Текст книги "Фотографирование осени"

9. Эти братики, брат-солдаты, которых нет, они в других

пределах. Но они доподлинно здесь. Правда. Их можно найти.

Если не смотреть попусту по сторонам, не терять время, а взять

щуп – железную вицу, втыкать его в землю и слушать звук, мы

услышим их.

Услышим солдат. Услышим, как говорят их кости. Их по-

тревожили, и они говорят гулко. Больно ли кости, когда через

землю её касается железо? Жалко их. Камни под щупом звучат

звонко, железо скрежещет. И кости звонко-глухо. И звонко, и

глухо, но чаще глухо. Некоторые корни, некоторые несуразно-

сти деревьев вводят нас в заблуждение. Если задеть их, будет

тот же звук, что у костей. Начнёшь копать, думаешь: вот сейчас

покажется под землёй солдат, сейчас его можно будет достать,

заплакать над ним, сказать – вот он, он здесь, а смерти всё-

таки нет. Но это оказывается шишковатость, сучок, который

когда-то впился в дерево, дерево потом истлело, а он остался,

упал в землю и звучит. И сбивает с толку братовьёв. Скоро вес-

на станет поздней, вылезет много зелёной сочной травы, не

продраться в землю через неё, скоро нам уезжать, а он отвлека-

ет, путает, вводит нас в заблуждение.

10. Все слова толкаются в голове, особенно много их, если ча-

сто смотришь на берёзы. Правда, не выговариваются, не выхо-

дят наружу, не вылетают. Пожалуйста, можно и помолчать,

пусть толкаются себе дальше, пусть бродят себе, только бы не

отвлекали – нам так некогда, у нас так мало времени. Эта об-

ласть такая болотистая, приходится вычерпывать воду из не-

которых мест, некоторых воронок. Берёшь котелок и черпаешь

воду, выливаешь рядом, быстро, быстрее, отдохнём после обе-

да. Если будет обед, потому что он бывает не всегда – так не-

когда, надо точить щупы, лопаты, менять порванные перчатки,

и так далее, далее, далее. Мы вернулись к началу рассказа, там

тоже были слова – и так далее, далее, далее. Что же это полу-

чается – всё ходит по кругу, и слова ходят по кругу, всё повто-

ряется без устали слово «война». Оно ходит за нами повсюду. В

городе, на собраниях, на улицах города – особенно перед

праздником Победы, за праздничными столами – как пожела-

ние, чтобы её не было, в поезде, на школьных уроках, во многих

и многих книгах, в обещаниях политиков – прекратить хоть

какую-нибудь войну, в обывательских разговорах, в песнях, а

нынче и в телефонной трубке. Всё повторяется слово «война».

Но это не только слово, надо запомнить.

11. Самое сложное – каждый день смотреть на берёзы. Не-

которые думают, что у нас растут одни только берёзы, кто-то

ещё помнит про ёлки, про большие леса. Может быть, они бы и

хотели каждый день ходить меж берёз, тонуть в снегах, смазы-

вать лыжи и пересекать на них белое пространство, вёснами

пить берёзовый сок, говорить – идёт активное сокодвижение.

Может быть, кто знает. Но это сложно – каждый день смот-

реть на берёзы, надо бы им понимать. В глазах рябит и слезит-

ся от этого. Сразу же понимаешь, где ты живёшь – ты нахо-

дишься теперь в лесу. Конечно, в городе есть разные деревья, и

без берёз тут тоже не обошлось, но не в таком же количестве.

Ладно, мы – мы бываем в болотистой области, в этих деревьях

средними вёснами только по три недели. А как же тут были

братики, как были тут солдаты? Этого мы не знаем. Каждый

день они смотрели на берёзы, если появлялось время отвлечь-

ся от сражений. Бои были большие, и времени не оставалось.

Каждый день огонь, огонь и огонь. Берёзам тоже доставалось,

но они выросли новые. Если же человек, то его не вернуть.

Теперь каждый день они в земле, всегда. Что увидим, если

будем смотреть в землю? Вот, например: саму землю, грунт,

корни травы, самой обычной, как в поле сорняк – белые,

длинные, спутанные. Потом ещё – корни деревьев: красные

тонкие, толстые тёмные – у берёз. Какие-то красные точки,

спутанные клубки – это папоротник, корни и само растение.

Кроме этого видим, как портится в земле дерево, скоро закон-

чится его срок, не отличим от грунта. И гильзы от патронов, и

сами патроны, железные детали от оружия, например, рожок

пулемёта, алюминиевые ложки, противогазы, камни, малень-

кие круглые железки – окалину, кости.

И запах будет, если начнём копать. Пахнет землёй, весной,

травой. Если стукнешь сильнее совком по патрону, он зашипит,

станет пениться, а в нос шибанёт тебя запах пороха. Только за-

пах – это не страшно. Бывает, что пахнет шоколадом. Это не

объяснить, этот шоколад. Копали, искали одного братика, и

вдруг – как будто рядом тут шоколад. Проверили у себя – нет

ничего ни у кого. Может, он был сластёной? Может, хотел в

войну конфет? Ни у кого в кармане не было и сухаря, а ему бы

конфету, варенья, нет, хоть кусочек сахара.

12. Маленькие братовья смотрят фильмы о войне, говорят:

мы так делать не будем. Не говорить же войне спасибо за это.

За то, что она съёжилась до песен, книг, фильмов и фотогра-

фий. А больше её как будто и нет, а может быть, даже не было.

Что же, почитайте пока и вы сказку про войну.

Её рассказал один брат-солдат, который слышал сказку

от другого, а тот тоже от кого-то, это была длинная цепочка, и

кто рассказал первый, установить, пожалуй, не удастся. Гово-

рят, это сказка от одного из тех, кто когда-то лежал под корня-

ми берёз. С ним рядом лежал другой солдат, не наш, он всё

бормотал что-то на своём языке. Их нашли в земле совсем не-

давно, за долгие годы наш братик выучил чужой язык, давно

понял, о чём эта сказка. Так она и попала ко всем остальным. А

кто ещё не слышал, когда-нибудь всё равно узнает её. Вот она.

С к а з к а п р о Г и т л е р а

Войны долго не было. Гитлер всё хотел её устроить, но

никак не мог. Вызывает однажды к себе солдата, говорит: «Я

начинаю войну, давай, иди на фронт». А солдат отвечает: «А я

не буду воевать». А Гитлер: «Я тогда тебя убью». Что ж де-

лать, снял солдат фуражку, и Гитлер его убил. Вызывает дру-

гого солдата, тоже велит собираться на войну. И этот солдат

отказывается, и его тоже убивают. Третьего вызывает Гит-

лер, четвёртого, пятого. . Целый день разговаривал с солдата-

ми, ни один не послушался его приказа. Устал главнокомандую-

щий. И толку мало. Передохнул маленько, и на следующий день

снова начал вызывать солдат. То же самое. Что делать? Крик-

нул он очередного солдата, говорит: «Видишь, сколько воинов

уже погибло?» «Вижу», – отвечает солдат. «Хочешь и ты уме-

реть?» «Да нет,– говорит солдат, – умирать я не хочу, но на

войну не хочу ещё больше. Убивай!» – и снимает фуражку. Но

Гитлер не стал его убивать, выдал сухой паёк и отправил на

крутой берег Рейна к прекрасной девице Лорелее, спросить со-

вета, что ему, главнокомандующему, делать, как заставить

солдат воевать, уже июль, а война всё не начинается и не начи-

нается. Делать нечего, пришёл солдат к Лорелее, как увидел её,

тут же память всю потерял. «Что ты хочешь?» – спрашива-

ет его девица. «Да вот, – говорит солдат,– принёс тебе ту-

шёночки». Лорелея увидела тушёнку, рассердилась: «Что, – го-

ворит, – я тут сижу, мясо из банок поедать, что ли? Говори,

для чего пришёл, солдафон несчастный!» С вояки сон как будто

спал, вытянулся он в струнку и как гаркнет: «Гитлер хочет

начать войну, а мы не хотим никто, и погибаем от его веролом-

ства. Что делать?» Лорелея взяла свою расчёску, поскребла в

волосах и говорит: «Так продлится до конца июля, пока солнце

значительно яркое. Потом, в августе, сопротивление ваше бу-

дет не таким крепким, и кое-кто согласится пойти на войну, а

кто-то погибнет от Гитлера. Но и тот, кто попадёт на

фронт, всё равно погибнет. Вам бы в августе отправить его в

гости куда или в отпуск, лучше в Арктику, он там поостынет,

глядишь, и вернётся другим человеком. Проживёте август-

сентябрь – дальше будет лучше. Начнутся другие заботы, сля-

коть эта, октоберфест. В октябре пусть он ко мне придёт, я

вихры его расчешу, ум-то и прибавится. И войны не будет».

Приходит солдат к Гитлеру, рассказывает: «Лорелея ве-

лела тебе ехать в Арктику. Говорит, что там есть какая-то

параллель мудрости, надо встать на неё, и всё поймёшь в тот

же миг». Ладно. Гитлер перестал убивать солдат, начал соби-

рать корабли, готовить снасти. Как раз к августу управился.

Сел на белый корабль, отправился в море, и того солдата, Фри-

ца, с собой забрал – пригодится. Он не хотел с Гитлером на од-

ном судне по морю идти, к тому же, боялся воды, но – служба. .

Много раз представлялся Фрицу случай утопить Гитлера,

столкнуть с корабля, да и всё. «Что мне стоит, – рассуждал он

временами, – душу свою сгубить, зато народ от войны спа-

сти?» Но никак не мог – надеялся на мудрость рейнской деви-

цы, рука не поднималась.

И вот попали они в Арктику. Кругом холодно, а они в своей

военной форме. Другой бы на месте Гитлера развернул свои ог-

лобли да и домой, домой.. Но он упорный – ищет свою мудрую

параллель. А в Арктике параллелей всего ничего. Ну, одна-две-

три – и всё! Ходили они с Фрицем по льду, ходили, переклика-

лись. «Эй! – позовёт Гитлер.– Не видно ли той параллели?» –

«Никак нет, – ответит ему солдат (он к тому времени уже

научился отвечать по-военному), – не видно». – «Ну-ну», –

пробормочет Гитлер тихонько, и дальше ищет идёт. И вот од-

нажды Фрица как будто стукнуло что – по голове, и в глаза

ударило. Сначала думал – солнечный льдяной удар, который

зрения лишает. Перед глазами всё белое, главнокомандующего

не видно, океана за ним не видно. Постоял так с минуту, ничего

не видит. «Эй! – закричал не по-уставному, – э-эй! Где я?»

Гитлер к нему подбежал, волнуется, спрашивает: «Что такое?

Доложить обстановку!» От этих слов как будто белая пелена с

глаз Фрица спала, зато красная настала. «Докладываю! – кри-

чит он, – обстановку! Стою на параллели мудрости и охраняю

её по причине прямого подчинения ей же, то есть, мудрости!

Она ничего не говорит, но показывает!» Гитлер так и засто-

нал: это он должен был встать на мудрую параллель и подчи-

ниться ей! Стал он дёргать солдата за рукав и спрашивать:

«Что она показывает, что? Доложи обстановку!» – «Вижу

красное, – начал Фриц, – это твоя война. Нету ей ни продыху

ни вдоху. Не знает она ни жалости, одно лишь страдание. Нет в

ней места ни радости, ни женщинам, ни капусте квашеной. Ни

лету, ни морю, ни рейнским берегам. Ни детям, ни старикам, ни

велоспорту. Ни кино, ни танцам, ни опере. И пива там тоже

нет! – и повернул грозные глаза к Гитлеру, – и всё это из-за

тебя! Из-за твоей войны. Чтобы тебя кошки подрали!»

«А ну, молчать!» – заорал Гитлер. «Нет! – заорал ещё

громче и страшнее Фриц, – пусть дерут! Всё равно моя прав-

да!»

Разозлился Гитлер и убил Фрица. Сел на корабль, поехал

домой. Пока добирался, сто дум передумал, сто мыслей пере-

брал. Сначала выходило так, что война нужна, а потом он

вспоминал всё, что сказал ему напоследок Фриц, и тогда полу-

чалось, что это очень плохо. Что делать?

Домой Гитлер прибыл тёмной октябрьской ночью. Лёг

спать в одежде, думал начать утром войну. Вызвать всех сол-

дат и заставить их идти на фронт. Пусть пешком добирают-

ся, топчут ноги. Но на следующий день по всей стране начался

октоберфест с песнями, танцами и пивом. На время он забыл о

своих планах. Потом выпал снег, и надо было разгребать до-

рожки. Потом снег растаял, и на дорожки пришлось посыпать

гравий, а на грядки садить цветы. Как-то забылась эта мысль о

войне. Так её и не было.

Так Фриц всех спас.