Текст книги "Джокер"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Феликс Разумовский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Бронированная дверь с деликатным лязганьем пропустила их в полулюкс.

– Мой личный бункер, – фыркнула Варенцова. Спустила Тишку с рук и отправилась наполнять чайник.

Настала очередь Краева осматриваться и делать надлежащие выводы. Чистые полы, на мебели ни пылинки. И в окнах стеклопакеты… Ну да, бункер и есть. Взгляд Краева остановился на дверной щели неплотно прикрытого шкафа, тем более что Тишка, явно недоисследовавший хозяйское обиталище, как раз подошёл именно туда. Одно движение цепкой лапы, и дверца, скрипнув, отошла. Хм… Новенькая, тщательно отглаженная подполковничья парадка. С нарукавным ромбом василькового цвета. Щит, меч, орёл, и можно даже не читать надпись «ФСБ». «А погоны-то у нас кастрированные, экс-полковничьи, с дыркой посередине…»

– Такие вот пироги с котятами, – поймала его взгляд Варенцова. – Завтра еду к начальству, официально представляться… – Она заварила чай, вытащила, словно драгоценность, остатки палтуса. – Ну, всё готово, вперёд!

– А я по званию сержант запаса. Старший, – запоздало отозвался Краев. И, безнадёжно чувствуя себя идиотом, пропел: – «По аллеям тенистого парка с пионером гуляла вдова…»

– Вот именно, вдова, – кивнула Оксана. – Муж с дочкой погибли… уже давно… Ну давайте, присоединяйтесь.

– Эх, – посмотрел ей в глаза Краев, покраснел, отхлебнул горячего жасминового чая. – Я такой дурак. Простите, не хотел.

И тут же, словно в наказание за бестактность, на него начала медленно наползать боль. Некоторое время он пил чай, учился есть палтус со сладкой конфетой и даже о чём-то разговаривал, чувствуя, как из правого виска медленно распространяется нехорошая тяжесть, как из этой тяжести словно бы начинают выпирать острые грани… Буравчики, ножи, зубчатые бутылочные донышки, направленные в мозг… Он как раз придумывал достойный повод откланяться, когда Варенцова заметила его расширившиеся зрачки.

– Что, голова? – понимающе спросила она. – Анальгину дать?

– Не… спасибо… – Краев встал, схватился за край стола, как-то нашёл в себе силы криво улыбнуться. – Вы… не беспокойтесь… всё хорошо…

Света белого не видя, он бодро дошёл до железной двери, вывалился в коридор… До третьей по счёту двери было далеко, точно до Марса. Кто-то говорил ему, что в таком состоянии он был похож на мертвецки пьяного… Не Рубен ли? Почему-то очень важно было вспомнить, кто именно. Он уже понимал, что до своего номера не дойдёт, но организм на автопилоте доковылял до нужной двери. Закрыв её за собой, Краев стёк на пол, точно бесформенная амёба, и решил остаться лежать, но что-то в нём по-прежнему не сдавалось, он приподнялся, в несколько приёмов добрался до своей сумки, выпил зелья, потом выпустил точно в вену одноразовый шприц…

– Спасибо… Тома-джан… – сипло поблагодарил он супругу Рубена, так здорово умевшую делать уколы, и, задыхаясь, окончательно свернулся калачиком на полу. Он знал, что однажды придёт срок и гусевское снадобье уже не подействует. Он давно положил себе этот срок как окончательный и теперь с полным равнодушием прислушивался к себе, ожидая: подействует?.. Или пора стартовать по тропиночке в лес, без лишнего багажа?..

…Подействовало. Не так чтобы скоро, но всё-таки боль начала отступать. Краев даже вспомнил про свой дар, некогда полученный в кяризах Афгана, и кощунственно вознамерился при случае направить его на Оксану… Это была его последняя мысль. Краев то ли отключился, то ли заснул – не суть важно, главное, поплыл по мягким волнам, успев осознать это и благодарно подумать, что гусевское лекарство посулило ему ещё некоторую отсрочку. Жаль было бы отправиться на прогулку в лес именно теперь – так и не успев поговорить ни о чём… с Оксаной…

Наутро, едва только Краев вылез из душа и задумался, продолжить ли брошенную вчера на полуслове работу или, может, сперва сообразить насчёт завтрака, как в дверь постучали, и на пороге возникла гэбистка Оксана во всем великолепии парадной формы. В руке она держала пластиковый мешочек, у ног отчаянно зевал явившийся своим ходом Тихон. Краев понял его без слов: «Спать дайте, гады, дайте спать!»

– Доброе утро, Олег, – улыбнулась Оксана. – Вы уж будьте так добры, присмотрите за этим чудовищем, а то совестно в номере запирать. Вы ведь с ним, помню, поладили… Тут ему на завтрак «Васька» с тунцом, а на обед – с курочкой… ну а к ужину, будем надеяться, я и сама появлюсь. Наружу запросится – просто дверь откроете или окно, дальше он разберётся. Ну всё…

Снова улыбнулась, кивнула и ушла по коридору. Она была умная женщина и не стала спрашивать Краева о самочувствии, но он заметил, какие тревожные поначалу были у неё глаза. Может, всерьёз подумывала номер вскрывать, если вдруг он не отзовётся. И как потом тревога в глазах уступила место радостному облегчению: живой!

Краев проводил её взглядом и, даже не напрягая свой дар, вдруг увидел её одновременно как бы в двух ипостасях. Вот она, грозная и прекрасная, с расчётливой яростью даёт сокрушительный отпор автобусному террористу. И она же – в летней майке и каких-то легкомысленных шортиках – босиком бежит по берегу озера, по белому песку между сушей и водой, прекрасная, солнечная, счастливая…

«Муж с дочкой погибли, – вспомнилось ему. – Уже давно…»

Потом он обратил внимание, что мешочек в его руках никак не соответствовал по объёму и весу двум баночкам кошачьего корма. Олег заглянул внутрь… И точно. Харч в мешочке оказался не только для кота. Там ещё присутствовала банка ряженки местного производства, несколько пакетиков чайной заварки и толстенный бутерброд – между двумя ломтями чёрного хлеба добротные куски жареной курицы, очищенные от костей. Краеву сразу захотелось есть.

– Хорошо быть котом у такой хозяйки, – задумчиво сказал он Тихону и стал собирать неожиданный завтрак, ему и себе. С одной стороны, утренняя прогулка по Пещёрке (которую он было запланировал) ему бы вовсе не помешала, с другой… приятно всё же, когда о тебе так вот заботятся. Почти в постель, можно сказать, несут… И за компьютер, так и простоявший со вчерашнего включённым, без промедления можно засесть…

– Да, брат, – с определённым цинизмом сказал Краев коту. – Для писателя крайний срок – жизненно необходимая штука. Продуктивность работы взлетает на недосягаемую высоту…

Заварив крепкий чай, он неторопливо, со вкусом съел Оксанин бутерброд. Тихон между тем расправился с баночкой «Васьки», несыто походил было вокруг краевских ног, потом уселся и принялся за умывание. «Вот бы пожить немного котом, – собирая крошки, подумал Олег. – Аж завидно иногда…»

Передвинув поудобнее ноутбук, он нырнул в текст и ушёл на самое дно. Время для него остановилось… Он не сразу обратил внимание на мяуканье Тишки и вышел из творческой нирваны, только когда рыжий квартирант начал натурально выражаться матом и всерьёз собрался драть когтями дверь.

– Сейчас, сейчас, – запоздало сообразил Краев. Выпустил, как было велено, кота в коридор, потом всё-таки усомнился и решил пойти следом. Мало ли, всё же кот… маленький зверёк… беспомощный, по большому-то счёту… один-одинёшенек, а город чужой… Злые люди, машины… собаки опять-таки…

Он оказался непростительно тяжёл на подъём. Краев едва успел завязать левую кроссовку, когда в коридоре рявкнуло, громыхнуло, раздались голоса. Причём с явственной доминантой страшного кошачьего рыка.

«Что за чёрт?» – Краев подхватил упавшие с носа очки и как был, с кроссовкой в руках, пулей вылетел в коридор. Было ясно, что кого-то надо спасать, но вот кого? Тишку – или от Тишки?..

Сначала ему показалось, что он узрел привидение. В коридорных сумерках стоял тот прапорщик из Афгана. Господи, как же его звали-то?.. Ваня. Ну конечно. Ваня Наливайко… Всё такой же огромный, широкоплечий и в камуфляжных штанах. Он старался – и не без успеха – перегородить собой коридор, удерживая хлеставшего хвостом Тишку от непосредственного контакта с непроглядно-чёрной тенью, топтавшейся у него за спиной. Белыми у этой тени были только проточина посередине широченного лба, да пятно на груди, да короткие «носочки» на передних лапищах. Не допустить друг до друга котяру и кобелину Наливайко помогал некто бородатый, очень быстрый, вёрткий и… определённо знакомый. Краев поправил съехавшие очки…

– Колян, – вырвалось у него.

– Привет, – отозвался Колька Борода. – Монстра этого не поможешь убрать? А то собачку на улицу не вывести…

– А ну-ка фу! – грозно выдал Краев первое, что явилось на ум. – Тихон, зараза, хватит! – И добавил в порыве вдохновения: – Оксане нажалуюсь!

Хотите верьте, хотите нет, но это подействовало. Кот рявкнул в последний раз, больше для порядка, с достоинством повернулся и проследовал к лестнице.

– Итак, она звалась Оксаной, – задумчиво проговорил Борода.

Краев почему-то сразу почувствовал, что начинает краснеть, словно его в чём уличили. Хорошо, освещение в коридоре было действительно скудное.

– Котов воспитывать надо, – мрачно прогудел великан, и наваждение рассеялось. У прапорщика Вани был тенор для партии кузнеца Вакулы, а здесь присутствовал бас. Краев сощурился и увидел, что «привидение» годилось им с Колькой в отцы. – А то как на собак бочку катить, так все горазды…

Краев едва не начал открещиваться от Тишки, но мгновенно почувствовал себя предателем и сказал совсем другое:

– Извините, пожалуйста. Мы больше не будем…

– Не сердитесь, профессор, – встал на его сторону Борода. – В натуре, на своих! Это же Олег Краев, кореш мой. Ну, привет, брат.

Великан хмыкнул и выпустил из-за спины собачку, которой не давали мирно прогуляться на улицу. Невозмутимый среднеазиат шагнул к Краеву, с интересом обнюхал подставленную ладонь… Пока Олег силился сообразить, чем больше пахло от его руки, котом или курицей, и каковы могли быть последствия, пёс облизнулся, вздохнул и выразительно посмотрел на хозяина. Ну что, мол, гулять-то пойдём?..

– Познакомься, Олег, это профессор Наливайко, Василий Петрович, – с явной гордостью представил своего спутника Коля Борода.

Услышав фамилию, Краеву полагалось бы выронить кроссовку, но он почему-то даже не вздрогнул. Наверное, оттого, что великан просто оказался именно тем, кем должен был оказаться. Вот ведь шуточки шутила война. Там, «за речкой», Олег знал прапорщика Наливайко всего-то минуты. А запомнил, оказывается, до гробовой доски.

Борода уже указывал Василию Петровичу на Краева:

– А это Олег, натуральный живой писатель, вот.

Профессор посмотрел на Краева без интереса.

– Извините, – сказал он. – Не имел чести читать.

– А я вот и ваши работы, и про вас очень даже читал, – обрадовался Краев. – Вы с тем деятелем из Принстона, Мак-Гирсом, по-моему, все основы физики переворачиваете, только это не все ещё осознали… В Интернете было недавно, вроде бы Мак-Гирс опытную установку достраивал… Вы не в курсе, как он, закончил?

– Закончил, – сразу помрачнел Наливайко. – Только лучше бы не заканчивал… Впрочем, об этом… история больно тёмная… – И глянул на Краева с пробудившимся интересом: – А вы сами-то о чём?..

Он не договорил: дверь по соседству открылась, и в коридоре возникла ещё одна борода. На сей раз – рыжая. Её полуголый обладатель был крепок и мускулист и держался соответственно.

– Что за шум, а драки нет? – поинтересовался он зловеще. – Будете продолжать орать, драка будет… – В окна его номера било солнце, коридорное освещение наверняка показалось ему потёмками, но вдруг он решительно изменил тон. – Сержант, ты?.. Во мир-то тесен…

Последняя фраза получилась фальшивой.

– Старлей… – Краев протянул ему руку, крепко пожал и внёс свою лепту во всеобщее представление друг дружке: – Это сослуживец мой. Вместе воевали… в Афгане. Это – Коля Борода, а это – Василий Петрович Наливайко, профессор.

Профессор погладил по голове усевшегося кобеля:

– А это – Шерхан.

– Наливайко? Василий Петрович? – тихо переспросил Песцов. Он пристально глядел на великана, и Краев увидел, как он дёрнул горлом, словно глотая всё ещё коловшийся ком. – Ваня Наливайко… Старший прапорщик… Так похож был на вас… Ну просто один в один… Мы в Афгане вместе…

– Ванька? – Даже при ублюдочной лампочке было заметно, как побледнел Наливайко. Вытащив из кармана портмоне, он достал маленький фотоснимок. – Вот… Мой единственный сын… Как он погиб?

Со снимка улыбался скуластый, наголо бритый парень, которому в самый раз пришлись бы шаровары, сабля и оселедец гоголевского Тараса.

– Как герой. И это не слова, – выговорил Песцов. – Мы попали в засаду, духи били в упор. Из всей группы выжили двое, я, – он снова дёрнул горлом, – и он, – он кивнул на Олега, – Такие вот дела.

– Эх, – глухо охнул Наливайко. – Без погребения… В чужой земле…

– Он, батя, сразу в рай ушёл, прямо на небо, – сказал Краев. – Машина с боеприпасом была. Трёхтонка. Да что мы тут-то стоим, как сироты какие! Пошли ко мне. Помянем тех, кто не вернулся…

– Да нам бы… в общем… ехать надо, – начал неуверенно Наливайко, но Коля Борода решительно постановил:

– Иди, Василий Петрович, иди и даже не думай. Сам в лучшем виде затарюсь. Ну всё, ребята, пока. Посидел бы с вами, да никак, живые сожрут живьём.

– А теперь, ребята, давайте за вас, – налил по второй Василий Петрович, – За то, что живыми остались, за то, что целыми пришли. За то, что есть с кем Ваньку моего помянуть…

Атмосфера в номере царила самая братская. Четвёртая стопочка на столе стояла отдельно, накрытая кусочком хлеба, и казалось, что младший Наливайко сидел где-то рядом, улыбался, слушал их разговор. Одна беда, видеть его мог разве только Шерхан, безмятежно разлёгшийся на линолеуме. Зря ли говорят, что собаки легко видят незримое. Особенно такие вот «четырёхглазые», с рыжими подпалинками бровей.

– Так ты, Олег, значит, писатель, – уточнил Василий Петрович. – И в каком же жанре работаешь?

– Ну… – задумался Краев. Мысль о необходимости жанрового самоопределения до сих пор его как-то не посещала. – Знаете, – сказал он наконец, – по-моему, в литературе, как и у вас в науке, всё самое интересное происходит на стыке направлений. Вы небось, чуть что, и физику готовы припрячь, и химию, и биологию, лишь бы до истины докопаться. Вот и я не о законах жанра думаю, а о том, чтобы читателя за уши не оттащить было. И под это дело ему всякого-разного познавательного сообщить. И про физику, и про химию, и про историю…

– Ох, только про историю нашу лучше не надо бы, – поморщился Наливайко. – Сплошное враньё, а против ветра писать – только начни, в один миг заклюют… Мы вот копаем в местной Долине Смерти… а ты думал, здесь такой нет? Есть, а как же… Короче, насмотрелись, слёзы на глазах. Никто не забыт, ничто не забыто… мать их… Как подумаешь, так даже и хорошо, что Ванька не в землю ушёл, а сразу на небо… Не то вот так же лежал бы, пока государство памятники ставит и слёзы крокодиловы льёт…

– Да нет, Василий Петрович, – помолчав, отозвался Краев. – Экскурсы в прошлое у меня запланированы, но в гораздо более давнее. По преданию, в здешних болотах есть остров, а на нём – святой монастырь. Действительно святой. И не потому, что монастырь, а потому, что место уж очень особенное. Я ведь из-за него сюда и приехал. Библиотеки перекопал, с этнографами говорил… Только разговоры – это одно…

– А ты давай-ка к нам, – внезапно воодушевился Наливайко. И даже пристукнул кулаком по столу, совсем не сильно, чтобы не расшибить хилую гостиничную мебель, но стало очевидно, что кулачищи у немолодого профессора были пудовые. – Мы ж на тех самых болотах как раз и сидим! Люди крутятся опять-таки всякие разные, они тебе что хочешь найдут. Кстати, про друга детства моего слыхал, про Мотю Колыму? Что, не слыхал?.. Ну, Олег, ты даёшь! Да его на каждой пересылке любая собака знает… Не, Шерхан, это не про тебя… Давай, в общем, приезжай… Ладно, ребята. Пойду, в самом деле, Ханька выведу… Спасибо ещё раз за Ваньку моего…

– Ты мою бабу видел? – спросил Песцов Краева, когда за профессором закрылась дверь. – Она на тебя положила глаз, так что смотри, поосторожнее. Такое может…

– Хм, поздравляю, – не понял его Краев. – Только за меня не бойся. И за неё. Как положила, так и…

– Да не про койку речь, сержант, – как-то грустно усмехнулся Песцов. – Уж доподлинно не знаю, кто она, но ты мне поверь… Волшебница, телепат, экстрасенс… Да ещё и с яйцами баба. С такими, что замочит и не моргнёт. Ну так вот. Ей до зарезу нужна какая-то древняя хреновина, которая у тебя есть.

Олег сразу понял, что речь шла о пресловутом нагубнике. Он успел даже представить жеманную красавицу в виде затянутой в чёрное «расхитительницы гробниц», крадущейся в ночи к нему в номер, но промолчал, ожидая продолжения. И продолжение не задержалось.

– Только вся закавыка в том, – продолжал Песцов, – что хреновину эту нельзя ни украсть, ни купить, ни отнять. Можно только получить в виде презента. Чуешь, какая фигня? А я в ней участвовать не желаю…

– Чую, – посмотрел ему в глаза Краев. – Слушай, а совсем послать твою любезную никак не получится? Такие у нее яйца большие?

В глубине души он аплодировал старлею: «Молодец, не гнилой…»

– Да при чём тут яйца, – усмехнулся Песцов. – Отношения у нас, понимаешь. Любовь-морковь. И потом, – он сделал паузу, – я ведь в розыске. Федеральном. Если бы не она, точно бы замели. – Краев непонимающе смотрел на него, и он удивился: – Ты что, блин, сержант, телевизор не смотришь?

– Не-а, не смотрю. – Краев поймал себя на том, что прикидывает, как бы незаметно посмотреть на часы. Оказывается, он с нетерпением ожидал возвращения Оксаны. «Да уж… Этого ещё только не хватало. Да и ей…»

– Так я к чему, сержант, веду, – продолжал Песцов. – Бьянка говорит, у тебя с башкой что-то хреново, кабы совсем не накрыться где-то через полгода. Так вот ты и поставь ей условие, мол, давай, милая, бартер: я тебе хреновину, а ты мне стопроцентное излечение мозгов. И не сомневайся, сержант, не только согласится, но и сумеет. Я бы тебе порассказал, что она у меня на глазах проделывала, так всё равно не поверишь. Хотя сам вроде фантастику сочиняешь.

Говорят, нет ничего хуже, чем у самого края поманить человека надеждой. Несбыточной…

– Ты хочешь сказать, старлей, что она сможет убрать мою опухоль? – развеселился Краев. – Неоперабельную? И метастазы на раз-два повыдергает?.. А не многовато для одной Пещёрки, что и нас с тобой вместе свело, так ещё и хилеры филиппинские… с нашими киллерами под ручку…

– Значит, в чудеса не верим, сказки нам побоку? Так, так, материалист ты наш, – едко усмехнулся Песцов. – А вспомни, как мы водички хлебнули из ручейка, там, под землёй, в кяризах, в Афгане, мать его? Так вот, я с тех пор от пули ухожу легко, в стене дырку пальцем делаю – показать? Да, думаю, и ты, сержант, не лаптем щи хлебаешь, иначе бы с каких фигов заказывали тебя?.. Не конкуренты же, графоманы, им такие деньги во сне не приснятся… Короче, вляпались мы с тобой в одно дерьмо, и потому держаться нам лучше вместе, не то пропадём. Ты мне жизнь в Афгане спас, а я к долгам не привык. Так что…

Он не договорил. В дверь деловито постучали, и тут же с лёгким щелчком раскрылся запертый вроде бы замок.

– Можно? – В номер вошла Бьянка. – Пардон, что нарушаю ваше строгое мужское общество, но, дорогой, – тут она влажно глянула на Песцова, – пора и честь знать. У нас медовый месяц, а я вся в небрежении… – И вздохнула: – Что к золотой свадьбе-то будет?

– Познакомься, милая, это Олег, – показал Песцов на Краева. – Мы служили вместе.

– Ах да, как же, как же, наслышана, – Бьянка подошла, улыбнулась, протянула холёную руку, – Очень, очень приятно. Эльвира.

Краев не удержался от мысли, что имя «Эльвира», пускай и фальшивое, очень ей подходило. Да уж, не Маша-Наташа.

– Мне тоже, – соврал он и повернулся к Песцову. – Ну что, брат, ступай. Ещё поговорим.

– Непременно, – усмехнулась Бьянка. – Поговорить действительно ещё придётся. Нам всем…

Когда за ними закрылась дверь, Краев задумался, начал машинально искать сигареты, потом вспомнил про кота и в запоздалом ужасе устремился на улицу.

В райцентре бушевало торопливое северное лето. Краев тут же вдохнул тополиную пушинку, закашлялся и начал судорожно оглядываться. Ну скажите вот, люди добрые, где, под каким кустом, на какой помойке искать гада Тихона?.. Стоило представить расстроенное лицо Оксаны, вообразить её отчаяние и беспокойство – и Олег ощутил готовность повторить вчерашний марш-бросок, только бы разыскать хвостатого проходимца. Как ни крути, сволочь Тишка, похоже, был у неё единственным по-настоящему близким существом.

«Ну и сразу надо было его на шлейку сажать, – зло подумал Краев, сам не зная, к кому обращается, к безответственной котовладелице или к себе самому. – Где я его теперь ей найду? А и найду, хрен поймаю, если сам в руки не дастся. Это же не кот, а тигр саблезубый…»

С горя Краев зашёл в магазин, на двери которого красовалось жёлто-зелёное воззвание какой-то «Церкви Трясины Судьбы», оглядел прилавки и купил – нет, не шлейку, а чёрный хлеб, полукопчёную местную колбасу и коробку томатного сока. А стоило выйти, как по ушам резанул истошный кошачий вой, причем на два голоса. Ещё секунда, и из кустов опрометью вылетел большой белый кот – уши прижаты, морда в крови. За ним молча несся разъярённый Тихон. Пасть презрительно оскалена, злющие глаза так и горят… Он без особого труда догнал оппонента, вцепился в холку, повалил… Прохожие оглядывались, кивали, делали комментарии.

Перейдя в партер, зверюги сплелись в клубок, облаком полетела в стороны белая шерсть, и Краев даже задумался, какого рода пушинку ему довелось только что проглотить. Не требовалось быть знатоком кошачьей иерархии, чтобы понять: происходила смена городской власти. Всё кончилось очень быстро. Белые, отчаянно хромая, убрались на помойку, а красные, то бишь рыжий узурпатор, принялись аннексировать новые территории. Тихон решительно пометил поребрик у магазина, нагло задрал хвост и с видом завоевателя направился к гостинице, рыжий и целеустремлённый, как непобедимый Чингисхан. Краев послушно двинулся следом, жалея, что не купил в магазине поганцу что-нибудь персонально вкусное. Ну ничего, от колбаски небось не откажется…