Текст книги "Бывшие. Первая жена (СИ)"
Автор книги: Мария Устинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Глава 28
– Что там делать? Это твоя сестра. Мне есть, чем заняться.
Ну да.
Кому нужна какая-то непонятная баба с неизвестным ребенком.
У Горского полно своих дел.
А я еще переживала… Боюсь, он не заметит, даже если рожу от него еще раз… Незаметно выдыхаю и все-таки беру кусочек оленины отвлечься. Есть ее практически невозможно: жесткая, соленая и наперченная.
– Ты думаешь, Герман ранен? – пытаюсь сменить тему.
– Уверен.
– Знаешь… – вместо оленины беру хлеб. – Я думаю, он будет тебе благодарен за то, что ты пытаешься его спасти. Многие бы не стали. Он простой телохранитель.
– Нет, Вера. Он не простой телохранитель. Это приближенное ко мне лицо, который был со мной много лет. Доказал преданность делом. Я не бросаю тех, кто мне верен.
Когда я появилась в жизни Горского, Герман уже был. Другие менялись, лиц некоторых из ближайшей охраны в офисе или в доме я даже не запоминала. Герман действительно среди них выделялся.
– Он давно на тебя работает?
Ян смотрит на часы.
Проверяет много ли осталось от часа на болтовню.
– Восемнадцать лет.
Почти как брак, усмехаюсь я.
– Подожди, а восемнадцать лет назад ты уже был богат и нуждался в охране? Сколько тебе было?
Ян с интересом наблюдает, как я хмурюсь, подсчитывая.
– Ты не слишком был молод для такой охраны?
– Я работал на приисках. Перепродавал золото, Вера… Это была опасная работа. Германа я выкупил из плена, вылечил и взял в охрану, чтобы он меня защищал от тех, кто считал это золото своим. Ты спрашивала, как я поднялся. Вот так. С золотого дна.
– Ты брал золото нелегально? Ты серьезно?
Просто я никогда в нем этого не замечала.
– Похоже на шутку? Герман много раз доказывал, что ему можно верить тогда, когда никому нельзя. Ты хоть представляешь, сколько людей полегло в этом бизнесе?
Ян замолкает, глядя в огонь.
Ему одновременно не хочется говорить о прошлом, но все равно лицо светлеет – хорошее там тоже было.
Путь приятно вспомнить, когда он закончился победой.
Ян встает, бросив остаток мяса в костер.
– Нам пора. Хочешь еще раз взглянуть на Романа?
– Зачем?
– Просто так. Хочу предложить ему шанс.
Все еще не верит мне?
Но после того, как из моей руки выбили пистолет, лучше их не оставлять без присмотра. Иллюзия контроля. Если повезет, успею заткнуть ему рот, вдруг Роман решит поделиться информацией о Марке.
Он сидит в том же положении. Связанный и избитый, с обреченным видом. Обмен для него – не спасение, а продолжение пыток. Смерть.
– У тебя последний шанс, – Ян смотрит на часы. – Дай информацию о своем хозяине, получишь… все, что хочешь.
– Тебе нечего предложить, Горский, – Роман опускает глаза. – Ты все равно меня обменяешь.
Неужели сотрудничество с Яном хуже того, что будет после обмена? Не хочет говорить или ничего не знает? Как можно на кого-то работать годами, получить от него управление секретным отделом, бизнес, и не быть в курсе, от кого?! Парадокс: он в наших руках, а мы все равно не знаем о нем больше, чем Роман сказал сам. Даже силой не выбили.
– Твой выбор.
Ян поднимается первый, а я задерживаюсь, взглянув на Северного в последний раз. Все свои тайны он унесет с собой. Вот, что жаль.
– До встречи, – улыбается он.
От улыбки разбитыми губами мороз идет по коже.
– Не думаю, – я торопливо поднимаюсь за Яном.
Перед глазами стоит лицо Северного с темными глазами и этими разбитыми губами. Мне эта жуткая улыбка будет в кошмарах сниться. Уже когда лагерь оперативно снимается, и я сижу в заведенной машине, понимаю, что меня так испугало.
Не улыбка.
А ощущение от нее. Может быть, в Северном была обреченность, но не было страха.
На заднее сиденье садится Ян.
– Погнали, – бросает водителю.
В зеркало заднего вида смотрю, как срываются с места и углубляются в лес остальные машины. Роман в одной из них. Небо над нами светлеет. Мы двигаемся в разных направлениях. Они выдвинулись к месту обмена. Для них все только начинается. Мы к выезду из этого гиблого места, к цивилизации. Для нас все закончилось. Я в безопасности.
Сворачиваюсь на сиденье клубочком, засыпая под мерные покачивания дороги. Сквозь сон ощущаю, как Ян укрывает меня курткой.
Просыпаюсь от резкой остановки.
Уже рассвело. Мы на обочине лесной дороги. Охрана припарковала джипы цепочкой, Ян перед капотом звонит по спутниковому телефону.
Приспускаю окно, впуская промозглый сырой ветер. Закутываюсь в куртку, она теплая и пахнет Яном.
– Получишь Северного после того, как мои люди заберут его! – он говорит резко, не с боссом, с шестеркой. С кем-то, кто тоже привез Германа для обмена.
Что-то идет не по плану… Затем связывается со своими – координирует обмен, как сделку проводит дистанционно.
Минут через пятнадцать садится в машину. Обмен завершен.
– Вперед! – велит охраннику за рулем.
Машины стартуют от обочины. Окольными путями мы гоним в город.
– Как Герман?
Ян мрачный и злой, как туча.
– Плохо. Везут в госпиталь.
– Что с ним?
Ян отшвыривает телефон.
– Нам вернули практически труп! Он был без сознания, раненый! Сердце не выдерживало, повезет, если довезут до цивилизации!
– Мне жаль, – бормочу я.
Ян закрывает лицо ладонями.
Раньше я не видела, чтобы он так переживал. За Злату – точно нет. Может, за меня, когда Роман похитил? Вероятно, мы с Германом оказались единственными близкими ему людьми, надо же, какая ирония.
– Формально обмен состоялся. Северного пришлось отдать. Германа живым держали до самого обмена и перед этим ударили ножом! Мне вернули почти труп, ненавижу эту сволочь! Ненавижу!
Он орет почти так же, как я когда-то орала на него.
Но я подозревала, что так закончится. Напоследок Яну сделают подлость. Бесится, потому что ничего не может сделать. Они знали, что Ян пойдет на обмен в любом случае, даже если Герман умрет в процессе.
– Может, все обойдется, – говорю я. – Вертолет хорошо оборудован, его могут спасти.
– Я даже не знаю, что он рассказал на допросах. На нем были следы пыток.
Вздыхаю.
Что я еще могу сделать?
– Будем исходить из того, – решает Ян. – Что Герман рассказал все, что ему известно. Меняем все, всю систему безопасности…
У него осунувшееся лицо: задача не из простых.
Герман ничего не знал о том, что моего сына Ян велел спрятать. Не знал, кто это был и куда его увезли.
Ребенок в безопасности.
С остальным Ян справится.
К городу подъезжаем после полудня. Небольшой, не узнаю его: мы здесь случайные гости. Наши машины въезжают на территорию аэропорта друг за другом и двигаются по летному полю до неожиданно неплохого джета, который в маленьком аэропорту смотрится, как дорогой арабский скакун на сельских соревнованиях.
В окружении охраны поднимаемся по трапу с Яном.
Самолет частный, похож на тот, на котором мы летели с Северным.
– Костюм привезли? – бросает Ян стюардессе.
– Да, господин Горский!
Она притаскивает костюм на плечиках в чехле.
– Приведи себя в порядок перед взлетом, – просит он. – Летим в столицу.
О, боже… Он серьезно?
Ян удаляется в туалет, а возвращается с иголочки. Костюм, свежая сорочка, запах парфюма… Даже выбрит чисто и волосы уложены. Если бы не повязка на руке, никто бы не сказал, что последние сутки он провел в лесу, мучаясь от боли. Даже выражение лица становится таким же отстраненным и холодным.
– Да ну ты гонишь, – бормочу я, когда стюардесса притаскивает одежду в чехле мне.
Душа нет, зато раковина и влажные салфетки к моим услугам. Я бы и голову успела вымыть, но скоро взлетаем. Заплетаю волосы в косу. В чехле оказывается деловое платье, в пакетике смена белья. Освежаюсь в туалете и надеваю обновки, срезав бирки.
Сажусь напротив Горского.
Осталось немного и буду в столице. Даже не верится после всего, что со мной произошло. Как будто целая жизнь в лесу прошла. Смотрю на забинтованную руку Яна и не могу отвести взгляд от места, где был палец. С безразличным видом бывший смакует коньяк.
– Извини, можно вопрос? Твой палец нашли?
Вспоминаю, как лезвием он отшвыривает отрубленную плоть и начинает мутить. Но я должна спросить.
– Нет. Документов на фирму и пальца у Северного не было.
– Они добились своего. Что теперь, Ян? Что будем делать?
Вопрос – крик души.
Я через столько прошла за уикэнд, он потерял фирму и палец, а мы ни на йоту не приблизились к разгадкам. Только хуже стало.
Но Горский не выглядит расстроенным.
– Мы практически побили карты друг друга. У них был Герман, что-то могли выбить. Пока он не пришел в сознание, я не знаю, что. Но у нас был Северный. И я сохранил документы фирмы Корнилова, архивы, всю информацию, что удалось найти. Северному подсадили маячок, о котором он не знает. Я вычислю его, Вера.
– А отпечаток? Ты не боишься?
– Я три года не использую отпечатки для доступа, – он подзывает стюардессу. – Налейте моей спутнице коньяка. Тебе нужно расслабиться, Олененок.
Со скованной улыбкой принимаю бокал и залпом осушаю.
Стало ли мне легче?
Нет.
Но я сумела отвлечься перед взлетом на обжигающее ощущение в желудке.
Мы прилетаем к вечеру.
Пока одно, другое уже семь – после прерывистого сна в машине и самолете мне так хреново, что я ничего не соображаю, а коньяк меня добил.
Ян выходит из самолета как ни в чем не бывало. Раненую руку прячет в кармане брюк. Нас встречает штатный водитель. Скорее всего, кроме тех, кто был с нами, никто не знает, где он был и что делал. Никто не заметит, что что-то не так. Соврет, что с бывшей женой кувыркался где-нибудь на островах.
– Едем ко мне, – заявляет он, сажая меня в машину.
Сначала хочу возразить, а потом думаю: и куда мне? На съемную квартиру, откуда похитят? В гостиницу? Сейчас самое безопасное для меня место в городе – дом-тюрьма, откуда не выйти, пока Горский не разрешит.
Я не была здесь так долго и оставила такие плохие воспоминания, что уже в холле они обрушивается, как лавина. Не думала, что вернусь… Помню черное отчаяние, которое носила вместе с ребенком… Эти чувства дом впитал.
Ян, не обращая внимания, как дико озираюсь в холле, идет к лестнице на второй этаж.
– Будь как дома, – бросает, на ходу расстегивая пиджак, он всегда был черствым.
Поднимаюсь следом.
Кажется, научилась по спине читать: он устал. Я тоже. Опасность миновала. Просыпаются простые человеческие желания: поесть, принять душ, выспаться.
– У тебя найдется халат?
– Понятия не имею.
– А где горничная?
– Я уволил прислугу после похищения Златы. Лишние глаза и уши ни к чему.
– Только не говори, что сам меняешь простыни и готовишь завтрак, – пытаюсь сострить, но не получается, слишком устала. – Хотя бы, где искать одежду, можешь показать направление?
– Можешь взять мои вещи.
– Где гардеробная?
– Там же, где была.
Мы жили в разных спальнях, но вспоминать о том времени не хочется. От меня он съехал на другой этаж. Иду за Яном, к счастью, в спальню он и направляется. К интерьеру руку приложила Злата: пыталась стереть мрачные черты остановки. Но они остались – в высоких окнах за тяжелыми шторами и в темных стенах.
– Возьми, что нужно, – Ян кивает на дверь гардеробной, бросает на кровать пиджак, словно кто-то его уберет, и начинает расстегивать сорочку.
Чтобы не пялиться на голый торс, лезу за вещами. Стеллажи наполовину пусты. Пока смотрю на голые полки, Ян сообщает:
– Я выбросил вещи Златы после смерти.
Что еще ожидать.
Он и на похоронах не был. Или они еще не прошли?
Беру темно-серый халат. Белья нет. Вообще ничего нет, кроме его однотонных вещей: белых и черных сорочек, костюмов, халатов. Злата пыталась внести яркие акценты, но и они скоро исчезнут, как мусор с пляжа после утренней волны.
– Я в душ, – сообщаю я.
Ванных в доме много, так что не столкнемся.
Включаю воду погорячее и пока разогревается кабина, смотрю на себя в зеркало. Среди парфюмированных ароматов заметно, что от меня пахнет не очень: землей, дорогой и лесом. Кажется, даже запах масла Богдана еще здесь… Попытки привести себя в порядок в самолете не помогли, нужен полноценный душ.
Лезу под воду, закусив губу от боли и наслаждения. На коленях, локтях остались порезы после марш-броска по траве. Мышцы ноют. С удовольствием мою волосы, наношу бальзам – все мужских серий, но все равно приятно пахнет. Ян не любит резких запахов. Ополаскиваю голову, поворачиваюсь и застываю, заметив, что не одна.
Протираю запотевшее стекло.
– Ты что здесь делаешь?
Глава 29
Ян неторопливо вешает на крючок халат и кладет на раковину полотенце.
– Я не смогу принять душ с травмой. Мне потребуется помощь.
Бросаю взгляд на забинтованную руку.
– А подождать ты не мог?
– А в чем дело? – он приближается к кабине, бесстыже глядя в глаза. – Мы спали, Олененок. У нас все уже было. Тебе нечего скрывать.
Тихо втягиваю воздух сквозь зубы. Как от боли. Он, конечно, не то имел в виду… Но «тебе нечего скрывать» всегда напоминало и будет напоминать о видео. Интересно, эта обида и боль когда-нибудь утихнут? Или они навсегда?
Рубашку Ян снял и теперь расстегивает брюки. Ну, прекрасно! Не глядя на него, выскакиваю из распаренной кабины и заворачиваюсь в полотенце. Голой с ним мыться не буду!
Не реагируя на мой смущенный вид, Ян избавляется от остатков одежды и шагает в душевую кабину.
– Тебе нельзя мочить руку, – предупреждаю я, когда он начинает разматывать побуревший бинт. Сглатываю и отвожу глаза. – Тебе нужен врач.
– Знаю. Но сначала душ.
– Ну и дурак.
– Ты поможешь или нет? – он смотрит в глаза своим холодным взглядом.
Ноль флирта. Ноль интереса. Ноль смущения.
Рептилий не трогает нагота.
– Конечно, – со вздохом лезу обратно, но не сняв полотенце. Он вроде как из-за меня пальца лишился, ну, или по своей глупости. – Я помогу.
На руку стараюсь не смотреть. Затыкаю полотенце подмышкой, чтобы само держалось и берусь за губку.
– Только не поворачивайся, – прошу, размазывая по спине Яна пену.
По волосам и спине течет вода, но руку он старается не мочить. Не захотел в таком виде ехать к врачу. Ян Горский всегда должен быть в порядке и нормально выглядеть, даже если у него из спины торчит топор.
Главное, не увидеть слишком много.
Он прав, у нас уже все было. А еще я помню поцелуй в лесу – не знаю, что он значил, а Ян не объяснил. Но после этого я снова ощущаю неловкость. Наливаю в ладонь шампунь. Он отворачивается от воды, наклоняя голову, а это неудобно. Кто бы мне сказал, что буду мыть ему голову – не поверила бы.
Тянусь к волосам, грудью прижимаясь к его голой спине и замечаю в отражении, что Горский смотрит на меня.
Следит.
А затем медленно и нагло разворачивается и кладет ладони мне на плечи.
– Я же просила не поворачиваться!.. – шиплю, как кошка. – Почему ты не слышишь, что я говорю, Ян?
– Ты правда этого хотела?
Обнимает за талию, полотенце стремительно намокает под душем, и становится тяжелым. Я не слишком много вообразила, используя такие слова, как «Ян» и «слышишь» вместе?
Главное, не смотри вниз, Вера!
Смотреть в глаза тоже неловко… Вырываться – плохая идея, пол скользкий и полотенце вот-вот свалится.
– Отпусти, – прошу я, упираясь ладонями в скользкую грудь.
– Нет, – ладони уверенно и медленно скользят по бокам.
Мне правда не хочется выходить из-под горячего душа. Пусть намокло полотенце. Не хочется оставаться одной.
Но я знаю, что Ян – плохая компания.
Он не спасет от одиночества и не даст чувств, которые я ищу. Он просто лжет, что сможет.
Меня изучает холодный взгляд.
По лицу стекает вода, рана мокнет и болит, но Ян делает вид что все в порядке. Поджимаю локти, чтобы не потерять полотенце. Он поднимается выше: гладит плечи, лицо…
– Что ты делаешь?
– Я рад, что ты здесь. Что я не ошибся фатально второй раз и тебя не потерял. Я… был вне себя, когда узнал, что Северный тебя похитил.
Бросаю взгляд на разбитые костяшки.
Забавно, мы не ладим, но кроме него за меня не беспокоился никто. Что за скотская жизнь, в которой кроме Яна Горского обо мне никто не вспомнит? Пальцами левой руки он почесывает затылок, вкопавшись в мокрые волосы.
– Скажи правду. Ты думала обо мне?
– Когда?
– Там, у них. Когда была с Северным. Ты думала обо мне?
Странный вопрос.
Меня уносит в те дни и ощущения. Я смотрю сквозь Яна, вспоминая каждую секунду этого ада.
– Каждую минуту, – признаюсь я.
– И я о тебе, – палец скользит по губам мягко, словно меня касается перо.
Я понимаю, что он пытается сказать. Но никогда не скажет. Я больше не услышу тех слов, что сделали нас супругами.
Никогда.
Потому что с Яном не входят дважды в одну воду.
Перед глазами появляется картинка, как мы бежим через поле, взявшись за руки. Как он пытается поднять меня и не может. Вспоминаю в деталях: мой страх, болезненное лицо Яна, его разочарованный выдох, когда не смог… Не знаю, почему этот момент. Я замечаю, что Ян смотрит на меня, наклонившись.
Он тоже не здесь и сейчас.
А где-то там, на пол пути ко мне… Или в поле.
Я ведь правда только о нем три дня и думала. Каждый миг. Каждую секунду.
– Ты ведь здесь не потому, что тебе нужна помощь?
Шум воды глушит слова. Но Ян слышит – мы очень близко, из-за теплой воды границы размыты: не сразу замечаю, как плотно мы прижимаемся друг к другу и между нами только намокшее полотенце. Этот долбанный душ разрушает барьеры, которые мы возводили. Своим теплом и завесой воды, которая все скроет.
– Я пришел, чтобы тебя ощутить… Что ты здесь. Живая. Со мной. Что ты моя, Вера.
Вода попадает в лицо, и я закрываю глаза. Сквозь водяную завесу меня целует Ян. Дыхание смешивается с брызгами воды.
Легкий поцелуй между словами.
– Я от себя куски начал отрезать, – шепчет он, целуя угол рта, затем скулу. – Ради тебя, Олененок…
Он целует бровь.
– Ради тебя когда-нибудь такое делали?
Эти поцелуи… Они нечестные. Они обезоруживают. А еще показывают его намерения и дело тут не в сексе. Он привез меня и целует, потому что хочет. Потому что я его. Потому что он спас меня. Это поцелуи – знак принадлежности.
Им очень трудно сопротивляться.
Потому что он прав, черт возьми.
Никто и никогда ради меня не резал себя на куски. Тем более, такие мужчины, как он.
– Я вернул тебя, – исповедь Яна заканчивается поцелуем в губы.
Это такое пьянящее чувство – целоваться под душем с тем, которому обязана жизнью…
Отвечаю на поцелуй, кончиком языка трогая линию губ.
Это сносит крышу. Выворачивает наизнанку и вытряхивает из нас все, о чем мы думали и чувствовали за годы разлуки.
Наши языки сплетаются, мы целуем друг друга глубоко, взаимно и страстно. Упиваясь ощущениями, обо всем забыв. Мыслей и сомнений больше нет – ни его, ни моих.
Сознание отключается. Чувства на уровне тела – они никогда не врут. Мозг можно затуманить, но сердце не обманешь. Он держит меня за шею, не давая одуматься.
Глажу его щеки. Захлебываюсь под душем от эмоций и жажды по нему.
Скучала по тебе…
По мужским прикосновениям и телу. Боже, как я скучала!
– Вера… – горячо шепчет Ян, целуя глубже.
Намокшее полотенце падает на пол, мы полностью голые, бесстыже прижимаемся друг к другу. У меня так долго никого не было… Не было его. Мне нужен не кто-то – он, только он, потому что только Ян мог вызвать во мне настоящее желание. Инстинкты с самого начала отзывались на него сильно и страстно, как тигрица на зов.
Ощущаю, как ноет живот, колени подгибаются, как много лет назад – в клубе. Но вслед за мучительно-сладкой истомой возбуждения, меня бьют кнутом по нервным окончаниям. За негой приходят холод и страх.
Так неожиданно, что я останавливаюсь. Резко, словно на лезвие напоролась. Он и есть лезвие. Ян целует меня, не замечая, что мой жар остыл.
Что со мной?
Эти безумные чувства напомнили кое о чем…
О прощальной ночи перед разводом. Мы переспали. Я точно так же скучала по нему. Была голодна по вниманию, теплу, мне казалось, что лед между нами тает… Что Ян простил меня.
Думала, мы помирились.
А потом – как удар под дых – он встает, безразличный. Я никогда этого не забуду. Для меня тот секс многое значил. Для него – ничего. Еще одна победа надо мной.
– Постой, – съеживаюсь, пытаясь отгородиться от жадного рта, который ласкает шею, но больше это не распаляет и даже горячий душ не помогает согреться, я вся в колких мурашках. – Не надо, Ян!
Я не могу…
Не могу еще раз поддаться беспощадному чувству, а затем снова разрушаться под его ледяным взглядом. Хватит с меня катастроф! Новой не вынесу! Это был краткий обманчивый миг счастья, который закончился полной безнадегой: я осталась беременной и чуть не сдохла сначала внутренне, потом в родах. И теперь он хочет еще.
Наш последний секс полностью меня изменил, разрушил мне жизнь, после которой я долго себя собирала, и второго раза мне не будет.
Этот страх глушит любые чувства.
– Я не хочу! Нет!
Отталкиваю его и выскакиваю из душа.
Прямо на голое тело натягиваю халат и вылетаю из ванной. Оставляя следы босых ног, бегу по коридору из спальни. Сладкие следы на губах и вкус Яна смывают слезы.
Заскакиваю на кухню и останавливаюсь там.
Тело разнежено душем и его ласками, а в душе такие черные тучи, что жить не хочется. Меня трясет. Я стою в центре помещения и нервно дышу в ладонь. Чертов Ян!
– Будь ты проклят, – шепчу я. – Скотина… Я тебя ненавижу, ненавижу…
Кто мог знать, что любовь оставляет такие раны. Холодно. Кожа пылает, словно по ней водили острыми лезвиями.
Нужно уйти.
Мне нельзя оставаться…
Я чуть не совершила ошибку. Слышу, что Ян вышел из душа – из спальни доносится шум. Надеюсь, он ничего не ломает.
Я не знаю, что делать.
Просто жду.
Кажется, Ян собирается. На пороге кухни он появляется минут через десять. Обходит меня и выворачивает содержимое подвесного шкафа на стол. На нем уже брюки, свежая сорочка с не застегнутыми манжетами, к покалеченной кисти прижимает полотенце.
Пока я здесь переживаю новую катастрофу в душе, он просто оделся. Это остужает еще сильнее.
– Иди к себе, в спальню, – зло бросает он. – Я уезжаю.
Даже не смотрит на меня. Вываливает из аптечки на стол бинты и остальное.
– Вызови врача, – прошу я.
– Рана разболелась, – сдавленно огрызается он. – Не лезь! Иди к себе! Я поеду в больницу.
Злится за отказ. Хочет свалить из дома. Из-за меня. Из-за того, что произошло в душе. Он понял, почему я ушла. Понял и поэтому сейчас не смотрит. Молча подхожу и забираю бинт.
– Я помогу.
Накладываю его слоями – просто спрятать рану, врач все сделает, как нужно.
Пока он вызывает водителя, застегиваю на Яне сорочку. Даже завязываю галстук на узел… Он не выйдет в беспорядке даже если ему руку отрубить. Я что, извиняюсь? Это он должен извиняться за то, что сделал со мной перед разводом. Он. Должен.
Не я.
Но я все равно делаю это.
Мне жаль наши исковерканные жизни и отношения.
Резким движением Ян убирает мои руки и выходит из кухни. Поворачиваюсь к окну: через несколько минут он садится в машину.
Врача можно было вызвать на дом.
Он из-за меня уехал.
Ну и хорошо.
Бреду в спальню, на автомате убираюсь в душе: выжимаю мокрое полотенце и вешаю на полотенцесушитель. Где в огромном доме швабра понятия не имею и убираю воду с помощью бумажных полотенец.
Сушу волосы и надеваю другой халат – сухой и теплый. Мне придется спать одной. Технически это не так: во дворе бродит охрана, но дом пуст.
Ну и хорошо.
Ну и прекрасно. Я не собираюсь платить сексом за возможность спать с кем-то рядом. Мне хватило мужиков, которые постоянно лезут под юбку… Хочется плакать, но слез нет, я долго лежу, глядя в потолок сухими глазами.
Лучше бы ничего не было в душе.
Никаких поцелуев. Никаких слов.
Лучше бы он не приходил и все осталось, как раньше.
Открываю глаза, когда в окно вползает серое утро. Место рядом пусто. Что же меня разбудило? Кажется, Ян вернулся – во дворе паркуется машина. Умываюсь и в халате иду на кухню. Сварю кофе. Завтрак тоже не помешает.
Как раз заканчиваю с кофе, когда появляется Ян.
– Я тебя искал.
Бледный и с кругами под глазами – не спал всю ночь. Зато кисть профессионально перевязана.
– Знаю, – заметила, что сначала он пошел в спальню, затем в холл и только потом догадался проверить кухню. – Будешь завтракать?
– Да.
– Сейчас приготовлю. Видела в холодильнике яйца и бекон. Кофе готов, если нужно.
Стараюсь не встречаться глазами, когда Ян подходит за чашкой. Неловко за вчерашний душ. А еще у меня нет одежды и белья, под халатом я голая.
Нужно съездить за вещами… и увидеть сестру.
– Садись, я все сделаю, – хочу побольше пространства.
К счастью, Ян устал. Не споря, садится за стол.
Подрумяниваю бекон с двух сторон. Яйца жарю отдельно и соединяю на тарелке с овощами. Не знаю, что любит Ян, но я почистила и порезала огурец, добавила черри и рукколу. Понятия не имею, что он любит, кроме таежного шашлыка из сбитых оленей.
– Кажется, в первый раз готовлю завтрак за все время, что мы знакомы, – переставляю тарелки на стол. – Хочу съездить к сестре, хорошо?
– Я не должен напоминать, что любые поездки только с охраной?
– Нет.
Он пробует глазунью, оставляет один ломтик бекона, остальное сдвигает на край тарелки. Ест вяло, через силу. Мы не смотрит друг на друга. Мне кажется, он тоже сожалеет о вчерашнем. Открывать свои чувства всегда больно.
– Мне нужно отдохнуть… – он растягивает узел галстука, и встает. – У сестры не задерживайся. Пока поживешь со мной…
– Нет, – отрезаю я.
Снова отбиваться в душе или рисковать? Ни за что.
– Тебе не нравится дом? Или я?
Как припечатал.
– Неприятные воспоминания, – признаюсь я.
– Если не хочешь настолько меня видеть, что готова снова рискнуть быть похищенный – вперед. Но выгоднее перетерпеть мое соседство, не так ли?
Отвожу взгляд.
Ян, конечно, понял, что именно меня беспокоит.
– Больше не буду проявлять к тебе внимание. Выбери любую спальню, – он бросает на стол галстук, словно здесь есть прислуга, и выходит из кухни.
Это я, верно?
Новая прислуга, которая должна убирать вещи и готовить завтрак.
– Скотина, – беззлобно произношу я.
Мою посуду – не привыкла оставлять грязное. К сестре придется надеть то, что выдали вчера в самолете. Сойдет, но нужно будет закупиться. Откладывать не хочу.
Таню отвезли в закрытый ЖК за высокой оградой и с камерами по периметру. Ей, сельской жительнице, наверное, невыносимо гулять во дворе с тремя клумбами после сельских просторов.
В кондитерской напротив покупаю шоколадный торт. В цветочном – зачем-то букет роз.
Скорей бы увидеть Марка.
Впервые с родов, не считая фото. Меня трясет, как осиновый лист. Захожу в магазин игрушек – ассортимент небольшой, под внимательным взглядом продавца выбираю набор самых дорогих кубиков. Несу коробку подмышкой, когда месте с охраной вхожу во двор.
Я не предупредила о визите. Побоялась недовольства сестры.
Охрана остается на площадке, а я звоню в дверь.
Открывает незнакомая женщина.
– Да?
– Я Вера, – поясняю, догадавшись, что это домработница или няня. – Сестра Тани.
– Минутку, – впустив в прихожую, женщина удаляется. – Татьяна! К вам сестра.
Нервно жду, пока Таня не выходит из детской с ребенком на руках и от шока я едва не роняю подарки.
