Текст книги "The Мечты. Соль Мёньер (СИ)"

Автор книги: Марина Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Не буду! Вряд ли она тебя послушалась. Скорее опять что-то затевает.

О том, что Нина наверняка что-то затевает, и Роман догадывался. Жекины нравоучения немного его остудили. А вот сегодняшняя ссора с Аязом – наоборот распалила. А минус на плюс, как известно, дает минус. Потому в данный момент он находился примерно в том же состоянии вздрюченности, что и в день, когда увольнял младшего Четинкаю из своего самого лучшего в городе и на всем побережье ресторана.

Однако голову после воплей старшего Четинкаи он все-таки включил, и правда задумавшись над тем, что говорила несколько дней назад дочь: какие же документы о стройке можно спереть на кухне. В сухом остатке завис непонятный роман с Таней, о котором вещала бывшая супруга. И в этом месте в ходе его рассуждений включалась мысленная Жека, которая два дня назад решительно заявила, что уж это-то точно не его дело, и дети разберутся сами.

В общем, Роман Романович запутался. Очень запутался. И не понимал, что ему делать в этой патовой ситуации, поскольку увольнение виновника торжества ни разу не упростило задачу, а напротив – несказанно осложнило ее.

– Надень каску на голову и дальше сиди в засаде, – проворчал он, взглянув на дочь. – Иногда это помогает.

– Тогда я тоже дам тебе совет, – воинственно отозвалась Таня. – Скажи своему Хомякову, чтобы он вернул Реджепа в ресторан.

 – Я не меняю решений, – возразил Роман Романович.

– Придется! Иначе тебе не поможет ни каска, ни засада.

Женя, все еще пытаясь держать лицо, закашлялась, а из-за дивана показалась заспанная и чуточку обиженная морда Ринго. В его возрасте сон приобретал колоссальное значение.

Для Романа Моджеевского же в его возрасте колоссальное значение приобретал покой в собственном доме. А покой ему обеспечивала его половина, которой сейчас и правда было очень весело. Но это именно она накручивала его все последние дни на тему того, что он должен научиться слышать дочь, причем практически в ультимативном порядке – в противном случае простому олигарху Роману Романовичу грозил диван в кабинете. Потому, сколько бы ни длилось ее веселье прямо сейчас, если он не покажет обеим важным в его жизни женщинам, что он учится на своих ошибках, угроза простого тюркского секир башка после Таниного ухода станет поистине реальной.

Вздохнув по этому поводу, Рома решил держать лицо и важно сообщить:

– Татьяна, если бы я вот так вел переговоры с партнерами, то ты жила бы впроголодь. Убеди меня, что мне это надо. Учись добиваться своего головой, а не эмоциями.

– Вот можно подумать, что когда ты его увольнял, ты думал головой, – пробурчала Таня и вздохнула: – Ну хорошо. А тебя ничего не смущает? Например, что твой Аяз до твоего звонка был вообще ни сном, ни духом, что его сын работает в твоем ресторане. Ведь так?

Собственно, это и правда больше всего смущало Моджеевского в стройной цепочке его предположений. Да и вообще обнаружить сына Четинкаи на собственной кухне – это за гранью добра и зла. В конце концов, он бы скорее поверил, что Реджепа туда внедрили, чтобы его отравить, но за последние два года Роман с Женькой так часто забегали туда поужинать, столько он партнерских встреч там провел, да и юбилей собственной компании организовать в свое время велел именно там, что у Четинкаи-младшего было множество возможностей, чтобы совершить свое подлое дело.

Но нет! Он выжидал.

Выжидал и дождался Таню!

Может быть, Нина права, и он действительно пытается приблизиться к их семье через отношения с его дочерью.

«Дети разберутся сами!» – проворковала в его голове Женя, и он снова вздохнул:

– Да, если не врет, то не знал… Реакция была… бурной. Но, Танюш, ты сама подумай, как такое возможно? Ты веришь в случайность? Чтобы именно его сын и именно в моем ресторане! Почему он не в Стамбуле, в конце концов? Что ему вообще делать в Солнечногорске?

– В сущности – ничего особенного, – пожала плечами дочь. – Сначала он здесь родился, потом закончил школу, теперь вот работает… работал. Пока кое-кто не возомнил себя вершителем судеб.

– Да ну бред! Как сын Аяза мог родиться… здесь?! Ты знаешь, что такое его холдинг? Один из крупнейших в мире, не то что в Турции. Да он бы в жизни не допустил, чтобы его сын жил в нашей ды… в нашем городе!

– А что бы ты сделал, если бы мама увезла нас с Бодькой к черту на кулички, а? Ну мне просто интересно.

– В смысле?! Какие еще куличики? – встрепенулся Моджеевский.

– Да любые! Ну вот ты же допустил, что Бодька свалил. В чем разница?

– Ну ты не сравнивай! Богдан в семье воспитывался. С отцом и матерью. А не непонятно где и как!

Таня хлопнула себя по лбу, Женька прыснула, Ринго обижено тявкнул.

– Ну вот тем более, – с новыми силами принялась увещевать Таня. – Какой шпионаж при таких обстоятельствах.

– А он сам что говорит? Вы же общаетесь? Наверняка общаетесь!

– О чем говорит?

– Об отце!

– Говорит, что сегодня твоими стараниями отец ему мозг снес из-за того, что он, оказывается, в твоем ресторане работает… работал, – насупилась Таня и сердито отвернулась.

А Женя, воспользовавшись моментом, ощутимо ткнула Романа локтем.

– Что?! – беспалевно спросил Ромка у Женьки. – Я слушаю, ты же видишь!

Таня заинтересованно обернулась. Женька ей подмигнула и глянула на Романа.

– Уже делать пора.

– Да? Уже? – Моджеевский почесал нос и тяжко вздохнул, после чего снова ринулся в бой: – Ладно. Допустим, он и правда ничего не натворил с тем проектом и ничего не сливал. В принципе, верю. И он не обязан знать, что мы с его папашей конкуренты, чтобы обходить десятой дорогой мой ресторан. Пусть. Но мне как твоему отцу надо понимать, какие у него намерения относительно тебя. Потому как твоя мать такого наговорила, что в пору действительно у тебя паспорта изымать, а то еще в ЗАГС пойдете.

К великому изумлению Романа Романовича, Таня громко рассмеялась.

– И какие же у тебя аргументы против?

– Жень, какие у меня аргументы против? Я с утра излагал… А! Твоя мать очень недовольна его религией.

– А ты? – настаивала дочка.

– А я недоволен тем, что его отец выиграл мой тендер!

– Ясно. Так ты позвонишь Хомякову?

– Да позвоню я, позвоню! Если он еще никуда не свалил, то пусть завтра приходит в ресторан. Раиса говорит, там Валера почти повесился.

– Нет, – мотнула головой Таня. – Твой Валерий Анатольевич его выгонял, пусть он его и обратно возвращает.

– Может, мне еще лично ему позвонить и извиниться? – приподнял бровь отец.

– Пока не надо, – Таня показала ему язык, как в детстве, и решительно заявила: – И мой паспорт изъять у тебя не получится.

– Татьяна, когда тебе было четыре года, я попытался изъять у тебя шесть жевательных резинок, которые тебе бабушка сунула. Но мне это не удалось. Ты запихнула их себе в рот и проглотила.

– Как хорошо, что ты все правильно понимаешь, – улыбнулась Женя. – Тань, чай таки будешь?

– Нет, поздно уже. Спасибо, – Таня поднялась. – Спокойной ночи!

– Таня, – позвал Роман Романович.

– А? – обернулась дочка.

– А как там дела обстоят с... с привязанностью, а? Помнишь, ты говорила...

На него воззрились две пары глаз, а потом одновременно с двух сторон прозвучало:

– Ты еще спроси, где я ночую, папа.

– Рома, оставь ребенка в покое.

– Ладно, ладно! Я все понял! – поднял он руки вверх, будто бы находился под обстрелом. – Ты матери-то хоть позвони, а то она мне мозг выносит, что это я виноват, что ты из дома ушла!

Таня хмыкнула в абсолютной уверенности, что случилось все именно при участии отца. Но придержала свое мнение при себе.

– Позвоню. Но к ней я больше не вернусь. Это если она вдруг начнет тебя и по этому поводу обрабатывать.

– Вот так категорично?

– Да.

– А хочешь... хочешь у нас пожить? Жень, ты же за?

Женя торжественно кивнула Роману и весело глянула на Таню.

– Не-а, – улыбнулась и Таня. – От вас на работу далеко ездить.

– Все. Больше не лезу. Буду заниматься воспитанием Лизы.

Малыш Роже

Воспитанием Реджепа Четинкаи заниматься было проблематично, поскольку ему удалось благополучно извести всех, кто имели хоть какую-то возможность влиять на такой важный аспект жизни как его поведенческие схемы. И переживать, что скажет мама и, уж тем паче, папа – он давно уже разучился, если вообще когда-то умел.

Наталья Валентиновна, приглашенная на постоянную работу переводчиком, распродала всю имеющуюся в Солнечногорске недвижимость и переехала в Испанию вскорости после того, как сам Реджеп сгинул в Париже. Вырученного ей хватило на покупку отличного домика в Аликанте, и это гарантировало, что занятая, она не так уж часто станет баловать сына визитами. Что же до отца, то он был занят всегда и всего двумя вещами: бизнесом и попытками избежать позора от неразумных действий своих дочерей. Что же до самого Реджепа, то Аяз-эфенди, конечно, пытался воззвать к разуму сына, но чаще оставался неуслышанным ввиду того, что тот попросту не отзывался, нисколько не преувеличив редкость общения с отцом в своем рассказе Татьяне: раз в месяц и на Байрамы – поскольку это святое.

Благоразумно решив, что звонок накануне заменит необходимость звонить в январе, он больше не парился и спал богатырским сном ровно до 8:00 следующего утра, когда телефон его тренькнул сообщением. По этому поводу Реджеп глухо простонал в подушку, приоткрыл один сонный глаз, обнаружил, что за окном мрачно и серо, а значит, то ли очень рано, то ли очень плохая погода, и пошарил по дивану в поисках трубки. Та нашлась под одеялом (меньше надо на сон грядущий сериалы смотреть). И возвестила о том, что сама Жюли Ламбер изволила ему написать. Во всяком случае, именно ее имя значилось в пуш-сообщении, начинавшемся со слов: «Salut, mon cher Recep, mon bien-aimé, mon petit Roger...»[2]2
  Привет, мой дорогой Реджеп, мой любимый, мой малыш Роже...


[Закрыть]

Дальше читать Реджеп Аязович не соизволил. Спервоначалу мазнул пальцем по экрану слева-направо, убирая с глаз долой дурацкое послание от бывшей. А опосля решил, что надо бы и номер блокануть. У него был не очень большой черный список, состоящий только из самых избранных людей, но Жюли особенная и определенно достойна быть среди элиты.

Спросонку потерев закисший глаз, Реджеп сладко зевнул и полез в телефонную книжку, как вдруг прямо в его руках входящим звонком заголосил означенный агрегат. Да так, что Шеф его чуть не выронил.

Нет, это была не Жюлька. Это был… Хомяк!

– Да, Валерий Анатольевич, – как мог в такую рань бодро выдохнул Реджеп в микрофон.

– Доброе утро, – проскрипела трубка голосом бывшего директора с интонациями, слабо поддающимися точной идентификации. То ли еще не проснулся, то ли хорохорился. – Как сам?

– Волею Аллаха жив пока. А как ваше здоровье? Как ваша... кхм... супруга?

– Ну тоже в общем-то… волею, – промямлил Хомяков, потом недолго посопел в трубку и продолжил: – Тут, Реджеп, такое дело…

– Важное? – подсказал Шеф.

– Очень. Ты… как? Готов к труду там… к обороне?

– В смысле... вы меня теперь хотите... грудью на амбразуру? Моджеевский все-таки подал в суд?!

– Да, – облегченно выдохнул Валерий Анатольевич, и резко выкрикнул: – Нет! То есть… Да – на амбразуру, и нет – в суд никто не подавал.

– Так а чего надо-то? – совсем запутался Реджеп.

– Тут такое дело… – Хомяков даже сам себе напоминал заезженную пластинку. Собственно, а как еще он мог выглядеть в этой ситуации? У генерального семь пятниц на неделе, а расхлебывать приходится ему. И объясняться. И, возможно, уговаривать. Потому как этот пункт был выделен господином Моджеевским особенно – сделать что угодно, но вернуть шефа в кухню ресторана. – В общем… Приказ о твоем увольнении отменен. Вернее, аннулирован. Вернее, его вообще не было. Все понятно?

– А? – проявил феноменальную понятливость Реджеп Аязович, смекалкой удавшийся в своего бизнес-папу.

– Что «а»! – включил Хомяк директора. – Упал, отжался, блин! И явился на работу без опозданий!

И тут до него и правда дошло.

Дошло самое главное.

Таня!

Она всерьез тогда обещала. Она не говорила о невыполнимом.

От этой мысли Реджеп проснулся окончательно и сел на подушках, зарывшись пятерней в рыжий чуб. Но голос его прозвучал несколько насмешливо – все же это он мог себе позволить:

– Валерий Анатольевич, а у меня время подумать и поиграть в обиженку есть или все совсем плохо?

– А совесть тебе что говорит?

– А вам?

– Раиса выпишет тебе премию.

– И дни, что я не работал, тоже будут оплачены.

– Конечно! – пылко заверил Хомяков.

– И мы берем человека на десерты, – решил попытать удачу Реджеп (кондитера он выпрашивал уперто и совершенно безуспешно уже месяцев восемь).

– Не в этом году, – уклончиво сказал Валерий Анатольевич, наконец-то почувствовав себя в своей стихии.

– Но в январе мы об этом подумаем? А то я не буду больше на всех ваших балалайках играть, которыми должен бренд-шеф заниматься, а вы экономите!

– А ты не дави, пользуясь случаем. Не дави! Звезды, как ты должен заметить, слишком часто бывают переменчивы. Сейчас они на твоей стороне, но мало ли, кому им захочется посветить завтра.

– Да у нас теперь с Роман-беем все на мази! – хохотнул Четинкая. – Ладно. К десяти буду. Пусть варят мне мой любимый кофе, только добавят имбирь, а то у меня простуда.

– Не думай, что я не понимаю, откуда ветер дует, – хмыкнул директор. – Так что с кофе сам разберешься. И помни: без опозданий. У меня на столе как раз предложения по системе штрафов лежат. Любопытное, между прочим, чтиво. А я ведь и утвердить могу. Станет бестселлером.

– Татьяна-ханым разработала? – рассмеялся Реджеп.

– Да уж не я.

– Далеко пойдет девочка! – было объявлено напоследок, после чего Шеф отключился.

Недолго посидел в постели, глядя прямо перед собой, и губы его медленно шевелились, произнося какую-то немыслимую абракадабру на смеси русского и турецкого и, очевидно, возносившую хвалу небесам. Нет, он не боялся остаться без работы. Что-нибудь непременно нашлось бы, но одно дело работать в лучшем ресторане побережья и совсем другое – непонятно где и как. Вернее, конечно, его тут же с руками и ногами оторвало бы любое столичное заведение. А после Парижа и Ле Кордон Блю и ближнее зарубежье его услугами не погнушалось бы. Да и в кулинарное шоу на отечественное ТВ звали, что, чего уж греха таить, тешило его самолюбие и годилось на самый крайний случай.

Но ни один из этих вариантов не позволял ему остаться ни в родном городе, ни вообще у моря. Просыпаться по будням в рань, бегать по набережной, купаться, когда вздумается, в том числе среди зимы. Кормить лебедей булкой в обеденный перерыв. Не задумываться о будущем. Видеть Таню.

Видеть Таню.

И бродить в горах по ночам, собирая тыквы.

– А был реальный шанс открыть анчоусную, – пробормотал Реджеп членораздельно и подорвался с кровати.

Душ. Стакан воды. Овсянка с сухофруктами. Два кусочка сыра. Кофе.

Жуткое желание немедленно набрать джаным. Поблагодарить по официальной причине. По неофициальной – появился весомый повод звонить ей прямо с утра. Удержало одно-единственное обстоятельство. Это на кухне суббота – разгар рабочей недели. А у админперсонала нынче – нормальный обычный выходной. Нет, конечно, Таня частенько и по выходным являлась, маленькая трудоголичка. Но мало ли... вдруг именно сегодня она решила остаться дома и поспать лишний час. Все же вчера от него явно с отцом говорить помчалась. А значит, неизвестно, как быстро ее переговоры закончились. Но дипломат из младшей Моджеевской, кажется, прирожденный.

Хотя вопрос еще, что она наобещала взамен его возвращения. Аяз, к примеру, всегда соглашался только на обмен обещаниями. Признание имени – взамен традиционного воспитания. Содержание – взамен отличных оценок. Париж – взамен двух лет мучений, во время которых его реально пытались наставить на путь истинный. В общем, настоящий торговец.

Отбросив пока эту мысль, Реджеп решил не будить человека по чем зря. Они действительно успеют созвониться позднее. И, может быть, даже увидеться.

Вдохновленный этой мыслью, под легким снегопадом и в отличном настроении он выдвинулся по набережной в «Соль Мёньер». Поглядывал по сторонам, рассматривал украшенные к праздникам витрины. Оказавшись недалеко от Солнечногорского театра, сделал несколько снимков новогодней елки, которую даже и не заметил раньше. Может быть, ее поставили, пока болел. А может, в ежедневной беготне вообще ничего не видел. А теперь вот... попалась на глаза.

Зафигачил сэлфи в Инстаграм. Обнаружил, что в рекомендуемом вылез фудблог некой Мечтательницы, на который Инста настоятельно рекомендовала ему подписаться. Но фудблогингом Реджеп не увлекался, да и пальцы мерзли вникать.

И потому еще через пять минут входил в уже открывшийся ресторан через центральный, а не через служебный вход. Встречали его с фанфарами, чего и следовало ожидать. Анфиса от счастья едва не грохнулась в обморок. Тоня – чуть не откромсала себе палец, чего даже и не заметила бы, подав вместе с салатом из меню завтраков на стол. Генка вопил, как потерпевший, и клялся больше никогда-никогда не жечь блины, но жечь сердца глаголом.

Да и остальные разве что не прыгали на радостях.

Хомяк же, сунувшись к нему на кухню, вежливо поздоровался. Бариста – подсунул любимый кофе.

– Вери, вери, вери хэппи! – вещала Настя, непонятно откуда взявшаяся в собственный выходной. Не иначе как сорока на хвосте донесла, что Шеф вернулся.

– За дело! – взревел Реджеп Аязович, пытаясь прекратить эту фантасмагорию и почему-то испугавшись, что его сейчас под руки подхватят и на радостях качать начнут. И еще подбрасывать в воздух колпаки. Кошмар, короче.

И весь последующий час гаркал по кухне, строго вещая, что больше байдыки бить не позволит. Хотя не забывал при этом иногда нахваливать всех тихонько и по отдельности: мол, ты молодец, со своим участком справился. Метод кнута и пряника по-четинкайски.

И лишь к обеду опомнился, вынырнув из тысяч несделанных дел. Выскочил на улицу, нащупал в джинсах телефон, закурил и наконец решился. Набрал джаным.

– Алё, – проговорил ее голосок прямо ему в ухо.

– Да продлит Аллах твои дни, Татьяна-ханым! – радостно поприветствовал Четинкая, топая в сторону набережной и чувствуя, как ветер шевелит его волосы. – Да не увянут цветы в твоем саду! Да будет полон золота твой шатер! Да не кружат коршуны над твоей головой! Ну и чтобы без соплей обошлось! Иншалла!

– И тебе привет, – усмехнулась Таня. – От Маффина тоже.

– Маффину тоже наше с кисточкой... Я... я в ресторане.

– Я же слышу, что ты на улице.

– Перекур. Я на парапете... вот сел. Мне Хомяк позвонил...

– И ты в ресторане, – договорила Таня.

– И... да, – улыбнулся он неловко, искренно радуясь, что она сейчас не видит его лица. Выражение на нем, должно быть, преглупое. – Ты с отцом поговорила, да?

– Немножко, – она тоже улыбнулась. И выражение ее лица было счастливым. Впрочем, и он не мог этого видеть. – Вся эта история вышла какая-то… дурацкая. И я рада, что ты вернулся.

– Я думал, он тебя не послушает.

– У него и своя голова на плечах имеется.

– Это ты в него такая умная?

– А в кого ты такой вредный?

– Бабаанне... Бабаня, короче. Бабушка по отцу. Не дай бог тетка была, пусть покоится с миром. Пыталась меня в мечеть водить, но как-то не срослось.

– Наверное потому, что ты с детства был упертым…

– Наверное. Джаным, – позвал он ее.

– Что?

– Сагол.

– А?

– Спасибо, говорю.

– За что? – удивилась Таня.

– За то, что разрулила.

– Скорее, я это заварила, – она вздохнула, – поэтому не за что благодарить.

– Ну я же правда сын Аяза, – хохотнул он, а потом, не давая себе перевести дыхание и засомневаться, выпалил: – Давай встретимся и пообедаем?

– В смысле?

– В смысле – у тебя выходной, а у меня есть право на обед. Почему бы не пообедать?

– Сегодня не получится. Сегодня мы с Маффином едем к доктору.

– Аллах, Аллах! Что с ним? Тоже простудился? Или ты все-таки планируешь его кастрировать?

– Не смешно, – буркнула Таня.

– Понял. Заткнулся. И на работе ты появляться не планируешь?

– Не-а. До понедельника можешь работать спокойно.

Реджеп уныло вздохнул. От парапета потянуло холодом. Официальных уважительных причин для их посиделок не оставалось. И человек имеет право на выходной. Но это обидно, вообще-то! Сначала приручила, а теперь у нее «работай один до понедельника»!

Еще и спокойно.

Но надо отдать Четинкае должное. Виду он не подал.

– А что там с сыроварней? – вспомнил Реджеп прошлогодний снег, когда ему на нос приземлилась снежинка актуального сезона: – Договор оформили? Хомяк подписал?

– Да, – торжественно провозгласила Таня. – На следующей неделе будет пробная партия. Так что сам будешь разбираться что, куда и как.

– Обкатать надо, – улыбнулся он. – Если ты с ними общаешься, то передай, что я им мопед после праздников привезу. Все равно не сезон.

– Нашел проблему! Давай курьером отправим.

– Ну давай. Займешься?

– Ага. Но в понедельник!

– Да понял я, понял... Ладно... Маффину привет и это... бодрости духа. Если он боится уколов – звони, я примчусь и поддержу его.

– Обязательно передам, – весело пообещала она. – И не переживай. Никаких уколов не будет.

– Договорились. Тогда я с легким сердцем пошел вкалывать. Счастливо, джаным.

– Я тебе не джаным! – рассмеялась Таня и отключилась.

– Поглядим, – уклончиво буркнул Реджеп морю и сунул трубку в карман. Не спеша докурил, потому как в голове была хоть и не гречневая, а тыквенная, но все-таки каша. А потом вернулся на кухню. Работы накопилось ну как-то уж слишком перебор. Может, из-за его четырехдневного отсутствия, а может, потому что мысли были заняты совсем другим.

Другой.

Отставить.

И без того все вокруг кипит и скворчит.

Но вконец все вскипело около четырех пополудни, когда в кухню влетела метрдотель и, сверкая квадратными глазами, выпалила:

– Четинкая, срочно в зал!

– С какого перепугу? – отозвался он.

– Там Моджеевский пришел, с партнером обедал. Сейчас партнер ушел – тебя попросил позвать. Говорит, выразить благодарность шефу-повару!

– Типа он первый раз у нас ест! – офигел Реджеп, в какой-то мере понимавший, откуда ветер дует. Но все же продолжавший сопротивляться даже гипотетической возможности вот так сразу предстать лицом к лицу с Роман-беем.

А с другой стороны, это не он накосячил. Пусть тот, кто накосячил, и отдувается.

Взбодрившись этой светлой мыслью, Шеф поправил колпак и с важным видом спросил:

– Зал какой?

– Шестой.

– Это который на один столик? Кабинет?

– Ага.

– Заметано. Что у него там сейчас?

– Кофе пьет.

– Ясно. Быстро оформите мне шоколадные маффины! – рявкнул он девочкам, а через десять минут с этими самыми маффинами вошел в зал, занимаемый Романом Романовичем Моджеевским.

– День добрый, – поздоровался главный солнечногорский бизнесмен, владелец ресторана «Соль мёньер» и по совместительству отец джаным, категорически настаивавшей на противоположном, едва пред его очи предстала наглая рыжая морда полутурецкого происхождения.

Эта наглая рыжая морда, совсем непохожая на нашкодившего кошака, в ответ кивнула, математически выверенным жестом наклонилась над столом, поставив на него поднос с десертом, потом точно так же разогнулась и нахально ответствовала:

– Добрый день, Роман Романович. Какими судьбами?

– Да вот сложилось так, что здесь оказался, – ответствовал Моджеевский. – Решил воспользоваться случаем и на вас посмотреть. А то что-то слишком много вас стало в моей жизни в последнее время.

– Ну если бы вы сами не проявляли интерес и меньше вдавались в детали, то меня по-прежнему бы в ней не было, – не растерялся Реджеп.

– Да вы присаживайтесь. В ногах правды нет, – Роман Романович отставил в сторону чашку, с любопытством глянул на кексы и задумчиво почесал бровь. – И что же именно, позвольте узнать, вы считаете малозначительной деталью, на которую мне не стоило обращать внимания?

Реджеп шумно двинул стул и бухнулся напротив Моджеевского. Бровь, надо сказать, почесал с зеркальной точностью.

– Я думаю, ту, из-за которой я был... нейтрализован из ресторана несколько дней назад. Я понимаю, что это звучит бредом, но именно к этой детали я имею очень мало отношения.

– Но вы действительно сын Аяза.

– Да. Действительно. И что в этом такого? Вы же тоже чей-то сын, а не сам по себе.

– Но я никогда не работал у конкурентов своего отца. А вы оказались в моем ресторане.

– Я просто устроился на работу. Дать наследнику крупного холдинга кулинарное образование во Франции – слишком крутая многоходовка, чтобы за это браться, даже преследуя цель насолить конкуренту. Да и неужели вы думаете, что мой отец подставлял бы меня в случае необходимости? Поверьте, у него достаточно людей, которые справились бы с поставленной задачей гораздо лучше меня. Тем более... ну не на кухне же мне воровать ценную информацию!

– Красноречием ты явно пошел в отца, – хохотнул Моджеевский. – То есть – вот такая случайность. Ты, сын Аяза, в моем ресторане.

– Ага. Я, сын Аяза, в вашем ресторане. И кстати, уже давно. Я несколько банкетов для вашей компании готовил и кучу семейных праздников обеспечивал угощением.

– Вот в этой части претензий не имею, – снова усмехнулся Роман Романович.

– Рад, что угодил. Наша команда старалась. Есть еще какие-то вопросы ко мне? Я сегодня на все отвечаю!

– Не стоит путать смелость с наглостью, Реджеп Аязович.

– Как и здоровое стремление к безопасности со стереотипами.

Моджеевский кивнул и сцепил пальцы в замок. Улыбки на его лице как не бывало.

– Коль уж мы заговорили о стереотипах, то спрашивать, что у тебя с моей дочерью, не буду. Но предупреждаю: если у нее из-за тебя хотя бы просто однажды испортится настроение – придушу как… как там у вас говорят?.. как паршивого пса. И скормлю акулам.

– Но пока вы меня еще не скормили акулам, можно я вернусь к работе? – в противовес ему улыбнулся Реджеп, вдруг подумав, что раз вопрос обстоит именно таким образом, значит, у них с Роман Романычем все всерьез и надолго.

– Пока можно.

Второй раз спрашивать Четинкая не стал. Подхватился со стула, брякнул приличествующее случаю «хорошего дня» и двинулся к двери. А потом неожиданно даже для самого себя обернулся и совсем другим, чем во время всего их разговора, очень задумчивым тоном уточнил:

– А это уже можно считать родительским благословением или пока еще рано?

– А это зависит только от Тани.

– Я вас понял, Роман Романович, – кивнул Шеф. С тем и вышел, задумчиво ковыряясь в собственных желаниях и планах и все больше уверяясь в том, что самое главное – оформилось окончательно.

И даже Судьба перевела дыхание, решив, что основная цель достигнута. Если хоть один из строптивцев все осознал, тем более – этот, то у второго шансов уже и нет. Рыжий дожмет.

Но, забегая вперед, авторы вынуждены констатировать: все, включая Судьбу, успокоились очень преждевременно. Поскольку есть еще такое понятие как Рок. Фатум. Фатальность. И если вовремя не принять меры или игнорировать знаки, посылаемые космосом, то вляпаться можно так, что мало не покажется. И именно это и случилось с нашими героями. Они – вляпались. Впрочем, долго ли им?

Субботу Реджеп Аязович дорабатывал уже в относительном покое, нарушаемом лишь привычной предновогодней суматохой – Моджеевский оставил Хомякову некоторые пожелания для новогоднего банкета, и пришлось в авральном режиме до 23:00 адаптировать все, что можно, под эти пожелания. После 23:00 – адаптация проходила уже не в авральном режиме, а внутри черепной коробки нашего Шефа.

А вот в воскресенье ему, как обухом по голове, стукнуло: а что он подарит Тане на Новый год? Нельзя же оставить ребенка без подарка под елочкой? Этого – точно нельзя. И сковородка жареной рыбы под категорию подарка не канает. Потому с утра он засел в интернете в поисках чего-нибудь подходящего, а, явившись на работу, продолжал додумывать эту мысль, так ничего и не выбрав.

Воскресенье закрутило его как американские горки в парке развлечений. По стране гудели новогодние корпоративы, и значит, заказов на доставку в пределах Солнечногорска и его околиц шло неимоверное количество. Это тоже нужно было контролировать. Посреди рабочей круговерти он дышать не успевал, пока не выполз на обед, едва волоча ноги. Инстаграм по-прежнему настоятельно рекомендовал ему блог Мечтательницы, как раз пополнившийся новым постом, анонсировавшим какой-то клуб и обещавшим скоро поделиться названием и подробностями. Реджеп Аязович не вникал, но подписался. Ему не жалко. Раз уж эта шайтан-машина так настойчиво пихает.

А потом вдруг дошло. Придумалось. Пришло само. Подарок для Тани приобрел очертания, оставалось только решить, как реализовать, но, как известно, мысль – материальна, и даже самый первый в мире карандаш сначала был в чьей-то голове, а уж потом – явил себя на свет в виде грифельного стержня и деревянной оболочки. Так и ему, Реджепу Четинкае, нужно всего лишь способ воплощения найти. Что нам стоит дом построить? Нарисуем – будем жить.

Ну а в понедельник прямо с утра случился КРИЗИС.

Личный. У Шефа.

И несмотря на свой выходной день, он приперся на работу с утра пораньше, мотивируя это тем, что в горячий новогодний период ему, местному султану, негоже баклуши бить, тем более после четырехдневного отсутствия. Но на самом деле куда больше его тревожило двухдневное отсутствие джаным, хотя об этом, наверное, никто особенно и не догадывался.

Обычный Шеф обычно рявкал посреди кухни, гоняя поваров и стюардов в хвост и в гриву и не особо переживая о сложных душевных организациях их нежных душ. А потом еще и на доставке налажали, потому вместо десяти порций дорады на подушке из шпината в какую-то фирму ушли десять порций мидий. Все это, конечно, решалось в штатном режиме, но голос Шефа грозно звучал по зданию, разве что до залов с гостями не долетая.

Зато ровно в 13:00 по местному времени его насупленная и очень серьезная рыжая физия расплылась в довольной улыбке, едва он прочитал имя на экране трезвонящего входящим звонком телефона.

– Джаным, – выдохнул он, выскочив в коридор – ну правда, не светить же всем своей личной жизнью?

– Привет, – прощебетала Таня. – Что у тебя сегодня с правом на обед?

– Право на жизнь гарантировано Конституцией. А еда – эту гарантию подкрепляет.

– Тогда я приглашаю тебя.

– Чтобы готовил не я? – улыбнулся он, и его улыбку она определенно расслышала.

– Ты против?

– Нет. Тогда пошли в «Утиную охоту». У них лучшая дичь.

Туда они и отправились. Им повезло дважды. День выдался солнечным и очень теплым, и посетителей в ресторане с лучшей в городе дичью было немного. Поэтому свой заказ они ждали недолго, расположившись за столиком у окна. Реджеп традиционно что-то рассказывал, а Таня слушала и щурилась на солнце. И, может быть, где-то посреди декабря, почти под самый Новый год, их ждало самое настоящее жаркое лето – его им обещали улыбки их глаз и мимолетные прикосновения, которые настоящими прикосновениями так и не становились.