Текст книги "Дети полнолуния"

Автор книги: Марина Наумова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Мисс Эннансина, или как вас там... Может быть, вы все же объясните, что произошло и где я нахожусь?

– Объяснить? – переспросила она, делая шаг навстречу.

– Ну да.

– Тебя похитили. Ульфнон спас. Все.

– Нет, не все... Я вообще ничего не понимаю в этой истории. Что здесь происходит, в конце концов?

– Здесь?

– Эннансина, не притворяйся... Я же не слепой. Я хочу просто понять, куда и почему я попал.

– Ты был без сознания. Ульфнон принес тебя сюда. Я лечу.

В голосе Эннансины сквозила горечь. Она явно хотела ему ответить, но почему-то у нее не получалось: то ли она и сама не была посвящена во все подробности, то ли ей мешало плохое знание языка.

– Но почему? Зачем?

– Они тебя взяли. Люди. Так было нельзя, – с отчаянием прошептала загадочная женщина. – Я не знаю больше... Путь тебе объяснит кто-нибудь другой.

– Ладно... Спасибо, Энн.

– Не за что. Тебя спас Ульфнон.

– А с ним я могу поговорить?

– Не знаю. Может, днем... сейчас – нет. Не нужно.

– Ну а кто тут еще есть?.. Кстати, я имею право вставать и выходить отсюда?

– Да... – удивилась Эннансина. – Ведь не заперто. Только лучше лежать – голова может снова заболеть. Это был яд.

– Что?

– Они давали тебе яд. Не тот, что убивает, но все равно.

– А-а, ясно.

– Я пошла, да? – спросила Эннансина и тут же исчезла за дверью.

"Ясно? Ни черта мне не ясно, кроме того, что эти люди... Или неизвестно, кто там они, решили меня спасти. Значит, есть компания гангстеров, есть эти... не люди, есть какие-то невидимки... Психоделика какая-то!"

Решив, что поломать над этим голову следует, но попозже, Эл встал и побрел в сторону двери. Теперь он заметил, что головная боль сменилась легкой тошнотой, не так мешавшей, но все же неприятной.

Дверь вывела его в маленький коридорчик, в конце которого располагалась ведущая наверх лестница. Напротив нее, как он и ожидал, обнаружилась наружная дверь.

Спустившись по ступенькам крыльца, Эл попал во двор. У самого дома, напротив выхода, стоял трактор, чуть поодаль виднелся потрепанный "форд". Утро еще только начиналось, небо еле желтело на востоке, но ночная жара уже ушла вслед за дневной, и наступал короткий период мягкой прохлады. Дышалось очень легко, хотя к воздуху примешивался едва уловимый запах силоса.

Что-то большое и темное шевельнулось у забора. Эл напрягся, но тут же успокоился: там стояла лошадь.

"Ферма... И наверняка – ферма Дугласа", – догадался он.

Эннансины нигде не было видно. Ему вдруг захотелось остановить эту минуту, чтобы мир как можно дольше оставался таким тихим и мирным, чтобы где-то пищала птица, вздыхала лошадь и рядом не было никого. Даже луны.

Эл поднял глаза к небу, ища ее диск, но не нашел. Луна пряталась где-то за домом.

Эл сделал несколько шагов и присел. Ему не хотелось отсюда уходить. Уж лучше быть на ферме, среди загадочных существ, в обществе Эннансины со светящимися глазами, чем вернуться к человеческой грязи и жестокости.

"И почему я не такое вот существо? – подумал он неожиданно для самого себя. – Почему я – не с ними? Там, в городе, как-то забываешь, что есть и другая жизнь, в которой можно просто неторопливо сидеть, наблюдая за восходом солнца. Может быть, все наши беды – беды людей – от того, что мы разучились жить медленно. Смотреть на небо. Радоваться птичьему пению, даже такому безыскусному. Мы все гонимся за чем-то, доказываем себе и другим свою неистинную цену, врем, ловчим, путаемся... А потом еще удивляемся, почему так часто разум не выдерживает и начинает выкидывать фортели... – неожиданно он усмехнулся. – Теперь я буду прописывать своим клиентам что-то вроде "дважды в день до еды выходить на свежий воздух и смотреть на небо, размышляя о сути бытия". Неплохой рецепт... И буду первым, кто пройдет такую терапию".

Эл провел рукой по волосам, убирая их со лба (головная боль, на удивление, прошла полностью). Ему вдруг подумалось, что его работа, все, связанное с ней, – нечто далекое, почти нереальное. Вернется ли он туда? Захочет ли возвращаться?

Ему не хотелось видеть людей. Ему хотелось уйти в мир таинственных ночных существ.

Скрипнула дверь, и кто-то вышел.

"Ну и что, – сказал себе Эл, продолжая улыбаться разрастающейся у горизонта полоске света. – Пусть".

Кто-то подошел к нему и сел рядом. Эл мельком взглянул на пришедшего: тот тоже улыбался – и вновь поднял глаза в сторону восхода. Возле него сидел знакомый. Почти знакомый – он видел этого человека всего лишь раз, в ночном клубе. Хотя нет... раньше он тоже его видел, но не слишком обращал на него внимание. Это был тот самый худой человек, уводивший Гориллу и обернувшийся в момент похищения.

"Во всяком случае – он из их мира!" – успокоил себя Эл, и улыбка вновь заиграла на его лице. И тут же рука тощего дружески похлопала его по колену.

Он был своим. Эл не понял, как ощутил это, но этот человек был ему чем-то очень близок.

Некоторое время они молча сидели рядом, потом тощий встал – так же безмолвно, – и по его жестам или позе (сложно сказать, как именно) Эл догадался, что тот как бы извиняется: мол, прости, друг, мне надо идти.

"Спасибо", – мысленно поблагодарил его Эл и вернулся к восходу. Небо уже значительно посветлело, птица смолкла, зато в доме зажглись окна. Его хозяева просыпались.

"Я не хочу отсюда уходить, – подумал Эл, наблюдая за золотистым солнечным краешком. – Не хочу. Я хочу возвращаться сюда снова и снова".

– Эл!.. – негромко позвали его.

Эл поднял голову и обернулся в сторону крыльца. Там стояла женщина в открытом платье.

– Да?

– Вы будете завтракать? – улыбнулась она. Он молча кивнул. Ему было приятно, что эта незнакомая блондинка назвала его просто по имени.

Встать оказалось нелегко – спина затекла от долгого сидения. Он кое-как выпрямился и последовал за блондинкой. Когда они уже входили в комнату, Джоунсу вдруг показалось, что он знает, кто перед ним, хотя он не слишком верил во всякие совпадения.

– Простите... Вас зовут Гертруда, Труди?

– Да, – подтвердила она. – Входите. Раз вы уже с нами...

Она не договорила – просто махнула рукой.

Эл ничуть не удивился, увидев за столом еще нескольких знакомых. Закинув ногу за ногу, сидела Чанита, возле нее шептался с Эннансиной Горилла Грегори, рядом склонился над тарелкой бородатый и лохматый мужчина в одежде не менее странной, чем у Эннансины (что-то подсказывало Элу, что это и есть Ульфнон). Сразу за ним, подперев голову руками, сидел тощий "приятель". Были здесь и незнакомые, но Эл без труда догадался, что это хозяин фермы Дуглас с женой и детьми.

Глава семьи – светловолосый краснолицый здоровяк с толстой шеей, грубоватыми чертами, но добрыми спокойными глазами, восседал во главе стола. Возле него сидела женщина, выглядевшая старше всех, немного осунувшаяся, но в недавнем прошлом довольно красивая. Некоторые черты ее лица свидетельствовали о родстве с индейцами или выходцами из азиатских стран. Двое подростков, старшему из которых можно было дать не больше шестнадцати, поразительно напоминали отца. Зато совсем маленькая девочка, скуластая чернушка, была похожа на мать. Она даже унаследовала ее серьезный и усталый взгляд.

Не было только Селены.

Эл сразу отметил, что когда они с Гертрудой сядут, останется два свободных стула.

– А где Изабелла? – поинтересовалась Чанита.

"Изабелла? Конечно же, как я мог забыть... Дочка Ремблера", вспомнил Эл.

– Она спит, – нахмурилась Труди. – Она опять гуляла ночью... С ней просто нет сладу, надо будет поговорить с бабушкой...

– Не надо, – буркнул вдруг старший подросток.

– Что такое?

– Мы гуляли вместе. А что, нельзя? – вызывающе вскинул он голову.

Черты лица Гертруды разгладились. Похоже, его ответ позволил ей вздохнуть с облегчением.

– Друзья, мы будем есть или разговаривать? – спросил Дуглас, и все замолчали.

Эл тоже. Впрочем, он молчал и до этого. Да и можно ли разговаривать, когда рот набит вкусной едой...

24

В эту ночь Джейкобс спать не ложился.

Пожалуй, это был первый случай, когда он остался на ночное дежурство добровольно, но никогда прежде ночь не сулила ему ни шансов на успех, ни возможности отыграться за допущенную оплошность. Большинство сотрудников, вызванных вечером в ночной клуб, вернулись отсыпаться в свои квартиры, но Джейкобс остался на посту. Он просто чуял, что что-то должно произойти, но ночь уже сходила на нет, а новостей не было.

Какой-то грузчик спьяну начал избивать свою жену – соседи сообщили в полицию...

Какие-то подростки разбили витрину...

Все сигналы были на удивление скучны и заурядны. Просто не верилось, что в такую особую ночь, когда начали происходить едва ли не чудеса, люди могут заниматься такими пустяками.

Ночь уходила. Джейкобс ждал.

Первый звонок, по-настоящему заинтересовавший его, поступил почти под утро. На первый взгляд, не произошло ничего особенного – просто из окна высотного дома (была только одна такая улица на всем участке) выпал человек. Или был выброшен – иначе зачем ему было прихватывать с собой на тот свет и стекло? Джейкобс уже подумал было, что это происшествие – не для него, как вдруг компьютер выдал ему, что покойник принадлежал к банде Большого Рудольфа. А одно имя не выпадает дважды за ночь случайно. Если вечером Рудольф собирался затеять разборку, а утром один из его людей отправился полетать без самолета – это уже о многом говорит...

Не успел красавчик Джейкобс выехать на место происшествия, как подоспело известие во сто крат более интересное.

Звонок был из соседнего участка, на территории которого, по официальным данным, снимал дом Рудольф Грюнштайн. Сообщение касалось совсем, казалось бы, постороннего дела – бешеной собаки. Таковая, видите ли, решила атаковать дом Большого Рудольфа, насмерть загрызла троих громил и напугала четвертого так, что его пришлось под конвоем дюжих санитаров отправлять в психиатрическую лечебницу...

Ну скажите, почему бешеной собаке понадобилось устраивать это побоище именно в этот вечер и именно там?! Правда, эксперты установили, что тела погибших действительно были сильно искусаны. Но, простите, где во всем Фануме можно отыскать такую собаку, чтобы она могла в одиночку справиться с толпой вооруженных гангстеров? Да в природе быть такого животного не может! И нечего ссылаться на звериные следы...

Подумав о том, как должно выглядеть чудовище, перепугавшее и уничтожившее видавших виды гангстеров, Джейкобс поежился. Если такое и впрямь существовало в природе, из этого города стоило уносить ноги подальше и побыстрее. К счастью (или к несчастью), он был достаточно трезв, чтобы убедить себя, что гангстеров сперва прибили вполне нормальные сообщники доктора Джоунса, а потом, еще тепленьких, позволили покусать собачкам. Кажется, и сам Джоунс говорил о каких-то розыгрышах. Раз он умеет внушить человеку истории про "зомби", так почему бы ему не переключиться на оборотней? Кстати, Джоунса в доме Большого Рудольфа так и не нашли, а сам гангстер не торопился вспоминать о существовании такового.

Правда, тут Джейкобсу вновь не повезло: к расследованию "собачьего дела" его так и не допустили. Другой участок как-никак. Единственное, что ему удалось, – так это протолкнуть идею насчет доктора. Со скрипом и треском начальник участка согласился санкционировать еще одну встречу с Джоунсом и позволил взять дом и кабинет доктора под наблюдение.

Ох не этого хотел Джейкобс! Совсем не этого.

– Ну ладно, если тебе так уж хочется, беседу с ним проведешь ты, бросил ему начальник, – только смотри, чтобы пресса не слишком шумела насчет поставленных доктору синяков. Если Рудольф его не разукрасил во время беседы – будь добр, не перестарайся...

– Все будет о'кей, шеф! – заверил Джейкобс, заранее потирая руки. Он и сам не любил бить людей по морде – для этого у них достаточно мест менее заметных, хотя и более чувствительных.

Одно только тревожило его: будет очень обидно, если окажется, что Большой Рудольф уже успел по-своему позаботиться о Джоунсе и теперь тело доктора запрятано где-нибудь в канализации, если не зарыто за пределами города. Вот это он посчитал бы уже личным оскорблением!

25

...В автомобиле были темные стекла, но, несмотря на это, Труди постаралась одеться как можно тщательнее – только густая вуаль и шляпка с достаточно широкими полями еще не заняли свои места, позволяя Элу рассмотреть женщину получше. А что еще можно делать в дороге?

Джоунса немного удручало, что новые знакомые выпроводили его, так ничего и не объяснив, но, с другой стороны, он помнил и слова своего коллеги. Выходило, что Элу и так доверили слишком многое. Что ж, он не станет торопить их – когда подойдет время, они расскажут все и так. Кто сказал "а"...

Труди можно было назвать красивой, хотя сам Эл предпочитал лица более худые, даже вытянутые. Особенно любопытно выглядели ее глаза: светло-карие, почти такого же цвета, как и волосы, которые Труди не красила, – эти глаза здорово напоминали кошачьи, хотя определить, чем именно, было затруднительно. Круглые, чуть раскосые... Брови, резко улетающие вверх, но словно тающие в самом начале взлета. Чуть приподнятая верхняя губа. Вместе с тем лицо можно было назвать почти плоским, а его форма вызывала у Эла ассоциации с пумой или рысью.

Где-то на заднем сиденье притаился Эгон. Этот тощий человечек вел себя настолько тихо, что можно было сомневаться в его присутствии.

Ехали молча. Когда автомобиль затормозил и Эл собрался было выходить возле своего дома, его вдруг остановила протянутая с заднего сиденья рука. Эгон не сказал ни слова – только замычал.

– Садитесь обратно, – почти приказала Труди.

– Что случилось? – рассеянно уставился на нее Эл. Теперь, после бессонной ночи, ему наконец захотелось спать, и это последнее обстоятельство не лучшим образом сказывалось на его умственных способностях.

– Не знаю. Эгон знает.

– Так почему...

– Ну чего ты спрашиваешь? Тебе что, не объяснили, что он немой?

Ему в самом деле об этом не говорили. Тем более странной выглядела эта сцена.

– А раз так, почему он что-то знает? – выдал Эл самую нелепую фразу из возможных в данной ситуации.

– Потому что... – Труди прикусила губу и посмотрела на немого.

Эгон развел руками, указал на дверь и жестом показал, что все кончено. Во всяком случае, Эл его понял именно так.

– Значит, можно говорить? – нахмурилась Труди.

Эгон кивнул, но потом пожал плечами.

– Ясно, – вздохнула она. – Я поговорю с Селеной. – Эгон кивком подтвердил правильность этого решения. – Вот что, Эл... Я не знаю, что произошло, но раз Эгон сказал – тебе лучше туда не соваться. Там может быть все что угодно, но это плохо для тебя. Большего я пока не имею права сказать...

– Но что? Почему?

– Не знаю. Я уже сказала – знает Эгон. А если он знает, – значит, это так и есть. И не требуй пока никаких объяснений. Эгон, он что, не должен возвращаться сейчас или вообще?

Вместо ответа последовала серия жестов, обозначающих, по-видимому, "ни сейчас, ни вообще".

– Это опасно для жизни?

Эгон лихорадочно закивал.

– Вот видишь, Эл... Похоже, наверху сделали выбор за тебя – ты должен остаться с нами. А раз так, я думаю, Селена тебе все объяснит. – Эгон утвердительно кивнул. – А теперь – поехали назад.

– Но...

– Никаких "но" – это же опасно!

– Я просто выгляну... Это – можно?

– Не знаю. Зачем?

– Должен был прийти один человек, мой клиент... Черт побери, Труди, от вас хотя бы можно позвонить? Да и который сейчас час?

– Это очень важно?

– У меня все встречи важны. Речь идет не о моем заработке – многие из моих клиентов ходят на грани самоубийства.

– И тот, кто должен прийти сейчас?

– Ремблер? Нет, но... – он вдруг осекся и замолчал. Ведь именно сидящая рядом с ним женщина была причиной несчастья его клиента.

– Герберт? – лицо Труди изменилось.

– Да... О, Господи! Я не хотел...

Элу показалось, что его лицо заливает краска. Сложно было придумать больший промах, чем тот, который он сейчас допустил. Тем более, что они были в машине не одни. Наедине ей еще можно было бы что-то объяснить, но сейчас... Эл невольно покосился в сторону Эгона. Тот мягко развел руками, и вдруг Эл понял, что Эгон знает все. Может быть, больше, чем даже он и Труди вместе взятые.

Просто знает...

Мысль об этом почти напугала его. Нелегко находиться рядом с человеком, который знает о тебе больше, чем, может быть, даже ты сам. И еще он вспомнил вдруг о своих клиентах, которые после "выздоровления", уже справившись со своими проблемами, порой при виде него переходили на другую сторону улицы. Теперь он понял это не теоретически: сложно жить, зная, что где-то рядом существуют такие осведомленные люди.

Как он сам для многих.

Как Эгон для него...

– Вы читаете мысли? – спросил он, заглядывая Эгону в глаза.

Тот снова кивнул, затем показал на сердце.

Чувства, мысли сердца. Видимые, невидимые...

– А... – Эл не договорил – он просто показал на голову. Эгон мотнул отрицательно: "Эти мысли – нет".

Эл чуть заметно вздохнул. Ему показалось, что с души свалился огромный камень.

– Ладно, поехали..

Рука Труди вновь легла на ключ зажигания.

– Подожди... Эгон, вы можете сказать, здесь ли мистер Ремблер?

Эгон подтвердил. Здесь.

– Тогда я должен его предупредить... – снова начал Эл и снова осекся. – Ладно, была – не была. Раз Эгон все равно знает... Труди, вы нужны этому человеку. Вы – смысл его жизни. Вы и Изабелла. Я не знаю пока, кто вы...

– Мы, – поправила она.

– Что?

– Ты такой же... Один из нас. А он – нет.

– И все равно... Труди, если вы поговорите с ним начистоту... Если посоветуетесь с тем, кто там у вас главный, – может, этот человек разрешит вам довериться... Вашему бывшему мужу стоит доверять. Если я вру или ошибаюсь, пусть Эгон подтвердит. Скажите, Ремблер любит ее?

Кивок.

– Он станет говорить лишнее?

Безмолвное "нет".

– Ему можно доверять?

Молчание...

Взгляды Эла и Эгона встретились. И вновь, как тогда, в клубе, Джоунс ощутил, как этот взгляд входит в него, достает до самых глубин и через его иглу начинают входить... И чувства – не чувства, и мысли – не мысли...

"Никто не знает, кому можно доверять, кому – нет. Для этого надо знать будущее. Чтобы знать будущее, нужно не-жить... Сегодня ему можно доверять, но нельзя поручиться, что завтра не произойдет никаких изменений. Мы не можем доверять даже самим себе. Можно упасть, ошибиться и ошибка окажется для всех роковой".

Эл не был уверен, что правильно расшифровал весь переданный ему при помощи чувств текст, – но главная мысль была ясна.

– Ладно, сдаюсь, – опустил он плечи. – Решайте сами. Но, Труди, я прошу вас как-то решить. Он страдает. Сильно страдает. Я не знаю, был ли он вам дорог, – и все же постарайтесь хоть как-то объясниться с ним.

– Ладно, посмотрим, – фыркнула Труди. – Надо полагать, я знаю его лучше вашего. Как-никак, мы с ним прожили почти два года...

– Можно прожить с человеком целую жизнь и не знать о нем ничего, без малейших колебаний ответил Эл. – Я не раз встречался с такими случаями. Иногда люди страдают от того, что самый близкий человек их якобы не любит. Но оказывается, у этого близкого те же проблемы – просто языков любви много. Одному надо шептать слова, другому – делать разорительные подарки, третьему – молча любить, пряча чувство даже от самого себя... Ладно, все это вы должны продумать сами. Слова имеют смысл только тогда, когда его хотят в них найти...

Эгон снова кивнул, и на его лице заиграла горьковатая улыбка, заставившая Эла замолчать. Надолго.

26

Чем отличается большой человек от маленького? Большой Рудольф никогда об этом не задумывался, пока не почувствовал вдруг всю свою ничтожность. В небольшой группке людей, да еще в местах, свободных от конкурентов, он еще мог сойти за большого человека. Да и любой, желающий попасть в "большие", всегда найдет подходящую группу – даже если он заслуженно считается полным идиотом. Для идиотов есть дебилы, стоящие еще ниже, затем – имбецилы... Последним, правда, в случае возникновения подобного желания пришлось бы нелегко, но природа хорошо позаботилась о них, напрочь лишив подобных нелепых желаний.

Большой Рудольф перестал быть "большим", когда позорно бежал из Фанума на первом же попавшемся поезде. И хотя сам он считал свое бегство стратегическим отступлением, ему от этого было не легче. В его положении можно было избрать несколько путей. Завязать с делами – на это Рудольф Грюнштайн не согласился бы никогда. Найти более безопасный городок и начать все сначала – это сделать мешала гордость. Даже не гордость, а, скорее, желание отомстить той темной силе, поставившей его на место так неожиданно и бесцеремонно. Это последнее желание оказалось настолько сильно, что Рудольф понял: не знать ему ни минуты покоя, пока загадочный оборотень (немного поразмыслив, он пришел к выводу, что их противником был все-таки волк-оборотень) и прочая нечисть не исчезнут с лица земли.

Родители обделили его чувствами. Эмоционально Рудольф был очень неразвит. Или толстокож – тут уж какое определение кому нравится. Долгое время он думал, что вообще не способен испытывать никаких сильных эмоций, и это немало помогало ему в жизни, особенно на избранном им поле деятельности. Но потом оказалось, что, во-первых, некоторые люди, вроде Роббера, еще более эмоционально тупы, а, во-вторых, он может бояться. И ненавидеть. Последнее открытие послужило для Рудольфа едва ли не откровением. Он не раз злился на людей, недолюбливал всех, кто превосходил его в ловкости, силе или в общественном положении. Но ни разу он не испытывал чувства столь мощного и всепоглощающего, перед которым отступали все остальные эмоции-недомерки. Волк-оборотень и "невидимки" словно нарушили нормальный распорядок игры, перепутали карты, когда он готовился выиграть "Большой Шлем"; перевернули его миропонимание... В самом деле, кто вообще позволил таковым существовать в наш просвещенный век? Безобразие, непотребство...

И тогда Рудольф решил отомстить. Он догадывался, смутно чуя своей окостеневшей душой, что против него выступили силы большие, чем казалось с первого взгляда. Темные силы. Мрачные. А раз так, то против них должен был сыграть не он. Пусть этот будущий победитель загребет весь выигрыш себе во всяком случае, тогда он не достанется каким-то подозрительным существам, которым и рождаться-то на этот свет не следовало.

Единственной силой такого масштаба в его представлении была некая всем известная организация (или не организация, как любят в последнее время утверждать авторитеты), которую обычно в просторечии именуют кстати, далеко неточно – мафией. Впрочем, организационные стороны этой структуры Рудольфа не интересовали – пусть этим занимаются криминалисты, историки да досужие работники прессы. Рудольфу было достаточно знать то, что в одном пальце какого-нибудь Дона власти и силы побольше, чем у всех ближайших законных властей. Так почему бы не предположить, что этой силы хватит и для нечисти?

И вот, уже приняв решение и напросившись на встречу с одним уважаемым (в определенных кругах) главой, он впервые ощутил свою полную ничтожность. Поначалу это его даже поразило, но вскоре Рудольф заставил себя больше не думать об этом; ему следовало сосредоточиться на том, что произойдет после его встречи с Доном Витторио Реа. А произойти должно было нечто значительное.

Возле подъезда высотного дома, в котором располагался офис Реа, на Рудольфа вдруг снизошло жуткое видение: будто два огромных валуна катятся друг на друга, а он сам – всего лишь крошечная былинка на их дороге. И было это видение настолько реалистичным и ему несвойственным, что Рудольф понял: у него тоже есть душа – иначе чему было бы тогда сдвигаться внутри и уходить в пятки?

В офис он поднялся уже тихим и крошечным. Действительно: был человек Рудольф – даже Большой Рудольф, – а стал – так, мелочь. Былинка та самая...

Дон выглядел молодо – да и был молод. В таких империях, как его собственная, смена династий происходит порой очень быстро. Телохранитель сплоховал или просто попался слишком дерзкий противник – вот уже и новая коронация.

– Ну? – равнодушно спросил молодой человек с орлиным носом и буйными черными кудрями. – Что за проблемы?

– Да вот... – замялся вдруг Рудольф, поглядывая через его плечо на другого человека, с холодными безжалостными глазами. – Эта история слишком невероятна, чтобы бы вы... чтобы я мог претендовать на то, что вы мне поверите. Но, может, вы слышали обо мне...

– Да, все в порядке. Ваша репутация мне известна – иначе вы не стояли бы тут, – снисходительно бросил Реа.

– Дело касается города Фанума. Может, вы слышали о нем?

– Да, – так же равнодушно произнес Реа.

Если бы в комнате присутствовал Эгон, он сразу бы понял, что равнодушие это было более чем показным. Реа уже давно подумывал, что в этом городке надо навести порядок. Плохо, когда какое-то добро валяется без хозяина. Именно поэтому он и знал о существовании Большого Рудольфа. Реа не видел в нем конкурента – таких, как этот Рудольф, он мог вышибить с места запросто. Было бы желание. Но раз этот человек сам пришел к нему, то глупо было его выгонять. Всегда лучше иметь союзников, чем врагов, пусть даже таких ничтожных и мелких. Да и как знать – если этот Рудольф сам готов присягнуть ему в верности, его можно будет использовать там, на месте, как знатока города Фанума. А начнет зарываться – ему же хуже.

– Так что у вас там за проблемы?

– Я на всякий случай еще раз попрошу вас поверить, что я ничего не выдумываю, так как мой рассказ будет звучать очень странно. Но если вы сомневаетесь – я могу подтвердить документально... или указать, где можно получить подтверждение... Разве что за исключением истории с Джоунсом.

– Ладно, говорите по порядку, – ровным и спокойным голосом перебил его Реа. Эгон сразу бы определил, что он теряет терпение выслушивать пустую болтовню, ничем не затрагивающую сути дела.

– Ну, будь что будет...

Рудольф вдохнул побольше воздуха и начал говорить. Его рассказ длился достаточно долго. Холодные глаза убийцы за спиной Реа округлились и выражали недоумение – сам Реа хранил невозмутимый вид. Как-никак, обрывки слухов долетали до него и раньше.

– Ну и что вы предлагаете? – поинтересовался он, когда поток слов у Рудольфа начал истощаться, а затем и вовсе иссяк.

– Этих гадов... их всех надо уничтожить! – подвел итог Рудольф.

– Гадов – это волка и Джоунса?

– И всех, кто с ними! Там полно этих уродов... хотите верьте, хотите – нет...

– Я обычно не верю, а проверяю, – хмыкнул Реа. – И что вы хотите от нас, чтобы навести там порядок? Как я понял, вы предлагаете нам свои услуги... Не так ли?

Это было совсем не так, но при такой формулировке вопроса Рудольф уже не мог ответить "нет".

– Да. Я буду рад служить вам, – выдавил он.

– Ну так что вы хотите?

– Мне нужна помощь. Люди. Только люди – достаточно опытные и умеющие обращаться с оружием. И кроме того – способные понять, что иногда серебро стоит употреблять и на пули.

– Вначале я должен получить наиболее полные сведения об этой организации нечисти – так, надо полагать, вы расшифровываете "невидимок"? Признаться, я и сам был бы рад взглянуть на них в более осязаемом варианте. Вот когда вы мне точно представите данные – где, когда и сколько этих "невидимок" собирается, когда поймете их внутреннюю организацию, тогда мы будем говорить уже всерьез. Кстати, совсем необязательно беспокоить с этим делом меня лично. Я и так удивляюсь, что мне захотелось вас принять... В следующий раз обратитесь к Грана. Все ясно?

– Все... – опустил голову Рудольф и, повинуясь наплыву внезапной робости, добавил совершенно неуместно: – Сэр...

27

– Мы пришли...

– Садитесь.

В затемненной комнате лица казались синими – и вновь при виде Селены у Эла что-то замерло в груди. Замерло – но и встрепенулось, ожило...

– Вы... – чуть слышно выдавил он.

Неужели к нему действительно приходила эта женщина? Не может быть... Сейчас она казалась ему далекой и прекрасной, как никогда. Так, в человеческом облике, Селена становилась в еще большей степени божеством, чем когда была луной.

– Я не луна... Это случайные фантазии, игра подсознания. Ты видел меня и чувствовал, ощущал связь с луной... Поэтому ты и принял меня за нее, – голос Селены звучал словно издалека. Лунный, смягченный голос.

– Вы тоже читаете мои мысли?

– Я знаю их. Знаю от других. Луна по-разному наделяет нас своими дарами. Но – ты пришел, и потому должен знать.

– Знать – что?

Противное ощущение, что все происходит во сне, а не наяву, уже в который раз овладело им.

– Знать себя. Знать свой народ. Я не знаю, откуда появился ты. По идее, ты не должен был быть нашим – ты слишком похож на человека. И у тебя где-то есть родители, так?

– Нет. – Это короткое слово больно резануло Эла внутри.

– Нет? – веки Селены приподнялись, открывая еще больше и без того ненормально огромные белки.

– Меня взяли из приюта. Никаких следов моих настоящих родителей обнаружить так и не смогли. Начальница говорила потом, что можно было подумать, что я и не рождался вообще.

– Я не знала... – Селена сделала небольшую паузу. – Но это многое объясняет. Эгон уже давно засек тебя – но мы считали, что ты, скорее, обыкновенный случайный мутант. А так... может быть, ты действительно из нашего народа.

– Из вашего народа? – по спине Эла пробежали мурашки.

– Нас называют по-разному. Племенами луны. Ночным народом. Выродками. Нечистью... Есть названия и похуже – у страха богатая фантазия. Мы сами я имею в виду нашу крошечную колонию – называем себя детьми полнолуния. Именно в полнолуние наша хозяйка-луна вступает в свои права, подчиняет нас своему свету, но и дает свои силы. Реакция на полнолуние – это один из тех критериев, по которым мы узнаем своих... Я не знаю, как можно за один раз рассказать тебе все... Слишком всего много, и слишком это сложно. Но, думаю, ты и раньше слышал об отдельных следах нашего существования. Мы жили всегда – столько, сколько существуют и "нормальные", то есть дневные, или "солнечные", люди. Все в какой-то мере зависят от воли светил: когда начинается период солнечной активности, они любят устраивать войны и революции, просто начинают чаще убивать... Но у солнца циклы не так заметны, и жизнь "солнечных" людей кажется более размеренной. Кроме того их больше. Намного больше. Дары луны уникальны, удивительны, и каждый имеет их не так уж много. А когда большинство видит у какого-то существа, похожего на человека, некую особую способность – этого достаточно, чтобы вспыхнула ненависть. И хотя у многих из нас способности намного совершеннее, чем у "солнечных", большинство обычно побеждает. – Селена снова замолчала, переводя дух. – Поэтому борьба между детьми луны и детьми солнца длилась вечно. Их было больше – поэтому они объявили нас злом. Все непонятное следует уничтожать – приблизительно так действовали они. А мы... В этой борьбе было слишком много потерь. Теперь нас остались отдельные горстки... Некоторые из нас собирались в целые города, специально искали своих по всей земле. Но все равно погибали... Недавно прекратил существование еще один город. Может быть – последний. Плохо, когда рядом с обычным, – Элу показалось, что Селена горько и иронически улыбается, – есть необычное; но еще хуже, когда в этом необычном начинают чувствовать силу. Любая сила – уже вызов, враг. Сила необычная – враг вдвойне или втройне... Кроме того, очень многие из наших и сами поддерживают состояние вражды... Что ж, в этом смысле мы тоже люди и не лишены эмоций. Тяжело прощать века гонений.