Текст книги "Принцесса (СИ)"
Автор книги: Мария Степанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Она покачнулась, и начала падать. Лерка, до сих пор стоявшая столбом, взвизгнула, Юлька выронила документ, Нина закричала и бросилась к матери. Мужчина по имени Костя успел вперед всех, он подхватил падающую женщину, не дав ей коснуться пола.
– Куда? – спросил он у Нины, и та указала пальцем на дверь.
Юлька так и осталась стоять.
Обошлось. Это был всего лишь нервный обморок. Врачи "неотложки" оставили после себя кучку синих бахил у входа и стойкий запах успокоительных лекарств. У постели больной суетилась заплаканная Нина, а Юльке пришлось отпаивать испуганного дядю Лешу, который вернулся с работы и застал у своего порога кучу незнакомцев, да еще и машину "скорой".
– Чуть не кончился! – махал рукой дядя Леша, – думал вас тут убили всех! Ну Танька, ну аферистка!
Дяде Леше вкратце рассказали. Что произошло, и он таращил глаза, удивляясь, как это все прошло мимо него.
– А ведь я тогда понял, что что-то произошло! – сетовал он, – Татьяна приехала сама не своя, неделю отмалчивалась. Я уж не лез в душу, да и догадывался, что в Сереге дело. Думал моть посадили его или еще что… А оно вона как! И ведь молчала! Молчала!
Дядя Леша огорченно всплескивал руками, порывался пойти к жене, но Юлька удерживала его, мотивируя тем, что Татьяне Петровне нужно отдохнуть.
– Ладно, пусть отдыхает, – кивал согласно дядя Леша, – Юльк, ну налей хоть стопку что ли! Не могу, до сих пор душа трясется!
За всеми этими перипетиями молча наблюдал мужчина по имени Костя. Он несколько раз выходил из дома, но потом возвращался. Его телефон время от времени заводил какую-то незнакомую мелодию, Костя смотрел, кто его вызывает, и отключал вызов. Один раз он перезвонил, в полголоса сказал, что перезвонит, и отключился.
Юлька до сих пор не верила в происходящее. Она бы, наверное, так и стояла столбом, если бы не перепуганный насмерть свекр. Свидетельство о смерти теперь лежало на столе, и она старалась обходить взглядом бумагу. Лерка, попавшая в разборки взрослых, как ни странно, выглядела самой спокойной. Она перемещалась из спальни бабушки в кухню, вскипятила чайник и нарезала бутерброды.
– Будете? – поставила она перед Костей тарелку.
Костя улыбнулся неожиданно тепло и кивнул. Лерка открыла навесной шкафчик, вынула кружку с ромашками, налила чай и поставила перед мужчиной.
Юлька благодарно взглянула на дочь, сама она сейчас была не способна на элементарное гостеприимство.
Наконец всё успокоилось. Дядю Лешу пустили к жене, из спальни вышла Нина. Она взглянула на Юльку печальными глазами.
– Я не знала, – проговорила Нина, – мама всегда была замкнута, но, когда дело касалось брата, из нее вообще слова было не вытянуть. Я бы может о чем-то догадалась. Будь я немного старше, но тогда мама часто была не в настроении. И я просто старалась этого не замечать.
– Юля, – подал голос Костя, – нам нужно с вами о многом поговорить. Дело в том, что я был другом вашего мужа. Точнее, он был моим другом, наверное, самым лучшим. Мы познакомились в Чечне, где он служил по контракту, а я был солдатом-срочником. Не знаю, что нас сблизило, но Сергей не раз выручал меня, сопляка, а однажды, когда мы попали в окружение, спас мне жизнь, вытащив меня на себе. Он казался мне мощным, как скала, и я втайне завидовал его физической силе и такой настоящей мужицкой немногословности.
Юлька слушала, как незнакомый мужчина рассказывал ей о Сергее, и воспоминания всплыли на уровне ощущений. Да, он был такой, ее Сережа. Он был сильным, она помнила, что когда он поднимал ее на руки, она чувствовала себя в полной безопасности. И он был немногословным. Тогда ей казалось, что Серега стесняется своего деревенского происхождения, что он закомплексован и зажат. Теперь она поняла, что это было свойство характера – немногословность.
– Вот о чем он мог говорить часами, так это о вас, – произнес Костя, и Юльку прошибло, словно током, – я знаю о вас все, Юля. Как вас зовут, где вы жили, как вы познакомились с мужем, какие у вас привычки. Я знаю, что вы были моделью, что у вас есть друг, который был влюблен в вас, и от которого Серега вас увел. Я знаю, какие песни он вам пел и в каком загсе вы зарегистрировались.
Юлька проглотила ком в горле.
– Он не просто любил, он боготворил вас, – Костя говорил задумчиво и все время смотрел в упор на Юльку, будто пытался рассмотреть в ней то, что видел его друг. – В бой он шел с вашим именем и с именем вашей дочери.
Это было последней каплей. Горячая слеза вытекла из уголка глаза. То, что рассказывал Костя, было невыносимо слушать.
– А еще у нас были похожие фамилии, – продолжал с улыбкой Костя, он Мельников, а я – Мельницкий. Нас так и звали – два мельника. Наша служба закончилась одновременно – у Сереги закончился контракт, а я ушел по ранению. Думал, что больше никогда его не увижу, но вдруг он пришел ко мне в госпитале. Серега говорил, что дома ему пока делать нечего, что нужно как-то зарабатывать и вставать на ноги. Одному было тяжело, и он звал меня с собой. А что, я был свободен, как ветер, я ведь детдомовский. У меня была маленькая квартирка, которую мне выделило государство, и больше ничего. Поэтому я долечился, и мы с Серегой поехали искать счастья. Где-то нам везло, где-то нет, Серега работал как заведенный, и я опять завидовал его целеустремленности и выносливости. Вечерами он рассказывал, как приедет домой, наконец-то познакомится с дочкой, и обязательно родит сына.
Костя замолчал. И все вокруг молчали. Юльку душили слезы, но она старалась не всхлипывать, только время от времени прерывисто вздыхала. Лерка подсела рядом, обхватила ее за предплечье, прижалась ухом к материнскому плечу.
– Потом мы как-то поднялись, денег стало хватать не только на житье-бытье, и мы решили, что пора открыть какое-то дело. Сами-то мы мало что понимали, но нашлись люди, которые готовы были быть нашими компаньонами. Мы занимались всем – возили машины из-за границы, торговали запчастями, чипсами и женским бельем. Не буду утомлять вас рассказами о наших неудачах, но потом все как-то пошло в гору, и мы реально разбогатели. Разбогатели настолько, что нашлись те, кто позавидовал.
Не помогла даже "крыша", местные полубандиты, с которыми наладил отношения Серега. Сначала нам просто угрожали, потом сожгли склад с импортным барахлом. А потом… В тот день это я должен был ехать за товаром. Но у меня накануне разболелся зуб, и морду раздуло так, что Серега ржал надо мной и вспоминал какой-то глупый мультик про Хому. В общем, утром я пошел к зубному, а он поехал на таможню, забирать товар. Машина взорвалась. Естественно. Менты все замяли, представили дело так, будто все произошло само. Я знал, ваш адрес. И послал телеграмму. Потому что мне было невыносимо хоронить друга в одиночестве. Тогда-то мы с Татьяной Петровной и познакомились.
– Костя, почему не мне?! – Юлька ждала ответа.
– Я и написал вам, – Костя провел рукой по аккуратно постриженным волосам, – но вас не было дома.
Да, точно! Она вспомнила, как уехала всего на неделю, и все было хорошо, а когда вернулась, то наткнулась на враждебность. Юлька не понимала, что она такого сделала, и за что свекровь злится на нее. Когда она в очередной раз упомянула Сережу, Татьяна Петровна вдруг взъелась на нее, накричала, наверно первый раз в жизни. Тогда-то они с Леркой и съехали в дом рядом со школой.
– Да, вы правы. Я навещала родителей, – тихо произнесла Юлька. – Деньги присылали вы? – спросила она.
Костя кивнул.
– Это были ваши деньги, – ответил он, – все, что у меня было, наполовину стало вашим, и я посчитал необходимым помогать. Извините, что не связался с вами тогда, но Татьяна Петровна очень просила меня не сообщать, и я, хотя и был против, не стал идти против материнского желания.
– Ну что ж, – Юлька встала со стула, – спасибо, что нашли время, приехали, рассказали.
– Подождите, – Костя тоже поднялся, – это еще не все. Дело в том, что ваша дочь является наследницей одной второй части всего имущества, в том числе и бизнеса, которым я сейчас управляю. По достижении восемнадцати лет она может вступить в права и стать полноценным компаньоном. Пока, конечно, вы ее официальный представитель.
– Моя Лера? – переспросила Юлька.
– Да, – ответил Костя, – мои юристы свяжутся с вами и предоставят все документы.
– И чем же она может управлять? – с ноткой сомнения спросила Юлька.
Костя вздохнул.
– Долго перечислять. На сегодняшний день у меня сеть автосалонов элитной автомобильной продукции в двадцати городах, магазины экопродуктов, несколько ювелирных лавок, сеть ресторанов "Два мельника", да вы, наверное, видели. В вашем городе тоже есть.
Юлька растерянно кивнула.
– Спасибо, что выслушали, – Костя протянул руку и Юлька ответила на рукопожатие, – вот моя визитка, – он протянул черную с серебром карточку, – это мой личный номер, звоните в любое время!
– Лера, – мужчина обернулся к Лерке, – рад был познакомиться. Ты очень похожа на папу.
Лерка что-то пискнула в ответ, но выражение ее лица говорило о том, что детский мозг не справляется с объемом информации.
– Я поеду, уже поздно, – Костя кивнул на прощание и вышел в сени.
Юлька, Нина и Лерка переглянулись между собой.
– Я в шоке, – произнесла Лерка.
Остальные чувствовали то же самое.
Из комнаты раздался слабый голос свекрови, она звала Нину. Нина метнулась в темноту спальни и тут же вышла.
– Она тебя зовет, – обратилась Нина к Юльке.
Свекровь лежала под одеялом, всегда туго стянутые волосы были распущены и сейчас она выглядела очень уязвимой.
– Я виновата перед тобой, – Татьяна Петровна долго молчала, прежде чем произнести это, – Сможешь ли простить?
Она пытливо посмотрела в глаза невестке, и та вдруг поняла, что не злится на Серегину мать. Юлька протянула руку и положила ее на лежащую поверх одеяла кисть Татьяны Петровны.
– Я не сержусь, – произнесла она, и свекровь, казалось, выдохнула.
– Я сначала очень злилась на тебя, – голос свекрови был слаб и дрожал, – мне казалось, только ты виновата в том, что Сережи не стало. Но потом… Потом я стала бояться, что если ты узнаешь, то возненавидишь меня, заберешь Лерку и уедешь… Я бы не перенесла этого! Не стало моего Сереженьки, я не могла потерять и вас тоже…
24
Домой они вернулись за полночь. Юлька молчала, перебирая в голове все, что услышала сегодня, Лерка шла, держась за ее руку, словно пятилетняя. Они шагали медленно, неторопливо, вдыхая легкий ветерок.
– Мам, – Лерка слегка потянула за кисть, – ты как?
– Все хорошо, – ответила Юлька, вынырнув из своих дум.
– Знаешь, – девочка прижалась плотнее, обхватив Юльку за руку, – мне ужасно жаль бабушку.
– Мне тоже, – печально кивнула Юлька.
– Представляешь, она столько лет жила с этой тайной… Я бы так не смогла!
– И я бы не смогла…
– Мам…
– Что?
– Ты сильно любила папу?
– Ты уже спрашивала, – улыбнулась Юлька, – а я уже отвечала.
– Ну ответь еще раз!
– Да, котик, я очень сильно любила папу.
– А теперь… Что ты чувствуешь?
Юлька задумалась. Для нее новость о давней смерти Сергея была как ожог. Ее опалило осознанием, что он уже никогда не вернется, не увидит дочь… Но, в то же время она поняла, что приняла это как свершившийся факт. Словно давно знала. Чувствовала. И от этого не было горькой боли, а осталась всего лишь тихая печаль по утраченному другу.
Дома было темно, пусто и прохладно. Лерка сбросила кеды и позвала поросенка. Похрюкивание раздалось из-под кучи подушек. Юлька вздохнула – свинья окончательно привыкла спать на ее кровати.
– Ну-ка забирай его! – воскликнула она раздраженно, – обнаглел совсем!
– Ах ты мой пусечка, – засюсюкала Лерка, – злая мама выгоняет! Ну пойдем, я тебя положу в своей кроватке!
Лерка вынула поросенка и потащила его в детскую.
– Иди лучше лоток за пусечкой убери, – крикнула ей вслед Юлька, – я отсюда запах чувствую!
Лерка не стала перечить, хотя, убирать за питомцем было самым нелюбимым ее занятием. Она гремела лотком, потом выносила ведро с мусором. Юлька в это время сначала присела на край кровати, а потом прилегла. Ей казалось, она просто прикрыла глаза, но когда она открыла их снова, за окном было утро. Юлька повернулась на бок, наткнулась взглядом на два розовых ушка, торчащих из-за подушки, вздохнула и протянула руку – погладить. Часы показывали половину седьмого, и сегодня у одиннадцатиклассников был первый экзамен. Юлька бродила по дому в халате, включила чайник и присела на табурет. Ну вот и все. Шестнадцать лет ожиданий окончились и теперь она свободна. Конечно, не совсем свободна. Для людей она навсегда останется женой Сереги Мельникова, принцессой из города. Даже если она пять раз поменяет фамилию, это ничего не изменит, людская память сильнее любых бумажек. А ей теперь предстоит решить, как жить дальше. Надо как-то рассказать родителям. Мама, естественно, заплачет, будет жалеть ее и Юльку. И про наследство надо подумать. Если незнакомец по имени Костя не обманул, Лерка теперь богатая наследница. Похоже, сама наследница не вникла, в каком контексте вчера упоминали ее имя.
Юлька вышла за ворота и медленно зашагала в сторону школы. Время было раннее, и выпускников, ради которых все затевалось, наверное, только-только будили родители. Ей совсем не хотелось сегодня идти туда. Вообще ничего не хотелось, закрыться бы ото всех, отлежаться в кровати, подумать. Но она шла, трудом переставляя ноги, неумолимо приближавшие ее к школе. Сейчс придется улыбаться и делать вид, что все нормально, хотя, она была уверена, новости уже достигли ушей главных сплетниц, и сейчас распространяются со скоростью звука. К счастью, кроме местных, сегодня в школе были люди, которых совершенно не интересовали ее личные проблемы.
Она поднялась на крыльцо, и уже входя в дверь, заметила, как по дороге приближается машина. Автомобиль ехал непростительно для сельских дорог быстро, и Юлька покачала головой. Ох уж эти городские лихачи! Она вошла в двери, и тут же наткнулась на Андрея. Вокруг никого не было, и она позволила себе на миг ткнуться ему в грудь лбом и дать себя обнять, и тут же отодвинулась, поправляя строгую прическу.
– Как все прошло? – полушепотом переспросил мужчина, и Юлька покачала головой.
– Некогда. Я тебе потом все расскажу.
– Ну ладно, – он ободряюще улыбнулся, – потом так потом.
Юлька махнула ладонью на прощание и направилась к кабинету. Она уже входила в приемную, и Алла Петровна радостно поднялась со своего места, нарядная как на праздник, когда прозвучал этот звук, громкий и резкий, гулко разошедшийся по коридору. Они обе вздрогнули от неожиданности и посмотрели сначала друг на друга, а потом на двери.
– Что там? – Алла Петровна неосознанно схватилась за грудь, успокаивая разошедшееся сердце.
– Не знаю, – Юлька действительно не знала, что ей делать. Она выглянула наружу, ожидая увидеть как минимум обвалившуюся стену. Но стены были в порядке, и она медленно двинулась туда, откуда раздался звук. Вдруг воздух разрезал оглушительный визг, который тут же прервался еще одним похожим звуком. И Юлька узнала этот звук. Это был выстрел. Она попятилась назад, вбежала в приемную и захлопнула дверь.
– Алла Петровна, – губы дрожали, и Юлька кое-как выговаривала слова, – вызывайте всех, у нас чепэ.
Всех оказалось не так уж много, но когда все закончилось, Юльке сказали, что из города едет подкрепление. Ей не нужно было подкрепление. Ей никто не был нужен. У окна, из-под скатерти, сдернутой со стола, виднелись ноги в синих с серым кроссовках. Она знала эти кроссовки, и эти ноги тоже знала. В другой стороне, почти у выхода, лежало тело пожилой математички. Над ней склонились люди в форме, что-то рассматривали, потом попросили чем-нибудь накрыть. Юльке казалось, что она спит, и ей снится кошмар. Мужчина с ружьем был спокоен, не сопротивлялся, только пристально посмотрел на нее, когда двое полицейских выводили его. кто-то из старших по званию что-то спрашивал, стараясь добиться от нее ответов, но Юлька не понимала вопросов и не могла отвечать. Она старалась не смотреть туда, где в углу под скатертью лежал ее мужчина.
Год спустя.
– Лера, долго ты еще будешь копаться?! Мы опоздаем! – Юлька стояла у входа одетая и нетерпеливо постукивала носком туфли.
– Да иду я, иду! – Лерка выбежала из глубины комнат, в одной руке у нее был тюбик помады, в другой новенькие, недавно купленные туфли. Она поставила туфли перед собой, не без труда втиснула ноги в жесткую обувь, подошла к зеркалу, близоруко приблизила лицо и накрасила губы.
– Ну и куда ты их нацепила? – Юлька с сомнением смотрела на дочь, – пройдешь десять метров и зарыдаешь!
– Да все нормально, мам, – отмахнулась девушка, – почти не жмут.
– Ни один нормальный человек не надевает новую обувь на такое ответственное мероприятие. Там стоять целый час, если не больше! – Юлька приводила еще какие-то доводы, но понимала, что уговаривать бесполезно, и выпускница все равно напялит эти туфли.
– Значит я ненормальная! – Лерка показала в зеркало кончик языка, – ну все, пошли!
– Ой, девки, как же вы долго копаетесь, – Илька стоял тут же, наблюдая за перепалкой матери и дочери.
– Это не я, – ответила Юлька.
– Я не копаюсь, а собираюсь! – возмутилась Лерка.
Они ехали в школу на последний звонок. Илька подсматривал в зеркало за обеими, и ему казалось, что Юлька волнуется больше дочери. Хотя, он понимал, почему. Сегодня она первый раз приближалась к стенам учебного заведения после того случая. Именно поэтому он настойчиво напросился в сопровождающие, хотя Юлька утверждала, что все в порядке. Илька взглянул в зеркало – она покусывала нижнюю губу, верный признак, что Юлька нервничала. Впрочем, может быть, из-за того, что у Лерки начинался новый этап жизни. Их девочка повзрослела.
Она всегда была старше и умнее своих сверстников. Так казалось Ильке. Лерка и рассуждала как взрослая, и вела себя не как обычный средний ребенок. Правда тогда, год назад, видимо, у ее выносливости тоже случился предел, и когда Илька ответил на звонок, услышал горькие девичьи рыдания, перемежающиеся бессвязными словами о том, что ее отец умер, и Андрея убили, а маме плохо, и она, Лерка, не знает, что делать. Он выскочил из кабинета в середине совещания, по дороге бросив секретарше свой рабочий мобильник с просьбой фиксировать все звонки. И доехал за два часа вместо трех. Наверняка, собрав по пути все штрафы. То, что он застал, не укладывалось в голове. Юлька, обколотая успокоительными, спала на диванчике в своем кабинете, Лерка рыдала в приемной. Вокруг школы сновали люди в форме, его сначала и пускать-то не хотели, кое-как он уговорил старшего, соврав, что он – Леркин отец. Тела уже убрали, кровь замыли, но в помещении стоял какой-то еле уловимый запах, говорящий о том, что недавно тут произошла беда.
Юлька так и не приняла свои первые экзамены. Она пролежала в больницах почти два месяца, сначала в больничке райцентра, где кое-как ее привели в чувство, а потом Илька увез ее в город, где обеспокоенные родители определили дочь в клинику неврозов. Находясь там, Юлька пропустила и похороны Андрея и суд над его убийцей. Мужчина оказался тем самым отцом, чья дочь наложила на себя руки, и он не смог простить Андрею то, что тот, вольно или невольно, оказался вовлечен в эту глупую и жестокую игру, окончившуюся смертью семнадцатилетней девчонки. Увидев в сюжете про сельскую школу человека, которому желал смерти, горюющий мужчина не придумал ничего лучше, как месть. Разыскать эту школу оказалось делом простым. И он сделал это. Пожилая учительница пострадала случайно, но и ее смерть легла на плечи многострадального отца.
Илька все это увидел в новостях, и молил бога, чтобы в палате Юльки не было телевизора. Но и это был еще не конец трагическим событиям. Через две недели умерла Татьяна Петровна. К Юлькиной свекрови Илька всегда относился с теплотой, ему даже нравилась эта женщина. Он понимал ее больше, чем сама Татьяна Петровна показывала, и конечно знал, что она по-своему любит Юльку. Хотя бы за то, что та подарила ей внучку. И вот ее не стало. Новость пришла голосом Нины из телефона, и Илька поехал на похороны. Он ни разу не был на похоронах. Его отец умер, когда Илька был еще младенцем, и, хотя он бывал на кладбище, но памятник отцу не вызывал в нем печали. А сейчас все было по-настоящему. Он бы, может быть, придумал повод не поехать, но Лерка попросила, и он не мог отказать. На похоронах было много народу. Илька почти никого не знал, поэтому держался возле заплаканной Лерки и Нины, которая с самого утра не проронила ни слезинки. В каком-то нелепом черном платье, в черном платке она вдруг показалась ему очень похожей на покойную, и Илька удивлялся, как это он раньше не замечал сходства. Сначала в доме ыло тихо, потом подвыпившие соседи разошлись, и Ильке показалось, что стало неприлично весело. Кто-то даже затянул любимую песню почившей, другие подхватили. Ильке стало все это противно, и он вышел из дома на крыльцо. Летний вечер, светлый и теплый, как парное молоко, обволакивал, заставлял расслабиться и перестать думать. Но шум за стеной напоминал, по какому случаю он тут. Дверь скрипнула, на крыльцо вышла Нина.
– Ты чего ушел? – она смотрела сверху вниз, потом присела рядом, привычно подсунув под себя старый валенок, валяющийся тут же.
– Устал, – ответил Илька, – шумно там.
– Да, – Нина кивнула, – погоди, еще и плясать начнут…
– Это как-то… – он замялся.
– Неправильно? – закончила за Ильку Нина, – ну да, может быть. Но у нас так поминают, весело, не плачут за столом, а песни поют.
– Как ты теперь? – спросил Илька, взглянув на Нину искоса.
Она пожала плечами.
– Нормально. Главное, чтобы папка не запил. Он может.
– Ты это… Звони, если вдруг что…
Нина кивнула.
– Как там Юля? – спросила она.
– Не очень. Я ей про маму твою не сказал, – извиняющимся тоном ответил Илька, – ну, ты же понимаешь…
– Понимаю, – снова качнула головой Нина, – пусть выздоравливает. К нам-то вернется?
– Не знаю.
– Плохо будет, если не вернется.
Илька ничего не ответил, но подумал, что он сделает все, что возможно, лишь бы Юлька больше не вернулась сюда.
Нина встала, взялась за ручку двери.
– Вам с Леркой, наверное, лучше переночевать в том доме, – проговорила она, глядя на опускающееся за горизонт оранжевое солнце, – тут сидеть будут до ночи, да и места у нас мало.
– Да, конечно, – согласился Илька.
Они ушли через час. Лерка то и дело принималась хлюпать носом, Нина, которая пошла их провожать, обнимала и уговаривала племянницу, что бабушке теперь хорошо, и что не надо плакать и расстраивать ее на небесах. Она говорила с Леркой как с маленькой, и в этот раз это было то, что нужно. В доме, конечно, было прохладно и как-то странно пусто, хотя с момента отъезда Юльки ничего не изменилось. Они вскипятили чайник, Нина принесла с собой несколько контейнеров с едой и половинку буханки домашнего хлеба, разложила, нарезала. Лерка только гремела ложной об кружку, но ни есть ни пить не стала, и, пожаловавшись на головную боль, ушла спать.
Они остались вдвоем. Ильке все время казалось, что Нина что-то хочет сказать, но не решается. Он тоже был не голоден, поэтому неторопливо отхлебывал чай. Нина то и дело вскакивала, то доставала что-то из холодильника, то принималась убирать. Ильке было жалко ее, такую одинокую. Одиночество просматривалось во всем, в печали глаз, в простой косе из длинных волос, в незамысловатой одежде. В том, как Нина привыкла заботиться обо всех, кроме себя, и теперь вот собиралась посвятить свою жизнь отцу, который мог от горя начать пить.
– Нина, – позвал ее Илька, и девушка вздрогнула, – может вам перебраться в город?
Она смотрела на него во все глаза, а Илька, вдохновленный идеей, не замечал, как заблестели слезы на ее ресницах.
– А что, вас тут теперь ничего не держит, а там ты найдешь работу, да и дядя Леша…
Илька не успел договорить. Нина вдруг встала, сдернула с волос косынку, уронила ее, но поднимать не стала. Она завела руки за спину, расстегнула длинный замок, и бесформенное платье упало на пол. У Нины была восхитительная фигура. Стройные ноги, округлые бедра, тонкая талия, маленькие округлые как яблочки грудки, длинная шея. Илька смотрел во все глаза и думал, что раньше он не замечал Нининой привлекательности. Она подошла ближе, так близко, что он мог бы, если бы захотел, дотронуться до нее.
– Будь сегодня со мной, – прошептала Нина, – не оставляй меня. Мне так страшно одной. Мне так плохо. Я хочу человеческого тепла. Твоего тепла. Пожалуйста, не прогоняй меня!
Она умоляла взглядом, но все так же стояла перед ним, безыскусно предлагая себя. От холода на коже появились пупырышки, а соски сжались в торчащие шарики. Илька вскочил, расстегнул черную рубашку, снял ее с себя и накинул на Нину. Потом подумал и прижал девушку к себе. Она выдохнула почти со стоном и обхватила его обеими руками за шею.
