Текст книги "Бывшие. Первая жена (СИ)"
Автор книги: Мария Устинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
– Иди сюда, Олененок.
С бокалом вина Ян привлекает меня к себе.
– Извините, я плохо себя чувствую…
Я снова ощущаю терпкий парфюм. Я даже не сопротивляюсь, когда меня сжимают мощные руки. Ян наклоняется к губам, голова плывет, словно я получила сотрясение или в вино что-то подсыпали.
– Ян… Не торопитесь.
– Если не буду торопиться, девочка моя… Не успею сделать все, что хочу, прежде чем сдохну.
Я ощущаю щекотное движение на бедре: его ладонь скрывается под юбкой.
– Простите, у меня голова кружится…
Я теряю сознание, и второй раз за день Ян берет меня на руки. Вместо того, чтобы удобнее устроить меня на диване и раздвинуть ноги, Горский выносит меня из клуба. На воздухе становится лучше.
– Отвезу тебя домой, – решает он.
В квартиру тоже несет меня на руках.
Тогда я еще не знала, что Ян Горский три раза в неделю проводит вечер в спортзале, таскать ему меня несложно.
Взгляд скользит по моим тонким ногам, когда Горский кладет меня на кровать и отсчитывает нал. Компенсация. Он нависает над кроватью. У него сильный, проницательный взгляд, словно Ян оценивает меня: слабую женщину в постели.
– Не расстраивай меня больше, Олененок, – тихо просит он. – Поправляйся. Мы еще встретимся, и я возьму реванш.
И я понимаю, что подцепила Яна на такой крючок, какой трудно представить.
Через час у меня раздается звонок:
– Молодец, Вера, – сообщает знакомый голос. – Только рано ушла.
– Он сам настоял, – начинаю оправдываться.
– Нам хватило времени. Еще одно свидание в клубе, и ты свободна. Встреча должна быть в субботу.
– Без проблем.
До субботы потяну время. Скажу, плохо себя чувствую. Я почти все сделала, почти закончила.
Задаю вопрос, который гложет полвечера:
– Вы специально подстроили, чтобы он меня сбил?
– Это случайность.
Верится с трудом, но крыть нечем. А утром выясняется, что Ян раздобыл мой телефон:
– Как ты, Олененок?
– Лучше…
Одновременно раздается звонок в дверь. Когда выглядываю в глазок, вижу курьера с огромным розовым букетом.
– Я прислал тебя букет из ста одной розы. Прочти открытку.
Вынимаю ее из колючих стеблей. «Думаю о тебе, Олененок». Сердце бахает в груди. Тогда я не придала значения, что он называет меня Олененком потому, что я напомнила ему сбитое животное. Это казалось даже милым.
– Когда я смогу тебя увидеть?
– Я пока не готова. Не хочу портить вечер снова, – понимаю, что действительно не хочу и не против сходить на второе свидание. Интересный мужчина. – Может быть в субботу? Там же, в «Небесах»…
– Готовься к свиданию, Олененок.
От тихого голоса по спине бегут сладкие мурашки.
В субботу я собираюсь, не зная, что этот вечер перевернет не только мою жизнь, но и жизнь Яна Горского. Во втором пакете от заказчиков черное платье, похожее на то, в чем была на прослушивании. Кто-то хорошо изучил Яна и бил точно в цель…
В этот раз мне лучше. Я могу оглядеться.
Осознаю, что держу под руку самого шикарного мужика в городе и слабеют колени. Ян целует мне руку, когда выхожу из такси.
– Ты обворожительна, – прямой взгляд глаза в глаза смущает, и я смотрю вниз.
Ян слишком откровенно смотрит. А я в этом платье, с красивой укладкой на пышных волосах, очень сексуальна.
Я старалась.
Не только из-за дела. Мне очень хочется произвести на него впечатление. Чертовы сучкины инстинкты. Видишь классного мужчину и хочешь, чтобы он упал к твоим ногам.
Я зацепила Яна.
Он не скрывает этого. Горячий взгляд обжигает каждый сантиметр моего открытого тела, пока выхожу из машины.
Ян ведет меня в «Небеса».
От ощущения опасности что-то напрягается в животе. По коже словно водят лезвиями. Я даже немного возбуждаюсь от сочетания странных чувств: желания Яна и опасности.
– Сегодня твой вечер, Олененок, – сразу за тяжелой портьерой к двери в приватный зал, Ян привлекает меня к себе и целует взасос.
От неожиданности я обмякаю.
Здесь темно и приглушены звуки. После яркого зала я слепну в темноте. И жадный рот Яна – единственный ориентир. Я забрасываю руки ему на шею, чтобы не потеряться во тьме.
Я думала, мы будем целоваться.
Но пальцы Яна сразу скользят по бедру вверх. Меня разбивает дрожь, когда он спокойно, минуя трусики, проникает в меня. Словно проверяет. Трогает. И отпускает, словно только что ничего не произошло.
– Идем, – он берет меня за руку, сплетает пальцы с моими и ведет в приват.
Глава 3
Я настолько теряюсь в ощущениях, что безропотно следую за ним. Меня обескураживает его решительность, что может так сделать – попробовать меня пальцем при втором поцелуе. И ему за это ничего не будет. Ни пощечины, ни возмущения. Потому что это было ошеломительно потрясающе.
Со мной так поступили впервые. И я отчетливо понимаю, что Яну Горскому – так можно. Ему можно все. И эти несколько секунд за портьерой дали понять, что вечер закончится сексом. Тогда, когда он решит, и таким, как он решит.
Я всерьез хотела избежать интима… Наивная девочка!
Яну Горскому не говорят нет.
– Держи моя сладкая, – он предлагает бокал вина.
Отпиваю.
Потрясающе терпкий, сильный вкус, чем-то отдаленно напоминающий гранат… Или кровь? Щеки заливает румянец, я смотрю вниз, пока откровенный взгляд Яна скользит по моему лицу и губам. Он хочет знать мои ощущения. Хочет увидеть глаза.
Но я упрямо рассматриваю пряжку его ремня, боясь взгляд поднять.
Он и так уже все понял. В тот момент, когда за портьерой показал, что я его девочка и попробуй сказать «нет».
Ян Горский знает, что я покорилась.
– Как ощущения?
Понятия не имею, о чем он. Но кажется, что он об этом… И заливаюсь краской еще сильней. Потрясающие ощущения. Внизу живота пылает пожар. У меня еще не было, чтобы с одного раза меня завело вот так… И мне кажется, он знает, что я теку от возбуждения, один раз ощутив его палец внутри. Мне хватило, да.
– Хорошо, – бормочу я.
Как он может держаться так непринужденно после этого? Я от смущения не знаю, куда глаза деть. От стыда за свое поведение – тоже.
Внизу живота собирается тяжелый ком из возбуждения и страха. И только Ян Горский может меня от него избавить.
Он подходит ближе. Я смотрю ему в грудь, ощущаю дыхание на ухе, словно он хочет что-то сказать.
– Оставлю тебя ненадолго, – шепчет он.
Я плюхаюсь на кожаный диванчик, когда он выходит. Тогда я не знала, что за нами притащилась охрана и он вышел дать распоряжения. Ян собирался трахнуть меня. Ему нужно дать инструкции и отдать телефон.
Оленёнок в западне.
Однажды он признался, что тот момент влюбился в меня: такой беззащитной и соблазнительной я выглядела.
Я дышу, пью вино и ощущаю, что больше всего я хочу, чтобы Ян скорее вернулся и разложил меня на диване. Пусть я бы извивалась под ним, царапала спину и стонала, даже без поцелуев, лишь бы скорее унять огонь, который он разжег во мне тем движением.
– Успокойся, не надо так, ты же не шлюха, Вера, – шепчу я себе. – Не шлюха.
Я решительно себя не узнаю. Он словно подсыпал мне что-то, но я загорелась до того, как выпила.
Ян возвращается.
На мгновение ловлю его взгляд: жесткий и нахальный, горячий. Он хочет меня и идет трахнуть. Я не скажу ему «нет». В моих глазах он видит покорность, отчаяние, страстное желание и неспособность сопротивляться. Видит мою слабость.
– Встань, – положив руку на затылок, он поднимает меня. Запрокидывает голову поцелуем. – Хочешь меня?
Я дышу, рассматривая влажные губы Яна.
Он не требует ответа.
Рука скрывается под подолом, и он делает то же самое, что за портьерой. Я издаю стон, когда его палец проникает внутрь. Он чертов дьявол! Ему очень трудно сопротивляться! Я закусываю пиджак на плече, чтобы подавить этот стыдный стон желания. Чуть приседаю, скрещивая ноги – я хочу его до безумия, но мне нужно, чтобы он убрал руку!
Ян меня не слышит.
Он срывает последние барьеры, за волосы запрокидывая мне голову. Смотрит в глаза, но я закрываю их, дыша открытым ртом. Я максимально открыта. Я полностью его. Делай со мной, что хочешь, Ян, даже если я буду говорить нет, ты все равно сделаешь это, а я все равно буду хотеть тебя…
В тот момент мне напрочь отшибает мозги. Я забываю зачем я в «Небесах» и о том, что может что-то случиться. Меня послали для чего-то. Но когда Ян Горский так смотрит, я могу только стонать…
Поцелуями он покрывает мои скулы и шею. Не отпуская волосы, заставляет выгибаться, я кукла в его руках.
Наконец наши губы встречаются, и я больше не безответный Олененок. Я отвечаю на поцелуй Яна, подстраиваясь под его ритм.
Мы не видим ничего.
Перед моими глазами тьма, заполненная его запахом и шелестом его одежды и дыханием. И где-то среди этих волнующих звуков я слышу металлический звук взводимого курка…
Отрезвляющий.
Разрушающий все, что между нами успело возникнуть.
Ян реагирует первым: за шею отрывает меня от себя. Я до сих пор плохо представляю, что тогда произошло и сколько их было. Все разворачивалось стремительно.
Я запомнила вспышками. Как падаю на колени. В нас не стреляют – замахиваются чем-то вроде дубинки, и Ян успевает закрыть меня левым плечом. На него обрушивается сокрушительный удар. Когда вспоминаю тот вечер, всегда вижу эту сцену. От боли его дыхание становится сдавленным.
Я закрываюсь руками и собираюсь закричать. Один из-них вытаскивает меня из-под Яна и зажимает рот рукой. Его ладонь пахнет металлом, потом и табаком, в нее я и ору, брыкаясь, пока Яну набрасывают сзади удавку.
Их четверо или больше.
Я хорошо запомнила того, кто душил Яна – он стоял прямо напротив. Это был здоровый мужик в кожаной куртке и в маске мотоциклиста.
Я очень хорошо запомнила его глаза. Абсолютно спокойные, темные, красивой формы – я помню его, как будто мы хорошо знакомы, так сильно отпечаталась в памяти эта картина.
И лицо Яна, побагровевшее и полное злости и желания жить, я тоже помню до мельчайших деталей. Как он пытается вдохнуть и не может. Руками пытается ослабить удавку.
Это заняло несколько секунд. Но в кошмарах это всегда длится долго.
Он тоже смотрел на меня. Я орала в ладонь и не могла остановиться, потому что уже понимала…
Вот зачем я должна была привести его в «Небеса».
Его оттаскивают назад. Их трое: они силой пытаются вывернуть ему руку и положить на спинку дивана… Зачем я понимаю, когда в руках одного из них появляется нож…
Они хотели отрезать ему палец.
Не знаю, как ему удалось… Скорее всего, они допустили ошибку. Удавку ослабили, и Ян смог вздохнуть.
В ту же секунду ногой он отшвыривает напавшего, чтобы расчистить немного места. Дерется Ян профессионально. Для него нападение не становится шоком. Завладев ножом, он бьет того, кто сзади – кто душит его. После этого его отпускают.
– Охрана! – хрипло орет Ян.
Если бы за дверью никого не было, нам бы не повезло в тот вечер. Кто знает, где мы закончили этот день. Я всегда думала о том, что бы случилось, если бы он тогда не справился. И каждый раз чудовищно боюсь этих мыслей…
Они отпустили меня.
Скрылись через дверь за портьерой, которую раньше я не видела. В приват-зал вламываются люди Яна и бросаются следом, пока он пытается отдышаться.
Все еще чувствуя на губах неприятный привкус металла, я в шоке сижу на кожаном диване. Закрываю рот рукой и смотрю в пол.
А в голове бьется все та мысль. Ходит по кругу:
«Для этого я должна была привести его сюда…»
Страшная мысль.
Ян расстегивает рубашку. Удар пришелся по плечу, задев лопатку. Там был мощный кровоподтек, но Ян холодно и безразлично рассмотрел его в зеркало и застегнулся, двигаясь свободно, словно ему не больно.
– Прекрати реветь, Олененок.
Он убирает волосы с моего лица. Пряди прилипли к щекам. У меня несчастный вид – все, как он любит, и Ян целует лицо, пробуя на вкус соленую кожу…
Отрывается, чтобы взглянуть в глаза.
У него светлые глаза стального оттенка. Абсолютно спокойные и пустые, хотя за холодом, я вижу, прячется агрессия.
– Все позади. Тебя отвезут домой… Я с тобой не поеду.
– Ян, – шепчу я.
Мне очень-очень страшно оставаться одной. Но признаться почему, я не могу. Просто плачу.
– Мы встретимся завтра. Когда я разберусь с этими ублюдками. Ну же, вставай.
Ему не до меня.
Но ты не разберешься, Ян. Не разберешься, пока не узнаешь правду. К сожалению, вместе с правдой обо мне. Я давлюсь слезами, а Ян не понимает, почему я так убиваюсь.
– Испугалась?
Я киваю.
Этот удушливый ужас я забуду нескоро.
– Тихо, – сказал он, как заклинание и я, о чудо, затыкаюсь, с облегчением уткнувшись ему в грудь.
На затылке успокаивающе лежит ладонь. Ян обладает чудесным свойством сильных мужчин: в его присутствии не страшно.
– Все, – добавляет он, целуя меня взасос. – Заберите ее!
Я почти ничего там не видела. Охранник – не Герман, другой, отвозит меня домой. Там я принимаю горячий душ, икая, пытаюсь успокоиться. Меня трясет, колотит, и истерика не заканчивается. Из душа вытягивает звонок. Я бегу за телефоном, надеясь, что это Ян – безумно хочу услышать его.
– Больше не встречайтесь с Горским, – знакомый голос обливает меня холодом. – Гонорар переведут через месяц.
– Это вы устроили нападение?!
Не выдерживаю и начинаю рыдать.
– Нет, это совпадение.
– Какое совпадение?! Не делайте из меня дуру!
– Вы и есть дура, Вера, – жестко произносит он. – Забудьте обо всем, что произошло. Горскому откажите во встречах. Через пару недель он сам вас забудет и переключится на другую. А вас ждет награда и новая жизнь.
– Он заедет завтра.
– Вы меня услышали? Откажите во встрече.
Молчу.
– А если я не хочу?
Мне страшно. Больно. А еще я хочу, чтобы завтра Ян приехал. Хочу еще раз посмотреть ему в глаза и обнять плечо, которым он закрыл меня сегодня.
– У вас будут проблемы, Вера.
– Знаете, я не буду рвать с Горским, – заявляю я, считая себя смелой и правильной.
Ян задел меня за живое, а хорошие девочки от любви не отказываются и всегда получают награду. Такие у меня были наивные мысли.
– Вы не боитесь?
– Нет. Я ничего ему не скажу, а если будете угрожать, то… Расскажу все. Не думаю, что ваш заказчик страшнее господина Горского. Не трогайте нас.
Я отключаю телефон и глубоко вздыхаю.
Дала отпор мерзавцам. Да, мне не переведут деньги и плевать. Я хочу встречаться с Яном.
Мне кажется, я влюбилась.
Утром я успокаиваюсь. Все кажется не таким страшным. Не знаю, что возомнили о себе эти уроды, но с Яном им не тягаться. Иначе ему бы не устраивали хитроумную ловушку: со мной в главной роли, к сожалению.
– Как ты, моя девочка? – раздается утром звонок.
У Яна хрипловатый голос. Уставший, словно он не спал всю ночь. Безумно сексуально звучит и я не сразу понимаю, почему…
Ян хочет меня.
Я его вчера раздразнила – второе свидание дразню, но каждый раз что-то мешает. Он одержим и желание прорывается в голос. С ним, как и со мной, это впервые. Взрослые мужчина и женщина легко получают то, чего хотят… Это у нас все иначе. В его голосе предвкушение. Ян представляет, как будет обладать мной, это просто слышно…
– Все хорошо.
Голос немного дрожит.
– Успокоилась? Встретимся вечером?
Да, да, да, Ян!
– Никаких клубов, – хрипло продолжает он. – Заберу тебя в восемь и поедем ко мне. На всю ночь. Поняла?
У меня слабеют колени, а внизу живота появляются те же чувства, что и вчера. Он зовет меня на всю ночь. Понятно, что мы будем делать…
– Поняла, – голос дрожит, но "нет" я не сказала.
Хотя лучше бы отказала. Но тогда я еще не знала, чем все закончится. Думала только о нем.
– До вечера, Олененок.
Я готовлюсь: делаю эпиляцию и педикюр, в предвкушении от предстоящей ночи. Звонок от Альбины Борисовны раздается в тот момент, когда я крашу ногти розовым лаком.
Этого звонка я боялась.
– Вера, дорогая, ты не поняла, что общение с клиентом нужно прекратить?
От слов веских Альбины Борисовны быстро бьется сердце. Как молоточки в висках. С ней опасно спорить.
– Заказчик недоволен, дорогая. Ненадежно себя ведешь. Ты должна перестать встречаться с Горским.
– Почему? Я ничего не расскажу ему.
– Понимаю, что наш ВИП-клиент произвел на тебя впечатление. Но этот мужчина не для тебя, Вера. Он тебя бросит через пару встреч, а карьеру ты погубишь. Если он позвонит еще раз, попрощайся с ним. Иначе это сделает заказчик.
– Что вы имеете в виду? – пугаюсь я.
– Ему сообщат, что ты работала с ним по найму. Ты играешь с опасными людьми, дорогая. Будь благоразумна.
– А если я скажу нет?
Траурное молчание.
– Тогда это будет самый глупый поступок в твоей жизни, Вера. Я уже жалею, что связалась с тобой.
Она швыряет трубку.
Во рту металлический привкус. Я правда глупо себя веду. Я мечтала быть актрисой и мои мечты катились псу под хвост. Я надеялась, что меня защитит Горский.
Верила, что они ничего не скажут Яну. Тогда и им придется раскрыться вместо со мной, разве нет? Он выйдет на их след… Я уговаривала себя не бояться, потому что хотела встречи.
Возможно, максимум – испорчу отношения с Альбиной Борисовной. И то не факт, что будет плохо. Переведусь в другой вуз на крайний случай… И не исключено, что, если Ян узнает правду, им достанется больше, чем мне. Я еще вспомню его поцелуи и настойчивые пальцы, которые лучше всяких слов рассказали, что Ян Горский от меня без ума.
Все будет хорошо. Как наивна я была…
После полудня выхожу в магазин. Нужно купить мелочи и новые духи – для Яна, с нежным, приятным запахом. Шестым чувством выбираю «Шанс». Его любимый запах, как я узнаю позже…
А на обратном пути черная тачка отрезает мне дорогу. Из машины выходит амбал в маске и направляется ко мне. Я бегу, но меня настигают в два счета и наплевав на крики, засовывает в салон, где ждут еще двое.
Рот заклеивают скотчем.
Я орала на улице. И всегда думала, что в такой ситуации прохожие помогут. Запомнят машину. Вызовут полицию. Ее отследят по камерам… Думала, что похищений среди бела дня не бывает.
Только я не учла, что, когда тебя похищают, люди в ступоре и боятся подходить. А когда решаются вызывать полицию, ты уже далеко. В безопасном месте меняют машину, и вот уже через час ты находишься в неизвестном, холодном месте с повязкой на глазах, связанными руками и заклеенным ртом.
Полностью в чужой власти.
– Нам придется серьезно поговорить, Вера, – сообщает замогильный голос. – Ты нарушила условия договора.
Глава 4
Первое, что они делают – рвут и срезают одежду. Я ощущаю холодное прикосновение лезвия к бедру, когда юбку режут по шву. Затем руками рвут белье.
Я ничего не вижу.
Повязку снимут в самом конце, чтобы я не опознала их.
– Вкусная девочка, – ржет один из них.
Их четверо, как в клубе.
Только здесь нет Яна, чтобы помочь. Я кричу сквозь скотч, когда меня шлепают по ягодицам. Затем понимаю, что крики не помогут и просто плачу, голая, сжавшись в комок.
– Мы еще с тобой поближе познакомимся, – обещает хриплый голос, полный похоти. – Вставай, сучка!
Меня переворачивают, заставляют подняться и спиной прислоняют к холодному бетону. Затем срывают повязку и отступают.
Я жмурюсь от боли.
Глаза режет яркий свет – в лицо бьет прожектор. За световой завесой скорее угадываю, чем вижу, очертания камеры на треноге и мужской силуэт.
Остальное тонет во тьме.
– Тебя предупредили несколько раз. Тебе давали хорошие рекомендации, жаль, что мы ошиблись. Теперь мы должны записать на тебя компромат.
Нет.
Я жмурюсь, давясь беззвучным плачем.
Они сделают запись, чтобы шантажировать меня. И я прекрасно понимаю, что это будет за запись. Куда меня втравила эта сволочь преподавательница – тоже понимаю. В этом месте они снимают девушек, чтобы те их слушались. Заставляют, как проституток. Я боюсь того, что будет дальше.
Боюсь до боли в животе и сведенных судорогой ног. Это же беспроигрышно: я могу взбрыкивать, как угодно, но они запишут, как меня насилуют и у них будет стопроцентный способ шантажа. Это осознание едва не стоило мне рассудка.
Они снимают скотч.
Отлично помню, как я стою на фоне серой стены подвала, и дрожу, закрыв руками грудь и пах. Мне холодно. Я раздета и унижена. Кожа покрыта мурашками. Крошечный клочок малиновой блузки, на котором стою, совсем тонкий и ступни мерзнут.
Я всхлипываю, но уже не плачу.
Просто не могу – глаза сухие. Ядерная смесь, которую я ощущаю, ужасна.
– Ян вас уничтожит за это…
– Ты сама знаешь, что нет. Он уничтожит тебя.
Человек, который еще недавно так мило общался со мной по телефону, превратился в палача.
– О чем ты думала? Ты правда поверила, что мы позволим тебе крутить хвостом? Ты расплачиваешься за свои косяки, девочка!
Носом втягиваю холодный воздух, чтобы не разрыдаться. Пахнет старым бетоном. Интересно, сколько девушек побывало в этой «студии»?
– Ты должна сказать правду.
Глазок видеокамеры черной точкой смотрит на меня. Немо и равнодушно. Они запишут издевательства. Они уже это делают, и все что я могу – стоять на своем и все отрицать.
– Вы покажете видео ему?
– Его никто не увидит, если ты согласишься с нашими условиями!
А если нет – сольют записанный компромат. Начинаю плакать, но только голосом. Хнычу, от разочарования в людях. Я им верила!
– Я не тороплюсь. А ты не простоишь всю ночь, девочка. Не упрямься. Скажи кто ты и что здесь делаешь.
– Нет, – качаю головой, еще теплится шанс, что все разрешится.
Не знаю, откуда этот упрямый оптимизм.
Он не отвечает. Откуда-то плывет ароматный, тяжелый запах табака, словно раскурили сигару или трубку. И я понимаю, что он тоже здесь.
Стоит где-то за границей темноты и смотрит, как голая, я давлюсь слезами в круге света.
Я не вижу ничего. Прожектор слепит глаза. Черт возьми, я оказалась на сцене, как и мечтала, только кто сказал, что наши мечты сбываются, как хотим мы? Мои все сбылись не так. Насчет карьеры, семьи… Яна Горского. То, что они делали со мной, чудовищно.
И они оказались правы.
Стоять невыносимо, а они никуда не торопятся. Продюсер за кадром дымит и по подвалу плывет дымка. Я в ловушке. Никто не знает, где я.
Я стою долго.
Плачу, прошу отпустить, но они просто наблюдают из темноты. Начинает казаться, что у меня едет крыша и вокруг нет ничего, кроме бетона и белого слепящего света…
– Скажи правду. И сможешь пойти домой. Иначе мои парни трахнут тебя, а я это запишу. Тогда Горский увидит эту запись. Сама решай. У тебя три минуты.
Губы дрожат.
– Меня зовут Вера, – наконец произношу я. – Я актриса.
По щекам текут слезы. Они снимают общим планом: прекрасно видно обнаженную фигуру. Говорю и ненавижу себя за это. Но другого выхода нет.
– Меня наняли, чтобы я познакомилась с Яном Горским и отвела его в клуб «Небеса» на два свидания…
Всего две фразы.
Все, что от меня хотели. Камера выключается, а я рыдаю в первый раз в голос. Потому что они доломали меня и заставили признаться. Потому что устала и продрогла. А самое главное, Ян это услышит… Это конец.
Это в любом случае конец.
– Тебя отвезут домой после того, как парни с тобой закончат.
Меня уже не снимают. Падаю на колени и плачу в ладонь.
– Вы сказали, меня отпустят!
– Ты слишком упрямая. Нам нужны гарантии, что ты к нему не пойдешь. Думаю, после такого – точно, правда, Вера?
Издевка в голосе.
Внутри меня что-то вопит от страха. Я хочу все исправить. Я не хочу, чтобы со мной произошло это и кажется, что я еще справляюсь с ситуацией.
– Я обещаю, что больше не подойду к Горскому!
Я слышу скрип: кто-то за пределами видимости уходит, открыв скрипучую дверь. Уверена, что это курильщик. Не захотел смотреть на то, что будет дальше…
– Нет! – ору я.
Я плохо помню, что произошло потом. Это было предобморочное состояние, в котором я ничего не соображала, как перепуганный… олененок перед расправой. Я думала, нас будут снимать. То, как эти мужчины делают со мной ужасные вещи. Стояла на куске малиновой тряпки, в которую превратилась моя блузка, ожидая, что сейчас со всех сторон на меня бросятся эти звери.
Меня охватывает дрожь.
Кто-то перехватывает руки горячими пальцами. В ухо дышат и меня валят на пол, одновременно закрывая рот, когда вскрикиваю.
– Дай скотч, – раздается хриплый голос.
Мне хотят заклеить рот, чтобы я не орала. Я надсадно ору в ладонь и пытаюсь извиваться. Но ноги онемели, налились свинцом и больше не слушаются меня. Тело и сознание как будто ватные. Я понимаю, что уже все…
Ощущаю липкий скотч на губах. Его клеят торопливо и грубо. Под него попадают волосы, я ною, ору, чувствуя, что со мной делают похотливые руки этих мужчин. Пока их двое. Они очень торопятся: то ли от похоти, то ли боятся, что не успеют.
Я мечтала об обмороке.
Не хотела я чувствовать, как силой мне разводят колени. Хорошо помню, как я надсадно ору и ничего-ничего не могу сделать – они сильнее меня… Это приговор. Мне. Моей наивности. Личности и, возможно, даже жизни… Я не знаю, чем должна была закончиться та ночь. Что они решили на самом деле. Они вполне могли избавиться от меня, кто знает.
Но мое желание исполняется: я теряю сознание.
Это к лучшему. Я почти ничего не чувствую и не слышу.
Потом помню, что в какой-то момент… дверь ломается. Этот треск и приводит меня в себя.
– Не двигаться!
Почти ничего не вижу, но слышу, как штурмуют студию. Вопли. Стрельба. Руки того, кто издевался надо мной и гнул на полу, исчезают. Я отползаю, раня колени. Трясущимися руками срываю со рта скотч, и он повисает на шее уродливым ожерельем. Я ору так громко и надсадно, что не узнаю собственный голос, полный животного отчаяния.
Только когда отползаю метров на пять и оказываюсь по ту сторону световой завесы, мне удается что-то увидеть сквозь слезы и пыль. Это студия, как я и думала. Свет. Камера. Все устроено профессионально. Есть мебель: диван, кровать и что-то, что я вообще не могу идентифицировать, пока не понимаю, что это цепи, висящие на стене.
Рядом с камерой никого нет.
Ни курильщика, ни черта из ресторана, который вел со мной беседы. Камера стоит без присмотра. Тех уродов уже трое и сейчас их вяжут у стены.
До камеры несколько метров. Я с трудом встаю – меня не держат ноги, но подхожу к камере и нажимаю на дисплей управления, чтобы остановить запись…
Все это время она шла.
Шла, черт возьми.
Пальцы сами нажимают «удалить». Сердце бьется, как ненормальное, словно я умираю от разрыва сердца. Она исчезла. Все, этого нет. Я удалила все, что они записали с самого начала.
Свой позор. Свое голое тело и признание и все, что было потом…
Я даже не могу осознать, что уже спасена.
Ступор. Шок. Я знаю, что, когда отойду, мне будет очень плохо. Но сейчас я ничего не испытываю и это спасение. И завтра или послезавтра, когда станет лучше, я буду знать, что записи нет. Никакого шантажа не будет.
Ко мне подходит Герман – лысый здоровяк в бронежилете. Тогда мы еще не были толком знакомы, я его только мельком видела.
– Вера? – на плечи он набрасывает белую шелковую простынь. – Все нормально?
Это он называет нормально?
Меня трясет, я только сейчас понимаю, что тихо рыдаю. Раньше я не замечала этого.
– Я отвезу вас домой. Все хорошо, мы их задержали. Ян сказал, приедет к вам, когда закончит.
– Ян… здесь? – выдыхаю я, глядя в это каменное лицо.
Герман безэмоционально кивает.
– Он поговорит с вами позже.
Меня спасли.
Все закончилось. Почти закончилось…
Герман отвозит меня не домой – в загородный особняк за глухим забором. Мрачный и пугающий. За воротами охрана, лают псы. Окна темные – никого нет дома.
Дом Яна.
– Он больше не хочет вас упустить, – Герман провожает меня, уставшую и в простыне, в гостиную. – Ждите его здесь.
Потолки, как в оперном зале. Интерьер в серых тонах, шторы цвета асфальта на окна до самого пола. Снаружи не проникает ни лучика света. Даже прислуги нет. Когда остаюсь одна на меня накатывает страшная тишина, словно в огромном доме нет никого, кроме меня.
Мрачное царство Яна Горского.
Я жду.
Выбора нет.
Моя кожа холодная. От нее пахнет бетоном. Пальцы ног промерзли насквозь. Обняв подушку, я тихо плачу на диване. Душу размалывает в крошево – выносить боль так трудно, что я раскачиваюсь.
На телефон приходит смс. На мой телефон. Герман принес мою сумку тоже, она валяется у дивана. Смска уже не первая. Я боюсь смотреть, что там. Не открываю. Хочу спрятаться от всех. Пусть разрывается телефон – хороших новостей не будет.
Закусываю губу и прячу лицо в подушку. От нее пахнет ландышем и мелиссой, травами. Глубоко вздыхаю, чтобы избавиться от наваждения. Мысленно я все еще там: повторяю на камеру признания, и все что началось потом помню тоже…
– М-м-м, – вырывается стон боли.
Я все удалила.
Надеюсь, что все.
Я хочу в душ, но не знаю, где ванная. Мне даже халата не дали. Только шелковую простынь молочного цвета. В ней я кутаюсь, и… Не знаю, чего жду. Просто пытаюсь дышать и научиться жить в новом мире, где тебя каждую секунду разрывает от боли.
Я боюсь момента, когда придется посмотреть Яну в глаза. Я не знаю, правда ли я удалила все или именно в эту минуту он смотрит, как я…
– М-м-м, – снова издаю болезненный стон.
Слышу, как позади распахивается дверь.
Я ждала не меньше часа.
Охрана? Сам Ян?
Я боюсь оглядываться… Но в отражении окна вижу, кто приближается к дивану. Гостиную пересекает Ян Горский, на ходу расстегивая запонки на манжетах, взгляд прикован к моему телу под белой простыней.
Мне хочется исчезнуть. Ян поворачивает меня к себе и, жестко прихватив лицо под подбородок, заставляет смотреть на себя.
Я от этого взгляда умираю заживо.
Всего несколько секунд стального взгляда. В серых радужках ничего не отражается. Только пустота и холод. Пугающие секунды. Потому что я не знаю о чем он думает. У Яна абсолютно непроницаемые глаза.
Он видел или нет?
Ненавидит меня или ни о чем не догадывается?
Взгляд завершается жадным поцелуем в губы. Сначала просто губы, затем глубже – он просовывает язык в рот.
И я поняла, о чем он думает.
Не о видео, видел его или нет – Яну все равно. Он думает о том, что под простыней я обнажена. И он видел меня голой на фоне серой стены. Вот, что его интересует.
Он хотел меня все это время и теперь нам никто не помешает.
Ян целует шею. Простынь еще на мне. Сильные руки держат меня, комкая шелк.
Он не груб, но и не ласков.
Ему нравится смотреть, как я схожу с ума, закрываю глаза и… не сопротивляюсь его рукам и губам. Но и не отвечаю. Не сейчас. Просто позволяю делать с собой то, что он хочет.
Ян стягивает простынь.
Сразу же сжимает грудь. Ему нравятся мои вишневые соски, но больше того нравится делать с ними все, что хочется. Он получил то, до чего не мог добраться несколько свиданий и сейчас наслаждался этим.
Ян привстает, чтобы расстегнуть рубашку.
Я смотрю, как он нависает надо мной. Колени разведены, и я не решаюсь сдвинуть их под пристальным взглядом Яна. Я еще прикрыта простыней, не считая груди. И знаю, что случится дальше.
У него мускулистый живот с полоской волос. Он сбрасывает рубашку, обнажая торс.
– Я не буду больше ждать, прости. И так слишком долго тянул.
Ян расстегивает брюки.
