Текст книги "Прощение (СИ)"
Автор книги: Мария Шматченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Глава 9. Разрыв
– Всё будет хорошо…. Всё будет хорошо… – как заклинание, шептал дед.
Адриану было невыносимо больно. Казалось, острым кинжалом заново распороли только что зажившую рану. Воспоминания…. Воспоминания! Да Бог с ними! Он уже почти смирился с ними, робко и неуверенно сделал шаг к борьбе со всем этим ужасом. Смирение… Но эта правда убила в нем всё. Всё, что так старательно выстраивал заново в своей душе, было вновь разрушено, кусочки разбитого сердца, которые так старательно склеивал, были снова разорваны. Как научиться жить с этим заново? Он придумал себе миф, чтобы оправдать отца, и этим оправданием страстно желал исцелить его и свою души, но всё это оказалось ложью. Как же больно было теперь, когда всё было развенчано! Лучше жестокая правда или ложь во спасение?
Адриан придумал для себя то, что Джеральд, наверное, не отдавал таких ужасных приказов, а Ларри с Берти просто желали угодить. Вроде бы никто не виноват, вроде бы все как лучше хотели. И с этим придуманным враньём ему было легче жить, легче принять настоящего отца, легче понять и простить своих мучителей и палачей. И он простил, давно простил. Но боль почему-то не уходила, она мучила его, хотя зла давно не держал. Не зная, что хозяин ему отец, Адриан не смел делиться с ним своими переживаниями, для него это было фамильярностью, и всё носил в себе… А этот поцелуй на своих губах…Ох! Он вспоминал о нём каждую ночь в своих кошмарах. Лучше умереть, чем кто-то узнает о таком! А оказывается, даже это было с одобрением отца… Эта правда ранила его вновь, разрушив все его старания начать новую жизнь…
– Всё будет хорошо… – шептал меж тем дедушка, – всё будет хорошо…
– Не уверен… – отозвался Адриан. – И я сам во всём виноват: нечего было придумывать…
– Доверься мне… Это пройдёт… Прости, что мне пришлось тебе это сказать, но нельзя жить во лжи. Ты должен это знать. Ты ведь всегда был сильным, сам того не зная. Держись и сейчас. А я помогу тебе, мой принц, мой ангел, мой свет, я не оставлю тебя.
– Спасибо… Вы… ты очень добр ко мне. И прости, что я такой… Плакса.
– Ты не похож на Джеральда. Слабак и плакса – это он. И из тебя из-за зависти хотел такого сделать. Но тот, кто нас унизил, тот и возвысит.
В этот момент в дверь робко постучали.
– Папа, у вас всё хорошо? – послышался голос Фелиции.
Гарольд прижал к себе внука, будто бы спрашивая его: «Всё хорошо?», и тот кивнул.
– Всё хорошо, доченька! Мы уже идём.
После ужина Фелиция и Филипп засобирались домой. Гарольд долго просил их остаться, но дочь ответила:
– Мы живём в гостинице. Моему мужу так лучше. Я не могу его оставить.
– Мужу? – удивился Гарольд.
– Да, – загадочно улыбнулась леди, – я вышла замуж. У нас была настоящая свадьба, с гражданской частью, платьем, тортом, праздником…. Правда, я была не в белом подвенечном наряде, а в розовом вечернем, так как не первый раз замуж выхожу. Мне показалось, так будет лучше.
– Поздравляю вас, доченька! Очень счастлив за вас обоих. Мне не терпится познакомиться с этим счастливцем!
– Я тебя обязательно познакомлю с мужем. Он стесняется пока.
– Ну, хорошо. А Фил, ты чего не остаёшься с дедом?
– Я сам решил купить дом, поэтому завтра же с утра этим и займусь. Торжественно клянусь, что буду ездить к вам так часто, как только смогу, почти каждый день!
Уже в коляске Фелиция неожиданно спросила Фила о том, что значит его ответ деду.
– Я ненавижу Джеральда и общался с ним только из-за Адриана. Теперь, когда дедушка забрал его, мне нет смысла поддерживать нашу «дружбу» с дядей!
– Как ты можешь?! – возмутилась мать. – Джерри тебе никогда ничего плохого не сделал! Ты столько пользовался его гостеприимством…
– Я был с вами предельно честен и ничего никогда не скрывал, – прервал её сын, – так что не надо вызывать во мне чувство вины – не получится. Если он мне лично ничего плохого не сделал, то это не значит, что я должен с ним общаться. Он заставил страдать человека, которого я люблю…
– Между прочим, ты и сам…. Сигару вспомни!
– Не надо мне ничего вспоминать – я про себя всё сам знаю. Я раскаялся и неоднократно доказывал это.
– Ты всё равно неправ, пойми это!
– Я ещё раз говорю. Не надо мне прививать чувство вины – не получится. Я знал, что так будет. Ни с кем меня поговорить не посылай, угрызения совести не вызывай…
– Если бы она у тебя была, – перебила его Фелиция, – я бы, может, и попыталась бы вызвать её угрызения, но если её нет, что поделаешь?
– Знаешь, что мама? Эх… невозможно с тобой говорить! Если хочешь поддерживать мерзавца, поддерживай! – и к кучеру: – Остановите, пожалуйста, экипаж. Я сойду тут.
– Как прикажите!
Коляска остановилась, лакей помог господину сойти.
– Фил! Фил, погоди! Ты чего не собираешься возвращаться? – внезапно воскликнула Фелиция, когда они уже отъезжали.
– Пока ты так думаешь обо мне, мама, нет! Прощай же!
Молодой человек зашагал по улице. Все документы, бумажник были у него с собой. Ему надо найти новую гостиницу, чтобы там остановиться, а завтра же начать поиски дома.
На душе его было и паршиво, и легко одновременно. Никто во всём белом свете не сможет разубедить этого молодого мужчину в его правоте. Фил ни секунды в этом не сомневался! Он прав полностью, а дядя – нет. «Вы не видели его ран, Адриан очнулся не на ваших коленях, вы не говорили с ним тогда, – думал молодой человек, – ни вам меня судить! Если тот, кто сделал такое, – да и ещё с родным сыном, – прав, тогда мне нечего больше добавить! Мы живём в аду, где правит балом главный дьявол по имени Джеральд! А ему я поклоняться не собираюсь!».
Глава 10. Бульварные песенки мистера Мориса
Прошло несколько дней. Адриан в разговорах ни разу больше не вспомнил Джеральда. Он очень часто говорил приятные, добрые слова о Констанции, о Томасе, о Рудольфе, о других каких-то людях, которых встретил за это время, но хозяина будто бы и не существовало в его жизни: ни хорошего, ни плохого юноша не упоминал об отце. Нет, это не значит, что он забыл о нём, не вспоминал, – как же такое забудешь?! – просто не хотел касаться этой темы.
Да, всё было кончено! И кончено для Джеральда, наверное, навсегда. Если ему был так нужен сын, как он говорил, то надежды вернуть его практически не осталось, все возможности сведены к нулям… Адриан больше не рвался к отцу. Что испытывал к нему, никогда не говорил, но, видимо, уже сам не хотел с ним общаться. Одно только имя бывшего господина и отца могло привести несчастного в ужас. Всё было кончено для Джеральда. Гарольд одержал победу в этом сражении…
Но какой ценой? Бедный Адриан! То состояние, какое было после ранения, когда он уходил в себя, почти вернулось к нему. Несчастный держался как мог, не желая никому портить настроение, стараясь радовать дедушку, но иной раз, нет-нет, начинал неожиданно плакать. И сам себя ненавидел в такие моменты, считая эгоистом и слабаком. Колоны могли напомнить ему столбы у большого дома на окраине ранчо, браслеты на руках женщин – кандалы, тесьма, украшающая гардины – путы, или плети… Но что же теперь? Не выкинуть же всё это, ни сломать, ни заставить снимать… Сэр Гарольд даже иногда жалел, что всё ему рассказал. Он с ног сбился. Искал ему врачей, психологов и даже священников и философов, но они помогали мало. Некоторые из них говорили, что Адриан сильный и со всем справится, другие утверждали, что эта травма останется на всю жизнь.
Почти каждый день Гарольд ходил в суд. Он не брал с собой внука, так как желал оградить от этого. Таково было их совместное решение с судьёй и врачом. Только при крайней необходимости и чуть позже Адриан сможет переступить порог зала заседаний. Всё проходило в строжайшей тайне, никто в городе не знал, что за суд сейчас идёт. У Гарольда было два ближайших друга: сэр Ричард и мистер Морис, который служил у него дворецким, где бы тот не жил, более двадцати лет. Он нанялся ещё на ранчо, а потом уехал сопровождать его в Европу. Эти два друга были в курсе некоторых вещей (но всё равно не всех), и больше не знал никто. Джеральд, которому было стыдно, что на него родной отец в суд подал, тоже ничего никому не рассказывал, и если даже запрета не стояло бы, всё равно никому бы не решился такое сказать.
Адриан часто вспоминал, как совсем недавно они ходили в церковь, как он и дети наблюдали за своими отцами, развешивающими гирлянду. В тот день юноша догадался, что Джеральд – его папа. Он вспоминал, каким тот был тогда. Весёлый, жизнерадостный, активный… «Неужели он до такой степени плохой? – думал его сын. – Быть не может… Не может быть, что сэр Джеральд до конца гнилой человек».
В такие минуты Адриан ловил себя на мысли, что скучает по нему, ни как по Даррену, но скучает, и ему становилось стыдно, что не поддерживает в трудную минуту. Но преодолеть себя не мог: между ними вновь разверзлась пропасть, которую, – увы, – вред ли сейчас преодолеть. Снова пришёл тот ужас, снова воскрес страх перед отцом, беднягу снова трясло от одного воспоминания о прошлом, а от одной только мысли, что увидит бывшего господина, становилось плохо. Адриан не мог ничего с собой поделать, чувства были уже не подвластны, пойти к отцу и поддержать его мешал страх, граничащий с паникой и ужасом. Юноше скорее отважился бы войти в клетку с тигром, чем увидеть Джеральда. Сделанное ранее убило все будущие надежды, которые уже успели зародиться.
А дедушка? Сэр Гарольд оказался совсем не таким, каким его всегда описывали. То ли с годами он стал другим, то ли всё придумали. Адриан не знал. Молодой человек не мог сравнивать деда в молодости и деда в пожилом возрасте: раньше они не общались. Да и не помнил юный милорд его практически. И только то, что Гарольд знал такие вещи, о которых никто знать не мог, доказывало всем, что это тот самый Гарольд. Например, о Франции знали только Фелиция и её отец. Женщина точно никому не рассказывала. Сэр к тому же упоминал о тайниках на ранчо, знал все ключи, знал, где хранились какие документы…
С Адрианом Его Светлость обходился с таким добром и с такой лаской, что это как-то не вязалось с рассказами о жёстком нраве отца Джеральда. Он действительно являлся любящим и заботливым дедушкой, о котором можно только мечтать. И если не подпускал к внуку родного отца, то только потому, что заботился о нём и боялся за него.
В замке Адриана полюбили все до одного. Он обращался со всеми слугами с неизменным добром, никогда не беспокоил по мелочам и всегда за всё благодарил. И в ответ с ним все обращались как с принцем. Называли его «Ваша Светлость» или «Сиятельство», все пытались ему угодить. И ещё чуть ли не огорчались, когда молодой господин что-то делал сам, не призывая их на помощь. Например, сам открывал дверь, или накидывал плащ.
«Такой красивый и добрый! – говорили люди. – Всегда вежливый и приветливый! С ним так приятно общаться!». Его полюбили все, кто только знал. Если бы кто-то разведал, что произошло с их юным милордом, то люди, наверное, устроили бы чуть ли не восстание, но наказали бы мучителя своего любимца. Слуги никогда не сплетничали о хозяине, но как-то экономка призналась своим приятельницам по работе, что заметила однажды утром, что глаза молодого господина были красными, будто б тот рыдал всю ночь. И все подтвердили, что несколько раз тоже такое подмечали. «Что же с ним случилось?» – гадали служанки. «Эх, попадись мне только виновник его слёз….! Я…я ему так задам, что мало не покажется!» – заявила кухарка, которая была в теле, и все остальные охотно ей поверили. «А мы все ещё и поддадим!» – пообещали они.
Адриан играл на рояле. Вернее, пытался. Получалось пока не так легко, как это выходило у дедушки, но несколько коротких мелодий сыграть он мог. Музыка успокаивала юношу, отвлекала.
– Как красиво! Скоро ты превзойдёшь своего учителя! – с такими словами в зал вошёл Гарольд, который только что вернулся из суда.
– Да нет, что ты? – улыбнулся Адриан. – Ты играешь лучше всех на свете.
– Спасибо. Ты других не слышал. Морис так играет! Послушай, пока не забыл! Оказывается, как три дня назад, в полицию приходила леди Констанция и просила известить меня, что хочет тебя видеть. Если ты хочешь, я не против… Хотя она жена мерзавца. Только она не одна будет, сказала, что хочет навестить тебя с какой-то Люсиндой. Это кто такая?
– Это собачка, – улыбнулся Адриан.
Гарольд засмеялся.
– А я думал – дама какая-то! Ну, против собачек я ничего не имею. Как и против дам… Что мне ей сказать? Ты хочешь, чтобы леди Констанция пришла?
– Конечно, дедушка, очень хочу с ней встретиться. Я безумно по ней скучаю!
Гарольд подошёл к внуку и приобнял за плечо:
– Всё, что пожелаешь…!
А сам подумал: «Надеюсь, она не будет тут Джеральда выгораживать… У Конни почти получилось на какое-то время заменить Адриану мать… По крайней мере она этого очень хотела. Как я могу быть против прихода этой женщины?»
– Ну, ты играй, а я пойду отдать приказ, чтобы отправили письмо в полицию. Или пусть кто-то съездит в дом Конни, передаст ей мои извинения и приглашение… Ладно, сейчас что-нибудь придумаю… – задумчиво произнёс Гарольд. – Ой, чуть не забыл! – и он достал из внутреннего кармана пиджака конвертик: – Это тебе.
– Спасибо… – Адриан очень удивился, но виду не показал.
Внутри конверта лежал маленький рисунок, явно сделанный детской ручкой: кошка, спящая на подушке.
– Это от Рози, внучки сэра Чарльза, – сказал Гарольд. – Я видел его сегодня утром, и он передал от девочки.
– Спасибо большое, – обрадовался Адриан.
– Сэр Чарльз – мой старинный приятель. Наши дети, хотя его Густаво был младше моих, всегда дружили. А вот малышка Рози – как раз его дочка. Они приехали нас поддержать.
Чарльз, и в самом деле, приехал поддержать друга и «ангела», свидетельствуя в их пользу на суде. Но Гарольд не сказал об этом внуку, стараясь как можно меньше говорить с бедняжкой о процессе. Джеральд не ошибся: он видел именно Чарльза. Тот ещё тогда приехал в город, ещё тогда кому-то было известно, что скоро начнётся суд.
– Ладно, внучок, я пошёл вниз…
Адриан, разглядывая детский рисунок, сначала не услышал, а потом до него что-то дошло, и он соскочил с места:
– Можно мне с тобой?
– Можно, конечно, – ответил дедушка и улыбнулся, но желание внука идти с ним немного удивило.
Юноша старался не оставаться подолгу одному, боясь заплакать поэтому, когда Его Светлость сказал, что пойдёт вниз, попросился с дедом.
Гарольд послал своего главного конюха к Констанции, передал ей букет цветов с просьбой простить за то, что задержался с ответом, ведь сам только сегодня узнал о её вопросе, и с приглашением как-нибудь их навестить.
В холле меняли гардины на праздничные – приближалось Рождество, и, чтобы украсить огромный замок в срок, нужно начинать заранее. Гарольд задумчиво посмотрел на работу слуг, а потом вдруг сказал дворецкому:
– Морис, пойдём с нами. Сыграешь на рояле бульварные песенки! Ты так хорошо поёшь!
– Ваша Светлость, – мужчина покраснел, – да что же вы это такое говорите? Думаете, я знаю их?
– Не стесняйся своих знаний, дружище! – рассмеялся сэр. – Пошли! Я помню, ты пел их мне в Европе, когда на меня навалилась хандра! Я тогда говорил, что это ужасно, а на самом деле от души посмеялся!
– Ну, вот теперь все будут в курсе, что я их знаю… – проговорил Морис. – Стыд-то какой… Но пойдёмте, Ваша Светлость…
Они вошли в большую залу с роялем. Управляющий сел за инструмент, глубоко вздохнул и задумался.
– Так… Не-е-ет… Эта не пойдёт… А может, «Ворковали голубки»? Нет, там смысл неприличный! Да они, бульварные, все неприличные! – бормотал мужчина. – Твоя Светлость, но что ты там угораешь за моей спиной? Я же знаю.
Подобно Фреду и Чарльзу, не на людях они обращались друг к другу, как старинные друзья, а ни как господин и служащий.
– Ладно тебе! – засмеялся Гарольд. – Я тебя на самом деле не для этого позвал. Сыграй нам вальс!
– Бульварной песенки на музыку вальса я не знаю!
– Да обычный, любой… – и к внуку: – Адриаша, я хочу научить тебя танцевать!
Морис заиграл красивую музыку известного вальса. Гарольд объяснил внуку, как делают шаги, повороты… Как ни странно, но Адриан научился очень быстро. Это оказалось даже проще, чем играть на рояле, или собирать букеты. Через пять минут они легко кружились по зале, да и ещё в такт музыки попадали. А ещё через час молодой человек танцевал так красиво и грациозно, что казалось, что родился принцем и вырос в королевском дворце.
– Потрясающе! – воскликнул Морис. – Великолепно!
В этот момент открылась дверь, сначала раздалось тявканье, а потом на пороге появилась Констанция, но маленькая собачка всё равно шмыгнула вперёд неё.
– Мама… – прошептал Адриан тихо-тихо, что сам себе удивился.
– Сынок! – женщина бросилась к нему и заключила юношу в свои объятия. – Как же я соскучилась!
Глава 11. Чай в каминном зале
– Добрый вечер, леди Констанция! – поздоровался Гарольд. – Мы счастливы видеть вас в нашем замке. И от всей души благодарны за то, что приняли приглашение.
Женщина оторопело взглянула на свёкра, которого все эти долгие годы считала умершим. Стало не по себе, но она взяла себя в руки, улыбнулась, поздоровалась и поблагодарила за приглашение.
– Тяв-тяв-тяв! – лаяла Люсинда, крутясь у ног Адриана, и тот взял собачку на руки.
– Стало быть, это леди Люсинда? – спросил дед.
– Да, – ответил внук. – Правда, она прелесть?
– Правда, – умилился Гарольд. – Леди Констанция, позвольте представить вам моего дворецкого и старинного друга, мистера Мориса. Морис, это леди Констанция.
Они обменялись взаимными любезными «очень приятно», и Гарольд сообщил, что в это время, в основном, гуляют, и что-то шепнул на ухо Конни, и та засмеялась.
– Да-да! У меня его вообще сватали без зазрения совести! Одна даже розу подарила!
Адриан понял, о чём шутят дед и приёмная мать, и сделал вид, что не слышит. Он считал, что всё это преувеличено. Ну, обернулась одна, – ну, две! – по каким-то своим личным причинам, а близким юноши кажется, что это вслед ему. Сам же бывший невольник старался не обращать внимания: жутко-заниженная самооценка не позволяла ему воспринимать себя хотя бы адекватно, и даже, гуляя по городу, бедняга думал скорее о собственной ничтожности, а ни о том, кто на него заглядывается. Ему казалось, что прохожие просто удивляются тому, что люди идут с рабом под ручку, а его близкие думали, что те поражаются, до чего он прекрасен. А на самом деле правы были близкие… В это сложно поверить, это немыслимо и не правдоподобно, но всё же это было так: стоило только Адриану выйти на улицу, все смотрели на него, оборачивались вслед и провожали взглядами. Будучи сказочно красивым, выделяясь среди толпы необыкновенной внешностью, в душе он оставался жутко неуверенным в себе и старался не обращать внимания на взгляды прохожих. Ему казалось, что все понимают, что это раб, и смеются над его хозяевами. Даже если бы весь мир крикнул ему: «Ты ангельски прекрасен!», вряд ли бы Адриан поверил…
– Котёнок мой, пошли! – позвал дедушка, и это вернуло юношу в реальность.
Честно говоря, сэр Гарольд передразнивал Конни, назвав так внука, потому что тот так глубоко ушёл в себя, что не слышал, когда его позвали по имени. На «Адриана» не откликнулся, а на «котёнка» тут же!
Они отправились пить чай. Его Светлость велел накрыть в каминном зале. Из соседней комнаты за стенкой кто-то играл на пианино, горел огонь в камине, и в воздухе стояла чарующая атмосфера.
Уже сидя за столиком, Гарольд вежливо поинтересовался как дела у Конни.
Женщина рассказала, что недавно получили письмо из дома, из дома, где живут её родители… Но прислал его мистер Ральф, отец Геральдины. Пишет, что вышел наконец в отставку. Больше плавать не будет. Вернулся навсегда. Геральдина хотела уехать, но не смогла из-за последних событий… Эйлин съехала к отцу. Так короткими, обрывистыми фразами сообщила Констанция, а закончила такими словами:
– Мистер Стюарт подарил мне браслет. Вот! – она показала всем запястье. – Как благодарность за любовь и доброту, которой мы окружили его дочь… Рудольф уволился.
Адриан расстроился этой новости, а Гарольд спросил, кто это – Рудольф.
– Это садовник. Да, уволился. Испугался чего-то, что ли? Не знаю. Сказал, что внук «номер выкинул», и что «сейчас позарез нужен дома, потому что вправить мозги бунтарю под силу только его дедушке». Фелиция каждый день приходит с утра, а перед обедом уходит – они с мужем отправляются на прогулку. Он к нам крайне редко ходит. Фил вообще не появлялся с некоторых пор. Я так поняла, что с матерью поссорился.
– А как…как… хозяин…отец? – робко спросил Адриан, и голос его дрогнул.
– Нормально он. Бегает.
– Бегает? – удивился Гарольд. – Что это он? Спортом занялся? Ну, пусть укрепляет здоровье…
И хотел добавить «оно ему пригодится», но не стал. Конни засмеялась:
– Нет… не спортом. Его разве заставишь?!
«Видимо, я заставил его побегать, – подумал Его Светлость. – Ещё попляшет у меня!», а сам спросил:
– А что это за муж такой у Фелиции?
– Муж? – удивилась Конни и поняла, что они не знают, кто он. – Да, муж как муж. Хороший человек. Вы его не видели?
Гарольд улыбнулся и ответил, что нет, что даже имени не знают, но Фелиция обещала познакомить.
– Наверное, сюрприз сделать хочет, – улыбнулась Констанция, которая наперёд знала, какое это будет счастье для Адриана. – Потерпите. Узнаете… Познакомитесь…
Как вдруг кто-то постучал. Его Светлость, сам удивившись, разрешил войти. Лакей открыл дверь, и в комнату вбежала…Рози.
– Адриан! – радостно воскликнула девочка и бросилась к нему.
Дед и мачеха юноши удивлённо переглянулись, синхронно подняв брови. Молодой милорд встал с кресла, подошёл к гостье, присел, и малышка тут же обняла его. И только после того, как вволю пообнимала своего любимца, девочка поздоровалась с сэром Гарольдом и леди Констанцией. Это всех умилило.
Лакей поставил Рози чашечку, тарелочку, а другой пододвинул кресло. Жена Джеральда вздрогнула, увидев внучку «врага» супруга, но всё же вежливо спросила у гостьи:
– Милая, ты с дедушкой?
– Нет, меня Фред привёз. Я так долго просилась к Адриану, что они не выдержали и отпустили меня. Дедушка велел попросить прощения, что без приглашения и без предупреждения.
Гарольд улыбнулся маленькой леди, сказав, что их дом всегда открыт для друзей, и Рози, как взрослая, поблагодарила его.
– А где сам Фред? Он что не зашёл? – спросил сэр
Девочка в первую очередь съела кремовые розочки с торта, потом только попробовала сам бисквит, нашла, что он очень вкусный, и ответила:
– Фред с мистером Морисом. Ему кто-то сказал, что тот знает какие-то песенки. Уговаривает его спеть. Вы же его знаете, Фреда! Он такой шутник!
Гарольд рассмеялся.
– Достанется мне от Мориса, – смеясь, сказал он Адриану. – Теперь все в курсе его «знаний»!
– А что в этом такого? – удивилась внучка сэра Чарльза.
– Ну, эти песенки…не совсем принято петь в обществе, в приличном обществе…
– Адриан! – оживилась девочка. – Пошли тоже послушаем!
– Нет уж, – улыбнулся тот. – Я, пожалуй, таких «знаний» для себя не хочу. И не думаю, что мистер Морис даст нам концерт.
– Милая моя, тебе зачем эти песенки нужны? – спросила Конни. – Ничего в них хорошего нет.
– Хорошо, не буду их слушать, – согласилась Рози, немного подумав. – Адриан, пошли поиграем?
Тот очень удивился и не знал, что ответить. Играть? А это…как? Юноша и в детстве-то никогда не играл, не то, что сейчас…
– Милая леди, ты чай попила? – спросил маленькую гостью Гарольд. – Не торопись. Наиграетесь ещё.
– Да! – кивнула внучка друга и улыбнулась. – Очень-очень-очень вкусно! Большое-большое-большое спасибо!
Конни и Гарольд засмеялись и обняли девочку взглядами. Дед улыбнулся своему внуку и подмигнул.
– В парк сходите и, если хотите, скажите Морису… – он засмеялся, пряча лицо рукой, – нет-нет… не концерт вам дать! А игрушки ёлочные достать! Они красивые очень. Может быть, интересно будет разглядывать.
Рози потянула Адриана к выходу.
– Как его любят дети! – заметила Конни, когда эти друзья уже вышли за дверь.
– Да?
– Да! У нас в костёле от него никто не отходил. Если он рядом, им ничего не надо!
Тут залаяла Люсинда.
– И животные! – засмеялся Гарольд. – Значит, точно хороший человек, если его любят дети и животные!
– Да… Вот только отец родной не любит… – сказала Констанция, и Его Светлость вздрогнул.
