Текст книги "Русалка на суше (СИ)"

Автор книги: Мария Максонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава 26

– Как тебя зовут-то, горе мое? – вздохнула я тяжело, расчесывая длинные светло-русые волосы перламутровым гребнем, одновременно собирая с них воду.

– Барабура, – девчонка оглянулась, сверкнув на меня огромными голубыми глазищами.

– Буду звать тебя Барби, – решила я, усмехнувшись, и заплела свободную косу. Кукла и есть.

– А как же вы? – она растерянно покосилась на одинокую кровать в моей каюте.

– А мне кровать не нужна, я в воде сплю, – чуть покривила душой, укрывая ее теплым одеялом. – Спи и ни о чем не беспокойся, завтра будет новый лучший день.

Она покорно свернулась под одеялом калачиком по-детски подложив под пухлую щеку ладони.

Я проследила за тем, как успокоились ее и без того приглушенные после пробуждения эмоции, как разгладилась морщинка между светло-русых бровей. Кажется, открыла в себе новую способность – управлять эмоциями людей, конкретного человека. Вовремя, однако, зато она выдала свою историю без истерик и сопротивления, будто про другого человека рассказывала.

Я наконец смогла немного расслабиться: сполоснуться тоже пресной водой и одеться в человеческую одежду, а то плавала-то я в одной длинной шелковой майке, которую, кстати, умудрилась где-то зацепить и порвать. Надо будет потом отдать, чтобы зашили. Сунула высушенную майку на дно сундука, оделась в приличное и наконец уселась в свое самодвижущееся кресло.

– Что случилось? – встретил меня вопросом капитан Гарт на капитанском мостике.

Мы стояли на якоре, так что не было совершенно никакого повода для него, чтобы не спать посреди ночи, но он все же меня ждал, в его эмоциях царило волнение.

– Урод один случился, – призналась я откровенно, – сделал предложение девушке, запудрил голову, уехал и не вернулся, а она узнала, что беременная. Еще и деревенские плохо восприняли.

– Избили ее и в море столкнули? – напрягся капитан.

– А у вас и такое случается?! – я была шокирована.

Он пожал плечами неопределенно. Твою ж…

– Нет, просто уволили ее с должности учительницы и в город никто везти не соглашался.

А она беременная, на эмоциях, – я не могла перевести слова «на гармонах», – вот и, – махнула рукой. А потом выдала, понимая, что надо сказать все и не скрывать: – со скалы она прыгнула, отчаялась совсем и хотела умереть. И одновременно жить хотела, жизнь своему ребенку сохранить, – усмехнулась невесело, – беременные женщины – это такое… все мозги отключаются.

– И что теперь? – напряженно осведомился капитан Гарт.

Глупо это было как-то было называть его по фамилии, особенно после всего пережитого и после знакомства с его братом. Что уж там, я ведь даже Оларга давно зову по имени, чем Гарт хуже?

– Можно я буду называть тебя «Лим»? – предложила я.

– Что? – он удивленно моргнул от перемены темы.

– Твое имя «Олимон» на моем языке не очень благозвучно, – призналась я. – Но у нас принято сокращать имена. Мне нравится сокращение «Лим», можно я так тебя буду звать?

– Да, – он произнес неожиданно хрипло, в эмоциях проскользнуло что-то непонятное, но положительное.

– Так вот теперь, Лим, мы должны плыть дальше на восток до деревни, где живет Барби.

– Вы собираетесь ее там оставить?! – прозвучало испуганно и возмущенно.

– Я хочу забрать ее вещи. И учебники, – я усмехнулась расчетливо. – Мне как раз требовался учитель – надо разобраться с местной грамматикой. Да и детей поучить не помешает. О, и еще нужен секретарь, Марус ведь совсем не образован…

– Вы собираетесь таскать беременную незамужнюю девушку с собой по деловым сделкам в качестве секретаря? – брови Гарта взлетели вверх.

– Может, объявить ее тоже вдовой?

– Она ведь имеет именной патент, ее брак должен был бы быть на нем отпечатан, – покачал головой Лим. – Вот если бы она была крестьянкой без документов, было бы проще, да и то могло бы всплыть.

Я вздохнула тяжко. И почему во всех фэнтези-книжках, которые мне встречались, люди попадали в дикое средневековье без документов, где можно что угодно соврать и все поверят? Хотя с другой стороны местная цивилизованность мне и нравилась, не совсем дикие нравы, никаких религиозных фанатиков и сжиганий ведьм на кострах.

– Ладно, завтра разберемся, – решила я, – а пока надо выспаться.

Я махнула рукой, и сама с удивлением заметила, как от моей руки отделилось что-то вроде легкого облака, окутавшего Гарта. Он немедленно зевнул и заморгал, будто вот срочно захотел спать. Пожелал «спокойной ночи» и, пошатываясь, направился в свою каюту.

Я же нахмурилась. Как-то надо лучше себя контролировать и не делать так больше.

На следующей день я проснулась от того, что на меня с любопытством кто-то пялился. Сперва я пыталась перевернуться, чтобы скрыться от навязчивого взгляда, но проснулся Кракен и заворчал:

«Чего ей надо? Чего она не спит? Спать мешает…»

Я все же разлепила глаза и огляделась. На моей кровати сидела, укутавшись в одеяло, Барби и с любопытством смотрела за нами с Кракеном, спящими в гигантском водном пузыре, будто за рыбками в аквариуме. Я опустилась в свое кресло и покосилась на нее неодобрительно:

– Тебе не говорили, что неприлично так глазеть на спящих людей… и нелюдей? – поправила себя, запнувшись.

– Простите, – пробормотала девушка, потупившись, – любопытство всегда было моей слабостью. Люблю узнавать все новое, а о существовании русалок не слышали уже многие тысячи лет…

– И не услышат, – нахмурилась я. – Сегодня ты принесешь мне клятву в том, что никогда не расскажешь никому о моей сущности. Для всех, кроме принесших мне клятву, я обычная женщина, пострадавшая во время кораблекрушения. В общем, сориентируешься по ходу, я тебе все расскажу. А пока одевайся и пойдем завтракать, – велела я, сливая воду из большого пузыря, в котором спала, за борт. – Познакомлю тебя с командой.

Барби, причесанная и повеселевшая, произвела на всех мужчин на корабле положительное впечатление, правда, на всех по-разному. Она на всех смотрела с любопытством и много улыбалась, словно солнышко. У нее была не яркая, но очень привлекательная мягкая красота, а пухлые щечки и большие голубые глаза делали ее похожей на ребенка. Если бы ее еще немного подкрасить: подвести глаза, накрасить ресницы и брови, подчеркнуть розовым губы, добавить чуть румянца на щеки – вообще бы от поклонников прохода не было бы. Но пока, конечно, это было совершенно не актуально.

Больше всего я опасалась какого-то негатива от полуорков, но за завтраком оба подкладывали Барби самые лакомые кусочки, позволили пощупать свою зеленоватую кожу и разглядеть поближе традиционные татуировки. Меня заинтересовала эта реакция, и я после спросила Зэраса. Ответ меня удивил и не удивил одновременно:

– Разве может женщина, тем более такая молодая, отвечать за свои действия? Это ее отец виноват, что отправил дочь одну работать так далеко без поддержки своей или доверенного опекуна.

Нет, я, конечно, была согласна, что Барби – совсем еще девчонка, мне сложно было представить ее в роли строгой учительницы в чужой деревне, но и считать так огульно, что все женщины нуждаются в опекунстве, будто недееспособные – это адский сексизм.

– Ты что, считаешь, что и мне тоже требуется опекун?

– Нет, конечно, госпожа, – удивился он вполне искренне. Только я не поняла, это потому что я в его голове не совсем женщина или это такой признак уважения к моей взрослости и мудрости? Или просто потому что я не человек? Черт его знает.

Кракену девушка сперва не понравилась, он ворчанием по ее поводу наполнял мою голову и, кажется, ревновал. А затем, наконец, увлекся катанием деревянного шарика по палубе. Барби, наблюдая за ним, похохатывала, а, когда шарик подкатился к ее ноге… нет, не пнула его, сделала движение рукой – и шарик вернулся к Кракену, хотя она к нему не прикасалась.

– Ты маг? – удивилась я.

– Немного, – она смутилась. – Я нигде не училась, но кое-что получается интуитивно. Денег на академию магии у нас не было, а для получения стипендии моего дара не хватило. Отец говорил, что я могу поработать учительницей несколько лет и, если не тратиться, накопить денег, а он добавит, и я смогу поступить в местную академию. Но не получилось… – она положила руку на живот, и я, перенастроившись на водное зрение, смогла увидеть, как в этот мент ребенок пнул ее по внутренностям, словно в ответ на ее эмоции. Только теперь я могла для этого не закрывать глаза и будто бы видеть одновременно и обычным зрением и водные формы, что было странно.

А еще неожиданно заметила внутри у Барби словно бы маленькие искорки разных цветов: голубую, желтую, красную и зеленую. Они вертелись друг вокруг друга в районе груди. И такие же были видны в теле ее ребенка, только у него голубая была сильнее прочих раза в два.

– Твой сын тоже будет магом, – сказала неожиданно для себя самой, а затем проморгалась, настраиваясь на обычное зрение.

– Сын? – она удивилась. – Вы можете сказать пол ребенка?

Я кивнула, вновь вглядевшись в ребенка и почти ощупав его со всех сторон магией. Не особенно я разбиралась в детях, но на мой взгляд было все хорошо несмотря на вчерашнее купание:

– Да, сильный красивый и здоровый мальчик.

Она улыбнулась, хотя в глазах ее стояли слезы.

Вхождение нашей шикарной яхты в бухту маленького поселка, конечно, произвело на местное население незабываемое впечатление. Для других судов тут было мелковато, но яхточка имела не слишком глубокую осадку, да и я тщательно следила за глубиной и поддерживала судно водой, чтобы не сесть на мель, а паруса использовались чисто для вида. Схождение же с корабля опальной учительницы и вовсе произвело шокирующее впечатление. Не знаю, заметил ли кто-то вчера ее исчезновение, но, когда мы шли к ее дому, нас сопровождала едва ли не вся деревня. Люди перешептывались и распространяли вокруг себя облака негативных эмоций: зависть, неодобрение, гадливость, стыд – все было так густо замешано, что и не разберешь.

Барби зашла с полуорками в дом, чтобы собрать вещи, а я с Гартом осталась во дворе, тогда-то к нам и подошел какой-то полный мужик с лоснящимся от жира лицом.

– А вы кто, простите, уважаемая?

– А я тетя Барабуры по материнской линии, – соврала, не моргнув глазом. – Она мне написала, что что-то у вас тут странное с транспортом, никак не могла до меня доехать. Вот пришлось несчастной инвалидке самой за племянницей плыть.

– Как же вы можете?! – возмутился мужик, а потом наклонился ко мне и зашептал: – разве вы не знаете, что она ребенка нагуляла? Ее даже из учителей выгнали за… – он произнес слово, которого я прежде не слышала, но по эмоциям и так было понятно, что обвиняет он мою «племянницу» в том, что она женщина с низкой планкой социальной ответственности.

Гарт, услышав это, схватился за свой кортик, но я подняла руку, останавливая:

– Жених ее погиб в море, ужасная трагедия, – произнесла я, глядя этому типу прямо в глаза. – Если бы вы отнеслись к девушке с сочувствием, родила бы она и вырос бы у вас в деревне сильный маг. Она ведь и сама одаренная, пусть и не обучена, а сынок ее и вовсе далеко пойдет. Но теперь и к лучшему, такой маг моему роду очень даже нужен, может, меня от болезни излечит, – и с этими словами я послала ему такой же поток эмоций. Душа его наполнилась разочарованием, жадностью, жалостью… он без промедления поверил в мои слова и ощутил всем своим существом все упущенные возможности, которые я описала и которые додумал сам.

– Я готова, – Барби вышла из дома с маленькой сумкой с вещами, а следом за ней двое полуорков тащили несколько баулов и здоровенные связки с книгами. Я довольно улыбнулась.

Когда мы вернулись на корабль, я увидела, что эмоции в толпе изменились – тот человек успел рассказать об услышанном, и по толпе распространилось недоумение, сожаление, зависть… эмоции так легко заражают людей, да только злость, зависть и брезгливость прежде распространились между ними быстрее, будто круги по воде.

Когда мы уже покинули негостеприимную бухту, я махнула рукой, сама не понимая своей злости и того, что творю. Но от меня отделилось облако силы, словно веер брызг она разлетелась в стороны и упала в воду. И все крупные рыбы, почувствовав ее, ринулись прочь из этих мест. Не будет тут больше доброй рыбалки, как прежде.

Глава 27

Я решила забить на мнение местных жителей и зайти в порт, чтобы пройтись по магазинам – нам нужно было закупиться вещами. Конечно, Барби причитала, что у нее есть все необходимое, но на деле у нее не было нормальной одежды для беременных, она просто расшивала свои старые платья и юбки, если это было возможно. Да и в целом ее гардероб не менялся со времен жизни с отцом, она все экономила на будущую учебу, а потом эти средства уже стали потенциальным приданым для будущего малыша.

Когда мы вошли в бухту, оказалось, что команда нас потеряла, на пристани нас встречали как долгожданных гостей. Все выглядели смущенными, а Марус едва ли не пустил слезу:

– Мы думали, что вам больше не нужны, вот вы и уплыли, – признался он и получил подзатыльник от Дорепа, но по их эмоциям я видела, что он по молодости выдал то, о чем думали все.

В общем, по магазинам мы пошли полным составом, присоединилась даже жена Клифа – молодая пухленькая подвижная женщина – Вуря, посадившая сына, которого некуда было пристроить, мужу на шею. Она, услышав о необходимости переодеть мою новую подопечную, немедленно взяла нас обеих в оборот и потащила в единственную в городе лавку портнихи. Да, по сравнению с деревней, где жила Барби, я все же готова была признать это поселение городом.

Между делом Вуря и выдала, что едет вместе с мужем, раз есть такая возможность.

– Моя мама тоже поедет, если уж можно, – вставил Марус.

– Мои останутся – у зятя тут дело, семья, наследство, – с грустью вздохнул Рэн.

– А я б рад, если бы моя старуха осталась, так нет, понесло же ее на старости лет на приключения, – проворчал Дореп, но я видела по эмоциям, что на самом деле он рад. – А дети давно уже по стране разъехались, сын в армии, ему все равно, куда в увольнение приезжать: что сюда, что в Уркатос. А дочь, – он махнул рукой.

Я вопросительно покосилась на Гарта, и тот пояснил:

– Дочь Дорепа уехала с труппой странствующих менестрелей.

– Не сидится моим потомкам на месте, все гонит их куда-то свет Желтой луны, что покровительствует странникам.

Я в очередной раз сделала себе зарубку в памяти, что нужно разобраться с местной религией.

В лавке портнихи мы пробыли недолго, выбор одежды, подходящей беременным, там был откровенно скудным, а ткани не слишком хорошего качества, но я выбрала несколько платьев большого размера, которые портниха согласилась ушить по длине и присобрать в плечах. Получился несколько своеобразный дизайн, но Барби хотя бы не выглядела как бедная родственница.

На обратном пути мы зашли на рынок, чтобы прикупить чего-нибудь перекусить, и я заметила на отшибе странное здание – квадратная в своем основании башня, довольно скучная из темно-серого местного камня высотой всего-то в два этажа или чуть выше, но по местным меркам и это – высотка. Сперва я подумала, что, может, это местный маяк, но потом сообразила, что она стоит слишком далеко от берега. Потом она напомнила мне часовую башню, потому что сверху на ней было что-то круглое, но, присмотревшись, я поняла, что часовых стрелок нет (да и вообще я часы в этом мире не встречала), скорее это просто круглое окно, забранное серо-голубым стеклом.

– Что это? – все же полюбопытствовала я.

– Храм, конечно, – удивилась Вуря. – Хотите зайти?

– Если можно, – кивнула я с любопытством. – Никогда не видела храмов в Империи, у нас на островах все несколько иначе…

Услышав мои слова, Барби перешла в «учительский режим» и зарядила лекцию, как заправский экскурсовод:

– Люди в Империи поклоняются Четырем Лунам, что олицетворяют силу Четырех Стихий или Элементалей.

Внутри храм оказался довольно скучным, не сравнить с земными православными храмами: никаких росписей на стенах, все те же серо-черные скучные камни, никакого ярко оформленного алтаря или статуй. Большое квадратное помещение, в каждой из четырех стен которого были круглые окна, а под ними по входной двери, так что здесь не было никаких задних скрытых от посещения помещений или чего-то подобного. Единственная разница – стекло в окнах раскрашено в разные цвета: голубой, желтый, красный и зеленый. Витражи не наборные, без рисунков, и отбрасывают на пол простые однотонные овальные блики, рассеченные на клеточки оконным переплетом.

В центре храма по квадрату стоят скамейки, оставляя внутри площадку, освещенную магическими белыми огнями, а вот стены большей частью скрыты во мраке, освещаются только когда открывается дверь наружу.

На площадке в центре сейчас стоит какой-то мужчина и что-то негромко рассказывает. Скамейки почти не заполнены, только несколько женщин в черном с покрытыми головами скорбно внимают его речам.

– Это жрец Четырех, – поясняет мне Барби, понизив голос. – Он дает наставление страждущим.

– А нам не нужно покрыть головы? – спрашиваю, заметив, что все женщины, сидящие перед священником, в платках.

– Нет, – отвечает она и косится на меня слегка удивленно. – Каждая из стен храма олицетворяет одну из четырех стихий и четырех Лун. Красная луна – Огонь, Зеленая луна

– Земля, Желтая луна – Воздух, Голубая луна – Вода. Все мы и все вокруг нас было создано в единении этих первоэлементов, в каждом человеке они присутствуют: плоть и кости человека – земля, кровь – вода, огонь дает биение сердца и движение, а воздух – дыхание. Только единение всех четырех дает жизнь. В храм люди идут, чтобы найти равновесие или попросить о восполнении недостающего.

– И как это делают? – заинтересовалась я, потому что тут не было ни икон, ни коленопреклонённых людей, ни свечей, которые можно было бы зажечь – очень пустой теряющийся во мраке храм.

Барби повела меня по кругу, в темноту стен. Только отойдя к стене и отвернувшись от освещенного центра храма, я смогла разглядеть, что и здесь есть магическая подсветка, только совсем тусклая. Здесь стояла высеченная из камня чаша, наполненная водой. Перед ней тоже была скамеечка, но совсем низенькая, Барби подошла к ней и преклонила колени, что-то пробормотала и бросила в чашу монетку. Внутри что-то засветилось голубоватым светом и вода плеснула, будто невидимая рыба ударила хвостом.

– Это алтарь Воды, здесь просят о спокойствии и мире в семье, об эмоциональной стабильности и о том, чтобы близкие не гибли в Море, о богатом улове, о дожде в периоды засухи или о том, чтобы вода ушла во время наводнений. Голубая Луна – покровительствует семье и браку, беременным женщинам, матерям и рыбакам. И магам воды, конечно.

Я подъехала ближе, но источника света разглядеть не смогла, наверное, какой-то амулет, реагирующий на монеты. Я вытащила из кармана серебряник и тоже бросила его в чашу. Та засветилась куда ярче, а в центре водяной чаши взвился водный фонтанчик. Я попыталась скрыть ухмылку – интересно, как он отреагировал бы на золото?

– Госпожа, наверное, маг воды? – я не заметила, как к нам подошел священник.

– А алтарь реагирует на магию? – я удивленно обернулась.

– Это самая простая проверка на магическую одаренность – привести ребенка в храм, чтобы он подошел к каждому из алтарей. Благословленные стихией входят с ней в резонанс, а маги любят посещать храмы в момент истощения – у алтаря сила восстанавливается быстрее.

Надо же, я думала, что это только религия, вроде как попроси об исполнении желания, но ничего не получишь. А тут и магия как-то накладывается.

Мы поехали дальше по кругу. Алтарь Земли представлял из себя точно такую же каменную чашу, только наполненную землей, на которой, как ни странно, росла трава. А, когда Барби бросила на нее монетку, та утонула в земле без следа, а на ее месте выросла крошечный голубой цветочек, похожий на земную незабудку. Я тоже бросила, но в этот раз алтарь на меня никак не отреагировал, только монетка потерялась в траве. Подошли ближе мои охранники-полуорки, тоже решили присоединиться – бросили по медяшке, на алтаре распустилась еще пара маргариток, что я расценила как проявление их магии земли.

Следующий алтарь был посвящен Воздуху, чаша его была наполнена каким-то дымом, настолько тяжелым, что он не поднимался над чашей, а волновался внутри, словно молоко. На мою монетку он никак не отреагировал, а на жертву Барби из дыма поднялось несколько струек, быстро исчезнувших в воздухе.

Последний алтарь был Огнем, и в его чаше тускло светились угли. Как ни странно, и здесь предлагалось бросать деньги прямо в чашу. Не знаю уж, как они их телепортировали оттуда. В ответ на жертву Барби из углей появился язычок огня, а моя монетка опять исчезла в углях без следа. Даже скучно.

И только тут от скуки я заметила на краю чаши красивую резьбу в виде ящериц, словно бегущих друг за другом:

– Что это? – спросила у Барби.

– Это Саламандры, духи Огня. У каждой стихии есть свои духи, первые ее живые воплощения. – Мы вернулись к предыдущей чаше. – Первое воплощение Воздуха – Сильфы, – на чаше были изображены будто в хороводе девушки с крыльями. – Главное воплощение Земли – Дриады, – кажется, художник не знал, как это изобразить, потому что там были просто девушки с цветами в волосах и на одежде. – А сила Воды воплощается в Русалках, – местные русалки скорее напоминали рыб – толстенькие хвосты с большими плавниками. Вряд ли художник когда-либо видел нас живьем.

– А что это значит «дух стихии», «воплощение стихии»?

Я заметила, что Барби растерялась от этих вопросов, а вот священник, следовавший за нами, только и ждал возможности перенять инициативу в разговоре:

– Когда-то Четыре стихии создали этот мир и населили его жизнью: птицами, рыбами, подземными гадами и зверями. И это было хорошо, но чего-то не хватало. Чтобы быть ближе к своим созданиям Стихии создали четыре Луны, что являются проводниками их сил. Но и так им было скучно, не интересно наблюдать за не имеющими чувств и разума существами. И тогда они создали Элементалей – первых своих потомков. Сейчас считается, что они были лишь бестелесными мифическими существами, но древние книги говорят нам иное. Это были первые разумные жители нашего мира. Они управляли магией своей стихии, как мы управляем собственными руками и ногами. Но случилась катастрофа, и магия стала пропадать из мира, Боги отвернулись от своих созданий. Немногие выжившие элементали стали просто людьми, от них произошли и мы. Лишь те, в ком сила предков все еще сильна, владеют магией, но и их становится все меньше, – он трагически заломил брови, и в целом, хоть было и интересно, у меня сложилось впечатление, что мне рассказывают привычную сказку, настолько часто повторяемую, что все слова уже почти выучены наизусть.