Текст книги "Фотографирование осени"

весёлые или серьёзные. Вроде бы весёлые – праздники с вы-

пивкой и богатой закуской каждый день, песни, гадание по

протекторам шин. Но и подробная фиксация всего происходя-

щего: тут и описание погодных условий, и занесение данных о

политической ситуации в целом, и серьёзные исследования и

анализ посевов и урожаев, и учёт надоев, и отображение потерь

при падеже скота. И даже планы и отчёты всех праздничных

мероприятий, где всё просчитано и учтено, вплоть до того, кто

кого провожает до дома.

В Пожарово вспоминают, что, как ни придёшь в гости,

стрюковцы заняты – что-то пишут, глянут на чужого, и сразу:

ой, некогда-некогда-некогда! Так и отправишься обратно,

пусть работают, конечно. А в Малиново говорят, что их разуда-

лые песни да игрища постоянно было у них в деревне слышно.

Иной раз так разойдутся, что малиновцы вынуждены были

двери закрывать, как бы кто в веселье чего не перепутал и хо-

зяйство бы не попортил. Устные сведения очень противоречивы.

Но письменные источники! Казалось бы, вот где рай для

краеведа! И нравы, и обычаи, и состояние хозяйства – всё на

ладони. Но все эти данные оказались утеряны. Их можно ис-

кать столько же, сколько библиотеку Ивана Грозного, не

меньше, и ещё неизвестно, чем закончатся эти поиски. Говорят,

что в Стрюково прорыты подземные ходы, в домах устроены

тайники, сосновая черепица на крышах уложена в два слоя, а

между ними – тайник. Но никто ничего найти не может. Ка-

жется, что время себя отрицает – было ли оно тут вообще?

Жили ли люди? Но дома стоят, и один из них жилой. И в сосед-

них деревнях вспоминают, что тут всё бурлило, кипело и кло-

котало. А история, тем не менее, в руки не даётся. Как ни при-

дут музейщики в Стрюково – Илья Афанасьевич им водки

поднесёт. Особенной, стрюковской. На следующее утро город-

ские проснутся, и уж не помнят, зачем сюда пришли, и одно

только желание: домой, домой, и побыстрее, прямо сейчас! А

фольклористов Надежда Кузьмовна, жена Ильи Афанасьевича,

– пост, не пост – потчует свежей сметаной, и в таком количе-

стве, что непривычные филологи потом только и делают, что

бегают от дома к сортиру. Как станет получше, их Надежда

Кузьмовна молоком угощает. Так и уезжают, а новых знаний —

ноль. Археологи пытались как-то сами по деревне погулять,

так их хозяйские гуси за ноги щиплют, бык дорогу перегора-

живает, а однажды какая-то оса укусила одного учёного —

прямо до аллергии, еле успели его доставить в больницу. И с

тех пор так в Стрюково и не показывались. Самые дотошные —

краеведы, их ничего не берёт, ни алкоголь, ни молоко, ни сало с

зелёным луком. Они выпьют, встанут утром, и снова какие-

нибудь документы, фотографии, письма выпрашивают. Всё го-

товы взять и унести, прочитать и сделать свои выводы. Но и их

хитрому Илье удаётся провести. Он даёт им какие-то ошмёточ-

ки, совсем не то, что можно читать и делать выводы. Например,

однажды исследователи из Великого Устюга получили кипу

бумаг и поскорее поехали домой, довольные. В городе открыли

папку, начали листать – а это «Слово о полку Игореве», пере-

писанное детской рукой. Паста гелевая, то есть совсем недавно

было.

Невидимый город Луза

I

Вот что, мы отправимся в невидимый город Лузу. А заод-

но побываем в старинном городе Лальске, в деревне Папулово,

в деревне Озёрской, а если повезёт, когда-нибудь заедем в Хри-

стофорово и Заборье.

По железной дороге доберёмся до Лузы, смотри, не про-

пусти её, когда поедешь. Поезд приходит поздно ночью. Со

многими, кто ехал в Лузу, случалось это – они проезжали ми-

мо. Просто засыпали, и всё. Просыпались утром где-нибудь на

севере. Проводники привыкли к этому, не ругаются, подсказы-

вают, как быть. Советуют забыть про Лузу – вот же перед то-

бой Великий Устюг, или Вологда, или Архангельск. Или даже

Североморск – всё интереснее. В Устюге три реки встречаются

в одном месте, в Вологде большая автомобильная трасса и

вкусное масло, в Архангельске море. В закрытом Североморске

– подводные лодки. А что там Луза? Дрова в поленницах, ули-

ца Мира, улица Маяковского, библиотека. Ну, пропустил, про-

воронил, проехал, да и ладно. Проводники и сами часто пропус-

кают эту маленькую станцию. Держатся, помнят, что им нужно

открыть вагон, чтобы пассажиры вышли и зашли, но перед са-

мым городом их одолевает сон. Вот скоро покажется река Луза,

мост, но в вагоне так тихо, только что перестали стонать рель-

сы – и приходит сон, сон. Что поделать – это такой город. По-

этому надо стараться не заснуть, не заговориться с соседом по

вагону, растолкать проводника.

II

Город встречает поезд. Да, думают жители, конечно же,

наш город почти никому не виден, но это не повод пропускать

поезд. Это повод его встретить. У нас не так уж много событий,

порой бывает скучновато, так что надо сходить посмотреть на

поезд. Заодно посветим машинисту, чтобы он не пропустил

станцию, бывает же, что он обо всём забывает, тогда пассажир-

ский состав пролетает мимо, не снижая скорости.

На вокзале много людей – все они приходят встречать

поезд. Нет, никто не машет рукой машинисту, пассажирам и

проводникам, никто не приносит цветы, не играет на трубе.

Просто приходят, смотрят на поезд, убеждаются, что всё в по-

рядке, и снова сидят на железных в дырочку сиденьях, кто пьёт

чай, кто пьёт пиво, а кто-то просто зевает и уходит домой. Лю-

ди улыбаются друг другу, но не очень часто. Поговорят, посме-

ются и расходятся по домам – некоторым из них завтра рано

вставать, вот и приходится расставаться, они и так сильно за-

держались с этим поездом. Завтра не пойду, думает кто-нибудь.

И не приходит. Но через два-три дня ноги сами его приводят.

Серёжа, – весело встречают его друзья, – мы думали, ты про-

пал. Нет, – говорит Серёжа, – так, дела были. А некоторые,

хоть и думают, что не придут, что больше их не увидят на вок-

зале, что нечего встречать поезд, смысла никакого нет – при-

ходят. Что ж это такое со мной? – думают они и не могут

найти ответ. Это любовь к поездам, к своей Лузе, к вокзалу с

железными сиденьями в дырочку, а может быть, это просто

привычка. Вот и всё.

III

Когда строили железную дорогу, произошла такая вот

история. Это было очень давно, может быть, 116 лет назад.

Приехали рабочие, построили себе теплушки – маленькие до-

мики, чтобы было где греться и ночевать. И начали вырубать

деревья – освободить место для железной дороги. Лес рядом с

Лузой, тогда это был маленький посёлок, но так получилось,

что в нём решено было устроить станцию. На станции машини-

сты из дальних городов ночевали бы, рабочие осматривали бы

составы – всё ли в порядке, нет ли каких-нибудь поломок, бы-

вает же.

Вырубили лес, положили шпалы, потом рельсы. Дошла

очередь прокладывать дорогу в Лузе, по краю посёлка. Всё бы-

ло хорошо, но вдруг обнаружилось, что на пути стоит дом ба-

бушки Дарьи. На карте нарисовано, что тут должна быть доро-

га, а на самом деле на этом месте стоит её дровяник и хлев для

коровы Милки. Вот что, бабушка Дарья, – сказали ей железно-

дорожные строители, – мы твой дом сейчас перенесём, соби-

рай вещички. Где ты хочешь жить – с той стороны или с этой?

Выбирай. Но бабушка им ответила вот что: я никуда не поеду. И

Милка не поедет. Мы тут и останемся, на своих местах. Мне сто

лет в воскресенье, малы мне говорить такое. И Милке моей лет

восемьдесят, вам и до неё далеко. И переселять её не дам —

сердце у неё слабое, затрепещется, того гляди молоко пропа-

дёт. Уводите в сторону свою дорогу, а нас не тревожьте.

Рабочие ушли, думают, что же теперь говорить началь-

ству? Оно строгое. Поглядели на карту. И ничего не стали ме-

нять. Проложили рельсы между домом и дровяником. Только

своим машинистам скажите, чтобы не шибко тут ехали, поти-

ше, Милку бы мне не пугали, – сказала бабушка Дарья, когда

увидела. С тех пор она ходила за дровами и к Милке через же-

лезную дорогу. Сама так выбрала. Расписание поездов под неё

подстроили. После утренней дойки приезжал состав из Архан-

гельска. После вечерней – из Вологды. А совсем поздно ночью,

когда Милка и бабушка Дарья уже спали – из Вятки.

IV

Не все тут любят железную дорогу, а автобусы и того

меньше. К автобусам нет никакого доверия. В них такие тороп-

ливые водители, что не все успевают выйти на своей останов-

ке, в своей деревне. Увезёт такой водитель тебя вместо Алёше-

во в Папулово, как потом идти назад? Водитель долго будет

морщиться, прежде чем доставит тебя обратно в Алёшево, да

ещё запросит денег за лишние десять километров. И от Папу-

лово до Алёшева снова десять километров, получается два-

дцать. Да не забудьте, что Алёшево в стороне от дороги – это

ещё один крюк. Конечно, жизнь водителей автобусов нелегка,

вот они и переживают, раздражаются, теряют бдительность, не

смотрят лишний раз, сколько там желающих выйти. Кажется, в

деревнях живёт не так много людей, могли бы уже запомнить,

кто и где выходит, но у них не получается. Попробуйте-ка жить

в постоянном волнении и нервничаньи, много ли сможете за-

помнить? Вот в том-то и дело.

Они бы и рады, наверно, но дорога тут как стиральная

доска, пока доедешь хотя бы до Лальска, вытрясется часть па-

мяти. Только возле Учки вспомнишь, что в Лальске хотел зайти

в музей, купить настоящий глиняный кувшин жене – придёт

же блажь держать в нём молоко – не купил. Не зашёл даже.

Забыл сразу, едва доехали до Ефаново, только-то восемь кило-

метров, всё из головы вылетело. Вот так ездить в окрестностях

Лузы. Как тут запомнить всех в лицо, когда смотришь только

на дорогу, чтобы не попасть колесом в яму или не подпрыгнуть

на горке? Жители Учки, Алёшева, Слободы, Лопотова, Патраки-

ево, Моисеевой Горы, Старомонастырской деревни Субботино,

Лычаково, Озёрской, Льнозавода, Бумфабрики, Егошинской,

Лальска, Верхнелалья, Заборья, Горячева, Нижне-Раменья, Па-

пулова, Андреевой Горы, Вымска, Уги и других деревень всё

понимают. Прощают водителей, хоть и часто ссорятся с ними.

Но ни разу ещё такого не было, чтобы тракторист отказывался

вытащить автобус из грязной лужи или в какой-нибудь де-

ревне не помогли бы с ночёвкой, если вдруг машина сломалась,

и домой водителю в этот день точно не уехать.

V

Луза красива, хоть её мало кто видит. Лучше приезжать

сюда зимой или в марте – пока лежит снег. Тогда и дороги

лучше, и можно съездить хоть в Папулово, хоть даже в Угу.

Только автобусы в дальние деревни ходят не каждый день,

придётся подождать. А в Угу автобусов не бывает вовсе, нужно

искать попутки, а это непросто, до неё 105 километров. Лучше

едь из Подосиновского района, – скажет тебе любой водитель

автобуса. В Христофорово добираются на поездах.

Зимой на улицах бело, зелени нет, и видно все дома, в

воздухе пахнет дымом – это в старой части города топят печи.

Да и в новой не так уж много домов, которые отапливает го-

родская котельная. В ноябре и декабре небо хмурое, серо-

голубое, блёклое. Ближе к весне, пожалуй, даже в некоторые

дни января уже, оно синее, снег скрипучий и яркий, слепящий.

Приходится щуриться, почти закрывать глаза. Можно бы и со-

всем закрыть, но тогда упадёшь, не заметишь скользкого места,

полетишь на землю. Ночью видно звёзды, а иногда – северное

сияние. Летом такого не бывает. Возле заборов сложены по-

ленницы из дров – и толстые поленья, и тонкие досочки. Тон-

кими лучше растапливать печь, а толстые идут в ход потом,

когда в топке станет так жарко – лицо краснеет и горит, когда

откроешь. А проходишь мимо закрытой печи, вспоминаешь ле-

то, говоришь: вот Ташкент.

Достанешь из поленницы две доски горбыля, постучишь

друг о друга – слышно, как они звенят. Всю влагу из дерева

выморозило, вот оно и становится звонким. Летом так не бы-

вает. Летом только в самой тихой тишине можно услышать ка-

кие-то звуки, но это, скорее, шелест.

Зимой главная площадь с памятником Ленину засыпана

снегом, есть только дорожки и тропинки, по которым в разные

стороны идут люди. Кто-то в магазин, школьные классы в му-

зей. Потом обратно. Снега много всегда, каждую зиму на пло-

щади строят горки, в каникулы и в обычные дни школьники

катаются с них. На фанерке, а кто старше – на ногах. А вечером

на ногах по разу скатываются с горки парни и девушки – и

идут дальше, встречать поезд.

Холодным днём на улицах не так уж и многолюдно. Если

кто и идёт, то старается пробежать как можно скорее, чтобы не

очень замёрзнуть. Придёт домой – ставит чайник. В выходные

дни гуляют больше.

Летом не так. Хоть и не видно северного сиянья, хоть и

пахнет дымом реже, только в банные дни, и нет горок, зато от-

крываются от снега деревянные тротуары, и стучат по ним

широкие каблуки и простые подошвы. Все улицы в зелени, лю-

ди ходят туда-сюда – никому не лень лишний раз прогуляться.

Вот на площади остановились цыганки и о чём-то говорят друг

с другом. Вот в сосновом парке на улице Калинина стоит чело-

век, прижал к уху телефон, кто-то ему позвонил. Вот ездят ту-

да-сюда на велосипеде ребята – мальчики и девочки. А бабуш-

ки идут в больницу или в магазин. В магазин привезли свежие

конфеты и пряники и уже поджидают покупательниц. Из шко-

лы искусств не слышно звуков пианино и скрипки, потому что

каникулы. Зато в музее Лузы и особенно Лальска – оживление.

К бабушкам и дедушкам приезжают на лето внуки и внучки и

идут посмотреть, как тут жили в старое время.

Летом дома никого не увидишь. Все в огородах или про-

сто на улице, в лесу, на озере. Хоть и северные места, а лето и

тут бывает. Помидоры можно вырастить, правда, только в теп-

лице, а ещё картошку, морковь и горох – просто, на грядках. С

яблоками хуже, всё-таки это север. У некоторых по двору, за

калиткой, ходят куры, важно говорят кококо, щиплют траву,

если ещё осталась, клюют зерно. Вдруг одна как закричит, как

забегает, всполошит всех, потом успокоится, идёт дальше кле-

вать, снова щипать траву – это она говорит всем, что снесла

яйцо, внимание! Хозяева понимают, и все в Лузе понимают, а

приезжий человек может забеспокоиться с непривычки. Зимой

такого не бывает.

VI

Летом мы поедем в деревню Озёрскую, а может быть,

пойдём пешком, от Лузы недалеко, только пять километров.

Если хотим успеть на службу в храм, то поедем, мало ли что.

Автобус останавливается, и видно белую церковь, высокую,

стройную. Кто-то идёт берегом озера, а кто-то по кладбищу. По

дороге встречаются гуси. Женщины смеются, боятся их, вспо-

минают, кого щипали птицы. Но не этим утром, нет уж, сегодня

они чем-то довольны, и просто проходят мимо, только грозно

гогочут.

На церкви много сидит клещей – очень хорошо видно на

белой белёной стене. У самой двери под потолком висит не-

сколько колоколов, они небольшие, и к службе уже прозвони-

ли. В холодном приделе никого, он выглядит покинуто, роспи-

сей почти нет, а какие есть, те почти незаметные, бледные. Все

идут в тёплый, даже летом. Он маленький, потолок низкий, но

места хватает всем, и на стенах много икон. Это особенная цер-

ковь, тут власяница святого Леонида Устьнедумского. На се-

верной стене его образ, но не старинный, написанный на доске,

а напечатанный на картонке.

Служит тут старый священник. Не увидишь на нём яркого

нарядного облачения, голубая простая ткань. Свечу на под-

свечнике носит перед ним его жена. Бабушки поют на связках,

шумно вдыхают каждый раз.

Служба закончилась, и каждый может позвонить в коло-

кола. И они бьют не в лад – то подольше, то просто как будто в

дверь кто-нибудь звякнул. Кажется, можно бы по домам, но

люди куда-то идут. Оказывается, тут совсем рядом речка Неду-

ма, тоже особенная. Всю эту реку выкопал Леонид Устьнедум-

ский*, тогда ещё никто не знал, что он святой. Он копал и копал

её, вёл от озера в поле, чтобы было проще поливать посевы.

Тогда не было никакой техники, только лопата была у него. И

он выкопал, река получилась шириной полтора метра, прохо-

дила через всё поле. Она и сейчас есть, и после службы каждый

может пойти и окунуться в Недуме, даже зимой в ней не замер-

зает вода.

* Леонид Устьнедумский (1551—1654) – иеромонах Русской православной церкви, канонизирован в лике преподобного. С 1603 г. неоднократно видел сон, который признал данным ему от Богородицы повелением основать новый монастырь. Этот монастырь он первоначально строил в одиночку, для работы ему нужно было осушить болотистое место. Копая длинный ирригационный канал от болота к реке Лузе, монах был ужален змеёй, но остался жив, как и было возвещено ему во сне. Этот канал он назвал Недума река – по легенде, в память о том, что он работал, не думая об укусе. Храм нового монастыря был завершён в 1608 г. и освящён в память Введения во храм Пресвятой Богородицы. Иеромонах Леонид служил в монастыре до самой смерти.