Текст книги "Пробоина: Гвардеец (СИ)"

Автор книги: Марк Фиттер

Соавторы: Марк Фиттер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Глава 11
Вертун. Часть Первая

'Храни, Луна, две вещи.

Пулеметы и морковный сок.'

[Рядовой Максим Сапронов]

Четвертый день Белой луны. 19:40

Стрельбище близь Белого Ординара.

– Дистанция двести, белками, поправка два вверх, – быстро командовал Контуженный, стоя на краю укрепления, – Стреляешь под горку. Белая Луна в зените, и нисходящий поток будет белки к земле прижимать, так что бери выше на пару силуэтов.

Я смотрел на сержанта снизу вверх и только поражался его безрассудству. К выросшему Карлику приехало от силы две роты, а этого и для маленького Вертуна недостаточно, а тут, задери его Пробоина, теперь уже целый Ординар.

Надо быть либо самоубийцей, либо безумцем, чтобы вот так в открытую стоять на возвышенности, тем более что Контуженный – огняш, а тут Белый Вертун, стихия воздуха. И, значит, чутьё у сержанта ограничено.

От размышлений меня оторвала череда взрывов, раздавшихся со стороны бетона. И сразу же пришло осознание, что бой начался. Уж не знаю, что там громыхнуло, но волна жара дошла даже до нашего окопа, за двести пятьдесят метров от места взрыва.

– Огонь, вашу мать!!! – проорал Контуженный, извлекая из небольшого подсумка на поясе какой-то тубус и скручивая колпак.

Всего через пару мгновений в небо с пронзительным свистом взмыла красная осветительная ракета.

– Дослал! – крикнул я, отводя рукоятку на пол оборота назад, тут же возвращая и начиная прокручивать.

– Крути! – сипло отозвался Сапронов, всем телом наваливаясь на пулемет, закрепленный на станине и вдавливая гашетку.

Макс отрабатывал в направлении Вертуна, стреляя очередями по десять, как и показывал нам сегодня сержант. Лента улетала с лотка с чудовищной скоростью, мне только и оставалось, что крутить рукоятку и вовремя поправлять ее, чтоб звенья не перекрутились и не заклинили орудие.

Хотелось зажмуриться от какофонии выстрелов. По Вертуну работало как минимум две десятка пулеметов со всех направлений, а также полторы сотни винтовок и еще десятка два снайперов. Всё вечернее небо перечёркивали падающие осветительные звёзды.

– Вот же… Демоны! – выругался Контуженный, когда откуда-то из-за Вертуна в воздух взлетела еще одна красная ракета, – У пацанов на севере уже рукопашная. Центров, готовь ленту!

– Есть! – отозвался я, продолжая крутить рукоять и второй рукой нащупывая лежащую рядом ленту, – Сапрон, смена! Сотка! Красные!

– Куда нах⁈ – выкрикнул сержант, удивленно глянув на меня, но было поздно, первый патрон уже встал на линию досылания, – Пять вверх, три влево! Воздух огонь к земле прибьёт, и ветер дует с запада, пулю сносить правее будет. Бесожопые, я ваших матерей на бальные танцы водил, мля!

– Моя мать была бы рада, господин гвардии сержант! – проорал Сапронов, заваливаясь корпусом вправо, чтобы тело пулемета сместилось влево. Пулемет загрохотал куда сильнее, и я даже слегка испугался, как бы по дурости не спалить машинку.

Я приподнял голову над бруствером, чтобы оценить поле боя. Двести пятьдесят метров, разделявшие нас и развалины бетонных конструкций, усыпали блестящие в свете красных звезд камушки. Из огромного белого вихря, напоминавшего клубок ниток, целыми пачками выбрасывало в воздух разные силуэты, которые либо сразу исчезали, либо приобретали форму белых псов и неслись на выстрелы.

«Самоубийственный бросок собачьей своры», как когда-то охарактеризовал подобное зрелище начальник караула.

– Крути, Егорыч! – прикрикнул Макс, возвращая меня в реальность.

Большая часть тварей бежала в обратном от нас направлении, так что небольшая заминка в скорострельности большой роли не сыграла, и наш пулеметный расчет быстро доработал красную ленту.

Следующей мы заправили сотку белков. Все-таки под Белой Луной эти патроны куда эффективнее. Там, где красная пуля «снежку», а именно так мы называли тех воздушных псов, просто лапу ранит, белая пуля оторвёт ее напрочь. Стихия уязвима к родственным боеприпасам. Хотя, если честно, на людей лучше всего влияют именно красные.

– Хана пацанам, – тоскливо произнес Контуженный, все так же стоя на бруствере и глядя куда-то вдаль, – Эх, Луна вам станет приютом… Ну и где эти чертовы ястребы?

Я не увидел, но почувствовал, как к нам в окоп влетело еще одно тело. Кто-то больно толкнул меня в спину, я чуть не протаранил лбом ручку, но мне удалось удержать равновесие и тем более не сбить темп стрельбы.

Я даже не стал сразу оглядываться. В конце концов, настоящий противник пока что только спереди, а неаккуратный сослуживец получит по морде позже. Если я доживу, конечно.

– Господин гвардии сержант, вас комбат к телефону, – доложился гость, протягивая Контуженному какую-то трубку на длинном проводе, уходящем к коробу на спине бойца.

Раньше пользовались зелёными вещунами, но те артефакты не отличались многоразовостью. Эти так называемые телефоны, говорят, можно использовать вечно.

– Грозный у аппарата, – тут же отозвался сержант, – Да, держимся. Пацаны на триста сороков всё, наблюдаю красный дым. Всё, значит, всё! Добрыня, сожрали их. Господин майор, вы… – Контуженный запнулся, что-то выслушивая, потому упавшим голосом ответил, – Есть.

Слова «красный дым» резанули ухо не только мне. Даже полуоглохший Сапронов переглянулся со мной, судорожно сглотнув. Отряд, которому суждено пасть, должен из кожи вон вылезти, но подать о своём поражении сигнал с помощью красной дымовой шашки…

Контуженный повернулся к нам, с каменным лицом доставая из сержантской сумки карту и протягивая связисту.

– Записывайте! Удаление тысяча шестьсот, по карте, икс, пять… – Контуженный чеканил в трубку цифры, не отрывая взгляда от того направления, где полегли пацаны. А может, и не все ещё полегли, ведь каждый солдат до последнего надеется…

Отчеканив их координаты, будто это он отрабатывал по своим очередью, сержант выдохнул в трубку:

– Добрыня, только прошу… Пускай Баранов работает, иначе мы тут все поляжем, – Контуженный вернул трубку связисту и, забрав у него карту, положил её на ящик в окопе, – Храни, Незримая, наши души.

Мы успели дострелять третью ленту, когда откуда-то из-за наших спин раздались приглушенные хлопки и нарастающий свист. Я хотел было высунуть голову поверх бруствера, чтобы посмотреть, но Контуженный вжал меня обратно в окоп.

– Крути баранку, Центров, мать твою, крути! – проорал он, перекрывая грохот взрывов.

Земля тряслась, и краем глаза сверху я видел красные трассеры пролетающих снарядов. Нервно сглотнув, я подпихнул к пулемету крайнюю из своих лент.

– Господин гвар… Контуженный, боекомплект в ноль! Две ленты осталось, – доложил я, за что тут же получил от него подзатыльник, – Скоро стрелять будет нечем!

– Хомут, ко мне! – проорал Грозный, подзывая связиста, который крутился уже в соседнем окопе, – Живо пробегись по отделению и притащи сюда пулеметные ленты. Давай, бегом!

Связист кивнул и тут же унёсся, потряхивая бандурой телефона на спине. Котуженный тут же развернулся ко мне, будто разъярённый лев:

– А ты, Центров, какого хрена остался сидеть на заднице⁈ Почему не побежал забирать у товарищей ленты? У-у-у, мля!!! – он стукнул ладонью по краю окопа, – Страна нуждается в героях, а манда рожает дураков!

– Виноват! – только и смог выкрикнуть я, вжимаясь в землю от каждого нового взрыва. Если уж у нас так земля дрожит, то страшно даже представить, что происходит в том месте, куда артиллерия бьёт.

Почему-то усталости не было. Я крутил и крутил ручку, делая это уже практически машинально, да и ленту ставил не глядя, словно бы так и должно быть. Лишь изредка проверял, чтоб не было перекрута звеньев.

Всё остальное время я смотрел в стрелковую бойницу, наблюдая за полем боя.

Снежки рвались от Вертуна, натыкались на вкопанные в землю штыри, запутывались в колючей проволоке, но продолжали бросаться в самоубийственную атаку. Время от времени поверх их голов раздавались вспышки.

Так называемые Вывертыши, не видимые простому взгляду, тоже выскакивали из Вертуна, но встречались массированным огнем нескольких пулеметов и десятков винтовок, закрывающих сектор.

Пулям было плевать, встречали они простого белого пса или монстра покрупнее. Хотя, как описывали маги, Вывертышей можно сравнить с огромным волком, размером с медведя, в то время как снежки не крупнее бездомных псов. В Ординарах встречались и твари покрупнее, но пока что перла мелюзга, с которой мы справлялись.

– Смена! – прокричал я уже оглохшему от выстрелов Максу, который продолжал вдавливать гашетку, водя стволом пулемета из стороны в сторону.

Парень дрожал, абсолютно не понимая, что лента закончилась и пулемет больше не грохочет. Мне только и оставалось, что зарядить крайнюю ленту и дослать патрон, тут же снова начав прокручивать. Сапронов даже не заметил разницы, полностью погрузившись в стрельбу.

Когда от ленты осталась лишь половина, передо мною на лоток упало еще пять соток. Весь тот запас, что несли остальные стрелки отделения. Непроизвольно, но я улыбнулся – боезапас есть, а значит нас так просто не взять.

Увлекшись стрельбой и наблюдением за тем, как снежков у Вертуна разрывает пулеметными очередями и попаданиями из снайперских винтовок, я даже не заметил, как к нам в окоп вновь запрыгнул связист. Только по ругани Контуженного было понятно, что он опять с кем-то переругивается в трубку.

– Где эти ваши сраные ястребы⁈ У меня тут расход уже половина боекомплекта! Ещё минут десять, максимум, и придется принимать уже на штыки! – орал в трубку сержант, – Да мне насрать, что они там дозаправляются. Они, мать твою, на боевом дежурстве стоять должны были! А ты их не клином отсылай, лейтенант, двух поднимай, мне хватит!

Он хлопнул трубкой по коробу на спине связиста и тут же вновь снял ее, пару раз крутанув рукоять полевого аппарата. Бедный связист, который и принёс мне ленты, лишь вздохнул от удара.

– Лёха, у меня тут срань полная. Половины бэ-ка уже нет, где там перваки? – прокричал Контуженный, – Чего⁈ А нахера…

Он оторвался от трубки, тряхнув головой, потом буркнул туда:

– Да ну тебя в Пробоину! Гони тогда ко мне второй бэ-ка… Да мне насрать, что у них там с машинами, пускай на руках несут! Лёха, мать твою, если у меня прорыв будет, я лично тебя хлебалом в Ординар засуну и не посмотрю, что ты майор! Твою мать, я начальник штаба или ты⁈ – в конце он уже проорал в трубку с надрывом, – Решай вопрос, пока тут еще есть кому этот бэ-ка тратить!!!

Я с недоумением смотрел, как, вновь хлопнув телефонной трубкой, сержант вернулся на бруствер. Для меня было полной дикостью, что, пускай он и Лунный, но всё же гвардии сержант, и вот так на повышенных тонах переругивается с командованием.

Единственное оправдание, что приходило мне на ум, так это боевой опыт и глубокое уважение к Контуженному. Все-таки он здесь, на передке с нами, в отличие от большинства офицеров. Они-то остались сидеть в части, послав роту на блокирование прорыва из Вертуна.

– Да ну вашу ж мать, – обиженно прорычал Грозный, уставившись куда-то в сторону ограждений.

Я сменил ленту в пулемете и, продолжая крутить рукоять, так же глянул в сторону Вертуна. Мои руки тут же задрожали, и, кажется, глаза у меня тоже выросли из Карликов как минимум в Ординары…

– Сапрон, лупи в центр!!! – заорал я, наблюдая огроменную тушу, медленно выползающую из центра воздушного вихря.

А вот и монстр покрупнее. Левиафан, громадный вихрящийся ящер размером с двухэтажное здание, даже не вылезал, а проталкивал себя через вихрящееся тело Вертуна. О нём ходили только слухи, поскольку большинство тех, кто его видел, обычно не доживали до конца боя.

Да практически никто не выживал…

Огненная трасса от нашего пулемёта сместилась к монстру, но ему это была, как спицей тыкать в медведя. Сапрон тоже поменялся в лице, но продолжал выжимать гашетку.

Эх, а раньше, лет сто назад, говорят, проще было – из Вертунов лезли в основном только псы по типу снежков, а самыми ужасными были Вывертыши. А теперь оно вон как, с каждым годом всё хуже и хуже.

Да этому гиганту все наши линии укреплений, как сухарики под ботинком!

Мысленно отгородившись от реальности происходящего, я только и продолжал исступленно крутить ручку. А что ещё я мог сделать для того, чтобы остановить это чудовище?

То и дело я бросал взгляд на Контуженного, и его спокойствие здорово помогало не сдрейфить. Сержант так и стоял, подготовив вторую осветительную ракету.

И красную дымовую шашку…

Глава 12
Вертун. Часть Вторая

"Удобных окопов для ведения

ближнего боя не бывает."

[Гвардии рядовой Центров]

Четвертый день Белой Луны. 19:50.

Стрельбище близь Белого Ординара.

Я никогда не считал себя набожным человеком. Даже живя в мире, где в небе зияет Пробоина – огроменная дыра в другие неведомые пространства, в которую то и дела залетают и вылетают наши четыре луны. И всё равно, я не придерживался ни одной из существующих религий, коих было великое множество.

Что и говорить, если самая крупная Церковь Черной Луны сама не могла разобраться в собственной вере. Они предвещали великий суд, на котором священники этой церкви будут вовсю молиться за весь род людской, когда Чёрная Луна выглянет из Пробоины и будет судить всех.

При этом милосердная Незримая, вторая ипостась этой же Чёрной Луны, будет решать, кому жить, а кому умереть. Раньше чернолунники грызлись гораздо серьёзнее, сейчас страсти поутихли, но они до сих пор не могут договориться. Одни считали важнее Чёрную Луну, а другие призывали молиться одной только Незримой…

Говорят, Церковь Чёрной Луны специально придумали, чтобы мы, безлуни, лучше слушались магов, так называемых Лунных.

Я слышал, что у них своя религия, в которой тоже ждут прихода Чёрной Луны, но только по их легенде вообще никто не выживет, если Лунные не остановят катастрофу.

Что случится три дня апокалипсиса, когда хлынут монстры, и это время переживут только самые великие маги, пока на помощь не придут Святые Привратники. У Лунных поэтому сила так и отмечается, по дням апокалипсиса, кто сколько простоит – маги Первого Дня, Второго…

Говорят, что всё началось со Святых Привратников, на них и закончится. Не только Лунные, но и Церковь Чёрной Луны поклоняется этим самым Привратникам. И выискивают их повсюду, как священные реликвии, отмечая каждую Луну своим святым.

Если честно, во всей этой кухне я разбирался не очень…

Есть культы поменьше, отвечающие за каждую Луну по отдельности, но опять же, ни в каких божеств я толком не верил.

Однако, увидев, что матёрый сержант хоть и готовится к поражению, но уж точно не к сдаче без боя, мне резко захотелось помолиться хоть кому-нибудь.

Плевать, будь это Чёрная Луна, Незримая, Пробоина или один из Святых Привратников… Хоть кто.

* * *

– Господи, спаси наши души, – прошептал я, когда очередная лента закончилась, и я перешел на растрату притащенных связистом запасных.

Мне удалось выглянуть из-за бруствера чуть повыше, и я тут же вернулся обратно, чувствуя, что хочу забыть увиденное. И ведь Контуженный вида не подал, что у нас всё больше проблем.

Да, появление Левиафана перебросило на себя часть огня, и это дало результат. Только не нам… Снежков стало гораздо больше, и часть почти прорвалась в первую линию окопов уже с нашей стороны.

Кажется, даже сквозь грохот пулемёта я иногда слышал рычание и крики оттуда. Хоть парни там и держались, останавливая основную волну, но это всё происходило уже метрах в двухстах от нас.

– Давай, Сапрон, давай, – шипел я, прокручивая грёбанную ручку, и мысленно молился за ребят с первой линии.

– Что, бесожопые, хотели жить вечно? – прорычал Контуженный, довольно ухмыляясь и ставя дымовую шашку перед собой на бруствер, – Если военный доживает до тридцати лет, то он либо профессионал, либо тыловая крыса. Хомут, дай мне батарею напрямую!

– Я! Есть! – отозвался связист, подавая телефонную трубку.

– Баранов! Это Контуженный, у нас тут Левиафан… Да, я сказал! Левиафан, демоны тебя раздери! – Контуженный чуть ли не вдавил трубку в губы, – Давай самое крупное, что у тебя есть. Лупи до полного расхода, к вам там первый бэ-ка уже почти приехал…

Ему что-то кричали в трубку, и Контуженный сжимал её так, что я слышал скрип даже сквозь грохот пулемёта.

Сержант, краснея, проорал:

– Да твою ма-а-а-ть! Если эта хрень в окопы зайдет, ты со своими пукалками уже никого не прикроешь!!! – он тут же перестал орать, и уже спокойнее произнёс, поглядывая на небо, – Давай, смещение от прежних координат четыре сотни метров на юг, пятьдесят на восток. Как принял?

Он кивнул, то ли своим мыслям, то ли ругани в трубке, потом спокойно сказал:

– Давай, Баранов, мне нужны самые олунительные твои минометчики. Принял. Жду, братан, – зло оскалился сержант, поднявшись на бруствер и глядя на окончательно выбравшегося из Вертуна монстра.

Откинув телефонную трубку связисту, Контуженный резко вытащил шашку из ножен и помахал над головой, подавая сигнал остальным, чтобы обратили на него внимание.

– Мордой в землю! – заорал он, махнув шашкой вниз и спрыгивая в окоп к нам, – А вы чего застыли⁈ К брустверу прижались, живо!

Я только и успел что накрыть лоток с лентами своей бренной тушкой, да пихнуть Сапронова в спину, чтобы он завалился на пулемет.

В эту же секунду сзади раздалось громогласное буханье, словно что-то взрывалось под нами на большой глубине, и задрожала земля. Свист подлетающих крупнокалиберных снарядов я ещё ни разу в жизни не слышал.

Тяжеленные, они на огромной скорости обрушивались на площадку перед Вертуном, от чего брустверы нашего окопа осыпались внутрь. Нас всех накрыло песком вперемешку с клочьями травы и земли, прилетевшими от места взрыва.

Не знаю, как там сержант, но меня хорошенько так оглушило, до звона в ушах. Даже звуки взрывов исчезли – только ровный тягучий звон.

После сегодняшних занятий и массированного обстрела Вертуна я думал, оглохнуть сильнее уже нельзя. Сейчас же перед глазами все плыло, и, словно этого было мало, следом раздались еще взрывы, но уже гораздо ближе. Эх, кажется, бедного гвардейца Центрова так и похоронят в этом окопе, засыпав окончательно.

Резкий толчок в плечо заставил меня повернуться к сержанту. Контуженный что-то кричал мне, но я его не слышал – в ушах был лишь звон.

Он показывал мне открыть рот и зажать ухо. С трудом, конечно, но я послушался, и новые взрывы прошлись гораздо легче, я теперь даже их услышал.

– Сапронов! Бесожопый ты безлунь, очнись! – орал Контуженный, подползая ближе к пулеметчику, но Макс бездыханным телом лежал на массивном коробе пулемета, – Да твою ж мать! Центров, крути давай.

Грозный откинул едва дышащего и оглушённого Макса в сторону и сам встал за гашетку, словно приняв упор лежа. Выпрямив тело и уперевшись ногами в заднюю стенку окопа, она всей массой навалился на пулемет и взялся за рукояти удержания, вдавливая гашетку.

Мне только и оставалось, что, открыв рот, зажать правое ухо одной рукой, а другой крутить рукоять досылания. Взрывы стали потише, но я не рисковал выглядывать.

Хрен знает, что там за месиво творится у Вертуна… Вдруг снежки уже совсем рядом, и через секунду влетят в окопы? Нет, я просто кручу ручку и слежу за спешным убыванием патронной ленты с лотка.

Наше воинское дело такое… Скажет сержант: «Всё, хана, враг в окопах!» – тогда и пойду врукопашную. А сейчас просто крутим ручку.

А Левиафан? Что с ним?

Всё же любопытство взяло верх, и я выглянул через бруствер.

Вертун не было видно, всё заволокло густым, едко-чёрным дымом. Он клубился, озаряясь всполохами какого-то пожара. Может, горела земля, или сам Вертун. Мне кажется, или что-то ворочается там внутри? В ушах звенит, ничего не слышу…

Не знаю насчёт Левиафана, но вот ордам снежков было глубоко насрать на крупный калибр. Они так и вылетали прямо из дыма плотной гурьбой, продолжая рваться к передней линии, разрываясь от шквального огня буквально перед окопами.

В отличии от нас, неумех, сержант изящно управлялся с пулеметом, даже не чувствуя его отдачи. Он попросту перемещал его из стороны в сторону, прицельно при этом вышибая целые группы тварей. Работал длинными очередями по двадцать патронов, двигая стволом по всему фронту.

Но он всё равно не успевал… Снежки разлетались на рваные осколки, но на место каждого тут же вставал новый. Волна тварей уже почти добралась до первых окопов, и даже отсюда я видел, как солдаты били по ним чуть ли не в упор.

Я вздрогнул, когда Контуженный заорал, дорабатывая пятую очередь:

– Лента! Сотка, белки!

– Есть! – отозвался я, заправляя следующую ленту.

– Сапронов, к станку! – сержант с ноги пнул поскуливающего Макса, который непонимающе смотрел на нас и лишь беззвучно открывал рот, силясь хоть что-то сказать.

Из ушей бедняги текла кровь, парня явно неплохо так контузило. Однако пинок командира отрезвил его сознание – пошатываясь, боец все же переполз ближе к орудию, взялся за рукояти и не глядя выжал гашетку.

Тем временем Грозный уже взобрался на бруствер и недовольно поморщился, запуская в небо вторую красную ракету. Следом с других направлений взлетело еще несколько ракет.

– Стреляйте, мать вашу! Твари уже прорвались в нижние окопы! – проорал Контуженный, глядя куда-то под гору.

Я стиснул зубы, понимая, что парни с первой линии могут не выбраться. Не только я в этот момент вопросительно посмотрел на Контуженного, но руки сержанта не дрогнули, и он не сорвался в самоубийственную атаку помогать бойцам внизу. Прекрасно понимал, что кому-то ведь надо руководить этой мясорубкой.

– Господин гвардии сержант! – просипел Хомут, протягивая ему трубку телефона.

– На проводе, – отозвался Грозный в трубку, – А-а-а? Ни хрена не слышу.

Он пригнулся ниже, прикрывая другое ухо.

– Громче говори! Да, отработал чётко, вообще красава! А? О, давай, давай… Жду, по оранжевому дыму пускай садят! – он сразу отвернулся от линии фронта, уставился в небо, словно уже сейчас ждал подарки, – Да какое там, они у меня уже в окопах! Да, твари тут уже! Потери? Да как я тебе их скажу-то⁈ Выживших считать будем единицами… если вообще хоть кто-то выживет! Вертун гудит на всю и не собирается схлопываться!

Я оглянулся на сержанта и решил краем глаза посмотреть, что там внизу. Приподняв голову и высунувшись за край осыпавшегося бруствера, я уставился на поле боя.

Мясо. Просто мясо из людей и тварей.

Снежки, подскакивая к окопам, утыкались в стройные ряды колючей проволоки и прорывали их своими телами. Некоторые сразу рассыпались, исчезая, а иные застревали, хотя, казалось бы, как может сгусток воздуха застрять в заграждении?

Как оказалось, очень даже хорошо может застрять – настолько, чтобы преградить путь сородичам. Снежок, он же вроде как относится к стихии воздуха, но выстрели в него, и рассыпается, как стекло. То ли это такой плотный воздух, а может, это лёд…

Пока твари ёрзали в проволоке, пехота обстреливала их с ружей, однако в какой-то момент накопилась критическая масса нападающих, и в следующий момент снежки прорвались.

Сначала единичных особей встречали в штыки, попросту поднимая будто на копьях и перебрасывая себе за спины, где перезаряжающиеся бойцы добивали тварь.

Однако, когда белых псов стало слишком много, боевой порядок дрогнул и бойцам пришлось драться уже внутри окопов. Где-то внизу еще звучали одиночные выстрелы, всё реже и реже, но основную огневую поддержку оказывали пулеметные гнезда на возвышенностях.

Да и то, из двадцати пулеметов сейчас грохотала едва ли половина и это под не прекращающуюся канонаду минометного обстрела. Батарея Баранова работала уже калибрами поменьше, но без остановки.

За время, что Сапронов отстреливал ленту на сто патронов, я насчитал по меньшей мере восемьдесят разрывов. Артиллеристы явно работали по готовности с минимальными корректировками, поскольку в область Вертуна прилетало весьма кучно – все заграждения там уже превратились в перепаханное месиво.

Дым начал потихоньку сползать, снова открывая белоснежную вихрящуюся сферу, и я, облегчённо выдохнув, даже присвистнул. От огромной твари не осталось и следа… Не считать же за её остатки редкие горящие куски непонятной формы?

С той стороны, откуда вылезал левиафан, на земле виднелась цепочка глубоких кратеров, словно там упали метеориты – воронки были глубиной никак не меньше трех метров. Правильно сказал Контуженный, чётко сработали.

Но вся низина сейчас заполнялась псами, и от них уже начинало мельтешить в глазах. Причём воронки от снарядов теперь помогали снежкам, укрывая их от осколков мин, и они продолжали переть вперед.

– Ды-ы-ым! – прокричал Контуженный, доставая из сержантской сумки небольшую шашку с длинной рукояткой.

Сорвав предохранительное кольцо, он направил ее в сторону передового окопа и выстрелил, тут же откинув пусковую рукоять на дно окопа. Проследив полёт шашки, я увидел, как она хлопнула где-то перед передним окопом, и всю низину стал заволакивать оранжевый дымом.

К тому моменту в передовом окопе уже никого не было. Его полностью заняли собаки, и они уже стремились ко второй линии окопов, постепенно поднимаясь к нам на возвышенность.

– Ну, где же вы, птички мои родименькие⁈ – проорал сержант, с надеждой глядя в небо. – Хомут! Связь мне с… А-а-а, отставить!

Довольно улыбаясь, Контуженный поднялся на бруствер и достал из подсумка зеленый тубус. Вскрыв его, сержант запалил зеленый сигнальный огонь и принялся размахивать им из стороны в сторону.

– Егор! – меня вдруг толкнул в плечо Макс, – Ленту!

– Сейчас! – опомнился я, быстро заправляя новую ленту в пулемет и продолжая крутить рукоять.

Сквозь грохот выстрелов было слышно звук моторов приближающихся «ястребов», и я чуть не свернул себе шею, пытаясь их разглядеть. Даже Сапронов, которому нужно было целиться, то и дело подрывался глянуть, что же там так незнакомо гудит.

Откуда-то слева, на малой высоте шёл красивый клин из пяти самолетов, покрашенных в яркий красный цвет со знаменами Красногории на крыльях.

Двухэтажные крылья несли аппараты, в которых сидели пилот и стрелок. О самолётах нам рассказывали мало, и я знал только, что стрелок управлял сразу двумя крупнокалиберными пулеметами, расположенными по бокам от фюзеляжа. Ну и сбросом бомб, коих самолет нес аж восемь штук.

– Господин гвардии сержант! – связист вдруг подскочил к Контуженному, – Вас начальник штаба.

– У аппарата, – отозвался Грозный, и, слушая голос в трубке, с каждой секундой мрачнел на глазах, пока не взорвался, – Так пусть к холмам гонят!!! Мать вашу, мы тут уже все без них сделали! Чертовы родовитые ублюдки!

Бросив трубку, Контуженный расслабленно выдохнул, с горечью глядя на творившийся внизу ад. В этот момент его силуэт на фоне тёмного неба, располосованного дымом и трассерами снарядов, чётко запомнился мне.

Самолеты заходили в пикирование, сбрасывая сразу по паре бомб и расстреливая копошащихся в дыму собак с крупнокалиберных авиапулеметов, и уходили на второй круг. Нам только и оставалось что вздрагивать от разрывов бомб и славить Луны за то, что у снежков не бывает крыльев.

Низина с Вертуном снова скрылась от нас в чёрном дыму, правда в этот раз он смешивался с оранжевыми дымовыми шашками.

А спустя всего полминуты после того, как самолеты отработали, к нам в окоп запрыгнул крепкий мужчина в красивой темно-зеленой форме с золотыми эполетами и аксельбантом. На погонах у него красовались луны капитана.

Пи этом он окинул нас взглядом, который мне сразу не понравился. Так смотрят на комара, которого прихлопнул и секунду разглядываешь в ладони, прежде чем отряхнуть руки.

– Еще живые? – с лёгкой досадой спросил он, потом снисходительно улыбнулся, – Ну, молодцы, что продержались. Где сержант?

– Я, – тут же отозвался Контуженный. – Гвардии сержант Грозный. Утренний огненный маг, воинской специализации. С кем имею честь?

– Гвардии капитан Сушко, вечерний маг рода Стрелецких, – представился офицер, протягивая сержанту руку с видимым недовольством, – Благодарю за проявленную доблесть, но теперь этим Вертуном занимается род Стрелецких! Доложите обстановку, сержант.

– Поднимитесь и сами все увидите, – Контуженный печально усмехнулся. – Предварительные потери батальона по меньшей мере шестьдесят процентов в первой роте и сорок процентов во второй. Вон там опорник первой роты, проломили в первых же волнах. Был замечен и ликвидирован один Левиафан, с помощью крупнокалиберных минометов, так что… Да тут полная мясорубка, господин капитан.

– Гвардии капитан, – поправил его Сушко и чуть расправил грудь, намекая, что на параде там могут висеть и ордена, – Теперь могу поздравить, гвардии сержант, вы можете выдохнуть спокойно… Кавалерия прибыла! Со мною полтора десятка дневных магов, три десятка утренних, а также почти две сотни солдат. Уж как-нибудь, да закрепимся. Сейчас мы вас сменим на позициях, отобьем рубежи, и можете эвакуировать раненых.

– Никак нет, – прорычал Контуженный, чувствуя, чем запахло, – Господин гвардии капитан, есть санитарный взвод, пусть он и занимается, а мы еще повоюем! У нас есть боеприпасы, да и вам, что, десять пулеметных точек лишние будут⁈ Если мы уйдем, то со своим оружием. Хрен вам, а не пулеметы!

– Пусть так и будет, – с небрежной ухмылкой ответил вечерний маг.

Достав небольшой приемник с зеленоватым камнем на корпусе, он принялся кого-то вызывать, в то время как наш сержант запросил у связиста командира батальона.

Я лишь тяжело вздохнул, заправляя очередную ленту в пулемет. Даже сейчас, в боевой обстановке, армейцы собачились со знатью и аристократией. Впрочем, мгновение спустя с лёгким стыдом я понял, что мне на это плевать…

Главное, что в этот раз я выжил! Страшно представить, что со мной стало бы, окажись я с остальными там внизу, в окопах.

К горлу подступил ком… А кроме нас с Максом, выжил ли хоть кто-то из нашего отделения?

Вот новоявленный «спаситель» закончил разговор по своему аппарату и повернулся к нам. У меня сразу ёкнуло, как говорят, «в нижней чакре». Кажется, склока между ним и Контуженным неожиданно приняла новый оборот, и для нас еще не все закончилось.

– Господин гвардии сержант, – капитан улыбнулся милой улыбкой, от этого показавшейся в разы противнее, и участливым голосом отчеканил, – Мне кажется, вам пора смещаться на более ближние рубежи, поскольку остатки вашего батальона должны занять передовые окопы.