Текст книги "Прощение (СИ)"

Автор книги: Мария Шматченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 22. Жаль, что у тебя нет…

Констанция и Джеральд встречали праздник с дочками и мистером Стюартом, Эвелиной и Мартином, и Томасом. Папа Геральдины должен был приехать позже. Он хотел раньше, но из-за каких-то проблем с транспортом не смог вырваться.

Они быстро легли спать, почти в час ночи, но муж и жена о чём-то ещё поговорили. После чего леди в слезах убежала наверх в спальню для гостей.

Конни встала рано, все ещё спали. Она быстро собралась, даже завтракать не стала и, захватив с собой подарки для Адриана и сэра Гарольда, приказала кучеру отвезти её в замок свёкра и там не ждать.

… Констанция тихо вошла в комнату к Адриану. Он ещё спал. Леди осторожно, чтобы не разбудить пасынка, присела на край кровати и невольно залюбовалась им. Спящий красавец. Почему она так полюбила этого мальчика? Первая симпатия, потом жалость, какое-то женское сочувствие к тому, кто по возрасту годился ей в сыновья?

«Почему ты мне не рассказал? – подумала Конни, и в глазах её заблестели слезы. – Я бы тебя увезла сразу же… Тебе очень больно было?». И погладила юношу по голове. И этим ненароком разбудила. Адриан открыл глаза и, увидев леди, улыбнулся.

– Ма…моя госпожа…

– Адриаша, милый, ты же знаешь… Не зови меня так. Больше никогда не зови.

– Хорошо… Простите, пожалуйста…

– И на «вы» не зови. На «ты» лучше…

– Но…

– Никаких «но»! – рассмеялась леди. – Прости, что разбудила. Я пришла поздравить тебя с Рождеством.

– Спасибо большое! Счастливого Рождества!

– Счастливого Рождества!

Тут залаяла Люсинда. Констанция везде таскала домашнего питомца за собой. Собачка запрыгнула на кровать и весело завиляла хвостом.

– Это что ещё такое? – поразилась хозяйка, возмущаясь такой наглости. – На кровать залезла! А-ну, слезай!

– Она всегда у меня в ногах спала, – заступился Адриан за свою любимицу. – Я даже не знал первое время.

– Она у тебя в ногах спала? – возмутилась Конни. – Вот это да! Солнышко, нельзя собакам на кровать. На диван ещё ладно, а в постель нельзя.

– Ну, она не совсем в постели, в ногах ведь.

– Все равно, нехорошо это, Адриаша. У неё ведь корзинка есть. Прости, пожалуйста, что разбудила тебя. Я не хотела. Ты будешь спать?

– Нет, я встаю.

– Хорошо. Тогда я подожду тебя внизу.

Тот кивнул. Констанция встала с кровати и покинула апартаменты молодого милорда, чтобы не мешать. Внизу леди встретила сэра Гарольда, у них возник тот разговор.

Его Светлость застыл на месте, не в силах первое время вымолвить ни слова. Она хочет уйти от мужа. Этого он ожидал меньше всего и меньше всего… хотел бы такого поворота событий.

– Ты… ты… хочешь развестись? – наконец проговорил сэр Гарольд.

– Да, – быстро и как-то нервно подтвердила Констанция.

И потом быстро заверила, что он не виноват в этом. Женщина призналась, что ей очень стыдно покидать мужа в такой момент… Но она всю ночь проплакала, всю ночь об этом думала и всё-таки пришла к выводу, что не сможет так жить…

Гарольд ушам своим поверить не мог. Он мысленно перенёсся в прошлое и вспомнил, как Конни любила его сына, и как тот в первое время тосковал по Алиссии… Еле подбирая слова, Его Светлость спросил невестку, что случилась.

– Я была готова ждать Джерри, сколько потребуется, потому что всё же люблю его… Любила… Это всё перечеркнуло! Понимаете?

Гарольд покачал головой и даже как-то испуганно ответил, что, нет, не понимает… И даже попросил прощения, что никак не может это сделать…

– Я всё знаю! – прервала свёкра леди. – Теперь я знаю всё, полностью, целиком. Вчера Джеральд рассказал мне всю правду о своём приказе… Это было не простое наказание, это была пытка и бесчеловечное унижение…

– Не продолжай…. Тебе тяжело, я понимаю. Но как он осмелился это сказать? Я не думал, что у него хватит храбрости.

Конни, опустив голову, почему-то взглянув на конверты, что сжимала в руках, ответила, что хватило смелости. А потом взглянула снова на сэра Гарольда, и в её глазах мужчина заметил слёзы. Женщина, выдавив из себя вымученную усталую улыбку, словно, чтобы приободрить саму себя, сказала, что не важно уже. Потом попросила ничего не «перемывать», ведь слишком всё это грустно, а сегодня Рождественское утро. Констанция только хотела, чтобы свёкор знал, что намеревалась ждать Джеральда, сколько потребуется, несмотря ни на что. Она не собиралась бросать его. И только эта жестокая правда, которая не даст леди спокойно жить, заставляет её уйти.

– Не могу, понимаете, не могу! – с мукой сказала она. – И… и… как бы вы отнеслись к человеку, который отдал приказ… почти убить твоего ребёнка…тем…тем, что…напугать…состряпать своего рода спектакль о…насилии? Да, знаю, до этого не дошло, но они успели бесчеловечно унизить его. Да, не я родила Адриана. Но что это меняет, если люблю его как своего родного?

– Понимаю… Но я хочу, чтобы ты тоже знала. Я не хотел этого. Я не собирался вынуждать тебя разводиться со своим сыном, хотя, будь ты моей дочерью, посоветовал бы тебе именно это. Но другого выбора у меня не оставалось, я хотел защитить своего внука, а без суда это сделать было бы невозможно. Я не хочу, чтобы Адриан жил с таким отцом, которому нужен он только для самого себя. Я не хотел, чтобы тот посадил его рядом с собой, обращаясь с ним, по сути, почти как с рабом. Я хочу наладить внуку жизнь. А не сидеть рядом с ним, наслаждаясь его обществом.

– Я понимаю. Узнай я это раньше, то поступила бы точно так же. Но прошу вас, давайте оставим пока этот разговор. Если хотите, мы обязательно к нему потом вернёмся. Я пока в шоке, не знаю, что думать. Сама не своя. Только недавно узнала и не могу от этого ещё оправиться.

– Хорошо, милая. Могу я предложить тебе завтрак?

– Конечно, сэр Гарольд. Спасибо большое.

– Пойдём же.

Они покинули коридор. Фил и Фелиция, устав ждать деда и отца, вышли из кабинета Его Светлости.

Адриан, уже одевшись, вышел из гардероба. На уже убранной слугами кровати, положив голову на подушку, лежала Люсинда. Услышав шаги, собачка посмотрела на хозяина и завиляла хвостом, высунув язык. Юноша подошёл к ней и сел рядом.

– Ну, что? – ласково улыбнулся он, нежно гладя любимицу по голове. – Мы не скажем леди Констанции, что ты тут лежала?

Вниз уже спустились мистер Фред, сэр Чарльз, леди Изабелла и леди Рози. Они остались вчера ночевать. Сэр Ричард тоже вчера не уехал, но ещё не проснулся. Филиппа так же ещё не было. Адриан спустился с Люсиндой на руках. Увидев собачку, внучка Чарли подбежала к ней.

– Можно её погладить?

– Конечно.

Когда-то Конни разрешила ему погладить свою собачку, теперь разрешения спрашивают у юноши, будто бы он её хозяин.

– Только вы потом оба руки помойте после неё перед завтраком, – улыбнулась Изабелла.

– Обязательно, бабушка?

– Да, моя принцесса.

После завтрака Конни увлекла Адриана в сад. Они сели на скамейку, и леди вручила ему пачку писем.

– Это тебе от детей моих подружек из костёла, – улыбнулась она. – Захотели поздравить тебя с Рождеством.

Юноша обрадовался и поблагодарил.

– Хочешь открыть письма? Давай подержу остальные, а то тебе неудобно будет.

Она окинула взглядом сад с тропическими клумбами, пальмами и цветущими деревьями. Аккуратные тропинки, скамеечки и фонтаны. А потом снова посмотрела на Адриана, который в это время читал детское письмо и чуть заметно улыбался. Да, как же он изменился! Хотя не многих подпускал очень близко, не до конца раскрылся, иногда невольно уходил в себя и грустил, всё же был не таким, как тогда на ранчо, когда только-только отходил от ранения.

Адриан был так близко. Конни чувствовала доверие и теплоту со стороны пасынка. Ни капли робости и страха. И она была счастлива, ведь у неё получилось преодолеть эту пропасть. Как у неё это вышло? Леди и сама удивлялась. Оглядываясь назад, понимала, как сложно это было сделать. Даже Джеральду, родному отцу, не удалось. Констанция отчаянно хотела стать матерью Адриана. И тот всё-таки почувствовал её любовь и теплоту и потянулся к мачехе, как цветок к солнцу.

В этот момент Конни охватила печальная отрада, горькая радость наполнила душу. Как же хорошо было сидеть рядом с ним, с тем, кого полюбила как родного сына! Но как же горько было вспоминать прошлое… Конни стало… стыдно, стыдно за то, что когда-то стыдилась своей симпатии к Адриану, за грубое обращение из-за этого. Да, она протёрла невольнику тогда раны, но намеренно старалась говорить с ним жёстко, ругая и попрекая. «Интересно, не укорив я тогда саму себя за эту симпатию, за желание как-то помочь ему, может быть, можно было бы избежать весь этот ужас? Могла ли я спасти его?» – внезапно подумала леди. «Я отдал приказ истязать его три дня издеваться, унижать и делать с ним все, что захочется, как бы изощрённо это не казалось… И обязательно помимо этого сделать вид, что, что хотят убить его, чтобы показать, что такое настоящий ужас, что такое настоящее извращение ведь жестокость – это всегда ненормально… – вспомнились ей слова Джеральда, сказанные ещё вчера. – Только не трогать голову, не повредить лицо. Мне хотелось в воспитательных целях показать ему, что такое настоящий извращенец, каким меня стали из-за него выставлять, говоря, что я влюблён в мужчину. Какой же я подонок! Теперь он никогда не простит меня!». Конечно, наверное, Джеральду хотелось, чтобы жена поддержала его и утешила, сказав что-то вроде того, что им руководили ярость, злость, ревность, что, в конце концов, бес попутал. Но Конни вместо этого выбежала в слезах из комнаты.

Женщина отогнала от себя эти ужасные воспоминания и снова взглянула на Адриана. Она прижалась к нему, будто бы боясь потерять. Он не отстранился. И не потому, что не заметил – наоборот, умилился. Его это очень тронуло.

– Котёнок, помнишь, я сказала, что тебе нужна мать?

Юноша немного нервно ответил, что, да, конечно.

– И я… я… по-прежнему так считаю. Прости, что требовала тебя называть меня мамой, не считаясь с твоими чувствами. Но если бы ты почувствовал, что… что… хотя бы чуть-чуть привязан ко мне, как к матери…! Я бы очень хотела тебя… усыновить. Только по-настоящему… Документально.

Адриан невольно вздрогнул. Да, для него была только одна мама, Алиссия, и она умерла. Но это ещё не значит, что он не помнит её, не любит, не чувствует родство, не тоскует по ней, не оплакивает временами. Что тут скрывать? Юноша привязался к Конни всей душой, всем своим сердцем. Она стала для него очень близким человеком. Но мог ли Адриан позволить себе назвать эту леди матерью? Будет ли это предательством по отношению к родной, покойной? Он считал, что да, и очень корил себя за то, что несколько раз невольно называл Конни мамой.

– Усыновить? Меня? – переспросил молодой человек после долгого молчания, и голос его дрогнул.

– Я понимаю… Я ни за что и никогда не стану давить на тебя и делать это, если ты против! Я люблю тебя, как родного сына. Ты ещё несовершеннолетний. Это мне надо было бы к дедушке твоему идти. Но я не стану этого делать, если ты не хочешь. И я в любом случае пойму тебя. Прости меня, пожалуйста… Я не хотела тебя обидеть…

Адриан быстро заверил, что не обиделся, и это было так на самом деле.

Констанция…. Она была так одинока! Её будущее обречено. Её удел отныне одиночество. Что ждёт бедняжку дальше? Папа Геральдины ушёл в отставку, у Эйлин объявился отец, Джеральда, – уже это несомненно, – посадят. И бедная Конни останется одна. Да, она может вернуться к своим родителям, но леди всегда являлась сильной, и возвращение домой казалось ей поражением, признанием того, что жизнь не удалась, сломана. Женщине было стыдно возвращаться в отчий дом.

Адриан осознал это. И, будто бы почувствовав боль одиночества мачехи, ему стало жаль её. «Жаль, что у тебя нет матери», – примерно так Конни сказала ему однажды. «Жаль, что у вас нет своих детей», – подумал он сейчас. Алиссия, Алиссия….! Простишь ли ты когда-нибудь? Или будешь наоборот счастлива, зная, что кто-то любит твоего сына, как своего родного?

– Не плачьте, леди Констанция, – осторожно проговорил Адриан. – Вы не одинока. Я никогда не оставляю вас, клянусь. Я согласен. Только мне важно мнение дедушки.

– Ты согласен? – не веря услышанному, спросила женщина. – Ты не против усыновления? Правда?

– Правда, – кивнул он.

– Адриаша, радость моя!

Констанция обняла юношу и прижала к себе.

– Дорогие мои! – раздался голос сэра Гарольда, и леди выпустила приёмного сына из объятий.

Свёкор улыбался им. Он присел рядом со стороны внука.

– Что это вы читаете? Письма?

Адриан улыбнулся, и ответил, что это ему дети прихожан прислали.

– Очень здорово. А я как раз тебя искал. Конни, ты не против, если я похищу у тебя твоего приёмного сына?

– Нет, конечно.

– А ты не против покинуть леди Конни?

– Ну, не навсегда же, – улыбнулся внук.

– Нет, конечно. Конни, милая, мы сейчас вернёмся.

…Дед повёл его по парку, а потом попросил закрыть глаза и взял за руку. Они шли недолго.

– Открывай! – торжественно объявил сэр Гарольд, и тот послушался. – Я хочу сделать тебе подарок на Рождество, – дед положил руки на плечи своему мальчику, – а ты улыбнись мне, и это станет подарком для меня.

– Спасибо большое, дедушка! – улыбнулся Адриан.

Тот на радостях обнял внука, а потом развернул назад. Молодой человек застыл на месте, увидев белую лошадь.

– Это тебе, – улыбнулся Гарольд. – Теперь ты у меня будешь принцем на белом коне!

«Принц на белом коне» сначала не знал, что сказать.

– Спасибо тебе большое, – и он обнял дедушку. – У меня просто слов нет.

– Я очень люблю тебя, мой ангел! Ты для меня дороже всего на свете. Пойдём, подойдём к ней.

Гарольд сказал, что заводчик звал лошадь Андромедой, что она ещё молодая, но на ней уже можно ездить верхом, что сначала нужно протянуть ладонь, а потом подходить. Дед сказал внуку, как сесть в седло, но посидел тот недолго – без учёбы ещё на незнакомой лошади было страшновато. Так у Адриана появился ещё один верный друг.

Когда спешился, он ласково погладил Андромеду по шее. Гарольд смотрел на него и улыбался. В этот момент к ним подошёл Фил и сказал:

– Я видел тебя издалека! Ну, прямо принц!

Лицо его озарилось улыбкой, и он от всей души поблагодарил кузена за добрые слова.

– Да не за что! Это ведь правда! Дедушка, мама хочет познакомить тебя со своим мужем. Пока вы ходили, она за ним съездила и уже вернулась.

Глава 23. Все тайное становится явным

Адриан вернулся к Конни. Фил побежал за Мэрбл и Патриком, которых оставил в каминном зале пить чай. А через полчаса Гарольд вновь разыскал младшего внука и позвал в свой кабинет. Его Светлость вошёл и, задержавшись на пороге, так, чтобы юноша не видел, кто там, сказал кому-то:

– Я вас оставлю. Поговорите, – а затем пропустил внутрь молодого милорда.

Даррен робко шагнул к вошедшему.

– Папа… – прошептал Адриан, не в силах вымолвить ни слова, и по щекам потекли слезы.

– Сынок! – мужчина бросился к нему и крепко обнял его.

Оба плакали, не веря, что снова увидели друг друга. Они расстались так давно при таких грустных обстоятельствах, и вот теперь снова вместе…

– Какой ты у меня красивый… Такой благородный, как принц.

– Папа… Папочка…. Я даже мечтать не смел… Это сон?

– Нет, не сон.

Сердце Даррена вздрогнуло. Его сын, его любимый, единственный сын. Но всё было кончено, и это должно было случиться. Адриан изменился, и тот, кто вырастил его, сразу это заметил. Раньше он был просто добрым, красивым юношей, а теперь… А что теперь? Теперь на бывшего отца взглянул…забитый маленький ребёнок, который словно бы жил в придуманном им самим мире, не воспринимая себя как взрослого человека. Но даже такой он оставался дорог для его папы. И Даррен понимал это. Понимал, что все кончено. Всё должно быть на своих местах. Адриан – сын Джеральда, и это нужно признать.

– Нет, не зови меня больше отцом, Адриан, – тяжело вздохнув, сказал Даррен. – Знаю, тебе трудно будет, но это в первое время, а потом ты привыкнешь. Я помню Джеральда, как он страдал, как плакал, словно дитя, когда его разлучили с Алиссией. Я всегда буду любить тебя, как родного сына, для меня ты навсегда им и останешься. Ты всегда можешь рассчитывать на меня. Но… правда всегда лучше лжи, Адриаша, потому что она правда. А в данном случае правда заключается в том, что Джеральд – твой отец. Прости его. Он тоже страдал. Он ревновал, ненавидел меня, думая, что я не только отнял у него любовь любимой женщины, но ещё и тебя. Ты меня не предашь, если будешь звать своего настоящего папу папой. Это я тебя предам, если стану обижаться. А я и не обижаюсь. Я всегда знал, что рано или поздно это случится. Я буду тебя видеть, никто тебя у меня на веки не отнимает. Я тебе дядей буду! Ну же! Выше нос!

Но Даррен говорил это и для того, чтобы успокоить и себя тоже. Губы Адриана вздрогнули, он едва ль не заплакал, но, взяв себя в руки, сказал:

– Спасибо тебе за всё, что ты для меня сделал. Я этого никогда не забуду.

А сердце его болело, а в глазах стояли слёзы. Тот, кого бедняжка считал папой, ему не отец, и сейчас просит звать родного отцом. Про себя Адриан называл Джеральда либо отцом, либо сэром, а Даррена папой. Но теперь… теперь всё будет по-другому, а бывший невольник к этому не готов.

– Ангел мой…! Ну, как я мог иначе поступить?

– Ангел… – улыбнулся Адриан. – Меня так дедушка и сэр Чарльз зовут.

– Ну, и правильно! Знаю, трудно тебе, наверное… Так быстро всё поменялось. Ты не причинишь мне боль, если назовёшь настоящего отца отцом, а меня – дядей Дарреном. И мама этого бы хотела.

– А ты её любил?

– Любил, но как сестру. Она была мне, как сестрёнка. Я всегда покрывал её проказы. А как женщину всю жизнь я любил только одну, другую. И теперь не знаю, как благодарить Господа за это чудо, за Его милость… Если я был удостоен этого, значит, всё мы правильно делаем… – Даррен поймал его удивлённый взгляд и, немного смущаясь, пояснил. – Я о Фелиции говорю.

Адриан просиял.

– Поздравляю вас от всего сердца! Ты даже представить себе не можешь, как я счастлив!

И он обнял его.

– Так что теперь я тебе полноправный дядя!

В этот момент кто-то робко постучался в дверь, а потом в кабинет вошла Фелиция. Они с Дарреном так заранее договорились, ведь встреча с Адрианом могла стать очень волнительной. Ему хотелось, чтобы любимая была рядом. Леди подошла к ним и, улыбнувшись, обняла по очереди обоих.

Так отец стал дядей. Так тайна стала явью, и всё встало на свои места. Даррен считал, что это единственное правильное решение, хотя на самом деле не хотел этого, в глубине души желая, чтобы приёмный сын, который теперь стал ему племянником, звал его так, как звал все эти годы, папой. Но мужчина понимал, что сейчас открылась правда, и родной отец должен занять своё место… Но вот хочет ли этого Адриан? Неважно. Он привыкнет, а правда всегда лучше лжи…

Филипп и Мэрбл прогуливались по саду.

Девушка улыбнулась, сказав, что так непривычно, что в декабре цветут розы. Молодой человек согласился. У них ведь на севере уже лежит снег.

– Здесь такие красивые цветы! Дома я таких не видела!

– Не могу согласиться! Дома у нас самый красивый цветок на свете есть. Это ты.

– Спасибо большое, – Мэрбл смущённо улыбнулась и покраснела.

– Разве за правду благодарят?

– Спасибо тебе, Фил. Ты так добр ко мне.

Они дошли до фонтана, вокруг которого цвели розовые кусты. Девушка подошла ближе и подставила руку брызгам.

– Как красиво… – прошептала она.

Фил смотрел на неё и улыбался. Он не мог поверить, что рядом с ним такая девушка. Молодой человек взял её за руку.

– Мэрбл, я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя. И уже давно. С самого первого дня, как увидела тебя.

Филипп встал перед ней на одно колено.

– Ты согласна стать моей женой?

– Да… Да!

Он встал, и она обняла его.

– Боже, как я благодарен Тебе, – не веря услышанному, шептал Фил. – Я женюсь на самой прекрасной девушке на свете!

Но вряд ли это понравится его маме…

После Рождества прошло несколько дней. Констанция переехала в дом Филиппа, куда так же из гостиницы уехали Фелиция и Даррен. Она не хотела этого делать, потому что у них гостили Эви и Марти, а они были ее родственниками, а ни мужа, но племянник сказал, что дом у него большой, места хватит всем, и пусть ее кузина с супругом перебираются вместе с ней. Разумеется, Геральдина тоже там не осталась. Мистер Томас, который не знал причину ухода жены от его хозяина, был просто в шоке. В шок пришли и все остальные.

Настал тот самый волнительный и для кого-то страшный день, когда Адриан должен был прийти в суд. С самого утра он был на нервах. Эта встреча… Что она принесет? Скоро, совсем скоро, все кончится. Но как? Фил вызвался пойти с братом, не желая оставлять его в такой сложный момент. Но на это заседание собрались все, кто имел какое-то отношение к делу.

Адриан по законам своей страны являлся несовершеннолетним. Суд был в шоке. Все темы заседания были тайными. Никто в городе не знал об этой истории. Все участвующие давали клятву неразглашения. Все в суде прониклись глубокой симпатией к Адриану и сочувствовали ему, все до одного. Не нашлось бы ни одного человека, который был бы против сэра Гарольда. Все, начиная с судьи Августина, кончая уборщицей Долорес, были на стороне потерпевших. Для Джеральда еле нашли адвокатов, все отказывались «защищать этого подонка», еле-еле уговорили трех, и те сказали, что делают это, потому что так надо, чтобы вообще суд над «скотиной» состоялся побыстрее, а душой они с Гарольдом. Обвиняемый же не стал вызывать своих адвокатов из другого города, так как стеснялся сказать им, за что на него подали в суд.

После Рождества прошло несколько дней. Констанция переехала в дом Филиппа, куда так же из гостиницы уехали Фелиция и Даррен. Супруга Джеральда не хотела этого делать, потому что у них гостили Эви и Марти, а они являлись её родственниками, а ни мужа, но племянник сказал, что дом у него большой, места хватит всем, и пусть её кузина с супругом перебираются вместе с ней. Разумеется, Геральдина тоже там не осталась. Мистер Томас, который не знал причину ухода жена от его хозяина, был просто в шоке. В шок пришли и все остальные.

Настал тот самый волнительный и для кого-то страшный день, когда Адриан должен был прийти в суд. С самого утра он был на нервах. Эта встреча… Что она принесёт? Скоро, совсем скоро, всё закончится. Но как? Фил вызвался пойти с братом, не желая оставлять в такой сложный момент. И на это заседание собрались все, кто имел какое-то отношение к делу.

Адриан по законам своей страны являлся несовершеннолетним. Суд был в шоке. Все темы заседания были тайными. Никто в городе не знал об этой истории. Участвующие давали клятву неразглашения. Все в суде прониклись глубокой симпатией к Адриану и сочувствовали ему, все до одного. Не нашлось бы ни одного человека, который был бы против сэра Гарольда. Все, начиная с судьи Августина, кончая уборщицей Долорес, были на стороне потерпевших. Для Джеральда еле нашли адвокатов, все отказывались «защищать этого подонка», еле-еле уговорили трёх, и те сказали, что делают это, потому что так надо, чтобы вообще суд над «скотиной» состоялся побыстрее, а душой они с Гарольдом. Обвиняемый же не стал вызывать своих адвокатов из другого города, так как стеснялся сказать им, за что на него подали в суд.

Джеральд прибыл на заседание к назначенному времени. Адвокаты ждали его у дверей. К ним вышел судья Августин.

– Сэр Джеральд, – обратился он к подсудимому, – предупреждаем вас, что вам запрещено приближаться к сэру Адриану меньше, чем на пять метров.

– Пять? – изумился тот.

– Да, именно на пять. А также прикасаться к нему и заговаривать с ним. Даже смотреть не смейте! Его присутствие очень важно для суда, но это крайняя мера. Мы не хотели сначала приглашать милорда, но были вынуждены в интересах следствия. Вы всё поняли?

– Да, Ваша честь.

– Хорошо, тогда пойдёмте в зал. Все уже собрались.

«Все уже собрались»… Сердце Джерри вздрогнуло – значит, его сын тоже там. А ему даже взглянуть на него запрещено!

На заседании было всё, как обычно, как положено. Вопросы, ответы. Долго слушали свидетелей, защиту, говорили речи… И почти под самый конец мистер Ингвар, прокурор, неожиданно спросил подсудимого:

– Сэр Джеральд, вы знали о том, что сэр Адриан – свободный человек?

Воцарилось молчание. Нервно тикали часы, кто-то нетерпеливо бил пальцами по столу…. «Нет-нет, он не знал…» – думал Адриан в отчаянии, будто бы моля кого-то великого, чтобы это оказалось так, чтобы он действительно не знал.

– Знал… – этот ответ поверг всех в шок.

– Как так знали?! Откуда?

– Моя мать, леди Лилиан, сказала мне об этом перед смертью.

– Вы понимаете, что, то, что вы, может быть, не знали, могло стать для вас возможностью смягчить приговор? – спросил мистер Августин.

Обвиняемый кивнул. А его спросили, что ещё ему сказала леди Лилиан?

– То, что отец хотел усыновить моего сына, что она была категорически против.

– Знали ли вы, что она травила вашего отца?

– И это я знал… Перед её смертью у нас был откровенный разговор.

– Почему же вы молчали об этом?!

– Потому что отец сломал мне жизнь. Я был зол на него, – он с вызовом посмотрел в глаза сэра Гарольда, но тот не отвёл взгляда, пристально глядя на сына.

– Как именно он сломал вам жизнь?

– Он отнял у меня моего сына, не дал жениться на любимой женщине, – в этот момент обвиняемый пристально взглянул прямо в глаза Констанции и добавил: – На единственной любви моей жизни.

Сердце женщины вздрогнуло, из глаз хлынули слёзы, ведь бедняжка любила этого человека, несмотря ни на что, любила.

– Хорошо, мы ещё вспомним об этом позже, а теперь вернёмся к делу, по которому собрались. Сэр Джеральд, вы обвиняетесь по статьям «незаконного лишения человека свободы, незаконного содержания в рабстве, нанесения тяжкого морального и физического вреда, жестокого обращения с ребёнком». Да и ещё теперь выясняется, что добавляется «скрытие преступления»! Вы понимаете, что за это вам грозит суровое наказание?

– Я понимаю.

– Вы признаете свою вину?

– Признаю, Ваша честь. По всем пунктам. И искренне раскаиваюсь.

Сердечко Адриана, который сидел вдали от него на возвышение, вздрогнуло. Неужели, правда? Может быть, есть надежда ему спастись, он ведь раскаивается?

– Отец нашего подзащитного незаконно держал людей в рабстве, скрывая от них вольные, лишил сэра Джеральда сына и жестоко обращался с ребёнком, – сказал один из адвокатов подсудимого.

– То есть со мной, – добавил подзащитный.

Глаза сэра Гарольда округлились от возмущения, и Его Светлость воскликнул:

– Протестую, ваша честь! Я не обращался жестоко со своим сыном, сэром Джеральдом, и если что-то и позволял, то только выговор по делу.

– Протест принят!

– Сэр Гарольд не держал незаконно людей в рабстве, – сказал один из его адвокатов. – Он имел права самому решать, когда выдать вольные, при условии, что труд человека вознаграждается. В данном случае бывшие рабы не были изгнаны с ранчо, и с ними уважительно обращались. Что касается сэра Адриана, то он внук сэра Гарольда, и то, что он не подпускал к нему сэра Джеральда, это уже семейные неурядицы, которыми суд не должен заниматься, к тому же к делу не относится.

Судья поблагодарил всех и сообщил, что сегодняшнее заседание закончено. А сэра Джеральда, в интересах следствия попросил задержаться на полчаса.

У Джерри уже давно сложилось впечатление, что суд явно на стороне Гарольда. Вот только почему? Им так жалко Адриана? Или отец подкупил всех? Или неужели его влиятельность сохранилась и после исчезновения?

Джеральда задержали на полчаса только для того, чтобы Гарольд с внуком успели уехать до него, чтобы у подсудимого и его защиты не было возможности поговорить с Адрианом.

Мистер Августин, провожая их к выходу, сказал молодому милорду, что он очень мужественно держался, даже когда показали фотографии шрамов. Мужчина заявил, что его стойкость достойна восхищения! Юноша в ответ вежливо поблагодарил его.

– Оказывается, он знал, что Лилиан меня постепенно травила, и смолчал. Если бы Джеральд этого не срыл, то, – кто знает? – может, мне не пришлось бы жить в Европе. Всё бы вскрылось уже давно, и все раньше узнали бы, что я жив. Я у него ещё и наследство отсужу! Да, ему с сыном повезло больше, чем мне! Адриан до конца пытался найти ему оправдание.

Фил заявил, что нет ему его, а судья согласился полностью. Ингвар их поддержал и заметил, что, наверное, в его практике это первое дело, когда все единогласно, вплоть до защиты подсудимого, на одной стороне.

Только Адриан молчал, молчал до того момента, как сели в коляску, молчал всю дорогу домой. Оказывается, его отец всё знал! Джеральд знал, что его сын не раб! Он знал, что Даррен и Алиссия получили вольные, он знал, что его мать пыталась отправить отца на тот свет, он знал всё, был в курсе всего!

Что же теперь делать? Оставалось только одно – научиться жить заново, по-другому. И просто смириться.

Сэр Гарольд сам был в шоке. Его сын знал, что Адриан родился свободным человеком и никогда не был рабом, издевался над ним так жестоко и изощрённо, что сложно себе представить отца, придерживающегося более строгим методам «воспитания». Джеральд знал, что Лилиан хотела отравить его папу, и молчал. Приехав домой, внук обнял деда, будто бы почувствовав его боль.

Констанция вернулась из суда. Женщина сидела на диванчике и смотрела в окно в комнате, которую ей отвели. Перед глазами стояло лицо Джеральда, слова всё ещё любимого человека звучали в ушах: «…на единственной любви». Он все эти годы обманывал её, он не любил её, всё ещё любя одну лишь Алиссию? Леди с трудом отогнала от себя эти мысли, пытаясь думать об Адриане. Нужно обязательно поговорить с сэром Гарольдом насчёт усыновления. А всё никак не успевала с этими заседаниями и очень из-за этого на себя сердилась! Внезапно в дверь постучали. Это оказалась Фелиция.

– Милая, там какой-то мужчина тебя спрашивает…

– Мужчина?! – изумилась Конни. – Какой ещё мужчина? И откуда он меня знает?

– Без понятия. Но он назвался мистером Виктором.

– Виктором?!