Текст книги "Фотографирование осени"
Автор книги: Мария Ботева
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Вот как хорошо – и позвонить в колокола, и к реке по-
пасть. И обратно к остановке пройти берегом красивого озера
– вытянутого, когда ветер – рябь по воде, по неопытности
можно подумать, что это река. Берег у озера крутой, и к воде
сделаны деревянные спуски, чтобы купаться, рыбачить или
полоскать бельё – хорошее озеро, каждому найдётся занятие
по душе.
VII
Мы вернёмся в Лузу, из Озёрской пойдём пешком, по до-
роге из песка и мелких камешков гальки, так они называются.
Снимем обувь, туфли свои снимем и отправимся босиком. Пока
то да другое, пока служба и купание в Недуме, солнце нагрело
песок и камни, идти горячо, но делать нечего. К тому же это
массаж и горячее закаливание ступней ног, полезно. Можно
выбрать самую кромку лесной травы – рядом с дорогой лес —
и по ней добираться. Немного прохладнее. Что поделать, если
лето выдалось слишком жарким, никто не видел такого. Даже
тут, на севере, у людей катится пот так сильно, что днём можно
в ведро выжимать одежду. Лишь белой ночью удаётся отдох-
нуть, радость, что есть ночи.
Дорога проходит рядом с парком Мира, самым любимым
у горожан. В любой праздник они тут. В выходные, когда есть
время, осенью, весной и зимой – на тропе, на лыжне. Чей-то
уазик стоит у парка, значит, кто-то приехал отдохнуть, воскре-
сенье. На краю города Лузы автобусный парк, сначала в нём пу-
сто, но потом приезжает всё больше и больше машин, как раз
обеденный перерыв, водители могли бы побывать в это время
дома, но они разом решили поговорить друг с другом. Есть не
очень хочется, во всяком случае, никакого мяса, и они жуют
лук, хлеб, появляются даже огурцы – удивительно, в начале
июля в этих широтах – запивают минеральной водой, отмахи-
ваются от слепней и мух. Движения их ленивы и плавны, а го-
лоса веселы и бодры – опять Палыч рассказал анекдот, так го-
готали, Санёк чуть не подавился, долго стучали по спине и сно-
ва смеялись. Хорошо, когда есть работа.
Этот город считается невидимым, потому что никому нет
до него дела. Когда-то, ещё три года назад, в Лузе работал ле-
соперерабатывающий завод, он до сих пор стоит в новой части
города, но уже не работает. Люди ходят мимо, вытирают слёзы.
Взрослые мужики рассказывают внукам, что когда-то работали
здесь, и работали бы до сих пор, громко высморкаются и про-
должают свой путь за хлебом или за пивом. Пособие по безра-
ботице, конечно, платят, но сколько там его? И как же здорово-
му сидеть дома, нянчиться? Несерьёзно.
Вот в другой город люди из всей области собирали по-
мощь – там закрылся завод. В деревню, куда привели трубу с
природным газом, приезжали начальники области. В посёлке,
где нет отопления и не работает фабрика, тоже кто-то приез-
жал, их показывали по телевизору. Все пишут им письма: мы
очень вам сочувствуем, нам жалко вас, рассчитывайте на нашу
помощь. А в Лузе никого никогда не было, как закрылся лесо-
перерабатывающий комбинат, так все забыли дорогу сюда. От-
казываются видеть город.
VIII
В Папулово злые собаки. Они набрасываются из-за угла,
кидаются. Хорошо, если на боку висит сумка, тогда достаётся
только ей. Вот выходит хозяйка из дома, говорит: проходите в
дом, я дам нитки, иглу. А собакам она говорит: фу, а ну марш! И
они уходят, дорыкивая своё.
В доме мрачный двадцатилетний Саша, он сидит и смот-
рит телевизор. За окном белый день, будни, а он сидит дома —
тут тоже мало работы. Для женщин – в школе, в магазине,
фельдшерском пункте, на почте с разбитым чердачным окном.
Для мужчин – в лесу, пилить его для частных компаний. Но
туда берут не всех, зачем им лишние? Лён тут теперь не выра-
щивают, почти ничего не выращивают, и молодёжь разъезжа-
ется, что тут делать? Угрюмый Саша никуда не едет, он не зна-
ет, где он нужен, для чего может пригодиться. И даже не вышел
поговорить.
Хозяйки с нитками и иглой тоже нет, часы отмерили два-
дцать минут, прокуковали два часа дня, скоро будет темнеть,
зимой рано, надо идти. Уже уходите, а как же сумка? – спра-
шивает хозяйка, вот где она, на улице. Ничего, можно и так. Ну,
как хотите, я придержу собак, не бойтесь.
В Папулово по домам сидят одни мужчины, кто-то колет
дрова, кто-то просто смотрит в окно – пошёл снег, и стало ти-
хо. Вот Владимир Витальевич, ему почти шестьдесят лет, лы-
сый, моложавый, вышел в тапочках, поговорили. Вот Павел, ему
сорок три, он просто лежит в кровати и никуда не хочет идти,
болеет. Вот важный человек Степан Иванович, он знает всех,
может определить по почерку любого односельчанина. Ему
лучше всех – на пенсии можно не работать, а деньги всё равно
платят.
IX
Самое лучшее место в Папулове – это школа. Каменная,
двухэтажная, с одной стороны окна выходят на гору с антенной
для сотовой связи, с другой – на дорогу, видно, как приезжает
и уезжает автобус.
Раньше в школе можно было учиться с первого до один-
надцатого класса, но недавно она стала только девятилетней.
Десятый и одиннадцатый класс надо заканчивать в Лальске.
Некоторые ребята привыкли жить пять дней в неделю не дома
– на первом этаже интернат для школьников из дальних де-
ревень, спортзал и раздевалка. Ученики живут в Папулове до
пятницы. После уроков их забирает автобус и развозит по де-
ревням. Так что в пятницу можно уехать из Папулова. А в поне-
дельник утром приехать.
Ученик шестого класса написал в школьную газету весё-
лую заметку о том, как он ездит по понедельникам из Учки в
Папулово. Её перепечатала районка. Потом областная детская
газета. А потом она появилась в «Пионерской правде», но «Пи-
онерка» уж до школы не дошла. В детской областной газете
сделали вот что. Откопировали на цветном ксероксе всю стра-
ницу с этой заметкой, положили в большой конверт и отправи-
ли в Папулово. Она пришла как раз к пятилетию школьной га-
зеты. Вот было радости! Все говорили: наш Рома в центральной
прессе! Так посмотришь на него – обычный шалопай, а напе-
чатали на всю Россию. Через неделю об этом ещё написали в
районной газете. Письмо пришло во вторник, и всю среду ше-
стиклассник гордился, а в четверг ему поставили тройку по
географии. Ну ничего, в пятницу он приехал домой, и рассказал
о «Пионерке» маме.
Когда в прошлом году замёрзла в трубах вода, ребята ре-
шили: сами будем носить из колонки. Иначе школу пришлось
бы закрывать до весны. Они таскали воду для интерната, под-
нимали на второй этаж в школу. Пришлось менять расписание,
делать большую часовую перемену, чтобы папуловские ребята
могли сходить домой на обед. Они успевали не только пообе-
дать, но и погулять, покататься на лыжах. А интернатовским
привозили еду прямо из дома повара, а в школе только разо-
гревали. Если бы кто-то из начальства в Лузе узнал, что в шко-
ле нет воды, а дети учатся, директора могли наказать. Но всё
обошлось.
X
В папуловской школе есть музей – старая форма учени-
ков, фотографии всех выпускников, модели трактора и ракеты.
Но лучше всего музей в Лальске, он занимает целый дом в цен-
тре города, старый особняк. Почти каждую неделю сюда при-
езжают экскурсии из разных школ. Бывают гости и из других
районов и даже областей.
Ребятам рассказывают о том, как выращивали лён, как он
переливался под солнцем голубым морем, потом его косили,
сушили, мяли, чесали, пряли из него нитки, ткали полотно, от-
беливали в щёлочи и на снегу – и тогда шили белые рубахи.
Красили, набивали узоры – это для сарафанов. Вот они надеты
на манекены, можете посмотреть. А так выглядела северная
изба. Тут качали зыбку, на этих полках спали, у окна пряли, на
печи тоже спали, в ней готовили вкусно. Вот так пригибали го-
лову, чтобы пройти в избу.
Иногда в Лальск привозят экспозиции из других музеев,
например, из Великого Устюга или Сыктывкара. Тогда школь-
ники приезжают каждый день, из районной газеты посылают
корреспондента, чтобы про всё как следует написал. Это Люд-
мила Юрьевна, она давно знает всех экскурсоводов, научных
сотрудников и других работников музея. Директор Елена Евге-
ньевна угощает её чаем, а строгая Юлия Феликсовна интересу-
ется, как дела в редакции. Недавно, несколько лет назад, в му-
зее появился новый человек – каждый день из Ефаново при-
езжает Валерий Степанович. В бывшем купеческом китайском
домике у него мастерская – он делает глиняную посуду. Когда-
то Валерий Степанович работал в лесу, пилил деревья. Потом
стал безработным. Несколько лет на бирже труда ему не могли
найти рабочего места. И вдруг – музей ищет гончара, мастера,
пойдёте? И он устроился в музей. Ездил в Заборье, спрашивал
старожилов об их старом-старом промысле, набирал глину, три
зимы вымораживал её в мешках, разбивал мёрзлые куски, рас-
тирал в порошок. Подбирал, сколько воды нужно, чтобы гор-
шок или кувшин не треснул при обжиге. Так продолжалось не-
сколько лет. Директор терпеливо ждала результатов, рассмат-
ривала каждый новый кувшин, радовалась, что получается всё
лучше и лучше, расстраивалась, если что-то выходило не так. А
пока – художники приносили на продажу картины, фотогра-
фии, яркие разделочные доски, шкатулки – выручку делили с
музеем. Здесь всё это покупали экскурсанты, особенно летом,
когда на каникулы к бабушкам приезжали внуки. Для родите-
лей, – говорили они и покупали звонкие свистульки. В мастер-
ской с ними занимался Валерий Степанович.
И вот однажды в марте мастер принёс настоящий горшок,
постучал по нему карандашом – звенит! Ни одной трещинки!
И к тому же экологически чистый. Дело понемногу пошло. Эти
горшки можно выставлять в музее, дарить гостям, продавать
посетителям.
XI
Нет, не поедем из Лальска сразу же, останемся хоть до
конца дня, почитаем районную газету, доску объявлений, про-
гуляемся по городу – честное слово, оно того стоит. Начнём
прямо от музея, пряничного домика, это тем более верно, что
он в особняке купца Прянишникова, ничего нет случайного в
Лальске. Первый этаж музея из красного камня кирпича, а
верхний – деревянный, покрашенный синим цветом. От этого
самого дома однажды в ноябре лальские ребята скатали
огромный снежок. Размером он был, конечно, меньше двух-
этажного дома, даже меньше одноэтажного, но уж выше чело-
века точно. Они катили его и смялись. Что вы делаете, и без то-
го пока мало снега, – говорила им бабушка Вера, известная
своей добротой. Но молодые люди продолжали – автобус в тот
день почему-то не приехал, и дорога была свободна, катай себе
снежки.
Если мы пойдём в другую сторону, то увидим остатки до-
ма купца Шестакова. Бедные купцы, как бы они плакали, если
бы видели свой несчастный дом в таком состоянии. Трёхэтаж-
ный деревянный дом, столько было печей, и никаких пожаров.
Бедные бывшие воспитанники детского дома, куда теперь им
приехать и вспомнить своё детство? Не случайно на каждом
доме в Лальске висят жестяные таблички. На них написано:
при пожаре звонить 01. Иметь топор, багор, ведро. Причём ба-
гор, ведро и топор просто наглядно нарисованы.
А вот большое объявление рядом с Воскресенским собо-
ром синими и красными буквами: Люди! Будьте добрее душой,
не бросайте мусор на землю! С этим трудно не согласиться.
Сегодня оживление на улице – в небе кто-то видел НЛО,
и вот школьники вышли посмотреть на небо, не видно ничего,
но это неважно. В соседней области космодром Плесецк, на ле-
тающих объектах туда часто залетают некие субъекты. И их
летательные аппараты видно в небе над Лузой и Лальском. Ах,
если бы жители Лузы и Лальска встретились с жителями Пле-
сецка – как много нашлось бы у них тем для разговора!
XII
Мы снова в Лузе, на длинной улице Мира, пожалуй, можно
по ней пройти. Вот каменный двухэтажный дом, два подъезда.
В квартире на первом этаже живёт молодая семья. Вот Лена
ждёт Виталика с работы, сидит на диване, всё у неё хорошо —
новая стрижка, ногти накрашены, сама одета в белую блузку с
красными розами, тёмную юбку. Она говорит: да, мы живём хо-
рошо, а вот и Виталик, он вам расскажет. Её муж в форме гаиш-
ника, он только вошёл в дверь, а тут какие-то вопросы. Он рас-
сказывает, а сам смотрит на жену, соскучился за долгий мар-
товский день. Вот что он говорит: нам денег хватает, и жильё
хорошее. Жена пока сидит дома, я ей так сказал. Теперь пока не
родит, пусть не работает, и потом тоже. Когда малой подрастёт,
вот тогда и ладно. Нет, в образовании и медицине у нас вроде
бы всё нормально, а дороги надо ремонтировать, это верно. Да
всё хорошо, мы поженились недавно, так теперь и живём. И
смотрит на жену таким взглядом, будто не видел три дня. Или
три месяца. Не надо им мешать.
А вот другая семья на улице Кузнецова. Настя и Володя
познакомились в новый год, 1 января, но было это семь лет
назад. Через месяц Володя попал под поезд, в самом начале
улицы Мира как раз железнодорожный переезд. Насте гово-
рить об этом не хотели, но она всё равно допыталась, пришла к
нему в больницу. А он говорит: не приходи ко мне. Это он не
хотел, чтобы я страдала с ним, – объясняет Настя. Но было
поздно – девушка уже полюбила. Ноги врачи, конечно, не вер-
нули. Теперь у Насти и Володи трое детей. Старшая Валерия и
двое маленьких, двойняшки Арина и Макар. Сейчас в квартире
только Настя и младшие дети. Но вообще-то в доме живут ро-
дители Вовы, его сестра с семьёй. Тут как в муравейнике, все-
гда кто-то есть. И всем тесно. Да, нам никто не даёт кредита, —
объясняет хозяйка и держит на руках Макара, а Арина уже где-
то за диваном, – мы с Вовой оба инвалиды, справку делают
только на два года, а в банке требуют, чтобы у тебя был посто-
янный доход. Какой же он постоянный, если инвалидность
надо всё время подтверждать? Мы бы поговорили с Настей
ещё, но маленькие захотели спать.
И снова на улице Мира, снова двухэтажный дом, но уже
деревянный. В подъезде тёмные стены, двери квартир обиты
дерматином, на первом этаже почтовые ящики. Рядом с домом
дровяники, во дворе санки, дед Андрей колет дрова. На втором
этаже долго никто не открывает дверь этой квартиры, а потом
выходит заспанный и небритый Дима. Он ведёт через комнату,
в которой нет потолка, нет печки, нет никакой мебели, есть
только стены. Для жилья осталась одна комната, дверь зана-
вешена одеялом, чтобы не очень дуло, на верёвке сушатся дет-
ские колготки. На полу стоит электрическая плитка с кастрю-
лей. Три кровати и шкаф, у окна современный цветной телеви-
зор. Вот и всё, что есть в комнате. Да, ещё стулья с одеждой на
спинках. Сколько времени? – первым делом спрашивает Дима,
садится на свою кровать и звонит куда-то. Это он своей жене.
Оказывается, она с дочерью поехала мыться к своей маме, здесь
им мыться зимой негде. Хоть они и топят каждый день, всё
равно холодно. Вы не раздевайтесь, – говорит Дима. И правда,
раздеваться даже не хочется. Да, мы так вот живём, – говорит
хозяин, я не работаю, жена в магазине, дочка в садике. Ничего
особенного. Что-то холодно, да?
XIII
Когда все стали вдруг свободными и красивыми, некото-
рые умные головы предложили провести железную дорогу во-
круг Лузы. Поезда бы проезжали мимо города несколько раз,
как игрушечные паровозики по игрушечной железной дороге
– пока не закружится голова. Если поезд два-три раза проедет
мимо города, тут уж самый ленивый и флегматичный пассажир
заметит его. Что это, что это за бесконечный город? – спросит
он, счастливо глядя из окна. Это город Луза, – ответит ему та-
кой же удивлённый сосед по вагону, – обратите внимание
также на облака. Но этому простому и элегантному решению не
дали осуществиться машинисты. В то время, в девяностые го-
ды, их почему-то послушали, сейчас бы не стали, а тогда – по-
шли им навстречу. Вы знаете, – начал говорить умным голо-
сом Василий Егорович, старейший машинист на этом северном
направлении. Во-первых, у нас может закружиться голова. Во-
вторых, при частых поворотах направо у вагонов быстрее сти-
раются правые колёса. При частых поворотах налево – стира-
ются левые. Наша страна живёт в режиме жёсткой экономии
колёс, а тут – сплошные повороты. Подумайте об этом. И по-
следнее – и он посмотрел на жителей Лузы бесконечным тя-
жёлым взглядом, – последнее: вам нужна постоянная зубная
боль? Чем дальше на север, тем больше поют рельсы. После
станции Пинюг, спустя пять километров, рельсы начинают
петь на разные голоса, похоже на духовые инструменты. Но это
не радостное пение, совсем нет. Это так жалостно и так стран-
но. Они как будто на что-то жалуются. Такая большая земля,
такая красивая, на что бы им жаловаться, о чём выть разными
голосами? Никто не знает, но это похоже не только на духовые
инструменты, но и на бесконечный плач, на непроходящую
зубную боль без надежды на выздоровление. Наверное, можно
рельсам и не плакать, не стонать и не страдать, но всё повторя-
ется бесконечно – поезда, дорога, лес, вагоны – всё повторя-
ется изо дня в день, каждый раз, и никакой надежды. И ника-
кой надежды. Честно скажу вам, хотя и неловко признаться, у
всех машинистов в этом месте ломит зубы, и нет просвета. Вы
хотите всегда слышать, как болят, как ноют ваши зубы? Поду-
майте. И скажу ещё то, что вам не понравится. Мы не любим
Лузу. Только подъезжая к самому городу, рельсы обрывают
свои сумеречные песни. Но каждый раз мы боимся, что они за-
воют вновь, стараемся проехать вашу местность побыстрей.
Именно поэтому поезда стоят у вас только две минуты. Сколь-
ко кругов машинист сделает вокруг города, столько раз скажет
что-то грустное и огорчительное, нехорошие слова о ней. Вы
этого хотите?
Так и остался город невидимым.
XIV
В реке Лузе водится рыба-луна, в этом уверены почти все.
Тканая рыба-луна была на выставке в библиотеке Лузы. Каж-
дый год эти библиотекари придумывают что-нибудь новое для
читателей. То проведут конкурс о семи чудесах района, а потом
думают, что надо было назвать его «Семью семь чудес» – так
много можно рассказать об этом крае. То объявят о подготовке
выставки к юбилею победы, и им всё несут и несут экспонаты:
кто пуговицу от военной гимнастёрки деда, кто солдатскую
ложку, кто медали в тряпочке. Вещмешки, варежки, кисеты,
тельняшки, гильзы от патронов, фотографии и письма – всё
было на той выставке. Потом библиотекари хотели напечатать
ещё календарь, но денег собрали только на один экземпляр.
Зато каждый месяц у них получается выпускать газету для чи-
тателей. Правда, никто её не покупает, а берут почитать домой,
потом возвращают. В библиотеку приходят выпускники школ,
они учатся теперь в разных городах, рассказывают ученикам о
том, какие бывают города, какие профессии, как тяжело, но ра-
достно учиться. Закончите школу и уезжайте, – говорят они
ребятам.
Но это не всё. Каждое лето в день города библиотека в
полном составе выходит на центральную площадь и проводит
день здорового образа жизни. Всем курильщикам в этот день
библиотекари меняют сигареты на конфеты. Куда потом их
девают, непонятно – сами-то они не курят, и другим не сове-
туют.
Однажды в библиотеке решили устроить выставку птиц
«Птицеград». Со всех сторон Лузы слетелись экспонаты – и
вышивка, и картины маслом, и простые переводки, игрушки,
экзотические перья, рассказы о птицах, записи весенних пти-
чьих песен. Второклассник Витя из школы №1 принёс клетку, в
которой жил когда-то щегол. Щегол умер уже, а клетка – вот
видите – пригодилась для выставки. У Татьяны Васильевны,
бывшей учительницы, оказалась большая коллекция ёлочных
игрушек. Она выбрала из неё то, что относится к птицам —
стеклянных снегирей, попугаев, картонных блестящих петухов
и тусклых страусов – и всё отдала на выставку в библиотеку.
Прямо в день открытия непризнанный краевед Михаил Ильич
принёс свёрнутый самотканый коврик. Директор библиотеки
Надежда Васильевна развернула его, а там! Там рыба-луна! Но
почему рыба? – спросила она. А вы вглядитесь, – сказал крае-
вед, – она летит. И она же плывёт. И принялся за своё краеве-
дение: рыба-луна водится у нас в Лузе, зимой её видели в Лале,
там, где летом бывает понтонный мост. Есть сведения, что она
заплывала в Сухону и Северную Двину, но проверить их невоз-
можно, сами подумайте. Как вы понимаете, большие корабли её
не пугали, а теперь не причиняют вреда и маленькие лодки.
Рыбаки с сетями ей тоже не страшны. Старожилы утверждают,
что рыба-луна появилась у нас не сразу, например, до появле-
ния лальской бумажной фабрики её не видели. Зато пока она
живёт у нас, есть Луза, есть Лальск, есть и Папулово с Христо-
форовым, и Заборье, и Озёрская. Также…
Но договорить он не успел, ковёр быстро унесли и пове-
сили над дверью, чтобы все, кто покидает библиотеку, задер-
жались подольше и посмотрели на рыбу, бесконечную рыбу-
луну. Так происходит и сейчас. Читатели не спешат уходить,
подолгу смотрят на полотно, а некоторые приходят сюда спе-
циально полюбоваться, приезжают из Озёрской и даже из
Лальска. Так мало настоящего, – объясняют они, – а у вас есть
что-то такое, дух какой-то.
XV
Луза, Луза, как тебя не любить.
Всё равно
Из дома, в общем, всё равно пришлось выйти в итоге. Од-
нажды один бывший говорил мне: нельзя говорить «всё рав-
но». Всё никогда не равно всему. Умничал. Расстались в итоге.
Вышла из дому. Весна, и на дорогах лужи. Я пошла гаражами,
сначала через соседний двор, потом по остаткам вечной мерз-
лоты между ямами овощными и забором садика, индейцы так
не ходили в своих мокасинах, как мы тут каждый день в рези-
новых сапогах, кроссовках, туфлях на широком каблуке, чего
говорить. Потом лавировала между всем этим мусором, разной
фигандой, которая каждый год вмерзает, а потом вытаивает
из-под снега, потом по сухой прошлогодней траве за школой,
перешла дорогу, дальше – мимо дорогой нашей аптеки, и вот
пришла. Кроссовки остались чистыми, между прочим, белые
шнурки. Сдала курточку, купила бахилы, хотя зачем они, если
обувь нормальная, раньше ходили без всяких бахил, и ничего
такого, всех пускали, никто ничего против не говорил. Ладно.
Две пары купила, на следующий раз. Пришла сразу в кабинет,
но королевишна сказала, чтобы я ждала за дверью. Опять. Это
заведующая отделением, зав. Она прямо как королева какая —
волосы крашены в чёрный, лежат, как у учительниц, очки. Но
это врач, самая главная в отделении, поэтому ходит прямо,
смотрит строго. С интересом, вот что удивительно в её годы.
Пишет неразборчиво, как все врачи. А она ещё и главная, так
тем более не понять. Какие она ставит мне диагнозы, я не по-
нимаю. Меня всё спрашивают, спрашивают добрые люди, а я
говорю, что не знаю. Всё равно точного диагноза ещё нет. Всё
равно. Недавно заподозрила что-то, что-то похуже, чем есть на
самом деле, так мне надо было две недели чего-то тут делать,
то кровь, то обследование, ходить по больнице. По поликлини-
ке. Ещё пальто в гардероб сдавала, а теперь лёгкую курточку.
Подозрения не подтвердились, мне же лучше, всё обошлось. Но
в больницу пришлось снова топать, топтать ноги. И вот она го-
ворит: подожди в коридоре. Жду. Как-то быстро все врачи пе-
реходят на «ты», я прямо удивляюсь. Стоит им заглянуть тебе в
горло или в ухо, а то и ещё куда, так сразу: придёшь завтра, жди
в коридоре, Наташа, Люся, Даша. Медсёстры такие же. Какая я
им Люся? Один доктор, вообще, сидит всё время с перевязан-
ной рукой – четыре пальца перевязал, только большой вы-
ставляется, и так сидит. Хорошо, что это левая рука, а то как бы
он держал свои инструменты? Я много повидала врачей, а этот
всегда, вот всегда с перевязанной рукой. Знающие люди гово-
рят, что у него там палец или два на одну фалангу короче, а он
стесняется и перевязывает. У самого бородавка на подбородке
сиреневая, а он руку перевязывает. И этот доктор, он сразу, как
меня увидел, так сказал: «Слушай меня внимательно и всё за-
поминай. А то не вылечишься». Я достала ручку с блокнотом. А
то не вылечусь. Он как-то поморщился, а потом покраснел. Сра-
зу видно, не преподаёт, смущается. Потом он привык, что я за-
писываю, ничего. Все привыкают, рано или поздно.
Но сейчас-то я пришла к другому врачу. К королевишне.
Принесла ей заключение, что со мной делать дальше. Посидела
в коридоре, она кричит: «Войдите!». Я вошла. Она заключение
прочитала, все анализы подклеила, результаты анализов, я
имею в виду, правда, перед этим успела меня запугать так по-
королевски: где анализы, где, как ты себя чувствуешь? А потом
отправила ещё что-то сдавать, правда, надо было ехать в город,
в центр, то есть. Ничего запоминать не пришлось, она дала мне
схему, как эту лабораторию найти. Вот. Пригодились бахилы, в
кабинет зайти, просто здорово. Когда я вышла от неё, кто-то у
кабинета снимал обувь. Не все ещё у нас покупают бахилы, не-
которые просто разуваются.
Автобус то ехал, то стоял. Размяться он решил, что ли?
Стоял дольше, чем ехал. Постоит-постоит, потом для разнооб-
разия поедет. Прекрасно. Автобусы – универсальное город-
ское зло. Просто прекрасно. Чтобы не расслаблялись. А то при-
выкли уже все: если сели в транспорт, так уже и на месте. Все
остановки тебе объявят, сколько денег положено – соберут.
Сиди, отдыхай. Я знаю, кто у них про эти остановки рассказы-
вает, один парень, он работает на радио, его голос все хотя бы
раз да слышали. Да вот, если окажешься среди дня на главной
площади, на Театральной, там всё время это радио на всю пло-
щадь говорит. На всю её территорию. И дальше немного слыш-
но, если тихий день. И его голос. Я всё думаю, не понимаю: он
там целыми днями, что ли, трудится, этот парень? Бывал бы
дома хоть из приличия, там жена молодая, ангельское лицо,
кудри. Он женился на дочке хозяина одной фирмы-
перевозчика. Вот откуда ноги. Эти перевозчики ноют и ноют
без перерыва, что цены на билеты низкие, что им на бензин
даже не хватает. Ещё бы сказали, что им приходится родствен-
ников своих эксплуатировать – вон, зятьёв. Эти молодожёны,
как только поженились, погнали отдыхать куда-то на Ямайку,
что ли. Я не понимаю, на свадьбах так устают, что ли, что при-
ходится в какую даль забираться. Ладно, это я шучу. Я просто к
тому, чтобы не жаловались уж на бедность свою, никто не по-
верит.
Автобус остановился у мясокомбината, и этот радийщик
начал рассказывать что-то про мясокомбинат. Это у них такой
бонус для пассажиров, они просвещают, где что раньше было,
но как-то, на мой вкус, неправильно. Они говорят: «Областной
дом народного творчества! Ах! Славен своими народными
творцами. Как часто мы приходим на выставку “Чудо лоскут-
ное”! Народные мастера – поистине национальное богатство».
Или вдруг между остановками как зарядят стихи о городе, в
автобусе у всех на лицах какая-то растерянность, потому что
слышно, что стихи плохие, и такого, о чём там в них говорится,
в городе нет, вот этой нежной любви к дворам и дворикам, а
диджей надрывается так, будто застрял задом в какой-то боч-
ке, и теперь выковыривается оттуда, а попутно читает стихи.
На это без слёз смотреть невозможно, а слушать – неловко, но
куда денешься, если на все автобусы этой фирмы поставлены
такие волынки, а динамики в новых машинах громкие до ужа-
са. По уму, этому зятю надо было сказать вот что: «Областной
дом народного творчества. Раньше это место было кладбищем
на задворках города. Вы и теперь можете видеть одну могилу
революционеру Горбачёву. А лоскутные чудеса в этом бывшем
доме культуры бывшего завода имени 1 мая показывают каж-
дый месяц, приходите и смотрите, если вас от них ещё не тош-
нит». Вот что надо говорить. Через две остановки мы встали
как-то совсем надолго. Водитель даже двигатель выключил.
Полусонные пассажиры начали выходить из анабиоза и удив-
лённо оглядываться. Ещё бы – пейзаж за окнами не менялся
третий день. Я не вытерпела и через весь салон прошла к води-
телю. Он задумчиво смотрел на дорогу и курил. Весна, что ли,
так действует? Я постучала ему в стекло: «Дядя! Мы поедем се-
годня? Эй!». «Иди нах!» – сказал он и начал поворачивать ключ
зажигания. «Сука», – ответила я. Почему в мире столько агрес-
сии?
Вдруг зазвонил телефон, я сначала думала, что это с ра-
боты беспокоят, но нет, какой-то мужчина приятным голосом
спрашивал, не Татьяна Ивановна ли я? Нет, нет, не Татьяна
Ивановна. Он ещё удивился, почему ему дали этот номер, но
понял, что я-то уж про это ничего не знаю, раз я не Татьяна
Ивановна, быстро свернулся. Я даже пожалела, что не Татьяна
Ивановна, такой приятный голос. Зря он так скоро положил
трубку, я бы придумала, почему ему дали этот номер. Надо бы-
ло наврать, что я Татьяна Ивановна. Он бы спросил меня,
например: «Ну, как там наш проект? Объект на связь не выхо-
дил?». Я бы ответила: «Он нигде не засветился. Но надежда ещё
есть, сегодня в областной научной публичной библиотеке со-
стоится открытие выставки “Книга года”. Не исключено, что
объект появится там». «Хорошо, – ответил бы мне мужчина
незабываемым голосом, – с вами приятно работать, всё по
своим местам, всё разложено по полочкам. Надо будет как-
нибудь встретиться, выпить по чашечке кофе». О, тут уж я не
упустила бы случая! «В кафе областного художественного му-
зея имени братьев-художников, говорят, варят отличный кофе!
Предлагаю встретиться там, в понедельник, когда посещение
выставок закрыто, – так бы и сказала ему, – к тому же, там
очень бдительные сотрудники. Несколько лет назад наш объ-
ект был задержан в музее, билетёр подозревала, что он пытает-
ся купить билет за фальшивые деньги». Так бы я сказала. А он
бы ещё ответил: «Спасибо за предупреждение, я перезвоню ве-
чером», – и тогда бы уж повесил свою трубку. Жаль, жаль, что
я не догадалась немного побыть Татьяной Ивановной. Как
медленно едет автобус!
Наконец-то добралась до лаборатории. На рекламной
табличке перед входом было написано, что тут можно устано-
вить отцовство по ДНК. Отлично. Надо запомнить, интересно
же. Хорошо бы позвонить кому-нибудь и посоветовать, что у
нас есть такая лаборатория, но никому из моих знакомых это
не нужно. Ладно, как-нибудь потом, вдруг пригодится.
Содрали с меня больше тысячи за анализ. Теперь уж точ-
но надо сказать «прощай» Пскову, Пушкиногорью, Старой Рус-
се. Я думала туда поехать, если вдруг отпустят с работы. Ко-
нечно, эта тысяча меня бы не спасла, но всё ж таки. Может, где-
то бы ещё нашла, заняла бы, что ли. А теперь думаю, что беспо-
лезно даже занимать. Тысячу – как с куста, вот так вот. А ещё
на следующей неделе снова в больницу, там чего-нибудь вы-
пишут дорогого. Я не знаю, у меня на лице, что ли, написано,
что мне всегда выписывают только дорогие лекарства? Как-то
выписали дешёвые, я обрадовалась, так потом желудок болел.
Вот какие есть побочные эффекты на дешёвых лекарствах, так
они все у меня бывают. Слезоточивость, носотечение и так да-
лее. От дорогих такого почти нет. Все врачи на меня смотрят и
сразу выписывают дорогие. Так что – какое тут Пушкиного-