Текст книги "Киерленский изувер (СИ)"

Автор книги: Марс Букреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Он взял нож из рук Витора. Ладони отказывались держать оружие. Сжав рукоять ратня двумя руками, Этли шагнул из комнаты.

***

Дарины замерла у очага темным силуэтом, лицом к огню. Черные волосы струились по спине в ореоле света. У ее ног скорчилось тело умбры. Послышался какой-то то ли всхлип, то ли скулеж. Этли обвел взглядом комнату. Скорчившийся в углу Рокт с ужасом смотрел на жрицу. Его лицо превратилось в бледную маску, не сохранив и следа былой горделивости. Брови нелепо изогнулись домиком, глаза расширились, а подбородок мелко дрожал.

Жрица повернулась к Этли. Двумя руками она прижимала к животу шкатулку, с искрящейся всеми цветами радуги крышкой. Тело Дарины так и осталось молодым, гибким, стройным. Высокая грудь все так же привлекала взгляд, но лицо превратилось в уродливую серую личину. Нет, не умбра лежал у ног жрицы. Умбра, лишь одному ему ведомым способом, перетек в тело женщины. Словно змея, меняющая кожу.

В груди жрицы зияла узкая широкая рана, но крови не было. Корд лежал на полу. Видимо, Рокт попытался убить чудовище, но не смог.

– Забирай мальчишку, – прошипел умбра, – и идем за твоей книгой. Нас ждет долгий путь.

Умбра отнял одну руку от шкатулки, поднес ее ко рту и сорвал зубами золотой браслет с запястья. На некогда точеных губах замерли сверкающие капли.

– Что ты сделаешь, когда доберешься до Куба? – спросил Этли.

Умбра пробуравил его взглядом:

– Тебе не понять.

– Ты ведь хочешь убрать ваше падение из Запределья? Чтобы не быть одному, верно?

Умбра промолчал.

– Значит, – продолжил Этли, – древняя империя гномов не погибнет в небесном огне. И что будет дальше, неизвестно.

– Я все сделаю верно, – прошипел умбра, – не волнуйся.

В голове Этли царил хаос. Мысли накатывали друг на друга, разбивались и тонули в обломках мыслей погибших до этого. Он так хочет поверить этому существу. Избавиться от проклятья. Но не за это ли он насмехался над Дариной? А если умбра не врет? Избавиться от проклятья, всего лишь одно простое решение! Добраться до пещер гномов. Но как можно верить твари из Запределья, лживых по самой своей сути. Он не слышал ни разу, ни разу, чтобы пришельцы оттуда сдержали свои обещания. Но то был Мириад, а он умбра. Он ведь может избавить его от проклятья и…изменить прошлое мира. Что тогда будет со всеми остальными? И какое ему – Этли – дело до остальных?

Ураган мыслей прервал вой Рокта. Вконец обезумевший жрец, оскалившись, бросился на чудовище с голыми руками. Он даже не попытался схватить корд, лежащий у его ног. Умбра метнулся в сторону, лишь вороновые волосы взметнулись в воздухе. Изящная женская рука схватила горбоносого за горло, тонкие пальцы сжались. Голова Рокта резко свесилась на бок. Мгновение и жрец распростёрся на полу, отплясывая предсмертный танец.

При этом шкатулка в другой руке бывшей жрицы качнулась и устремилась в очаг. Извернувшись змеей, умбра поймал ее.

– Проклятый огонь, – произнес он.

Из-за спина Этли метнулся Витор. Мальчишка резко остановился у тела отца. Отступил на несколько шагов. Все это время умбра неотрывно смотрел на парня, впервые Этли увидел, как глаза чудовища зажглись алчностью. Ведь сын торговца был самым подходящим телом для него.

Витор посмотрел на Этли. В его глазах уже не было слез, он будто повзрослел за то краткое время, когда Этли оставил его в комнате.

– Мой отец мертв, – твердо произнес мальчишка и посмотрел на умбру. – Если, тебе так надо можешь забрать мое тело.

Потом вновь взглянул на Этли, продолжил:

– Я не хочу оставаться один. Но только давай сейчас, пока я набрался храбрости.

В глазах мальчугана застыла решительность, какую Этли видел только у пехотинцев, изготовившихся принять на пики летящую на них конницу.

Одним движением умбра оказался рядом с Витором. Улыбка раздвинула мясистые губы, обнажив крупные желтые зубы. Как же разительно отличалось точеное тело Дарины от головы, венчающей ее. Словно у игрушечной куклы оторвали голову и пришили голову сказочного чудовища. Удерживая шкатулку в одной руке, умбра коснулся груди мальчишки.

Глава 5

Киерлен – необычный город. В нем есть то, чего нет в других городах. Есть там самая настоящая Гильдия нищих. Живут нищие не на окраинах, как в других местах, а в самом центре. Место, где они живут называется Нищий двор. С одной стороны, он упирается в склоны Цитадели, с другой в район аристократов – Недвень.

Такие привилегии нищие Киерлена получили из-за того, что бродяги были первыми, кто поселился на месте будущего города. Роль Гильдии достаточно весомая, говорят, Отцы города иногда советуются с Гильдией. У нищих везде есть свои глаза и уши.

Нищий двор рьяно бережет свое право собирать милостыню в городе. И если могут простить такую вольность путнику, задержавшемуся в Киерлене на день, то тех, кто без ведома Двора промышляет подаянием часто находят в канавах с перерезанными глотками.

В Гильдию попасть трудно. Надо быть либо молодым, либо иметь такой опыт, чтобы удивить видавших виды попрошаек.

Из записей Аскеля Этли

Рука жрицы вспухла. Треснула ткань рукава, и черная пузырящаяся плоть полезла наружу. Завоняло так, что Этли пришлось дышать через рот. Тело Витора, там, где рука чудовища коснулась его, так же взбухло. Черная копошащаяся масса, похожая на клубок сплетенных червей, покрыла грудь мальчика. Рука словно начала проваливаться внутрь, увлекая за собой извивающуюся черную субстанцию.

Этли накрыла волна ужаса. Нет, не из-за увиденного, хотя и этого было достаточно, чтобы броситься на утек. Его охватило чувство безнадежности, ничтожности и бессмысленности. Нельзя находиться рядом с такой мощью и остаться в своем уме. Он чувствовал себя словно человек оказавшийся за бортом корабля в разгар шторма. Есть только он и исполинская стихия, способная сокрушить все вокруг. Что-бы он ни делал, ни предпринимал – все тщетно! Его разобьют, уничтожат, разорвут и даже не заметят этого. И если эта неведомая мощь, хотя бы краешком сознания заметить Этли, нет! Она ведь уже видит его! Он уже включен в превышающее людское понимание уравнение. Смерть! Даже самая ужасная – лучше, чем оказаться рядом с этим!

Сознание Этли пыталось погаснуть, в жалкой попытке избежать чудовищной реальности. Озноб охватил тело, парализуя волю. Волосы шевелились на затылке. Он почувствовал, как изо рта потянулась холодная ниточка слюны. Еще чуть-чуть и он зайдется в безумном смехе, осознав ничтожность не только рода людского, но и всего материального мира.

Он наткнулся на взгляд Витора, все такой же твердый и решительный. «Давай сейчас, пока я набрался храбрости», ведь мальчишка сказал это ему, а не извивающейся твари. О чем он говорил?

Лицо Витора посерело, но взгляд все еще оставался человеческим. Но вот, что-то незримо изменилось и на Этли глянуло уже совсем иное существо. Он ведь видел такое однажды! Там, среди песнопений и благовонного дыма. Ребенок с глазами древней твари. Неслышимые слова сотрясали землю: «Каждый, кто запал тебе в сердце…».

Преодолев немыслимую скованность тела, Этли даже вскрикнул от усилия, он бросился к умбре и выхватил шкатулку из тонкой, изящной руки бывшей жрицы-проповедницы.

***

Одним прыжком оказавшись у очага Этли швырнул шкатулку в раскаленные угли. Раздался дикий крик. Обернувшись Этли увидел – кричат обе головы, и жрицы, и Витора. Монстр, слепленный из двух человеческих тел и мерзкого нутра умбры, рухнул на пол. К тошнотворному запаху исходящего от него, примешалась гарь сожженного мяса. Чудовищный клубок принялся кататься по полу. Этли ждал – вот-вот, и воплощенный кошмар из бредового сна замрет испепеленной грудой останков. Мгновения тянулись бесконечно, сердце гнало кровь, так, что она молотами стучало в висках.

Жуткий клубок замер. Этли выдохнул, казалось, будто до этого он держал на плечах целую скалу, а теперь неподъемная ноша испарилась, подарив неведомую доныне легкость. Этли сел на пол и тихо засмеялся. Жар от очага грел спину, прогоняя озноб. Его взгляд упал на корд, лежащий рядом. Он подтянул его к себе и закрыл глаза. Тепло. Ураган в голове все еще бушевал, но уже не с такой силой. Воспаленное сознание утихало. От пережитого мышцы враз ослабли, став словно тряпки. Надо понять, поместить в разум, все произошедшее. Но сначала поспать. Неодолимо хотелось лечь и заснуть у потрескивающего очага.

Из полузабытья Этли выдернул непонятный шум. Он открыл, ставшие неподъемными, веки и его словно пронзили клинком. Холод незримой стали проник в сердце, а голова взорвалась ворохом панических мыслей.

Умбра поднялся с пола. Тело жрицы стояло на ногах, а ее голова, изуродованная присутствием чудовища, свесилась на бок. Распахнутый рот с крупными желтыми зубами и бессмысленный мертвый взгляд пугали. Лицо Витора, столь же уродливое, смотрело осознанно. Тело мальчишки, практически висело на теле жрицы, сросшись с ней в районе груди и плеча. Его ноги еле доставали до пола. Тела опутывала сеть из тонких, черных, непрерывно извивающихся, червей.

«Шкатулка ведь из камня!», – внезапно осенило Этли. – «Она вообще не горит». Огонь лишь причинял боль чудовищу, но не мог его убить. Этли вскочил на ноги. Уродливое существо заковыляло, протягивая к нему руки. Как оно нашло силы преодолеть страшную боль? Да кто знает, может сожрало еще одно украшение с тела Дарины. Да и какая разница, надо бежать! Но сначала, забрать проклятую гномью диковинку.

Этли кордом вынул шкатулку из огня. В панике схватил ее рукой, обжегся и выронил. Умбра заковылял быстрее. Аскель подцепил шкатулку кордом и бегом бросился к ведру с водой, что стояло возле дверей одной из комнат. Швырнув туда ларец, он обернулся к чудовищу, готовый располосовать его клинком. Не убьёт, так хоть может быть отгонит, а там шкатулку в руки и бежать, куда глаза глядят.

Тварь была уже близко. Неуклюже передвигаясь и рыча, она торопилась разорвать никчемного человека. Этли занес над головой корд и тут изо рта жрицы потекла вода. Монстр на мгновение замер. Затем заковылял быстрее, но вода уже лилась изо рта Витора. Умбра упал, пополз к Этли, задыхаясь и откашливая воду. Но вот он задергался, как висельник в петле, руками принялся царапать горло, то возле одной головы, то возле другой. Несколько раз изогнулся и затих в луже воды.

Этли не верил своим глазам. Умбру огонь не брал. Неужели ведро с водой остановило потустороннее чудовище? А если он снова провернет тот трюк, с воскрешением? Он заглянул в ведро. Вода едва прикрывала шкатулку. Вроде бы оно стояло полное, а сейчас ополовинило. Хотя точно Этли не помнил, да и плюхнул он бесовскую вещицу туда так, что брызги полетели во все стороны.

Умбра не шевелился. Решив избавиться от шкатулки, Этли понес ведро к колодцу. Пока нес, воды стало значительно меньше. Так ему показалось, во всяком случае. Он перевернул ведро, и драгоценная вещица тяжело плюхнувшись ушла в глубину. Этли надеялся, что, упав на дно подземного водоема, она останется там на всегда. А будет на то воля Триединого, то грунтовые воды утащат ее прочь, навечно скрыв под земной твердью, откуда она и появилась.

Он вернулся, осторожно заглянул в дом. Тело умбры все так же лежало без движения. Затем, стараясь остаться незамеченным Этли растворился в ночи.

***

Кое-как достучавшись, чтобы Оттик открыл ему дверь, ничего не объясняя, Этли прошел к себе и завалился спать. Бесы раздери! Утром найдут трупы, да еще в каком состоянии! Акун, Дарина, Витор. Эх, малыш Витор, ты оказался сегодня храбрее всех. Начнут искать виновных. А он вот он – Этли. Куда-то уходил ночью, вернулся измученный, провонявший не пойми чем. Свидетелей полный дом. Хотя. Ведь никто, даже Оттик не знает куда уходил Этли. Да и на Языке не особенно задаются вопросами, когда находят трупы. Может и обойдется. Да, катись оно все в бездну.

Проснулся он уже к полудню. Волгана и Руди не было. Волган, понятно, в доках, Руди снова пропал по своим делам. Лавена сидя на кровати рукодельничала.

Этли поднялся.

– Как нога? – спросил он Лавену.

– Уже меньше болит, а Руди утром снова наложил мази и перетянул заново.

– Тебе надо чего-нибудь, воды там, может поесть принести?

– Нет, – ответила Лавена не отрываясь от своего занятия, – мне Волган оставил все.

Она кивнула на стол, где стоял глиняный кувшин и тарелка накрытая салфеткой.

– Спасибо за заботу, Этли, – внезапно произнесла женщина, – за вчера.

– Не стоит, я просто помог, по-соседски.

– Я тут шарф Волгану вяжу, хочешь и тебе тоже сделаю, на зиму самое то будет.

– Нет, спасибо. Лучше Волгану второй свяжи.

Этли пересел за стол.

– Ты мне про храм в Вендалане хотел рассказать, помнишь, – не поднимая глаз промолвила Лавена. – Страсть, как интересно, что там в других землях, да городах.

Этли кивнул. Сам удивился, что помнит на чем остановился их разговор с женой докера. Это после все событий-то! Собравшись с мыслями он произнес:

– Ну, нет, он не больше Киерлена. Но самый большой во всей Сарданаре. Да и не только в Сарданаре, у дебрян храмы совсем маленькие, такие, как здесь на Языке. Он именуется Храм Света Творца. К нему ведет, такая широкая дорога, раз в пять больше, чем местная языковская, по которой из доков товары возят.

– Ого!

– Да это еще, что! Вдоль той дороги стоят статуи всех сарданов-императоров, от тех древних Первого Царства, до предпоследнего, батюшки нынешнего, в полный рост, в дорогих облачениях. Каждый день жрецы этого храма омывают статуи драгоценными маслами из, тех, что с юга привозят. Запах там стоит дурманящий!

Он еще долго рассказывал Лавене. О многом. О том, как в Новых землях ушлые молодцы добывают эльфийские артефакты, как дружины левобережных князей несут дозор на границе с Оркейном, как дебряне добывают редкие и дорогие меха. Лавена слушала с горящими глазами, удивляясь или негодуя. Когда Этли сказал, что дебряне веруют в Триединого, но отказываются считать сардана-императора его наместником, она воскликнула: «Вот безбожники!».

А Этли думал, как же хорошо сидеть вот так с человеком, болтать о разном. Спокойно, не торопясь. По-домашнему. В груди разлилось тепло. Он вдруг поймал себя, что не пытается сдерживать улыбку, от вида которой дети начинали заикаться, а утонченные особы падать в обморок. А Лавена не отводит глаз, когда кривая некрасивая улыбка искажает его лицо. Жаль, что судьба у него другая – всегда быть одному.

***

Старик со струпьями на лице грелся на солнышке. Он сбросил вязанку дров, уселся на нее и, щурясь от небесного света, улыбался. Как же хорошо жить! Особенно сейчас. Последние две недели – лучшее время в его жизни. Ну, кто бы мог подумать! Улыбка старика стала шире.

Почему-то вспомнилось детство. Улочки Славиосы, огромного города в Востойе, вотчине Великого Князя, ближайшего родственника и вечного соперника сарадана-императора. Но прожив там все детство и юность, он ни разу не видел Великого Князя воочию. Да и чего удивляться-то, кто Князь и, кто он, нищий, рожденный в канаве, на окраине Славиосы. Мать он помнил плохо, лишь смутные воспоминания, о чем-то теплом и нежном иногда тревожили его. Попрошайка и дешевая шлюха, она умерла рано. А отца он не знал вовсе.

Вспомнилось, как со стайкой таких же грязных, оборванных и голодных мелюзги они бежали за хорошо одетыми горожанами и клянчили: «Дяденька, дяденька подайте ради Спасителя», а когда медный грош падал на землю гомонили в разнобой: «Да продлит ваши дни Триединый». Да, тогда было так же, тепло и безмятежно.

Когда он возмужал, то сбор подаяния показался ему малоприбыльным. Деньги охотно кидали детям, старикам, калекам. А вот здоровенному лбу чаще отвешивали пинков и грубой брани. Работать у него не получалось. Тяжело, платят мало, да и никакого смысла в этом не было. Стать мастером или обзавестись собственной лавкой ему не светило. И он начал воровать. Тут дела пошли в гору! У него к этому занятию оказался талант. Кошельки незадачливых горожан, товары засуетившихся торговцев, любая ценность хотя бы на миг оставшаяся без присмотра, все становилось его добычей.

От города к городу, от села к селу он добрался до Вендалана, стольного города сардана-императора. Воровство позволяло сносно жить, а ловкость – не попадаться. Но вот пришла старость. Он не сразу это понял, когда попался впервые. Хотел стащить, какую-то сущую мелочевку. Может быть это и спасло его. Ему намяли бока так, что неделю не мог ходить. Спасибо и на том, что не потащили в управу, где он так легко бы не отделался.

Затем, вроде бы все вернулось на круги своя. Целый год он кормился своим низким ремеслом. Но вскоре попался вновь. На этот раз влип он серьезно – покусился на кошелек высокородного знатника. Да, кто б знал, что он знатник, одет был как простой горожанин. И чего эти благородные шастают среди простонародья, сидели бы в своих замках, да усадьбах. Побоями тогда дело не ограничилось, кликнули стражу, сволокли в управу, а там комендант, лениво и равнодушно спросил:

– Руки отрубим или сразу на виселицу? Ты хоть знаешь на чье имущество позарился?

Он не знал, а объяснять ему никто не стал.

Сколько он тогда промаялся в темнице, один Триединый ведает. Палачу все некогда было, более важными преступниками занимался. А когда его и еще десяток таких же бедолаг вели из этой тюрьмы в другую, бежал, вместе с одним душегубом. Долго они прятались по подворотням и самым убогим районам столицы, а потом он и вовсе ушел из Вендалана.

После этого, сообразив, что сноровка у него уже не та, вернулся к попрошайничеству. Воровал редко и у редких ротозеев. Долго еще бродяжничал по городам и весям. Да затеялся идти в Киерлен. В Киерлене находилась самая настоящая городская гильдия нищих. Могли и принять старика, опыта у него ого-го! И воровать мог научить, и притворятся калекой и трюки всякие знал, на какие падки легковерные горожане. Да не пустили его в город. Совет запретил нищих пускать. Своих навалом, в той же гильдии.

Поселился в Норах, где такие же нищие живут, как в гильдии, только кормятся от путников. Да понимал он, как зима настанет, с холодами и снегом, не пережить ему. Помрет, не вытянет он зиму пережить. Как же не хотелось умирать! С ужасом он представлял ночами, как его не станет. Останется на месте солнце, небо, земля, город этот проклятущий, а его не будет. А ведь хочется жить! И что с того, что он старик? Жить-то хочется!

Но ему повезло! Нежданно, нагадано! Теперь у него есть крыша над головой, одежда, еда и вино. Чего еще можно желать? Правда, человек, которому он служит, такие вещи творит, жуть! Но если не будет помогать ему, то вмиг окажется на улице, а то и еще хуже.

Старик заприметил одинокую девицу. Молодая, двадцати еще нет, кровь с молоком. Светловолосая, курносая, проходя улыбнулась ему. Взгляд ясный, наивный. Старик встал, закряхтел, заохал, годы нищенствования научили хорошо притворяться. Поднял вязанку дров, уронил. Задышал тяжело.

– Дедушка, тебе помочь?

Не ошибся значит, простодырая деваха.

– Ох, деточка, помоги коли можешь, тяжко мне уже, старый я.

Они подхватили вязанку с двух сторон.

– Куда идти-то? – спросила девушка.

– Так вон, мой дом, видишь крыша из-за амбара торчит.

– Так там же никто не живет.

– Пока я живу, а скоро и хозяева приедут. Я для их приезда тут все готовлю.

Старик оглянулся по сторонам. Никого нет. Безлюдное тут место, самое то.

– Давай свернем, тут короче.

Старик потянул вязанку, увлекая девушку за собой, стараясь скрыться с просматриваемого места.

– А ты сама-то чья будешь?

– Элли я, дочка Звентаря, ременщика.

– Аааа, ну да, да Звентарь, как же знаю, – протянул старик.

А про себя подумал: «Не дождется сегодня Звентарь своей доченьки».

Часть 4. Культ Бессмертия. Глава 1

Когда войска сардана-императора разбили силы северцев и сравняли их крепости с землей, многие ересиархи бежали в земли эльфов, ныне называемые у нас Новоземье. Долгое время о них ничего не было слышно. Но через двести лет появились странные люди, сопровождаемые эльфами. Сея смуту в душах простых людей и знатников, они породили самое отвратительное, что есть в мире – Культ Бессмертия.

Из записей Аскеля Этли.

Уже два дня Этли не ел и практически не спал. Он проваливался в неглубокий сон, из которого тут же выныривал, задыхаясь, словно тонул в бурном потоке. Видения прошлого преследовали его, являя картины пережитого. Они становились страшнее и тревожнее, проходя через рассудок Этли, приобретая искаженные, гротескные очертания.

Он видел рукоять кинжала, скользкую от крови, и тут же тонул в широко распахнутых серых глазах, до краев наполненных болью и непониманием. А когда он выплывал из серого омута, то видел сгоревшие руины усадьбы. Черные, покореженные. Мертвые. В прошлом, в тот момент что-то случилось, что-то надорвалось внутри. Он должен был бы кататься в отчаяние по земле, рвать в бешенстве сочную зеленую траву. Выть! Но он просто стоял и смотрел.

Из кипящего чана его звали голоса, а затем из него показалось одноглазое желтушно-мертвое лицо Глыбы. Там же был и Вигда, и та орочья рабыня. А голос Альдана шептал, что-то бессвязное. И все это застилало видение ребенка с глазами древнего бога.

Культ Бессмертия, здесь – на Языке. В одном из храмов Триединого. Лет пятнадцать-двадцать назад, это не было бы столь удивительно. Тогда, ростки ереси, под мягким руководством эльфов, проросли повсеместно. Бессмертия возжаждали многие, от простолюдинов до аристократов. Сардану-императору пришлось создать особый Орден Гнева Судии, чтобы бороться с заразой. С тех пор, красные одежды жрецов неизменно сопровождали все следствия и суды над культистами. Местами, корни скверны дали столь прочные ростки, что войскам сардана приходилось штурмовать замки князей и войданов.

И вот он вновь столкнулся с Культом. С безумцами, пытающимися добиться расположения тварей Запределья, этих лживых существ, наслаждающихся страданиями людей. И нет иного выбора, как уничтожить взывающих к древним чудовищам. Другого языка они не понимают, жажда бессмертия ослепляет их.

Этли повернулся на бок. Что следует предпринять? Разыскивать культистов, бродя по городу, прислушиваться к разговорам, выспрашивать – не слышал ли кто криков или странных песнопений, раздающихся из подвалов соседнего дома. В таком огромном городе, как Киерлен, это будет не просто. Точнее невозможно.

Или лучше вернуться к переводу, искать способ избавиться от проклятья? Возможно, все культисты сгинули в доме Акуна, вместе со своей предводительницей – Дариной. Этли очень хотелось, чтобы так и было. Время покажет. Если, из Велавы больше не будут вылавливать обезображенные трупы девушек, значит все, кончился Культ Бессмертия в Киерлене. А пока, действительно, лучше продолжить перевод эльфийской книги. Вдруг долгожданный способ уже на следующей странице.

***

Вечером следующего дня, Этли возвращался с Уврата. Он отнес Ностану заказ, получил оплату и неизменный яблочный пирог, которым его, по доброте душевной, потчевала жена лавочника – Фрия. Прогулка и звон монет улучшили настроение. Да и в самом деле, не переоценил ли он Дарину с ее подручными?

К таверне Этли подошел с невыносимым зудом приняться за перевод. Это будет куда полезнее, чем травить себя мыслями о культистах. Он спустился по лестнице в подвал, удивляясь, как не скрипнула ни одна ступенька. Да и двигаться бесшумно, получилось как-то, само собой. Он остановился резко, в самом низу, поняв, что Лавена и Волган выясняют отношения.

– Ты слишком заинтересовалась этим пройдохой Этли, – прогудел Волган.

Но в его голосе не чувствовалось ни злости, ни ревности.

Лавена промолчала.

– Скажи мне, – продолжил докер. – Ты все еще скучаешь по …Волгану, тому Волгану?

«По тому Волгану»? О чем это он, удивился Этли. Или может быть он говорит о том, каким он был раньше? Этли не стал слушать дальше и осторожно начал подниматься наверх. Под ногой предательски скрипнула ступенька, вроде не громко, но Этли звук показался оглушительным.

– Ты ведь знаешь, что это так, – ответила Лавена, не обращая внимания на посторонние звуки.

Этли поднялся обратно в трапезную, а затем, нарочито громко принялся спускаться вниз.

***

Руди явился уже по темноте. Обитатели полуподвала сидели за столом, обмениваясь слухами и новостями. Этли уже отбросил мрачные мысли о Культе Бессмертия, обдумывая, что он узнал сегодня из «Запределья». Вскоре эти знания испарятся из его памяти, оставив лишь смутные воспоминания и придется читать перевод, чтобы восстановить их. И тут громыхнул Волган:

– Сегодня днем, снова выловили изрезанный труп, так же, как и в прошлый раз.

Все мысли сразу улетучились из головы Этли. Он весь обратился в слух. Волган исподлобья глянул на него и добавил:

– Тебе ведь интересны такие вещи, да?

Этли не ответил. Все надежды на то, что Культ Бессмертия сгинул, пошли прахом. Безумцы продолжают свое черное дело. И кто знает, достигнут ли они в нем успеха. И что случиться, когда Мириад явиться посреди многочисленного города.

– И кто она? – все же спросил Этли. – Кто-нибудь узнал ее?

При этих словах Руди и Лавена удивленно обернулись к Этли. Не ожидали, что он и вправду интересуется подробностями. Волган помолчал, усмехнулся и произнес:

– Дочь местного ременщика, кажется. Не повезло девке, нарвалась на какого-то живодера.

Ночью Этли вновь таращился в потолок. Нет, он не сможет заниматься переводом. Не сейчас, когда жаждущие бессмертия пытаются вызвать Мириад и выторговать у него вечную жизнь. Им не объяснить, что это невозможно. Что мечты о вечной жизни, так и останутся мечтами. Никто не получит бессмертия. Во всяком случае не такой ценой, которой пытаются заплатить культисты. Он – Аскель Этли, побеспокоится об этом.

***

Проснувшись, Этли решил наведаться в дом ременщика. Оглядеться. Может быть удастся увидеть и покойную. Возможно он разглядит на ней и проклятые эльфийские символы, ему надо понять, с кем придется иметь дело: с глупцами, откуда-то прознавшими о возможности получить бессмертие или с теми, кто понимает, что делает.

Пока он собирался, в комнату вошла Лавена. Она уже могла ходить, опираясь на палку, и время от времени поднималась на кухню, помочь Оттику. Этли улыбнулся ей. После того, как он посидел рядом с женой докер, рассказывая о том, что видел в странствиях, она стала ему нравиться…как женщина? Да нет, как женщина она нравилась ему давно, надо быть честным с самим собой.

Взять хотя бы тот день, когда Лавена подвернула ногу. Что тогда ему только не лезло в голову, прости Триединый. Нет, скорее она стала интересна для него, как человек. Любознательный, не желающий смириться с жизнью, доставшейся ей. И хотя бы через рассказы другого человека увидеть то, что ей никогда не суждено узреть. А еще она не шарахалась от его улыбки.

Но вместо того, чтобы улыбнуться в ответ, женщина понуро села на кровать. Избегая смотреть на него, Лавена спросила:

– Скажи, Аскель, ты ведь слышал вчера наш разговор с Волганом?

Отпираться Этли не стал. Как же ему нравилось, что она называет его по имени.

– Знаешь, – продолжила Лавена, – давай прекратим все разговоры, кроме самых необходимых. Действительно, нехорошо получается. Пока муж в доках работает, я тут любезничаю с тобой.

После этих слов, у Этли неприятно защемило в груди. Но не подав вида он холодно ответил:

– Как пожелаешь.

Собравшись, он молча вышел. На его лице не осталось и тени от улыбки. Поднялся наверх, где в трапезной Оттик беседовал с каким-то незнакомцем. Не обращая внимания, Этли прошел к выходу и уже не видел, как незнакомец не отрывает от него взгляда.

***

Дом ременщика Этли нашел быстро. Возле него собралась целая толпа, родственники, соседи и просто зеваки. Убийства не были чем-то удивительным на Языке, но такое, когда бедную девушку запытали до смерти, даже здесь вызывало тревогу и любопытство. Из дома доносились плач и причитания, а возле крыльца выстроилась очередь желающих проститься с усопшей. Этли встал в конец и принялся сосредоточено прислушиваться, о чем судачат окружающие.

– Бедная девочка…

– А порезали то, как страшно…

– Говорят и лица нет, срезал изуверище проклятый…

Убийце девушки дали уже прозвище – изувер. Эх, если бы эти люди только знали, что истерзанные тела девушек и молодых женщин – дело рук целой организации, а не спятившего живодера.

– А Звентарь-то, вовсе сплохел, – говорила какая-то старуха другой, – лежит недвижимый, того и гляди, отправиться вслед за родной кровинушкой.

Очередь двигалась быстро. Но за это время Этли узнал, что убитая была послушной и заботливой дочерью, никаких шашней с незнакомцами за ней не замечалось. Да и Звентарь, отец ее, отпускал дочку лишь до рынка или колодца и сразу обратно.

Войдя в дом Этли оказался в полумраке. В комнате, на лавках, стоял гроб. Вокруг сидели женщины в траурных, черных платках – родственницы и плакальщицы. Отличить их было легко: плакальщицы выли громко и горько, отрабатывали плату, родственницы – тихо рыдали.

Подойдя к гробу Этли разочаровался, увидеть ничего не удалось. Тело было завернуто в саваны, а лицо покрывала густая белая вуаль. Он совершил знак благословления, прошептал короткую молитву и вышел. Некоторые проводили его удивленным взглядом, он не был похож на ремесленника или торговца, а с головорезами дочь ременщика не водилась.

Оказавшись вновь на улице Этли огляделся. Девица, как он понял, не из гулящих, значит уволокли ее где-то рядом, возле дома. Да скорее всего днем, вряд ли дочка ременщика шастала по ночам. Значит изувер этот, как окрестили убийцу языковцы, рядом где-то находился. Точнее место, где несчастную девчонку резали находилось рядом. Но вот где?

Соседние дома выглядели прилично. Насколько это возможно для Языка. Обычные жилища мелких ремесленников. Да и навряд ли, кто-то из соседей – простых людей – состоял в Культе Бессмертия. Сейчас Культ не настолько силен, как двадцать лет назад. Скорее, местные донесли бы на странных людей, предлагающих им похитить молодую соседку.

Этли побродил по округе и наткнулся на, казалось бы, заброшенный дом. Немного обветшалый, с заколоченными окнами, он стоял особняком от остальных. Мимо проходил парень, которого Этли выдел возле дома несчастного Звентаря:

– Кто живет в этом доме? – спросил он.

– Да, никто, – ответил парень. – Год назад его, вроде купили, но никто не въехал, так и стоит брошенный. Говорят, иногда тут дед какой-то появляется, вроде как присматривает.

Этли еще раз оглядел заброшенный дом. Хорошее место для убийства. Если жертве заткнуть рот кляпом, чтобы не орала – режь на здоровье, измывайся хоть несколько дней. А тут и до реки недалеко. В темноте тело сволочь, да бросить в воду – плевое дело. Но вместо того, чтобы бродить вокруг заброшенного дома, Этли решил заняться более многообещающим делом – зайти в Храм Милости Спасителя.