Текст книги "Король под горой (СИ)"

Автор книги: Марк Шени

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

В стороне стояло двое, судя по виду – пастухи. Щитов при них не было, лишь длинные ножи и пастушьи палки. Я проморгался, но никаких воронок и прочих магических странностей не увидел. Что ж, они выбрали неудачную ночь для разговора. Я кинул небольшой камушек в противоположную сторону, и когда ублюдки повернули голову на звук – рассёк ближайшему шею ударом меча вниз, после чего обратным движением ткнул второго набалдашником рукояти в горло. Парень захрипел, но я быстро схватил его за плечо и вонзил острие меча прямо в сердце. Звук падения тел утонул в протяжном завывании ветра, а агония растворилась в траве.

За десять шагов до овчарни я осторожно вытащил из-за пазухи горшочек с углями и приоткрыл его. Внутри всё ещё теплился красный жар. Я сосредоточился, запустил руку за отворот кафтана и прикоснулся к пластине эаддской стали. Магия потекла по моим пальцам, разошлась по телу и сосредоточилась в лёгких. Я тихо и осторожно выдохнул в горшочек, угли разгорелись ярче, появившиеся искры закрутились в круг до тех пор, пока не стали единым целым. В глиняной ёмкости родилось маленькое солнышко и осветило мне лицо. Я выдохнул весь воздух без остатка, после чего резко метнул горшочек в небольшое слуховое окошко под крышей здания. Внутри раздался звук, словно что-то лопнуло. Из окошка вырвался огонь и столбом ушёл в небо. Почти сразу же широкие ворота раздвинулись, и на меня выскочил мальчишка лет девяти с распахнутыми глазами. Без всякого раздумья я ударил его каблуком в колено, оглушил кулаком в ухо и втолкнул обратно внутрь горящей овчарни, после чего закрыл ворота и загнал деревянный засов в пазы.

Густой огонь полыхал, освещая красный светом всё вокруг, тени танцевали по траве, выхватывая лабиринт низких заборчиков, отделяющих загоны друг от друга, трупы пастухов и лужу крови, приобретавшую таким образом некий металлический оттенок. Я стоял с мечом в руках, глядя на пожар, и самим нутром ощущал, как позади меня стягивались полукругом с десяток воинов. Пора было бежать.

* * *

Гильда остановила рассказ щелчком пальцев.

– Слушай…

– Это невежливо, – перебил её следопыт. – Тут самый интересный момент, а уже глубокая ночь. Тогда придётся рассказывать продолжение завтра. Посмотри на бедного менестреля.

Толстяк действительно елозил на стуле, но благоразумно молчал. Тем не менее, на волшебницу эта речь совсем не повлияла.

– Артур, ты так интересно описываешь магию и волшебство. Так… висцерально, низводя её до ощущений, подменяя запахами и цветами. Признаться, я впервые так близко общаюсь с неогранёным патосом.

– Ух, – князь утёр пот со лба. – Вицерально, пат. Говори на королевском.

Ги скорчила рожицу, пытаясь саркастично улыбнуться.

– Вот не прибедняйся. Ты говоришь на обоих старых наречиях, я помню.

– Действительно?

– Да, действительно. Хотя часто притворяешься лаптем.

Я поднял руки вверх.

– Сдаюсь. Так что там с висцеральным патосом?

Волшебница поглядела на старого друга исподлобья. Похоже, что любовь к длиннющим лекциям не покинула её за прошедшие годы.

– Патос это природное умение видеть магию и волшебство. Кстати, это разные вещи. Магия это такие крупицы энергии, а волшебство – потоки энергии между этими крупицам. Поэтому можно сказать магический меч и волшебная молния, но не наоборот. Ты же используешь слова как попало, словно считая синонимами.

Трубадур достал из-под стола лист и начал что-то на нём исправлять, но Гильда остановила писца окриком:

– Не вздумай менять. Пусть ошибки останутся такими, какие они есть. Мне не нужен рафинированный университатский труд.

– А что с висцеральностью? – Артур обратил внимание на себя.

– В Башне учат… Учили видеть мир как сочетание этих двух вещей, магии и волшебства. Это очень тяжело, голова раскалывается, к концу дня хочется упасть и умереть. Большая часть учеников выбывает именно на этой стадии. Сдаются, сходят с ума…

Волшебница подошла к бочонку с огурцами, зачерпнула оттуда кружкой рассола и сделала глубокий глоток, словно не замечая вкуса.

– А кто-то, как шаманы, друиды, суфии или просто воины прикасаются пальцами и ощущают тепло. Или моргают и видят искорки, – она села так близко, что следопыт ощущал жар её бедра через два слоя ткани. – Почему вы никогда не рассказываете об этом?

– Мы?

– Ты понял, – она начала обижаться. – Природники. Ваши висцеральные ощущения магии и волшебства… Вы не облекаете их в слова или термины. Даже когда общаетесь друг с другом, обходитесь лишь общими намёками. Я помню твои разговоры с мастером Тёмная Лапа.

– Это сложно объяснить. Представь, что ты видишь лист дерева летом и называешь его для себя зелёным. А другой человек называет его красным. Потом вы встречаетесь и один говорит: «Смотри какая красавица в красном платье», – я немного запнулся. – А для тебя оно зелёное. Только не зелёное, а как лист дерева летом. Потому что это ощущение, а не цвет. Я не знаю как объяснить понятнее. Пусть будет так.

Гильда вздохнула и ушла к себе в палатку, а вслед за ней посеменил менестрель с ворохом бумаг в руках.

Глава 14

– Я бежал со всех ног, не разбирая дороги. Ночью, при обманчивом свете только народившегося серпика луны это было попросту опасно, но страх гнал меня вперёд. Не знаю, что тогда произошло. Мне доводилось бывать в казалось безвыходных ситуациях, выходить на бой против более сильного или многочисленного противника. Я тонул в болоте, хватаясь за пучки пожухлой травы, умирал от жажды в степи возле вздувшегося трупа коня, лежал в канализации с переломанными ногами, окружённый исполинскими крысами… Никогда страх не управлял мной, не вырывал из моих рук поводья моей же собственной жизни. Кроме той самой ночи. Даже когда я сжимал в руках пику, глядя на несущийся в мою сторону стальной поток всадников, даже в тот момент мне не было так страшно.

Менестрель отогнал от лица толстую летнюю муху, отложил в сторону перо и начал копаться в ворохе бумаг. Утреннее солнце пробивалось сквозь откинутый полог палатки, слабый ветерок трепал ткань. Гильда куда-то ушла, оставив мужчин втроём: Артура, писца и Кульнева-младшего. Впрочем, маркиз уныло дремал в углу, словно ему был совершенно не интересен рассказ. Наконец, королевский менестрель прекратил шуршать и произнёс:

– Господин, вы уже в шестой… Нет, в седьмой раз рассказываете про то, как сражались со степняками при Анвуарате. Одними и теми же словами, один и тот же эпизод боя.

– Да? – Артур пробежался взглядом по разложенным в ряд листам бумаги. – Я люблю вспоминать ту битву.

– Но один и тот же момент, вы повторяете его…

– Он больше всего запомнился, – перебил королевского раба Артур.

– Но там же было столько ярких схваток! Штурм северных врат, ночная вылазка из Астрономического храма, прорыв через четырнадцать мостов…

– Они стёрлись из памяти, – махнул рукой следопыт. – Понимаешь, война это в основном рутина, лишь схватка будоражит кровь. Вот только когда ты сражаешься с самого детства, год за годом, сама схватка тоже становится рутиной. Ты стоишь в ряду солдат, кричишь и ругаешься, колешь и режешь, противник сливается в одно огромное пятно. И так каждый день, пока они не перестанут отличаться друг от друга.

Артур сделал глубокий глоток вина из бокала и продолжил:

– Особенно, если это пасмурные дни и над вами висит серое небо, неспособное ни разойтись и дать место солнцу, ни разразиться хорошим дождём и смыть всю пакость с улиц. Четырнадцать мостов… Думаешь они отличались друг от друга? Думаешь кто-то считал сколько их было? Мост и мост, очередная стена щитов. Но тот момент на полях Анвуарате, о тот момент… Степняки пробили наш центр насквозь. Как хороший нож сквозь телятину. Они разметали встречную атаку наших рыцарей и снесли три линии тяжелой пехоты, ребят в стальных кольчугах и с огромными щитами. Я не знал, что такое вообще возможно – на скаку пронзить двух, трёх человек ударом копья.

– Это стремя, – подал голос маркиз. – Специальная штука на седле, куда вставляют ногу. Без него так нельзя.

– Да, мне потом объяснили. Но тогда этого никто не знал. Позади меня был обоз. На земле лежали раненые, бегали писцы и интенданты, женщины, дети. Мы каким-то чудом собрали человек пятьсот, нашли все копья и пики, вкопали их в землю перед собой и встали насмерть. Прорви тогда враги наш строй и вся битва закончилась бы, не успев толком начаться. Поэтому я до конца жизни буду помнить того степняка в железе с ног до головы, что скакал прямо на меня.

Менестрель выглядел пристыженным и мелким, словно только что отруганная сторожевая собака. Будто он в чём-то виноват… Артур сменил тон на более веселый:

– Слушай, если эти куски лишние, то убери. Оставь один или два, где им больше всего места. Я косноязычен, литература или сказания – не для меня. Сделай красиво, пусть людям нравится читать. А Гильде мы ничего не скажем.

Поэт-раб улыбнулся в ответ и начал что-то черкать на листах. Артур откинулся на своём месте и продолжил:

– Так, на чём мы остановились?

* * *

Я бежал со всех ног, не разбирая дороги. За мной неотрывно следовала цепочка людей с факелами в руках, слева и справа гавкали собаки, и всё выглядело так, словно меня загоняют в какое-то место. Словно я дикий зверь. Я оглядывался и на ходу пытался оценить количество преследователей, но это не получалось. Фигуры смазывались и дробились, в лицо мне била странная пурга, похожая на тяжёлый пепел сожжённых лесов. Эта пурга забивала глаза и уши, лезла в нос и рот, не давала понять где враг. Пронзительно ныл поздний осенний ветер, словно он уже скорбел по моей смерти.

В спину полетели стрелы и копья, почти кусая за пятки. Я начал немного доворачивать вправо и прямо у моих ног вонзилось копьё. Ещё раз – и две стрелы практически пробили бедро. Понятно, вправо нельзя. В землю воткнулся короткий дротик. Я прыгнул к нему, заячьим движением перекатился через голову, встал на одно колено и метнул куда-то в сторону преследователей. Не дожидаясь, пока снаряд достигнет цели, вскочил на ноги и побежал снова. В спину прилетел короткий вскрик, вызвавший теплоту в душе. Одним преследователем меньше.

Впереди выросла небольшая речка, буквально в полдесятка аршин шириной. Моё спасение. Не задумываясь, я прыгнул с невысокого обрыва прямо в зеркальную поверхность, отражавшую крупные звёзды. Холодная вода обручем сжала грудь, стремясь вытолкнуть из лёгких воздух, но я не поддался. Всплывать нельзя, так что воздух для меня отмеряет длину жизни. Я пустился плыть по течению, не дёргаясь больше необходимого, чтобы не выдать себя, лишь стараясь оставаться подальше от поверхности. В лёгких медленно разгорался огонь, все мои чувства кричали о том, что надо оттолкнуться от дна и вдохнуть свежего воздуха, но я держался. Держался до тех пор, пока в глазах не начало темнеть, держался, пока горло не стало сводить, а потом продержался ещё минуту и вынырнул. Хотелось крикнуть, вдохнуть полным горлом, но я лишь вытолкнул остатки воздуха из груди и медленно вдохнул сквозь сжатые зубы. Течение тащило меня, нещадно кидая на все встречные камни, где-то далеко в стороне звучал лай собак и отрывистые крики. Обрывистый берег впереди пересекал небольшой овражек, и я направился к нему. Схватился руками за похужлые куски травы и вытащил себя на твёрдую землю. Тело бил озноб, ледяная вода вытащила все силы. Я закрыл глаза, медленно досчитал до десяти и открыл их снова.

Надо мной стояла тёмная фигура. Прежде, чем рука успела дотянуться до висящего на груди кинжала, древко копья прилетело мне в голову и я потерял сознание.

* * *

Когда тебя тащат за связанные за спиной руки это очень больно. Собственно, эта боль и вывела меня из кромешной тьмы забытья и вернулся к свету сознания. Лучше б не возвращала. Было холодно. С меня уже успели содрать уже всю одежду – плед, кафтан, ремни перевязи и даже сапоги, оставив лишь нижнюю рубаху.

Мы приближались к воротам замка, щедро освещённым фонарями. За раскрытыми створками виднелся мощёный двор, на котором уже собралась толпа ублюдков. Я проморгался и попытался сосредоточиться, чтобы что-то увидеть, но не смог. Голова страшно болела, а глаза заволакивала пелена, так что я отдался на волю судьбы и опустил голову. Ничего думать не хотелось.

Ещё минут десять прошло в движении, после чего меня бросили на землю и сразу же облили ведром холодной воды. Грубый и хриплый голос откуда-то сбоку произнёс:

– Подымайся. Я знаю, что ты в себя пришёл.

Слова дополнил короткий тычок сапогом под ребро. Я разлепил глаза, перекатился на бок, оперся на колено и покачиваясь встал. Было время осмотреться. Мы стояли на небольшой площадке за ярловым домом. С одной стороны она примыкали к загону со свиньями, а другой – к частоколу. Рядом стояли горцы: и наши, и чужие. Леит и три воина с ним, раздетые до рубах, все в порезах, ссадинах и кровоподтёках, смотрели на пленивших нас ублюдков Нак Кинелли с ненавистью и презрением. Бандиты в ответ… я бы хотел сказать, что они отвечали тем же презрением и превосходством, но – нет. Их взгляд был спокоен, я бы даже назвал его изучающим. Он выражал что-то, что я на тот момент не мог понять.

Задняя дверь в доме отворилась и во дворик вышел долговязый человек в плаще. Ари, никто кроме него не мог быть этим человеком, такую силу я ощущал вокруг. Он скинул капюшон и показал лицо. В этот момент я понял значение взглядов, ибо воины копировали своего командира. Ари изучал нас так, как…

Я видел подобные взгляды в своей жизни. Пастух смотрит на овец. Капитан смотрит на гребцов. Отец смотрит на сыновей. Такой взгляд всегда об одном, но по-разному. Ари смотрел так, как собачник глядит на щенков. Словно отбирал нас для чего-то. Это было странное ощущение, будто твою душу взвешивают на весах.

Ари скользнул взглядом по моему лицу и прошёл дальше, заглядывая воинам в глаза. Задержался на Леите. Равнодушно осмотрел троицу его дружинников. Начал было отходить, но снова вернулся к троице, присел на одно колено и взглянул на Малого так, что их лица были на одном уровне. Поднялся. Тяжело вздохнул, скорее фыркнул, словно уставший бык.

Бандиты Нак Кинелли напряглись, ожидая чего-то. Ари указал пальцем на меня и ушёл в дом. Мне на голову натянул мешок, ударивший запахом перца и куриного помётом, от чего в носу моментально засвербело, а из глаз полились слёзы. В последние мгновения перед этим я успел заметить, как Леиту задрали бороду и всадили нож в горло.

Я пинался и ворочался, пока меня тащили куда-то вниз.

* * *

Перец и куриное дерьмо имеют ещё одно достоинство – пленник теряет чувство времени и пространства. Я не знал, сколько и куда меня тащили, казалось прошла целая вечность, которая окончилась падением на пол. Кто-то встал мне коленом меж лопаток и начал развязывать верёвки. Я осторожно напряг мышцы, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, но при этом не показать, что что-то замышляю. Не помогло. Когда верёвки исчезли, кто-то резко заломил мои руки за голову так, что перед глазами поплыли пятна. Потом меня куда-то потащили и бросили.

Я сорвал с головы мешок и обнаружил себя в каменном мешке три аршина в длину и два – в ширину. Под потолком была узкая щель, из которой бил слабый свет и тянуло затхлым воздухом. На полу лежал набитый соломой тюфяк, в углу стояло ведро. И почему все темницы так похожи друг на друга?

Я попытался привести себя в порядок. В первую очередь стащил мокрую рубаху и как следует её отжал. То же самое проделал с гольфами. После чего упал на свою новую постель и попытался привести мысль в порядок. Получалось плохо. Голова болела от ударов, кости ныли после купания в ледяной реке, шрам на руке, о котором я уже и позабыл, горел огнём. Так, чего же я лишился? Кафтан и плед с меня сняли. Кожаный пояс с оружием и всякой всячиной тоже. Разули ноги, а ведь в левом сапоге была спрятана отмычка и тонкое лезвие, которые мне ох как пригодились бы сейчас. Впрочем, я поднял голову и оценил монолитную деревянную дверь с широким окошком на уровне пояса, в данный момент закрытом деревянными ставнями. Дверь явно запиралась и отпиралась только снаружи. Нательного кошеля с монетами тоже не было. И когда только успели снять? Даже льняной ремешок, коим я подпоясывал рубаху, и тот исчез. А ведь в него была вшита стальная нить, которой можно было бы задушить нерасторопного охранника. Я прощупал небольшую косичку за ухом и палец наткнулся на металл. Хоть одна хорошая новость, длинная игла всё ещё там. В ней даже должны были остаться какие-то слабые шорохи волшебства.

Больше я сделать ничего не мог, так что оставалось только спать.

* * *

Проснулся я от тяжелого стука в дверь, после чего окошко на двери приоткрылось и голос невыспавшегося человека произнёс:

– Щас открою кормушку, встанешь спиной и высунешь руки наружу.

Я размял плечи круговым движением, похлопал руками по бедрам и попытался резко вскочить. Голова закружилась, и стало понятно, что показывать характер ещё слишком рано. Пришлось послушно подойти, слегка присесть и подставить руки. Ожидаемо на запястьях захлопнулись колодки, после чего меня поволокло вслед за открывающейся дверью. Здоровый бандит прижал мои ноги к полу и связал их ремнями так, чтобы я не мог сделать длинный шаг.

Два дюжих ублюдка схватили мои локти, а третий набросил голову мешок. В этот раз новый и без всякой ерунды, так что дорогу я достаточно хорошо запомнил. Мы поднялись куда-то выше уровня земли, вокруг стало пахнуть не промозглой сыростью и гниением, а овечьим сыром, мужским потом и пивом. Значит, мы в жилом месте. Меня усадили на стул, после чего на щиколотки накинули ещё ремни, а колодку зацепили за какой-то крюк.

Сквозь небольшие прорехи в мешке было видно только тени, мелькавшие туда сюда. Я постарался прислушаться, но вокруг была только тишина. Это меня удивило больше всего – обычно ярловы дома кишат слугами и воинами, все непрерывно что-то делают, болтают, куда-то ходят, но в тот момент была лишь тишина.

Будут пытать? Горцы любят брать пленников за выкуп, особенно известных воинов. Любой клансманн с ними бы согласился, но кому меня выкупать? Ярл Грегор и без того в печальном положении, да и я ему даже не ближний. Если считают меня королевским рыцарем, то всё ещё хуже – не будут же они за половину света выискивать кому я присягу приносил. Значит остаются только пытки. Не то, чтобы я многое мог рассказать.

Лёгкие шаги раздались в тишине, кто-то вошёл в комнату и встал напротив меня. Я подёргал головой, но ничего толком не смог понять из-за мешка. Остаётся лишь гадать. Если пытки, то почему убили Леита и его парней? Они же местные, знали много больше и больше могли рассказать. Опять же, кровная вражда Нак Кинелли и Нак Обби, коли уж она разгорелась заново, их касается в первую очередь. Почему мои пленители ничего не делают? Неужели надеются сломать меня ожиданием неизбежного? Я был и так невысокого мнения об ублюдках Нак Кинелли, но в тот момент оно опустилось ещё ниже. Со мной такое не пройдёт. Я расслабился и замедлил дыхание. Просто ждать бессмысленно. Мысли снова закружились в голове.

Скорее всего это Ари стоит напротив меня, цепной пёс ярла-бандита, ярла-ублюдка. Он пособник Тирана, иначе и быть не может. Мог меня узнать. Ведь кто-то мог донести о том, что я воевал под Анвуаратом, а там сложить два и два… Много ли Артуров известно? Надо было выдумать себе новое имя для северян. Не люблю выдумки, в них легко путаешься, особенно в именах. Ведь реагировать на обращения быстро и естественно. Так что Артур и Артур. Мысли сбивались в голове, перескакивая с одной на другую

Я попытался собрать остатки магии в теле и поглядеть вокруг. Нет, пусто, всё сгорело во время ночного побега. Эх, сейчас бы браслет, я уж не говорю о зачарованных пластинах в кафтане… Успокоил бы ломоту в костях, разогнал боль. В голове что-то зашумело.

Тишина не была полной, в редкие моменты ясности я слышал дыхание людей, скрип половиц, когда они переступали с ноги на ногу. Трое… Четверо… Пятеро, включая Ари. Я закашлялся и лёгкие словно взорвало огнём. Только не простудиться. Если пятеро, то где они стоят? Нахлынула очередная волна кашля, отдававшаяся болью в груди, и я потерял возможность хоть что бы то ни было понимать. Ужас в голове.

Когда боль схлынула, в комнате уже было трое. Колодки отцепили от крюка, ноги освободили от ремней. Меня поволокли обратно и где-то на полпути я отрубился.

Глава 15

На следующий день я проснулся весь мокрый. К ломоте в костях добавилась горячка. Похоже, что всё-таки простудился. Я попытался глубоко вдохнуть, но тут же зашёлся в кашле. Расслабился, растянул вдох и всё равно сорвался на сдавленное кряхтение. Сил в моём теле почти не оставалось, а магией вокруг даже не пахло. Вот он, конец жизни великого героя, умереть от чахотки в сыром подземелье где-то далеко на севере. Я усмехнулся.

Нет, сдаваться рано. Я осторожно взял пальцами косичку, что проходила над правым ухом и начал её медленно расплетать, покуда не укололся пальцем о кончик иглы. Осторожно потянул, и длинное сапожное шило, которому не хватало лишь рукояти, оказалось в моих пальцах. Плохо вы меня обыскали, ублюдки.

Я покрутил железную иглу в руках. В ней было немного магии, совсем чуть-чуть, но в таких случаях дорога каждая капля. Я сосредоточился и одним действием вобрал в себя всё. Волшебство растеклось по венам и пропало, словно его и не было. Надеюсь, хоть немного успокоит болезнь.

Сама игла отправилась обратно в косичку, которую я привычно заплёл и закрепил за ухом. Глядишь, кому глаз попорчу, если сбегу… Когда сбегу. Да, так было верно.

Ждал я недолго… хотя чувство времени попало и я так и не понял сколько длилось это «недолго». Просто в один момент в дверь громко постучали и всё тот же грубый голос приказал мне вставать. Я подчинился. Дальше всё было как и в предыдущий день – колодки на руки, ремни на ноги, мешок на голову… Идти было тяжело, я постоянно шатался и уже на втором повороте потерял направление. Это было очень плохо, путь требовалось запомнить детально, включая малейшие запахи и дуновения ветерка, но жар и ломота не давали сосредоточиться. Наконец, меня усадили на стул и снова приковали.

Момент, когда вошёл Ари я почувствовал печёнкой. Воздух сгустился, перед глазами замелькали огоньки, а потом рука сорвала с моей головы мешок. Я хотел закрыть глаза, но не мог, вид мощной воронки, крутившейся вокруг цепного пса, не давал покоя. Столько силы, столько магии. Я бы излечился за час, а потом голыми руками выломал дверь и разнёс замок по камешку…

Открылась дверь и в комнату вошёл один из ублюдков Нак Кинелли с моим кафтаном в руках. Ари снял подкладку и вывернул доспех металлом наружу. Его аккуратный и безэмоциональный шёпот громом ворвался в мои уши:

– Хороший металл. Мне нравится. В прошлый раз у меня был только линос. Прости, не знаю как сказать на вашей речи.

Я открыл рот, но смог произнести только:

– Зачем…

На большее меня не хватило. Но Ари прекрасно всё понял.

– Зачем пленять тебя? Ты силён. Горд, упрям и озлоблен тоже, но силён неимоверно.

Он подошёл и встал на одно колено предо мной.

– Ты пойдёшь за мной, ты станешь моим лучшим воином. А пока, прими мой дар.

Ари отдёрнул рукав длинной рубахи и я увидел череду шрамов на сухой руке, перевитой жилами. Откуда-то со стороны показался клинок, острие провело тонкую линию по бронзовой коже и мигом выступили капли крови, собравшиеся в одну струю. Ари подставил ладонь под этот поток, набрал полную горсть, одним движением наклонил мою голову и погрузил туда мои рот с носом. Я вдохнул против своей воли, кровь устремилась в горло и лёгкие. Я зашёлся в кашле, хрипя и давясь одновременно. Мне казалось, что я погружаюсь в болото и оно облепляет меня со всех сторон, не давая дышать, не давая двигаться. Жизнь угасала, как угасает свет. И когда трясина окончательно поглотила меня, мои ноги упёрлись в твёрдую землю. Уже через мгновение эта почва оказалась полом каменной темницы, на который я и рухнул.

* * *

Очередной отрезок времени прошёл для меня незаметно. Было утро? А может вечер? Неважно. Болезнь медленно накатывала на меня, вот что было главное. Я тогда был не совсем стар и ещё достаточно крепок, чтобы не помереть от простого купания в реке, но всё же события тех дней подкосили меня.

Сил еле хватило на то, чтобы приподняться и размять мышцы. Конечно, это не те упражнения, что я делал каждый день, вроде приседания с бочонком в руках, но и то неплохо. Главное, это руки. Руки.

Кажется, я закончил растирать плечи. В дверь камеры застучали и окошечко открылось. Неужели меня так сильно боялись, что требовалась вся эта канитель с колодками и ремнями? Я уже привычно дал себя сковать, но, против ожидания, меня не вывели наружу. Вместо этого в комнату вошли двое охранников, один из которых держал в руках глубокую тарелку. Второй принёс низкий табурет, усадил меня на него и встал сзади, держа колодку в руках.

– Пришло время поесть, – ублюдок набрал полную ложку каши и поднёс к моему рту. – Не кочевряжься.

Я пригляделся к еде. Обычный варёный овёс, в изобилии потребляемый горцами и бедняками-равнинниками. В тот раз каша была смешана с какими-то мятыми ягодами. По крайней мере мне так показалось, когда я увидел красные прожилки. Я сказал бандиту:

– Это корм для скота. Рыцарю такое есть не пристало.

Это могло бы выглядеть внушительно, если бы разгорячённый запахами желудок меня не подвёл и не заурчал на всю камеру. Охранник засмеялся и беззлобно произнёс:

– Слышь, мне сказано тя накормить, я тя накормлю. В горло запихаю, коль надо будет.

– Тут оставь. Сам съем.

Ублюдок Нак Кинелли рассмеялся опять.

– Ага, а потом заколдуешь тарелку и убьешь нас всех. Жри так.

Что ж, это схватка была проиграна, но будет следующая. Я открыл рот, схватил с ложки горячий ком каши и начал его пережёвывать. В нос мне ударил тяжёлый запах железа, и спустя мгновение, я понял, что красные прожилки не были ягодами. Это была сильно загустевшая кровь.

* * *

Время смазалось. Я ворочался на тюфяке, ощущая как солома колет пропитавшуюся потом рубаху. Сил хватало лишь на то, чтобы открыть глаза и снова их закрыть. Неведомо на какой день после пленения меня опять поволокли по коридорам наверх. Снова комната и снова в ней Ари. Он снял с моей головы мешок, и уставился своими карими глазами на моё лицо. А потом заговорил. Его голос раздавался сразу со всех сторон. Он проникал в мою голову, а я был вынужден слушать. Голос. Голос…

– Когда я был молод, мы не знали домов. У нас были шалаши из шкур и ветвей. Мы не знали какого это – привязать себя к земле грудами добра. У нас было лишь то, что возможно унести на себе. Не знали мы и железа. У нас были лишь копья, топоры и ножи из камня. Мы ходили по просторам равнин и лесов. Мы били зверя и ловили рыбу в реке. Мы ели ягоды, грибы и коренья. Мы разводили костры, жарили мясо, а потом танцевали вокруг и были счастливы.

Я был самым быстрым среди родичей, самым сильным и самым высоким. Я охотился лучше всех и лучше всех читал следы. Меня обучал Старый Ург. Каждый мужчина был нам отцом и все вместе они были отцами, но Ург был мне ближе всех. Однажды небо прочертила яркая полоса, расцвеченная всеми цветами, а потом далеко в лесу был сильный гром и лес горел три луны. Когда огонь пожрал себя, я с друзьями пошёл туда.

Мы пришли в то место и увидели огромную яму в земле, а вокруг были раскиданы странные светящиеся камни. Мои друзья – Гау, Умну и Токо – пошли их собирать, а я спрыгнул в яму и увидел там нечто, похожее на голову волосатого слона. Я прикоснулся в нему и тут же ощутил невиданную боль в руках и ногах. А потом она сменилась силой. Мне казалось, что я могу достать рукой небо и притянуть его к земле. Когда я вылез из ямы, мои друзья стали шутить надо мной. «Любопытный Ари опять залез в грязь». Токо смеялся больше всех, и я ударил его кулаком в грудь. Токо упал и умер, а остальные друзья убежали.

Я вернулся к своим сородичам, но в меня стали бросать камни и копья. Мне кричали, чтобы я уходил. Тогда я сказал, что уйду, если мне дадут пищу и одежду. Старый Ург вышел вперёд и сказал, что мне не дадут ничего. Ведь я пролил кровь друга.

У Урга в руках был топор, а у меня – нож. Ург ударил меня в плечо, а в ответ я ударил его ножом. Он умер, а я забрал его топор, немного еды и шкуру медведя. Тоска напала на меня и я ушёл.

Таким был Любопытный Ари.

* * *

Тихий и безэмоциональный шёпот барабаном стучал в моих ушах:

– Затем я ушёл. И шёл куда смотрят мои глаза. В воздухе носились ветра, они давали мне сил идти и идти без остановок. Я встретил других людей. Мои родичи враждовали с ними, а значит эти люди враждовали со мной. В меня снова начали кидать камни и копья. Я крикнул им, что просто хочу пройти дальше, но они всё так же пытались меня убить. Тогда я пошёл вперед на них до тех пор, пока самый большой и сильный охотник не встал передо мной. Я ударил его топором и он умер, а его родичи разбежались.

Я шёл дальше, пока не зашёл в места, где никогда не был. Мне встретились незнакомые люди, и я потребовал у них еды. Сказал, что если не дадут, то убью кого-нибудь и съем. Против меня вышло четверо. Троих я убил, а четвёртый упал на землю и просил пощады. Я взял еды сколько смог и седую волчью шкуру. А ещё я увидел женщину. Её глаза светились ярко-ярко, словно звёзды в ночи. Я взял эту женщину себе тоже. Мы шли дальше и где бы я не встречал людей, везде брал у них нужное мне. И везде сражался. Так было то тех пор, пока очередные люди не встали передо мной на колени. Они сами дали еду, оружие и шкуры. А ещё с ними был мальчишка, в нём было много сил. Мальчишка сказал, что я несу ветер и гром. Он видел и слышал то же, что и я. Мальчишка назвался моим младшим родичем.

Я вспомнил своё детство. Как Старый Ург на первой охоте намазал мне губы кровью убитого оленя. Животных не было и потому я намазал мальчишке губы своей кровью.

Я встречал дальше много охотников, что чуяли ветер и бурю. Кто-то сражался со мной. Кто роднился со мной. Скоро у меня стало много новых родичей. Мы шли и шли и так дошли до большой воды. Я и ранее видел реки, где другой берег терялся в дымке, но тут берега не было совсем. Я залез на самое высокое дерево, но так и не увидел берега. Мои охотники связали упавшие деревья в плот, и двое решили поплыть. Мы ждали их полную луну, только тогда один вернулся по берегу. Он рассказал, что они плыли без устали, а другого берега так и не было. Налетел ветер, сломал плот. Второй родич утонул. Тогда мы решили пойти вдоль большой воды туда, где восходит солнце.

Мы шли и шли, пока леса не кончились. Со одной стороны от нас расстилалась большая вода, а с другой – такая же большая вода травы. Там тоже были люди, только другие. Они не понимали нашу речь, а мы не понимали их. Но они понимали речь топора и ножа. А ещё они понимали одно слово – Ари. И падали на колени, услышав его.