Текст книги "Боярышня-попаданка, или Любовь князя (СИ)"
Автор книги: Маритта Вуд
Жанры:
Бытовое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
Глава 28
В камере было очень холодно и сыро. Стены были влажными, я слышала, как где-то в углу капала вода, ударяясь об каменный пол.
Услышав шорох, я вздрогнула, представив, как крысы бегают по полу. Я поджала под себя ноги, натянув на них подол платья.
Забившись в угол темницы, я постаралась согреться, обнимая себя руками за плечи.
Послышались тихие шаги, я замерла.
Тихий голос окликнул меня по имени:
– Марья, где ты?
Я кинулась к решетке, неужели Наталья не побоялась спуститься в этот жуткий подвал?
– Я здесь, – прошептала я, пытаясь разглядеть, кто стоит в коридоре.
– Возьми, дева, вот еды немного и шаль теплая, закутайся получше, – мне в руки упал сверток с едой, обернутый вязаной шалью.
Агата? Я не верила своим ушам.
– Спасибо, пани Агата, вот уж не ожидала, что вы придете ко мне, – слезы потекли из глаз, – Я думала, что это Наталья…
– Какая же ты наивная, – вздохнула Агата и сжала мою руку в своих теплых ладонях, – Ведь именно Наталья и выдала вас пану. Как ты могла довериться ей?
– Не может быть! – я не находила слов от обиды и горечи, – Я не рассказала ничего Наталье, мне Ядвига не велела, – я заливалась слезами, – Как же так? Как Наталья могла узнать о побеге?
– Э, милая, здесь и у стен есть уши. Позавидовала тебе подруга, разозлилась, подслушала и рассказала обо всем Войцеху, – Агата перешла на шепот, – Теперь Наталья у Войцеха в покоях живет, на его перине спит, так-то вот.
– Выходит, что никому нельзя верить, – я закуталась в шаль Агаты, – Спасибо, что вспомнили обо мне.
– Как не вспомнить, сама была на твоем месте, – Агата шумно выдохнула, – Пойду я, как бы не хватились. Если смогу, то постараюсь помочь тебе, а если не выйдет, то не обессудь уж.
Она тихо пошла прочь.
Я села в свой угол и горько заплакала, вспоминая, как мы с Натальей гуляли по лесу, собирали малину, как вышивали и разговаривали о Матвее.
Как же так случилось, что она так поступила со мной?
Я жевала хлеб, который добрая Агата принесла мне, не побоявшись панского гнева, и хлеб тот был соленый от моих слез.
Поняла я, что наступил рассвет, по тому как в щели начали пробиваться слабые лучики света.
Руками я пригладила волосы и завязала шаль на груди, прикрыв разорванное платье.
Я не знала, что мне могло помочь сегодня, но в самой тайной глубине израненной души, слабо горела надежда на чудо.
Откуда могло взяться это чудо? Я не знала, но человек живет надеждой, иначе и быть не может.
Громко топая сапогами, в подвал спустились двое из вчерашних моих преследователей.
Они грубо вытолкнули меня из темницы и повели наверх.
Во дворе столпился народ. Я увидела несколько знакомых лиц – кухарки, с которыми я работала на кухне, мне показалось, что они смотрели на меня сочувственно, горничная Ядвиги.
Войцех, злобно ухмылялся в усы и что-то говорил стоящему рядом с ним пану.
Вот еще одно до боли знакомое лицо – Наталья… Она смотрела на меня прищурив глаза и кусая кончик своей косы. Я отвернулась, чтобы опять не расплакаться от жгучего чувства боли и разочарования.
Меня протащили через двор к деревянному помосту, где возвышался высокий столб, к которому меня и привязали, заломив руки за спину.
Тут же, на помосте, стоял стол и скамья, куда уселись пан, Войцех и невысокий человек в черном, похожий на священника.
Эти трое начали по очереди говорить, гневно указывая на меня.
Люди, собравшиеся вокруг, тоже что– то выкрикивали и махали руками. Только немногие отводили глаза и молчали, склонив голову. Среди них я увидела Агату, она утирала слезы, уголком косынки, наброшенной на плечи, и тайком крестила меня тремя пальцами, сложенными щепотью.
Я закрыла глаза и, как могла, своими словами, молилась, чтобы смерть моя была быстрой и легкой.
Мне было очень страшно от мысли, что меня будут долго пытать и мучить, сумею ли я пройти это испытание? Не уверена…
Вдруг раздались громкие крики. В толпу ворвались всадники, круша все на своем пути.
Я смотрела во все глаза и не могла понять, что происходит.
Кони топтали людей, всадники махали мечами.
Пана, Войцеха и священника сдернули с места, связали и бросили на землю.
Ко мне подскочил разгоряченный мужчина… не может быть… Он одним движением перерезал путы и подхватил меня, усадив впереди себя на лошадь.
Добрыня? Это, действительно, был он. Глаза его дико горели, меч рубил все, что попадалось на пути. Вот я увидела еще одно родное лицо и слезы опять потекли из глаз.
Матвей!
Любимые мои, они здесь, чтобы спасти меня.
Я уткнулась лицом князю в грудь и разрыдалась от счастья.
Глава 29
Мы неслись прочь от ненавистного поместья. За нашими спинами полыхали крыши панского дома и надворных построек.
Домой! Неужели скоро я окажусь дома?
Я плакала и улыбалась сквозь слезы.
В голове все кружилось, было страшно, что вдруг я проснусь и опять увижу тот страшный подвал или столб, к которому меня привязывают.
Я вдыхала запах Добрыни, прижимаясь к его груди, и не могла им надышаться.
После нескольких часов бешеной скачки, всадники спешились, чтобы перекусить и напоить коней.
Князь бережно поставил меня на землю:
– Скажи, с тобой ничего там не случилось? – он коротко кивнул назад, – Тебе ничего не сделали?
Добрыня пытливо всматривался в мое лицо.
– Нет, меня не трогали, – я положила руку на грудь князя, – Конечно, мне было очень тяжко, но насилия не было.
Я уткнулась князю в шею и разрыдалась:
– Если бы вы не успели… Меня бы сожгли сегодня.
Князь прижал меня к себе и судорожно вздохнул:
– Ну, полно, милая, теперь все позади, скоро мы будем дома, – он погладил меня по плечам, – Ты поплачь, если тебе от этого легче будет, – князь поднял мое мокрое от слез лицо и нежно поцеловал меня, осушая губами слезы, – Ты теперь со мной, не бойся больше никого.
Я кивнула и тут к нам подбежал Матвей.
Он схватил меня в объятия:
– Сестренка, боже, жива, как же я боялся, что мы опоздаем!
– Матвей, спасибо вам, – я все никак не могла успокоится, – Какой сегодня день счастливый.
Я заметила, что Матвей тоже украдкой смахивает слезы.
Князь хлопнул Матвея по плечу:
– Давайте, други, подкрепимся. Нас ждет долгий путь.
Мы сели на поваленное дерево и съели по ломтю хлеба, запивая эту нехитрую еду, холодной речной водой.
Спутники Добрыни и Матвея возбужденно переговаривались, рассказывая друг другу подробности этой внезапной битвы.
Матвей набросил мне на плечи свой плащ, князь прижимал меня к себе, и мне было так спокойно и радостно рядом с этими мужчинами.
Но вот князь дал команду своим дружинникам, все оседлали коней и мы опять помчались, обгоняя ветер.
Кони, видимо, чувствуя, что дом становится все ближе, бежали резво и весело, люди тоже торопились в родные стены, и еще не наступила ночь, как впереди замаячили деревянные башенки и послышался колокольный звон.
Сердце застучало быстрее. Что я узнаю о судьбе семьи? Я пока не решилась расспросить Матвея, что стало с родителями и Настей. Вдруг их больше нет?
В груди заворочался тяжелый ледяной камень, было трудно дышать, пересохло во рту.
Я всматривалась в знакомые улицы и дома – некоторые так и остались стоять полуразрушенные, с покосившимися оградами, но какие-то отстраивали и я даже заметила, что вдоль палисадников опять стройно цвели мальвы, гордо поднимаясь к солнцу.
Мы свернули на нашу улицу… Кольнуло сердце. Я увидела терем, высокое крыльцо…
На первый взгляд мне показалось, что дом не пострадал, но подъехав ближе, я заметила пепелище на том месте, где были сараи и конюшни.
Вот я подошла к крыльцу и мое сердце готово выскочить из груди от волнения.
Дверь отворилась и я увидела Настю, которая бросилась в мои объятия.
– Марьюшка, неужто ты? Какое счастье! – заплакала Настя.
– Настенька, милая, – реву я, обнимая сестренку.
К нам подходит Матвей и берет нас с Настей в охапку:
– Девки, вы сейчас нас в слезах утопите, пойдемте в дом уже, – Матвей подтолкнул нас к крыльцу.
Я оглянулась на Добрыню, тот махнул мне рукой:
– Иди, Марья, позже увидимся, – он развернул коня и уехал.
Мы же, обнявшись пошли в дом.
На лавке возле стола сидела маменька. Я бросилась в ее объятия.
– Марьюшка, дочка, живая! – маменька обнимала меня и гладила по лицу.
Я взглянула на Настю, та лишь вздохнула.
– Маменька, скажите, как вы? Все хорошо? – я заметила, что в волосах у маменьки прибавилось серебряных прядей, а глаза ее смотрят будто мимо меня.
– Ничего, Марьюшка, ничего, – маменька прижала меня к себе, – Вот только после того, как я ударилась головой об угол лавки, вижу я плохо, – она заплакала, – Свет вижу, тени… Но разглядеть лица не могу!
Я обняла маменьку:
– Все пройдет, мы справимся, – я огляделась, – А отец?.. Что с ним?
Маменька всхлипнула:
– С той ночи мы его не видели, Марьюшка. Все жду, вот и ты вернулась, может и он жив?
– Конечно, мы должны верить, – я взглянула на Настю, – Я теперь дома и тебе будет полегче, правда, Настя?
Настя кивнула:
– Конечно, маменька, ты не волнуйся, мы все умеем делать. Ты только отдыхай, а мы сами управимся. А там и папенька вернется.
Мы долго сидели за столом в тот вечер.
Я рассказывала о том, что случилось со мной, о Ядвиге и Федоре.
Чтобы не расстраивать маменьку, я опустила некоторые особенно болезненные моменты моего пребывания в плену.
Маменька не отпускала мою руку и утирала слезы, бежавшие из ее глаз.
Настя с маменькой рассказали, как они справлялись без нас с хозяйством.
Матвей строил планы на будущее, как поправить дела и восстановить все то, что было разрушено и разграблено.
Когда Настя и маменька ушли спать, я рассказала Матвею про Наталью.
Он промолчал, но я видела, как сжались его кулаки.
– Давай, мы не будем ее вспоминать больше, – наконец сказал Матвей.
– Хорошо, – согласилась я, – Но ведь сердцу мы не можем приказать. Оно будет еще долго болеть…
Глава 30
Матвей ушел спать.
Я прибрала со стола, вымыла посуду и вышла во двор.
Ночь была тихая и теплая.
Пахло травами и какими-то сладкими цветами.
Я села на лавочку около дома и задумалась о том, что ждет нас в будущем.
Жив ли отец? Справится ли с потерей маменька?
Кто будет заправлять хозяйством?
Я вздохнула и хотела уже идти спать, как рядом со мной на лавку сел Добрыня.
– Как там у вас? – спросил Добрыня, обнимая меня за плечи.
– Тяжело, – вздохнула я, положив голову на широкое плечо князя, – неизвестно, что с отцом, а маменька почти ослепла.
– Ну не надо раньше времени горевать, – князь плотнее прижал меня к себе, – Подожди, все еще наладится.
– Хорошо, если так, – я закрыла глаза, – Я так устала за это время, хочется лечь спать, а проснуться утром и чтобы все по-прежнему было.
Князь поцеловал меня в лоб:
– Натерпелась ты, милая, но ничего теперь я с тобой рядом, – Добрыня покачивал меня, будто ребенка.
Я подняла голову и первая нашла губами губы Добрыни.
Наш поцелуй был медленным и очень нежным, будто мы пробовали друг друга на вкус. Князь посадил меня к себе на колени и я почувствовала как напряглись его бедра.
Он целовал меня в шею, а его рука очень осторожно, едва касаясь гладила мою грудь.
Мне показалось, что Добрыня боится напугать меня смелыми прикосновениями и страстными ласками.
Мне было приятно, что этот большой и грозный мужчина относится ко мне с таким трепетом, но сегодня мне хотелось быть ближе к нему, ведь я так долго ждала этого.
Мне так не хватало этих горячих поцелуев и обжигающего огня, который в секунду разгорался внутри, грозя спалить меня до тла.
Я обвила шею Добрыни руками и поцеловала его чуть смелее, чем обычно, он ответил со всей страстью и наши языки нашли друг друга в диком танце желания.
– Ты меня дразнишь, – выдохнул Добрыня и поцеловал в шею, – Нельзя так играть со мной, – его шепот обжег мою кожу.
– Я так скучала, – выдохнула я в ответ и погладила мощные плечи князя, распахнув ворот его рубахи.
Князь зарычал что-то невнятное и подхватив меня на руки шагнул к навесу, под которым сушилось сено.
Он опустил меня на ароматную, еще мягкую траву и прижался к моим губам, я поддалась к нему навстречу, перебирая пальцами его густые волосы.
– Милая моя, родная, – князь целовал мою грудь, спустив сарафан с плеч, – Истосковался я без тебя.
У меня мелькнула мысль о том, что не надо поддаваться сладким речам и ласкам, но я прогнала ее, сегодня мне были нужны эти жаркие объятия и поцелуи, мое сердце расцветало от них, как цветок, щедро политый дождем.
Я не заметила, как одежда была сброшена и мы переплелись телами, и было непонятно, чья это рука или нога.
Мы отбросили стыд и наши сердца звучали в унисон:
Стук…
Стук…
Стук…
Нежно и мощно князь вошел в меня и было это так удивительно и волнующе, что я невольно застонала, стараясь прижаться к нему еще ближе.
Наши тела привыкали друг к другу и мы целовались, забыв обо всем на свете, как если бы это было в последний раз в жизни.
Мы достигли пика одновременно, волна пронзает меня и я падаю с обрыва вниз, не зная сумею ли приземлиться.
Я никогда не думала, что это может быть так мощно и так прекрасно, когда двое растворяются друг в друге и весь остальной мир, будто уплывает вдаль.
Князь гладит меня по щеке и тихо шепчет:
– Только моя, никому не отдам…
Я улыбаюсь:
– Твоя.
Мы долго лежали обнявшись. Наконец, я встала и увидела, что поднимается солнце.
– Тебе пора, – я поцеловала князя и протянула ему рубаху, – Сейчас люди начнут вставать, иди, милый.
Добрыня быстро оделся и прижал меня к себе::
– До вечера.
Князь ушел, а я тихо иду в дом, стараясь не разбудить домашних.
Навстречу мне вышла Настя, лицо у нее сонное, косички растрепанные.
Настя удивленно посмотрела на меня:
– Марьюшка, а ты где была?
– Не спится, Настя, – я старательно пригладила волосы, – А ты чего так рано встала?
– Пить захотела, – Настя идет мимо меня к кухне, на ходу вынимая из моей косы запутавшуюся соломинку, – Держи, – Настя хихикнула и протянула мне эту соломинку, – Что-то мне почудилось, что рубаха князя мелькнула за забором…
– Вот именно, что почудилось тебе, – я сердито посмотрела на Настю, – Не хватало еще, чтобы ты за старшей сестрой следила.
– Да ладно тебе, – Настя обняла меня, – Я ж просто так сказала.
Мы обнялись и пошли на кухню.
Спать уже, пожалуй, ложиться смысла нет, мы решили разжечь печь и сделать для всех завтрак.
– Давай оладьев напечем? – Настя оживилась и чуть не прыгает на месте, – Вот маменька удивиться.
– А давай, – согласилась я и достала большую плошку, чтобы развести тесто, – У нас или сметана емедсть?
– Мед точно есть, – Настя побежала в кладовку и принесла глиняную крынку с медом, – Вот мед, на всех хватит.
Глава 31
Оладьи получились у нас вкусными и пышными.
Маменька с Матвеем ели и хвалили нашу с Настей стряпню.
– Вот дожила я до того, что меня дети кормят, – маменька вытерла слезинку, – Жаль, что отца с нами нет…
– Подождите об отце плакать, – Матвей встал из-за стола, – Я в поле, а потом мы с мужиками поедем коней смотреть, надо хозяйство восстанавливать. Будем покупать понемногу.
– А деньги откуда? – я посмотрела на Матвея с сомнением, – Где же ты столько денег зараз найдешь, у нас ведь все вывезли…
Матвей хитро посмотрел на меня и подмигнул:
– Марья, ты как маленькая, неужто думаешь, что у нас все на полочках лежало? – он затянул потуже пояс, – Наш отец умный мужик, так что не боись, бедствовать мы не будем.
Маменька кивнула:
– Я раньше посмеивалась, когда отец свои тайники да схроны делал, а он мне говорил, что подальше положишь, поближе возьмешь. Велел запомнить, где что спрятано, – маменька опять прослезилась, – Не думала, что придется без него…
Настя подошла к маменьке и обняла ее:
– Вот вернется папенька, а у нас все хорошо, правда, Марьюшка?
Я кивнула:
– Давайте решим, что мы сегодня будем делать, – я решила, что маменьке будет легче, если она займется делами, – Маменька, ты сможешь развесить половики во дворе? А Настя их вытрясет как следует. Я пока буду пол мыть в доме.
Маменька согласилась:
– Правильно, надо дом в порядок приводить, – она повязала на голову платком, – А знаете, мне кажется, что я сегодня чуть лучше вижу… Может такое быть?
– Конечно, постепенно все наладится, вот увидите, – я очень обрадовалась, хотя понимала, что все это может быть лишь видимостью улучшения, – Давайте уже за дела возьмемся, а то до ночи провозимся.
Мы втроем принялись за работу.
Мы чистили и мыли все уголки в доме. Настя вытряхнула все половики, я перемыла полы.
В доме запахло, как обычно, свежестью и уютом.
В чугунке у нас томились щи, мы даже испекли пирог с капустой под руководством маменьки.
Маменька будто даже помолодела сегодня, она покрикивала на нас с Настей, проверяла хорошо ли мы моем посуду, заставила нас повесить на окна свежие занавески.
Мы сели отдохнуть, дожидаясь Матвея, чтобы пообедать вместе.
– Девки, завтра пойдем на огород, – маменька вытирала потный лоб уголком передника, – Надо посмотреть что там творится. Придется прополоть, полить, ну все, как обычно.
И Матвею не забыть сказать, чтобы нашел людей, надо сараи, да загоны подправить, – маменька улыбнулась, – Скоро овечек, да козочек купим.
Мы услышали голоса на крыльце и Настя побежала к дверям, чтобы посмотреть, кто к нам пожаловал.
Оказалось, что нас решили навестить Катерина с Полиной. Они вошли в дом, Настя за их спиной строила дикие рожицы, мол вот гости незваные явились.
Маменька радушно пригласила сестриц:
– Проходите, присаживайтесь, – маменька встала, – Настя, проводи меня, отдохну пока чуть, а Марья пусть с подругами поговорит, они ведь давно не виделись.
Я закусила губу, мне вовсе не хотелось оставаться одной с сестричками.
– Настя, проводи маменьку и можешь вернуться к нам, – я бросила на Настю быстрый взгляд, – Ты нам не будешь мешать, правда, девушки?
– Конечно, – Полина подтолкнула локтем Катерину, – Настя не мешает, мы только рады.
Катерина уселась на лавку, расправив подол сарафана:
– Может расскажешь нам Марьюшка, как все там было… Ну у литовцев-то, – Катерина с любопытством смотрела на меня, – Говорят, что они не щадят девок наших.
Полина уселась рядом с сестрой:
– Да, слыхали мы, что никто из плена не возвращался, чтоб того… – она слегка покраснела, – Ну ты сама понимаешь.
– Не понимаю, – я начала злится, – Говорите уж прямо, чего краснеете, да блеете, как овцы. Хотите узнать, не снасильничали меня? Так я отвечу, что не было ничего такого. В подвале держали, сжечь хотели, но не трогали.
– Ну да, ну да, мы так и думали, – Полину толкнула острым локтем Катерину, – И хорошо, что вернулась ты жива и здорова и не обидел тебя никто.
Катерина закивала головой:
– Конечно, Марьюшка, мы уж как рады-то, – она задумчиво посмотрела на Полину, – А Наталья что? Так и сгинула там?
Мне не хотелось рассказывать сестрицам о Наталье. Я лишь пожала плечами:
– Не знаю.
Прибежала Настя с кувшином холодного кваса:
– Вот маменька велела вас угостить холодным, а то жарко очень, Настя разлила квас по кружкам и села в сторонке, качая ногами.
– А что Матвей? – спросила Полина, отпив квас, – Не сильно горюнится по Наталье?
– У Натальи вроде как жених был, – отрезала я, – Причем здесь Матвей?
– Ну да, ну да, – Полина опять закивала, – Разве Матвею такая невеста нужна?
– А какая ему нужна? – с интересом спросила я, – Уж ты наверняка знаешь.
Настя, не удержавшись хихикнула.
Катерина толкнула сестру локтем в бок:
– Пойдем уже, Полина, – она встала с лавки, – Приходи к нам, Марья, посидим вечером, поговорим.
– Спасибо, – я тоже поднялась, чтобы поскорее проводить сестриц, – Как нибудь зайду… потом.
Не успела я закрыть за сестрами дверь, как на улице кто-то громко закричал. Мы с Настей взглянули друг на друга и бросились к дверям…
Глава 32
Мы увидели, что на улице толпятся люди. Все что-то громко обсуждали, некоторые женщины плакали, дети прыгали вокруг взрослых.
– Что случилось? – я подошла к нашей соседке, которая обладала спокойным нравом и ровным характером, – Почему такой переполох?
– Так мужики вернулись, – женщина радостно улыбнулась, – Сбежали из плена.
Мы с Настей переглянулись и бросились бежать по улице.
Около городской стены мы увидели дружинников, которые окружили, нескольких мужчин.
Все радостно приветствовали друг друга, громко смеялись. Тут же стоял бочонок с пивом.
Мы пробрались сквозь толпу поближе и пытались разглядеть лица счастливчиков, которым удалось вернуться домой.
Настя дергала меня за подол и приговаривала:
– Ну что там? Марьюшка, ну посмотри, я не вижу… Есть там папенька? – она подпрыгивала на месте от нетерпения.
Я тянула шею:
– Кажется, что нет… – я вздохнула, – Но ведь, если эти домой вернулись, то и отец вернется, правда? – я пыталась утешить Настю, но сама чуть не плакала от разочарования и боли, – Пойдем, Настя, домой.
Мы с Настей развернулись и медленно пошли в сторону дома, Настя тихонько плакала, я обнимала ее за плечи и старалась не заплакать тоже.
– Настя, Марья, – вдруг услышали мы слабый голос и посмотрели друг на друга, словно боялись, что это нам чудится, но вот опять нас окликнули, – Дочки, идите скорее ко мне.
Мы бросились на голос и… увидели отца. Он сидел в стороне от всех, прислонившись спиной к дереву и слезы катились по его худому и черному от пыли лицу.
Не сдерживая больше слезы, мы с Настей кинулись в объятия отца. Настя рыдала в голос:
– Папенька, родненький, я всегда знала, что ты живой!
Отец гладил нас по головам и прижимал к себе.
– Отец, пойдемте скорее, что же мы сидим, – я потянула отца за руку, – Вот маменька обрадуется!
Отец криво улыбнулся:
– Погоди, не спеши, – он стал неловко вставать, хватаясь руками за ствол дерева, – Я теперь не так резво бегаю, как бывало.
Мы увидели, что правая нога отца замотана тканью и кровь проступает сквозь повязку.
– Вы ранены? – испугалась я, – Надо попросить кого-нибудь, чтобы вас отвезли…
Я оглянулась по сторонам и увидела дружинника князя, который был в числе тех, кот спас меня из плена.
Он подошел к нам, посмотрел на отца и тут же привел своего коня. Мы усадили отца в седло и дружинник медленно повел коня к нашему дому. Я видела, что отец держится из последних сил, видимо боль его сильно мучила, он был смертельно бледен, его лоб покрылся испариной, он тяжело дышал и скрипел зубами, чтобы не стонать в голос.
Мы подошли к дому. Осторожно помогли отцу спешится, дружинник закинул руку отца на свое плечо и занес его в дом.
Маменька и Матвей, который уже вернулся домой, кинулись обнимать отца, маменька плакала и гладила его по плечам и лицу, Матвей тоже прослезился, он похлопывал отца по спине, приговаривая:
– Вот ведь как бывает, наконец-то, дождались мы…
Я остановила всех.
– Постойте, мы должны посмотреть, что там с ногой, – я взглянула на отца, – Отец, вас ранили?
Отец кивнул:
– Полоснули ножом, да видать грязь попала, под конец пути меня мужики на себе волокли, – он тяжко вздохнул, – Спасибо, что не бросили.
Мы осторожно размотали тряпицу, намотанную вокруг раны и я прижала руку к губам, чтобы не вскрикнуть.
Картина была плачевная. Нога отекла и посинела, было видно, что внутри скопился гной. Я представляла, что нужно вскрывать воспаление и чистить рану, а еще необходимы антибиотики. Но где мы их возьмем? Я посмотрела на Матвея и дала ему знак выйти.
Мы вышли во двор.
– Матвей, дело серьезное, – я старалась говорить спокойно, – Он может не только ногу потерять, но и умереть. Есть ли где-нибудь поблизости лекарь? Отцу нужна срочно помощь.
Матвей почесал затылок:
– Какие у нас лекари? Сама ведь знаешь, повитуха есть, но отцу она без надобности.
Лекарь был старый, помер недавно.
Матвей сел на ступеньку и задумчиво сказал:
– Была, правда, одна знахарка, но ее давно не видели…
Я присела рядом с Матвеем и дернула его за рукав:
– Ну говори же, нам ждать нельзя.
– Старуха та, Генкора, жила в самой глубине леса. Говорят, что ей лет сто, а может и больше и что умеет она лечить так, как никто не может. Боятся ее люди, знает она многое, что мы понять не можем. Последние лет пять она перестала вовсе к людям выходить.
Так что может и померла тоже.
– Так давай пойдем к ней, у нас ведь нет выхода, – я вскочила на ноги, – Прямо сейчас и пойдем!
– Погоди, торопыга, – Матвей тоже поднялся, – ночью мы никого не сможем отыскать в лесу. Рассветет и отправимся. Ты собери с собой что-нибудь поесть, да воды налей. И знахарке гостинец приготовь. Вот правда не знаю, послушает ли она нас или прогонит. Рассказывали, что не хочет она людей видеть больше.
– Мы ее уговорим! Если только она еще жива, – я подумала, что древняя старуха может уже давно из ума выжила, вдруг мы только время потратим, но деваться нам некуда, надо идти.
Матвей обнял меня за плечи:
– И правда, Марьюшка, не должен отец умереть сейчас, не должно так быть, – он стукнул кулаком по стене, – Сколько бед разом на семью обрушилось.
Я погладила Матвея по плечу:
– Мы попробуем, иди, Матвей, поспи хоть немного, вставать нам с тобой рано.








