Текст книги "Киерленский изувер (СИ)"

Автор книги: Марс Букреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Киерленский изувер

Пролог

         

Из стрельчатого окна, под самым потолком высокого зала, струился свет. Расталкивая тьму, он освещал изящный круглый стол, покрытый сукном. На столе замер синий бархатный мешочек. Кто-то шагнул из окружающей тьмы. Свет упал на узкие, алебастрового цвета, ладони с ухоженными ногтями. Тень скрывала лицо их обладателя. Он взял мешочек, внутри раздался еле слышимый сухой перестук. Невидимый хозяин залы высыпал в ладонь плоские, снежно-белые кусочки костей. Чуть помедлив, он бросил их на стол. Костяшки рассыпались хаотичным узором.

Палец с ухоженными ногтем уперся в сукно, и принялся двигаться от одной костяшки к другой. Несколько раз таинственный обитатель залы отнимал палец от стола, но тут же принимался водить им вновь, словно ища выход из хитрого лабиринта. Почти десять лет, он ежедневно совершал свою загадочную ворожбу. Но белоснежные пластинки неизменно обманывали его ожидания. Отчаяние раздирало душу, но он вновь и вновь бросал кости на стол. Когда-нибудь, все судьбы сойдутся воедино. Он это знал. Но как же устал ждать!

Палец прочертил невидимую линию между полудюжиной костяшек. Обладатель алебастровых рук отнял палец. Затем лихорадочно повторил замысловатый узор. Потом еще раз, медленно и вдумчиво. Он сгреб костяшки в кучу, и по одной принялся скидывать в синий бархатный мешочек. Все еще не веря в свою удачу, он прошептал:

– Сестра, скоро я верну тебя из Запределья.

Часть 1. Хорик-хорохорик. Глава 1

Когда мы тащили лестницу к стенам Альвиона, из города вылетела стрела и поразила Глыбу аккурат в глаз. После чего он ничком рухнул на землю.

На это Муфлон сказал:

– Этот недомерок оказался лжецом! Ведь, не далее, как вчера, он убеждал нас, что будет жить вечно.

Мы расхохотались, подхватили лестницу и потащили ее дальше.

Из записей Аскеля Этли

На дороге, ведущей с запада в Киерлен, на самом въезде в город творилась неразбериха. Подвода груженая зерном, проезжая арку ворот, потеряла колесо и завалилась на бок. Взбрыкнувшие лошади развернули телегу поперёк, мешки ухнули на землю, перекрыв ворота непроходимой баррикадой.

Стражники орали на мужиков, сопровождавших подводу, а те, не обращая внимания, неспешно разгружали телегу, чтобы поднять ее и поставить колесо на место. На дороге перед воротами, изнывая от жары, маялись путники. Крестьяне с такими же подводами, торговцы – богатые и не очень, бродячие жрецы. Среди них выделялись знатники, на конях, в ярких одеждах. Люди роптали, ругались, кто-то пытался пролезть ближе к воротам, лишь жрецы смиренно принялись славить Триединого.

С залитых изумрудной зеленью холмов на творившийся раздрай смотрели виллы богачей. Более похожие на крепости, их острые вытянутые крыши пронзали чистое небо. С другой стороны дороги, в низине, раскинулись Норы – землянки и шалаши голытьбы. Нищие, почуяв наживу, потянулись к дороге, выпрашивая подаяние.

– Братец, эй, братец! – осипшим голосом звал иссохший старик, с покрытым струпьями лицом. – Братец, не стой там. Отцы города запретили пускать за стены нищих. Пойдем к нам, в Норы, там найдется для тебя корка хлеба и женщина.

Человек, к которому обращался старик, не реагировал. Среднего роста, с копной темно-каштановых, порядком засаленных волос, он молча стоял посреди толпы. В поношенной рубахе и штанах до середины голени. На плече он держал мешок с вещами. В другой руке сжимал толстую палку, с оструганным острием. Вместо обуви ноги обвивали истрепанные полотняные обмотки, посеревшие от пыли.

– Чего нос-то воротишь? – обозлился старик. – Иль думаешь, лучше нас, сирых? Брезгуешь? А я ведь со всей душой! Ну, погоди у меня.

Старик завертел головой. Увидев троих стражников, идущих вдоль дороги и пытавшихся не допустить давки, он бросился к ним.

– Бродяга, там в толпа бродяга! – закричал старик. – Хочет попасть в город. Гоните его! Отправьте его к нам, в Норы, уже мы приучим его, с людьми разговаривать.

Стражники, в стеганных куртках и таких же подшлемниках, страдали от жары больше прочих. Они уставились на нищего, не понимая, что ему надо. Безусый юнец, старик, не моложе нищего, и дородный пузатый мужик лет тридцати. Каждый сжимал копье.

Толстяк, который был за главного, хотел сначала отмахнуться от нищего, но подумав бросил:

– Показывай где бродяга, да давай побыстрее!

Голодранец ткнул пальцем в толпу. Сначала стражник разглядел ноги в обмотках, затем старые штаны и ношенную рубаху. Он шагнул вперед и рявкнул:

– А ну, иди сюда!

Схватив человека за плечо, он резко выдернул его из толпы. И тут же плюхнулся на землю. Нет, человек его не ударил. Просто используя инерцию рывка, он толкнул стражника грудью.

– Да я тебе! – рявкнул стражник. но тут-же осекся.

Но тут же осекся, наткнувшись на взгляд зеленых глаз. Бродяга смотрел на него, как забойщик смотрит на скот. Холодно, безразлично и неумолимо. Лицо у бродяги было под стать взгляду, головорез, не иначе! Через левую щеку шел огромный рубец, заросший грубой белесой кожей. Начинаясь тонким порезом у внутреннего уголка глаза, шрам стремительно расширялся, дотягиваясь до угла челюсти.

– Да я тебе! – повторил стражник, вставая на ноги.

Он уже пришел в себя и решил проучить наглеца. Но бродяга громко потребовал:

– Руки прочь! Я гражданин Киерлена.

Левая сторона лица двигалась плохо, словно была деревянной маской.

Его ладонь нырнула за ворот рубахи и на солнце блеснул круглый медальон. Стражник увидел герб Киерлена, а если бы знал грамоту, то сумел бы прочесть "Один строй – одна судьба!".

Толстяк замер в нерешительности, а затем выдал:

– Почем мне знать, может ты украл его. А, что скажешь? Десять лет уже прошло.

– Остынь, – вмешался старик-стражник. – С гневирцами так нельзя, сам знаешь. Отведем его к коменданту, пускай он решает.

Толстяк насупился, но спорить не стал.

– Иди за мной! – буркнул он бродяге и направился к воротам.

Путник последовал за ним.

Нищий таращился на них, а затем завопил, всхлипывая:

– Меня! Заберите меня тоже!

И уже тише:

– Я же не переживу зиму.

***

– А это еще кто?

Комендант, худой, жилистый, со светлыми усами на раскрасневшемся лице, утирал пот. Он только что вернулся от ворот, где наконец-то справились с этой проклятой подводой и сейчас хотел побыть в прохладе сторожки.

– Говорит, гневирец, – ответил толстяк.

Комендант оглядел путника, выдержал неприятный взгляд. Поморщился.

– Медальон есть?

Путник показал его.

Комендант выпил воды, выдохнул, уселся за стол.

– Что ж, полки господина Турмала помогли городу в трудные дни, и каждый кто служил в них получил право быть гражданином Киерлена. Щедрое предложение, я считаю.

– Конечно, щедрое, – подал голос путник, – ведь мы получили его вместо жалованья.

– Ну, так вот, – продолжил комендант, – если бы ты поселился в городе сразу после эльфийской войны, никаких вопросов бы не возникло. Но уже прошло десять лет, откуда мы можем знать, что ты – гневирец, а не мошенник, убивший владельца медальона.

– Я слышал, господин Гневир Турмал живет в Киерлене, я могу обратиться к нему, и он...

– Нууу, – перебил путника комендант, – прыткий какой. Господин Турмал – большой человек, поверенный чин самого сардана-императора. Можешь, конечно, составить ему бумагу, но ждать придется в городской тюрьме. А таких, как ты, там долго не держат, нет ответа за месяц – на галеры в Окицу или в каменоломни. А там уже возврата нет.

– Гнать его в шею, в Норы, – пробурчал толстяк.

– Да и господин Турмал уезжает в столицу, завтра уже, – вмешался старик, – кто еще может за тебя поручиться?

– Дамид Вигда, – ответил путник, – я помню, он сразу после Альвиона, в Киерлене поселился, оружейником хотел стать. Слышал, год назад, на Арсенале живет.

Комендант нахмурился, затем произнес:

– Не знаю такого.

Старик отрицательно покачал головой, толстяк остался безучастным.

– А..а как он выглядит? – несмело подал голос юнец.

– Сейчас не знаю, а раньше – кудрявый, с горбатым носом.

– Кажется, господин комендант, я знаю этого Вигду, – робея произнёс молодой стражник.

– А где живет знаешь?

– Да, на Арсенале, возле колодца, где проулок тупиком заканчивается.

– Так это его дом, единственный дверью в тупик смотрит? – спросил старик.

Ответить юнец не успел.

– Так! – громко произнёс комендант. – Вы, двое, марш к воротам, хватит здесь прохлаждаться.

При этом он указал на старика и толстого. Затем, повернувшись к юнцу, продолжил:

– А ты садись за стол, будешь писать бумагу на этого человека. А ты, как там тебя зовут?

– Этли.

– А ты, Этли, сядь на лавку и отвечай на вопросы Авина. Кстати, что у тебя в мешке?

Вместо ответа человек назвавшийся Этли бросил мешок к ногам коменданта. Тот взглянул на Авина, но юнец уже расстилал на столе лист бумаги и очинивал перо. Комендант несколько раз наступил сапогом на мешок, трогать руками грязную мешковину не хотелось, и поддев ногой вернул его Этли.

– Имя? – спросил Авин.

– Аскелан Этли.

Заскрипело перо.

– Место и год рождения, если знаешь?

– Не знаю.

Комендант усмехнулся.

– Род занятий?

– Богослов.

Комендант засмеялся:

– Шрам на лице, в философских спорах получил?

– Нет. На стене, через две башни отсюда.

– Чем это тебя так? – уже без смеха спросил комендант.

– Не знаю, в темноте разве разберешь.

– Так "богослов" записывать? – спросил Авин.

– Где учился? – спросил комендант у Этли.

– В Славиосе, но не доучился.

– Пиши "философ".

Перо вновь заскрипело.

– А что дальше? – вновь спросил юнец.

– Кем служил у Гневира?

– Алебардист, потом пикинер второй линии.

– Пиши "пикинер второй линии".

Скрип пера.

Подумав, комендант вымолвил:

– Вроде все. Дай чернилам высохнуть.

– Там надо дописать "свидетельствую" и двоеточие, а ниже "утверждаю" и тоже двоеточие, – сказал Этли.

Комендант кивнул Авину и обращаясь к путнику сказал:

– Вот, не пойму я тебя, Этли, человек ты грамотный, в драке тоже смыслишь, если не врешь. Чего ж ты за десять лет ни гроша не заработал, бродягой стал? Служил бы знатнику какому, хоть пером, хоть мечом, тебя бы в Киерлене как родного приняли. А так, бродяг пускать не велено. Своих босяков, на Нищем дворе, хватает. Да и на Языке тоже.

– Мир хотел посмотреть.

– Ну, как, насмотрелся?

– Насмотрелся.

– Высохли, господин комендант.

– Зови этих двух лоботрясов, пойдете к Вигде, а ты философ, молись, чтобы все прошло гладко. Иначе, в тюрьме ты и до галер недоживешь. Никому не позволю заслуги гневирцев присвоить. Мы бы одни, тогда, не выстояли против эльфов.

***

Этли шагал следом за толстяком. Старик шел позади, а мальчишка убежал вперед, разыскивать Дамида Вигду. Тот мог быть, как дома, так и в Арсенале – огромных мастерских, где ковались смертоносные изделия. Арсеналом, так же называли район оружейников в Киерлене. Жители города никогда не путались, о каком Арсенале идет речь, узнавая об этом то ли по интонации, то ли по манере произношения. Для слуха Этли – оба названия звучали одинаково.

Он помнил город совсем иным. Голодные, обозленные люди мрачно хоронили своих близких, не переживших ужасы осады. Две башни на западной стене рассыпались грудой камней. Пролом в стене и сгоревшие ворота наспех закрыты баррикадами из бревен, камней ми прочего мусора.

Когда они, гневирцы, уходили на запад, навстречу резне у Рога и неприступным бастионам Альвиона, их провожали мёртвые взгляды эльфов, повешенных на каждом зубце стены. Конечно, это были не настоящие эльфы, всего лишь альвы – послушные рабы своих бессмертных хозяев. Но людям было все-равно.

Сейчас на улицах города шла обычная мирная жизнь. Люди спешили по своим делам, уличные торговцы громко нахваливали товар. Резвились дети. Вдоль узких улиц стояли добротные дома, крытые черепицей, с наличниками и дверями, выкрашенными в красный, синий и зеленый цвета. Сразу видно, Арсенал – район для зажиточных людей, мастеров своего дела, продающих умение по хорошей цене. Киерленские оружие и доспехи расходились по всему царству людей – Сарданаре, достигая Оркейна и заморских стран. Лучше – только гномье, но его было мало. И уж дико дорого.

– Припёрся босяк, и нянькайся тут с ним, – ворчал толстяк, обливаясь на жаре потом. – Хоть бы взаймы где взял, чтоб приличным человеком выглядеть. Надо было сразу тебя в Норы выкинуть, там тебе самое место. А все ты, дед Рейан, виноват, решил его к коменданту вести.

– Хорош жалобиться, – отозвался старик. – Он бы на воротах медальон показал, то же самое было бы, только уже к ночи ближе. Сам знаешь, комендант, благодарен гневирцам, они ведь сына его от эльфов спасли.

– Вон, кстати, и он стоит.

На небольшой площади, мощенной камнем, возле колодца, околачивался Авен.

– Нету Вигды в Арсенале, – выдал юнец. – Дома, видать.

– Чего это он в разгар дня дома сидит. Захворал, что ли? – спросил старик.

Юнец пожал плечами.

– Ладно, веди нас, Авин, ты ведь знаешь, где оружейник живет.

Сойдя с площади в один из переулков, они гуськом двинулись вперед. В переулок выходили глухие стены домов, лишь пара из них смотрела узким оконцем, да и то, прикрытых ставнями. За поворотом переулок расширился и уперся в добротный, каменный дом.

Толстяк поднялся на крыльцо и громко постучал. Тишина. Постучал еще раз.

– Эй! – крикнул он. – Мастер Вигда, открой! Стража Киерлена!

Дверь слегка приоткрылась и недружелюбный мужской голос спросил:

– Чего надо?

– У города к тебе дело. Да открой ты нормально, бес тебя сожри!

Дверь распахнулась и на пороге возник поджарый, крепкий мужчина, лет сорока. Кудрявый, что баран, только волос черный. Смоляной. Курчавая же борода с проседью и горбатый нос, придававший лицу мужественный вид. Темные глаза, с чуждым для такого лица тревогой, осмотрели непрошенных гостей.

Этли узнал его сразу, хотя последний раз видел товарища, когда о седине не было и речи. Старина Дамид, Муфлон, разорви его в клочья! А еще Этли понял – Вигда тоже узнал его. Он не отрывал взгляда от лица Этли, а во взгляде отразилось узнавание и ужас.

– Этот человек, – произнёс толстяк, – назвал себя...ээээ...как там его имя?

Юнец развернулась бумагу и прочел:

– Аскелан Этли.

– Вот. И говорит, что служил с тобой в одном полку у Гневира Турмала. Ты узнаешь его?

– И что с ним будет, если я не узнаю? – вместо ответа спросил Вигда.

– Отправим в тюрьму, потом на галеры или в каменоломни.

– Не узнаю, впервые вижу его.

– Может тебе мешает шрам на его лице? – влез Рейан.

– Ничего мне не мешает. Я не знаю этого человека!

– Вот и славненько! – почти пропел толстяк.

И тут Этли взорвался! Он сбил старика с ног, выхватил у юнца бумагу и бросился прочь.

– Стоять! – толстяк бросился за ним.

Но Этли уже пронесся по переулку и выскочил на площадь. Сзади раздался топот. Этли пересек площадь и нырнул в одну из улочек. Он думал, что легко оторвется от неуклюжего стражника, но не тут-то было. Толстяк не мог догнать его, но и не отставал. Вскоре он додумается кричать: "Держи вора!", и добрые граждане Киерлена помогут схватить беглеца. Ведь, не будет же стража гоняться за невинным человеком.

Бежать, сжимая мешок в одной руке, а бумагу в другой было неудобно. Но бумага – шанс, как минимум, не угодить в городскую тюрьму, а в мешке лежала слишком ценная ноша, ценнее, чем жизнь. На пути возник старьевщик, с тележкой груженной всякими хламом. Он вскрикнул, когда Этли одним прыжком перемахнул его груз. Через пару мгновений позади раздался грохот и крики. Стражник врезался в старьевщика, и они оба повалились, переворачивая несчастную тележку.

Этли прибавил ходу, но на дороге оказалась беременная молодуха. Она обхватила живот, зажмурилась и завизжала. Этли резко остановился и тут же в него влетел толстяк. Бывший наемник покатился по земле, стараясь не выпустить из рук ни мешка, ни бумаги. Он тут же вскочил на ноги, но стражник был уже рядом. Толстяк взмахнул копьем, как дубинкой, но Этли увернулся и вновь бросился бежать.

– Воооор! – завопил толстяк. – Держи ворааа!

Люди принялись оборачиваться, выглядывать из окон и дверей. Этли понял, что он пропал. Улица была узкая, прямая, без единого своротка. Несколько человек уже бросились к нему. Наверное, самые добрые из жителей Киерлена.

Он несся во весь дух, моля Триединого, чтобы хоть где-то появился проулок. Но тщетно.

Впереди подпирал стену какой-то бездельник в дорогом, ниспадающим до пят плаще. Мужчина был невероятно высок, а его лицо скрывал капюшон. Это в жару такую-то!

– Ныряй сюда, – произнёс человек, когда беглец поравнялся с ним.

Высокий отошёл чуть в сторону и за ним открылся узкий лаз между домами. Не раздумывая Этли нырнул туда, а странный незнакомец вновь встал на свое место. Пробираясь по лазу Этли слышал, как его преследователи недоумевают, куда он пропал. Странно, но ни единого слова, обращенного в высокому незнакомцу, они не произнесли. Словно, не видели его.

Выбравшись на соседнею улицу, Этли отдышался. Конечно, он предполагал, что в Киерлене, без гроша в кармане, будет трудно. Но сейчас происходит, вообще, не пойми что. Странное поведение Вигды, какой-то незнакомец спасает его без причины. Дальше что? Сошествие Судии с небес?

Этли спрятал бумагу в мешок. Закинул его за спину. Пожалуй, следует навестить Муфлона, напомнить, что "Один строй – одна судьба!" – не просто слова.

Глава 2

Стражников возле дома не было, хотя могли бы устроить засаду. С другой стороны, не такая уж важная птица – Аскель Этли, чтобы специально ловить его. Как попадется, так и отправят море скрести. А если они сидят в доме Вигды?

Что ж, достойный человек не страшится судьбы.

Этли постучал в дверь. Внутри послышались шаги, какая-то возня.

– Муфлон, – произнёс Этли, – открывай, твою мать. Какого рожна ты толкаешь меня на виселицу?

Снова шаги. Кто-то с той стороны подошел вплотную к двери.

– Муфлон! Вспомни Рог, я тогда спас твою шкуру. "Один строй – одна судьба!", помнишь?

Дверь отворилась. Дамид настороженно смотрел на Этли.

– Ты один?

Темные глаза Вигды зашарили по улице.

– Как видишь.

– Заходи.

Этли шагнул внутрь. Не успел он захлопнуть дверь, как рука Дамида, сжимая нож, метнулась к его горлу. Этли чудом перехватил ее, остановив нож на волосок от шеи. Они сплелись в борьбе, катаясь по полу и рыча. Вигда был силен, но Этли не уступал ему. Нож вылетел из руки Дамида и, звякнув, замер у стены. Этли получил удар в лицо, заехал в ответ. Голова Вигды стукнулась об пол, его взгляд помутнел. Воспользовавшись этим Этли дотянулся до ножа и приставил его к горлу Дамида.

Внезапно, Этли охватила первобытная ярость. Ему захотелось перерезать глотку Вигде, чтобы тот забился в диких конвульсиях, увидеть темно-вишневую кровь на полу.

– Ну, – прохрипел Вигда, – режь, не томи.

Ярость отступила, так же внезапно, как и появилась.

– Ты, что долбанулся? – спросил Этли.

Тяжело дыша, Вигда спросил:

– Ты не убьешь меня?

– Теперь уже даже не знаю, – усмехнулся Этли.

– Дверь! – вдруг заорал Вигда. – Дверь запри! Быстрее!

Этли встал и задвинул засов. Дамид, раскинув руки, ничком раскинулся на полу.

Восстановив дыхание, он сел, прижимая руку к горлу.

– Если ты настоящий Этли, то скажи – как мы называли тебя?

Этли скривился, но ответил:

– Хорик.

Так однажды его обозвал дебрянский наемник, хотел обозвать "хорьком", вроде ругательство у них такое, а сказал на свой дебрянский манер "хорик". Так и прилипло.

– Верно, верно. А я, что добавлял к этому?

– Катись к бесам, Муфлон.

– Нет, ты скажи, скажи, это – страсть, как важно!

– Хорик-хорохорик, – недовольно произнёс Этли.

Вигда рассмеялся:

– Смешно, правда?

– Нет.

Вигда встал, все еще держась за горло.

– Жрать будешь?

– Буду.

Дамид поставил на стол миску с кашей и ломоть хлеба. Этли жадно накинулся на еду. С утра, маковой росинки во рту не было, а тут еще беготня и драка.

– Изменился ты, – между тем говорил Дамид, – возмужал, заматерел. Сильнее стал.

– Да ты тоже вроде не ослаб.

– Взгляд у тебя правда, жуткий. Равнодушный какой-то, словно и не люди вокруг тебя ходят.

– Ну, какой есть.

Вигда кивнул.

– Как там Альдан, вы же вроде вместе ушли, искать чего-то там.

Этли помрачнел.

– Не знаю, наши пути разошлись.

Вигда вновь кивнул.

– Ты уж прости, что не хотел признавать тебя. Тут дела такие...

– Кстати, напиши свое имя на бумаге. Что ручаешься, что я – это я.

– Подожди, хорохорик, успеется.

– В смысле?

– Да в таком смысле, вот ты мне тут из-за двери говорил: " Один строй – одна судьба!". Все это там осталось, – Вигда неопределенно махнул рукой, – под Рогом, под Альвионом. Там, да, одна судьба, у живых и у мертвых. У Гневира, Муфлона, остальных всех. А тут по-другому. Нет никакого братства, а прошлое быльем поросло.

– Куда клонишь, Муфлон?

– Подпишу я твою бумагу, завтра. Если живым останусь.

– Помирать собрался?

– Может быть, даже хуже.

Этли вопросительно посмотрел на Дамида.

– Ты Глыбу-то помнишь? – словно не замечая, продолжил Вигда.

– Помню, Муфлон. Ты еще ерунду какую-то сморозил, когда Глыба стрелу глазом словил.

– Ага. А тело видел?

– Ты меня утомил. Сам знаешь, что нет. Решили, что собаки сожрали.

– А я вот недавно видел.

– Тело?

– Да, три дня назад. Тело это, на рынке меня за руку схватило и говорит: "Дамид Вигда, четвертого дня – ты умрешь".

Этли молчал.

– Думаешь, я сума сошел? – продолжил Дамид. – Видел его близко, как тебя сейчас. Бледно-желтый, словно труп, лицо кожей обтянуто, бррр!

– Может, ошибся, дурень какой-нибудь, просто показалось тебе.

– Лицо, неподвижное, ну вот как у тебя слева, – не реагируя на слова Этли, продолжал Вигда. – А потом, аккурат на четвертый день – ты появился. Бесы это, душу мою забрать хотят.

Муфлон, тот самый Муфлон, что не страшился ничего и никогда, боялся. Боялся до дрожи, до помутнения сознания.

– Слушай, – сказал Этли. – "Один строй – одна судьба!", это не в прошлом. Просто ты раскис от мирной жизни. Сегодня мы дадим отпор, хоть живым, хоть мертвым. Клянусь, либо мы переживем этот день, либо погибнем вдвоем.

***

В дверь постучали. Слабо, еле слышно. Вигда дернулся, словно от удара, Этли сжал рукоять ножа. Они аккуратно подошли к двери. Этли отодвинул Дамида в сторону и взялся за засов. Все еще сжимая нож он слегка приоткрыл дверь.

На пороге стоял мальчишка. Лет десяти, не больше.

– Чего тебе? – спросил Этли.

При взгляде на лицо Этли глаза мальчишки полезли на лоб. Он опустил взгляд, отступил на шаг и произнёс слабым голоском:

– Мне нужен мастер Вигда.

– Я за него, говори, чего хотел.

– Мне...мне велели передать...

Этли молчал, ожидая, когда малец закончит фразу.

– Велели, если мастер Вигда не выйдет из дома, то...то он знает, где сейчас его жена.

– Кто он?

– Человек.

Этли начал терять терпение. Понятно, что мальчишка оробел, такую рожу-то увидев. Но и торчать здесь, мишенью для арбалетчика, вовсе не дело.

– Как выглядел человек?

– Высокий, в плаще.

Этли с грохотом захлопнул дверь и задвинул засов. Значит, Вигда не сошелся с ума, кто-то действительно хочет убить его. Но вот зачем?

– Не помню я, чтобы кто-то называл Глыбу "высоком". Он ведь, в пупок всем дышал, – произнёс Этли.

Уж не тот ли это незнакомец, спасший его от погони?

– Бесовщина! – произнёс Дамид. – Они отыскали мою жену, ублюдки.

– Кто они? И про жену я не понял, где она?

– Не знаю, кто эти они! Три дня назад я видел Глыбу, сдохшего у меня на глазах, давным-давно! Сейчас еще какой-то высокий жигудина*! Ты еще! Хорик, почему ты появился именно сегодня! Четвертого дня? Кто еще объявится, Альдан?

Вигду трясло. Он тяжело дышал, сжимая и разжимая кулаки.

– Не объявится, – спокойно ответил Этли.

– Я схожу за женой. Думал, ей безопасней будет там, но лучше со мной.

– Стой, Муфлон. Подумай, все для этого сделано – выманить тебя из дома. Твои враги, Глыба или кто там еще, скорее всего даже не знают где ты укрыл жену.

Вигда задумался.

– Знаешь, – процедил он. – Когда-то, я готов был поставить свою жизнь на кон за деньги, или просто на кураже. Сейчас, нет. Ты прав, я размяк. Но никогда не прощу себя, если с Неллой произойдет несчастье. Да еще из-за меня.

Этли сжал челюсти, заиграли желваки. Если бы, ты знал, Муфлон, как я тебя понимаю. Если бы, ты только знал, что значит жить с тем грузом, о котором ты, сейчас, только задумываешься!

– Не кипятись, ведь ты должен дожить до утра, чтобы подписать бумагу.

– Давай свою бумагу! Подпишу и катись к бесам отсюда!

– Нет. Сделаем все по-честному, как договаривались. А пока, ты останешься дома, а за твоей женой схожу я. Так лучше будет.

– Не пойдет она с тобой, а вот, как рожу твою увидит, так заикаться начнет.

– И то верно. Так ты мне скажи, что-нибудь такое, о чем только вы вдвоем знаете.

Вигда насупился. Поиграл желваками и выдал:

– Бублик...мой.

Этли заржал, но тут же спохватился.

– Ладно, расскажи где твоя благоверная и не высовывайся на улицу.

***

Этли вновь пересек площадь с колодцем, служившую своеобразным центром Арсенала. Городского района, а не мастерских. От нее, словно лучи от солнца, разбегались улицы и переулки. В этот раз Этли свернул на широкую, прямую улицу, называемую Рыночной. Она стрелой тянулась добрых две лиги и разбивалась запутанным узором двориков.

Вигда отправил жену пожить у ее родителей, здраво рассудив, что женщине там будет безопасней, чем с ним. Но просчитался. Глыба, или кто там еще морочил голову оружейнику, нашел ее. Или делает вид, что нашел. Как бы то ни было, но Этли приложит все силы, чтобы Вигда пережил этот день. И дело даже, не в треклятой бумаге и не в Муфлоне, сожри его бесы. Просто Этли нужен покой, хотя бы на какое-то время, для решения одной задачи. Самой важной задачи в жизни.

Он шагал по людной улице, между цветастыми лотками торговцев. Здесь продавали все что угодно: от лимона до питона. Вокруг царил непрекращающийся гул. Люди торговались, бранились, смеялись. Выкрики продавцов, нахваливающих товар, смешивались с молитвенными песнопениями бродячих жрецов. Собаки шастали под ногами, выклянчивая еду. Уличные артисты давали представление.

У одной из лавок Этли задержался. К пологу из зеленой ткани, натянутым над лавкой, крепилась табличка: темно-коричневый круг с изображением красного башмака. Уж что-что, а обувь Этли была просто необходима. Сидящий в тени тента торговец исподлобья глянул на путника. На покупателя Этли похож не был, а вот на желающего что-нибудь стащить вполне.

Обувь в лавке была всякая разная. Добротные башмаки на прочной подошве и туфли с округлыми носами. Дешевые башмаки без подошвы, сшитые из одного куска кожи и уж совсем грошовые плетенки. Но денег у Этли не было даже на них.

Подумав о том, что в этой толкучке ему запросто могут оттоптать ноги, укрытые лишь обмотками, Этли двинулся дальше. И тут он почувствовал, как его крепко ухватили за рукав.

Этли повернулся и обомлел. Перед ним стоял худой человек, ростом, едва ли доставая путнику до подбородка. Мертвенно-желтая кожа обтягивала застывшее лицо, с заострившимися, как у трупа, чертами. Единственный глаз казался белым, радужка выцвела и стала едва различимой. На месте второго глаза зиял безобразный провал.

Почерневшие губы зашевелились, и деревянным неживым голосом человек произнёс:

– Аскелан Этли, сегодня ты умрешь.

И Этли узнал его – Рилк Тантель, которого, смеха ради, они всегда называли Глыбой. Выглядящий, как труп, но не постаревший ни на день. Рилк отпустил его рукав и скрылся в толпе. Этли хотел погнаться за ним, но тут же отбросил эту мысль. Оказывается, не сбрендил Муфлон. Все всерьез. Мертвец явился за ним и Вигдой.

***

Добравшись до конца Рыночной и отыскав в хитросплетении двориков нужную дверь, Этли постучал. Дверь открыла женщина в голубом, приглушенного тона, платье и белом чепце. Ничего особенного, полнеющая домохозяйка с щекастым лицом, младше Дамида, но старше Этли.

– Чего тебе? – спросила она.

– Мне нужна матра Нелла, я старый друг муф...господина Вигды.

Женщина насторожена посмотрела на него и попыталась захлопнуть дверь. Этли сунул ногу в дверь и взвыл от боли. Сожри всех бесы! И Глыбу и Муфлона, и его женушку! Голова вообще не варит, сунуть практически босую ногу в дверь, дурак!

Женщина ахнула:

– Ты что ж, дурила, делаешь-то! Больно?

– Больно, конечно. Так ты жена Вигды? Он мне один ваш секрет сказал, чтобы ты доверилась мне.

– Какой еще секрет? Да, жена я его.

– Бублик мой, – произнёс Этли.

Несмотря на боль, он наблюдал за реакцией женщины. Та немного покраснела и спросила:

– Так чего надо-то моему муженьку?

– Чтобы я отвел тебя домой.

– А с ним что?

– Давай, он сам тебе расскажет, что сочтет нужным.

– А ты сам откуда Гелина знаешь?

Слава Спасителю, жена Муфлона оказалась не дурой!

– Не Гелина, а Дамида. Служили мы вместе, у Гневира Турмала.

– И как вы там называли его, промеж собой?

– Муфлон.

– Обожди чуть, я сейчас выйду.

Женщина закрыла дверь. Этли уселся на крыльцо, ощупывая стопу. Вроде, не сломана. Встал. Прошелся. Понял, что хромает. Больно, убей меня Судия!

Дверь отворилась и Неллия вышла, сжимая в руках закрытую корзинку.

– Точно Муфлон, – проворчала она. – В такую жару, бегать к нему. Пошли уже, как звать-то тебя?

– Этли. Только пойдем потихоньку.

***

Дамид Вигда сидел за столом. Одной рукой он подпирал кудрявую голову, пальцы другой барабанили по столешнице. Бесовщина! Иначе не назовешь. Оживший мертвец пророчит ему смерть! Кому расскажи – не поверит. Вот и Хорик не поверил. Понял, что творится нечто непонятное, да вот про Глыбу усомнился.

Наверное, взгляд Судии, одного из ликов Триединого, обратился к нему – скромному оружейнику из Киерлена. Взвесил он всю его жизнь и назначил муку по делам. Что он тогда ляпнул-то, когда Глыба свалился со стрелой в глазу? Лжец он, Глыба-то. По-дурацки вышло, хотя, тогда казалось смешным. Тогда все казалось по-другому.

Эх, пей-гуляй, жизнь одна! Деваху под бок, вина бутыль! Война? Значит война! В этом деле он смыслил. Как сбежал из дома от папаши-кузнеца, уж строг был через-чур отец в обучении делу кузнечному, так и подался в ватаги разные. То тем послужит, то этим. Деньги звенят кармане и славно!

Пока наемничал, устройством арбалетов увлекся. Думал все, как мощи да дальнобойности прибавить. Кое-что и придумал. Как Альвион взяли, эльфов в горы загнали, так сразу в Киерлен и двинул. Благо, отцы города, от жадности, вместо денег – будущее гражданство раздавали. Тут в гильдию оружейников вступил, а кто ему откажет-то, герою.

На Нельке женился, красавица, в теле! А что характер тяжеловат, не беда, характер в позу интересную ставить не мешает.

А если задуматься, ведь ничего хорошего в жизни-то и не сделал. Пил, кутил. Пропитание добывал, как мог. А то, что чужой кровью, так на то она и война. Последние десять лет, денежки копил, жил в свое удовольствие, тоже как мог. Даже нищим не подавал. Не потому что жалко, а бесы его знает почему. Не подавал и все.