Текст книги "A moongate in my wall: собрание стихотворений"

Автор книги: Мария Визи

 
В городах столичных и уездных
и в далеких, бедных деревнях
потонули в сумеречных буднях
призраки оконченного дня.
 
 
Радости недолго золотились.
Размоталась спутанная нить.
Люди засыпали, точно силясь
горе и заботы отстранить.
 
 
Добрый ангел, крыльями своими
принеси благословенье сил
пусть легко прокатится над ними
голубая, светлая весна!
 
 
Пусть для сердца, что за день устало
от тревоги или суеты,
на краю глубокого провала
голубые расцветут цветы.
 

8 апреля 1981 г.

Женьке

 
Блестят облака все так же жемчужно,
и их отражает пруд,
и птицы взлетают, как прежде, дружно,
и так же звонко поют.
 
 
Все так же спокойна лесная дорога,
где мы ходили… давно.
Только сердце бьется глуше немного,
и к вечеру раньше темно.
 

16 мая 1981 г.

 
Лес золотится вечерней зарей в октябре.
Маковки церкви за лесом блестят на горе.
Легкий, как шарф, наползает с болотца туман.
 
 
Вдруг вереницей
с поля взвиваются птицы
в дальний полет, на зимовку,
до солнечных стран.
Отблеск холодный. И бледное солнце садится.
 
 
Осень. Темнеет и меркнет небесный экран.
 

7 октября 1981 г.

 
Страшные звезды, огромные белые звезды
сыпятся, сыпятся – белые искры в глазах.
Ночь, и ни звука, и птицы попрятались в гнезда…
Белый туман от болота лежит на низах.
 
 
Там, за забором, по краю глубокого лога
Мимо напрасно широко открытых ворот,
ясно белея, змеится до леса дорога,
та, по которой никто никогда не придет.
 
 
Лес силуэтом чернеет вдали за болотом.
Ах, не дождаться ни сна, ни рассвета, ни дня!
В темный пустырь, на безлюдье открыты ворота…
 
 
Где же ты, где ты? Зачем ты покинул меня?
 

12 октября 1981 г.

 
Уже не будет в жизни чуда,
и дни мои теперь тихи.
Я больше никогда не буду
писать веселые стихи.
 
 
В певучей тьме тосканской ночи
теперь, печальна и проста,
одна сойду от Santa Croce
глядеть на Arno у моста.
 

8 декабря 1982 г.

 
Третий год у моих ворот
белая верба весной цветет.
Что б я ни делала, все нет-нет
взглянешь на этот пушистый цвет.
 
 
Бывают дни, и не так редки, —
что сердце мается от тоски,
и вдруг увидишь ее в окно,
и будто сразу не так темно.
А есть ведь люди – таков наш свет —
что любят вербу – а вербы нет…
 

8 мая 1984 г.

 
Все вехи пали
на талом льду —
верно, едва ли
я путь найду.
 
 
Далекий берег
туман закрыл.
Назад – не верю,
что хватит сил.
 
 
Казалось, было
на целый век —
переходилось
так много рек!
 
 
Но эта-таки
пошире всех —
в вечернем мраке
не видно вех…
 
 
Зажги мне. Боже,
одну звезду!
Тогда, быть может.
я путь найду…
 

23 марта 1984 г.

 
Убегала дорога вдаль.
Западала в душу печаль.
По краям дороги синели
уходящие в небо ели.
А над ними парил орел,
там, где солнечный ореол
благодать струил неустанно
на земные дольние страны.
И душе не хватало слов
рассказать о печали снов,
что прошли чередой картинной
по дороге жизненной длинной,
о парившем в небе орле,
о залитой солнцем земле,
о вдали синеющих елях,
о давно прошедших неделях…
 

20 апреля 1984 г.

 
Пусть никто не увидит слезы,
никому их не покажу…
Только ветку свежей мимозы
у креста тебе положу.
Я пришла сюда поклониться,
здесь, на месте этом святом,
где простые серые птицы
поют над твоим крестом.
 

28 июня 1984 г.

 
Облака бродили, как белые овечки,
по широкому полю травы голубой.
Маленькие девочки на своем крылечке
мирно разговаривали между собой.
 
 
Стройная березка над ними развесила
легкую, курчавую крону свою.
Девочки болтали мирно и весело,
на солнышке сидя, как будто в раю.
 
 
О чем говорили, никому не известно,
но вдруг, неожиданно, как тучка нашла,
и вдруг, как будто им стало тесно,
одна вскочила и прочь ушла.
 
 
А другие нахмурились и замолчали.
И разошлись, не попрощались.
 

4 ноября 1984 г.

 
Гроздья красных предосенних ягод,
сосен серебристые стволы,
золотые крыши дальних пагод,
пряный запах хвои и смолы.
 
 
Вьется тропка под гору крутая,
а внизу, в ложбине, монастырь.
Жарко солнце моего Китая,
ярко небо, – синева и ширь.
 
 
Тан-чже-сы… Приветливые ламы
путнику выносят свежий чай.
Ностальгия – расставанья драмы —
разве сердцу скажешь – «Не скучай»?
 

30 января 1985 г.

 
В белой комнате сидели люди,
от беды пришедшие туда,
думали о том, о сем, – о чуде
– том, что не случится никогда.
 
 
А в соседней, за закрытой дверью,
тихо говорили доктора
в дружеской среде, без лицемерья:
«Тех подлечим, а вот той – пора».
 
 
И попозже вышла молодая,
прикусила бледную губу
и прошла, глаза не подымая,
горькую встречать свою судьбу.
 

9 августа 1985 г.

 
Сегодня солнца не было совсем,
и сад, почти безветреный, был нем,
и птицы все попрятались в гнезде,
и было тихо на земле везде.
 
 
И только полусонная сова,
глазища приоткрыв едва-едва,
метнулась с ветки, услыхав сквозь тишь
в пустой траве скребущуюся мышь.
 

5 сентября 1985 г.

 
Мне что-то грустно. Посидим вот здесь.
Дневное солнце за горы зашло,
и неба полог в ясных звездах весь,
но на душе не ясно, не светло.
 
 
Ночная не пугает темнота.
Пусть люди говорят: «Не дремлет ворог».
Я осенила знаменьем креста
того, кто дорог мне и кто не дорог.
 

В ночь на 22 сентября 1985 г.

 
У них мешки за плечами.
Их манят чудные сны.
О ни проходят ночами
границу чужой страны.
 
 
Они крадутся, как воры.
Река – через реку вплавь.
Им снятся золота горы —
их ждет свирепая явь.
 
 
А там, в далекой деревне,
где дерзкий рождался сон,
уже с колокольни древней
плывет погребальный сон.
 

[1985 г.]

 
Ночь бесконечная тащится.
Ах, далеко до восхода…
Звездное небо таращится,
бликами падает в воду.
 
 
Гаснут костры у становища,
пахнет полынью и мятой.
Из лесу вышли чудовища
тенью ночною, косматой.
 
 
Вот он, предел одиночества —
эхо последнего стона!
Давнему сбыться пророчеству
здесь, на реках Вавилона.
 

[1985 г.]

 
На равнине черной печали,
что крылом задела война,
полевые цветы молчали,
и на них глядела луна.
 
 
Где вчера корежились танки,
там сегодня из-под земли
красно-огненные саранки,
будто капли крови взошли.
 
 
А под ними – белые кости,
где разгар атаки утих.
Прилетайте, вороны, в гости —
громким граем плачьте о них!
 

[1985 г.]

 
Вставали облака с востока,
темнели и на город шли —
звезда сияла одиноко
над краем дремлющей земли.
 
 
Причалив, отдыхали боты
пришедших с моря рыбаков,
уставших от дневной работы,
дневных усилий и оков.
 

7 февраля 1986 г.

T. Zdorenko

na pamait'о konqerte 4.2.1987

 
Заперта, оставлена обитель.
Тихо у кладбищенских ворот.
Отошел последний посетитель,
по домам разъехался народ.
 
 
И никто не видел, отъезжая,
– там, в углу, за розовым кустом,—
что еще какая-то чужая,
на коленях стоя под крестом,
 
 
плакала одна фигура в белом,
где цвела у камня резеда,
и на камне начертала мелом:
«Милый, помню и люблю всегда».
 

4 февраля 1987 г.

 
В Финляндии шумели сосны.
Неслись куда-то поезда,
летели мимо зимы, весны
и не вернутся никогда,
как те, давнишние года.
 
 
Потом – снега Сибири дальней,
где реже встретишь города,
где небо шире и хрустальней.
И снова мчатся поезда,
и нам неведомо куда.
Минуя поле гаоляна
из давних лет, издалека
другой приносит поезд рьяно
в края, где Желтая река
так неприветно широка.
 
 
Что после? Горы. Сайт Невада.
В долине редкий огонек.
Стучат колеса, значит, надо
в далекий путь, на долгий срок…
 
 
Но вдруг… к какому-то вокзалу
замедлил поезд. Вот перрон.
И багажа как будто мало!
Да впрочем нужен уж не он…
 

25 февраля 1987 г.

 
Три самолета помчались в бой
(Будь осторожен! Господь с тобой!)
 
 
Вражеский город заснул давно.
В городе всюду темным-темно.
 
 
«Что же погибло в темноте?»
«Тридцать пять человек детей…»
 
 
Рядом с верфями был приют —
Верфи всегда при налетах бьют.
 
 
Два самолета вернулись домой.
Только один не вернулся – мой.
 

[1987 г.]

 
Был океан суровый цвета стали
и низко чайки над водой летали,
когда входили в бухту корабли.
 
 
Лохматая вилась бурунов пена,
гудела над фарватером сирена
и серого тумана клочья шли.
 
 
На кораблях веселые матросы
последние сворачивали тросы —
довольны, что закончился аврал.
 
 
Был океан вечерний цвета стали
и гавани огни уже блистали…
А что сулила ночь – никто не знал.
 

[1987 г.]

 
Шли тропой лесных извилин
при луне.
Грозно гукал черный филин
на сосне.
Только нас ничто не смело
испугать —
на опушку вышли смело
через гать.
А потом восход встречали
у реки;
пели песни на причале
рыбаки.
Розовел и золотился
тихий плес…
Нам тогда еще не снился
омут слез.
 

[1987 г.]

 
В глухой и темной глубине
шевелятся немые рыбы,
где водорослей лес на дне
и розовых кораллов глыбы.
 
 
Среди бессменной темноты
в глуби своей беззвучной чаши
округло разевают рты
и круглые глаза таращат.
 
 
Но не завидуй рыбам, нет!
Пускай они не знают горя —
нам ближе сердцу солнца свет
и голубые блески моря.
 

[1980-е гг.]

 
Строили дома на горной круче,
храмы, укрепленья, водоем —
жили проще и, быть может, лучше,
чем теперь мы в городе живем.
 
 
Высекали памятников много,
украшали фресками дворцы,
поклонялись солнечному богу
их великолепные жрецы.
 
 
Но, блеснув в каком-то давнем миге,
вдруг исчезли все с лица земли,
не оставив нам открытой книги,
где бы прочесть о них могли.
 
 
И в конце немых тысячелетий
мы глядим, неграмотные дети,
их жилища заселили птицы, звери джунглей.
 
 
Выступили слезы на ресницах
бога солнца на стене дворца.
 

[1980-е гг.]

 
Пусть никогда не поплыву
в своей лодчонке
я ни во сне, ни наяву
по Амазонке,
зато всегда,
пока еще живу,
я в памяти храню Неву
на джонке.
 

3 февраля 1990 г.

 
Ты тут была —
и больше нет…
Перекрестила
тебя во след.
Будь же дорога
твоя легка!
Вспомни меня
издалека.
Ангел Господень
тебя храни.
Если желанье придет —
черкни.
 

20 апреля 1991 г.

 
Я знаю скит в лесу дремучем;
он там не первый век стоит.
Когда суетность жизни мучит,
я ухожу в тот дальний скит.
 
 
Где скат просеки чист и ровен,
высоким обнесен плетнем,
он крепко сбит из древних бревен,
и тихо и нестрашно в нем.
 
 
Шумят деревья. Пахнет медом,
немного воском и смолой.
Нечасто солнце мимоходом
пронзает заросли стрелой.
 

13 июня 1991 г.

 
Помолитесь о нашем храме —
что закрыт, разрушен, разбит,
неовеянный в фимиаме —
в кучах мусора был зарыт!
 
 
Не звонит его колокольня,
не блестят его купола…
Сердцу холодно, сердцу больно
от людского горького зла…
 
 
Над мощами храма потемки,
но забыть его не хочу!
За его святые обломки
зажигаю свою свечу.
 

22 марта 1994 г.

 
Темные ели стоят стеной
около дома, надо мной.
 

[Начало 1990-х гг.]

 
Тихий ангел за моим плечом
отпирает дверь своим ключом,
и куда мне надо, я вхожу,
и кого мне надо, нахожу.
Шелестят вечерню тополя.
Засыпает мирная земля.
На душе – смиренье и покой,
ласковый и радостный такой.
 

[Начало 1990-х гг.]

Часть III. Стихотворения на английском языке, не вошедшие в сборники

 
I dreamt of northern summers
And days of long ago.
I dream t of gloomy Finland
And woods we used to know.
The visions of my childhood,
Sweet visions would arise
And pass away, like shadows,
Before my mind's eyes.
Along the rocky seashore
Alone I used to roam
And listen to the breakers
And watch the rushing foam
I loved the mossy meadows,
The pines and granite heights,
I loved the pale shadows
Of cool September nights.
 

26 Aug. 1920

 
Oh, Angels of Heaven! Help me,
I tire in the constant strife,
I feel I am growing weaker
With ev'ry fresh battle of life.
Oh, hear my prayer, holy spirits!
I do not want luck or gold,
I ask for a gift divine
That cannot be bought or sold.
Give me the soul of a poet,
That's filled with music and love,
And let my heart stay unspoiled
And pure as the sky above…
 

25 Dec. 1920

 
I cannot think of something bright
Or something that would fit;
You know, I never had much wit,
I lost it all tonight.
Of course, it's very impolite
Since I've been asked to speak,
But if one's intellect is weak
He never does what's right.
My speech was very short, you see,
And there was nothing to it.
I'm sorry; won't you pardon me?
I really hope I'll do it.
 

[1921 г.]

 
I have a pretty little shade
From Lantern street, Beitsing;
It's not so beautifully made,
But, oh, I love the thing!
My friends – they find its colors bright,
It hurts their eyes it seems;
But when it shines on me at night
It speaks of wondrous dream s…
They take me back to places I have known.
To ancient temples I have worshipped in;
They make me smell the incense that was blown
Before the gods and goddesses w ithin…
Upon the lantern's yellow, velvet ray
I travel back, as fast as thought can dare,
Back to a walled-in city far away,
Where lamps like mine are all night long aglare.
The richaws pitter-patter down the street,
A dusty street outside the City wall,
And all you do is – watch the sights you meet,
And hear the noises spreading over all.
Perhaps it's garish, and the colors severe,
But I forget the beauty you all know
For just a glimpse of lanterns over there —
In old Beitsing, the place where I would go.
 

[1921 г.]

 
I bought a frame to fit
a dream I dreamt one night —
that I could often sit
and revel in the sight.
 
 
I put it in – but then
it vanished from the frame,
and never more again
I dreamt it just the same.
 
 
I got a jar of glass
to keep a lovely flower;
I placed it there – alas,
it wilted in an hour.
 
 
I saw a human soul
and gave that soul a song
But now I know its dole:
it will not live there long.
 

[1921 г.]

 
Why do you leave me, when I loved you so?
Where did you come from? Whither you go?
And, far outside the lives and worlds of men,
Tell me, my friend, may we not meet again?
 

[1922 г.]

Frances Johnson

 
She said, when she had read his book,
That he was fickle; Rupert Brooke,
So full of soul, so rich with thought,
So near the beauty he had sought…
Was «fickle» all that she could see?
And for his depth she did not care?
– Then what he wrote was not for her…
And, maybe, not for me.
 

[1922 г.]

 
In the sunset's orange glowing
How I loved to watch my star—
How I loved to watch it growing,
Coming nearer from afar!
It was brilliant, it was winking,
Shining straight upon my soul,
While the sun's red glove was sinking
Swiftly to'rds its daily goal.
Oh, my sapphire now deserts me!
It has left the Summer skies,
Now a vacant darkness hurts me
When I seek it with my eyes.
Ever northward falling, drowned
Past the gray horizon line—
Star of hope, that I had crowned
For a destiny of mine!
 

[1923 г.]

 
One day I saw a stink-bug small
А-sitting near me on the wall.
I said: «Tray tell me, Stink-bug dear,
What makes you suddenly appear
And light when no one wants you to,
As if the place belongs to you?
Will you not answer me?» I cried.
And, hark! The dirty bum replied,
As he looked up: «What did you think?
– I love to fly around and stink,
Because I know it makes you sore
To see me lighting on the floor,
Or watch me floating o'er your bed,
Or smell my presence near your head».
With this the grinning bug had flown
And left me, wondering, alone.
 

1923 г.

 
Oh, school's as great as great could be,
And all my friends around,
But it's Harbin and home for me,
And I am northward bound.
So hurry up, you lazy train,
And Farewell, old Tungchow!
Another day – and home again.
Oh, engine, why so slow?
Above North China's wheat and corn
The mists rise thick and white.
Oh, hurry on towards day, sweet morn,
For I'll be home tonight.
A happy winter this has been,
I love to live at school;
But now it's home, and it's Harbin,
– Enough of life by rule!
I want my home, and I am glad
That ere another day
I'll see my Mother and my Dad,
And Kitty at his play;
I'll have my chum again to kiss,
And I w on't work at all,
And never, never will I miss
The school outside the wall.
There won't be any rising bell,
With which the school awakes;
Instead of that there'll be a smell
Of homemade griddlecakes.
And I can stay in bed all day
Without that dose of oil,
And I can let my tired head
Rest from a Junior's toil.
And, Caesar, I'll forget you soon,
Though you have been my friend.
When will you cease, oh, engine's tune?
When will this journey end?
 

1923 г.

 
Alone, when once so many were around,
Who loved me so, and left me now alone!
And now, though once my sleep had been so sound,
I dream all night of faces I have known.
I talk to them of all I saw and learned,
I tell them all I have been thinking of;
I take such pride in praises I have earned,
i take such joy to see again their love!
But w hen the snow is melting on the range
Beneath the heated rays of coining day
Each morning brings too soon the loathsome change
And makes my lonely vision fade away.
 

Claremont, 12 Oct. [1924]

 
Snow clouds came to rest on Baldy mountain,
When the sun had hidden in his den,
– After lights were low and voices quiet
In the valley cottages of men.
 
 
With a treasure they were heavy laden,
With the crystal blessings of the fr ost —
Such of which Old Baldy had been dreaming.
Which it loved and months ago had lost.
 
 
Only pictures of a Perfect Artist…
Wakened by the morning's early gleam,
Baldy stood majestically crowned,
– And the clouds were floating down their stream
 
 
What though passing clouds sent down their shadows?
Baldy's smile was deeper than before
For the soothing, purifying freshness
Which the falling snow had held in store.
 

Claremont, 17 Nov. [1924]

 
The world is but a dancing hall,
Where all the people dance; and all
Can foxtrot, but a mighty few
Can waltz, – and one of them is you.
 

17 Feb. [1925]

П. No. 2

 
«Expectantly?» Suppose, you little fool,
A hunchback (but there are none in the school)…
Suppose a wench of some four feet and two
Would, since you ask, decide to visit you …
Or some gaunt giantess above six feet,
Such as the people laugh at when they meet…
Suppose she is bow-legged, and her hair,
Like that of ancient Furies, stands in air?
And let her face be harsh as mortal sin,
Belying any sparkle from within.
She winks an eye, distorts a ghastly cheek,
And then you hear, instead of voice, – a squeak!
Will you at that be able to disguise
The true interpretation of your eyes?
And generously willing to forget
The shock that you from such a sight would get?
But after all, you may be far amiss
And I may be Mister, not a Miss.
I really always hate to disappoint,
But «dazzling, flashing» are beside the point.
«Expectantly»… – You know not what you say!
Yet you may hear from me another day.
 

15 May [1926]

П. (Отрывок)

 
…This funny game – this life – is full of things
We guess not of. A mocking bird that sings
At dawn, in June, above your windowsill,
Charming your waking fancies with its trill —
Will fly away, and you will never see
Why it had landed on the neighbor tree.
Better to keep things hidden than unmasked,
Lest answers startle, if the truth be asked;
Kinder to let the goldfish float below,
Than, having caught it, watch its life-light go;
Safer to leave the morning star unfound,
Than, having held it, shatter on the ground…
– Leave, and be gone along the open trail,
Don't watch the sun until its glories pale.
So I will wander on, and so will you,
Our feet still wet with early morning dew,
A endless day still glimmering ahead—
That speaks of warmth and often burrs instead.
… We both are humans. That's where really lies
My sympathy for you; and though our eyes
Have never met, we many times have seen
The other's eyes, not knowing what they mean.
Another life, passed by along the way,
Forgotten in a week, yet near today.
Let us be merry; though the blissful hours
May be but few in this here life of ours.
Let us be happy; though the fairy wand
Touches but seldom each unfailing hand…
 

31 May [1926]

 
The cold waves, and the light underneath the waves,
– Is anything grayer – is anyone's welcome colder?
Yet dimmer and dimmer grows
The shadow of love's graves,
And barely my conscience saves
The parting touch of your shoulder.
In the ocean I seek repose.
Not even grief can mar
The beauty – when waters close
To silence love's echo.
And you are forgotten and far.
 

24 Sept. 1926