Текст книги "Суд Джульетты"
Автор книги: Марина Рощина
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
– Диана задумала отравить меня, потому что не смогла простить измену? – сквозь смех выдавил Мирошников. – Круто. Да если хочешь знать, это она трахалась за моей спиной с малышом Савченко, пока я не застукал их на горячем, прямо на рабочем месте. Естественно, я тут же послал ее туда, где она только что находилась. Я бабами делиться не привык. Кстати, она особо и не расстроилась, тем более что бабок к тому времени из меня вынула больше чем достаточно. Они с Савченко два сапога пара, оба из многодетных семей, голодное интернатское детство, родители алкаши, уйма общих воспоминаний. Короче, буквально созданы друг для друга.
Диана изменяла Мирошникову с его адъютантом? Забавно. Может, Савченко и есть тот загадочный плясун, о котором рассказывала Даша Поклепова? Эта новость в корне меняла ситуацию. Диана как будто выпадала из списка подозреваемых, но что тогда означал сегодняшний разговор в офисе? После сеанса подслушивания у Ани нарисовалась довольно четкая картина преступления: Каширская и есть та самая беспощадная отравительница, к тому же у нее вполне мог быть доступ к личному сейфу Мирошникова, чем она и воспользовалась, когда поняла, что преступление удалось лишь наполовину. Оставалось узнать, каким образом Диана умудрилась посадить на ампулу отпечатки пальцев Мирошникова. Но это, как говорится, дело техники.
– И все равно это сделал кто-то из своих, – упорно стояла на своем Анна. – Потому что этот человек мог преспокойно войти в офис «ВитаМира», открыть сейф и положить туда ампулу. Кто это мог быть?
Мирошников отфутболил ногой пустую бутылку, жадно приложился к новой и, глядя куда-то в стену, медленно произнес:
– Да мне плевать кто и зачем. Ну найду я этого урода, ну накажу его самой страшной смертью, какую только смогу придумать, и что? Думаешь, мне легче станет? Нет, не станет. Потому что это не вернет мне Настю. Я сижу здесь один, в этом доме, который построил для нее, глушу виски сутками и думаю только об одном: «Зачем, зачем я услышал то, что она сказала мне перед смертью?! Ведь если бы я ничего не услышал, я бы спокойно взял чашу, выпил и сейчас бы не сходил с ума от мысли, что это я ее убил!»
– Что ты говоришь? – испуганно воскликнула девушка. – Что она сказала тебе перед смертью?
– Ловушка, – отозвался Мирошников, тупо глядя перед собой. – Она сказала: «Ловушка».
– Виталий, но это же очень важно! Выходит, Настя поняла, что ее хотят убить!
– Одно только слово, и этого хватило, чтобы она умерла, а я остался жив. – Мирошников, казалось, не слышал ее. – Но ничего, это ненадолго. Недолго мне осталось топать по белу свету.
– Почему? – хрипло спросила Старцева. У нее вдруг пропал голос.
– Потому что убийца охотился за мной. И он не отступится. Мне не спастись.
Мирошников вынес себе приговор с каким-то ужасающим равнодушием, глядя перед собой холодными и абсолютно трезвыми глазами. Зато Аня перепугалась не на шутку. Одним глотком влила в себя содержимое стакана и попрощалась.
Уже у самой двери она вспомнила, что не задала вопрос, который все время не давал ей покоя. Если все, что рассказал Мирошников, – правда, за что тогда Диана Каширская получила шикарную квартиру в престижном районе, новенькую «ауди» и немаленькую сумму наличными. За что платил Мирошников?
3
До сих пор Виталий Мирошников в представлении Анны существовал в виде некоего виртуального персонажа наподобие героя компьютерной игрушки, способного победить всех и вся и начисто лишенного каких бы то ни было человеческих пороков. Реальный Мирошников существенно отличался от своего брата-близнеца, изготовленного по его подобию, но специально для скармливания журналистам. Этот Мирошников был прежде всего человеком и поэтому нравился Анне гораздо больше, чем прилизанный и приглаженный образ героя журнальных обложек. И этот Мирошников отчаянно нуждался в помощи.
– Что-то он совсем плох, – посетовала Аня Максу, садясь в автомобиль. – Ты присматривай за ним, Максим. Как бы он глупостей не натворил.
Макс кивнул. Он хотел пояснить дотошной девице, что и без ее напоминаний много лет служит Мирошникову и мамкой, и нянькой, и лучшим другом, и слугой. В то время как его сверстники получили хорошее образование, занимаются серьезными делами, достойными мужчины, он превратился в какого-то Берримора при сиятельном семействе, без права на собственную жизнь и обязанного днем и ночью по первому требованию являться ко двору, дабы беспрекословно исполнять прихоти хозяев. Причина была более чем банальной – деньги. Он был единственным кормильцем в семье, и на его попечении находилась мать, ставшая инвалидом после двух перенесенных инфарктов, и младшая сестренка, которую нужно было вырастить и дать хоть какое-то образование.
Поднимаясь в редакцию, Аня молила Бога лишь о том, чтобы Андрей оказался на месте – уж больно не терпелось поделиться с ним добытыми сведениями. И хотя она не единожды зарекалась распускать язык перед Ветровым, сейчас ей было не до соблюдения обетов – он опытный журналист и сможет дать толковый совет, тем более что ее право на участие в расследовании этого дела он, кажется, признал. Увы, молитва не была услышана. Вместо Ветрова на его столе вальяжно расположилась красивая длинноногая блондинка в лимонно-желтых облегающих брючках, в полупрозрачном топике, выражаясь языком Мирошникова, явно из тех, что подороже, и покуривала тоненькую сигаретку, стряхивая пепел прямо в горшок с драгоценным кактусом. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы смекнуть, к кому пришла эта обладательница бесконечных ног, тем более что о романе Ветрова с одной из самых завидных невест Москвы Старцеву просветили в первый же день практики.
Аня вмиг почувствовала себя неуютно. И хотя с некоторых пор она поняла, что мужчины больше ценят не тех женщин, что хорошо одеваются, а тех, которые хорошо раздеваются, рядом с этой божественной полуголой Наташей, с ее бархатистой, покрытой персиковым загаром кожей, ухоженными руками и блестящими волосами, Аня почувствовала себя репейником на розовой клумбе. «Плевать. – Она только тряхнула головой. – Я с ней конкурировать не собираюсь». И уткнулась в компьютер, стараясь сосредоточиться на работе.
Вскоре вернулся Ветров, основательно нагруженный тяжелыми папками, но ужасно довольный. Будто охотник, которому посчастливилось подстрелить редкого зверя.
– Привет! – поздоровался он с обеими барышнями, а затем обратился к своей: – Давно ждешь?
– Давно! – капризно надула губки Наташа. – Такая скучища у тебя! Поговорить даже не с кем.
– Ну извини, замотался. Я уже почти освободился, только вот убей бог не помню, куда и зачем мы идем?
– Ну естественно, – кивнула Наташа. – Я уже давно заметила, что у тебя случаются провалы в памяти, особенно когда речь идет о делах семейных. Мы идем покупать подарок твоему будущему тестю. Ты хотя бы не забыл, что у него в среду день рождения?
«О нет, только не это!» – мысленно простонал Андрей, в деталях представив предстоящую экзекуцию. Нет, он, конечно, любит ходить по магазинам, особенно по книжным или музыкальным, но никак не по тряпочно-антикварным, куда непременно устремится Наташа в поисках чего-нибудь оригинального. Но ничего не поделаешь. Хочешь не хочешь, а приобщаться к радостям семейной жизни все равно когда-нибудь придется. Вот только перед уходом ему нужно провернуть еще одно дельце. По счастью, Старцева была на месте.
– Ну, как успехи? – бодро спросил ее Андрей.
– Никак, – буркнула Аня, не отрываясь от монитора.
– Жаль, – посочувствовал Андрей, не замечая злобного настроения практикантки. – А что делать собираешься?
– Ничего. – Лексикон Старцевой враз ужался до одних наречий.
– Хорошее дело, – одобрил Андрей. – Послушай, Анюта, не в службу, а в дружбу, съезди в Историческую библиотеку и сделай для меня несколько выписок из архива. Дело нетрудное, но столько времени отнимает! Пока найдешь, пока заказ выполнят… А ты, пока будешь ждать, можешь поискать что-нибудь по своей часовне. Мне кажется, это очень перспективное направление.
Будущая звезда журналистики не умела дуться больше пяти минут:
– Съезжу. Давай пропуск.
– Вот и отлично, – обрадовался Андрей и быстро накалякал на бумажке список вопросов. – Кстати, в редакцию можешь сегодня не приезжать, не к спеху. Завтра привезешь.
Сладкая парочка удалилась, оставив после себя запах дорогого парфюма и чувство легкой досады у тех, кому не посчастливилось принадлежать к высшему обществу. Под предлогом того, что усыновленный ею кактус экстренно нуждается в приеме солнечных ванн, Аня подошла к окну. Андрей и Наташа пересекали площадь и что-то оживленно обсуждали. «Вот бы узнать, о чем они там шепчутся», – мечтательно подумала девушка.
И не ошиблась в своем любопытстве. Говорили о ней.
– И на фига сдалась тебе эта практикантка, – разглагольствовала Наташа, не забывая отмечать, как реагируют на ее внешность встречные мужчины. – По-моему, классический образец того, каким не должен быть журналист. Замкнутая, необщительная… Я пыталась ее разговорить, без толку.
– Не замечал, – искренне удивился Андрей.
За несколько дней, проведенных в «Репортере», Старцева умудрилась перезнакомиться и подружиться абсолютно со всеми сотрудниками, за исключением, пожалуй, сантехника дяди Коли, и то потому, что в последнее время унитазы работали как часы и в его визитах не нуждались.
– Все равно из нее толку не будет, – уверяла Наташа. – Она же провинциалка из серой обывательской семьи, ею и останется. Времена Ломоносовых, притопавших из глухих деревень покорять Москву, остались в прошлом. Сейчас личность человека определяет образовательная база, а закладывается она еще в детстве, в частных школах и лицеях.
Анна, разумеется, не слышала, как ученая столичная зазнайка отзывается о ее способностях и перспективах на будущее, но интуитивно почувствовала. На выпад она ответила выпадом.
«Не ноги, а две поминальных свечи», – язвительно заметила она, наблюдая, как профессионально дефилирует Белостоцкая в своих желтых брюках.
Из виртуальных бабских разборок ее вывел звонкий голос секретарши Юленьки:
– Эй, Анька, где твой шеф шляется? Ему тут факсик из Голландии пришел.
– Ушел за подарками будущему тестю.
– Значит, передашь, когда вернется. О’кей?
Аня положила факс на стол Андрея и для верности придавила его тяжеленным «Словарем синонимов русского языка». Она машинально пробежала глазами содержание, и, хотя послание было на английском, ее знаний вполне хватило, чтобы прочитать:
«На Ваш запрос сообщаем, что все права на использование и дальнейшее распространение оборудования для упаковки продуктов питания компании «SuperPac» переданы нашему эксклюзивному представителю фирме «Пола». С вопросами и предложениями обращаться по адресу… С уважением, управляющий компании «SuperPac» мистер Джереми Спейзер».
Интересно, зачем это Ветрову понадобилось упаковочное оборудование «SuperPac»? Может, решил забросить репортерство и податься в бизнесмены? Что ж, как говорится, Бог в помощь, хотя в мире журналистики его будет очень не хватать.
Глава 11
1
Утомленные солнцем пленники города безуспешно искали спасения от июньского зноя в густой тени парков и искусственной прохладе кондиционированных магазинов и кафе. Выпрыгнув из раскаленного чрева трамвая, Аня Старцева устремилась в Историческую библиотеку, и, как оказалось, не прогадала. Полутораметровые кирпичные стены здания, построенные в позапрошлом веке, надежно сохраняли живительную прохладу внутри помещений в самый невыносимый солнцепек без помощи всемогущих кондиционеров. Народу в залах было совсем немного, основные клиенты – студенты и аспиранты – разбежались на каникулы, и за столами сидели только неудачники, умудрившиеся завалить летнюю сессию, и несчастные абитуриенты, готовящиеся к добровольной экзекуции в виде вступительных экзаменов.
Удовлетворить любопытство Ветрова оказалось проще простого: ему зачем-то понадобилась информация о количестве проживающих в Смоленской губернии в 1875 году с полной демографической выкладкой, и библиотекарь из справочного отдела быстро подобрала нужные сведения. Другое дело часовня, которая подобно своим прихожанам ревностно оберегала свою тайну. Аня перелопатила горы книг по истории архитектуры, всевозможные церковные календари и справочники, пересмотрела десятки фотоальбомов, иллюстрирующих достопримечательности Москвы и ее окрестностей, и даже зачем-то залезла в учебник по проектированию церквей. На слове «абсида» споткнулась и пошла в местную закусочную. Попивая холодную минералку, она думала о том, как неплохо было бы сейчас оказаться где-нибудь на пляже в Серебряном Бору, вместо того чтобы копаться в заумных книжках, где что ни слово, то сплошная абсида. И самое печальное – она по-прежнему плохо представляет себе, что, собственно, ищет. В глубине души девушка надеялась, что, раздобыв сведения о часовне, сможет узнать и об общине, а значит, и о ее наставнике, которому – в этом Аня была абсолютно убеждена – многое известно об убийстве Насти Полуниной. Да и Андрей поддержал, назвав этот путь перспективным.
Ни в какой Серебряный Бор она, конечно, не поехала. Как миленькая поплелась на рабочее место и тут же была вознаграждена за терпение и труд. В монографии какого-то ученого, задавшегося целью описать все старообрядческие храмы на территории России, она нашла небольшое упоминание о часовне в Иванькове. Как оказалось, построена она в 1802 году на деньги купца И.В. Варфоломеева и принадлежала общине старообрядцев Филипповского толка. Больше ничего, за исключением маленькой сноски, в которой выражалась благодарность Станиславской М.П., старшему научному сотруднику Музея древнерусской архитектуры, за помощь и предоставленные материалы.
Аня Старцева, к стыду своему, имела весьма смутное представление о старообрядцах, основанное большей частью на репортажах о семье староверов Лыковых, которые регулярно печатались в «Комсомолке» в конце восьмидесятых века двадцатого, и потому знакомство с М.П. Станиславской могло оказаться для нее очень полезным.
За помощью Аня вновь обратилась к библиотекарше, и та, в глубине души проникшаяся симпатией к охочей до знаний студентке, с удовольствием помогла. Оказалось, что музей размещается совсем рядом, на Покровке, всего-то в пятнадцати минутах ходьбы. Взглянув на часы, Аня подумала, что поиск номера телефона Станиславской займет никак не меньше пятнадцати минут и потому разумнее поехать в музей прямо сейчас и во всем разобраться на месте. Кроме того, отказать по телефону гораздо проще, сославшись на нехватку времени и невозможность встретиться именно сегодня, в то время как репортер Старцева была решительно настроена прояснить тему как можно быстрее.
У Ани не было решительно никаких предчувствий, когда она со всех ног бежала в музей, сражаясь с жарой, встречным людским потоком и светофорами, нахально подмигивающими исключительно красным. Просто давным-давно девушка поняла: если хочешь добиться чего-нибудь в жизни – не ленись доводить начатое до конца, другого способа праздновать победу или оплакивать поражение просто нет.
2
Могущественную силу «корочки» журналиста «Репортера» Аня оценила, оказавшись на проходной музея. Бабушка-вахтер только руками всплеснула, узнав, какая дорогая гостья к ним пожаловала, и расцвела так, словно Аня приходилась ей родной внучкой и нагрянула специально для того, чтобы побаловать пирожками любимую бабушку. Роль пирожков исполняла коробка шоколадных конфет, купленная специально для умасливания охраны. На вопрос: «На месте ли историк Станиславская?» – старушка только руками замахала: «Что вы, что вы, она так рано никогда не уходит!» – и вызвалась сопроводить Аню прямо на место, по дороге сообщив, что газету «Репортер» они с дедом очень уважают, и только ей одной и верят, и даже хотели как-то раз отправить благодарственное письмо за полезный совет, как быстро избавиться от икоты, да все руки не доходят, «так что ты уж, деточка, передай кому следует большое наше стариковское спасибо!». Аня смущенно улыбалась, поскольку к заслугам этим никакого отношения не имела. Но помалкивала, чтобы не испортить праздник растроганной старушке.
– А как зовут Станиславскую? – Юной репортерше насилу удалось вставить словечко.
– Маргарита Павловна.
Старушка мигом переключилась на интересующую Аню тему и предупредила, чтобы Маргариту Павловну не боялась, так как «она только с виду суровая, а на самом деле добрейшей души человек и держится прекрасно, а ведь какое горе пережила, страшно подумать. Теперь только одна работа ее и спасает».
Несколько озадаченная напутствием, Анна робко поцарапалась в дверь и рискнула открыть ее, только услышав: «Войдите!»
В своем воображении она рисовала Маргариту Павловну солидной дамой в строгом костюме, очках и с папироской, в окружении толстых старинных книг и пожелтевших от времени документов. Из всего придуманного в реальной Маргарите Павловне оказалась только сигарета, причем держала она ее зубами в уголке рта, словно какой-нибудь двенадцатилетний балбес, только вчера выучившийся курить и добирающий себе авторитета в глазах старших такими выпендрежными штучками. Да и сама Станиславская, в джинсах, застиранной маечке и с непокорными каштановыми кудряшками, больше смахивала на подростка, нежели на серьезного ученого, специалиста в области старообрядческой культуры.
– Чему обязана? – не слишком приветливо спросила Маргарита Павловна. Она и не пыталась скрыть, что удивлена появлению в своем кабинете корреспондентки «Репортера».
– Я собираю материал для статьи… – промямлила Старцева и запнулась, поймав насмешливый взгляд Станиславской.
– Газета «Репортер» заинтересовалась старообрядчеством? Любопытно. Что ж, сделаем вид, что я поверила. И что же конкретно вас интересует?
– Вот. – Аня выложила на стол фотографии часовни, сделанные в разных ракурсах. – Меня интересует эта церковь. Кому она принадлежит и где можно разыскать настоятеля церкви?
Маргарита Павловна быстро просмотрела фотографии и пробормотала что-то вроде: «Да, плохо ее дело».
– Боюсь, это будет непросто, – вздохнула женщина. – Часовня все еще формально принадлежит старообрядческой общине, но ни настоятеля, ни прихода у нее нет по одной простой причине.
– По какой?
– Кофе хотите? – спросила Станиславская.
– Хочу, – кивнула Аня.
Станиславская высыпала в ведро пепельницу, полную окурков, достала чашки, банку растворимого кофе и сахарницу. Она не торопилась с ответом и украдкой разглядывала странную посетительницу, пытаясь понять истинную причину ее визита.
– Потому что община существует лишь формально, – наконец ответила ученая дама. – На самом деле в нее входит не больше десятка древних стариков и старух, которые просто не в состоянии ни физически, ни материально заботиться о часовне. Уже многие годы жизнь храма теплится еле-еле, службы проводились только по праздникам, но вскоре и этого не стало. Без внимания прихожан часовня пришла в упадок, ей угрожало полное разрушение, и поэтому два года назад ключ от нее был сдан государству. Увы, никаких изменений в лучшую сторону с тех пор не произошло. У власть имущих полно других забот. На культуру денег, естественно, не хватает. Еще пара лет – и часовню можно считать окончательно погибшей, так как разрушения примут необратимый характер. В первую очередь это касается бесценных старинных икон, которые постепенно гниют в условиях постоянной сырости и становятся добычей расхитителей. Это один из моих любимых храмов, – добавила Станиславская. – Что я только не делала, куда только не писала, требуя спасти уникальный памятник архитектуры! Увы, ответ один: «Денег нет! Ищите спонсоров!»
– Погодите. – Аня решительно ничего не понимала. – Вы уверяете, что часовня уже минимум два года необитаема. Но на самом деле… Может, в общине произошли какие-то изменения? Новое пополнение… Я не знаю, как правильно сказать, но факт остается фактом – жизнь в часовне возрождается. Я могу подтвердить: в прошлую пятницу в храме должно было состояться венчание. Оно, правда, не состоялось, но совсем по другим причинам…
– Венчание в часовне в Иванькове? Любопытно. Послушайте, многоуважаемая корреспондентка газеты «Репортер», а вам вообще что-нибудь известно о таком явлении, как старообрядчество?
– Кажется, они крестятся двумя пальцами? – неуверенно предположила Аня.
– Молодец, – похвалила Маргарита Павловна. – Хотя, конечно, разница между старообрядцами и новообрядцами куда более значительна. Чтобы не утомлять вас историческими и религиозными подробностями, они вам ни к чему, скажу так: старообрядчество по своему составу крайне неоднородно, в него входит огромное количество различных течений, согласий, толков и так далее. Принципиально же старообрядцы делятся по двум признакам: поповцы и беспоповцы, то есть приемлющие священство или нет. У беспоповцев нет священников, и службы проводятся наставниками общин, по сути, мирянами. Беспоповцев, в свою очередь, разделило отношение к браку: встречаются приемлющие брак или отвергающие оный. Суть вопроса понятна, не так ли? Ведь если община не признает священства, то и брак, свершенный мирским лицом, не имеет законной силы и, по сути, является блудом. Так вот, к вопросу о часовне в Иванькове. Она принадлежит общине старообрядцев так называемого Филипповского согласия, которое не приемлет священство и отвергает брак. Так что никакого венчания там просто быть не может. Вас кто-то сознательно или по незнанию ввел в заблуждение.
«Не меня, – подумала Анна, – а влюбленную парочку, Настю и Виталия. И Маргарита Павловна очень правильно заметила – сознательно или по незнанию. Сознательно? Или по незнанию?»
– А что это вообще за община такая? – осторожно спросила Аня.
– Филипповцы? – Маргарита Павловна наконец-то поверила в серьезность намерений легкомысленной с виду репортерши и рассказывала подробно и с удовольствием. – Основателем Филипповского толка был беглый новгородский стрелец, постригшийся под именем Филиппа в Выговском скиту – это поселение на севере России. До конца девятнадцатого века старообрядцев на Руси не жаловали. Иначе как раскольниками и преступниками не называли, всячески преследовали их и притесняли. Впрочем, староверы платили власти той же монетой. Филипповцы же вообще отличались агрессивным нравом. В 1743 году на реке Умбе правительственные войска окружили филипповский скит, требуя, чтобы те отказались от своей веры и согласились молиться за царя. Филипповцы не подчинились приказу открыть ворота и после того, как войска начали штурмовать скит, «подпустили огня» и сожгли себя заживо. В тот раз в огне погибло больше семидесяти человек. Так филипповцы первый раз заявили о себе. Потом они еще неоднократно устраивали «гари» в разных местах России, во время которых гибли тысячи людей.
– Но зачем?
– Как я уже сказала, старообрядцев долгое время преследовали и притесняли. В допетровской России к ним применялись жестокие пытки и казни, в петровской душили непосильными налогами, и все с одной целью – заставить староверов отказаться от своей религии и принять государственную. В таких условиях смерть для старообрядца была настоящим благом. Филипповцы же, во главе со своими фанатичными наставниками, возвели самосожжение в дыму как способ очищения души от грехов путем огнепальной смерти.
– А как сейчас живут эти филипповцы? – спросила Аня.
– Увы, сейчас община на грани вымирания. Раньше еще попадалась кое-какая информация о жизни староверов-филипповцев, но в последнее время это происходит все реже и реже. Во всяком случае, я уже давно ничего о них не слыхала.
– А вы встречали кого-нибудь из ныне живущих филипповцев? – Анна уже окончательно запуталась во всех этих толках и согласиях, но еще помнила, зачем пришла к Маргарите Павловне. Филипповец он или нет, но кто-то проводил обряд венчания в прошлую пятницу, и во что бы то ни стало нужно отыскать этого человека.
– В свое время я частенько наведывалась в часовню в Иванькове в надежде разыскать кого-нибудь из членов общины, но, увы, мои попытки не увенчались успехом. Филипповцы на своем веку испытали и пытки, и казни, и «гари» и научились быть осторожными. Они никому не доверяют и предпочитают скрывать свои убеждения. Правда, одного филипповца я все же видала, еще в начале девяностых уже прошлого века, в часовне на Преображенском кладбище. Я часто приезжала туда, проводила наружный осмотр, фотографировала и, представьте, однажды обнаружила, что наружная дверь в храм открыта, а внутри хозяйничает молодой человек, который представился членом общины филипповцев.
Настроен он был довольно агрессивно и заявил, что все православные филипповцам злейшие враги, потому как жгли и мучили его братьев по вере. Уверял, что все мы «еретики, заблудшие в пороке и грехах», и только одни филипповцы истинные христиане, живущие целомудренно и богобоязненно. Впоследствии мне удалось узнать, что этот молодой человек состоял сначала в православии, затем перешел в староверы, побывал и в поморцах, и в федосеевцах, пока, наконец, не примкнул к филипповцам. Бог его знает, где он теперь.
«Вполне возможно, что совсем недавно он был в Иванькове, – подумала Аня, чувствуя, как леденеют руки, а лицо, напротив, начинает гореть. – Ох, кажется, я близка к разгадке!»
– А что, все филипповцы так агрессивны? Способны они наказать еретиков, погрязших в грехе и пороке?
– Убить, вы хотите сказать? – неожиданно спокойно спросила Станиславская. – В прошлом веке были распространены слухи, что филипповцы ярые бракоборцы, для спасения душ колеблющихся собратьев прибегали к их удушению. Впрочем, никаких данных об этом нет. Скорее всего, рассказы основывались на фантазиях врагов филипповцев.
– Маргарита Павловна, – Анна вела себя все решительнее, – мне нужно как можно больше разузнать об этих филипповцах. Их историю, особенности культа, где еще есть их храмы, где они сами живут – одним словом, все-все. Я понимаю, что не имею права отнимать у вас время, поэтому прошу, посоветуйте, где обо всем этом можно прочитать?
Дверь кабинета распахнулась, и на пороге появилась бабушка-вахтер. Она сразу поняла, что прервала интересную беседу, и начала сбивчиво оправдываться:
– Вы меня уж извините, Маргарита Павловна, что побеспокоила, только уж одиннадцатый час, закрываться пора, сигнализацию включать. Я бы вас не тревожила, но инструкция у меня… Директор узнает, уж ругаться будет.
Слова вахтерши вернули Анну с небес на землю. Одиннадцатый час, ничего себе! Ей казалось, она в гостях у Станиславской час, ну от силы полтора, а оказывается, прошло без малого четыре часа. Она вдруг почувствовала, что во рту горько-сладко из-за пяти огромных чашек кофе, а глаза противно пощипывает от сигаретного дыма.
– Простите, ради бога, Маргарита Павловна, – всполошилась девушка. – Я абсолютно забыла о времени. Вас, наверное, дома ждут, а я сижу, надоедаю вам вопросами. Если позволите, я зайду к вам еще, разумеется, когда вам будет удобно.
– Семьи у меня нет, – грустно улыбнулась Маргарита Павловна. – Так что ни от каких хозяйственных забот вы меня не отвлекаете. А что до вашей просьбы, то, думаю, смогу вам помочь…
Маргарита Павловна принесла стремянку и достала с верхней полки шкафа толстую папку, аккуратно перевязанную веревочкой. Аня обратила внимание, что на полке осталось еще несколько точно таких же.
– Вот. – Станиславская заботливо погладила папку. – Здесь все, что мне удалось собрать о филипповцах. Я, знаете ли, собиралась писать монографию о старообрядчестве, много ездила по стране, тогда она называлась СССР, собирала сведения везде, где только можно. И с самими староверами встречалась, записывала их истории и истории их предков. Поверьте, это очень, очень интересно. Жаль только, теперь никому не нужно…
Аня тепло попрощалась со Станиславской, испросив позволения прийти еще раз, если возникнут какие-нибудь вопросы. Прижав к груди тяжелую папку, девушка медленно брела к метро, обдумывая, куда бы сейчас направить стопы. Домой рано, у Иры Калинкиной сегодня приемный день, и она еще утром тонко намекала, чтобы Аня не особенно торопилась в родные пенаты. Можно навестить любимую общагу, тем более что давно собиралась, но там сейчас, наверное, веселье в самом разгаре и спокойно почитать материал не удастся. Оставалось последнее пристанище. Еще целую неделю она будет счастливой обладательницей волшебного пропуска, позволяющего заваливать в редакцию «Репортера» в любое время дня и ночи, и не воспользоваться такой привилегией было бы просто глупо.
3
Из-под неплотно прикрытой двери в репортерскую выбивалась узкая полоска света. «Кому там еще не спится!» – недовольно подумала Старцева.
Не спалось, как оказалось, Ветрову. Несмотря на поздний час, работа у него была в самом разгаре: весь стол завален компьютерными распечатками и подшивками документов, обе пепельницы полны окурков, в ход пошла пустая сигаретная пачка, а на подоконнике угнездился увесистый пакет из «Макдоналдса» – гастрономические пристрастия Ветрова не отличались особым изыском. Появлению студентки он совсем не обрадовался. От Ани не укрылось, как резко он перевернул лежащий перед ним документ.
– И когда ты уже угомонишься, Старцева? – вместо приветствия спросил Андрей. – Все приличные мальчики и девочки в это время давно кувыркаются на дискотеках или пьют пиво на набережной. Ну, чего пришла?
– Я бы не пришла, если бы знала, что тут сидишь ты и занимаешься секретными делами, – начала оправдываться Аня.
– Никакими секретами не занимаюсь. Просто теперь мне придется везти тебя домой, а ехать на ночь глядя к тебе на окраину мне, честно говоря, совсем не хочется.
– Можешь не ехать, не обижусь. Отлично доеду на метро, чай, не в первый раз.
– Я делаю это не для того, чтобы тебе угодить, а для того, чтобы себя уважать. Хочешь гамбургер? – Андрей хлебосольно развернул пакет.
– Хочу, – кивнула Старцева. Гамбургер на ночь – это, конечно, преступление, но Аня была слишком возбуждена, чтобы считать калории. – Послушай, Андрей, ты был совершенно прав, когда советовал внимательнее приглядеться к часовне. Сегодня я познакомилась с одной замечательной женщиной, историком, специалистом в области старообрядчества. После встречи с ней у меня появилась совершенно невероятная версия убийства Насти Полуниной. Но только так можно объяснить это бессмысленное злодейство.
Аня начала подробно рассказывать, стараясь не упустить ни одной, с виду самой незначительной подробности. Проблема заключалась в том, что студентка была, мягко говоря, не совсем в материале, однако замечательная память, которая никогда ее не подводила, помогла и на этот раз. Она слово в слово пересказала все услышанное у Станиславской, не обращая внимания на то, что значения многих слов оставались для нее по-прежнему тайной за семью замками. Андрей слушал внимательно, но в обморок не упал и даже ни на секунду не перестал жевать.