Текст книги "Нерушимые обеты (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Глава 12
Искаженные горячкой голоса вокруг смешались во вскрикивающую и взлаивающую мешанину звуков, то вращающихся будто бы прямо перед его лицом на расстоянии волоса, вызывая непреодолимое желание зажмуриться, отодвинуться, то звучащие на расстоянии целого мира, будто бы он был настолько незримой и незначительной частицей всего сущего, что сознание начинало распадаться и рушиться. Вроде бы знакомые лица над ним вытягивались, перекручивались, приобретая совершенно немыслимые очертания, а раззявленные рты обращались жуткими пастями, закрывающими небосвод.
Вспышка.
– Пошел! – прорычал кто-то сзади, сильным ударом в спину толкая закованного в тяжелые кандалы Дагну к другим каторжникам. – Пошел, собака!
Дварф, гремя цепями, от неожиданности упал, ударившись об острые камни, сдирая кожу на ладонях и коленях. Приподнявшись, Дагна успел увидеть, что находится в маленькой узкой штольне, освещенной лишь светом факелов, прежде, чем был подхвачен грубой сильной рукой и вздернут на ноги.
– Неужто решили прикончить?.. – едва слышно пробормотал он, отказываясь верить в происходящее, и уставившись на поднявшего его подгорного воина с длинной черной бородой, облаченного в тяжелые серые латы с густым отливом. Вокруг стояло с оружием наготове еще семеро. – Да не может быть…
– Вы, твари – позор нашего народа! – презрительно заговорил чернобородый, смотря на закованных в цепи грязных и босых дварфов, одетых лишь в изорванные от тяжелой работы холщовые грубые штаны и рубахи. – Грабители и убийцы! И искупать свою вину перед Зерором будете кровью!
– Мы и так рубим породу день и ночь, фендаг! – прохрипел иссохшими, кровоточащими губами один из заключенных. – Чего еще нужно совету Старейшин, мрак их задери?
Чернобородый сделал шаг вперед и коротко ударил рукоятью двуручного боевого молота ему в лицо. Дварф рухнул как подкошенный, харкая кровью. Остальные каторжники качнулись было вперед, чтобы помочь собрату, но закованные в броню конвоиры недвусмысленно приподняли оружие. Дагна остолбенело смотрел на происходящее, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой.
– Еще раз перебьешь меня, скотина, еще раз назовешь фендагом, и никто не станет лить слезы, если ты навсегда сегодня закроешь очи! – рявкнул воин, а затем обвел полным ненависти и презрения взглядом остальных. – Так бы и рубить вам камень еще пятьдесят лет, но война пришла в наш дом – норгейры идут из глубин! Аусгору пригодятся даже такие мерзкие сверы, как вы! Вы пойдете отсюда на нижние ярусы и, если проявите себя как подобает истинным двергур, с вас снимут печать позора и немедленно примут в чертог!
– Слышь, фендаг, – подал голос тот, которого ударил чернобородый, ворочаясь и пытаясь подняться. – Пошел ты в каменные кишки вместе с твоими черными, войной и Старейшинами в придачу, понял?
– Умолкни, свер! – отблески факела заиграли в прорезях шлема воина.
– Я Норгрим, сын Норуга, из клана Снежных Холмов! Когда моя семья пришла к воротам Аусгора, ты только появился на свет. Мы честно трудились и водили караваны торговой гильдии по всей долине почти сотню лет! Но, когда на нас напали по пути домой, и лишь один вернулся, что сказала гильдия?
– Умолкни! – чернобородый подошел вплотную к каторжнику, до скрипа сжимая рукоять молота.
– Гильдия обвинила меня в сговоре с теми людьми, клятая бездна! Я взял в руки топор и пошел возвращать караван! И, кроме этих славных двергур, никто не пришел ко мне на помощь!
– Еще одно слово, мразь, – разъяренный подгорный воин поднял молот. – И я выполню свое обещание!
– Мы вернули караван, мы зарубили тех, кто убил моих родных, и принесли их головы в Аусгор! А вы... – горько усмехнулся дварф. – Когда стало ясно, что это был сам опальный барон Галиферн, правая рука местного царька, который грабил всю округу последние годы по его указке, что вы сделали? Не захотели портить отношения с этой мразью и скотом Дельроем, который едва взобрался на свой трон едва ли пяток лет назад, как задавил свой народ поборами и садистскими законами, при котором буйным цветом расцвела такая мразь, как Галиферн! Вы все прогнили с головы до пят, фендаг. Посмотри на себя, ты же хадар, защитник! Кого ты защищаешь? Этих продажных сверов из Совета Старейшин? Так стараешься, из кожи вон лезешь, но так и не выслужился на мифрилитовую броню! А мне просто надо было уводить семью из этого забытого Зерором места, но я не думал, что двергур могут забыть заветы предков. Рази, мерзавец! Воевать за Аусгор я не стану! Рази и покончим с этим!
Молот взлетел и опустился.
Чернобородый махнул рукой остальным воинам.
– Уходим.
Один из его отряда указал на лежащие у стены тюки.
– А со снаряжением и припасами что? Оставляем так? Пусть сами возятся?
– Еще чего! – недобро осклабился чернобородый. – Тащи все к вентиляционному стволу и сбрасывай вниз. Будет им уроком.
– А что скажем про этого? – воин кивнул в сторону убитого.
– Ты что-то видел, Логри? – злобно прошипел чернобородый.
Воин сделал шаг назад и осторожно поднял руки.
– Был обвал, Шатар. Этому сверу просто не повезло.
Чернобородый внимательно посмотрел на остальных стражей. Те опускали глаза под его взглядом и согласно кивали.
– Берите тюки, – негромко сказал он. – Вход в эту штольню – завалить.
Шатар повернулся к закованным в кандалы дварфам.
– Выход у вас, сверы, только один – туда и вниз, – он указал на противоположный конец штольни, скрытый в густой подгорной тьме. – Когда будете подыхать, не забудьте молить Зерора о прощении.
Дагна, стоящий рядом, отер лицо от крови и поглядел на бездыханного Норгрима, а затем перевел взгляд из-под кустистых бровей на чернобородого, который развернулся и зашагал прочь.
«Спустя десять лет, когда я единственный вернулся с глубин, пошедший на смерть в одном тряпье и в кандалах, я нашел тебя, Шатар, сын Шатурга из клана Каменных Трав. Ты очень не хотел, чтобы кто-то узнал о том, что произошло в этой штольне. Я убил тебя твоим же молотом. Я убил всех, кто был с тобой. Я помню».
Вспышка.
Тряска закончилась. Будто из-под воды глухо и издалека послышались голоса.
– Господин Элвиг, помогите! Быстрее, умоляю!
– О боги, Дрейк, кого вы мне тут притащили? Давайте его на стол!
Под спиной стало жестко.
– Легкое пробито, он потерял слишком много крови. Дрейк, боюсь, что я ничего не смогу тут сделать. Удивляюсь, как он вообще до сих пор жив? Агор, влей ему маковой эссенции, двойную меру. И уносите в смертный дом к остальным. Надеюсь, полки там еще не все заняты.
– Слушаюсь, господин Элвиг!
– Маковой эссенции? Постойте, вы что же хотите его просто усыпить?
– Это все, что я могу сделать. Он хотя бы не будет мучаться последние минуты своей жизни, Дрейк.
– Да провались все в бездну, лекарь! Если вы сейчас же хотя бы не попытаетесь спасти ему жизнь…
– Дрейк, убери меч!
– Делайте свое дело, господин Элвиг!
– Да бес с тобой, старый упрямец! Но знай, что пока я буду заниматься этим безнадежным дварфом, будут истекать кровью и скорее всего умрут те, кому еще можно было помочь, в отличие от него! И это будет на твоей совести! Агор, быстро! В котле кипятятся свежие инструменты для операции! Да, верно, давай сюда. Рупер, сделай поярче лампы и переставь ближе. Спасибо. Господа, прошу отойти от стола и не загораживать мне свет. Дрейк. Я прошу. Спасибо. Итак, напоминаю, когда я вытащу копье, у нас будет очень мало времени. Ну, начнем.
Какое-то копошение в районе груди. Мир слегка качнулся.
– Зажимай быстрее, Агор! Рупер, вставляй туда трубку! Не мешкай, язви тебя, быстрее! Все, откачивай кровь из легкого. Теперь руки прочь.
Вспышка.
– Дагна, не надо так волноваться! Что на тебя нашло?
Она была на полголовы ниже его ростом и вдвое уже в плечах. Крепко сбитая, стройная, уверенной пружинистой походкой она направилась к двери их покоев в Маунтиндире. Она очень гордилась их новым просторным жильем в верхних ярусах, которое они смогли выкупить три месяца назад на ежегодных торгах за немаленькую, даже по меркам, в общем-то, привыкших к золоту, дварфов, сумму в тысячу золотых. Теперь до главных ворот было всего четверть часа пешком и пять минут на подъемнике. Она очень любила выходить на поверхность и смотреть на звезды, шутя, что это, верно, алмазы в потолке мирового чертога.
– Фрея, прошу, останься. Я почти закончил комплект снаряжения для тебя и других горняков.
– Мы не горняки, мой дорогой, а геологоразведка! – улыбнулась она и подняла тяжелый заплечный мешок с инструментами, стоящий на скамье у выхода.
– Да послушай же! – Дагна торопливо подошел к ней и, положив могучие руки на ее плечи, мягко надавил, усаживая дварфийку на скамью. – С этой броней тебе будет не страшен ни газ, ни обвал. Я все предусмотрел!
– Совсем все? – лукаво улыбнулась она, аккуратно поставив мешок на пол и обнимая дварфа. – А вес твоей брони снова будет как у хадар первого ряда, да?
– Нет, – нахмурился дварф, досадливо поджав губы. – Эту проблему я уже решил.
– Дагна, ты же понимаешь, что мне нужна подвижность? – она легонько взъерошила его волосы. – Моя группа ходит там, где еще не ступала нога рудокопа, и своды пещер никогда не касалась кирка, а норы там, я тебе скажу…
– Зерор Всеотец! – дварф посмотрел ей в глаза. – Фрея! Горы колотит дрожь уже седьмой день. Ты сама знаешь, что сейчас они снова растут! Дай им успокоиться, а я как раз закончу!
Фрея вздохнула и с улыбкой, высвободившись из его объятий, поднялась со скамьи.
– Дагна, я верю в твой талант. Но я должна идти сейчас. Группа уже ждет на выходе с тридцатого глубинного. Я говорила, что нужно найти очаг этой жилы…
– Потому что разработка ответвлений нецелесообразна, да, я помню, – проворчал дварф, огладив густую русую бороду.
– И потому я не получу плату, пока мы не найдем очаг как минимум в полтысячи тонн.
– Ты идешь за ним уже три яруса.
– Ну что поделать, если жила петляет, как горный ручей! – надев заплечный мешок, Фрея шутливо нахмурила брови и уперла руки в боки. – Ты что же, сомневаешься во мне, долгобородый?
Дагна усмехнулся и покачал головой. Он любил ее вечно веселый нрав, любил, что она в любой момент готова рассмеяться, зная, как она меняется там, во тьме неизведанных пещер на глубине нескольких километров. Он просто ее любил.
– Нисколько, Фрея. Ты лучший рудознатец и геологоразведчик в Маунтидире.
– То-то же! – вскинула подбородок она, расплываясь в улыбке. – Все, мой дорогой изобретатель, увидимся через неделю.
Дагна подошел и крепко обнял Фрею, с наслаждением вдыхая ее запах, зная, что в ближайшие семь дней будет лишен этого, стараясь надышаться впрок. У него никогда не получалось.
– Береги себя, раз уж решила, – тихо сказал дварф.
– Непременно! – Фрея поцеловала его и открыла дверь. – Надеюсь, к моему возвращению ты закончишь свой шедевр! Не терпится уже примерить! Приключения только начинаются!
– Будь уверена, не выйду из мастерской, пока не завершу работу! – улыбнувшись, кивнул Дагна.
– Не забывай про еду и, пожалуйста, ночуй дома хоть иногда! – сказала она, переступая порог.
– Ладно, возвращайся поскорее. Без тебя тут пусто, – он стоял в дверях, провожая ее взглядом, когда Фрея встала на платформу подошедшего подъемника.
– Ты просто еще не привык к новому дому! – крикнула она, помахав ему рукой, и скрылась за ограждением, отправляясь вниз.
«Мне не забыть тот день. Гора вздрогнула и заходила ходуном, а меня разбудила гранитная статуэтка лучшего резчика Маунтиндира Алкнейра, свалившаяся мне на голову с полки над нашей кроватью. Проклятый обвал случился на шестой день, когда она должна была уже возвращаться. С двадцать седьмого глубинного и ниже все было завалено. Почти два месяца мы откапывали штольни и шахты. А потом группу Фреи нашли. И свет моей жизни погас. Я помню».
Вспышка.
– Качай-качай, чтобы легкое не спалось, Рупер! Так, верно. Вынимай трубку, довольно. Агор, шьем!
– Слушаюсь, господин Элвиг!
– Все молодцы, – устало похвалил лекарь, принимая из рук подмастерья изогнутую иглу и нить. – Справились меньше, чем за три часа! Теперь глядите еще раз, как нужно зашивать рану. В следующий раз шить будешь сам, Агор…
Дрейк, страшно нервничал, переживая за Дагну, успевшего за столь короткий срок стать ему другом, и старался не смотреть на то, что там лекарь творит с его ранами. Дрейк доверял Элвигу, зная, что тот сделает действительно все, что сможет, для спасения жизни любого, кто попадет на его стол. Старый оружейник решил переключиться на что-то другое, чтобы скоротать ожидание и поберечь остатки в конец расшатавшихся нервов, и подошел к небрежно отброшенному орочьему копью и поднял его, вглядываясь в наконечник. Затем протер глаза и поднес еще ближе к глазам.
– Что за бесовщина! – прошептал он. – Отис, Говорун, гляньте-ка!
– Что тут, мастер Дрейк? – спросил, заглянувший ему через плечо доспешник.
– Погляди на наконечник внимательно.
Отис вгляделся и, подобно старому оружейнику, начал яростно тереть глаза.
– Да не может быть такого, – с недоверием произнес он. Говорун кивнул, знаками показывая свое согласие с товарищем.
– Не может, а оно вот! – Дрейк со значением постучал костяшкой согнутого пальца по железу.
– Он, что, оплавлен что ли? – ошарашено спросил Отис, почесывая затылок.
– Сам видишь, – Дрейк вздохнул и поглядел на лежащего на столе дварфа. – Неужто жидкий огонь течет в твоих жилах, господин Дагна Тяжелый Молот? Ох непрост ты, ох непрост.
Тщательно вымыв руки в бадье с водой, стоящей в углу, к кузнецам подошел лекарь Элвиг, вытираясь куском чистой льняной ткани.
– Что тут у вас?
Ему, молча протянув копье, указали на покрытый тусклой серой патиной с выщербленными краями лезвия наконечник.
– Любопытно, – хмыкнул лекарь, возвращая трофейное оружие Дрейку. – Что любопытнее, так это то, что дварф жив и поразительно здоров для смертельно раненого. Обычно с такими увечьями, если и выживают, что чистая случайность и невероятное везение, то пока стабилизируются, пройдет еще не меньше нескольких дней, а тут же… Я и шил-то скорее по привычке. Дыра в легком зарастает чуть ли не на глазах, рана на боку и вовсе засохла и больше не кровит уже около часа. Впрочем, я бы все равно подержал бы его в полном покое хотя бы неделю-другую. Но это просто поразительно. А может, это особенность физиологии дварфов? У меня впервые на столе представитель этого народа.
– Не думаю, господин Элвиг, – сказал Дрейк и, отойдя к стене, с облегчением опустился на скамью.
– Может быть, сам господин дварф нас просветит чуть позже, когда придет в себя? – предположил лекарь, протерев лицо, и кинул тряпку в корзину к точно таким же.
– Господин Элвиг… Не знаю, как вас благодарить. И прошу простить меня за то, что угрожал тебе сталью.
– Пустое, Дрейк. Думаешь, ты первый, кто притащил ко мне друга? Знал бы ты, сколько раз клинки плясали в дрожащих руках возле моего горла, а горящие праведной яростью воины готовы были отправить меня к праотцам, если я не помогу спасти жизнь их товарища… – усмехнулся лекарь, помахав ладонью возле шеи.
– И все же… – начал было оружейник, но лекарь сердито посмотрел на него и тот прикусил язык.
– Старый ты упрямец, и здесь туда же! Ну поставишь мне ящик красного ангремского, раз тебе неймется!
Дрейк расплылся в улыбке, прикрыв глаза, и откинулся спиной на стену лазарета.
– Где ж я возьму в Дентстоуне ангремское? Мы же не в столице!
– Не моя забота! Ты хотел отблагодарить? Благодари. Я знаю, у тебя есть связи, достанешь. И запомни, я люблю урожай восемьдесят девятого! А теперь подите прочь, у меня еще уйма раненых! Помогите только перенести дварфа на койку, больно он тяжелый, а мои парням надрываться еще весь день!
***
– Бездна… – устало выдохнул Дагна, поглядев вокруг.
Дварф стоял в центре огромного круга, покрытого искусной резьбой. Руки его были прикованы цепями к толстым стальным кольцам, вделанным прямо в гранитный пол исполинской пещеры. Совет Старейшин в полном составе сидел вокруг него на своих тронах.
– Твоим преступлениям нет оправдания! – прогремело эхо. – И тяжесть их столь велика , что ни одна кара не будет достаточна. Даже пытки и казнь были бы слишком мягки для искупления твоих грехов, двергурим. Тебе есть что сказать?
– Я уже все сказал, Верховные, – спокойно ответил Дагна, без страха глядя в глаза старцам. – Они заслужили своей участи.
– Не тебе решать, презренный! – эхо от голоса говорившего заметалось под самым потолком. – Ты нарушил священный закон, пролив кровь собратьев вне судебного поединка!
Дагна молча разглядывал десять старых дварфов, бороды которых спускались почти до самого пола. Из-под длиннополых одежд, расшитых золотыми нитями и драгоценными камнями, выглядывали чуть загнутые кверху носы сапог искусной выделки. Дагна несколько отрешенно думал о том, как все эти вещи должны быть неудобны. Отчего-то в тот самый миг, когда решалась его судьба, он думал о таком пустяке, как одеяние Старейшин.
– Дагна Тяжелый Молот! – голоса звучали повсюду, а Верховные дварфы будто даже не открывали ртов, – Твою участь будет решать Всеотец!
Старейшины поднялись с тронов и слитно грянули тяжелыми аргенитовыми посохами о гранитный пол Чертога, высекая снопы синих искр.
– Здесь и сейчас!
Вспышки искр и звон ударов.
– Зерор Кователь Душ!
Звон и искры.
– Услышь своих детей!
Искры и звон.
– Хорм трогир, Зерор!
Удары слились в единый гул. Сияние залило весь Чертог, ослепляя Дагну. Голоса Старейшин завибрировали, окружая его со всех сторон.
– Хорм трогир Зерор, аул Дренгр! Хорм трогир, аул Солар! Хорм трогир, двергур Фатар!
Тишина и темнота тараном ударили Дагну, заставив согнуться от неожиданности. Не понимая где верх, а где низ, дварф вертел головой, не в силах что-либо разобрать. Во всем теле была необъяснимая легкость. Дагна поднес руки к лицу и поглядел на них, но ничего не увидел, кроме одной лишь тьмы.
– Ёнги…
Дагна оглянулся, но снова ничего не увидел.
– Ёнги… Дитя…
Голос словно был совсем рядом и в то же время нигде.
– Я везде, ёнги. Нет нужды искать.
– Кто ты? – спросил Дагна, не слыша звука собственной речи.
– Я всегда рядом. Но тебя привели туда, где тебе не нужно быть.
– Ты Зерор? – Дагна обернулся или подумал, что обернулся. Все было одинаковым вокруг. Он не ощущал тела. Даже мысли едва пробивались сквозь ничто, что было везде.
– Да, дитя. Другие отроки винят тебя, они хотят суда. Смешные.
– Я готов, Создатель.
Дварф чувствовал, как его сознание начинает сливаться с тем, что его окружало. Или он окружал всё. Дагна будто бы распался на мириады мельчайших частиц, и каждой из них ощущал пристальный взор. За долю мгновения вся его жизнь была поднята из глубин памяти и развернута невероятных размером полотном.
– Сколько боли, дитя… – голос сквозил скорбью и искренним сожалением. – Твоя душа изранена, но чиста. Отроки ошиблись. Судить буду их. Заигрались.
– Где я?
– В пустоте. Ты там, где не должно быть. Но ты тут.
Дагна начал погружаться сам в себя, а затем медленно, закручиваясь в спираль, направленную внутрь и наружу, разделился.
– Найди свой дом, дитя.
Дагна вытягивался в многокилометровую струну, стремительно летя вверх.
– Создатель… отец говорил… что мы прогневили тебя… и ты… разрушил наше королевство, – дварф упрямо, с трудом, с большими перерывами выговаривал слова, одной только железной волей удерживая рвущийся на части разум. – Что я найду в руинах?
Переливчатый, будто хрусткие льдинки, негромкий смех понес на своих волнах Дагну сквозь миры и эпохи.
– Ёнги, ты все узнаешь позже.
Ласковый голос умиротворял и бережно окутывал дварфа. Мыслить сразу стало легче.
– Почему не скажешь сейчас?
– Твой разум уже плавится от моих слов, что несут даже крупицу знаний. Ищи моих первенцев, они расскажут тебе остальное.
– Я устал, Создатель, выгорел, во мне больше нет силы. Если ты и правда Зерор, то знаешь, зачем я здесь. Даруй мне покой, прошу.
– Знаю, ёнги, – печально произнес голос. – Но не могу. Я ни у кого не отнимаю жизни.
– Выживших после твоего Суда можно пересчитать по пальцам! – беззвучно вскричал Дагна.
– Я лишь раскрываю картину жизни, ёнги. Каждый сам делает свой выбор. И ты свой уже сделал. Пламя твоей души еще тлеет, жаждет жизни. Выполни мой завет, дитя, и обретешь так желаемый тобой покой. Найди Дренг-ин-Дар и успокой пустоту в его недрах первородным пламенем. Иначе беда. Я всегда рядом, дитя, и помни, ничто не происходит случайно. С тобой останется мой Зов, используй его с умом в трудный час. Теперь иди.
Дагна свернулся в точку и, сверкнув, рухнул вниз. Сквозь пустоту внезапно проступил свет, и у дварфа перехватило дыхание, когда он с размаху влетел себе в макушку.
Цепи опали с его рук ржавой трухой. Дагна упал на колени, когда его скрутило в порыве жесточайшей рвоты. Борясь с сильным головокружением, Дагна с большим трудом поднялся. Он утер кровь, бегущую из носа по усам и бороде, его била крупная дрожь, все тело покрывал выступивший холодный липкий пот.
– Зерор свершил свой приговор... Ты прощен, двергурим. Теперь ступай отсюда и больше никогда не возвращайся!
Дагна взглянул мутными глазами на говорившего Старейшину.
– Зерор судит всех. Тех, кого привели, и тех, кто привел, – старый дварф скорбно обвел рукой пустующие троны.
Шестеро из десяти Старейшин лежали на полу в страшных позах.
– Уходи же! – хрипло крикнул старый дварф. – Уходи! Прочь отсюда! Прочь!
На негнущихся ногах Дагна заковылял к выходу. А эхо старческого дребезжащего, уже совсем не величественного, крика все звучало в Высоком Чертоге.
– Уходи! Прочь! Прочь!
«Я помню все так, будто это было вчера. Я вернулся в Аусгор спустя двадцать лет, после того, как война окончилась и как поднявшись с глубин убил Шатара с его бандой. Я знал, что Суд Зерора – путь в один конец. Но Создатель принял меня и свершил правосудие над погрязшими в пороках, неожиданно для них самих. Оставшиеся в живых старцы так и не смогли принять то, что произошла тогда в Высоком Чертоге. Что ж, это их выбор. Я помню».
Вспышка.
