из вагонов повылезли…

Действительно, из вокзала высыпала толпа пассажиров поезда, остановившегося в Буа-Коломб.

Большей частью это были рабочие, работницы, служащие, стремившиеся поскорее вернуться домой, в свое жилье, выбранное ими за пределами Парижа, потому что здесь оно стоило дешевле и воздух был чище, чем в большом городе, где они проводили весь день на работе.

Они торопились домой, чтобы получше отдохнуть до следующего утра, когда им предстояло встать чуть ли не на рассвете, чтобы вовремя попасть на работу. И пока они поспешно покидали вокзальную площадь, за ними внимательно следили Фонарь и Глазок, спрятавшиеся в своем закутке.

Время от времени Глазок бормотал:

– Эх, пропади оно все пропадом, спорю, что ее тут нет…

Фонарь упорно молчал. По-видимому, он был совершенно уверен, что та, кого они ждут, непременно появится с минуты на минуту. Он был настолько уверен в этом, что его голос почти не дрогнул, когда он сказал Глазку:

– Глянь-ка, старик, вот она, наша краля… Видно, не из нищих, верно? Да вон она, видишь, направо повернула…

Глазок проговорил с убежденным видом:

– Ну, смазливая девка…

– Да, смазливая, – по твердил Фонарь очень серьезным тоном, полностью протрезвев и обретя привычное хладнокровие, с которым всегда шел на задуманное дело.

– Главное, – продолжал он, – чтобы она нас не углядела… Иди-ка ты впереди, шагов на десять, а я за тобой. Лишь бы она нас вместе не приметила. Тележку-то найдешь?

– Еще бы!

И Фонарь с Глазком пустились вслед за девушкой.

– Скажите, мадам, это дом семнадцать по улице Перванш?

– Правильно, семнадцатый номер и есть, а вам что нужно, господа хорошие?

Человек, обратившийся к привратнице небольшого дома, в котором, по-видимому, жил рабочий люд, подозвал своего приятеля, стоявшего на мостовой возле тележки, на которую был погружен матрац:

– Слушай: Артур, твою заказчицу как звать-то?

– Мадемуазель Раймонда.

Привратница услышала знакомое имя.

– Мадемуазель Раймонда? Да, она здесь живет, а вам-то что надобно?

– Матрац ей привезли, мадам, взамен старого.

– В такой-то час?

Рабочий равнодушно пожал плечами.

– Наше дело маленькое, – сказал он, – нас сюда послали. На каком она этаже-то?

Но он не учел сопротивления привратницы, охранявшей дом.

– В такой-то час, – повторила она, – матрац привезли? Да что это на вас нашло?

– А что такого? Ее дома нет, что ли?

– Дома-то она дома… только я в такой час не пускаю поставщиков.

– Ну, вот еще!..

Тот, кто привез тачку, подошел к привратнице.

– Дайте нам подняться, – сказал он добродушно, – мы не нашумим. Минутное дело! Надо же людям друг другу помогать… Мы ведь не по своей воле припозднились – какой вам-то прок, когда нас хозяин облает, если мы не доставим заказ?

Это был простейший довод, но он тронул добрую женщину, и она посторонилась, пропуская их.

– Ладно, подымайтесь! Четвертый этаж, дверь справа… Только тихо, тут у меня все жильцы рано встают, не любят, чтоб им спать мешали…

– Ладно… ладно.

И оба стали подниматься по лестнице, подхватив матрац, привезенный ими на ручной тележке, которую они оставили внизу, на обочине.

Раймонда, красивая продавщица из «Пари-Галери», пообедала, как всегда, в закусочной «Бульон» и направилась на вокзал Сен-Лазар, откуда она каждый вечер отправлялась домой, в Буа-Коломб. По приезде домой она поднялась к себе, положила шляпку на убогий комод и стала раздеваться, но вдруг с удивлением повернулась к двери.

– Кто там стучит? – спросила она. И остановилась посреди комнаты, прислушиваясь. – Странно, – тихо проговорила она, – я точно слышала, как кто-то ходит по моей площадке. Ну, значит, почудилось.

И она собралась было готовиться ко сну, как вдруг что-то заставило ее вздрогнуть.

– Нервы, должно быть, разошлись, – сказала она и подошла к окну, но тотчас же замерла на месте, потрясенная, дрожащая, полумертвая от страха – в окне показался какой-то человек. В руке он держал револьвер, угрожая ей, и она услышала его приказ:

– Молчать – не то башку разнесу!

Раймонда в ужасе отступила. Пригрозивший ей человек прыгнул в комнату и повторил:

– Слыхала? Только пикни – пришью на месте. – И с этими словами он нахальной походочкой, вразвалку, прошелся по комнате, а затем приблизился к девушке, сверля ее злобным взглядом и не опуская револьвер.

Раймонда, бледная как смерть, отступила и прислонилась к двери; ей казалось – она вот-вот умрет от страха, но ни за что не сможет пошевелиться, двинуться с места, хоть как-то оказать сопротивление тому, кто так неожиданно проник в ее комнату. Словно зачарованная, она не могла отвести глаз от лица негодяя, стоявшего х ней вплотную. Наконец она сделала над собой нечеловеческое усилие и произнесла почти беззвучно:

– Что вы хотите от меня? Кто вы такой?

Незнакомец ухмыльнулся:

– Кто я такой? Фонарь! Что, съела? А вот чего я хочу – сейчас узнаешь.

Но чары были нарушены: как только незнакомец ответил ей, Раймонда почувствовала, что она понемногу оживает.

– Я… я отдам вам все, что у меня есть, – прохрипела она, – только не убивайте меня, сжальтесь…

В тот же миг она резко повернулась и, надеясь застать бандита врасплох, быстрым движением открыла дверь, чтобы выпрыгнуть на лестничную площадку.

Увы! Это ей не удалось. Едва она распахнула дверь, как Фонарь откинулся назад и с издевкой крикнул:

– Подбирай черепки!

Попытка бедной Раймонды была напрасной. Не успела она переступить порог, как страшный удар кулаком в лицо чуть не свалил ее с ног, а насмешливый голос Глазка объявил:

– Один-ноль!

И так как он любил драться, Глазок снова обрушил кулак на голову несчастной девушки. Раймонда, даже не охнув, рухнула на пол; измученная страхом и болью, она потеряла сознание. Фонарь быстрым движением подхватил ее, перенес в спальню и положил на пол. Затем он стал торопить своего сообщника:

– Давай, давай, Глазок, действуй, работа слажена – обошлось без пальбы… тем лучше… тащи сюда матрац.

Глазок вышел на площадку и приволок оттуда матрац, который они принесли в дом, выдав себя за рабочих-матрасников. Он втащил матрац в спальню несчастной Раймонды и закрыл за собой дверь.

– Ну, парень, – хихикал он тихонько, – что ни говори, чистая работа. Спасибо нам скажут – классно все сварганили.

Фонарь спокойно добавил:

– Монету зазря не дадут.

Глазок не унимался:

– Все-таки подфартило нам, что окошко на площадке было открыто и ты по трубе залез к крале в окно, пока я стоял на стреме.

– Да, подфартило, это точно. А теперь заткни хайло, давай шевелись.

Странная сцена разыгралась затем в спальне несчастной продавщицы из «Пари-Галери».

Кто же такие были Фонарь и Глазок? Что им было нужно? Чего они добивались? Ограбление, видимо, не являлось их целью. Они не были «домушниками» и ничего красть не собирались. Зачем же они притащили матрац?

Бедняжка Раймонда по-прежнему лежала на полу без сознания, а Фонарь с Глазком аккуратно раскладывали на полу свой странный груз.

– Раскрывай! – приказал Фонарь. – Ты начинай с того конца, я с другого.

И они занялись престранным делом. Аккуратно распоров матрац, они вытащили половину шерсти, которой он был набит.

– А все-таки, все-таки, – приговаривал Фонарь, как бы размышляя, – ловко мы все это обмозговали.

Наконец, матрац был распорот.

– Гоп-ля! Закладывай девчонку!

Совершенно спокойно, будто занимаясь привычным делом, они схватили красавицу Раймонду – один за ноги, другой за плечи.

– Раз, два, три! – скомандовал Фонарь.

– Готово! – произнес в ответ Глазок.

Бесчувственное тело Раймонды лежало теперь внутри матраца.

Так-то оно так, – заявил Фонарь. – Только колбаска требует обвязки.

– Как положено.

– Вот и гони сюда ленты-банты.

Минуту спустя Раймонда была связана по рукам и ногам, с кляпом во рту, и даже, приди она в себя, ей не удалось бы ни крикнуть, ни пошевелиться.

– А теперь, – распорядился Фонарь, – все это дело надо как следует умять.

– Ладно, старик, умять так умять.

И они старательно запихали в матрац всю вытащенную прежде шерсть, а потом заделали распоротый шов. Никому и в голову не пришло бы, что в матрац зашито тело женщины.

Теперь, когда не оставалось никаких сомнений в том, что Раймонда полностью в их власти и спасения ей ждать неоткуда, Фонарь на радостях хлопнул себя по бокам.

– Ну, откололи номер! Как подумаю – полный кайф!

На площадке, закрывая за собой дверь, он крикнул, чтобы привратница слышала:

– Договорились, сударыня, мы доложим хозяину и вернем вам матрац через четыре дня. До свидания, сударыня, спасибо!

– Эй, парни, что везете?

– Да ничего особенного, месье, всего-навсего матрац.

– А в матраце-то ничего такого?

– Ничего такого? А что там может быть, кроме шерсти?

– Спиртное!

– Э, вон оно что, спиртное! Да я его не в матрац заливаю!

Дело происходило у въезда в городские ворота Монмартра, и Фонарь, прикидываясь этаким балагуром-работягой, отвечал на вопросы чиновника по сбору пошлины, задержавшего его тележку.

Глазок подпевал ему:

– Вот беда-то, нынче, видно, с министрами надо знаться, чтобы привезти в город дрянный матрац?

Но эти шуточки на чиновника не подействовали.

– Ладно, ладно, – сказал он. – Хватит языки чесать, сейчас разберемся, есть там что в матраце или нет, – и он взялся за свою пику.

Э, черт возьми, как же быть, если он и впрямь ткнет острием в матрац и ранит Раймонду, а на холсте выступит кровь?

Тут Фонаря осенила гениальная мысль.

– Вы что же это? – сказал он, сохраняя видимость спокойствия, хотя дрожал от страха. – Вы, никак, собрались проткнуть мой матрац этой вашей штукой?

– Вот именно, – ответил сборщик пошлины.

– И холстину мне попортите, благодарю покорно!

– Ничего не поделаешь, надо проверить.

– Я не против, да только вам достаточно кулаком ткнуть, сразу поймете, что там одна шерсть, черт подери!

Совет был дельным., чиновник согласился. В конце концов, какое ему дело? И имеет ли он право проткнуть острием матрац и попортить его?

– Ладно, ладно, – сказал он и ударил что было силы по матрацу рукоятью своей пики. – Проезжайте, – сказал он, – там все мягко, и впрямь одна только шерсть.

Но он еще не договорил, а Фонарь побледнел как полотно – матрац пошевелился. Видимо, несчастная Раймонда от сильного удара пришла в себя. Что теперь будет? К счастью, положение спас Глазок. Заметив, что чиновник курит, он сунул в рот сигарету.

– Дайте-ка огоньку, – попросил он, отвлекая тем самым внимание сборщика пошлины. И тот дал ему прикурить. В это же время Фонарь впрягся в оглобли тележки и провез ее через ворота; Глазок подталкивал сзади, попыхивая сигаретой.

– Ну, дерьмовая твоя рожа! – заявил он. – Скажу без трепа: жду не дождусь, когда будем на месте… Хорошо бы мы влипли, черт дери, если б этот тип увидел, что за окорок мы везем!

Но Фонарь уже предался обычному философскому спокойствию.

– Будет тебе, не заводись, – сказал он, – через четверть часа будем дома.

Тележка повернула на пустынный бульвар позади фортов. Куда же везли они Раймонду? Что ожидало несчастную девушку?

Глава 3
ДВЕ ТАЙНЫ

– Послушай, Фандор, тебя не очень затруднит убрать ноги?

– Убрать ноги? Что вы имеет в виде, Жюв?

– Ну, друг мой Фандор, не в обиду тебе будь сказано, вот уже примерно четверть часа ты что есть сил стараешься вытереть свои грязные подошвы о мою диванную подушку… Черт побери! Не скажу, что она представляет такую же ценность, но все-таки…

– Жюв, вы просто мелочны.

– Фандор, ты просто невыносим.

– Жюв, вы брюзга…

– Фандор, ты лентяй…

– Вот это правда!

Фандор произнес это с такой убежденностью, что Жюв не выдержал и улыбнулся.

– По крайней мере, – сказал он, – ты не лицемер, ты признаешь, что тебе чертовски скучно, это уже кое-что, но далеко не все… Ты, значит, здорово заскучал, черт возьми, с тех пор как вернулся в Париж.

Жюв говорил это все с добродушной улыбкой и тщетно старался сделать вид, что осуждает Фандора.

Было совершенно ясно, что на самом деле полицейский и не думает попрекать своего закадычного друга, почти что сына, Жерома Фандора.

Они беседовали после завтрака в маленькой гостиной или рабочем кабинете, любимой комнате Жюва, где полицейский обычно проводил время, как только ему удавалось вернуться в свою квартиру на улице Бонопарт.

Каким образом смогли Жюв и Фандор приехать в Париж? Каким чудом спаслись они после невероятных приключений в Натале, когда им казалось, что они вот-вот схватят Фантомаса, раскроют все его тайны, арестуют его дочь, а вместо этого сами оказались в руках этого бандита, под угрозой неминуемой смерти?

Вот что произошло:

По счастливой случайности Жюв и Фандор оказались вдвоем на паровозе, который с бешеной скоростью мчал их навстречу страшной участи, и сумели, применив всю свою сноровку, отцепить тендер от паровоза.

И вот поезд, состоявший из тендера и пустого арестантского вагона, пробежал еще какое-то время по инерции и остановился.

Они оказались в безлюдной местности, без помощи, в одиночестве, во власти всевозможных опасностей, подстерегающих тех, кто, подобно им, затерялся в необъятных просторах вельда.

По счастью, Жюв и Фандор были слишком волевыми людьми, чтобы пасть духом. Прогнав опасения и тревогу, они напрягли последние силы и вместо того, чтобы прийти в отчаяние и опустить руки, заставили себя разработать точный план спасения; всего несколько часов тому назад Фантомас обрек их на страшную смерть – и вот они уже были вновь готовы к борьбе, к охоте на этого беспощадного бандита, на этого чудовищного преступника, неуловимого, гениального убийцу, Фантомаса!

– Жюв! – воскликнул тогда Фандор, – Фантомас опять одержал победу, но мы отыграемся!

– Да, Фандор, мы отыграемся!

Такие восклицания, такие слова надежды и воли к борьбе вырвались у обоих храбрецов еще до того, как они стали размышлять, каким способом выйти из труднейшего положения, на которое обрек их гениальный преступник Фантомас! Прошло совсем немного времени и Жюв, благодаря своему точному, быстрому, практичному уму, уже разработал план действий. Он по-отечески положил руку на плечо Фандора, который тоже был погружен в свои мысли, лежа в густой траве под железнодорожной насыпью, и сказал:

– Слушай, Фандор, я знаю, что тебя сейчас тревожит. Это участь Тедди, я хочу сказать – Элен. Неужели ты любишь эту девушку? Это было бы ужасно, это грозило бы тебе страшной бедой; и все же – она тебе мила? Ладно! Не сомневаюсь, тебе, прежде всего, хочется знать, что с ней сталось. Что ж, в этом есть своя логика… Вставай, Фандор! Выясним, как обстоят дела!

Преодолевая бесчисленные трудности, Жюв и журналист добрались до ближайшей железнодорожной станции. Там им сообщили удивительную новость – какой-то локомотив сошел с рельсов на повороте, но никто не пострадал; по крайней мере, железнодорожники утверждали, что на месте катастрофы не обнаружено человеческих останков.

Какой же напрашивался вывод? Черт возьми, все было ясно: Тедди, иначе говоря, Элен каким-то чудом оказалась невредимой и спаслась из страшной западни, в которую попала.

Перестав тревожиться об участи девушки, о которой они больше ничего не смогли узнать, Жюв и Фандор, оба без гроша в кармане, посовещались о том, что делать дальше, и Жюв, как всего, принял решение:

– Наталь опасен для нас, – сказал он. – Тебя здесь считают преступником, и тебе грозит смертный приговор; что касается меня, друг мой Фандор, мне в равной степени вредно будет предстать перед властями… Ну, слушай же, Фандор: вот уже десять лет как мы не жалеем усилий и рискуем жизнью, ведя борьбу с этим негодяем. Сто раз, должно быть, мы были близки к победе, и сто раз он ускользал от нас, но все же, слушай, слушай меня внимательно, Фандор: клянусь душой, сейчас Фантомас оказался ближе к поражению, чем когда-либо, сейчас он доступен для нашей справедливой мести… Итак…

Жюв остановился, и Фандор поспешно задал вопрос:

– Черт возьми, что вы хотите сказать?

– А вот что: до сих пор Фантомас был существом загадочным, неизвестным для нам; теперь же мы знаем, кого он любит, ради кого совершает эти набеги и преступления, ради кого он живет. Фандор, в сердце каждого человека есть какая-то уязвимая точка, любовь, страсть! До сих пор Фантомаса ничто не останавливало; до сих пор мы не знали, каким способом, какой хитростью парализовать его волю; все очень просто – нам не было известно, как с ним следует бороться… а теперь, поверь, мы вооружены куда лучше… Фантомас почти что равнодушен к своей любовнице, леди Бельтам, которая его боготворит, поэтому через эту женщину мы уже ничего не добьемся; зато мы теперь знаем, что у него есть дочь, Тедди, Элен, что он ее обожает и мечтает увидеть счастливой и богатой; нет сомнений, Фандор, чем сильней его любовь к ней, тем он сам становится слабее, поэтому теперь он в нашей власти.

И тут Жюв раскрыл Фандору составленный им план действий.

Надо было как можно скорей вернуться во Францию и ждать.

У Жюва все еще хранились бумаги, вынутые из таинственного черепа. Некоторые из них удалось перевести, другие остались непонятными. Эти бумаги и были той приманкой, которая заставит Фантомаса вернуться в Париж, чтобы завладеть ими, и тем самым подставить себя под удар Жюва и Фандора.

– Вернемся в Париж, – сказал Жюв, – притворимся, что убегаем от него и, будь уверен, Фантомас пустится за нами в погоню, и этот бой кончится нашей победой!

Фандор согласился.

Ценой бесчисленных трудностей, проявив сверхчеловеческую энергию, Жюв и Фандор добрались до побережья и тайком переправились в Англию, а оттуда в Париж. И вот уже прошло шесть месяцев, шесть долгих месяцев со дня их возвращения. Но если Жюв, как всегда флегматичный и спокойный, отлично мирился с жизнью в Париже, то Фандор, к сожалению, с каждым днем все более поддавался растущему волнению. Как отмечал король сыщиков, бедняга журналист просто не находил себе места. Он пребывал в постоянном раздражении, все время на что-то ворчал.

Жюв вернулся на работу в Сюртэ, не слишком распространяясь о том, как провел отпуск; что касается Фандора, он пока еще не работал в своей газете «Ла Капитель», но это уже было вопросом нескольких дней – журналист как раз и пришел к Жюву затем, чтобы объявить ему за завтраком, что он уже договорился с г-ном Дюпоном о своем возвращении туда в качестве главного редактора.

Жюв поздравил его с удачей, но Фандор час от часу становился все мрачней. Вот Жюв и выразил свое недовольство его поведением и, честно говоря, был совершенно прав. Действительно, Фандор разлегся во всю длину на большом диване в глубине гостиной и небрежно уперся ногами в спинку, не обращая внимания на то, что пачкает подушку грязными подошвами.

Фандор был молчалив и мрачен. Жюв тоже замолчал и сперва рассматривал его исподтишка, а потом попытался вернуть его к действительности.

– Ну что, малыш, что с тобой такое? Ты сегодня в убийственном настроении.

– У меня нет поводов для веселья, Жюв.

– А в чем дело? Скажи, пожалуйста.

– Я бы хотел что-нибудь услышать о Фантомасе.

– Ах, Фантомас!

Жюв и Фандор виделись каждый день, но имя страшного убийцы всегда заставляло их вздрогнуть.

Фантомас!

Что сталось с тем, кто так искусно умел наводить ужас?

Как случилось, что о нем ничего не слышно, как случилось, что не удается выйти на его след? Напрасно они уехали из Наталя.

Но в ответ на упреки журналиста Жюв только пожимал плечами: потерпи, Фандор, потерпи…

Казалось, его-то ничего не тревожит.

– Фандор, дружище, – сказал Жюв, – ты опять слишком торопишься. Еще шести месяцев не прошло, как мы потеряли след этого бандита, нечего отчаиваться, черт побери! Поверь слову Жюва – я обещал тебе, что мы отыграемся, и так оно и будет.

И, может быть, с целью отвлечь и занять чем-то другим мысли Фандора, Жюв добавил:

– Кстати, помнишь, Фандор, когда-то ты упрекал меня, что я просто помешался на Фантомасе? Так вот, мне кажется, что ты страдаешь тем же. Черт возьми, у полиции есть еще немало других дел. Знаешь, о каком странном происшествии я узнал сегодня утром и префектуре?

– Странное происшествие? Что именно, Жюв?

– Вот слушай, малыш, и посуди сам; представь себе…

Тут он остановился.

– Прежде всего, – сказал он совершенно спокойно, – я закурю сигару: один раз не в счет. Хочешь тоже? Или предпочитаешь сигареты?

Жюв два-три раза затянулся превосходной гаванской сигарой и затем продолжал:

– Так вот, представь себе, в Париже, в самом центре Парижа, творится что-то необычное, очень серьезное, абсолютно непонятное… и добавлю – весьма тревожное…

– Не тяните, Жюв! О чем речь?

– О привидении.

– Привидение? Вы шутите, Жюв?

– И не думаю. Вот как обстоит дело: в течение всей последней недели приходят сообщения – и могу уточнить от кого: от речников, – причем от всех речников, – от смотрителей шлюзов у моста Нотр-Дам, от парижских лодочников и даже от некоторых прохожих – все они рассказывают о невероятном явлении, повторяю, невероятном, которое имеет место чуть ли ни каждый вечер на Сене, под водой или на воде, в точности неизвестно, между Бийанкуром и Шарантоном.

– Какое же явление, Жюв?

– О, явление весьма необыкновенное, призрак…

– Призрак?

Фандор повторил это слово в полном изумлении. Это еще что такое, призрак на Сене, между Бийанкуром и Шарантоном – этому и впрямь трудно поверить! Как к этому отнестись? Уж не ошибся ли Жюв?

– Что это вы такое сочинили?

– Я ничего не сочинил, Фандор, я тебе излагаю все факты, какие есть, ничего не добавляя. Более ста человек, слышишь, более ста – внушительная цифра! – утверждают, что видели на Сене, в разных местах, в частности, между мостами в Бийанкуре и Шарантоне, примерно от восьми до часу ночи, то есть в самое темное время, какие-то огни, можно сказать, блуждающие огни, то на воде, то под водой. Речники сперва испугались, потом сообщили в префектуру; у одних развязались языки, другие принялись все отрицать; затем появились еще заявления такого же рода. Наконец, сегодня, на утреннем совещании, я получил белее точные сведения. Хозяин баржи, причаленной к острову Синь, четко описал, как в течение десяти минут горел этот огонек. Он сперва испугался, потом, по его словам, заинтересовался и уж не знал, что и предпринять. Наконец сел в лодку и поплыл к огоньку, а когда оказался вблизи – огонек погас.

– А что дальше, Жюв?

– Да что там… Ничего.

– Но каков же ваш вывод?

Жюв нахмурился.

– Вывод? – сказал он, изображая полное недоумение. – Да никакого вывода, ничего я не пониманию. Огонек этот существует, вне всяких сомнений, слишком много людей его видели, но что это за огонек, кто его зажигает – неизвестно…

И после недолгого размышления он добавил:

– Все-таки я собираюсь в ближайший вечер пройтись по набережным, чтобы самому убедиться, что там такое происходит; а еще я думаю, Фандор, что об этом блуждающем огоньке у тебя могла бы получиться неплохая заметка, как раз к твоему возвращению в газету, а? О чем ты думаешь?

Фандор был явно озабочен. Внезапно он вскочил и большими шагами стал ходить по гостиной.

– О чем я думаю… – произнес он наконец. – Вы будете смеяться… Я думаю, что мне не очень-то по душе таинственные и необъяснимые явления… помните, например, поющий ручей?

– Конечно.

– Сначала все в Париже потешались, а потом все-таки нашлось трагическое объяснение. Гм!.. Не нравится мне этот блуждающий огонек… А вам, Жюв?

– О, мне…

Жюв опять изобразил равнодушие, недоумение.

– Любопытно, – сказал он. – Любопытно – и только…

Он ничего не добавил, и оба замолчали, погрузившись в раздумье.

И тут в наступившей тишине раздался робкий стук в дверь, а затем она открылась, вошел старый слуга и доложил Жюву, что какой-то господин делает с ним поговорить.

– Что за господин? – спросил Жюв. – Кто именно? Он назвался?

– Вот его карточка.

Жюв бросил взгляд на визитную карточку и тотчас же сказал:

– Черт возьми, известное имя… Ну, Фандор, встряхнись, выйди в столовую, а я приму этого посетителя… Знаешь, кто это?