Текст книги "Джокер"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Феликс Разумовский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Варенцова. Туманный день

Ночью Оксана спала плохо. Любая поза оказывалась неудобной, простыня норовила собраться складками и жгутами, а в голову лезли сплошь тёмные, беспокоящие мысли. О пресловутом управлении «Z», о пещёрских болотах и о том, а не опаснее ли этих самых болот будут подковёрные интриги начальства… Оксана ворочалась, занималась аутотренингом, вздыхала, шугала ни в чём не повинного Тишку, вставала глотнуть воды, дважды включала телевизор, работавший от спутниковой тарелки… И с тихим ужасом косилась на стрелки часов, подползавшие всё ближе ко времени непременной побудки.

Её сморило, когда было уже совсем светло, – калачиком в кресле перед экраном, вполголоса (чтобы не потревожить соседей) бубнившим о тайнах экстрасенсорики. Быть может, эта-то передача и навеяла Оксане весьма странный сон, которому по её личному опыту вроде неоткуда было взяться. Она увидела себя в бане – маленькой, тесной, едва освещённой и очень жарко натопленной. И перед ней, доверчиво зажмурившись, в чём мама родила лежал на палке Олег Краев. И в её власти было остановить, выкорчевать, вышвырнуть сгусток чужеродной тьмы, поселившийся у него в голове. Звенящая сила стекалась к ней со всех сторон – из высей небесных, из каменных земных жил, из текучих вод, из лесной зелени, из огненного банного жара. Стекалась и наполняла необоримой мощью древние заклятия, которые она истово произносила… Она? Или, может, её отражение, обитавшее в некоем мистическом зазеркалье?..

Будильник, пронзительно заоравший ровно в восемь часов, не дал ей досмотреть, чем же кончилось дело.

Ещё несколько мгновений она явственно обоняла запах мази, пузырившейся в глиняном горшке, и радовалась её вони, как радуются горечи спасительного лекарства… Потом зазеркалье выпустило её из объятий, и сновидческая реальность померкла, уступив место звукам и краскам нового дня.

– Во сны начали сниться, – прихлопнув будильник, вслух проговорила Оксана. И посмотрела себе под ноги, словно желая прямо сквозь пол и первый этаж увидеть геомагнитную аномалию, вроде бы способную объяснить подобные сны.

От сидения в кресле колени одеревенели и затекли. Морщась, Оксана осторожно размяла суставы, поднялась, потрепала по ушам Тихона, растянувшегося во всю длину на хозяйской кровати, и направилась в душ.

Она и не подозревала, насколько прекрасна была в эти мгновения…

«А ведь Олегу, тьфу, тьфу, тьфу, вроде действительно полегчало, – думала она, вертясь под холодноватыми струями. – Как это он третьего дня но телефону сказал? Живой, мол. Благодаря тебе… Значит, не пропала даром монетка, бомж-кудесник не кинул, не обманул…»

Несмотря на то, что практически бессонная ночь поселила в затылке и висках противную тяжесть, ей впервые за очень долгое время хотелось веселиться и петь. А вот на службу настраиваться – не хотелось совсем.

Однако, что поделаешь, точно в девять ноль-ноль, как и предупреждал Максим Максимович, ей позвонили на сотовый.

– Стажёр Варенец? [79]79
  Отчего Оксана оказывается то «Варенцовой», то «Варенец», подробно рассказывается в нашей книге «Ошибка 2012: Игра нипочём».


[Закрыть]– осведомился мужской голос. – Выдвигайтесь из укрытия и держите курс на север. Место встречи через семьсот тридцать метров, ориентир – вывеска «Баня». С нами свяжутся, связь по паролю. Пароль: «Говорят, грачи уже прилетели?» Отзыв: «Да, уже прилетели, но пока не все». Поняли? Повторите. Очень хорошо. Пока всё, отбой.

Голос был тихий, до невозможности осторожный… и отчётливо противный.

– Есть, – отключилась Варенцова. Хмуро задраила бронированную дверь и вышла из гостиницы на центральную площадь.

«Ага, вот вам и аномальная энергетика. Вот откуда беспокойные ночи и странные сны…»

Над землёй густо плавало белое молоко. Да-а, Стивен Кинг явно знал, что творил, напуская в одной из своих книг на Америку непроглядный туман. Мгла, подсвеченная косым утренним солнцем, кутала здания, лавки и кусты, сообщая привычным предметам ауру таинственной непростоты. Оксана огляделась. Видно было едва на десять шагов, дальше всё тонуло во влажной колеблющейся кисее. Сон, вроде бы отступивший за грань дневного сознания, властно толкнулся в реальность. А что, если там, за пеленой, вступало в свои права то самое зазеркалье? И, обогнув угол гостиницы, шагнёшь не на главную площадь райцентра Пещёрка, а прямо в…

– Мама, – тихо послышалось справа.

Этот голосок!..

Оксана крутанулась на месте…

…И успела увидеть две белые светящиеся фигуры, маленькую и большую. Держась за руки, они быстро истаивали в тумане…

Оксана ахнула и дёрнулась было к ним, но бежать было уже не к кому. Всё развеялось. Да и туман вроде начал понемногу редеть…

Она была вынуждена немного постоять у двери, хватая ртом воздух и не зная, как унять бешено зашедшееся сердце. Постепенно начали возвращаться обычные городские звуки. Они свидетельствовали о непоколебимой вещественности Пещёрки, и Оксана глянула на часы. Пора было выдвигаться.

«Ну что, пошла я в баню…»

К сожалению, не в ту, целительную, привидевшуюся во сне.

Шпионские страсти с конспирацией, избитые игры в пароли и ответы ужасно смешили бы её, не будь всё на самом деле так грустно. Господи, и это они называют работой?.. Деревенский детектив пополам с анекдотами про Штирлица. Неужели могущественное управление «Z» не могло придумать для «стажёра Варенец» более полезного применения? А может, они так проверяли её? На чувство юмора, на вшивость, на психологическую устойчивость к идиотизму?..

Взяв верный азимут, Оксана миновала торговые ряды и скоро оказалась у здания, украшенного вывеской «Горбаня». Туман здесь отдавал гарью, вениками и неухоженными удобствами.

«А теперь ещё связник часа на два опоздает. Для полного счастья…»

Не опоздал. Зашуршали шины, затопали шаги – и перед Оксаной возник странный человек. В кожанке, танковом шлеме и защитных, густо закопчённых очках. Явно обладатель того самого противного голоса по телефону.

Хрипло и тяжело дыша, человек катил ярко-красный мотоцикл «ИЖ-Юпитер» с коляской. Трудно, что называется, на зубах, но на редкость целеустремлённо.

– Говорят, грачи прилетели? – Он остановил заскрипевший драндулет, с надеждой глянул на Оксану. – Грачи прилетели, говорят?

– Да, говорят, прилетели, – давясь от внутреннего смеха, ответила она. – Но пока не все.

Она чувствовала себя неуклюжей дебютанткой в любительском спектакле о «рыцарях плаща и кинжала». Ну да, сугубо периферийного театра. В котором полагают, что без тумана и запахов дерьма секретным службам никак.

– Ну, слава Богу, здравствуйте, стажёр. – Странный человек кивнул, перевёл дыхание, вытащил грязно-белую шахтёрскую каску. – Надевайте давайте и садитесь в люльку. Можете обращаться ко мне «Пётр Петрович». И обязательно, стажёр, опустите забрало, это не просьба, это приказ.

Забрало было сделано из оргстекла и по всей площади старательно ошкурено наждаком. Что превращало каску в подобие мешка, натягиваемого на голову заложнику. Чтобы не догадался, бедолага, куда его везут.

– Есть, – нахлобучила каску Варенцова, втиснулась в коляску, опустила забрало. Пётр Петрович лягнул ногой, «Юпитер» затарахтел, рыгнул синим дымом… поехали. Кстати, весьма уверенно, невзирая на туман, пещёрские дороги и закопчённые (то ли солнечное затмение наблюдать, то ли чтоб Джеймс Бонд не догадался) очки. «Абориген? – задумалась Оксана. – Или просто не первый год тут живёшь? Тогда от кого прячешься, тут же все с первого взгляда друг дружку должны узнавать, очки там, не очки…»

Скоро миновали сквер, больницу, кладбище, ЛЗС… Промелькнула лесная дорога, уводившая куда-то в сторону от основной трассы, но зато осенённая указателем, утверждавшим, что истиннаяПещёрка с серебряными избами, русскими печками и сарафанами до пят вообще-то пребывала именно там…

Почему-то эта дорога ощутимо тревожила Оксанино любопытство. «Когда-нибудь, – подумала Варенцова, – когда-нибудь я точно там побываю. Вот поставлю дела более-менее в колею – и обязательно съезжу…»

Матированное забрало было, как выражаются в народе, от честного человека. Оксане даже не требовалось специально подглядывать, она и так отлично видела, где они ехали. И от неё не укрылось, что, едва мотоцикл выкатился за обиженный судьбой и злыми машинами указатель, как молочный кисель закончился, будто ножом обрезанный. Вокруг засиял летний день – с солнцем на небе, с пением птиц, со свежим дыханием леса… Впрочем, для Оксаны более актуальны были пластмассовый намордник во весь фейс, рёв двигателя, вонючие выхлопы.

В какой-то момент, когда на неё начала уже нападать зевота, Пётр Петрович свернул налево и покатил по грунтовке, чтобы через несколько минут остановиться среди кустов лещины, за которыми высилась исполинских размеров берёза. «Хороший ориентир», – подумала Варенцова.

– Ну вот, товарищ стажёр, прибыли. Теперь можете снять шлем, – смилостивился Пётр Петрович, быстро посмотрел на часы и взялся приковывать «Юпитер» к берёзе. На кой вроде, в лесной-то глуши? «Да нет, тут он, пожалуй что прав. Не повредит. В России живём…»

Без грозного танкового шлема и защитных очков её спутник выглядел, мягко выражаясь, не очень. Бегающий взгляд, дёрганая физиономия… Клоун тряпичный. Отними у него ксиву и власть, и останется пародия на человека.

«Хорош, – отвела взгляд Оксана. – Похоже, напуган до смерти. Интересно, чем? Напуган и оттого, видимо, пьёт. Когда не играет в конспирашки. Ой, мама… начальничек…»

Утешало только то, что стажировка – это не навсегда. Быть может, очень даже скоро доведётся узнать, чего так боится «тряпичный клоун». И даже самой слегка его напугать.

А Пётр Петрович замкнул цепь внушительным замком с рельефным изображением оскаленного бульдога и приглашающе махнул рукой:

– Товарищ стажёр! За мной.

Оксана двинулась за ним сквозь кусты. Насколько ей было известно, к августу энцефалитные клещи уже утрачивали активность. Зато оставалось не так долго ждать, пока полетят лосиные вши…

В это время в небе загрохотало – судя по звуку, приближался вертолёт. А именно Ми-8, винтокрылый ветеран. [80]80
  Спроектирован в 1961 году.


[Закрыть]Басовитый раскатистый звук быстро нарастал, сотрясая утреннее небо. Вот рёв достиг максимума, локализовался где-то рядом и сошёл на нет – похоже, вертолёт приземлился.

– Чёрт, – скупо выругался Пётр Петрович, снова посмотрел на часы и перевёл взгляд на Оксану, потянувшуюся к малине. – Вперёд, вперед, товарищ стажёр, нельзя от графика отставать.

Минут через пять они вышли на полянку, посередине которой действительно стоял трудяга Ми-8. Судя по всему, прилетевший непосредственно за ними.

– За мной… – первым взошёл на борт Пётр Петрович.

Две тысячи лошадиных сил дружно закрутили винт, дрогнули деревья, взмахнули ветками, поплыли вниз. Вертолёт уверенно набрал высоту – и Варенцова, глянувшая в иллюминатор, непроизвольно ахнула:

– Ох и ни фига же себе! Это как же понимать?..

Она увидела, что туман, висевший над болотами непроницаемым покрывалом, имел очень чёткую границу, словно, расползаясь, натыкался на невидимую препону. Только в одном месте ни дать ни взять имелась прореха, и сквозь неё просачивался длинный отросток. Серое туманное щупальце, дотягивавшееся аж до самой Пещёрки…

Пётр Петрович тоже покосился в иллюминатор, потом – хмуро – на Оксану, и промолчал. Ничего, дескать, стажёр Варенец, со временем, Бог даст, всё сами поймёте. Или не даст. Или даст, но ума – или времени – не хватит понять…

Сам-то он, естественно, понимал всё, на сей счёт никаких сомнений возникать не могло.

…Летели недолго. Скоро вертолёт снова примял колёсами траву, ещё не просохшую от росы. Полянка была один в один как та, с которой взлетали: такая же уютная, укромная, укрытая от посторонних глаз. Только вокруг росли не берёзы, а замшелые ёлки, с лапами до земли. К одной из них при помощи цепи и замка с уже знакомым бульдогом были пристёгнуты два велосипеда.

– Прошу. – Пётр Петрович убрал цепь в дорожную сумку. – Горный. Восемнадцать скоростей, амортизированная вилка.

Последний раз Оксана каталась на велосипеде лет, верно, двадцать назад, когда навороченных горных байков не было и в помине. Ну и что? Велосипед, он и есть велосипед – два колеса, две педали… А брюки Оксана всегда надевала такие, чтобы не лопнули в шагу, даже если сесть на шпагат. Она устроилась в седле, быстро разобралась, как переключаются скорости, и поехала за куратором.

Она была морально готова к тому, что «велопробег по бездорожью и разгильдяйству» кончится в точке старта и вертолёт доставит их туда, откуда забрал… Но нет. Лесная тропинка вывела их с Петром Петровичем к излучине реки, где на берегу стояло звероводческое хозяйство. Правильные ряды сараюшек-«шедов», склад, кормобаза, разделочный пункт, горы ободранных, облепленных мухами тушек, предоставленных естественному разложению… [81]81
  Обычная практика. Тушки несъедобных зверей, таких как, например, норка или лисица, в отличие от съедобной нутрии, пересыпают в лучшем случае опилками и бросают, не закапывая, рядом с убойным цехом. Солнце, насекомые, хищники, птицы делают постепенно своё дело.


[Закрыть]На первый взгляд – ничего особенного. Второй и последующие взгляды начинали выявлять много всякого интересного. Оказывается, ферма была обнесена высокой, из колючей проволоки, оградой, оборудована КПП и от этого напоминала зону не только для братьев наших меньших. Периметр, судя но изоляторам, находился под высоким напряжением, и это помимо прожекторов и систем наблюдения. «Если сюда паршивых стажёров на вертолётах доставляют, то на чём, интересно, командование привозят? – подумала Варенцова. – Как пить дать, на „Буранах“… [82]82
  «Буран» – советский космический челнок, блистательно прошедший все испытания и… бездарно поставленный на прикол. К сожалению, теперь это приходится уже пояснять.


[Закрыть]»

А что, она не слишком удивилась бы, если бы поблизости обнаружился небольшой космодром.

– Ну вот и прибыли. – Пётр Петрович слез с велосипеда и показал малиновую книжку крепкому парню в синей спецовке. – Девушка со мной. Пропустить без досмотра.

В этот момент он был воистину великолепен. Грозен, несуетлив, исполнен достоинства. Ну точно лакей в богатом особняке. Или, выражаясь более современно, зарвавшийся гардеробщик. Варенцовой не на шутку захотелось дать ему в морду.

Вынужденно отложив это на потом, она покатила свой велосипед через хоздвор, по бетону, мимо навеса со шкурками. Пётр Петрович направлялся к кормобазе – мощному приземистому зданию красно-кровавого кирпича. Внутри жарко гудело пламя в огромной, во всю стену, печи; шумели, закипая, вмазанные, страшные, вечность не чищенные котлы. Без всякого сомнения, именно в таких в аду варятся грешники. Здесь, по счастью, никто не собирался варить согрешивших (по крайней мере – конкретно сейчас. В целом – как знать, как знать…), зато присутствовал натуральный живой чёрт. В кедах, бандане и розовых спортивных трусах. Он подкладывал дрова, весело щурился на огонь и азартно орудовал исполинской, метра два, кочергой, явно украденной на металлургическом комбинате.

– Спасибо, майор, вы свободны, – отпустил его Пётр Петрович, верней, выставил, потому что возня с кипятком и огнём явно нравилась «чёрту». – Ну вот, – запирая на болт входную дверь, с облегчением оглянулся на Варенцову куратор. – Теперь мы можем и поговорить. О главном. Но не забудем: оперативная работа ошибок не прощает, конспирация складывается из мелочей, а излишней осторожности, как известно, не бывает…

Оксана с секундным опозданием поняла, что он не прикалывался, как она было подумала, а был совершенно серьёзен.

Мелочи, из которых должна была складываться их с Петром Петровичем конспирация, оказались резиновыми сапогами, брезентовыми рукавицами и резиновым же фартуком до земли.

– Ваша спецодежда, стажёр… Вперёд!

Сам он с профессиональной быстротой облачился в зелёный ОЗК, [83]83
  ОЗК – общевойсковой защитный комплект.


[Закрыть]превратившись из гардеробщика в крокодила Гену из мультика.

Что до Оксаны, она себя почувствовала скорее прозектором в морге. Только с той разницей, что в морге вообще-то холодно, а здесь…

Между тем Пётр Петрович вытащил калькулятор и исписанный блокнот. Сверяясь с записями, они с Оксаной начали сыпать в воду кукурузную муку, промороженную рыбу, очистки овощей, витаминные добавки и ещё что-то из безымянных ведёрок – наверняка жутко разрушительное для организма, зато позволяющее в краткий срок до забоя отрастить богатый и дорогостоящий мех.

– Ладно, теперь пусть доходит. – Пётр Петрович последний раз заглянул в блокнот, помешал варево лопатой, затянулся, швырнул окурок в котёл и направился к кладовке для припасов. – А мы пока…

Как, похоже, всё на этой «ферме», кладовочка была ещё та. Клацнул могучий замок, щёлкнул, как выстрелил, рубильник, брякнули металлом по металлу ключи… Дверь начала открываться с тяжеловесным скрипом, достойным швейцарского деньгохранилища (впрочем, там-то многотонные двери наверняка открывались бесшумно). Оксану разбирало понятное любопытство, но, понимая, что внутренность «сейфа» никуда от неё не ускользнёт, она улучила момент заглянуть в кураторский блокнотик. И заинтересовали её не рецепты «вкусной и здоровой пищи» для пленных зверьков, а почерк.

Где она видела эти выпуклые дуги, говорящие о стремлении к материальному? Эти хоть и жирные, но прерывистые линии, говорящие… Постой, постой… Ну конечно. Гостиница, полулюкс, ванная… добытый Тихоном дневник.

«Так, так, так… Выходит, оперуполномоченный Сизов не сгинул, не утоп, не рванул в антимир, а но-простому сменил окрас? Исчез, растворился, втёр кому-то очки, махнул на прощание хвостиком. Дескать, поминайте как звали, а впрочем, звали-то его наверняка не Сизовым. Хорошо, но зачем тогда нужен дневник, улика, схороненная в удобствах? Да так схороненная, чтобы рано или поздно непременно нашли? Деза?.. Поднимай выше, это ход конём, завлекуха, тонкий намёк на толстые обстоятельства. Мол, дверка эта есть, и я в неё ушёл. Ищите. Если не меня, то дверь. Вернее, приключений на свою задницу. Ну, спасибо, родной…»

Между тем дверь в кладовку скрипнула снова. Показался Пётр Петрович – в левой руке он нёс папку, правой вытирал рот. Рот был тонкогубый, безвольный, растягивающийся в довольной ухмылке, папка – внушительная, красная, с суровым грифом: «Совершенно секретно. Хранить вечно».

– Ну-с, товарищ стажёр, давайте-ка покончим с формальностями. – Куратор подошёл к разделочному столу, смёл на пол ошмётки, положил папку и неожиданно бодро подмигнул. – Читайте внимательно, подписывайте, где надо. Вот ручка.

После визита в кладовую он резко переменился. Как-то разом подобрел, сделался проще, в глазах появилось нечто человеческое. Он даже вроде бы стал выше ростом – скинул, видимо, с плеч бремя субординации.

– Есть читать внимательно. – Варенцова подошла, вытерла руки, развязала бантик завязок. – И подписывать, где надо.

В папке был белоснежный, похрустывающий, как стобаксовая купюра, лист бумаги. На нём имелся герб, всё тот же суровый гриф и с десяток пунктов, где Варенцовой грозили, если вдруг что не так, снять с плеч погоны вместе с головой. Документ был составлен с умом и по идее создателей должен был пробирать до нутра. И пробирал, наверное, но только не Варенцову. «Ну снимут, дальше-то что? Большая потеря…»

Не дрогнув, поставила она подпись (а если бы предполагалось, что дрогнет, навряд ли бы её сюда пригласили), вернула папочку Петру Петровичу, и тот понёс страшный документ назад в кладовку. Оттуда он возвратился не скоро. И опять – вытирая рот. Зачем-то подмигнул Оксане, покашлял, важно подошёл к котлу, помешал, взял пробу, сплюнул на пол, сказал: «Несолёно» – и начал секретный разговор.

Само собой, начал тактично, издалека тщательно дозируя служебную информацию. После двух визитов в кладовую дозировать ему явно сделалось трудновато, но он не сдавался.

Из его речи Оксана вскоре узнала, что в мире, оказывается, полным-полно всякой сволочи. («В самом деле? – вежливо кивала Оксана. – Кто бы мог подумать, вот ужас-то».) «Алькайда», Бен Ладен, ваххабиты… И так далее, на каждую букву алфавита по несколько штук, всех сразу и не упомнишь. Однако главное зло, сказывается, не в них. Есть нечто существенно худшее. И откуда растут ноги у этого существенно худшего, до сих пор выяснить не удалось.

Поначалу всерьёз грешили на инопланетян, но версия не прокатила. Тут, как выяснилось, думать надо было не о том, как вперёд всех инопланетные технологии к рукам себе прибрать, а о том, как всем вместе спасаться. Так что Кремль и Капитолий, посовещавшись, пожали ручки и учредили интернационал. Наши, ваши – теперь все свои, потому что люди. Максим вот Максимович, к примеру, американец, даром что по-русски – хоть диктором на центральное телевидение. И не простой американец, служил генералом при знаменитом Ангаре-51. [84]84
  Глубоко засекреченное место в Аризоне, где якобы содержится таинственный корабль инопланетян.


[Закрыть]Майор-истопник приехал из Англии, а сам Пётр Петрович происходил из-под Пскова.

(«Тьфу на тебя, – подумала Варенцова. – Тоже мне, выискался скобарь. Не такими Петрами Петровичами Псков веками стоял…»)

– Ну вот, значит, так, товарищ стажёр, в таком разрезе, – закругляясь, сказал он. – Мы псковские, мы прорвёмся… – И принюхался к запахам из кормового котла: – Ну и шибает! Готово, наверное…

Сноровисто взялся за гигантский ковш, крякнул и принялся наливать варево в мятые и замызганные вёдра. Наполнив десяток, их поставили на тележку и под колёсный скрип вывезли к шедам – остывать на ветерке.

Оксана заглянула в клетки и подумала, что сюда следовало бы возить любительниц норковых шуб. На экскурсию. Норки сидели снулые, мелкие, с изгрызенными лапами и хвостами, [85]85
  Говорит о несбалансированном рационе.


[Закрыть]кое-где в клетках лежали мёртвые, недавно родившиеся щенки. Их почему-то не съели. [86]86
  Норки в неволе часто поедают своих детенышей.


[Закрыть]Не дай Бог, если в самом управлении «Z» дела обстояли похоже…

«Не с тех здесь шкуру дерут, – сделала вывод Оксана и снова захотела врезать Петру Петровичу в бубен, от всей души. – Ну, чему радуешься, гад? Что, шоу нравится? Цирк, блин, зверей дедушки Дурова?»

Однако Пётр Петрович вдруг погасил ухмылку, замер и как был – в ОЗК, в крагах, при огромном разливательном ковше – вытянулся во фрунт: увидел Максима Максимовича. Тот, появившись из недр разделочного цеха, баловался под русским солнышком родной американской сигарой. Надраенные берцы поскрипывали, погоны лучились золотом, сильные наманикюренные пальцы цепко держали бурую свежевыделанную шкурку…

– Здравствуйте, товарищи. – Он по-простому подошел, оскалился в голливудской улыбке, доброжелательно глянул на Варенцову. – Ну, как вам, товарищ стажёр, наша придумка? Те, кто пока ещё непричастен, со спутников увидят только одно… – Рука с сигарой указала на гору смердящих тушек. – Мёртвого осла уши, ведь так здесь говорят. – И, не дожидаясь Оксаниного мнения, повернулся к её куратору: – А у вас как дела?

Что именно он имел в виду – то ли инструктаж Варенцовой, то ли кормление зверей, то ли нечто уже совсем запредельно секретное, Оксана так и не поняла.

– Идут, Максим Максимович, идут, – ответил Пётр Петрович и взял ковш на караул. – В самом что ни есть мажорном ключе…

– Ну и ладно. – Максим Максимович милостиво кивнул, выпустил клубочком якобы ароматный дым и удалился в сторону пристани, где был ошвартован «Силайн». [87]87
  Комфортабельный быстроходный катер.


[Закрыть]Маленькая бурая шкурка подрагивала в такт его шагам, казалось, в руке у генерала в агонии бился зверёк…

«Странно, на идиота вроде не похож, – посмотрела ему вслед Варенцова. – Значит, я в самом деле пока ещё не всё поняла…»

Качнула головой и потянула тележку с вёдрами дальше.

Почему-то её бесконечно раздражала мысль о том, что она оказалась под началом у бывшего американского генерала. Даже Пётр Петрович со всеми его прибабахами раздражал меньше. Может, оттого, что, будучи своим, казался худо-бедно понятным. По крайней мере, в морду двинуть ему она уже запланировала. Эка важность, особенно после того, как она выпорола «куликовкой» судью. Спец по НЛО из штата Вирджиния был, как ни крути, совсем другой коленкор…

Вёдра между тем опустели, солнце заметно передвинулось на небосводе, и Пётр Петрович посмотрел на часы:

– Ого, время, пора и нам подхарчиться. Товарищ стажер, обед.

Столовая, замаскированная под погреб, располагалась под землёй и внутри была разгорожена на кабинки-кабинеты. Наверное, опять-таки ради пресловутой конспирации и секретности.

Меню на первый взгляд впечатляло: борщ, плов, селёдка, блинчики, тефтели, зразы, рагу, витаминный салат. В качестве американских влияний присутствовали жареная индейка, гамбургеры, чизбургеры и порридж по-ноттингемски. Оксана принюхалась к запахам, сочившимся из кухни, и подумала, что Максим Максимович здесь навряд ли питался. Хотя как знать…

– Зразы. Из нутрятины, – пододвинул тарелку Пётр Петрович. – Очень даже рекомендую. Вот прошлый раз были из бобра… Мой вам совет, товарищ стажёр, никогда не имейте дело с бобрами…

Варенцовой после кормокухни есть не хотелось совсем. Она не смогла устоять только перед селёдкой под шубой, приятно удивилась качеству и добавила полпорции окрошки. Пётр Петрович без конца заглядывал в её тарелку, и Оксана снова озлилась. «Только попробуй мне высказаться, что, мол, девушка на диете. Точно нос сплющу…»

Но Пётр Петрович, на счастье своё, промолчал, и минут через двадцать, снова облачившись в резину, Оксана уже мыла матчасть. То есть котлы, вёдра, мясорубку, фаршемешалку и костедробилку. Что до куратора, он отправился за многопудовую дверь – работать с документацией.

«Странно, – рассуждала за работой Оксана. – Человек чего-то больше боится, чем потери погон, ведь за пьянство на службе нигде по головке не гладят. Или терять нечего? Или он настолько ценный кадр, что ему прощается всё? Чёрт их тут знает, и этом управлении „Z“. Что им на самом деле нужно? Действительно пытаются бороться с чем-то глобальным или каждый сам по себе в этой мутной воде рыбку хочет поймать?..»

Часа через полтора под аккомпанемент металлического скрипа появился куратор. Хмурый, с покрасневшим носом. Хоть и говорят, что Бог любит троицу, но третий визит в кладовую на Петра Петровича повлиял до крайности негативно.

– А, стажёр, ты, – изрёк он, словно ожидал увидеть на Оксанином месте кого-то другого. Потом махнул рукой, едва ли не всхлипнул и очень проникновенно добавил: – Влипли мы с тобой, стажёр, ой влипли… Обратной дороги нет… Не будет нам пощады ни от тех, ни от этих. Попали мы, стажёр, в жернова…

Зря ли говорят, что у трезвого на уме, у пьяного – на языке. Варенцова заинтересованно ждала продолжения, но его так и не последовало. До самого конца рабочего дня Пётр Петрович оставался тих и неразговорчив.

Наконец оба сняли сапоги, избавились от удушливых защитных костюмов и покатили велосипеды малой скоростью к КПП. По пути встретили майора в бандане – тот, выставленный с кормокухни, без дела не сидел: забирал из клеток павших зверьков, видимо, чтобы не пропали зря шкурки.

Пётр Петрович с отвращением сплюнул.

– Палач, убийца, страшный человек… – шепнул он Оксане. Глянул на часы и показал малиновую книжку охраннику: – Девушка со мной. Пропустить без досмотра.

Велосипед едва повиновался ему – Пётр Петрович ехал по сложной кривой, не всегда совпадавшей с тропинкой, так что путь до знакомой полянки был отмечен ругательствами и приземлениями. Наконец удалось приковать байки цепью к стволу и – слава тебе, Господи! – подняться на борт. Потом была другая поляна, красный «Юпитер» с коляской, каска с забралом, выбоины шоссе…

Кривоватая вывеска «Горбаня» показалась Оксане родным причалом.

– Ну вот, товарищ стажёр, пока всё. – Пётр Петрович выглядел смертельно серьёзным. – Поздравляю с боевым крещением. Думаю, мы сработаемся… Завтра в девять ноль-ноль вам будет звонок, встреча по паролю, пароль всё тот же: «Говорят, грачи прилетели». Не забудьте отзыв. Ну, до связи.

Быстро оглядевшись по сторонам, он вжал голову в плечи и под рёв мотора исчез в туче сизого выхлопа.

«Вот клоун, – передёрнуло Оксану. – А я дура…»

Больше всего ей сейчас хотелось под душ, смыть ароматы зверофермы. А по большому счёту – сбежать. Стремительно и без оглядки, куда глаза глядят. Подальше от всяких там Максимов Максимычей с Петрами Петровичами. От норок с обгрызенными лапами – хотя уж чего-чего она вроде бы в жизни своей не видала…

Сколько раз за минувшие годы её посещало подобное желание? Прав всё же был мудрец Соломон: «И это пройдёт…»

Выйдя на площадь, Оксана сразу увидела давнего своего знакомца – бомжа Никиту. Тот, даром что блаженный, вовсю торговал.

Да не чем-нибудь, а вяленой рыбой!

– А вота щука зубаста! А вота плотвичка глазаста! Гайдар с Чубайсом поели, потом кишкою скорбели. А вота щука зубаста…

Увидев Оксану, он заулыбался ей, как родной.

– Возьми лещика, душа-девица. Икряной, зкологический, без глиста. Вкус – во рту тает…

Глаза у Никиты были добрые, лик – евангельски светел, и уже рыба казалась добытой не иначе как в море Галилейском.

– Спасибо, денежек нет, – улыбнулась в ответ Варенцова. – Была одна монетка стоящая, да и та тю-тю…

– А ты возьми так, – одарил ее лещом Никита. Кашлянул и вдруг перестал улыбаться. – Ты, девка, это… того… Поглядывай нынче по сторонам. Сон у меня намедни был скверный, а сны у меня, желанная, все вещие. Так что, как говорится, на Бога-то надейся, а сама, девка, держи ушки топориком…

– Ага, и хвост пистолетом, – в тон отозвалась Оксана, нахмурилась, мотнула головой. – Спасибо за леща и за ласку. И за сон в руку. Учту.

Посмотрела в мудрые, синие, как небо, глаза, благодарно кивнула и пошла к себе.

Тихон валялся на кровати – рыжий, усатый, размерами с диванную подушку. При виде хозяйки он вытянул лапищи, пару раз показал и спрятал здоровенные когти.

«Ещё расту, – вспомнив наклейку на чьей-то „Оке“, умилилась Оксана. – А так я – тигр!» [88]88
  В оригинале: «Ещё расту, а так я джип!»


[Закрыть]

– Будешь хорошим мальчиком, – сказала она вслух, – дам леща. Настоящего, с икрой. Экологического, говорят.

«Ну, если экологического…» Тихон встал, потянулся, вывернулся в зевке, продемонстрировав вполне внушительные клыки. Мягко спрыгнул с кровати, подошёл, хотел потереться в ногах, но принюхался и брезгливо потряс лапой. «Фи, и где ты только шаталась!» И всё-таки потёрся, отчего Оксанино сердце окатило тёплой волной. Она знала что меньший брат её не бросит. Ни при каких обстоятельствах…

Она открыла форточку и скоро уже стояла под душем. Казалось, холодная вода смывала грязь не только с тела, но и с души. Постепенно полковнику Варенцовой расхотелось куда-либо бежать, все проблемы стали казаться так или иначе разрешимыми, все жизненные тяготы и безобразия утратили ауру окончательности и безнадёги. Сейчас она поужинает (ах, лещ, экологический, икряной…), немного отдохнёт, а потом отправится с Тихоном на променад. Вёрст этак на восемь. Ну а уж потом – на закладочку – почитает Краева, дарёный роман. Да… Краев… Олег. – «Боженька, ну присмотрел бы Ты за здешней сотовой связью, ну что Тебе стоит, а?.»

Шум, внезапно поднявшийся за дверью, прервал цепочку мирных и приятных, в общем-то, размышлений. Началось с того, что по стеклу заскрежетало железо, а потом внутри номера шумно захлопали крылья. И одновременно подал голос Тихон. Да как подал! Это был не мяв, не ор, не шипение, даже не рык, а нечто гораздо более грозное! Это был клич исконной, поистине генетической ненависти, сдобренный бешеным вызовом и непреклонным намерением, если придётся, закрыть собой амбразуру!