Текст книги "Пробоина: Гвардеец (СИ)"

Автор книги: Марк Фиттер

Соавторы: Марк Фиттер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– А что было то? – поинтересовался я, удивленно глядя на Раскола и готовясь впитывать очередную армейскую байку.

Как оказалось, служил у них парнишка, лет десять служил. И тот в принципе форму не получал, бывает и такое… В пункт отбора пришел в своей, ему от брата досталась.

Десятку он отслужил, Подлунного получил, и сержантом уходил на заслуженный отдых… И надо было ему обходной лист подписать – мол, он армии ничего не должен и армия ему не должна…

– А у него как раз два комплекта формы не было получено, – сержант зло посмотрел в сторону Хлеба.

Тот, оказывается, остановился и даже вернулся, чтобы с улыбкой великого торговца-манипулятора послушать, как рассказывают о его величайших комбинаторных схемах.

– Так вот, эта безлунь… – продолжил Раскол.

– Я подлунный! – возмутился тыловик, чье самолюбие было задето.

– Ты – хер, и тот без яиц! – рыкнул ему в ответ Раскол и продолжил, – Так вот, в вещевой службе Ярм попал на Хлеба, которому надо было списать сгнившие на складе портянки. Слово за слово, Ярм получил на увольнение сапоги офицерские, куртку кожаную летную и две… Две, сгинь его Луна!

– Портянки? – переспросил я.

Хлеб заржал так, не удержавшись. Да и Раскол прыснул от смеха.

– Сотни… Две сотни портянок!

Тут Хлеб аж захрюкал от смеха, явно довольствуясь тем, как ловко он все провернул.

Я тоже тихо засмеялся, просто от дурости самой ситуации. Хотя и понял, что с Хлебом на скорую руку общаться не стоило. А то откусит эту самую руку по самое «не могу», и еще должен останусь.

Впрочем, мне все равно надо было с ним поговорить. Как я понял, он был старшиной в роте, судя по погонам вахмистра, а это значило, что за получением всего необходимого для быта все равно обращаться к нему.

Словно почувствовав мой настрой его посетить, Хлеб сразу посерьезнел и спешно удалился с каким-то ящиком в глубь здания.

– Если б он был Вертуном, то хрен бы из него чего выпало, – выдал ему вслед мудрость Раскол.

Мы с ним схватили тушку обгоревшего и слегка покореженного пулемета и понесли в комнату хранения.

Тут же по совместительству, видимо, находилась и ремонтная мастерская. И довольная ухмылка местного оружейника сразу подсказала мне, что я уже намотался на какую-то не особо приятную и грязную работенку.

Да еще и Раскол, как назло, прикрыл дверь.

– Вэлком ту зе клаб, бади, – произнес Раскол на языке Великолунии и опять саданул меня пятерней по пояснице, – Шомпол, тут надо мальца научить пулеметы обслуживать. Он вторым номером как раз ходит.

– Ну, что ж, присаживайся, – ухмыльнулся оружейник, доставая из небольшой коробки замотанные в тряпки инструменты.

Чуть в стороне я увидел затрофееный пулемет. Судя по побитому кожуху и помятой коробке, это был тот самый, который я скинул с крыши попаданием из пушки БМП.

– Как звать?

– Центр, – представился я, присаживаясь на один из оружейных ящиков.

Других сидячих мест в этой комнате не наблюдалось.

– Центр… Хм-м, хороший позывной, – ухмыльнулся Шомпол и развернул скатку с интрументарием.

Раскол как раз подтащил покореженное тело пулемета поближе, поставив его между нами.

– Ну что, Центр, давай начнем с неполной разборки, чтобы почистить его… Ты ж из отряда Грозного?

Я кивнул, снова загораясь интересом.

– Уверен, ты и так раньше это делал… – он пробежался пальцами по инструментам, словно готовил фокус, – Но мы с тобой сейчас досконально его почистим, а ты поможешь мне поставить его в строй, потому что… Потому что пулеметы у нас что?

– Эээ… лишними не бывают? – неуверенно произнес я, повинуясь интуиции.

Оружейник уже ловко вскрыл короб пулемета, извлекая внутренности.

– Вот именно, – в хищной и довольной улыбке растянулся тот, с любовью глядя на оружие, – Потому что, чем больше пулеметов… ух-х-х!.. тем больше пулеметов!

Глава 24
Мир на войне

'Физическую подготовку можно

проводить даже в окопе,

было бы на то желание.'

[Гвардии сержант Контуженный]

Первый день Красной луны. 18:00

Пустыня. Пункт Временной Дислокации.

Шомпол оказался достаточно интересным человеком.

Он охотно делился странными и, казалось бы, порой даже глупыми фактами, отчего создавалось впечатление, что он разбирался во всем вооружении мира.

Так, например, с его рассказов я узнал, что всего каких-то десять лет назад пулеметы нельзя было внедрить в армейские подразделения.

– … в виду отсутствия соответствующего уровня развития производственных мощностей, – умно отчеканил Шомпол, и я лишь обречённо кивнул.

То, что он бросался всякими техническими терминами, часто непонятными, тоже было чертой его характера. Впрочем, увидев моё лицо, он сразу же пояснил.

– Ну, проще говоря, – Шомпол потёр подбородок, оставляя след от смазки, – Эээ… Это как вы бы с первым расчётом просто расстреляли весь существующий тогда запас патронов.

– В смысле?

– Ну, магострелы какие все тогда были? Зарядил, выстрелил… Великолунцы с горем пополам только-только пятизарядные сделали, да и то в армию у них они не пошли. А иначе бы там сейчас не было Ново– и всяких там Хренолуний, а мы сейчас с тобой тут по-великолунски балакали.

– Ну, наверное, – я с интересом рассматривал нутро пулемёта, заранее подмечая, какая часть способна откусить мне палец.

– Любое изобретение должно соответствовать уровню развития промышленности… ну или общества. А иначе изобретение это исчезает в суете бытия, и всплывает лишь через несколько лет, рождаясь в руках другого гения.

Он пояснил, что сейчас расчет боеприпасов такой, что на полчаса боя пулемету требуется минимум тысяча двести единиц. А это комплект аж на два отделения.

Но нужен ещё и запас… Вот и получалось, что при появлении пулеметов хотя бы во взводах патронная промышленность должна кочегарить так, чтоб выпускать патронов в полтора раза больше, чем требуется.

– А ведь сейчас пулеметы в каждом отделении! – Шомпол успевал и потряхивать отверткой, как учитель указкой, и ей же отстегивать от покореженного механизма все, что казалось целым или могло отстегнуться.

Он продолжал:

– И на технику ставятся… Оп! А, ещё и крупнокалиберные пулеметы появились. Ты видал эти дуры?

Я только хмыкнул, покосившись на стоящий рядом покореженный механизм. Но тот только отмахнулся – типа, постоять рядом и пострелять это разные вещи. Впрочем, он был прав.

– А все получилось потому, что император наш тогда посчитал новую доктрину… как ее там… А, доктрина применения массированного пулеметного огня, вот! – он похлопал по грязному корпусу, – Посчитал эту доктрину наиболее эффективной. И ведь как знал тогда Рюревский-то, молодой который, как будто в будущее заглянул!

В общем, благодаря выбору императора патронные заводы получили дотации, причем очень крупные, и всего за каких-то пять лет развились до немыслимого ранее уровня.

– Если тогда завод производил едва ли шестьдесят тысяч патронов в год, то на следующий – девятьсот восемьдесят! – он аж ткнул отверткой в потолок, – Тысяч, естественно. Прикинь?

Откуда такая статистика у простого вахмистра, мне было не известно, но Шомпол говорил весьма уверено.

Вахмистр говорил без устали, и Раскол довольно скоро нас покинул. И, так подозреваю, в итоге я оказался сакральной жертвой, принесенной на алтарь болтовни оружейника. Короче, свежими неезжеными ушами, на которые тот мог присесть.

Впрочем, я пока был не против, даже наоборот. Цифр и дат я запомнить не мог, как ни старался, но за рассказами об этапах производства боеприпасов и разных образцов оружия время летело незаметно.

А там уже и ужин, который быстро снимет нагрузку с ушей…

* * *

За четыре часа мы успели привести в порядок покореженный мной же трофейный пулемет и даже начали разбирать крупнокалиберный.

Увы, после двух близких взрывов фугасов ствол приказал долго жить, поэтому мы его даже не пытались восстановить. А вот все остальное было аккуратно демонтировано, прочищено и переписано.

Пока мы работали, к нам то и дело заглядывали разведчики, занося разные трофейные винтовки и револьверы. Были даже охотничьи ружья, по крайней мере старенькие гладкоствольные переломки я смог опознать.

Все что хоть как-то могло пригодиться, отправлялось на стойку резерва. То, что по прямому назначению применять было нельзя, аккуратно описывалось и складывалось в отдельный ящик. Что-то поломанное сразу на месте разбиралось на запасные детали, на случай поломки штатного или резервного вооружения.

– Шомпол, а че с этим дальше будет? – я похлопал по ящику с трофеями, когда мы наконец закончили.

Как раз проходящий мимо оружейки боец позвал нас на ужин, и мы сразу засобирались.

– Как что? Продадим новолунцам на черном рынке, – усмехнулся тот, без тени сарказма. – Ну или кочевникам…

– Этим?

Я махнул в сторону улицы, и тот с азартом кивнул.

– Ага, у них с оружием вообще разговор особый. За хороший карабин могут коня отдать или даже корову, смотря что за модель, – он хихикнул, – А за пулемет так и дочку-красавицу в жены тебе выдадут.

– Да врешь ты как дышишь, – тихо заржал я, – Нет у них дочек-красавиц.

– Ахах, подловил, – хмыкнул тот, не став развивать тему дальше.

Ну, а мне не хотелось его лишний раз на эту тему терзать.

Мы и так усердно поработали, к тому же у нас наладились вроде как приятельские отношения, хотя, казалось бы, я всего лишь рядовой, а он подлунный вахмистр.

Ведь на боевых позициях та самая пресловутая разница между званиями и статусом, такая важная для армии, попросту теряется. Все тут находятся в одной лодке, и потому нет смысла строить из себя властного и зажравшегося мудака.

Здесь у всех один социальный статус – «солдат».

* * *

Обед был не хитрым.

Мужики, отряженные на кухню, быстро начистили картошку и сварили ее вместе с тушенкой. Вышло не особо вкусно, но сытно – досталось всем, и даже хватило на добавку.

Все-таки многие тут не жрали уже несколько суток, и потому набивали животы на перед. Нашлись и хитрецы, что просили накидать им в котелок, явно намереваясь сохранить на потом. Но таких было не так уж много, да и повара охотно раздавали остатки.

Запивали все водой. Непроизвольно я понюхал кружку, но мне тут же пояснили, что колодец тщательно проверили. И, на наше счастье, кочевники его не засрали или не успели.

Ну, хотя бы с питьем проблем не будет… Не говоря уж о возможности помыться. Что я, кстати, сразу после ужина и сделал.

Пока многие еще набивали животы, я быстро сбегал и ополоснулся, смывая с себя пыль и пот.

И мне было наплевать, что вода только холодная, потому что котлы еще не запустили. Начхать, что напор слабый, и его едва хватало, чтобы намочить тело. Мне этого было более чем достаточно, ведь я привык мириться с вечной нехваткой.

Помнится, когда мне было лет восемь, мать давала мне всего лишь ведро воды, чтобы помыться. Просто потому, что набирать еще одно ей было слишком лень, а по ее пьяным расчетам на мою мелкую тушку этого хватало.

И хватало лет до двенадцати, пока я не начал сам таскать воду… Уставший после дневной работы, я вечерами разносил воду в ведрах не только себе домой, но и соседям. Взамен мне время от времени перепадал кусок мыла, и я мог нормально постираться.

С одной стороны, я всегда недолюбливал Лунных и Подлунных, жизнь которых протекала в роскоши. С другой стороны, вырасти я в тепличных условиях, смог бы вот так выживать при минимальных удобствах?

Нет уж, успел я наглядеться в прошлой части подлуненьких сынков с их истериками. И кровати жесткие, и форма колючая, да и вообще все вокруг потом воняют…

Сейчас у меня было все, что нужно для жизни. Даже злосчастное мыло из вываренного жира.

И насрать, что армией выдано! Зато оно у меня есть.

Из сладких философских размышлений меня вырвал грубый оклик:

– Слышь, утенок! Домывай яйца и бегом собираться, построение на плацу через десять секунд. У тебя время, пока я иду до плаца, – усмехнулся заглянувший в душевые Грозный.

Мне отчего-то не хотелось узнать, что будет, если я опоздаю, поэтому пришлось экстренно обтираться и вкидываться обратно в грязную форму.

* * *

В строй я встал вовремя.

Как оказалось, здесь все были молодыми. Вернее, из свежего набора, а именно те, кто пережил тогда замес у Вертуна. Но жестокую науку от предшественников все запомнили и потому стояли при оружии.

Шутка ли, я даже помыться шел с карабином. Его-то не страшно потом насухо протереть, а вот оказаться в бою с голой задницей… Как говорится, это были бы непередаваемые ощущения.

– Значится так, безлуни! – громко произнес Контуженный, оглядывая наш неровный строй, – Мда-а-а…

Я понимал, чему он возмущается. Нас было всего девять человек, и это из четырех десятков, что были направлены из других частей! Ветеранов и вправду выжило куда больше, чем новичков.

Впрочем, жалеть нас точно никто не собирался. Эти самые ветераны и выжили-то потому, что себя никогда не жалели.

– То, что вы резко сменили место дислокации и получили оружие на постоянную основу, а не только на время занятий, от этих самых занятий вас нихера не освобождает, – Контуженный опять медведем ходил вдоль нашего ряда, – А теперь, все взглянули вверх, посмотрели крайний раз на пробоину… и ЖИВО мордой в песок! Р-раз!

Взглянуть в небо я не успел, потому что сразу рефлекторно упал в «упор лежа», положив карабин четко себе на кисти. Это чтобы он не касался земли и не пачкался лишний раз.

– Давай, давай! Спасаем землю-матушку от засасывания в объятия Незримой, – он засмеялся, – Чувствуете, как Пробоина землю тянет вверх? Значит, отталкиваем её… Куда отжался? Я что, сказал «два»⁈ А вот теперь – ДВА!

Грозный считал громко и четко, словно и не было томительных суток позади. На счет «раз» все вставали в упор лёжа, на счет «два» отжимались, затем на «раз» вновь вставали.

Такое себе это было толкание земли… Скорее вялое дрыганье, судя по пыхтению наиболее уставших.

Однако я лишь поймал некое состояние пофигизма, что-то вроде транса. Потому что прекрасно знал, что нет смысла обижаться, злиться или просить о пощаде…

Контуженному было абсолютно насрать на наше физическое состояние или наш настрой. У него был собственный план и ежедневная норма по задрачиванию личного состава, и пока он ее не выполнит, нам отдыха не видать.

Нет, конечно, на задворках моего сознания еще витали мысли о том, что эти пытки спасут нам жизнь в экстренной ситуации… Но этим мысли там же и оставались.

А здесь было лишь «р-раз» и «два»…

– Активнее, чушки, толкаем землю… Пока Я не устану! – проорал он совершенно без смеха, и я понял, что это надолго.

Особенно если учесть, что кто-то из наиболее добрых разведчиков с ехидной ухмылкой подставил сержанту стул.

С благодарностью кивнув, Грозный пристроил задницу поудобнее и, закинув ногу на ногу, продолжил считать. Несмотря на жарящее солнце, на его лице не было видно ни капельки пота, а вот мы все на втором десятке уже пропотели как скотины.

– Госпо… господин… я… – тяжело проскулил кто-то справа. Я даже не стал поворачивать голову в сторону этого смертника, – Я… бо… больше не могу…

Раздался звук упавшей на песок туши, и я мысленно ухмыльнулся, прекрасно зная, что сейчас будет.

Туша тут же взвизгнула и подскочила обратно в «упор лежа». Потому что не стоит шутить с огненным магом, который может организовать под тобою небольшую жаровню.

– Если б ты знал, как мне глубоко похер… то ты бы расплакался, – хладнокровно произнес Контуженный и продолжил счет.

Я сбился считать количество отжиманий где-то после пятидесяти, просто потому что уже с трудом мог что-то воспринимать. Мышцы отказывались слушаться, но к нам то и дело подходил молодой парнишка и, легонько похлопывая по спине, брызгал на руки какой-то дрянью.

После этого не сразу, но становилось легче. Правда, руки воняли просто жуть.

– Встали! – наконец скомандовал Грозный, демонстративно вздохнув.

Новички, не знакомые с его манерой преподавания, повскакивали и блаженно выдохнули. Мы же с Максом и Женьком лишь напряглись.

– Сели! Встали! Сели!

Послышались горестные вздохи, но я чуял, что это еще не все. Нет, мы еще живы, и Контуженный срочно должен исправить этот просчет.

И лишь когда лучшие медики и целители Красногории не смогут нас откачать, только тогда он успокоится… Или нет. Спустится в ад с криком «демоны бесожопые, чего расслабились⁈»

– Оружие на вытянутых руках! – шарахнул новый крик, – Раз! Два! Раз! Два! Раз! Иии… полтора!

Что может быть лучше, чем приседать и вставать с тяжелой винтовкой на весу? Это только замереть с нею на полусогнутых ногах.

Где-то на этом моменте мозг у меня просто отключился. Но не тело…

Мы приседали, затем падали и вставали, выпрыгивали из положения сидя и снова приседали… После «разминки на месте» бегали вокруг барака – сначала во весь рост, а затем на полусогнутых. Ползали вокруг проклятого барака и зачем-то даже кувыркались вперед и назад.

Я не все понимал, но мне и не требовалось. Сержант решил, что мы должны кувыркаться – значит, мы будем кувыркаться. В армии все просто. Начальство подумало и приказало, а ты, не думая, исполнил.

Очнулся я только где-то часам к десяти, когда мы всей толпой молча завалились в душевую…

Несмотря на ограниченное количество леек, мы все-таки разместились и даже спокойно помылись под теплой водой. К тому моменту, кстати, нормальное водоснабжение уже наладили и даже разогрели котлы…

Так что после столь выматывающей экзекуции горячая вода была словно… уф-ф-ф… словно поцелуй от Незримой. Причем везде и сразу.

Сил не было абсолютно ни на что. Даже любая мысль ощущалась физически, как издевательство над организмом.

Так что, кое-как добравшись до постели, я просто завалился на нее с винтовкой в обнимку и где-то на моменте подтягивания одеяла сразу уснул.

Радовало одно. Я наконец-то мог поспать.

Я сытый, помывшийся, и могу нормально отдохнуть, а большего мне для счастья и не требуется.

Разве что… Эх… Катьку бы под бок, да.

Но из всех доступных Катек у меня была только винтовка, но ничего, тоже приемлемо. Главное, хрен в затвор не пихать, а то застрянет.

Мне так в учебке, помнится, рассказывали…

Глава 25
Опорник

'Сержант – это тупой солдат,

только чуть умнее.'

[Гвардии сержант Контуженный]

Третий день Красной луны. 10:00

Пустыня. Пункт Временной Дислокации.

Чем дольше мы сидели на позиции, тем больше у всех складывалось ощущение, что нас просто кинули.

Два дня мы обустраивались – рыли окопы, восстанавливая прежние рубежи обороны. Ещё занимались захоронением останков и подбивали списки павших.

Как оказалось, здесь на опорнике погибло всего два взвода. А где находилась большая часть павшего батальона – а это не меньше десяти взводов – никто пока так и не мог сказать. Оставалось надеяться, что они на других постах, до которых мы ещё просто-напросто не доехали.

* * *

На третий день к нам прибыли остальные силы нашего батальона, и я наконец-то увидел штатные бронемашины.

Такие же БМП, как и та, которую затрофеили разведчики, только все чуть более свежие и покрашенные… И ещё одна бронемашина, которая сильно отличалась от остальных и сразу привлекла мое внимание.

Угловатый железный короб на гусеницах, похожий на трактор, на которых безлуни на болотах работают. Поверх короба – большая орудийная башня с огромной пушкой, и калибр тут был никак не меньше сотни миллиметров.

Сотня! Да тут ствол был толщиной с настоящее бревно!

Такой дурой можно было уже крепостные стены сносить, не то, что домики. И название у бронемашины было очень даже подходящее, которое я услышал от разведчиков – танк.

То, что слово было не красногорским, меня уже не смущало. После войны с бывшей Великолунией мы очень многое оттуда взяли – за что можно было уважать сраных великолунцев, так это за их продвинутые технологии.

Да уж, если б не наш красногорский дух и помощь Святых Привратников, как сказал тогда молодой император Рюревский, то сегодня бы Красногории уже и не было…

Я всё рассматривал танк, подслушивая заодно, как его обзывают разведчики. Ну, тут не было ничего необычного… Чаще называли просто «коробочкой», чуть реже – «гробом». Оказалось, «гроб» из-за того, что экипажу быстро покинуть эту махину крайне сложно.

К тому же, она была медленной и очень тяжелой, а боекомплект оставлял желать лучшего – всего пятьдесят два снаряда, и это при полной загрузке.

Сейчас, кстати, у нашего танка было едва ли два десятка снарядов. И виной всему оказалась тупость местных логистов.

Мы ехали сюда, оставив большую часть боекомплекта дома, и несли лишь малый боезапас, четверть от штатного… Да и то это было самовольным решением нашего комбата, поскольку его клятвенно уверяли, что на месте нам все выдадут…

– Ага, догнали и еще пару раз выдали, – выругался тот, пересказывая эту историю и ругая на чем свет логистов, – Недолунки хреновы, чтобы их Пробоина сожрала!

А ругаться было на что. У местных вооруженцев, сидевших на авиабазе, откуда мы начали наше путешествие в пустыню, не оказалось снарядов ни для нашего танка, ни даже для БМП.

Но мало того, на авиабазе еще и хотели задержать основную группировку войск до смены Луны…

– А зачем? – шепотом спросил я как раз стоявшего рядом Кота.

Тот со злостью сплюнул куда-то в сторону, потом ответил:

– Да потому, что им куда выгоднее на рубеж выставить и так списанные остатки батальона. Не терять же бойцов из комендантской роты, ага?

Рядом ворчали недовольные… Нет, в красногорской армии так не делается. Своих надо вытаскивать, живых или мертвых.

Я помнил, что укрепления у аэродрома и вправду были так себе. Да, это не наша родная и мирная империя, где за каждым Вертуном закреплена чуть ли не отдельная маленькая армия.

Здесь же, в пустыне, этих Вертунов было насрано от души… Словно у Пробоины на заре веков был понос, и она размазывала их через каждый километр.

Слушая рассказы бывалых солдат, я, как сын священника-чернолунника, лишь поморщился с улыбкой… Чернолунники себе такое не позволяли – у них и Вертуны, и Пробоина были божественными проявлениями, и сейчас бы они высказали разведчикам…

Вот только святош здесь не было, да и не особо они спешили в пустыню бороться с «божественными проявлениями», им и в Красногории было хорошо.

Ведь в пустыне, когда Вертуны бушуют, орда тварей прет такая…

Впрочем, нам еще предстояло все это пережить. И чуяла моя задница, это будет сильно отличаться от того замеса у Вертуна, где на нашей стороне было все, что только могло быть. Здесь же никто не прилетит и пару десятков бомб не скинет.

А у нас и минометов-то всего лишь три… Вернее, как – их восемь, но полноценный расчет есть лишь на три миномета. Да и то, по факту ребята сработались только на одном.

Оставшиеся два расчета под руководством Баранова еще проходили слаживание и тренировались на учебных минах, отрабатывая работу в группе и корректировку.

* * *

Меня, конечно, привлек не только танк, но и БМП. Потому что у каких-то были уже привычные мне «пятидесятки», а на каких-то стоял крупнокалиберный пулемет. Причем, судя по всему, там было отнюдь не двенадцать миллиметров, а все тридцать.

На мой вопрос Контуженному, зачем такое различие по калибрам, он объяснил достаточно просто:

– «Пятидесятка» – это у нас что? – спросил он, сидя на ящике для боеприпасов.

Я ещё не успел присесть рядом, как поджал губы, пытаясь найти ответ. Вот сгинь моя Луна, зря задал вопрос! А то как сейчас начнется экзаменационная пытка…

Но Грозный даже не стал дожидаться, пока я отвечу:

– А это у нас орудие поддержки штурма, так ведь, Центр?

Я кивнул, вспоминая, что мне тогда неплохо так удалось «поддержать штурм».

– Ну да…

– Она у нас для боя на большой дистанции, поскольку полтинник можно закинуть на километр, – он махнул рукой, будто сам закинул снаряд, потом глянул на свежеприбывшие БМП, – А вот тридцатка…

Он потёр подбородок, слегка прищурившись.

– Это у нас все-таки скорострельный крупнокалиберный пулемет…

И, как оказалось, предназначалась «тридцатка» в первую очередь для поражения порождений Вертунов. Тех самых снежков, например, с которыми мне уже удалось станцевать смертельный танец.

Ее, конечно, можно было использовать и против людей…

– Да в конце концов, все можно использовать против людей, – Контуженный усмехнулся, – Но я бы тут тридцатку не брал… Эффекта много, эффективности мало.

Я теперь уже особо не поражался, когда он спокойно говорил о том, чем лучше убивать людей. Такая вот ирония судьбы – в нашем мире, где человек издревле ведёт борьбу за существование с магическими порождениями, лезущими из Вертунов, и где люди бы наоборот должны объединиться против иномирных монстров…

Нет, в нашем неспокойном мире человек чаще и с удовольствием убивал другого человека. И не так давно отгремевшая война с бывшей Великолунией тому свидетельство.

– … тридцатка, она ведь не так скорострельна, как ваши взводные пулеметы, – продолжал рассуждать Контуженный, – Да и дистанция лишь немного уходит за шесть сотен метров.

Про себя я подумал, что да, километр и шестьсот метров существенная разница.

– Так что командование… – тут Контуженный сделал нажим, намекая, что с командованием обычно не спорят, хотя сам он себе это позволял, – Так что оно решило в боевых действиях применять варианты БМП с пятидесятками…

В общем, так и получалось – пятидесятки у нас шли как основные машины огневой поддержки для штурмовых взводов, а тридцатки, построенные на их базе, докинули просто на всякий случай.

Отличались они только орудием и предназначались для обороны таких вот опорных пунктов, по типу нашего.

– А, ну ещё сопровождать колонну с ними охренительно, – глаза Контуженного тут же загорелись безумием какого-то давнего боя, – Тридцатка, знаешь, как хорошо крошит толпу тварей, которые просто прут на пролом? Иногда я думаю, как же нам повезло, что у них просто нет мозгов…

– Грозный, вот ты где, – к нам, спокойно сидящим на ящиках из-под боеприпасов, рядом с трофейной машиной, приблизился уже не молодой мужчина лет пятидесяти.

* * *

Комбат сегодня был возле бронемашин, но там я его рассмотреть не успел. Ранее я видел его лишь мельком на фотографиях, расположенных на стене в казарме.

Крепкий мужчина в полевой форме никак не походил на старшего офицера, однако это и вправду был гвардии майор Добрынин, командир второго батальона экспедиционного корпуса.

Несмотря на то, что он являлся вечерним магом, а в армии это уже серьёзный боевой ранг, комбат все еще «не дорос» до полковника.

Впрочем, тут явно сказывалась специфика службы. Я не помню, что вообще хоть где-то слышал про то, что корпус состоит из полков, а не из отдельных батальонов… Вернее, батальонно-тактических групп.

– А где ж мне еще быть? – усмехнулся Контуженный, поднимаясь с ящика и крепко пожимая протянутую комбатом руку, – Вон, охраняю машинку, чтобы Чумазый не спер. А то за ним станется, номера перевесит и скажет, что его и была.

Чумазым за глаза называли командира танковой роты, от которой практически ничего не осталось. Ведь прорыв Вертуна с северного направления, где тогда виднелся дым, блокировали как раз его ребята…

Именно в ведомстве Чумазого находились все шесть БМП, которые прибыли с основной группой. Четыре единички, снабженные пятидесятым калибром, две тридцатки, и тот самый танк…

* * *

Как я и ожидал, комбат подошёл обсудить именно тему с ограниченным боезапасом, потому что во время осады подвоза со складов нам можно было не ждать.

После недолгих расспросов о том, как мы тут обустроились, он перешел сразу к сути:

– Смотри, – комбат развернул небольшую карту, на которую были нанесены разнообразные пометки.

Масштаб был весьма крупный, примерно один к десяти тысячас, поэтому я разглядел и нашу позицию, и соседние поселки.

Я даже смог рассмотреть Ишханазар и то здание, у которого теперь можно стирать половинку. К ее сносу я лично приложил руку…

Мне не положено было это видеть, но любопытство пересиливало, и потому я тоже смотрел в карту. Комбат заметил это, но ругаться или хоть как-то высказываться не стал.

Контуженному так и вовсе было плевать – он разглядывал непонятные мне названия поселков и изучал метки, о которых я вовсе не имел никакого представления.

В учебке нам не рассказывали, что значат все эти треугольники и черточки. Вот прямоугольник – это дом, это мне понятно. Ну, я просто сопоставил расположение домов в поселке с нанесенными на карту прямоугольниками, и вроде как все сошлось.

Комбат, не поднимая глаз, продолжил:

– Значит, берешь опять Кота с его людьми, грузитесь на бэху и тигру, и чешете на разведку до девятого поста, – он тыльной стороной карандаша провел по карте, показывая, но не отмечая маршрут, – Если оттуда все вынесли, то докладываете и-и-и… уходите дальше к восьмому.

Грозный молча слушал, провожая глазами движения карандаша.

– Если на девятом еще что осталось, то быстро грузите и не на восьмой, а возвращаетесь. Если осталось все, то вызываете Чумазого… Он с Тараканом подъедет, быстро погрузят, а вы-ы-ы… – карандаш снова проехал по бумаге, – … опять же на восьмой. Суть уловил?

– Так точно. Хапаем то, что не схапал противник, – согласно кивнул Контуженный, – Силы не распыляем, далеко не выезжаем, действуем быстро и максимально нагло. Тащим даже то, что приколочено.

– Именно так, – усмехнулся комбат и глянул на меня, – А ты, я так понимаю, Центров?

– Так точно, – отозвался я, выпрямившись по стойке смирно, но тут же получив в дыхалку от Грозного.

Тот умел бить быстро, четко и чувствительно, поэтому меня тут же согнуло пополам. Воздух оставшийся в легких обжог внутренности, заставив прокашляться.

– Никаких вытягиваний! – зло прохрипел Контуженный, – Снайперы противника могут не слышать наши разговоры и не понимать кто есть кто, а если ты вот так вытягиваешься или отдаешь воинское приветствие, то сразу демаскируешь офицера. Усек?

– Так точно, – проскулил я в землю, пытаясь не выплюнуть легкие и ругая себя за забывчивость. Ну ничего, такими методами вбивается быстрее…

И ведь он уже говорил об этом ранее, только я почему-то забыл.

Видимо мое «палочное» прошлое отзывается, где перед старшим офицерским составом надо чуть ли не на задних лапках прыгать, выслуживая их похвалу.

У разведчиков все было совсем иначе.

Контуженный держался наравне с вечерним магом, хоть сам был утренним… А наравне с Контуженным держался Кот, да и любой другой разведчик, даже если тот был безлунным.

Просто потому, что разведчики – это скорее братство, где ранговая система нужна постольку-поскольку, и важнее даже уважение.

Нет, если комбат начнет показывать свое я, все конечно построятся в рядок, и никто не станет противиться… Но к чему все эти крики, если вопрос можно решить просто по-человечески?

Хотя с другой стороны, я уже успел заметить, что у того же Чумазого экипажи бронемашин регулярно строились на фоне своих единиц техники. Зачем это производилось, непонятно.