Текст книги "Дурная слава (СИ)"

Автор книги: Мария Евсеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

10. Женя

Я не могу заснуть.

Полночи я ворочаюсь сбоку на бок, стараясь отключить мозг и не думать ни о чем, но это не так-то просто, когда на коже ожогами горят прикосновения его пальцев. До сих пор! От них невозможно избавиться уже несколько дней! Стоит только закрыть глаза, как передо мной живо и ясно встает он, весь такой хмурый и наглый, с темными глазами и ершистыми бровями, широкими плечами и крепкими руками. Сильный и хамоватый. Твердолобый упертый баран! Приставучий осел! Своими требовательными губами он шепчет мне: «Эй, Ковбой». Но когда этот прилипала улыбается – я переворачиваюсь на спину и утыкаюсь озадаченным взглядом в потолок, – внутри меня что-то беспричинно сжимается. Мне хочется сбежать. Но не от него, а от себя самой.

Которое утро я встаю и не знаю, куда себя деть!

– Смотрю, сидишь! Пообедала? – шествует вдоль террасы тетя Люба.

– Ага, – допивая последний глоток молока, киваю я. – Здрасьте! Привет, Ром!

На первый взгляд может показаться, что соседка одна. Но нет! Если присмотреться, позади тети Любы хвост – тенью за ней следует ее худощавый бледнокожий сынок, мой ровесник, едва ли тянущий на восьмиклассника. Занудный и флегматичный, с ярко выраженным противным пушком над верхней губой. В сандалиях, носках, шортах и футболке-поло, застегнутой на все-все пуговички.

– Привет, – выдавливает он из себя, глядя на мир исподлобья.

Интересно, как и любой другой самец, он тоже мечтает осеменить добрую половину человечества? Или его тайные желания более скромные?

Я мысленно хихикаю, но тут же передергиваю плечами – по-моему, из таких вот личностей как раз и получаются маньяки.

– Женьк, помоги ему…

И от начала ее предложения я в буквальном смысле закашливаюсь.

Всю жизнь, сколько бы раз ни слышала эту фразу, к горлу неизменно подступают рвотные позывы. Но почему я? Почему ваш золотой Ромочка не может справиться сам? Он же поступил в ВУЗ в отличие от меня! Он же подбирает себе комнату, чтобы не заниматься всякой хиромантией, как это делаю я! И что на этот раз? Ромочка не может завязать шнурки, затянуть галстук, найти на яндекс-карте нужный адрес, купить в интернет-магазине купальные плавки, избавиться от прыщей? Что?

– …подтянуть историю.

– Зачем? – недоуменно смотрю на соседку я.

– Там еще одно собеседование намечается, – решительно, тяжеловесным движением руки, приземляет сыночка она, и Ромочка ссыпает свои кости возле меня.

Я закатываю глаза и констатирую факт:

– А комнату уже нашли.

– Нашли, – довольно улыбается тетя Люба, принимая мои слова не меньше, чем за зависть. – Хорошая комната, двенадцать квадратных метров, без всяких посторонних личностей. Никто не помешает учебе!

Комната? Двенадцать квадратов? В которой Ромочка будет жить один?

– В общежитии, что ли? – последнюю мысль я озвучиваю вслух.

На что соседка тюкает в своей излюбленной манере:

– Тю! Зачем в общежитии? – и глядит на меня такими глазами, будто я недалекая. – С бабулей! Бабулечка комнату сдает в своей двухкомнатной квартире. Чистенько, культурненько и рядом с университетом. Накормит, напоит, присмотрит. Красота!

Я кошусь на Ромку, чтобы понять, реально ли он желал этого, но по выражению его неизменно закисшего лица трудно что-либо разобрать. Возможно, жить под крылом посторонней старушки – в какой-то степени тоже свобода. Для него.

– У тебя книжки-то остались? Или ты открестилась от учебы навсегда? – раскатисто смеется соседка, не сумевшая прочитать моих сочувственных размышлений.

«Собиралась выкинуть, но знала, что вы придете», – хочу сострить я. Но решаю не ввязываться в напрасную перепалку с соседкой. Это бесполезно. Настырнее тети Любы только тот приставала на мотоцикле.

– Ну так тащи, чего сидишь? Быстрее начнете, быстрее закончите!

– Вообще-то мне к козам надо, – пытаюсь отмахнуться я.

– Хых! А Ромке завтра на собеседование надо! – идет в контратаку соседка. – Подождут твои козы, никуда не денутся. Дык и вообще, – сияет она от внезапно настигшей ее идеи и машет рукой в сторону пастбища, – вы и там позаниматься можете!

Я мысленно скулю и захожу в дом за учебниками, сожалея, что папа на доставке – он бы обязательно за меня заступился. А вот искать защиты у мамы смысла нет, она с тетей Любой одна сатана. Еще и пользу в этом найдет: а вдруг я все-таки выберу юридический.

Вот теперь точно не выберу! Благодаря Ромочке и его настырной мамаше выработаю стойкий условный рефлекс! Буэ…

– Пошли, – холодно зову одноклассника, приглашая идти за собой, и, не оборачиваясь, следую до старой яблони на краю нашего участка. Под ней и усаживаюсь.

Мама уже подоила коз, и те, вполне счастливые, миролюбиво щиплют траву. Вот только на соседнем поле какое-то оживление. Кажется, одноклеточные устроили бои без правил: они то ли гоняют мяч, а то ли сворачивают друг другу шеи. Вот бы реально друг друга покалечили! Радует, что прилипалы с ними нет.

Или не радует?

Я стараюсь не обращать на них внимания, но, заметив нас издалека, они сами проявляют интерес.

– Пш! Пш! Смотри, смотри, чем они занимаются! – устроившись на низкой, но крепкой изгороди, во всю глотку гогочут они. – Щас секас будет! Глянь, че творят, бессовестные!

– Тихо, не ори! А то спугнешь.

Дебилы! Расселись, как петухи на жердочке, и ждут концерта.

Но мы листаем учебник и быстренько проходимся по новейшей истории, по самой слабой Ромкиной стороне. Я сначала гоняю его по датам, а потом вкратце объясняю моменты, которые остались пробелами в знаниях. Но чтобы расслышать бормотание одноклассника, мне приходится к нему наклоняться и по максимум напрягать слух.

– Не могу на это смотреть! – воет кто-то. – Это слишком ущербное зрелище!

Вот и не смотри, сгинь!

Но они не унимаются:

– Джон, довольно прелюдии! Хватай его за пипку! Сколько можно жариться?

– Или лучше бросай эту дохлятину и иди к нам! У нас найдется, за что подержаться!

– Покувыркаемся!

Я понимаю, что озабоченные придурки от меня не отстанут, им только дай повод поглумиться. А Ромка – отличная причина, чтобы зацепиться и поржать.

Коротко взглянув в унылое лицо прыщавого одноклассника, я со злостью захлопываю учебник – сейчас точно не до истории! – откидываю его в сторону и твердым шагом направляюсь к веселящейся шайке-лейке. И пока я приближаюсь к этим питекантропам, они пересмеиваются все реже и реже и в конечном итоге совсем замолкают. Только Артур мечтательно улыбается. Вот ему-то я, пожалуй, и заеду. Как же я его ненавижу!

Я подхожу к соседу максимально близко и резко, не теряя ни мгновения, толкаю его со всей силы в грудь:

– Покувыркайся! – бросаю ему сквозь зубы и, убедившись, что он воспользовался моим советом, быстро покидаю пастбище.

С наступлением пятницы мое волнение заметно нарастает. Я тяну до последнего, прежде чем ответить на Юлькино сообщение, собираюсь ли я в ночной клуб. В выходные прилипала был тут, а ровно неделю назад, как раз таки в прошлую пятницу, он «провожал» меня до Озерков и, если бы не «находчивый» таксист…

Зажмурившись, я улыбаюсь и тут же запрещаю себе думать о том, что было бы, если. «Собираюсь!» – коротко пишу подруге и, отбросив все сомнения, ныряю в гардеробную.

Я выбираю укороченные светлые джинсы, футболку оверсайз, под которую надеваю черный топ, и отдаю предпочтение босоножкам с широкой пряжкой. Я особо не заморачиваюсь, не перебираю вещи в поисках чего-то сногсшибательного – для меня главное, чтобы одежда не стесняла движения, и на танцполе мне было комфортно. Но, взглянув на себя в зеркало, решаю завершить образ крошечной подвеской в виде перламутровой капли на позолоченной крученой цепочке.

Я начесываю волосы, укладываю их на один бок и слегка завиваю концы; подвожу брови, подкрашиваю ресницы, вместо помады наношу на губы полупрозрачный блеск малинового оттенка. Кажется, все.

Почти на бегу я подхватываю сумочку, кидаю туда телефон, мелкие деньги, ключи, мини-флакончик с любимым ароматом, зеркальце и, столкнувшись с папой на террасе, чмокаю его в щеку.

Своими потаенными тропами в короткий срок я добираюсь до остановки, а оказавшись в маршрутке, обнимаю Юльку крепко-крепко, потому что соскучилась. А еще и потому, что мое настроение сегодня какое-то уж очень хорошее.

– О! Ты все-таки решилась на ассиметричную стрижку? Тебе о-о-очень идет! – не скрывая восхищения, я рассматриваю подругу и, болтаясь в толчее салона из стороны в сторону, покрепче вцепляюсь в поручень. – И этот цвет, пепельно-благородный… Юль, офигенно! Просто бомба! Олег тебя уже видел?

– Ага, – она отчего-то смущается и опускает глаза.

– И что? Оценил?

Подруга молчит.

Я не сразу догадываюсь, что взглядом Юлька указывает на свой живот. Там, на ее оголенной загорелой коже, в двух пальцах от выпирающей тазовой косточки, из-под пояса брюк выглядывают крохотные кошачьи ушки, нанесенные плавными тонкими линиями.

Вообще-то я не приветствую издевательства над своим телом, но Юлькино тату так мило смотрится – кажется, будто игривый котенок затаился, вот-вот и выпрыгнет из своего укрытия, – что не могу сдерживать в себе эмоции.

– Ты с ума сошла! – с восторгом вскрикиваю я.

Получается слишком громко, и люди один за другим на нас оборачиваются.

– Есть немного, – смеется она. – Мы вместе ходили. Олег хотел себе трайбл на руку, и вот, – Юлька одергивает кофточку, пряча от любопытных подслеповатых старух, расположившихся на ближайшем к нам сидении, своего новорожденного питомца. – Я не смогла спокойно сидеть и наблюдать. Было немного страшно, но я это сделала.

– А родители?

– А что родители? – беззаботно пожимает плечами Юлька. – Я еще никогда не была так счастлива!

Зараженная ее необузданным счастьем, я протяжно вздыхаю. Но немного погодя спускаюсь с небес на землю.

Вот если они расстанутся, расстанутся на больной для Юльки ноте, поспешно сделанная татуировка еще долго будет бередить растоптанное в кровь сердце. Все они гребанные кобели! А блаженное отупение рано или поздно закончится.

Я бросаю внимательный взгляд на подругу и, наткнувшись на ее солнечную улыбку, снова поддаюсь беспечному состоянию.

Да гори оно все синим пламенем!

Сейчас.

Сегодня.

В случае с Юлькой.

Пусть ее блаженное отупение длится вечно!

– Аминь! – подытоживаю я. Беру подругу за руку, и мы, смеясь, выскакиваем в раскрытые двери маршрутки за несколько остановок до нужной нам остановки.

Пыльный вечерний воздух, жаром исходящий от расплавленного асфальта, не щадя, ударяет в лицо, но тенистая прохладная аллея предоставляет нам свое убежище. Болтая о всякой ерунде, мы еще час гуляем по вечернему городу и после сто пятидесятого звонка Олега наконец-то подходим к клубу.

– Ну и как это называется? – шутливо ругается «шкаф» и заключает Юльку в жутко крепкие объятия. После чего они целуются так долго, что я успеваю забыть, с кем сюда пришла. К тому же, слышу любимый трек – он зовет и манит меня.

Покачиваясь от нетерпения, я бросаю милующейся сладкой парочке:

– Встретимся внутри! – И не дождавшись какого-либо ответа, взбегаю по ступенькам, прохожу фейсконтроль, но уже в вестибюле понимаю, что Юлька и Олег поспешно следуют за мной.

На танцполе мы располагаемся практически в центре. Теперь это наше любимое место. На удивление, здесь свободно, и световые лучи не так часто бьют по глазам.

Несколько сознательных движений, и я выпадаю в параллельный мир, в котором нет никого и ничего, кроме меня и музыки. Я не вижу мелькающих туда-сюда лиц, не чувствую чужих нерасторопных конечностей – трек за треком я общаюсь со своим собственным телом на языке танца. Мне хорошо, я чувствую гармонию и умиротворение и даже не с первого раза реагирую на Юлькины фразы, которые подруга орет мне прямо на ухо.

– Смотри! – Чтобы привлечь мое внимание, она хлопает меня по плечу: – Он опять не сводит с тебя глаз!

– Кто? – не сразу въезжаю я.

– Тот парень! – кивком она указывает куда-то в сторону. – Помнишь, я о нем тебе рассказывала? В прошлый раз! Он тоже смотрел на тебя так!

– О ком ты? – я не понимаю, куда смотреть. Но делаю это только из вежливости к подруге. В действительности мне абсолютно все равно, кто и как на меня смотрит, пусть хоть дырку на мне протрет – я не растаю.

Но Юлька думает, что я придуряюсь.

– А он симпатичный! – многозначительно улыбается она и слегка подталкивает меня вперед.

– Да кто?

– Тот, который идет сюда! Темненький, в кожаной крутке! Кажется, он намерен с тобой познакомиться!

Я всматриваюсь сквозь хаотично двигающуюся толпу, пытаюсь поймать направление, обозначенное подругой, и в какой-то момент наконец-то понимаю, о ком она. В тот же миг мое сердце с разбега врезается в грудную клетку.

Вот черт!

– Это тот прилипала! – сообщаю я Юльке и хочу спрятаться за ней.

Но не успеваю.

– Ну что, натанцевалась? – спрашивает он, в два счета сократив расстояние между нами до минимума. – Поехали! – и протягивает мне руку, на которую я смотрю более чем озадаченно.

Упертый баран! И что он о себе возомнил?

Я вспыхиваю:

– С чего ты решил, что я с тобой куда-то поеду?

– Нет? – с показным равнодушием хмыкает он и, не дав возможности осознать происходящее или опомниться, одним простым движением приподнимает меня и заваливает себе на плечо.

Я дергаюсь, ищу поддержку в глазах Юльки, но она – та еще заступница в подобных ситуациях. Наоборот, кажется, ей нравится то, что со мной происходит.

А меня бесит! Бесит! Бесит!

– Ты! Питекантроп! – рычу я и колочу его по широкой, словно скала, спине. – Отпусти меня! Я никуда не поеду! Ты! Животное! Оставь меня в покое! Поставь меня на ноги, придурок! – Но он не реагирует. – Убери свои руки! Ладно, я прошу у тебя прощения… Слышишь? Я извиняюсь! За мороженое, бутылку… за что там еще надо? Только отпусти меня, слышишь? Отпусти! – Но и это бесполезно. – Ты! Мужлан! Обезьяноподобное создание! Придурок! Хам! Грубиян! Ну, пожа-а-алуйста, отпусти…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍11. Антон

– Помогите! – показушно надрывается она, когда я проношу ее мимо охраны. – Он псих! Он маньяк! Вызовите полицию!

Но те, на кого она так надеется, прощаются со мной по-приятельски.

И пока рыжая бестия продолжает рассерженно колотить меня своими неугомонными кулачками, я миную двери и готовлюсь максимально аккуратно, чтобы не навернуться, спуститься по порожкам.

– Ты опустишь меня или нет?!

– Нет, – я перехватываю ее поудобнее, чтобы она не брыкалась так активно, и не могу не думать о том месте, на котором теперь лежит моя рука. – И прекрати дергаться.

Она взвизгивает:

– Убери свои лапы!

– Тих-тих-тих-тихо! Если мы долбанемся о ступеньки головами, вряд ли это будет выглядеть романтично.

– Гребаный романтик! – смешно злится она и бьется как рыбка о лед, отчего ее попка соблазнительно напрягается под моей ладонью. – Что ты от меня хочешь?

– Хочу отвезти тебя домой.

– А тебя об этом кто-то просил?!

– Меня не надо об этом просить. Я буду каждый раз отвозить тебя сам. Ты же не хочешь сказать, что снова намерена добираться до Озерков на такси?

– Какое тебе дело?!

Ты моя.

С дорогой поклажей наперевес я дохожу до мотоцикла и ставлю ее на ноги.

– Садись. Вот тот шлем для тебя.

– Да пошел ты! – фыркает она и стремится сбежать от меня.

Но я загораживаю ей путь, и Ковбою вновь приходится сражаться со мной.

– Ты не понял? Отвали! – тараном пробивается она, но, понимая, что все подобные попытки ничтожны, упирается мне в грудь ладонями и принимается пинаться. – Твердолобый баран! Упрямый осел! Пропусти меня! Я с тобой никуда не поеду!

Я быстро обхватываю ее за талию и сажаю на мотоцикл. Она настойчиво отбивается. А потом взвизгивает и, поджав губу, тянется к своей ноге.

– Ч-черт! Каблук… – ударяет со злостью по глушаку. – Проклятый кусок железа!

Я смеюсь:

– А он-то здесь при чем?

– Ты прав, ни при чем! Это ты! Ты! Ты! Ты! – она скидывает босоножки, зажимает пряжки тонкими пальчиками и принимается лупить меня обувью, куда придется. – Животное!

Я прикрываюсь рукой, чтобы не получить сломанным каблуком по лицу.

Но она не делает этого. Она решительно огибает меня, достает из сумочки телефон и собирается сделать звонок, вероятно, в такси.

– Куда ты собралась? – хохотнув, спрашиваю я. – Я же сказал: я отвезу тебя сам.

И резким движением забираю у бестии телефон.

От неожиданности она оборачивается и несколько секунд смотрит мне прямо в глаза. После чего взрывается:

– Да как ты смеешь?! – И прыгает на меня, стараясь отнять то, что по праву принадлежит ей.

Но я успеваю спрятать его в карман. В передний карман своих джинсов.

– Верни телефон! Верни, я тебе говорю! – взвывает она, и я все-таки получаю по голове ее увесистыми босоножками.

– Ты с ума сошла? – отскакиваю я. – Ездишь ночью! Одна! С извращугами-таксистами! Да ты хоть знаешь, кто там работает? – не выдерживаю и вываливаю на нее всю свою искреннюю заботу. – Как тебя вообще родители отпускают?

– Да пошел ты! – в сто тысячный раз посылает меня она и, резко сменив направление, прямо босиком настропаляется в сторону Озерков.

Я смотрю ей вслед, на ее нежные пяточки, стройные ножки с тонкими голыми щиколотками, а потом задерживаюсь взглядом чуть выше. Внутри меня разом что-то переворачивается. Я не хочу ее отпускать. Не хочу, и все!

Я твой.

Я завожу мотоцикл, с лязгом срываюсь с места, нагоняю рыжую бестию на повороте и несколько сотен метров ползу с черепашьей скоростью рядом с ней.

Но она делает вид, что не замечает меня. В то время как я не свожу с нее глаз.

Н-ну, Ковбой!

– Хватит выпендриваться, – не выдерживаю я. – Садись!

На что она демонстративно отворачивается.

Маленькая стервочка!

– Так, хорошо, – я торможу на обочине, позади нее, глушу двигатель, вытаскиваю ключ из замка, соскакиваю с мотоцикла и ставлю его на подножку. – Тогда я пойду с тобой! – догоняю ее, и еще метров двести мы идем рука об руку по опустевшей дороге.

Наверно, я нагло разглядываю ее, потому что, в конце концов, она вдруг толкает меня и останавливается.

– Прекрати! Что ты делаешь?!

Я улыбаюсь:

– Иду с тобой.

– Зачем?!

– Я намерен проводить тебя. Мне не нравится, что такая куколка, как ты, возвращается домой одна! Ночью! И если ты не желаешь ехать со мной, я буду сопровождать тебя пешком.

– Упрямый баран! – хмыкает она. Но на этот раз ее обзывательство звучит без явной злобы.

– Вообще-то, меня зовут Антон.

– Ох, простите-извините, упрямый баран, Антон! – смешно корчится она и, вскользь посмотрев на меня, снова устремляется вперед.

Я кидаю ей вслед:

– Может, проявишь вежливость и тоже представишься? – Догоняю, толкаю в ответ на ее же манеру: – Или тебе нравится, когда я называю тебя Ковбоем? А, Ковбой?

Она, едва ли скрыв улыбку, возмущается:

– Чего ты ко мне прицепился?!

– Когда-нибудь ты заработаешь неприятности на свою обольстительную задницу. А я не хочу, чтобы это случилось.

– По-моему, я их уже заработала! – хмыкает она. – Из-за тебя я оказалась на улице, сломала каблук, лишилась телефона и теперь иду босиком по этому кошмарному асфальту! А ты говоришь мне о каких-то мифических неприятностях! К твоему сведению, я не собиралась ехать в такси одна! Вообще-то, в клубе я была с подругой, мы должны были вместе…

– Да? – смеясь, перебиваю ее я. – И где же твоя подруга? Почему она не выскочила за тобой? Ты и в прошлый раз возвращалась в Озерки одна. Напомню: и в позапрошлый!

– Будь проклят тот день, когда я села на твой мотоцикл!

– Благодари судьбу, что именно я подвернулся тебе под руку!

Она фыркает, хочет сострить что-то в ответ, но неловко оступается и почти падает.

– Вот черт!

Я подхватываю ее под локоть:

– Ну и долго ты будешь выпендриваться?

Она встряхивает волосами:

– Я не выпендриваюсь! – Пристально смотрит на меня, впервые изучая вот так, вдоль и поперек, и в конечном итоге соглашается: – Ладно, поехали.

Не сводя с нее глаз, я снимаю с себя куртку и протягиваю чертовке. Мне хочется самому прикрыть ее оголенные плечики, прикоснуться к нежной коже, согреть дыханием, переместится к губам… Но я довольствуюсь тем, что она мне просто улыбается: берет куртку и ныряет в рукава. Без каких-либо фокусов! И я не могу налюбоваться на нее, дикую рыжую кошечку, которая наконец-то спрятала свои коготки.

Я уже готов нацепить на ее очаровательную головку шлем, но она так долго возится с молнией, что для начала я кидаюсь ей на помощь. И сразу же получаю по рукам.

– Не наглей! – рыкает она, на секунду отрывается от бегунка, пронзает обжигающим взглядом и, хохотнув едва слышно, торжественно справляется с поставленной задачей, лишив меня повода к ней прикоснуться.

– Что? – смеюсь я. – Прости, но я уже трогал тебя за места куда более выдающиеся.

– Тебе приснилось! – хмыкает она. Отнимает у меня шлем, который я прижимаю локтем к боку, и надевает его сама. – Уйми уже свои примитивные фантазии!

Я ухмыляюсь.

Детка, да что ты знаешь о моих фантазиях!

И медленно схожу с ума от ее чумового прикида. В шлеме она такая сексуальная! Как представлю, что руки этой куколки через мгновение вновь сцепятся кольцом у меня на животе, как под ними разгорится пожар, как все мысли разом покинут мою голову… Боюсь, с таким раскладом до Озерков мы можем не добраться.

– Чего телишься? Поехали! – командует она.

Я вставляю ключ в зажигание и веду бровью:

– А обуваться ты не собираешься? Или твои прелестные ножки окажутся прямо на мне?

На что она незамедлительно фыркает:

– Озабоченное животное! – Бросает на асфальт босоножки, наклоняется и принимается наспех обуваться. Сломанный каблук то и дело подрывает ее и без того неустойчивое положение, и Ковбою приходится грациозно балансировать.

А я, пользуясь случаем, жадно пожираю ее глазами.

– Хватит на меня пялиться! – распрямившись, возмущается она.

– Ладно, не буду, – быстро соглашаюсь я.

А сам продолжаю нагло разглядывать ее изящную фигурку, наполовину скрытую курткой неподходящего размера. Но у меня хорошая память и отличное пространственное мышление: в моем воображении рыжая бестия уже без нее.

– Ну что-о? – всерьез психует она, не сумев прочитать мои мысли. – Если я выгляжу, как последняя идиотка – это не смешно! Это твоя куртка! Твой шлем! По твоей милости я лишилась обуви!

Ты моя.

Я улыбаюсь:

– Все нормально, ты прекрасна. – И коротко хохотнув, киваю ей: – Прыгай уже!

Помедлив, она усаживается сзади, и спустя мгновение я всей спиной ощущаю ее тепло. Мне сложно не обращать на это внимания, не оборачиваться, забыть о тесном слиянии наших тел, но я стараюсь держать себя в руках. Дорога. Я должен думать о том, как доставить чертовку в целости и сохранности. Но она, намеренно или нет, на каждом повороте прижимается ко мне так крепко, что хочется выбрать самый длинный и извилистый путь и петлять по нему до рассвета и обратно.

Но мы несемся по прямой опустевшей трассе. Сто сорок снаружи, сто сорок внутри. И уже вдали Озерки, встречают нас вереницей задремавших огней. Мы пересекаем поселок, уходя на крайнюю к лесу улицу, и через минуту оказываемся возле знакомого кирпичного дома в скандинавском стиле, с симпатичным низеньким заборчиком впереди и глухим, высоким, по сторонам.

Я торможу прямо перед калиткой, стараясь как можно меньше напылить. Она ловко спрыгивает с мотоцикла, но забывшись об «аварии», припадает на левую ногу.

– Черт! – фыркает в своей коронной манере, прощается со шлемом и замахивается в меня. – Убила бы!

Я вешаю его на руль:

– А лучше б поцеловала.

– Ну ты и наглец! – со смешком фыркает она, а потом небрежным движением руки избавляется от босоножек. – Отдай телефон для начала!

– А потом?

– А потом посмотрим.

– Хорошо, – я лезу в карман, достаю то, о чем она так волнуется, и протягиваю ей.

Наши взгляды встречаются. Она одергивает руку, будто обжигается, и на цыпочках проскальзывает в калитку.

Маленькая рыжая бестия, сумевшая подсадить меня на крючок!

– Эй, Ковбой! – Я окликаю ее и стучу пальцем по щеке: – А ты ничего не забыла?

Она соблазнительно улыбается:

– Нет. – И проверяя мою реакцию, медленно расстегивает куртку, оголяя сначала одно плечо, затем другое. И делает это так эротично! – Не забыла. Я только переобуюсь… Хочешь, пойдем со мной!

Так, стоп. Я не ослышался?

– Ты приглашаешь меня на чай? – хохотнув, спрашиваю я.

– Если хочешь, можно и на чай, – трясет головой она и вешает куртку на калитку.

Я понимаю, что рыжая бестия что-то задумала. Я уверен, что если я войду в ее двор, меня будут ждать неприятности. Но эти неприятности стоят того, чтобы идти за ней хоть на край света!

Я глушу мотор, вынимаю ключ из зажигания. Медлительной, но твердой походкой направляюсь к ней.

– Ты хотя бы представилась, что ли. Неприлично как-то. Я иду в гости на чай, – веду бровью я, намеренно делая упор на этом слове, – но даже не знаю твоего имени.

– Женя, – загадочно улыбается она. И шустро поднявшись на террасу, приказывает: – Стой тут! Родители могут не спать… – вдруг понижает голос. – Я только переобуюсь и выйду.

– Обманешь – смеюсь я, – мне придется познакомиться с твоими родителями. Я охотно это сделаю, и если понадобится, перебужу весь поселок, Джонни!

Она по достоинству оценивает мои намерения. Потому что снова улыбается, улыбается совершенно искренне – я вижу, как блестят ее глаза в свете соседского фонаря.

– Не обману, не переживай. Только не ходи сюда! Стой там, в тени гаража, – еще раз напоминает она и, скрипнув дверью, проскальзывает внутрь.

Не знаю, что замыслила эта чертовка, но пить со мной чай она уж точно не собирается. Пока не собирается.

Я ухмыляюсь, представляя ее жаркие губки, вкус которых мне не терпится узнать, и решаю отойти в сторону.

Я делаю несколько шагов в противоположном от гаража направлении, осматриваюсь и прохожу дальше. И стоит мне только уйти с газона, как струи разбрызгивателей взрываются многочисленными фонтанами.

Ах, вот оно что!

Перемахнув балюстраду, я затаиваюсь в углу, в темноте.

Мелкая пакостница! Не на того ты напала!

И как только коварная стервочка, легкомысленно поддавшаяся любопытству, появляется на террасе, я хватаю ее на руки и тащу в место «икс», чтобы искупаться.