Текст книги "The Мечты. Соль Мёньер (СИ)"

Автор книги: Марина Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– Кажется, про калым торгуются, – хмыкнул он.

– Что они делают? – уточнила Таня, воззрившись на Реджепа.

Он тоже быстро глянул на нее и легко пожал плечами.

– Да неважно. Они готовые совсем... Черт, кантовать придется!

– Сейчас Бодьку найдем – он поможет, – сказала она и снова осмотрелась. Заметила его рядом с Лизкой и Сашкой Маличем под елкой, и ринулась к нему, потянув за собой Реджепа.

Тот же несколько ошарашенно наблюдал, как они всё приближаются к странной троице, водившей что-то типа хоровода и при этом дергавшейся под музыку (ладно, Танин хмырь не дергался, но, кажется, ему тоже было вполне весело).

Между тем, Богдан поднял глаза на сестру и, приподняв бровь, окинул взглядом Реджепа возле нее.

– Я тебя уже потерял, – сказал он с улыбкой. – Разобрались на кухне?

– Разобрались, ага, – кивнула Таня. – Ты отца видел? Кажется, праздник веселый получился.

– Местами слишком, – согласился Богдан Романович.

– Очень веселый, – поддакнула Лиза.

– А когда мы уже домой поедем? – поинтересовался тут же басом Сашка, а Реджеп вытаращился на него, вдруг категорически вспомнив, что уже видел этого самого мальчика. Его взгляд быстро заскользил по залу в поисках «взрослого человека».

– Отец твой с мамой еще один танец станцуют – и поедете, – пообещал Богдан, потрепав парня по волосам.

– Сам не сильно скучал? – спросила Таня.

– С ними соскучишься, – кивнул он на мелюзгу. – Женя поначалу пыталась как порядочная мать контролировать, потом пришлось контролировать папу... Но, как видишь, пока безуспешно.

В это самое время Реджеп разглядел среди танцующих парочек Андрея Никитича, неторопливо кружившего ослепительно красивую женщину в алом платье в пол, и подумал, что сходит с ума.

– Давай, наверное, его домой отправлять, – предложила Таня и протянула руки к детворе. – И отца Реджепа тоже. Кстати, познакомьтесь. Бодь, это Реджеп. Шеф ресторана, – она повернулась к своему турку. – А это Богдан. Мой брат.

– Брат! – выдохнул Четинкая.

– Брат, – уверенно подтвердил Моджеевский-младший и расплылся в улыбке, протянув Шефу руку. И тому ничего не оставалось, кроме как пожать ее.

– А этот чей? – зачем-то спросил янычар, ткнув в Сашку.

– А этот – Женин брат, – сообщил Богдан.

– А-а-а... – многозначительно протянул Реджеп.

И только теперь спохватился и ответил на рукопожатие, испытывая при этом сразу два противоположных чувства:

1) радость от того, что брат – не хахаль;

2) досаду от того, что сам – идиот.

Тем временем Бодя посмотрел на сестру и проговорил:

– Слушай, нас тут с Женей два взрослых адекватных человека. И, что характерно, трезвых. Еще Вадик есть, служба безопасности... С батей сами справимся. Отдыхай.

– Ну мне моего точно куда-то девать, – проворчал Четинкая и полез в карман за телефоном – вызванивать неизвестно куда запропастившегося телохранителя, который по логике от отца отлучаться не должен. Но, шакал паршивый, бросил его на растерзание пьяному Моджеевскому. Аллах, Аллах.

– Твой – турок? – настала очередь Богдана удивляться.

– Ну я же не просто так Реджеп.

– Логично. Ну так где одного потянешь, там и второго... Мы его заберем к нашим. Ему понравится. У Лены Михалны есть отличный рецепт средства от похмелья.

– Да уж, Лена Михална славится всевозможной рецептурой, – подтвердила Таня.

– Плюшки! – провозгласила Лиза тоном, напоминающим боевой клич племени мумба-юмба.

– В плюшках много калолиев, – важно пробасил Сашка.

– Так, – хмыкнула Таня, – давайте сдадим этого умника его родителям и займемся своими.

Этим и занялись. Реджеп кое-как вызвонил бодигарда своего отца, умудрившегося уединиться с официанткой где-то в служебном помещении, потому как Новый год встречать – это вам не шутки. И потом, одно дело – с бухающим начальством, а совсем другое – с симпатичной славяночкой по имени Наташа. А пока Четинкая разбирался с нерадивым соотечественником, нашлись родители Саши Малича. Оценив расположение сил, Андрей Никитич, тоже слегка навеселе, но куда более крепко стоящий на ногах, чем большинство присутствующих, да и по жизни не теряющий трезвости рассудка, организацию транспортировки тел взял на себя. Да и Вадик, вызванный с кухни, где тусил вот уже некоторое время с Тонечкой, подсобил. Женя же и Стефания в буквальном смысле взяли на себя детей – в смысле подхватили на руки каждая своего. Богдан контролировал ход операции в целом.

Потому Реджеп, глядя на эту фантасмагорию, дернул Таню за рукав и шепнул ей на ухо:

– Если ты хотела сбежать, то сейчас самое время.

– Давно пора, – согласилась она, поймала взгляд брата, помахала ему рукой и повернулась к Реджепу. – Совершенно нелепая ночь.

– Да у меня вся жизнь нелепая. Ты до сих пор не заметила?

– Вся-вся?

– Ну скажем так... ты внесла в нее некоторый порядок, джаным. Но мы еще поглядим, кто на кого больше влияет.

И с этими словами он увлек ее из зала.

После они торопливо одевались в фойе.

А потом вышли на улицу, где шел снег, который, падая на землю, не таял, а стелился красивым белым ковром под ногами. Искрился в свете фонарей и иллюминации. И этой совершенно необыкновенной новогодней ночи дарил волшебство, чувствовавшееся повсюду. В небе, в воздухе, в домах вокруг, в шумящем по улицам море. На асфальте, по которому они ступали, взявшись за руки. И в смехе, который то там, то тут звучал отовсюду. Но самый прекрасный – смех того человека, который рядом, который близко, который неожиданно и только что оказался самым важным на свете.

Они сами не поняли, как оказались на набережной. На том самом месте, где Таня всегда кормила лебедей. Сейчас те, спрятав головы под крылом, сидели на прибрежных камнях и и им не было никакого дела до двух людей, мужчины и женщины, стоявших, тесно обнявшись и слушая, как под слоями одежды стучат сердца. Они смотрели друг другу в глаза, видя лишь то, как те блестят в темноте. И затаили дыхание в томительном ожидании самого важного. Того, что уже с ними случалось прежде, но теперь наконец должно было впервые случиться по-настоящему.

И оно случилось, когда, смахнув упавшую Тане на щеку снежинку, Реджеп порывисто наклонился к ее губам и поцеловал их – и жадно, и нежно. Так, как уже давно этого хотел.

Хотела и Таня, даже когда не признавалась в этом самой себе. Вскинув руки ему на плечи, она прижалась к Реджепу и ответила на его поцелуй. Совсем неумело, немножко смущенно, но очень искренне. И эта ее искренность пополам с неумелостью внутри него натягивали струны, о существовании которых он вовсе не подозревал прежде. Он вообще не думал, что так бывает, и черт его знает, чего во всем этом больше – влюбленности, очарования новогодней ночи, волшебства падающего снега... какая разница, когда Таня сама обнимает и целует его?

А ведь такое случается. Знаком с кем-то долгие годы, живешь с ним, надеешься прожить с ним всю жизнь. Но так и не почувствуешь никогда того, что происходит с нашими героями прямо сейчас. И не представляешь, что именно так и должно быть, когда все-все правильно. Когда вдруг выясняешь, что об этом всегда и мечтал, даже о том не догадываясь. Когда хочется улыбаться рядом с любимым человеком. Когда просто... Судьба.

Потом они неспешно брели по набережной вдоль моря, иногда обмениваясь какими-то короткими фразами. И наблюдали за народом, все еще шастающим туда и обратно в неистовом порыве празднования Нового года. И ноги несли их куда-то до тех пор, пока не привели к калитке старого дома, вмещавшего двенадцать квартир. И одиннадцать семей, каждая из которых чем-то очень важным занята в эту ночь. У бабы Тони наверняка работает телевизор. Она смотрит очередной «Голубой огонек» и возмущается происходящему на экране. Клара, давным-давно не Буханова, со своим нынешним супругом Евгением Филипповичем уже отужинала и улеглась спать. Ведь завтра вставать рано, кормить кошек. А потом еще обоим ехать к Бухану в соседний городок. Он накануне по пьяни ногу сломал и даже жрать себе приготовить не мог, а тут, как назло, Новый год. И как его бросить? Поди ж не собака, жалко. Климовы наприглашали гостей, среди которых и бузотер Василий со своей Нюрочкой. До сих пор шумят, но судя по тому, что Василий завел «Клен» на гитаре, скоро уже разойдутся, по счастью, на сей раз никого не покалечив. Чернышева, разошедшаяся в минувшем году со своим Чернышевым, провела новогоднюю ночь с новым замечательным мужчиной – отбитым мужем собственной подружки. Но чем эта Санта-Барбара закончится, пока что не знала даже баба Тоня, хотя и каркала, что точно не добром. А вот окна исторички Анны Макаровны были темными. Она уехала на все праздники к дочери-археологине в столицу. И там у нее планировалась очень мощная культурная программа с походами в театр, в филармонию и в музеи, о которой она долго мечтала, приговаривая: «Ну разве в нашем Солнечногорске можно образованному человеку удовлетворять свои запросы?»

В конце концов, пирамиду Маслоу никто не отменял.

Калитка негромко скрипнула. И Реджеп с Таней вошли во двор, мигавший цветными лампочками. Накануне днем Шеф, чтобы отвлечься от мучительного ожидания вечера, с Гариком Климовым растягивали по нему гирлянды, оборачивали ими скульптуры, деревца и даже фонтан. Выглядело и смешно, и нарядно. Как только народ ни извращается на рождественских каникулах... в конце концов, это единственное время, когда даже взрослые могут побыть детьми. Не считать «калолии» и радоваться такой ерунде, как лампочки, мерцающие в темноте.

А еще немного позже, вручив неожиданно нежной и задумчивой Тане, замершей у окна его комнаты, большую чашку чаю, Реджеп с улыбкой спросил:

– Устала?

– Нет, – качнула Таня головой и взяла у него чашку. Сунула нос в ароматный пар, поднимающийся из нее. – Твоя Жюли не появится? Я так и не поняла, где она.

– Не появится, не волнуйся. Она еще вчера ушла, больше не придет. Джаным...

– Включи, пожалуйста, лампочки.

– Сейчас.

Он повернулся к розетке. Воткнул в нее вилку. И комната осветилась матовым желтоватым светом. А потом щелкнул выключателем. И здесь тоже стало волшебно. Впрочем, наверное, волшебство жило в этом доме с того дня, как Таня пришла к нему впервые.

– Я подписался на тебя в Инстаграме, – сказал Реджеп, снова приблизившись.

Она уставилась на него ошеломленным взглядом, обдумывая услышанное. Виртуальный мир, оказывается, так же тесен, как и реальный.

– И как тебе? – улыбнулась Таня, приходя в себя.

– Понравилось... мне давно в рекомендациях лезло... наверное, по номеру телефона. А потом я увидел пост из «Утиной охоты» и понял. Понравилось. А про нас напишешь?

– Что именно? – она хитро прищурилась.

– Что-нибудь хорошее. Про одного повара, который хотел анчоусную, а в итоге готовит рыбу по-французски. И про себя. Не знаю... про сыроварню, про тыквы... про Маффина. У тебя хорошо получается рассказывать, джаным.

– Я тебе не джаным, – рассмеялась Таня.

– Для меня – самая настоящая джаным. Душа моя. Мое сердце. Моя милая. Продолжать?

Она отставила кружку на подоконник, положила руки ему на плечи и коротко прошептала:

– Да.

Он медленно кивнул. Его ладони легли ей на талию. В окне можно было увидеть лишь два силуэта, мужской и девичий, оттеняемых тусклым мерцающим светом, если бы было кому смотреть. Но совершенно точно никто, кроме нее, не услышал бы, как он сказал:

– У нас есть обычай. Невеста жениха на сватовство поит соленым кофе. Каюсь, я все сделал наоборот, и соленый кофе пила ты.

– Вот за это ты и получил тыкву!

– В смысле?

– У нас тыква достается тому, кому отказывают.

Реджеп негромко рассмеялся. Наклонился, коснулся губами кончика ее носа, не самого изящного, как мы говорили ранее, но чрезвычайно милого. И уточнил:

– Так значит, ты мне отказала, джаным?

– И даже не один раз, – подтвердила она самым довольным тоном. За что немедленно была поцелована, и на сей раз – в губы. Настойчиво и уверенно. Горячо. Так горячо, что внутри, где-то глубоко-глубоко, в таких глубинах, о существовании которых она и догадывалась-то с трудом, что-то начало потихоньку плавиться. И это было не плохо. Это было очень хорошо.

Потом он прижался лбом к ее лбу и прошептал:

– А теперь?

– Теперь?.. – она устроила голову у него на плече и, прикрыв глаза, задумалась. – Теперь для тыкв не сезон.

– То есть ты подумаешь?

– О чем?

– О никяхе.

– Что-что?

– Ничего. Потом расскажу, – усмехнулся он и зарылся носом в ее волосы. А после подхватил Таню на руки и закружил по комнате.

Она смеялась и болтала босыми ногами в воздухе. «Клен» за стенкой смолкнул. Соседи вывалили в подъезд, очевидно, расходясь. Но они с Реджепом совсем их не слышали. Они слышали только друг друга. И видели только друг друга. И больше ничего.

– Кстати, – напустила на себя Таня серьезный вид. – У тебя сегодня выходной. Что будем делать?

– Спать, гулять, разговаривать, есть... Все, что вздумается, – заявил он, и они приземлились на диван. Таня так и осталась на его коленях, обнимая за шею, и, шалея от счастья, Реджеп прижимал ее к себе. – Пойдем к морю. Потом я отведу тебя к старому маяку и покажу по пути закусочную... она ужасная... такая древняя деревянная будка... возле дороги. И ни за что нельзя догадаться, что там жарят самые вкусные на свете чебуреки. Они татары. Семейный рецепт у них... ты когда последний раз чебуреки ела?

– Вполне возможно, что я их вообще никогда не ела, – радостно рапортовала Таня.

– Не любишь уличную еду?

– Да нет… Просто повода не было.

– Значит, завтра будет повод, – мягко сказал он.

И потом они снова целовались.

И целовались.

И целовались.

И говорили обо всем, что приходило в голову. И молчали, обнявшись. И гладили пальцы друг друга. И прислушивались к дыханию. До тех пор, пока Танино не стало тихим-тихим, почти неслышным. И Реджеп понял, что она так и заснула, прижав головку к его плечу, а ладошку вложив в его руку. И было в этом что-то непередаваемо трогательное, отчего он впервые за долгое время подумал, что вся его эпопея с Францией, Стамбулом, возвращением в Солнечногорск – все это стоило того, чтобы он, то ли турок, то ли не пойми кто, человек застрявший между культурами и цивилизациями, однажды нашел одну-единственную, совершенно свою Таню.

Поцеловав ее в лоб, он вдруг улыбнулся. Потом освободил свою руку из Таниных расслабившихся пальцев, сунул ее в карман брюк и вытащил оттуда шкатулочку. Осторожно, чтобы не разбудить, раскрыл. И оттуда в желтоватом свете лампочек ему своими зелеными глазками блеснула золотая рыбка. Реджеп вынул ее и осторожно взял Танину ладошку. Надел рыбку на безымянный пальчик. И теперь та очень органично и правильно обвивала его нижнюю фалангу.

Реджеп удовлетворенно усмехнулся, устроил руку под Таниной шеей так, чтобы ей удобнее было спать. А потом сам откинул голову на спинку дивана. Эта «нелепая» ночь подходила к концу, чтобы уже очень скоро забрезжить первым рассветом нового года, который они встретят вдвоем.

Едва Таня раскроет глаза. Улыбнется. Потянется ладонью к его покрытой рыжей бородой щеке. И заметит на пальце колечко. Ей оно тоже блеснет зелеными глазками, доказывая, что мечты сбываются даже тогда, когда не представляешь, что именно об этом и мечтала.  .

Бонус

Хорошо, когда выходной.

Нет, каникулы, конечно, были бы предпочтительнее, но до каникул еще дожить надо, а пока и выходной на что-нибудь – да сгодится. Тем более, когда эти самые выходные случаются гораздо реже, чем хотелось бы. Слишком редко.

А с точки зрения Романа Моджеевского – просто непозволительно редко для человека, которого дома ждет семья. Но пока что чаще, чем раз в пару недель он попросту не мог позволить себе отдыхать, влипнув в турецкую стройку по самые яйца. Женя традиционно терпела, а вот Лизка устроила дома террор, не ложась спать до тех пор, пока отец не явится домой и не прочтет ей книжку на сон грядущий. Ей было нормально. Она была совёнком. Вот только Роман реально иногда выбирался из офиса за полночь, не говоря о том, что впереди, наверное, его ждала длительная командировка в Стамбул. Но здесь рассматривался вариант утащить с собой обеих своих девок – старшую и младшую. Если, конечно, Женя возьмет отпуск на работе. А это тоже проблематично. У нее там вечно – если не зарплата, то стипендия, если не стипендия, то аванс. А еще иногда проверки от всяческих государственных аудиторских служб, пенсионного фонда и бог знает чего еще. Ежегодную инвентаризацию никто не отменял. Запросов от фонда занятости – тоже. Ну и пожизненный главдракон никак на покой не свалит, что тоже лишь добавляло Женьке нагрузку.

Но вот прямо сейчас, в это воскресное утро, наблюдая, как за окном буйно цветет вишня, Роман Романович сладко потягивался в постели, совсем позабыв, что в его возрасте это травмоопасно, а потом перекатился набок и взглянул на свою благоверную, все еще лежавшую с закрытыми глазами и сладко посапывавшую.

– Спишь? – тихонько спросил Роман, легко подув на Женину щеку.

– С тобой поспишь, – беззлобно проворчала Женя, не открывая глаз.

– Ну я же не виноват, что я жаворонок, – улыбнулся он, придвинулся к ней вплотную и захапал руками ее всю. – Соскучился просыпаться вместе.

– Если следовать твоей логике, то я виновата, что я сова.

– То есть будешь дальше спать, да?

– Не буду, – улыбнулась и Женя, открыла глаза и прижалась к Роме теснее. Потерлась носом о его щеку и коротко зевнула. – Вот! Уже проснулась.

– Тогда пошли гулять. Погода отличная, в лесу сейчас хорошо. Птички поют. Возьмём Лизку, одуванчики пособираем. А?

– Обязательно пойдем, – согласно кивнула она и потянулась за телефоном – глянуть время. – Но не сегодня.

– Почему это не сегодня? Я в следующий раз, может, через месяц вырвусь.

– Потому что сегодня у нас гости, – промурлыкала Женя и коснулась губами Роминой щеки.

– Ты меня с толку не сбивай, – проворчал он, тем не менее, прикрыв глаза и разве что не замурчав. – Какие ещё гости?

– Таня и ее янычар придут.

– Не сиделось им дома... Или работы в ресторане нет?

– А тебе последний раз когда сиделось? – рассмеялась Женя.

– Знаешь что! – хмыкнул Ромка, пощекотал ей шею, и тут до него дошло. Он поморгал, помолчал, завис. И выдал: – Стоп. А ты откуда знаешь, что они придут?

– Твоя дочь прислала почтового голубя.

– Женя! Подожди! Не говори загадками! – Роман сел на кровати. – Ты что? Ты общаешься с Таней? В смысле... Она с тобой... В смысле – вы с ней общаетесь?

– Общаемся немного, – подтвердила Женя.

– И... и разговариваете? Она с тобой разговаривает?

– Да, Рома. Она со мной разговаривает, а я с ней. Так бывает.

Еще как бывает. Нет, что зимой Женя помогла Тане с квартирой, о том Роман был в курсе. И что дочь, в целом, стала лучше относиться к его спутнице жизни – тоже. Это теперь было заметно во время редких семейных встреч. Но, выходит, они настолько сблизились, что Танюшка информирует не его, а Женю о грядущем визите... господи, он что? Спал все эти месяцы? Или уработался окончательно? Прощай, бездушный нейтралитет? Да здравствуют семейные посиделки?

– И о чем вы разговариваете? – продолжил допытываться Рома, пытаясь уяснить все до конца.

– Вчера мы говорили о том, что сегодня они придут в гости, – терпеливо и полусонно поясняла Женя. Она снова закрыла глаза и, уткнувшись Роману в плечо, негромко бурчала. – А то потом тебя снова месяц дома лови.

– Вообще-то я с его турецким отцом работаю, чтобы ей было хорошо! – совершенно справедливо возмутился Моджеевский, но его пальцы уверенно переместились ей на макушку и теперь почесали кожу под волосами. – Ладно. Хорошо. И как часто вы теперь… разговариваете?

– Вообще-то это ты еще ей должен спасибо сказать, что у тебя есть твоя турецкая работа, – негромко рассмеялась Женя. – И перестань меня пытать.

– Жень…

– М?..

– Пойми меня правильно… просто Таня столько лет сопротивлялась тому, чтобы хоть как-то тебя признавать… а теперь… Нет, она сознательно ни за что бы не стала делать ничего плохого, она хорошая – ты же видишь и знаешь. Просто лишь бы Нина ничего не мутила. И не использовала мою простодушную дочь в темную. Ты уверена, что все в порядке?

И тут Женька проснулась окончательно. Даже в кровати села. И воззрилась на благоверного с удивлением, открыто написанном на ее лице.

– Ты всерьез полагаешь Таню простодушной и подверженной постороннему влиянию, даже если это ее родные? Вот после всего, что творилось в декабре?

– Нет. Не совсем. Я за тебя переживаю. Потому что после всего, что творилось в декабре, я несколько иными глазами посмотрел на Нину. Мне это не особо понравилось. И еще меньше понравилось, что она и меня втянула. Умеет она на больное жать, а у меня натура дурная, и с себя я ответственности не снимаю. Потому колись, давно вы с Танькой стали общаться?

– И не подумаю.

– Почему это? – его щекочущий палец переместился с Жениной головы к плечу.

– Потому это!

– Значит так? – хмыкнул он и тут же пошел в атаку, защекотав ее ребра. – Так, значит, да? Вот так?!

– Именно так! – заявила Женя. Сбросила с себя его руку, обняла за шею и крепко поцеловала в губы. Отстранилась на мгновение и выдохнула: – Хватит играть в следователя. Займись делом.

– Стесняюсь спросить, каким, – глянув потемневшим плотоядным взглядом на ее лицо, проговорил Роман.

– Важным и ответственным, – хрипло хохотнула в ответ Женя. – Не отвлекайся.

– Не могу не отвлекаться. Тут все мое, – он подтянул ее еще ближе и обхватил руками и ногами. Всю. Полностью.

– Это мы еще посмотрим, чье здесь все, – она прижалась к нему, растворяясь в его объятиях. Уже готовая сдаться, но все еще немного сопротивляющаяся. Впрочем, ломать Жекино сопротивление – было излюбленным спортом Романа Романовича, особенно если это к их обоюдному удовольствию. Но в данный момент он не намеревался позволить сбить себя с толку, потому самым наглым образом скользнув ладонью Женьке пониже талии, прямо в разрез ночной сорочки, и коснувшись ее бедра, он пробормотал:

– Да на мне разве что штамп не стоит, чье здесь все... Эти к нам зачем собрались? М?

– Ну уж точно не за едой Елены Михайловны.

Собственно, «эти» явились как раз за ним.

За штампом.

Но о действительной причине их столь официального визита Роман Романович и Евгения Андреевна с Елизаветой Романовной узнали лишь к обеду, когда младшее поколение приехало в моджеевские угодья, в смысле в загородный дом, в котором обосновался глава семьи. А чтобы поведать о цели своего приезда они выбрали самый что ни на есть подходящий момент, когда Роман занес ложку над тарелкой, намереваясь зачерпнуть ту самую «еду Елены Михайловны» и отправить себе в рот. Но по счастью, сделать этого он не успел, потому как однозначно сразу же подавился бы. Едва только Реджеп, непривычно сдержанно одетый в бледно-розовую рубашку и клетчатый кофейный пиджак, среди всего ресторанного бреда, рассказываемого бесконечным потоком, проговорил:

– ... и когда мы завершим разработку летнего меню... я надеюсь, что это случится к середине мая, и тем самым даст возможность закрыть весенний сезон... в общем, в июне нам бы хотелось узаконить наши с Таней отношения, если вы дадите нам на то свое благословение.

Роман Романович резко поднял глаза и воззрился на Четинкаю:

– Чего?

– Я говорю... я, конечно, явился без отца и сестер... хотел позвать Лёху, но он что угодно превратит в комедию... А Хомяков в качестве свата – немного перебор... Но, тем не менее... я прошу у вас руки вашей дочери и надеюсь получить ваше одобрение на наш брак.

Моджеевский икнул. И теперь уже молча перевел взгляд на Таню.

Так же молча на нее поглядывала и Женя. Только смешинки в глазах плясали.

– Па! – позвала замершего отца Таня. – Очнись уже. Ничего же такого.

Что он и сделал. Очнулся. Посмотрел на собственный суп и все-таки перевел дыхание. А потом спросил у Женьки:

– И что мне говорить-то?

– Что-нибудь хорошее, – подсказала Елизавета Романовна, отвлекшись от скармливания собственной котлеты Ринго.

Вряд ли он ожидал совета от младшей дочери, которая, возможно, готовила плацдарм для своего будущего на случай, если ее придет сватать приятель Петька из детского сада. Но прямо сейчас Роману было не до юмора по этому поводу. Он свел брови на переносице и осторожно спросил:

– А вы не слишком спешите-то, а?

– Можно сказать, мы даже несколько оттягиваем, – тут же возразил Реджеп, явно тоже напрягшись. – Я звал Таню замуж с прошлого года, но она на тот момент еще слишком мало меня знала.

– А сейчас – достаточно? – уточнил Роман, глядя уже на Татьяну.

– В прошлом году ты лишь однажды позвал меня на свидание, – внесла правку перфекционистка Моджеевская-не-самая-младшая, многозначительно поведя бровью в сторону жениха. После чего озорно улыбнулась родителю: – А достаточно – это как?

– Это так, чтобы знать, что хочешь провести с этим человеком всю жизнь, – с умным видом заявил Роман.

– И когда я звал тебя на свидание, я уже это знал, потому равнозначно, джаным, – тут же вставил свои пять копеек Четинкая, накрыв Танину руку своей.

– Спорный вопрос, – скривился папа.

– Ну ты же не станешь прямо сейчас спорить, – сказала Таня, сплетая пальцы с пальцами Реджепа.

– Ты намекаешь на то, что сейчас не время?

Таня вздохнула, Женя улыбнулась, а Лизка, воспользовавшись тем, что на нее никто не смотрел, сползла под стол к Ринго.

– Пап, – проговорила Таня. – Давай ты согласишься и будешь на нашей свадьбе. Потому что я очень хочу, чтобы ты там был. А еще мне будет нужна твоя помощь в войне с мамой. Ты же понимаешь, что она мне устроит в ближайшие месяцы. Па-а-ап…

Это средство на папу действовало безотказно. Особенно, если она при этом смотрела на него глазами котика из «Шрека». Как вообще можно отказать таким глазам? Собственно, тем же приемом Татьяна сражала наповал и Реджепа, совершенно не умевшего ни в чем отказывать своей невесте. Потому прямо сейчас он с любопытством наблюдал, как меняется в лице будущий тесть, очевидно, смягчаясь. В целом, что устроит Тане Нина, все присутствующие представляли себе слишком хорошо. А Роман, в конце концов, всегда поддерживал детей, в смысле потакал их капризам и прихотям, если считал, что их капризы и прихоти разумны.

А ничего неразумного в браке с Реджепом он и правда не видел. В конце концов, желая смягчить ситуацию, Моджеевский и сам несколько месяцев назад всерьез предлагал Аязу Четинкае предоставить детям решать самим, а если им придется породниться – то мужики признали оба: их брак станет отличным решением всех проблем.

Потому сейчас, глядя в Танины глаза, Роман лишь улыбнулся и, приподняв бровь, ответил:

– И во что вы меня втягиваете, дети? Значит, ты, Реджеп Аязович, жениться на ней хочешь?

– Хочу, – кивнул Реджеп Аязович и тоже усмехнулся, точно зная в какую цель бить: – Другие формы сожительства меня не устраивают. Вера не позволяет.

А его вера в глазах Моджеевского была сродни Таниной демисексуальности. Потому он перегнулся через стол и накрыл своей рукой Танину и янычарскую ладони с переплетенными пальцами.

– Тогда я скажу Алене разгрузить для меня июнь. Надо думать, оборону придется держать по всем фронтам.

– Может, лучше в отпуск? – лукаво усмехнулась Таня.

– Действительно! – поддержала ее Женя.

– В отпуск? – хмыкнул Моджеевский. – А Евгения Андреевна в отпуск? Или она по-прежнему капец какая занятая в своем университете?

– А у меня бывает отпуск, – решительно заявила его половина. – Иногда. Как и у тебя!

– А в июне будет? – не давал слабины Роман.

– Будет! Ну если будет надо. Будет надо? – весело посмотрела она на молодежь.

– Обязательно надо. Мы планируем после свадьбы несколько дней выдохнуть, Иншалла, – улыбнулся Реджеп и покосился уже на Таню, которая тут же поделилась секретной информацией:

– Вообще-то у него планов лет на десять вперед.

– Надеюсь, в них значится после свадьбы съездить в Стамбул, – приподнял бровь Роман. – Потому как я точно планирую, и было бы неплохо отправиться туда всем вместе. Устроили бы семейный отдых, а мы с Аязом решили бы свои вопросы.

В ответ на это предложение Реджеп разве что не подскочил на месте. А волосы на его голове даже слегка зашевелились. Он сжал Танины пальцы чуть крепче и глухо сказал:

– Роман-бей, смилуйтесь! Там же тетки, сестры, дед, бабушка двоюродная… они же заставят нас вторую свадьбу играть. Вы себе представляете, что такое турецкая свадьба? Вернее – большая, просто огромная турецкая свадьба?

– А что такого? Ну побудет Танька второй раз невестой. Порадуете старика.

– Джаным! – Реджеп повернулся к Татьяне.

– А мне вот стало интересно, это ты из собственного опыта так испугался огромной турецкой свадьбы, а?

– Что?! Они пять лет назад старшую сестру замуж выдавали, мне пришлось ехать!

– Точно-точно?

– Тебе мой кимлик показать? Там правда по-турецки заполнено, но женат я или нет – поймешь, гугл транслейт тебе в помощь, – проворчал Реджеп.

– Что такой кимлик? – вмешался папа Моджеевский.

– Паспорт.

– Потом маме покажешь, – отмахнулась Таня.

И в этот самый момент из-под стола появилась голова Лизки, которая заговорщицки прошептала:

– Редя, а у тебя котлета есть?

– Есть, есть, – улыбнулся «Редя», который успел за последние несколько месяцев побывать и «Редькой», и «Радугой». – Тебе целую или половинку?

– Целую! – уверенно кивнула младшая Моджеевская.

Реджеп подмигнул ей, наколол котлету вилкой и вручил в ее маленькие, но цепкие ручки.

– Лиза, Ринго лопнет скоро, – проворчал Роман.

– Ринго хочет кушать! – тут же горячо заверила его дочь, на что ему оставалось только вздохнуть:

– Лучше бы это ты кушать хотела, – и снова вернуться к старшим отпрыскам двух благороднейших семейств. – Жить-то вы где планируете?

– В смысле? – с подозрением спросила Таня и кинула вопросительный взгляд на Женю. Та в ответ быстро пожала плечами.

– В прямом. Насколько мне помнится, турецкий обычай относительно этого вопроса мало чем отличается от нашего, и жена переходит к мужу. Но не в Гунинский же особняк… в квартиру этой… как ее… Светки?

– Зато музей. Ты вот его отреставрировал даже, оказывается. Нам баба Тоня рассказала, – с самой серьезной миной поведала дочь.

– Баба Тоня? А больше она вам ничего не рассказала?

– Как вы Бухану морду били, – торжественно объявил Реджеп Аязович, но был пнут Татьяной, поскольку в помещении все еще присутствовала Лизка, которая, к счастью, оказалась слишком занята Ринго, чтобы что-то такое расслышать. Потому, прокашлявшись, Реджеп добавил: – Насчет жилья – не беспокойтесь. В конце концов, я насобираю на собственную конуру из жалованья, что мне причитается в «Соль Мёньер». Больше будет причитаться – быстрее накоплю.

И был пнут Татьяной во второй раз.

– То есть Антонина Васильевна вам и про эксплуатацию трудового народа все рассказала?