Текст книги "Разная магия (СИ)"
Автор книги: Марина Добрынина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Катерина
Дуся соглашается приготовить кофе, и даже почти приступает к процессу, но все портит девушка, бегавшая ранее с микрофоном наперевес. Она заглядывает в нашу комнатку и возвещает:
– Госпожа Тамбовская, пройдемте!
Дульсинея, ехидно ухмыльнувшись, выскальзывает за дверь.
– А какое заклинание для поиска собирается применить твоя бабушка? – интересуется Аркадий, выворачиваясь из моих рук и отодвигаясь в сторону. Будто для того, чтобы сидеть рядом со мной, ему жизненно необходимы зрители, а так как последний из них испарился, то и телячьи нежности ни к чему. Хоть бы спасибо сказал за то, что я с него "темное послевкусие" сняла. Та еще гадость!
– Если честно, не знаю, – признаюсь я, – обычно, если бабушке что-нибудь нужно, она машет тапком, а там искомое или появляется или нет. Во втором случае она идет к деду.
– Твой дед сильный маг.
– Еще какой!
– А что будешь делать ты?
– Ничего. Ты же сказал мне, где лежат эти поддельные… подставные деньги.
– А если б не сказал?
– Не знаю. Я… Если честно, в такой ситуации мне было бы проще поднять Сережу и спросить у него лично. Можно, конечно, попробовать смоделировать прошлое, но это очень трудозатратное заклинание. К тому же, с шестидесятипроцентным попаданием. Честно, не знаю. Может, придумала бы что-нибудь.
Тут из студии вылетает сияющая Дуська и начинает верещать:
– Катька! Прикинь, получилось! Я тапком махнула, и деньги бац, и у них на столе! Они все так офигели, что и сказать ничего не смогли. Не знаю, может, переснимать заставят. Но, в общем, тебя просили позвать. Иди, давай.
Процесс съемки меня не волнует, отношусь к нему, как к выполнению задания – уже не слишком интересного, если не считать встреч с Аркадием. Потому прохожу внутрь спокойно, с милой улыбкой на устах. Поднимаюсь на сцену, усаживаюсь на диванчик рядом с Золотниковым. Кошусь на него, ага, так и есть, венец безбрачия. И вот что-то снимать мне его не хочется…
– Здравствуйте, Катерина! – радостно произносит ведущий.
– Здрасте, – вежливо отвечаю я.
– Вы слышали историю этой милой женщины…
– Ага.
– Так что Вы можете сказать по этому поводу?
Ну что я могу им сказать? После Дусиного колдовства всегда остается очень характерный след.
– Деньги лежат у Вас в портфеле, – говорю я, – а портфель стоит вон у той стеночки.
– Что Вы такое говорите, Катенька?! – голосом радостного идиота вопрошает Валерий, – как Сережа мог спрятать деньги в моем портфеле?! Подумайте хорошенько.
– Никак. Это Вы их туда спрятали.
– Но откуда же я их взял?
– Дуся дала.
– Стоп камеры. Катерина, что Вы несете? Вы не знаете, где лежат деньги? В принципе, Вы у нас очень колоритная особа, выгонять Вас мы сегодня не собирались, я скажу Вам, что нужно ответить, а Вы мне подыграйте. Денежки лежат у Вероники дома. Нужно просто хорошенько поискать в столе. ВЫ поняли меня? Так, мотор. Катенька, где деньги?
Угу, думаю, выгонять вы меня не собираетесь, а придется, а потому упрямо повторяю:
– В Вашем портфеле, Валерочка.
Щелкаю пальцами, и портфель медленно и величало подплывает к нам. Он плюхается на колени к раздосадованному ведущему и открывается. Я заглядываю внутрь, чтобы издать торжествующий вопль и вижу – денег нет. Это видит и Валерий.
– Не понял, – бормочет он.
Поднимает на меня недоуменный взгляд. Тут же к нам подлетает Романовский и возмущенно восклицает:
– Валер! Ты охренел! Ты куда деньги дел? Что я спонсорам скажу?!
– Сюда положил, – бормочет Валерий.
– Точно положил, – подтверждаю я.
Романовский пренебрежительно машет рукой в мою сторону:
– Так, ты вообще молчи. Валера, это что за ерунда здесь творится? Где бабло? Триста пятьдесят тысяч, Валера, ты же мне жопой своей их отрабатывать будешь.
Взгляды присутствующих, и без того обращенные в сторону Золотникова, становятся еще более заинтересованными.
Алексей Дмитриевич вдруг поворачивается ко мне, смотрит прямо в глаза и медленно произносит:
– Катерина, это Ваши шуточки?
– Неа, я тоже считала, что деньги в портфеле. А что, поискать?
– Поищи! – рычит Романовский.
Задумываюсь, что бы такого сотворить. Из комнаты при мне никто не выходил. До меня – только Дуся, которая, собственно, и вручила купюры Золотникову. Следовательно, постарался кто-то из присутствующих. А как их можно вывести на чистую воду? Правильно. Заклинанием правды. От одноименной сферы оно отличается тем, что действует непродолжительное время, и людям нужно задавать наводящие вопросы, сами они не ответят. Плюс, от сферы очень трудно отбиться, а от заклинания – запросто, только едва ли кто из присутствующих знает, как это сделать.
Пара пассов и все готово.
– Валерий, – спрашиваю, – Вы брали деньги?
– Да Вы что! – кричит Золотников, – У меня карьера! У меня репутация! Я их взял у Дульсинеи и спрятал в портфель!
– Отлично, – отвечаю, – Алексей Дмитриевич, Вы…
И тут дверь студии влетает в эту самую студию.
– Что за… – бормочет Романовский.
Первая мысль, признаюсь, что это Дуся что-то намудрила. Но мысль эта занимает меньше мгновения, потому что следом за дверью в студию влетают шесть человек с автоматами. Да, я знаю, что это такое, мне Дуся по телевизору показывала. Что такое телевизор, она пусть сама объясняет.
– Всем стоять! – кричит один из посетителей, – руки за голову!
Глава 11
Ларрен
И вот стоит она передо мной – прекрасная и волнующая, а я думаю о том, какой же я все-таки был идиот, когда нарядил ее под балахоном в эту нежную струящуюся ткань. Почему мое подсознание захотело этого? Ведь я даже не думал в тот момент о том, что должно быть под хандабом. Впрочем, хорошо уже то, что она под ним не голая. Радует, ох, как радует! Настолько, что впору и, правда, в бордель, тем более что он недалеко, а там Хирра, милая Хирра, гибкая и белокурая…
– Спокойной ночи, Верлиозия. И пусть тебе приснится что-нибудь приятное, – говорю и быстро выхожу, не позволяя себе передумать. Не нужны мне эти сложности, не нужны. Моя жизнь и так похожа на отстойник, только дракона в спальне там не хватает для того, чтобы с чистой совестью сунуть голову в петлю.
На улице темно. Ночи в Шактистане черны и беспросветны, и наступают внезапно. Казалось бы, только что, вот оно солнце, а минуту спустя раз – и выключили светило. Впрочем, мне это не мешает, дорогу знаю хорошо. Здесь всего-то три квартала. Можно бы и телепортироваться, только зачем? Ночь хороша, полна запахов и звуков, а опасаться мне нечего – даже если и рискнет кто из ночных поэтов лишить меня собственности, я с удовольствием позабавлюсь, внушая ему необходимость соблюдать законы.
Когда Вера исчезла, я понаблюдал некоторое время за действом на площади – тем самым заклинателем с выкрашенными в разные цвета полудохлыми гадюками, а потом отправился бродить по городу. Заклинатель меня не впечатлил. Парочка слабеньких заклинаний, который он выучил для подчинения себе гадов, действовала не всегда – парню явно не хватало и сил и выучки. Тогда случилась пара забавных эпизодов – лишенные контроля змеи пытались уползти от своего повелителя подальше, публика визжала и разбегалась. Каждый раз это заканчивалось одинаково – змеи были изловлены, представление продолжалось. В общем, не представляю себе, где там Вера могла почувствовать присутствие Терина, им даже и не пахло.
Я не стал дожидаться выступления следующего претендента на внимание посетителей рынка – тех самых циркачей с девочкой, силачом и собакой – и ушел. На душе было пусто и тоскливо. Я понимал, что искать дракона бесполезно. Если захочет, вернется сама. Нет – продолжу поиски племянника самостоятельно.
Вернулась. Предприняла нелепую попытку затащить меня в постель, или просто поиздеваться решила. Кто ее знает?
И теперь я из-за нее ночью тащусь в бордель, и ни радости на душе, ни предвкушения. Только мерзостные какие-то предчувствия. Настолько мерзостные, что я останавливаюсь, пытаясь вычислить их источник, и не успеваю. Звезды вдруг исчезают куда-то, и не чувствую больше ничего.
Верлиозия
Реакция Ларрена на мою невинную выходку ожидаема. Пустил слюну и гордо удалился, сделав вид, что ему все равно. Обидно не то, что он ушел, а куда ушел. В бордель. У него там постоянная девка – хрупкая и гибкая блондинка.
Чем я хуже?
Подхожу к зеркалу. Изучаю свое отражение. На мне все еще нижнее платье из тонкой, почти прозрачной, ткани, струящейся по телу и облегающей фигуру в нужных местах. Я тоже гибкая. И хрупкая. По крайней мере, могу быть такой, если захочу.
И я знаю, чего нет у той блондинки, что есть у меня. То самое, от чего не избавиться и что отталкивает Ларрена. Это мое лицо, как две капли воды похожее на лицо Аргвара. Не удивительно, что мне предпочли шлюху из борделя.
Я не знаю, что общего Ларрен разглядел между нами, но чувствую, что именно поэтому он уже не в первый раз ходит именно к этой девушке. Я не испытываю к ней ненависти. Она не виновата в том, что напоминает Ларрену меня, но при этом не напоминает Аргвара.
Что ж, пока мой маг развлекается, почему бы мне не заняться тем же?
Снимаю иллюзию. Мне некомфортно в образе шактистанской овечки, который я восстановлю по возвращении в гостиницу, чтобы Ларрен не злился.
Телепортируюсь к лавке, где он сегодня приобрел подарок для меня. Мне нужно знать, каким образом новенькие, не активированные брачные браслеты попали в этот мир. Думаю, купец может рассказать мне много интересного. И сделает он это прямо сейчас, потому что живет здесь же – в комнатах на втором этаже, прямо над лавкой. Наверняка он будет рад меня видеть.
Купец, мирно спавший в постели до тех самых пор, пока я не уселась на него верхом, прижимая его запястья к матрасу, почему-то мне не обрадовался. Наверно, я недостаточно почтительно с ним поздоровалась. Исправляю эту оплошность, смачно с оттяжкой лизнув его в нос и наградив самой нежной из своих улыбок. Он что-то бормочет по-шактистански. Не понимаю ни слова. Будет жаль, если нам не удастся поговорить обычным способом. Боюсь, что в моем нынешнем ограниченном состоянии, после того, как я прочитаю этого человека, мне понадобится время, чтобы восстановиться. Если только не подвернется маг, забрав у которого энергию, я смогу пополнить свой ограниченный резерв. (Я уже говорила, что когда-нибудь убью Аргвара?)
– Ты меня понимаешь? – интересуюсь я на зулкибарском.
В ответ купец всхлипывает и испуганно моргает. Противно. Ведет себя будто перепуганная девственница под насильником. И это мужчина! И на нем сижу всего лишь я – хрупкая девушка. И даже не помышляю о насилии. Во всяком случае, над телом. Оно слишком старое и дряблое, чтобы у меня возникло желание что-то с ним сделать.
– Тебе лучше расслабиться и получать удовольствие, – мурлычу я, ловлю его взгляд и уже не отпускаю, погружаясь все глубже в его мысли, память, чувства. Я возьму все. У меня недостаточно сил, чтобы отсеивать ненужное и деликатно не лезть в личное.
Купец оказывается трусливее, чем я думала – он владеет зулкибарским языком, но от ужаса не понял на каком наречии я задала свой вопрос. А жаль. Будь иначе, для него, да и для меня тоже, все закончилось бы быстрее и без потерь.
Прихожу в себя лежа на неподвижной тушке купца. Запах тот еще. Этот глупый зверек обмочился. А может быть и не только. Встаю. В теле неприятная слабость. Такое со мной было только однажды, три года назад, когда этот противный кентавренок со своим папашей-полукровкой ударили по мне ментальным заклинанием.
Информация, полученная от купца, не стоила таких жертв. Браслеты попали к нему два с лишним года назад – перекупил у наемников, идущих из Зулкибара. Забавное совпадение – это оказались те самые наемники, которых я приручила в Трали. Как они ухитрились остаться в живых? И где взяли браслеты? Купцу они сказали, что это была оплата нанимавшего их в Зулкибаре лица. Кто нанимал их на территории королевства, кроме меня? Почему расплатился этими украшениями? Как они попали к нему? Эти вопросы так и останутся без ответа. Разве что найти наемников и спросить у них. Но это проблемно в моем нынешнем состоянии.
Аргвар определенно заслуживает смерти. Как и его бешеная принцесса. Я надеюсь, мой родитель найдет способ сделать так, чтобы она прожила достаточно долго и дождалась, когда я стану совершеннолетней и смогу убить ее и Аргвара. Медленно и жестоко. С большим удовольствием.
Подхожу к окну, открываю его и делаю глубокий вздох. Мне не хватает воздуха. Кажется, что тело стало тяжелее и перестало слушаться. Вряд ли сейчас меня можно назвать гибкой. А вот хрупкой – да. Такое ощущение, что стоит сделать одно неосторожное движение, и я рассыплюсь на части.
Тяжело наваливаюсь на подоконник и пытаюсь вспомнить, как телепортироваться. Получается не очень. Кажется, мой разум, как и тело, впадает в неподвижность. Хочется уснуть. Но сначала нужно вернуться в гостиницу. Возможно, Ларрен уже пришел и волнуется, не найдя меня на месте. Нет, мозг явно отключается – как мне пришло в голову, что он может волноваться?
Чувствую – позади меня что-то происходит. Я должна обернуться. Немедленно! Но получается наоборот – очень медленно. Слишком медленно. Не успеваю увидеть, кто набросил на мою голову ткань, покрывшую меня с ног до головы. От нее пахнет травами. Очень сильно. Очень мерзко. Начинаю задыхаться. Сознание уплывает. В очередной раз убеждаюсь, что драконы могут терять сознание не хуже чем, к примеру, люди.
Ларрен
Говорят, есть на свете люди, которые ни разу в жизни не теряли сознания. Есть счастливцы, которых не били по голове. Я к таким, конечно же, не отношусь. Если я когда-нибудь увижу князя, попрошу его учредить премию самому невезучему магу года, и буду ее регулярно получать. Надо только подумать о том, что бы я хотел иметь в виде приза. Круглосуточную охрану, состоящую исключительно из архимагов? Или какое-нибудь потрясающее изобретение, отгоняющее неприятности?
Так вот, к вопросу о потере сознания. Первое, что ощущаешь, придя в себя (ладно, я ощущаю), это блаженство. Длится оно недолго, секунд пять. Потом ты пытаешься понять, по пунктам, кто ты, что это было, и заодно представить, чем все это может закончиться.
В этом случае я прошел все эти стадии, только вот блаженство было очень кратким.
Сначала я попытался пошевелиться, и только когда это не удалось, открыл глаза. Никакого головокружения. Все видно четко, но непонятно.
Передо мной стена. Из известняка. Не отштукатуренная, украшений или каких-либо иных опознавательных знаков не наблюдается. Совершенно незнакомая мне стена. Мы явно с ней ранее не встречались.
Вновь пытаюсь произвести какое-либо телодвижение, с прежним результатом. Интересно, а говорить я могу?
– Эй, здесь кто-то есть?
Ага, могу. Говорить и моргать. Замечательно. Пытаюсь выговорить простенькое заклинание, светлячок, потому что здесь темновато. И ничего у меня не выходит. Концентрируюсь и обнаруживаю наброшенную на меня сеть, состоящую из плотных потоков магии и блокирующую мою силу наглухо. Замечательно.
Значит, когда меня придут калечить, убивать, я смогу громко и отчетливо послать мучителя в неведомые дали. На трех языках, кстати. Вернее, на пяти. Разговаривать по-кирвалионски и кентаврийски я не умею, а вот ругаться – мастерски. Жаль только, что я не могу колдовать, и мои нецензурные выражения могут свидетельствовать разве что о моей фантазии или, скажем, о дурном воспитании.
Кошусь направо – моя рука, вытянутая в сторону, голая. Влево – аналогично. Вниз посмотреть не могу, а жаль. Даже любопытно, всего меня раздели, или нет? Может быть, я понадобился какому-нибудь любителю или любительнице нетрадиционных любовных утех? Так могли бы попросить, может нашли бы общий язык так, без кражи людей и помещения их неведомо куда. Хотя, нет. С любительницей бы, может, и нашли, но вот с любителем… Это вряд ли.
Прислушиваюсь к ощущениям, и понимаю, что, скорее всего, раздели полностью. Как-то прохладно. Более того, чувствую, что чего-то привычного мне не хватает. Понимаю, чего. Меня подстригли. Волосы мои больше не падают на плечи. Я, конечно, могу предположить, что их просто кто-то заботливо забрал в хвост, только вот верится с трудом, и лоб что-то щекочет. Сроду я челку не носил. Неожиданно накатывает злость. В самом деле, если бы я хотел подстричься – сделал бы это сам!
Ну а вместе со злостью приходит понимание того, что я вообще не о том думаю, что я же, все-таки, маг, и говорят, неплохой. И вместо того, чтобы переживать по поводу прически, мне бы местность просканировать. Этим и пытаюсь заняться.
Понимаю, что обнаруженная ранее сеть не только блокирует силу, но и удерживает мое тело. Оно все оплетено плотными потоками магии. Это даже не заклинания, это будто кто-то взял силу, свил из нее веревки и обвил ими беззащитного стихийника, чтобы не дергался. Цвет, кстати, у магии знакомый, вкус тоже. Незабвенные поклонники как его там, Боруя Серого. Очень любопытно, а я-то им зачем?
Тут память мне подсовывает какую-то несуразицу, которую я недавно видел. Где? На руке? Вновь пытаюсь, не поворачивая головы, разглядеть собственную левую верхнюю конечность. Чуть косоглазие не зарабатываю, но, в итоге, вижу порез на запястье, окрашенный кровью, уже запекшейся, и только после этого как-то до меня доходит, что раны (а вторая такая же есть и на правой) еще и побаливают. Неприятно, но терпимо.
Удивляюсь собственному тугоумию. Закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущениях, и тут же понимаю, что двумя порезами дело не ограничилось. Есть еще две раны на ногах чуть ниже колена, царапина на шее. Они не глубоки.
Вспоминаю слова Верлиозии о том, что магия последователей Боруя пахнет кровью. Любопытно, они мною кормятся? Или проводят опыты? Любопытно даже, что лучше? Но зато версия с любителем нетрадиционного секса престает быть основной, и то счастье.
Делать мне все равно пока нечего, и потому пытаюсь сосредоточиться на структуре опутывающих меня нитей, и, видимо, увлекаюсь процессом, потому что пропускаю появление рядом с собой какого-то субъекта в белой хламиде. Он аккуратно вытирает мои порезанные запястья мокрой губкой. Успеваю обрадоваться тому, что я его вижу – видимо, усилия мои не прошли даром, и теперь я могу поворачивать голову.
– Ты кто? – спрашиваю.
Субъект, невысокий, толстый, лысый, тихо бормочет себе под нос:
– Ты удостоен чести, Ларрен Кори Литеи, мне велено подготовить тебя для встречи с Боруем Серым.
Меня бросает в холодный пот. Все же, плохо, когда фантазия слишком богатая, особенно в том, что касается подготовки к встрече. Но спрашиваю я не об этом.
– Откуда ты знаешь мое имя?
– Кто не знает зятя Равного Солнцу? Разве что глупец, проводящий всю жизнь в пустыне и наслаждающийся обществом коз, – меланхолично отвечает собеседник.
– Ну, так отпустите меня!
– Не могу, дорогой, Боруй Серый велел тебя привести. Он велел тебя подготовить. Господин любит, чтобы все было чисто, ничего не мешало. Я подготовил, но братья хотели испробовать твою кровь, и вот теперь мне приходится готовить тебя снова.
Он произносит это с печалью в голосе. Впору посочувствовать. Ну, как же так! Пришли, суки, и попользовались, а он ведь так старался!
Насмешливо фыркаю. Услышав это, жрец поднимает на меня глаза багрового цвета, без белков и все так же тихо проговаривает:
– Я рад, что Вы сохранили бодрое расположение духа. Нашему господину это понравится.
После чего наклоняется, видимо, чтобы забрать емкость с водой, и уходит, не оборачиваясь.
Только было собираюсь погрузиться в грусть и отчаяние, как возле меня возникает новый персонаж – высокий, гораздо выше меня и очень худой субъект. У него вытянутое длинное лицо и такие впадины под скулами, что туда можно положить корский орех. Он стар, он очень стар, и он дракон. Не все человеческие маги способны опознать дракона. Я – могу. Слишком долго я, все же, общался с этими тварями. Я их на вкус узнаю, на цвет, на запах. По походке и по манере разговора. Иными словами, дракон – это дракон, меня не обманешь. Но первая мысль, знаете, какая?
Вот такая: ага, Вера, я же говорил тебе, что Боруй в этом мире?!
Вот такой вот краткий миг торжества.
Глядит на меня пристально, после чего брезгливо морщит нос и проговаривает:
– Ужасно! До чего опустилось нынешнее поколение! Да я такое и есть бы не стал. Куда смотрит твой отец, Верлиозия?
Что? Она тоже здесь? Когда? Как? Дракон уходит из моего поля видимости. Не понимаю, что происходит. Я… Я чувствую, она тоже здесь, и ей плохо.
Дульсинея
– Ну, вот мы и остались наедине, – радостно сообщила я Аркадию и двинулась на бой с кофеваркой.
– А нам нужно было уединиться? – озадачился он.
– А ты как думал, морда готская? – добродушно пробурчала я. – Считаешь, что я вот так вот просто позволю тебе ухлестывать за моей единственной внучкой, не выяснив, каковы твои истинные мотивы?
– Я за ней ухлестываю?
– Тебя мама не учила, что невежливо отвечать вопросом на вопрос?
– Дульсинея, я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать?
– Зачем тебе Катюха моя?
– Что значит зачем? Мы просто общаемся. У нас общие интересы.
– Да-да, оба такие магически озабоченные, что аж переночевать негде. Еще скажи, что она тебе вот ни чуточки не нравится!
– Она очень красивая. Наверняка дома ее кто-то ждет. Жених. Или муж.
– Ой, насмешил! Ну, ты ж весь такой глазастый, всех насквозь видишь, а Катьку не видишь? Врал бы да не завирался.
– Я стараюсь не смотреть.
– Почему? Не любопытно?
– Любопытно. Но мне не нужно знать. Я не хочу.
– Ну, прямо-таки сама деликатность, – проворчала я, протягивая ему кружку кофе, – угощайся. И вот скажи лучше старой бабушке, как ты к Катерине относишься? Только не пытайся врать, а то влуплю по тебе каким-нибудь нехорошим заклинанием и перекосит тебя так, что всю жизнь проходишь в позе танцующего египтянина.
– Я могу отказаться отвечать?
– Не можешь! – категорично отрезала я.
Аркадий задумчиво понюхал кофе, сделал глоток, бросил на меня внимательный взгляд и наверняка пришел к выводу, что так просто не отделается.
– Обещаешь, что не скажешь ей?
– Ой, какие мы стеснительные, – умилилась я, – хорошо, клянусь, что не скажу.
Здесь мир иначе устроен, и клятва моя – пустой звук, но я как женщина честная, планировала ее сдержать.
– Катя мне нравится. Даже более чем. Но если я останусь рядом, то все закончится не очень хорошо.
– Это как это?
– Меня не станет.
Аркадию в очередной раз удалось огорошить меня. Я-то думала, он тут всего лишь стесняется своих чувств и потому просит Катьке не рассказывать, а он оказывается вон чего – увидел нечто нехорошее, связанное с их будущим. Судя по всему – собственную смерть. Ну, я так и спросила:
– То есть ты умрешь?
– Нет. Меня не станет, а Катерина останется. Но при этом она будет со мной. Я не знаю, как это объяснить.
– Может быть, ты просто получишь по башке и потеряешь память? – предположила я, – это ведь тоже подходит под определение "меня не станет", да? Ну, или вот еще вариант – ты впадешь в кому.
– Затейливо, – Аркадий даже изобразил подобие улыбки. – Может быть и так. А может быть, и нет. В любом случае, оставаясь рядом с твоей внучкой, я причиню ей неудобства, после того как со мной случится… что-то непонятное. Я считаю, что это будет плохо для нее и следует такую возможность исключить.
– Да что ты говоришь! – ехидно умилилась я, – а у нее ты спросил? Может быть, ей будет еще хуже, если после окончания съемок ты слиняешь в неизвестном направлении.
– Я не собирался дожидаться окончания съемок. И сегодня не планировал приходить, но в последний момент передумал. Нехорошо уходить не прощаясь.
– Ну и не уходи. Кто заставляет-то?
– Так будет лучше.
– С чего ты взял, что так лучше?
– Чем быстрее я уйду, тем лучше. Мы еще недостаточно хорошо знаем друг друга, в таких случаях расставаться проще.
– Ой, ну гениальная философия! Ты у нас прямо-таки Сократ во втором воплощении! – профырчала я. – Добрый такой, я аж прям слов не нахожу от восхищения. Увидел что-то непонятное и решил по-быстрому слинять… О! слушай, так ты мож тут мне героя включаешь, а на самом деле вовсе не ради спокойствия Катерины собрался испариться, а чтобы уцелеть?
– Да, так и есть.
Что-то как-то слишком быстро мальчик согласился с моим нелестным для него предположением.
Я не благотворительное общество по спасению заблудших готов, но почему-то не получилось у меня благополучно сделать вид, что поверила и забыть, чтобы потом спокойно помахать ему на прощание ручкой и больше никогда не увидеть.
– Аркаша, – вкрадчиво мурлыкнула я, – а можно один маааленький такой вопросик?
Он отрицательно помотал головой, не глядя на меня.
– Ну, Аркадий, растудыть тебя в тудыть! Уважь бабулю. Один вопрос, и я отстану.
– Точно отстанешь?
– Да-да! Непременно! Только пообещай, что правду ответишь.
– Не могу обещать.
– Ну, в таком случае я Катьке расскажу все, что ты мне тут наговорил, – припугнула я.
– Не надо. Задавай свой вопрос, – сдался Аркадий.
– Как я уже успела убедиться, ты не только судьбу видишь, но и ее альтернативные варианты, так?
– Это вопрос?
– Нет, это вступление. Короче, Аркаша, колись, что тебя ждет, если ты не останешься с Катериной?
– Много чего ждет. А умру я, как и говорил вчера, от рака легких в шестьдесят два года.
– И все?
Честно говоря, я была разочарована. Я-то тут себе напридумывала. А все так банально. До того банально, что даже не верится. А я, кстати, волшебница или где? Я конечно не пифия какая-нибудь, но пару примочек для определения судьбы знаю.
– Аркаша, не двигайся, – заботливо предупредила я и махнула тапком.
Защиту на этот раз Аркадий не выставил. То ли вдруг настолько стал мне доверять, то ли просто от расстройства не успел это сделать.
Ну, а меня, как какую-нибудь пифию накуренную, долбануло по мозгам видением.
Темно. Точнее, сумерки. Я стою на дороге. И одновременно будто вижу ее с высоты птичьего полета. Это не просто дорога, это жизненный путь, проложенный для Аркадия судьбой. В некоторых местах он разветвляется, ставя его перед выбором. Путь, который он выбрал и уже прошел, ярко светится, а тот который еще предстоит выбрать и пройти, мерцает тусклым светом и не все дорожки-ответвления длинные. Какие-то быстро обрываются, а какие-то, наоборот, тянутся очень далеко и ветвятся в разные стороны.
На пройденном пути ответвлений и развилок тоже много. Вот, например, предпоследняя развилка с забавным выбором – отрезать длинные волосы или оставить. Отрезал, тем самым, выбрав дальнейший путь, который привел к повороту. Если бы Аркадий проигнорировал поворот, отправился прямо, то есть отказался бы от участия в шоу, то жизнь его тянулась бы размеренно, и умер бы он в шестьдесят два года от рака легких. Но он выбрал поворот. То есть пошел на шоу. И вот теперь у него очередная развилка из двух вариантов.
Первый – остается с Катериной, и его путь в ближайшем будущем обрывается. Это не смерть. Просто тускло мерцающая дорога становится, чем дальше, тем темнее и, в конце концов, гаснет совсем. Дальше идет непроглядная тьма и на фоне этой тьмы легко узнаваемый, светящийся слабым светом, силуэт Катерины. Даже представить себе не могу, что это может означать.
Второй вариант – сегодня он покидает телестудию и навсегда исчезает из поля зрения Катерины… да и собственно из жизни вообще. Причем в самом ближайшем будущем и не самым приятным способом. Мне даже как-то нехорошо стало, когда я его смерть увидела. Представляю, каково Аркадию, если он точно так же, как я, видел все это. Или он только чувствует, что умрет, но таких подробностей не знает? Хорошо если так.
– Уходи оттуда немедленно! Не лезь не в свое дело!
Было ощущение, будто меня пинком вышвырнули из видения. Я моргнула и встретилась с недовольным взглядом Аркадия.
– Полюбовалась? – тихо прорычал он. – Кто тебя просил лезть, куда не надо?
– Дурак, – одарив его улыбкой жизнерадостной идиотки, отозвалась я, – мне наплевать, что ты там себе по этому поводу думаешь, но вот лично я уверена, что знание будущего дается для того, чтобы можно было что-то исправить.
– Зачем пытаться сломать то, что предначертано?
– А ты так спешишь на тот свет, фаталист хренов?
– Я не хочу умирать. Тем более так. Но еще больше я не хочу быть обузой для Катерины.
– Какие мы гордые и благородные! С чего ты взял что то, что с тобой произойдет, будет чем-то таким, что…
– Дульсинея, не включай дуру! – разозлился Аркадий. Даже на крик перешел. – Ты понимаешь, что может означать мое исчезновение, но не смерть? Потеря памяти или кома – это самые невинные из возможных вариантов. Я могу сойти с ума. Могу превратиться в черт знает кого. В конце-то концов, в меня может вселиться какая-нибудь неизгоняемая гадость! Ты хочешь, чтобы твоя внучка всю жизнь провозилась с… я даже не знаю, с кем. Это даже инвалидом не назовешь.
– Мне кажется, ты сам себе жути нагоняешь. Все может быть не так плохо и тебе вовсе не нужно стремиться навстречу ужасной смерти, когда есть вариант…
– Это не вариант! – перебил Аркадий, – и ты меня не остановишь.
– Ну, растудыть тебя в печенку, ты субкультурой случаем не ошибся в свое время? Ты гот или эмо, склонный к суициду? – поддела я.
– Нет я, бля, Барби крашеная! – огрызнулся Аркадий, сделал глубокий вздох и спокойно предложил, – давай закроем тему, Дусь. И не забудь о своем обещании ничего не говорить Кате.
– Не скажу, – торжественно пообещала я, – при условии, что в ближайшую неделю ты от нас ни на шаг не отойдешь.
– Дуся мы, кажется, закрыли тему. Ты не сможешь изменить моего решения.
– Спорим, смогу, и ты будешь неделю, а если понадобится и больше, ходить за мной, как привязанный!
– Интересно, как это у тебя получится? – скептически поинтересовался Аркадий.
– Каком, – буркнула я и набросила на готенка поводок. Саффино изобретение – вещь полезная и многофункциональная. Она как-то раз Лина на таком выгуливала по эльфийской столице. Потом мы с ней на досуге посидели, подумали и адаптировали это заклинание под меня. Саффа-то словесница, а я предметница, так что мы, можно сказать, научно-магический подвиг совершили. Но это все неважно. Важно то, что заклинание сработало, и теперь никуда этот мальчик от меня не денется, пока я поводок не сниму.
– Что ты сделала? – возмутился Аркадий, удивленно изучая свои конечности (все четыре).
– А что ты видишь? – заинтересовалась я.
– Оковы на руках и ногах я вижу! – рявкнул гот, – что ты себе позволяешь? Немедленно убери эту гадость, или…
Учитывая, какой заряд нехорошей энергии, похожей на крылья из черного тумана, образовался у него за спиной, мальчик Аркаша нехило влупил бы по мне чем-нибудь смертельным и неприятным. Но ничего такого не случилось, потому что в этот момент раздался грохот и звуки, очень напоминающие автоматную очередь.
