Текст книги "Боль (СИ)"
Автор книги: Мария Шматченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Глава 12. Яблоко раздора
Фил шёл домой. Увидев Адриана, когда тот отрезал пожелтевшие цветы вьющейся розы на декоративной арке, он остановился и обернулся к нему.
– Здесь, говорят, чуть ли не рыцарский турнир из-за тебя устроили! – засмеялся племянник хозяев. – Правда, что ли?
– Из-за меня?
– Из-за тебя! – захохотал тот. – Из-за тебя! Чем ты их берёшь? Ты же чёрный! А вон даже белые с ума сходят! Немудрено, что дядюшка наотрез отказывается тебя продавать! Там состояния обещают, а он резко всем даёт от ворот поворот! – молодой человек достал сигару и спички, и закурил. – Вот смотрю я на тебя и понять не могу, чем ты так всех очаровываешь. Знаешь, когда вот недавно тебя били, – Фил прищурился, а потом демонстративно, намеренно выдохнул табачным дымом в лицо Адриану, – дядюшка бегал по гостиной и орал, что, если тебе испортят, изуродуют лицо, он всех самолично порвёт, что им будет хуже, чем тебе! Ха-ха-ха! Представляешь?
Филипп замолчал, внимательно наблюдая за работой Адриана. Его бесило, что этот жалкий раб вызвал такую бурю эмоций у Эйлин. Почему она так возмутилась проступком сестры? Что её так задело? Девушка и смотреть не хочет в его, Фила, сторону, а тут за раба заступается. Красивые черты лица, красивые руки, длинные ресницы, красивые волосы, красивые глаза… Красивый, что тут говорить? Но Фил белый, образованный, молодой человек из порядочной, аристократической, богатой семьи! Чем плох? А все смотрят на какого-то жалкого раба! Надоело! Приходят гости и тут же бегут смотреть на него, орать до чего тот прекрасен, умолять хозяина продать его, обещая заплатить баснословные суммы! Ух, как бесило это Фила! И вроде невольник тот, вроде его и за человека никто не считает, а его, племянника сэра Джеральда, охватывали жгучая обида и страшная зависть.
– Дай мне руку! – потребовал молодой господин у раба.
– Мою руку? – такая просьба его очень удивила, и Адриан подумал, что ему послышалось.
– Да, руку, идиот! Дебил, что, не слышишь, что ли?! Давай сюда!
«Зачем она ему, интересно?» – подумал Адриан, протягивая ему её.
Сэр Филипп грубо схватил его за запястье. У него глаза скосились от злости. Он скинул пепел в ладонь юноши и хотел уже затушить сигару, но потом почему-то помедлил.
– Ты мне, конечно, не поверишь, но сегодня, узнав эту историю, я даже пожалел, что у меня нет такой внешности. Лучше быть чёрным, но таким, как ты, или белым, но невзрачным, как…как я, скажи мне? – спросил он Адриана.
– Лучше быть свободным.
– Ха! Да у тебя язычок остренький!
И с этими словами он прижал сигару к его руке.
– Эй, Фил, ты чего там делаешь?! – раздался голос Джеральда. – А, ну, пошёл вон! Что тут произошло?
Хозяин подбежал к ним. Адриан спрятал обожжённую руку за спину и, превозмогая боль, попытался заверить, что всё нормально.
Но мужчина ему не поверил, он схватил его за руку, разжал ладонь и увидел ожёг.
– Фил! Ты кто такой, чтобы наказывать моих рабов?! Я тебе задам, – и к Адриану: – Очень больно? Потерпи. Иди сюда.
Он потащил его к фанату.
Джеральд засунул его руку в воду.
– Ах, мерзавец… Как он посмел? Избалованный мальчишка! – казалось, его совсем не волновало, что говорит так о родном племяннике рабу. – Ты его не бойся… Как же теперь работать будешь? Хотя бы левую, а тут ещё и правая! Что это на Фила нашло? Не пойму… Потерпи, моё золотце… Сейчас пройдёт. Вода холодная. Сейчас перестанет болеть… И всё ты их выгораживаешь! И с Геральдиной «целиком и полностью» твоя вина, и тут с Филом «всё нормально»… Не жалуешься… Что он тебе сказал?
Что несчастному невольнику было ответить? Что племянник его господина говорил ему, что тот красив, и интересовался, как добиться такого восхищения от себя в глазах людей? И поэтому Адриан ничего не ответил господину.
– Молчишь… По шее за это можно схлопотать! Подожди-ка…. Нет, пожалуй, я тебя с собой возьму. Пошли!
Хозяин, не выпуская его руку, повёл того в дом. Он снова привёл его в свой кабинет, в котором ещё ни разу в жизни раба не ждало ничего хорошего.
– Садись! – велел Джеральд, указывая ему на кресло.
Тот помялся – как он, раб, будет в господском кресле сидеть. Ему всегда воспрещалось даже прикасаться к мебели в доме.
– Садись! Что ж ты такой шуганный?! – раздражаясь, приказал хозяин, а сам подошёл к шкафу и достал аптечку. Вернулся и поставил её на стол. – Дай мне руку. Ах, мерзавец… Что на него нашло? Что там случилось? Или, – он засмеялся, – и сейчас это ты виноват «целиком и полностью»? Чего молчишь?
Джеральд откупорил пузырёк с мазью и посмотрел на раба.
– Что он тебе сказал, я ещё раз спрашиваю. Я его знаю прекрасно!
– Что…что я…красивый…
Хозяин рассмеялся.
– Вот Фил даёт! – он взял его за руку. – Ну, что, красавец? Отца надо слушать! Ты всё это никак понять не можешь!
Услышав о папе, сердце Адриана вздрогнуло, ведь он до сих пор не мог смириться с разлукой с Дарреном. Еле сдерживая слезы, молодой человек наблюдал, как сам господин перевязывает ему руку, как ловко работают его пальцы, как слои бинта ложатся друг за другом. «Так же и года, – почему-то подумалось внезапно юноше, – идут друг за другом. Смогу ли я забыть? Смогу ли смириться, что никогда не увижу отца?».
– Вот и всё! – голос Джеральда вернул его в реальность. – Болит?
– Уже нет. Спасибо вам. Вы очень добры ко мне.
– Да не за что! – неожиданно улыбнулся хозяин. – А как же иначе?
Тут открылась дверь, и вошла Конни. Она никогда не стучалась в кабинет к мужу, считая, что у того от неё никаких секретов быть не должно.
– Что это вы делаете? – удивилась хозяйка, глядя, как муж держит за руку раба, сидя перед ним на коленях. Адриан, увидев госпожу, тут же соскочил.
– Фил тут… руки распускает. Вернее, сигару… – объяснил Джеральд и встал с пола.
– Да ты что? – задумчиво произнесла Констанция. – Что, он ему руку поранил? За что?
– За красоту! – ответил Джеральд. – Адриан, ты можешь идти.
Когда тот вышел, он рассказал жене, что произошло.
– Да я всё видел издалека! – закончил супруг.
– Я сразу говорила – дебил этот ваш Фил! Он раньше проституток приводил, теперь вот наших рабов наказывать взялся без спросу!
– Я пойду с ним поговорю! Житья Адриану не будет. Фил такой: если кого возненавидит, не отцепится. Сведёт его в могилу!
– Значит, надо продать Адриана. Я Фила не уважаю за его хамское поведение, но всё же он племянник. Зачем ему нервы трепать? Нужно продать этого раба, раз он ему не нравится. Чего добру пропадать? Так хоть деньги будут. За него имения да пароходы предлагают!
– Никогда! Пусть хоть целый мир предложат, я ни за что не соглашусь! И мы не бедствуем. Сами пароход можем себе позволить, – резко отрезал Джеральд, выходя из комнаты.
Дядя нашёл своего племянника в гостиной.
– Ну, что, соты мои медовые? – глубоко вздохнул Джеральд, садясь рядом на диван. – Что ты мне скажешь?
– Что скажу? – задумчиво переспросил его Фил после долгого молчания. – А что вы хотите услышать от меня, дядюшка? Слова раскаяния или…или правду?
Джеральд глубоко вздохнул и, взяв себя в руки, мягко сказал племяннику, что, когда бывает в гостях у них дома, то очень бережно относится к их имуществу. И ему хотелось бы, чтобы он отвечал ему взаимностью, поступая точно так же. Юноша молчал. Что творилось в его душе, дядя не знал, даже не догадывался.
Ревность… Филипп ревновал близких к Адриану, а не завидовал последнему. Для зависти ведь нужно признать, что тот в чем-то лучше! А сказочно богатый аристократ слишком был горд, самоуверен, чтобы опуститься до такого: испытывать чувство зависти к какому-то ничтожному рабу! Молодому человеку просто казалось, что родные уделяют ему внимания меньше, чем, по сути, постороннему человеку! Этот невольник – им никто, а Фил – племянник!
Меж тем молчание племянника начало малость сердить сэра Джеральда:
– С какой стати ты решил, что имеешь права причинять…бо…большой ущерб моей собственности?! А?! – потом он глубоко вздохнул, немного помолчал и уже спокойно продолжил: – Прости меня, если я не уделял тебе должного внимания, если тебе так показалось, то прости! Но зачем портить мои вещи? Что мне с ним теперь делать? Как он работать будет? Левой рукой?
– А вот никак! – Фил соскочил с места, сжав кулаки, раздражаясь все сильней и сильней. – Он же здесь у вас для красоты! Аж бесит! Понимаете, меня бесит это! Пусть сядет среди роз, как одна большая, чёрная, и сидит, а все в округе будут орать: «Как это прекрасно!». Он же у вас по большей части для этого?! Или знаете что? Если вы его так любите, посадите рядом с собой и хоть целыми днями любуйтесь на эту красоту неземную!
Дядя прикрикнул, чтобы он успокоился, призвал его вести себя прилично, говорил, что это, в конце концов, не очень адекватное поведение, но всё оказалось без толку!
– Надоело! Опостылело! Это безумие какое-то! Издевательство чистой воды! – не унимался Фил и отскочил в сторону, постоял словно бы перед кем-то воображаемым, состроил сладкое выражение лица, причудливо изогнул тело и тоненьким голоском заверещал: – О, Боже! Какая красота! Вы только посмотрите! Какие у него глазки, ручки, волосики! – потом снова обернулся к дядьке, глаза его как будто недобро сверкнули: – Да я бы отдал все сокровища мира, включая Египетские пирамиды и Китайскую стену, если бы имел их, за него! И знаете зачем? Чтобы убить его! Мне надоело, что вы все тут с ума посходили из-за какого-то недочеловека, нахваливаете жалкую крысу!
– Это не адекватное поведение, Фил! – прикрикнул на него дядя.
– Нет. Это вы ведите себя не адекватно. Адриан – раб, человек с приставкой «недо», но человек! Вы, как извращенцы, считаете его вещью, дабы так оправдать своё неадекватное поведение по отношению к нему. Какое дело Эйлин до того, что её сестра целует раба?! Ну, дура, значит, эта Геральдина! Ей-то что с того? Может, сама не прочь поцеловать его…?
– Геральдина не дура! Это был её минутный порыв, минутная слабость. А Эйлин просто стало стыдно за такой позорный проступок сестры… Твой покойный папа был большим поклонником искусства. Он собирал картины, дорогие скульптуры… А мне вот нравится Адриан! Мне кажется, он очень красивый!
– Может, вы влюбились в него, дядюшка?! Может, вы из тех, кому нравятся мужчины?!
Тут уж Джеральд не выдержал! Что бы его обвинили в таком! Да и еще не просто какой-то посторонний человек, а родной племянник!
– Что ты такое говоришь?! – закричал мужчина, срывая голосовые связки. – С ума сошёл! Ты меня за извращенца какого-то держишь?! Он раб, вещь!
– А что это вы его так защищаете? Я вам племянник, а он раб, так вы даже меня не жалеете! Чуть ли не убили меня из-за него! Ну, затушил я об его ладонь сигару, ну, и что с того? Я виноват, я неправ?! А-а-а-а, не отвечайте, дядюшка, я знаю, я неправильно поступил – нужно было об его смазливую мордашку это сделать!
– Я сейчас тебе…!
Филипп на всякий случай отошёл в сторону и оттуда подначивал, говоря, что оказался прав, что они раба любят больше него, что променяли родного племянника на какое-то ничтожество. Но самыми обидными словами для Джеральда оказались последние:
– Он никогда не ответит вам взаимностью! Никогда!
Ну, надо же было такому случиться, что именно в эту самую минуту в сопровождении Адриана, нёсшего букеты роз, в комнату вошла Констанция!
– А-а-а-а-а! – закричал Фил. – Вот и яблоко раздора!
– Фил, пошёл вон, – спокойно сказала Конни. – Я не собираюсь больше терпеть твоё хамское поведение. Адриан, иди сюда! Сначала в эту вазу поставим. Эвелина любит розы!
Джеральд, стараясь успокоиться, отрывисто дыша, переминаясь с ноги на ногу, сказал жене, чтобы они украшали, а потом он прикажет посадить раба на цепь. Констанция сама не знала, откуда нашла моральные силы, и спокойная как слон, возразила, что не надо ни на какую цепь, что в прошлый раз и живого места не осталась на Адриане.
– Одного садовника продал, второго хоть оставь. Или я сама должна всё делать? – закончила супруга.
– В этом нет необходимости! – внезапно раздался голос Фила. – Я уезжаю! – молодой человек подбежал к ним. – Можете не представлять к нему охрану под предлогом посадки на цепь! Ничего я ему не сделаю. Но попомни мои слова, ничтожный раб, – сквозь зубы проскрежетал господский племянник и за подбородок развернул лицо Адриана к себе, – сейчас ты писанный красавец, но пройдёт время, – а я терпеливый, я умею ждать, – я тебя так изувечу, что мать родная не узнала бы! После смерти дядюшки всё наследство перейдёт ко мне, потому что я единственный мужчина, состоящий ему в близком родстве! Ты будешь моей собственностью, и я сделаю с тобой всё, что захочу, и тогда ты пожалеешь, что на свет родился! Ты понял? – но тот молчал, не зная, что ответить, прекрасно понимая, что племянник хозяина обязательно выполнит свои обещания. – Я тебя спрашиваю?
– Как можно думать о смерти близкого человека? – тихо прошептал Адриан, скорее себе, а ни ему, но сын Фелиции его услышал и, с красным от возмущения лицом, хотел было что-то ответить, как вдруг Джеральд прервал его:
– После моей смерти, Фил, всё перейдёт моему сыну!
– Какому сыну? – хором спросили племянник и жена.
– Который у нас с Конни обязательно когда-нибудь родится, – спокойно ответил хозяин. – А теперь я тебя больше не задерживаю.
– Тётя Конни, иногда мужчина изменяет своей жене, но необязательно с женщиной, вы задумайтесь над тем, почему дядя Джеральд так не хочет продавать Адриана…
Он лукаво улыбнулся и развернулся на каблуках, чтобы уйти… Как вдруг хозяин дома вскрикнул и упал на пол без чувств…
Глава 13. Свобода
– Дядюшка! – воскликнул Фил, упал на колени рядом с ним и зарыдал.
– Джеральд! – в испуге вскричала госпожа. – Адриан, беги на кухню, попроси воды для господина. – Ну, что, Фил, доволен? – спросила она, когда невольник ушёл. – Из-за какого-то раба дядю довёл?
Филипп в ответ тихо попросил прощения, признался, что был сам не свой, с ума сошёл из-за ревности. Конни хотела ответить что-то, но в этот момент вернулся Адриан с водой.
– Спасибо, Адриан, – сказала Конни и раздражённо обратилась к племяннику: – Я лучше пристрелю этого раба, но тебе он не достанется! И дом спалю!
– Никого не надо стрелять и ничего не надо палить… – открыв глаза, сказал Джеральд и сел. – Спасибо, – поблагодарил он, беря в руки стакан.
– Славу Богу! – воскликнула Конни.
– Ты чего ревёшь, как девица? – спросил дядя племянника.
Простите меня, пожалуйста… Я приревновал вас к рабу…
– Иди отсюда… Адриан, помоги мне встать.
– Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, хорошо.
Его голос мягкий и участливый, его взгляд добрый и ласковый… «Неужели он, и правда, за меня испугался?» – подумалось внезапно Джеральду, и на сердце его почему-то потеплело.
Фил, хотя и ревел как девчонка, прося прощения, свою угрозу выполнил, покинув поместье тут же, как дядюшка, придя в себя, его выгнал. Конечно, ему было жаль Джеральда, и он винил себя в том, что из-за какого-то жалкого раба довёл его до обморока. Но мог ли и дядя не говорить ему «иди отсюда» при Адриане? Всё-таки они родные люди… Негодование, обида ели сердце молодого человека. Да, он был неправ, но зачем орать на него при постороннем? «Нет, это всё равно неспроста! – думал Фил. – Чего это дядя Джерри так заводится, если вдруг кто-то едва ль заикнётся о продажи этого раба?! Вот увидите, что я был прав!».
Он приехал в город и решил зайти в гости к своему приятелю по институту. Тот жил в той же квартире, в доме, на первом этаже которого располагалась булочная, куда Фил и заглянул. Ничего там не изменилось. Всё те же полки, всё та же деревянная отделка, те же панели, те же столы, то же распределение продуктов, та же продавщица за прилавком, дочка хозяина лавки. Мэрбл, так звали эту девушку. Молодой миллионер даже имя её запомнил. На самом деле при рождении бедняжку назвали Мэйбл, но потом неправильно записали. А мистер Патрик, её отец, выяснил у какого-то учёного человека, путешественника, что где-то есть пещера, которая называется Мэрбл, и решил, что это имя очень красивое. Так Мэйбл стала Мэрбл. А историю о том, как булочник назвал дочку, знали чуть ли не все покупатели.
– Здравствуйте, мистер Филипп! – вежливо поздоровалась девушка, сразу узнав его.
Он обернулся к ней. Она была всё той же. Длинные, золотисто-русые волосы, загорелая кожа, большие глаза, пухлые губки, красивые, изогнутые брови. Они с друзьями ещё шутили, что та, наверное, совсем не уходит с солнца, наверное, хочет походить на негров. Мэрбл оставалась всё той же девушкой, которая в тайне от своего отца кормила бедных студентов, промотавших свои карманные расходы на развлечения.
– Добрый вечер… – медленно отозвался Фил.
– Чего желаете? У нас новые булочки появились.
– Смерти, – неожиданно даже для себя ответил молодой человек.
– Ну-у-у-у, у нас такого товара нет! – рассмеялась продавщица.
– Ой, простите… – ему стало стыдно за себя. – Чего это я?
– Проблемы замучили? Впали в меланхолию? Всё это временно!
Фил взглянул на неё, и на сердце от чего-то потеплело.
– Не знаю, не уверен… Ссора с родственниками иногда продолжается всю жизнь.
Продавщица заметила, что мы сами до такого доводим, не желая примириться. Молодой человек взглянул на неё, не зная даже, что сказать. Наверное, она права, но… Возможно ли исправить то, что уже сделано, возможно ли вернуть уже сказанные слова обратно, и так, чтобы все забыли о них? Конечно же, нет…
Самое ужасное, что юноша в общем-то и не жалел ни о чем. Он винил во всём родственника, считая, что тот ведёт себя очень и очень странно. Как можно столь неадекватно относиться к рабу?! Тем более, что и Джеральд сам сравнивает его с вещью. Он же не бросается на людей, если заметит, как кто-то из гостей отметит комплиментом красивую вазу, и выразит желание иметь такую же! А если речь идёт об этом невольнике, то да! Это же безумие!
Фил воспринимал Адриана, как человека второго сорта. И да, именно, как человека, а ни как «вещь». Для него он являлся парнем, который волею судьбы оказался в таком положении, и который, конечно же, и ногтя его, аристократа, не стоит. Поведение же родственников ввергало его в недоумении и даже малость шокировало. Молодой человек не знал, как его объяснить. Да, красивый юноша, раб, но всё-таки юноша, а ни предмет в поместье. А они там все с ума сходят, превозносят невероятную красоту парня, – даже не девушки, а парня! – под предлогом, что он что-то типа «комода» или «вазы»! И уделяют внимание построенному человеку больше, чем родному племяннику! Сын леди Фелиции глубоко сомневался в том, что Эйлин влюблена в Адриана, как в красивую куколку! Он нравится ей, как мужчина!
Филипп, задумчиво глядя на деревянные полки за спиной Мэрбл, но словно бы и не замечая их, тихо сказал:
– У моего дяди на старости лет съехала крыша – он с ума сходит из-за одного раба, – молодой аристократ и сам не мог понять, почему ей это рассказывает, – а раб этот редкостно красив, смотришь на него и глаз отвести не можешь. И люди просят дядю продать его, а тот тут же начинает злиться.
– Да не уж-то такой красивый?
– Да, к сожалению, нужно это признать. Что лгать, если это так?
– Неужели красивее вас? Я помню, когда вы заходили в булочную, покупательницы все до одной заглядывались на вас.
– Что-то я такого не припомню… – угрюмо возразил Фил.
– Да нет! Правда! И даже я забывала обслуживать других, не слышала вопросов, потому что смотрела на вас…
– Не утешайте меня, милая Мэрбл! Дело не в этом. Этот раб вызывает такое восхищение у людей, а сам, наверняка, мечтает сбежать. Наверняка, спит и видит вольную!
– С ним обращаются, как с принцам из-за его красоты, а он ещё и не благодарен?
– Нет, как с грязью обращаются… Лупят чуть ли не каждый день просто так… не за что… – и тут Фил замолчал на полуслове, какая-то мысль пришла ему в голову. – Ну, конечно! – внезапно воскликнул молодой человек после долгого молчания. – Вот, оказывается, в чём дело!
– Что случилось?! – испуганно спросила Мэрбл.
Фил взглянул на неё, и девушка показалась ему такой прекрасной, что тот замер на мгновение. Потом счастливо рассмеялся – ему казалось, что он был слеп, а теперь прозрел.
– Я грубо обошёлся с этим рабом, затушив сигару о его ладонь. Я спросил его, что лучше: быть чёрным, но таким красавцем, как он, или белым, но страшным, как я. И он ответил: «Лучше быть свободным»… – торопливо стал рассказывать Фил. – Внешность не главное. Что мне, дураку, не жилось?! Всё ходил гордился знатным происхождением, деньгами, положением в обществе и злился, злился при этом ещё! Нет, главное, это душа, наша человечность…. Мэрбл, как я этого раньше не понимал? И он открыл мне глаза. Я злился, а бывает, что кому-то ещё хуже, чем мне… У меня, дурака, свобода есть, а я ещё и жалуюсь на судьбу, что судьба не сделала из меня такого же красавца, как этого Адриана!
– Давайте я заварю вам чаю? Вы так взволнованы…
– Какое же это счастье – быть свободным… – и на его глаза выступили слезы.
Мэрбл с восторгом и волнением смотрела на Филиппа. Как и тогда, несколько лет назад. Какой же он…! Какой! Желая, чтобы он мысленно отметил её ум, она добавила к сказанным им словам:
– Иногда мы жалуемся, что не можем уехать далеко-далеко, жалуемся на рутину, нам хочется свободы…. А ведь для этого раба – такая жизнь, как у нас, мечта несбыточная. У нас мало свободы, но у него нет и такой…
Но юноша пребывал в таком волнении, словно бы был слеп, а сейчас прозрел, и он, к своему стыду, только краем уха услышал Мэрбл, весь поглощённый собой.
– А я ещё и дядюшку довёл… Нет, я срочно должен все исправить! – он бросился к дверям.
– Мистер Филипп! – окликнула его девушка.
Молодой человек обернулся:
– Да?
– А чай? – робко спросила она.
Фил рассмеялся:
– Ну, если вы хотите пить чай с таким мерзавцем, как я…!
– Вы не мерзавец! Вы просто ошиблись… Пойдёмте.
– Ну, хорошо. Спасибо вам, Мэрбл!
Она закрыла булочную, и они вдвоём пошли на небольшую кухоньку.
