Текст книги "Король под горой (СИ)"

Автор книги: Марк Шени

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Мы шли и шли до тех пор, пока трава не сменилась лесом. Не тем, в котором я вырос. Это был холодный лес. Там шёл снег, он покрывал ветви толстым белым мехом. А встречные всё так же люди падали передо мной на колени и кричали моё имя. Они протягивали мне детей со светящимися глазами, плакали и смеялись. Я брал лишь сильных.

За лесом нас ждал только снег и ничего больше. Все говорили, что там впереди лишь холод и смерть. Тогда я научил своих людей бить зверя в лесу и ставить дома из шкур. Я оставил их и пошёл дальше один. Пищей мне были олени и огромные медведи со шкурой цвета снега.

Однажды началась ночь и не кончилась, а я всё шёл и шёл. Я думал, что во льдах и снегах нет людей, но они там были. Завёрнутые в шкуры с ног до головы, они жили в норах из снега. Эти люди делали плоты из кожи и костей морских чудищ и так добывали себе пищу. Я не знал их речь, но они все показывали в одну сторону. Там, где далеко на краю земли была красная полоса. И я пошёл к ней.

С каждым днём пути полоса росла на небе, превращаясь в огромный красный глаз. Он висел в небе, глядя прямо на меня. И тогда я понял, что не смогу до него достать.

Я вернулся к своим младшим родичам, увёл их обратно в те места, где родился. Тоска напала на меня, я вырыл себе яму, лёг в неё, укрылся корнями дерева и уснул.

Таким был Кошмар по имени Ари.

* * *

Глаза Ари были глубоки, словно колодец. Я словно видел его глазами:

– Это был не тот сон, которым спит обычный человек. Я слышал речь людей вокруг себя, а они знали, что я их слышу. И чувствовали, что я хочу их слышать. Мои родичи приносили мне дары. Они пели песни о жизни вокруг. А потом их заменили их дети, и дети их детей. Песни менялись. Сначала они пели о том, как охотятся на волков. А потом – как волки охотятся вместе с ними. Они пели о том, как находят у реки зерно. А потом – как они бросают зерно в землю весной, чтобы собрать его осенью. Они пели о том, как охотятся на лошадей. А потом – как лошади везут их повозки в бой. И тогда я проснулся. Тот глаз на небе был глазом бога. Моим глазом.

Были те, кто не согласился, что я – бог. Я убил их. Оставшиеся приняли мою кровь и вновь стали моими родичами. Соседние вожди не хотели приносить мне дары. Я разил их стрелами, сидя в повозке, и они подчинились мне. Далеко на юге, в стране высокого солнца, был великий город из камня, полный сокровищ. Я собрал всех вождей и все племена и мы пошли на тот город. Город пылал перед нами, а у меня появился меч из халкиса. Но был город больше и богаче дальше на юге. Я оставил одного из вождей властвовать над покорёнными, и он принёс мне клятву. Мы же ушли и захватили следующий город. А дальше был ещё. И ещё. И ещё. Сотни городов и тысячи народов были в моей власти. Но вожди назвали себя богами тоже. И начали воевать друг с другом.

Тогда же стали иссякать ветра. Ветра, что носились по всей земле и давали людям силы. Они ушли в камень и металл. Там где раньше достаточно было лишь вдохнуть ветра и обрести мощь, теперь нужны были мечи и доспехи.

Я сделал всё, чтобы принудить вождей к верности. Моей крови уже не хватало. Тогда я дал законы, строгие, но справедливые. Я создал войско, сильное, закованное в священный металл. Никто не мог поразить моих воинов ни стрелой, ни копьём. Но я так и не смог вырваться из круга предательств. Тоска охватила меня. И тогда я приказал построить огромный дворец, замуровал себя в нём и лёг спать.

Таким был Ари Божество.

* * *

Ари поднял мой кафтан, и я почувствовал, как волшебство утекает из металла. Голос совсем затих, вместо него в моей голове сама собой появлялась легенда:

– Рабы и господа собирались вокруг моего дворца и пели песни. Песни о том, как они ездят верхом на лошадях. Песни о том, как они покорили море на огромных кораблях. Песни о том, как мудрецы сосчитали звёзды на небе и окружность нашего мира. Песни о власти рабов и власти достойных. А потом затихли песни, лишь плач стенал вокруг. Кто-то разорил мой город и разрушил мой дворец. Я лежал в тишине и забытьи, на краю гибели, пока не пришли на руины дворца люди. И тогда я проснулся.

Никто не знал, что я бог. Я был просто Ари. Я воевал, а потом строил, а потом снова воевал. Я плавал на корабле в самые далёкие земли и привозил самые редкие товары. Я стал богат. Я привёз рабов на поля и забрал с полей свободных мужчин. Я покорил варваров на севере и юге, на западе и востоке. Война кормила войну. Чем больше варваров я покорял, тем больше рабов и добычи прибывало и тем больше свободных мужчин приходило ко мне.

И тогда те немногие, что властвовали над многими, заявили мне, что я хочу править один. Они повернули против меня моих же солдат. Я победил немногих и снова стал тем богом Ари, которым был всегда. Я запретил слугам воевать промеж себя, и лишь клинок господина решал их судьбу. Я распростёр свою власть от северных гор до южных пустынь, от западного моря до восточных степей. Но не стало больше воинов для войны. Лишь тысячи тысяч рабов да немногие господа. Рабы не годились для войны, а потом перестали годиться и их господа.

Сила тогда начала покидать камни и металл. Воины в священных доспехах больше не были непобедимы. Я был так близок к своей мечте и так далёк. Тоска поглотила меня. Я собрал самых верных людей, ушёл далеко на север, в горы. Я построил себе гробницу, поставил верных людей сторожить её и петь мне песни. И уснул.

Таким был Ари Завоеватель.

* * *

Меня отволокли назад в каменный мешок и бросили, а я даже не старался запоминать обратный путь. Голос стоял в моей голове, эхом повторяя рассказ. Я не мог выбросить его из головы, не мог избавиться от него. Мысли носились, словно летучие мыши по пещере. Летучие мыши…

Как Ари связан с Тёмным Тираном? Я не мог понять, хотя должен был. Меня бил озноб. Я нашёл мелкий камешек, сел прямо на утоптанный земляной пол и стал чертить в нём узоры. Линии сплетались в фигуры, фигуры – в схемы, а схемы превращались в огромную картину событий, где не хватало одного куска – центрального. Я сидел на месте и качался из стороны в сторону, шепча под нос слова. Снаружи садилось солнце, я не знаю каким образом, но мои чувства говорили о том, что прошёл закат и опустилась ночь.

В этот момент я услышал песню, медленную и печальную, на незнакомом мне языке.

Уд рēа, уд сура рēа,

Ж’и рēа, ж’и бара рēа,

Му рēа, му сура рēа,

Уд ул ниж’дуē па ēаба,

Уд ул ниж’дуē ми зид дуг’гааба

Эщ’ каламмака нинда щ’уаба,

Имщ’уринна каламмака ниж’таб акаба

Ан кита бадабарааба,

Ки анта бадасурааба,

Му намлуулу баанж’арааба

И каким-то образом я понимал её суть, о чём она поётся.

Глава 16

Гильда пристально смотрела на Артура, певшего эту песню с громоздкой домрой в руках. Возможно, впервые рассказ старого следопыта занял её настолько, что она оторвалась от созерцания магического кристалла.

– Артур, ты знаешь этот язык?

В ответ он лишь покачал головой.

– А о чём песня?

– О старине и героях. О дружбе и смерти. О подвигах. Наверное.

– Это всё не имеет смысла… – волшебница поднялась со своего места и начала измерять шагами тесную избу. – Ты хочешь сказать, что гайяват арийиев из священных сурах тальфелей и первый империй А’иетес Феликс Гани… Это на самом деле один жутко древний человек. И с этим человеком ты общался в захолустье северных гор, потому что именно там он и прятался, чтобы в нужный момент проснуться и исполнить свою мечту по завоеванию мира.

Как всегда случалось в тревоге или спешке, Гильда переходила на старые наречия, перемежая их понадёрганными из языка мертвецов словами. Увидев, что Артур никак не реагирует, она успокоилась и произнесла на королевском:

– Это за гранью реальности.

– Когда-то мне говорили, – следопыт отложил в сторону домру. – Что собрать на одном поле битвы двести тысяч воинов это за гранью реальности. Что взять штурмом неприступную крепость это за гранью реальности. Что победить сильнейшего волшебника всех времён это за гранью реальности.

Мужчина откинулся назад на своём табурете и чуть не упал. К счастью, никто не обратил внимания на эту оплошность и Артур продолжил:

– А реальность, дорогая Гильда, она проста и как любят говорить столичные поэты – «прозаична». В реальности оказывается, что большая армия это как малая армия, только собрать нужно не только рыцарей и боярских сыновей, а ещё и самих аристократов и бояр, их рабов и холопов, закупов и вдачей. По пути к вам прибьются полудикие клансманны, а так желающие поживиться степняки, из тех кто ещё не служит врагам. Правда, такая армия объест и разграбит на своём пути половину королевства, а наши попутно противники разорят вторую половину… Ну да голод и беспорядки будут потом. Неприступная крепость на самом деле не является неприступной, коли ты знаешь город как свои пять пальцев, имеешь при себе парочку сильных магов и готов бросать на смерть отряд за отрядом. Ну, а сильнейший в мире волшебник… всё ещё человек. Через сто лет нашу историю будут считать сказкой, а через тысячу – легендой. Хотя нет, не станут. Мы же спустили нашу победу в сортир, оставив после себя выжженное магией ничто.

Гильда посмотрела на старого друга со странной смесью презрения и непонимания. Артур, казалось не заметил этого взгляда. Он подошёл к менестрелю, привлёк его внимание щелчком пальцев и продолжил рассказ:

– От жара в башке было совсем плохо, и думки думались…

* * *

Сквозь жар и боль в голову вплывали мысли, медленно сплетаясь в клубок и приобретая некую форму. Я не боролся с ними и не помогал им, сосредоточась лишь на том, чтобы не терять сознание слишком надолго. Дыхание. Правильное дыхание всегда помогало. Когда болезнь ненадолго отступила, словно отлив на море, то я уже знал, что делать. Остальное лишь рутина. Подняться. Сосредоточиться. Хоть немного привести себя в порядок.

Я только успел подняться в полный рост, опираясь на стенку, когда дверца камеры стукнула и хриплый голос приказал мне высунуть руки. Пришлось отказаться:

– Не буду, – в глотке пересохло и слова приходилось с трудом выдавливать. – Я хочу есть как человек.

Ублюдок за дверью чертыхнулся и переспросил:

– Ты уверен, дружище?

– Уверен.

Окошко в двери захлопнулось. Я прильнул к стене и начал вслушиваться в удаляющиеся шаги. Буквально через пару минут тюремщик вернулся в компании ещё с кем-то. Хорошо смазанные засовы отъехали в сторону, лишив меня удовольствия от бряцающего звука. В комнатушку вошли двое Нак Кинелли, третий остался скучать в коридоре за их спинами.

Ублюдки держали здоровые прямоугольные щиты, за которыми виднелись деревянные дубинки. Серьёзно? Щиты в таком узком месте? Это вселило в меня надежду. Они же сами себе будут мешать, стоит мне лишь отгородиться одним от другого. Я опёрся на стену и поднялся в полный рост. «Давайте, выродки», хотелось сказать сказать им лицо, да язык не желал шевелиться.

Недооценил я бандитов Нак Кинелли. Они поставили щит к щиту, перегородив почти всю комнату и вместе двинулись вперёд. Я с размаху пнул ногой в нижнюю кромку только чтобы понять, что она подпирается ногой. В ответ щиты ненадолго раздвинулись и на меня обрушился град ударов. Мне удалось закрыться и принял их на плечи и спину, после чего, улучив момент, я выбросил вперед руку, чтобы схватить своего противника за голову. Щиты в ответ сомкнулись, и меня начали теснить к стене.

Я схватился за верхний край щита и постарался рвануть его на себя, но снова получил удар палкой по пальцам, ещё один по ногам, после чего меня свалили на землю и стали бить. Я лишь защищал лицо руками, шипел и плевался в ответ, как рассерженный кот. Минут через десять, когда моя голова совсем перестала что-то соображать, избиение прекратилось и ублюдки ушли. Я схаркнул кровь изо рта на земляной пол, отполз на соломенный тюфяк и свернулся калачиком. Последний раз я чувствовал себя так плохо после того, как меня волокли за конями на верёвке в шестилетнем возрасте.

Ближе к вечеру дверь снова открылась, в неё опять вошли двое, сковали меня и оттащили в комнату. Жевать я не мог, так что к моему рту поднесли крынку с каким-то очень густым супом. Даже через заплывшие синяками глаза я видел в нём красные прожилки.

Что ж, первый план побега не сработал.

* * *

Оставался второй план.

Меня вернули в мой каменный мешок и бросили на солому. Нужно было разузнать быт моих пленителей, так что я прижался к стене ухом. Судя по звуку шагов, стражник удалялся. Минута текла за минутой, пока я снова не услышал удары каблуков об пол. Ублюдок прошёл по коридору, ненадолго задержался возле двери и ушёл обратно. Значит потайной глазок для наблюдения в ней есть. Я лежал и слушал несколько часов до тех пор, пока не понял, что меня проверяют примерно каждые полчаса. Боль от побоев начала стихать, но стал возвращаться жар. Если я хотел выбраться, то действовать надо было сейчас.

Я оторвал от рубахи кусок ткани, расплёл косичку и вынул из неё иглу. Слишком короткая и тонкая, чтобы убить человека, но лучше, чем ничего. Я обмотал правую ладонь, упёр тупой конец иглы в самое толстое место ткани и пропустил острие между средним и безымянным пальцем. Теперь оставалась самая простая часть. Я напряг как следует слух, направив в него все остатки магии в организме.

Когда в очередной раз охранник затопал по коридор, я вставил в рот два пальца и выблевал на пол весь свой ужин, после чего аккуратно лёг в получившуюся лужу, скрючив руки и ноги. Правую ладонь с оружием я предусмотрительно спрятал под животом.

Шаги остановились возле двери. Секунда тишины, после чего охранник начал резко убегать. Понятно, один заходить не будет. Надрессировал их Ари словно ручных хорьков. Я успокоил дыхание и постарался поменьше шевелиться, тем более, что это помогали справиться с вонью. Через пару минут дверь распахнулась.

Даже сквозь закрытые глаза я понимал, что врагов будет двое. Оба без щитов. У обоих дубинки в руках и… да, масляный фонарь у второго. Первый тем временем наклонился ко мне и попытался перевернуть на спину. Лучше момента не будет.

Я вонзил первом охраннику иглу в глаз, а когда он раскрыл рот для крика – засунул туда ладонь почти по самое запястье. Второй начал замахиваться дубинкой, но я успел ударить его ногой в щиколотку. Там что-то хрустнуло, ублюдок споткнулся и облокотился на стену. Я рванул к нему, не выпуская из правой руки челюсть его напарника. Врезал по яйцам, добавил первому в печень, чтобы не трепыхался, снова по яйцам второму и когда он, наконец, опустил руки – ударом кулака сломал ему горло. Короткий вскрик сменился диким хрипом, бандит упал на землю, а я начал бить его пятками в лицо. К тому времени, как первый потерял сознание от удушья и затих, лицо второго превратилось в месиво.

Я тяжело поднялся на ноги, взял одну из дубинок, закрыл глаза и стал вспоминать путь. Тридцать два шага вперед… Поворот. Ещё шагов… Ещё поворот… И ещё… Когда пахнуло свежим воздухом я без всяких сомнений открыл ближайшую дверь и оказался во дворике замка. Стояло глубокая ночь, молодой месяц полз вниз по небу. Впереди был небольшой загончик, вплотную пристроенный к стене. Я залез на загон, схватился руками за край забора, перевалился через его, словно мешок с навозом, и упал. Где-то далеко в деревеньке загавкала собака, я поднялся на ноги и побежал со всех оставшихся у меня сил. Всё это время я спиной ощущал взгляд Ари и слышал его слова:

– Ты вернёшься. Ты вернёшься сам.

* * *

Погони не было. Лишь холодный ветер терзал моё тело, завывая вокруг. Это всё было не важно – как бы далеко я не убежал, меня бы выдали следы. Даже если сейчас всё спокойно, утром за мной точно выйдет погоня, чтобы там не шептал голос в спину. Будь я одет как следует, то смог бы запутать преследователей, поводить их как следует по окрестным местам, но имея одну лишь рубаху… В голову лезли несвоевременные мысли: «Стоило снять с убитых стражников сапоги и пледы»; «Стоило взять у них нож». Спорить с собой было бессмысленно – действительно стоило.

Я приметил впереди в горах небольшую расселину и вспомнил, как мы однажды использовали её, чтобы спуститься с гребня и понаблюдать за ублюдками Нак Кинелли. Да, хорошее место, только напрямую идти к нему нельзя. Я медленно и осторожно начал забирать влево, к небольшому ручью.

Вода уже покрывалась ночью льдом. Я небрежно разбил тонкую корочку и как следует напился. Теперь запутать следы. Вошёл в воду, доходившую мне до колена. Ступни мгновенно закололо словно иглами. Глубоко вдохнул, выдохнул, направил остатки сил к ногам и пошёл вниз по течению. Минут через десять мне встретился удобный бережок с камнями, на один из которых я поставил отпечаток ноги, а на другой руки. Еще чуть ниже был кустарник, куда я прицепил нитку из рубахи. Всё, теперь они точно решат, что я ушёл вниз по течению, где ручей впадает в озерцо.

Я развернулся и пошёл вверх до самый скал. Постепенно ручей истончалось и поток воды начал теряться в камнях. Уже неважно. Я сошёл с русла и направился к примеченной расщелине. Ноги уже перестали что-то чувствовать. Если я хочу их сохранить, то к утру должен был в замке Глипнесс.

Лезть по скалам, зимой да ещё и в одной рубахе… Такого не пожелаешь никому. Пальцы скрючились, застыли и норовили соскользнуть с камней. Когда я выбрался наверх, на полянку, то ощущал себя деревянным как бревно. Хотелось лечь и отдохнуть, но этого делать было нельзя. Отсутствие движения было смерти подобно. Я побрёл вперёд и тут мне боковым зрением что-то почудилось. Лёгкое движение в темноте, мутный силуэт на фоне неба. Инстинкт говорил, что это зверь, а инстинктам я верить привык. Горная кошка или волки – выбор невелик. Я осмотрелся по сторонам и в неверном свете луны нашёл россыпь камней. Среди них оказался один нужный. Я ударил его пару раз о скалу, пока не отстала узкая и тонкая пластина. Размотал с ладони кусок рубахи и аккуратно обмотал место для хвата. Получился достаточно острый нож. По крайней мере на один удар его должно было хватить.

Я закрыл глаза, сосредоточился и снова открыл. В темноте заблестели глаза, но очень слабо. Волк-одиночка. Бежать было бесполезно, как и пытаться заманить его в засаду, поэтому я просто пошёл прямо на свет глаз.

* * *

Я вспомнил слова из старой легенды: «Что отличает мужчину от его подобия? Хищника от добычи? Страх. Хищник чует его, и уходит, если страха нет».

Волк был стар и болен. Шерсть вылезла, оставались лишь уродливо торчащие то тут, то там клочки, уже даже не седые, а грязные и мутные. Кости проступали сквозь кожу зверя так сильно, что казалось это оживший скелет стоит на ветру. Стая бросила или изгнала его, справедливо решив, что он принесёт больше вреда, чем пользы, но против моей воли в глаза бросались небольшие детали, говорившие о том, что в прошлом это был вожак. Когда-то крупный и плотный, от природы хорошо сбитый, даже голод не смог отнять у него последних крупиц достоинства.

Зверь беззвучно скалился и демонстрировал крупные клыки, но я видел, что в них уже больше нет магии. Он умирал, как умирал я от холода и голода. Мы не боялись друг друга, но не могли и просто разойтись в стороны. Смерть одного была жизнью для другого. Вот только для волка это были несколько дней, а для меня – годы и десятилетия. Я хотел жить больше, чем зверь, и лишь потому оказался быстрее и сильнее.

Вставить дубинку меж челюстей. Ударить ножом в шею.

Нельзя есть волков. В их требухе живут черви. Как и в их сердце. Их мясо воняет падалью, их мышцы – словно подошва от сапога. Тогда мне было неважно. Я вскрыл своей добыче брюхо, вынул горячее и всё ещё слабо сочащееся остатками жизни сердце и впился в него зубами. Не думаю, что рассказ об этом будет интересен читателю. Скажу лишь, что наскоро снятые куски шкуры мне очень сильно пригодились. Я щедро полил свои замёрзшие ноги тёплой кровью, тщательно обтёр и обмотал на манер степных онучей. Правда степняки, у которых я этому научился, засмеяли бы меня за такой вид.

Я продолжил свой путь по горам.

* * *

С каждой минутой погода становилась всё хуже и хуже. Холодный ветер теперь нёс с собой с собой не одинокие снежинки, а снежную крупу, постепенно собиравшуюся в небольшие сугробы. Хуже всего было то, что тощую луну закрыли тучи, совсем лишив меня света. Сколько я не напрягал глаза, сколько не силился увидеть хоть что-то – вокруг опустилась кромешная тьма. Приходилось идти наугад, надеясь лишь на удачу.

Два или три часа я бродил среди расщелин, пока не наткнулся на тропинку. Или на то, что мне тогда казалось тропинкой. От холода я уже плохо соображал и шёл вперёд лишь потому, что надо было идти. Слегка согретые ноги снова задубели и перестали чувствовать землю, всё тело била крупная. Я не переставая кутался в куцую рубаху, словно это могло хоть как-то помочь.

Тропа петляла среди камней, постепенно спускаясь вниз, пока не упёрлась в обрыв. В нём были вытесаны ступени, но как я не шарил руками по отвесной скале – найти верёвку не смог. Неужели никто из ойгров не следит за этим путём?

Я начал осторожно спускаться вниз, вжимаясь в скалу и тщательно проверяя каждый свой шаг. Ветер пытался оторвать меня от камня и сбросить вниз, а покуда ему это не удавалось – страшно завывал вокруг. Шаг за шагом я едва полз, пока мои пальцы вдруг не провалились в пустоту. Ступеньки окончились возле входа в пещеру. Останавливаться было нельзя, нужно было идти, но я заледенел настолько, хотелось хоть на мгновение спрятаться от ветра. Я зашёл в пещеру. Не запоминая пути, не разбирая ничего перед собой, я шёл и шёл. Меня даже не смутило, что пещера на удивление прямая и не содержит поворотов. Так я двигался то тех пор, пока не натолкнулся на камень и не упал. Я стал ощупывать препятствие негнущимися пальцами и вдруг меня осенило. Я заметался в стороны, проверяя свою догадку.

Кирпичные стены. Мощёный пол. Я в гробнице Ари. Куда-то идти больше не хотелось, не хотелось бороться. Я нащупал в центре комнаты каменный гроб и залез в него. Мысли таяли как тумане.