Текст книги "Главный герой против развода (СИ)"

Автор книги: Марина Орлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10

Глава 10

Еще никогда в жизни Дион Краун не был так загружен, как в эту неделю, когда в его доме появилась «суженая». Диона с детства воспитывали в презрении к праздности, потому с момента, как он научился читать, его график был четко и плотно расписан, но мальчик никогда не роптал, так как все его окружение в доме следовало примерно тому же распорядку.

Несмотря на плотный график, где были четко расписаны отведенные часы на базовые потребности, такие, как сон и еда, работу, самообучение, поддержание светских связей, которые так же являлись своего рода работой и, конечно же, «время для общения с невестой», что прописывалось отдельным пунктом, Дион никогда не ощущал себя ограниченным.

Но в эту неделю он впервые столкнулся с тем, что в сутках банально не хватало времени. На то было несколько причин: первое, разумеется, изучение вопроса парных меток, ради этого ему потребовалось пожертвовать самообучением, коим он, с момента, как научился читать, никогда не пренебрегал. И второе – его жена.

Можно было бы сказать, что тут закралась какая-то ошибка, и большее неудобство доставляет как раз-таки новоиспечённая суженая своим навязчивым вниманием, но все обстояло несколько иначе.

Напротив, с появлением Лурии Баскал, его ритм жизни, казалось, вернулся в привычное русло, каким он был до свадьбы на Беатрис, в период ее агрессивного преследования. После свадьбы, его жена резко поменяла манеру поведения, и больше месяца в расписании Диона появилось, казалось, даже слишком много времени, которые прежде он обязан был выделять отдельно для невесты. Столкнувшись с неожиданной свободой, мужчина казался несколько растерянным, но вскоре распробовал эту неожиданную привилегию и впервые начал осознавать, что он… устал. Как морально, так и физически. И вот теперь, благодаря безразличию девушки, которое лишило его необходимости лишних взаимодействий и корректировки графика, дабы удовлетворить потребности еще и невесты в общении, он смог немного выдохнуть и, наконец, задуматься о том, на что прежде ему банально не хватало времени.

Несмотря на долгие годы самосовершенствования, Дион понял, что прежде он никогда не задумывался, чего хочет на самом деле: что ему нравится, что претит, на что он хотел бы тратить время, а чем неплохо было бы пренебречь.

И первое, в чем он нашел себя неожиданно увлеченным – его жена с ее нетипичным поведением, у которой, оказалось, в жизни были более интересные увлечения, нежели ее жених, в чем прежде был убежден каждый житель королевства, который хоть раз сталкивался с ней до свадьбы.

Оказалось, Беатрис довольно разносторонняя личность со множеством интересов, которая могла и любила наслаждаться жизнью, при этом не забывая и про серьезность. Она виртуозно справлялась с обязанностями, а после со спокойной совестью посвящала себя праздности, которую Диона в свое время приучили презирать. Беатрис отдавала себя с равной самоотдачей радостям жизни, не зацикливаясь на чем-то одном и получала от этого определенное удовольствие. Дион не мог припомнить того времени, когда Беатрис искренне и счастливо улыбалась столько же, сколько в этот месяц, который посвятила исключительно себе.

В месяц, когда ее увлечениями было что угодно… кроме него самого.

Не то, чтобы он чувствовал себя оскорбленным или обделенным. Но все же контраст был слишком разительным, а из-за появившегося излишка времени у него появилась возможность всерьез об этом задуматься, чем он прежде пренебрегал в целях экономии энергии и времени.

И то, что он видел… интриговало его. Хотя бы потому, как разительно изменилась Беатрис Харт. Сейчас он точно наблюдал за другим человеком. Довольно интересным и нетривиальным человеком, который привнёс в его жизнь долгожданную возможность немного замедлить свой бешеный ритм жизни и банально подумать.

Вначале он не придал этому большого значения, отбрасывая эти мысли, чтобы потратить это время на благо рода, чему его учили с самого детства. Но в этот раз его концентрация то и дело подводила его.

Несмотря на то, что Биа больше не преследовала его, отнимая значительную часть его жизни, она все еще неотвратимо притягивала его внимание.

Он и сам не мог долгое время понять, привычка это, или его собственная инициатива, с которой он точно машинально искал ее взглядом и вслушивался в каждое слово. Прежде он не искал и не слушал нарочно, впрочем, прежняя Беатрис не оставляла ему шанса остаться незамеченной, несмотря на отсутствие у жениха активного интереса.

И в этом образовавшемся вакууме времени и внимания он словно рефлекторно искал возможность восполнить данный пробел, который внезапно образовался.

И то, что он видел и слышал… ему нравилось. Впервые он настолько отчетливо различил в своих чувствах искреннюю заинтересованность. Впервые он что-то захотел для себя.

Но, все еще невежественный в этом вопросе он сам долгое время был в серьезных сомнениях относительно своих чувств, которые были ему чужды и непонятны.

Осознание пришло, как ему казалось, слишком поздно. Первым наиболее ярким проявлением его заинтересованности женой стало при появлении метки и смесь страха и досады, которые он испытал, вспомнив о скором разводе.

Вначале он подумал, что это лишь опасение из-за возможных проблем с получением наследства, если Беатрис потребует незамедлительного развода.

Вторым звоночком стала надежда. Надежда, что обладательницей второй парной метки будет именно его жена, и тщательно подавляемая тревога от того, что он ошибается. Но он вновь по неопытности подумал, что все дело в наследстве.

Третьим звонком стала уже неприкрытая досада от понимания, что это не она, стоило только Беатрис к нему прикоснуться в ту злополучную ночь.

Он никогда не испытывал трепета перед близостью Бии прежде, несмотря на то, что его невеста была навязчиво-прилипчивой. Ощущалось легкая досада и чувство стыда, когда она переходила границы, особенно в общественных местах, но мужчина всегда оставался спокоен и равнодушен. До той самой ночи.

До того момента, когда его сердце готово было взорваться или выпрыгнуть из груди от волнения и предвкушения, в короткий миг его заблуждения о том, что ее прикосновения могут нести более интимный характер.

Но в момент прикосновения, вместе с робким изумлением, все его тело, казалось, парализовало от боли, что лишь сильнее прежнего распространила в себе метка, лишая его последних надежд и иллюзий: Беатрис не являлась его суженой, потому метка ее отвергала, причиняя мужчине острую боль.

И все же он отчего-то терпел. Глупо и совершенно нерационально продлевая свою короткую пытку всего лишь из-за нелепого желания задержать ее руки на себе чуть дольше.

В тот самый момент лучшим выходом для Диона было просто сдаться и, как обычно, забыть о своих кратковременных и неосуществимых желаниях. Лучше было вернуться к своему первоначальному состоянию апатии и безразличия. Это было самым разумным и практичным, как ни посмотри.

Но почему же его так сильно разозлило полное равнодушие, с которым его собственная жена собиралась отдать его в чужие руки?

Пока он переваривал эти непостоянные чувства, борясь с желанием развернуть карету, направляющуюся в храм, Беатрис сама нашла решение, выиграв ему немного времени.

Он и сам был не уверен, что собирается сделать, но отсутствие надобности разводиться здесь и сейчас его немного примирила с действительностью.

И вот он вновь наполнился тревожным ожиданием, все еще немного робея перед могуществом парных меток. Азеф, который растил его с малых лет, порой любил порассуждать об этом «благословении», которого удостоился его брат. Несмотря на свою аскетичную и немного апатичную натуру, Дион просто не мог не проникнуться этим.

С момента появления метки он не ощущал в себе никаких изменений в ментальном плане, если не считать физических страданий, которые он терпел долгие дни, скрывая метку. У него не было ни необоснованных порывов тут же отправиться в храм, ни тоски по кому-то или чему-то незнакомому.

В его глазах по-прежнему была лишь одна жена, которая с момента обнаружения метки стала еще более холодной и отчужденной, что неизменно заставляло чувствовать себя подавленным.

До тех пор, пока он не встретил Лурию Баскал. Он всерьез нервничал перед первой встречей. А еще… не мог не признаться, что испытывает что-то вроде опасения и тревоги.

Любой на его месте ждал бы встречи с нетерпением, в надежде, что узнает свою половинку с первого взгляда и уже не захочет никогда с ней расставаться. В конечном итоге, разве не подобные отношения между сужеными пропагандируются храмом?

Любой бы хотел этого, но не… Дион. Он не просто не желал, его буквально трясло от напряжения и тревоги.

Еще месяц назад его это не заботило. Но теперь, когда он вкусил этот запретный плод, такой манящей свободы действий и мыслей… он не мог не переживать, что эту свободу у него вновь заберут. Это можно было бы расценить, как запоздалое бунтарство, но ему было все равно. Теперь он уже не был готов так же покладисто следовать установленным правилам и чужим ожиданиям. Теперь он уже столкнулся с желанием. Впервые в жизни ему чего-то захотелось лично для себя, а не для блага рода или бизнеса.

Как ни иронично, но ему хотелось общества и внимания своей жены, которую прежде он так сильно избегал.

Он не был уверен, что его интерес построен на романтических чувствах. Но обновленная Биа была… интересной. Ее мышление, неожиданные действия, свободная манера речи и даже переменчивая внешность все было таким… освежающим.

И он не хотел лишиться этого, потому что понимал: если его очарует суженая и он поддастся на эти чары, Беатрис… обновленная Биа никогда его к себе даже близко не подпустит, вплоть до развода, а после уйдет без всяких сожалений, ни разу не обернувшись.

Потому, когда эта знаменательная встреча все же произошла, он не мог не испытать… облегчения и некоторого недоумения.

Не было никакого пресловутого «притяжения суженых», о которых не раз упоминал Азеф. Не было никакого очарования в этой юной девушке, глаза которой загорались лихорадочным блеском, когда она смотрела на него жадно и пристально.

От этого взгляда он ощутил раздражение наравне с чувством неприятного дежавю. Но в тот момент его занимали совсем другие мысли. Смотря на свою невозмутимую жену, он не мог не улыбнуться, так как его интерес нисколько не угас.

Это было своего рода показателем того, что его воля не подавлялась «благословением», что внушало призрачную надежду. Раз власть метки не безусловна, то ей можно противиться?

Этот вопрос он стал изучать с настоящим остервенением, жертвуя сном и отдыхом, но, не смея пренебрегать редкими возможностями побыть в компании Беатрис, что случалось только в случае совместных трапез. К несчастью, эти редкие возможности были испорчены присутствием Лурии. С другой стороны, находясь в обществе двух женщин, одна из которых была законной женой, а другая предназначенная судьбой, Дион не мог не заметить очевидный контраст.

И чем ярче он проявлялся, тем в более отчаянном положении мужчина себя ощущал. Теперь уже отрицать было глупо, как и предполагать какую-либо ошибку: Дион был всерьез увлечен своей женой и… не хотел разводиться.

Однако, чем больше он искал выход, тем в большую пучину отчаяния погружался. Не было ни одного случая за всю историю, что человек мог отказаться от парной метки. Были прецеденты, когда в случае несчастного случая один из пары погибал, но метка никуда не девалась и вдовцу ничего не оставалось, кроме как коротать свой век в одиночестве без возможности взять в жены другую женщину, так как ограничения все еще действовали ,и он оставался предан лишь своей погибшей суженой. Но из пяти подобных зафиксированных, лишь один предпочел одиночество до конца дней. Остальные четверо не могли смириться с потерей и уходили вслед за возлюбленными в течение года.

Его обнадеживало то, что, не считая физических ограничений из-за метки, Дион не испытывал к леди Лурии вообще никакой симпатии, потому не мог опустить руки.

Сколько ни искал, сколько ни бился головой в поисках возможности, упирался в стену, а меж тем, отведенное время истекало так же стремительно, как песок, ускользающий сквозь пальцы.

Единственное, чего он с таким трудом добился – подтверждение того, что нет юридического закона, заставляющего суженых жениться. На гнев храма по этому поводу ему было плевать.

Однако даже это не было большим утешением. Какой толк в этом, если метка все еще будет его ограничивать? Согласится ли Беатрис остаться с мужчиной, который не сможет к ней даже прикоснуться? Дион даже не сомневался в ответе, потому чувствовал себя невыносимо подавленным и несчастным, когда возвращался в экипаже на очередную деловую встречу, пока, точно направленный невидимой рукой, не оторвал потухший взгляд от пола, чтобы посмотреть на улицу.

После этого он громко потребовал возничего остановить экипаж, чем напугал старого работника и, не дожидаясь полной остановки, выпрыгнул на мощенную камнем улицу практически на ходу, лишь ради того, что услышать последние истерично-громкие собственнические заявления Лурии в сторону его жены, которая имела вид раздосадованный и явно смущенный выходкой навязчивой гостьи.

В тот момент Беатрис была так похожа на него самого во времена, когда ему приходилось терпеть выходки своей на тот момент еще невесты.

Он и сам не понял, как начал говорить, не сдерживая свое негодование, злость и злую иронию. В последний раз настолько откровенным в своих чувствах он был лишь тогда, когда честно признался Беатрис, что никогда ее не любил и, вероятно, не полюбит.

От иронии ему хотелось горько смеяться, особенно, когда Беатрис, не желая больше в этом участвовать, без всяких колебаний ушла, даже не обернувшись.

Виконт Дион Краун, смотря ей в след, не обращая внимания на плачь и стенания его суженой, с тоской понимал, что так и будет… Вскоре его жена точно так же уйдет, чтобы быть счастливой где-то там, без него…

Как только она растворилась в толпе вместе со своей младшей сестрой, Дион почувствовал, что и его в этом месте больше ничего не держит. Его не беспокоила ни молодая девушка, которая бросалась ему на грудь с требованиями, упреками и угрозами. Его не волновали ни многочисленные свидетели. Он даже ни разу не задумался о последствиях подобного скандала и того, как это отразиться на его семье.

Прежде он инстинктивно в первую очередь задумывался о чести своего рода, теперь же он даже не вспоминал об этом, все еще видя в мыслях образ стремительно удаляющегося женского силуэта в гуще толпы.

Вернулся он домой уже поздно вечером еще более потерянный и подавленный. Он чувствовал себя пьяным, не обращая внимания ни на дворецкого, который привычно и преданно встретил его на пороге, с тоской и тревогой смотря в лицо своего молодого господина, ни на отца, которого встретил на лестнице, ведущей на второй этаж. Отец хотел было что-то ему сказать, но увидев выражение лица своего сына, выругался и передумал, мимолетно предупредив, что они поговорят завтра.

Дион по привычке плелся в свой рабочий кабинет, избегая жилого крыла там, где его спальня была отделена всего одной стеной со спальней Беатрис.

Сейчас он не был уверен ни в своих чувствах, ни в силах и боялся совершить ошибку, потому намеревался сегодня ночевать в кабинете.

Открыв дверь, он зажег свет, а после увидел на своем столе заботливо укрытое блюдо с поздним ужином.

Вместо прежней несносной привычки караулить его до поздней ночи в столовой, теперь его жена распоряжалась в дни его задержки готовить ему легкие перекусы или несложные блюда, не требующие дополнительного разогрева, чтобы он не голодал и не доставлял неудобств прислуге.

Понемногу он начинал привыкать к этой вежливой и ненавязчивой заботе. Но сейчас, вместо чувства голода, от этого проявления заботы Дион ощутил горечь, которую было сложно выразить словами.

Словно сомнамбула он хватил канцелярский нож со стола, подошел к настенному зеркалу, после чего с презрением и мрачной решимостью посмотрел в свое отражение покрасневшими глазами. После ленивым движением ослабил узел своего галстука.

***

Это был поистине утомительный день.

После просто феерического фиаско, который я пережила на площади в декорациях чайной, не оставалось ничего иного, как завершить прогулку и отправить сестру в отчий дом, заверив, что я в порядке, о чем слегка слукавила.

На оскорбления и угрозы Лурии мне было плевать, пока это касалось меня одной. Но, к несчастью, теперь это уже не могло не затронуть остальных.

Не сомневаюсь, что слухи разнесутся как лесной пожар, потому вскоре придется держать ответ перед старшими представителями рода Харт. И сомневаюсь, что им подойдет тоже легкомысленное объяснение, коим я наградила младшенькую.

А учитывая неожиданно темпераментную натуру Пени, уверена, она возьмет на себя весьма красочное повествование в деталях. Вероятно, чрезмерно приукрашенное, что я проконтролировать уже не смогу.

Я не была наивной и понимала, что последствия сегодняшней перепалки будут. Причем, для многих сторон, не считая мою семью. Потому взяла инициативу и отправилась сразу же в поместье Краун, чтобы встретиться со свекром и продумать дальнейший план действий.

Учитывая весьма категоричные и радикальные заявления Диона в отношении своей суженой при толпе свидетелей, замять это дело просто не удастся и вскоре нам придется столкнуться в серьезном противостоянии не только с храмом, но и дворянским неодобрением. А помня, что религиозная власть примерно на одном уровне с королевской, то проблемы не заставят себя долго ждать.

Семья Баскал, очевидно не будет молча сидеть, понимая, что их интересы серьезно попирают, ведь иметь благословленного парной меткой члена семьи очень престижно и выгодно. Я уже молчу о том, насколько сама Лурия заинтересована в Дионе, помимо финансовой выгоды.

Храм также не останется в стороне, смотря, как их власть подвергают сомнению, ибо прежде прецедентов добровольного отречения от благословения никогда не было. Не удивлюсь, если они пригрозят Диону отлучением от храма, если тот продолжит артачиться, что возведет его в разряд еретиков.

Если отречение произойдет, ни один дворянский дом не посмеет сотрудничать с Краунами или поддерживать его, дабы не попасть под раздачу.

Такими темпами Дион рискует лишиться вообще всего…

– Да он спятил! – выругался Арсиан, когда я без утайки рассказала ему все, что сегодня произошло. Как бывший адвокат, я понимала, что заинтересованные стороны должны быть максимально откровенны, дабы не путаться в показаниях и учесть возможные риски… – Этот мальчишка… О чем он только думал? – не скрывал своей досады свекр, грузно опускаясь в кресло в своем кабинете, где я нашла его по возвращении.

Я выразительно промолчала, так же задаваясь этим вопросом. Да, не отрицаю, очевидное неодобрение, которое Дион испытывал к Лурии, было сложно не заметить. Так же понимаю, что ее действия могут вывести любого из равновесия. Даже я, казалось бы, не особо заинтересованное лицо, повелась на провокацию и сглупила. Но, все же, не подозревала, что такой хладнокровный и уравновешенный человек, как Дион, который в оригинале сохранял невозмутимость всегда, вне зависимости от ситуации, может действовать столь… опрометчиво.

– Да, это было странно. Лурия ведь и прежде не скрывала своих претензий на него, – вздохнула я, разделяя негодование отца Диона.

Арсиан нахмурился, посмотрел на меня более внимательно, а после уточнил:

– Но прежде она никогда открыто не оскорбляла тебя. Особенно, прилюдно.

Посмотрев на свекра удивленным взглядом, я с недоумением нахмурилась.

– Хотите сказать, Дион желал вступиться за меня подобным образом? – не скрывала я скепсиса. Этот человек в оригинале палец о палец не ударил бы, даже если бы его жена и суженая оттаскали друг друга за волосы. Собственно, в сюжете было немало сцен, где девушки скандалили, но, как я уже упоминала, реакция Диона всегда была сдержана и одинаково строга к обеим. Потому он никогда не занимал конкретную сторону и не вступался, ограничиваясь тем, чтобы просто прекратить скандал.

А теперь он так взбесился только из-за того, что Лурия на меня немного покричала?

Видя мой неприкрытый скепсис, казалось, мужчина передо мной хотел что-то сказать и даже возразить, но внезапно нахмурился и устало вздохнул, передумав.

– Когда сын вернется, мы поговорим об этом и что-нибудь придумаем. Сейчас ты, вероятно, сильно устала из-за всех этих потрясений. Почему бы тебе не пойти и не отдохнуть?

– Вы уверены? – засомневалась я. – Дело серьезное. Не нужно ли нам позаботиться об этом сейчас, чтобы не допустить проблем, которые могут отразиться на семье? – серьезно заявила я, хотя и немного слукавила.

Не то, чтобы меня особо заботило будущее семьи, из которой я скоро уеду. Но за это время, я прониклась к обитателям поместья своеобразной привязанностью, признавая, что люди здесь – неплохие. Парочку даже намереваюсь нагло переманить и увезти, таких, как Надю и повара. Все же, с ними я достигла максимального взаимопонимания, потому было бы жаль и расточительно не прибрать к рукам столь ценные кадры.

Забрала бы и Азефа, но он до мозга костей предан Краунам.

Я уже молчу, что от благосостояния этой семьи напрямую зависят мои алименты, которые я получу при разводе!

Потому и нарочно игнорировать их проблемы я не собиралась. По крайней мере, пока я здесь.

Услышав неподдельное участие в моем голосе, пожилой мужчина, кажется, был польщен и его губ коснулась добродушная, легкая и ласковая улыбка. Темные глаза, цветом так похожие на глаза Диона, одарили меня теплым взглядом, а после с отеческой нежностью и заботой Арсиан произнес:

– Все хорошо. Ты и без того настрадалась. Я очень ценю твою заботу, но не посмею возложить на тебя проблемы, возникшие по нашей вине. Ты и без того сильно помогала все это время. Не переживай, это не первый кризис, с которым нам, как предпринимателям, пришлось столкнуться. Наш род не настолько слаб, чтобы бояться критики со стороны.

Я засомневалась, но видя его решимость, не посмела спорить и ушла в свою комнату.

Это действительно лицемерно. Я же пообещала себе не вмешиваться…

Сегодня очень странный день, когда даже я действую не так, как привыкла, что уж говорить про остальных?

От воспоминания печального, наполненного глухой тоской и отчаянием взгляда, который провожал меня сквозь толпу в чайной, захотелось поморщиться.

В конечном итоге, а ушла в свою комнату и попросила Надю приготовить мне ванну. Утро вечера мудренее… объемся на ночь вкусняшками и лягу пораньше. Да, это был отличный план.

Так я думала, пока мою сытую дрему не нарушил настойчивый стук в дверь.

– Кто там? – нахмурилась я, лениво посмотрев на дверь.

– Госпожа, – донесся до меня голос Нади, которую я лично отпустила отдыхать на сегодня.

Мне показалось это странным и в груди возникло тревожное чувство. Потому поднялась и набросила на плечи халат, прежде чем открыть дверь.

– В чем дело? – деловито спросила я, серьезно смотря на взволнованную девушку.

– Эм… Дело в том… – внезапно запнулась она, точно была застигнута врасплох. – Господин Дион вернулся.

– И? – не поняла я ее удивления от того, что хозяин дома вернулся к себе домой.

Кажется, мой вопрос сильнее смутил девушку, на чьем лице лихорадочно блестели глаза, которые смотрели с толикой паники и нетерпения.

– Я… О, кажется, я слышала странные звуки из его кабинета, когда проходила мимо…

– Думаешь, туда пробрался вор, и предлагаешь пойти и проверить? Мне? – слегка опешила я, прикидывая, когда это записалась в стражу.

Девушка тряхнула головой и скривилась, с паникой бросая взгляды в сторону направления кабинета.

Поняв, что по какой-то причине она не может внятно выразить свою просьбу, что-то не позволило мне проигнорировать ее порыв. В первую очередь потому, что, как уже упоминала, Надя была… необычной девушкой. Обычно ее не волновало ничего, что касалось господ дома, помимо меня. Порой казалось, что она проигнорирует Диона, даже если тот будет ранен. При этом, она была самой информированной о жизни этого человека, как ходячий справочник.

Но сейчас…

– Хорошо, пошли, посмотрим, – смилостивилась я, отчего девушка облегченно улыбнулась и заторопилась по коридору, нетерпеливо поглядывая на меня, которая плелась вслед за ней.

Благо, путь до кабинета моего мужа был недалеким, и вскоре я стучала в дверь, из-под которой виднелась тусклая полоска света.

– Господин Дион, вы там? – подала я голос, но в ответ услышала тишину. Посмотрела на Надю с немым вопросом, точно спрашивала, не ошиблась ли она. Но девушка была настроена решительно, смотря как будто сквозь дверь.

Видя ее упорство, я постучала более требовательно.

– Господин Дион? Если вы там, вам лучше открыть дверь, – предупредила я и схватилась за ручку, но та не поддалась. Посмотрела на свою горничную и обомлела: только я собиралась попросить о запасном ключе, как Надя молча и с полной готовностью протянула его. Откуда она его достала – большой вопрос, учитывая, что все запасные ключи находились строго у Азефа и меня, после того, как я понизила предыдущую экономку. Неужели стащила из моей связки?

Однако, проникнувшись атмосферой и чужим настроением, я уже и сама начала всерьез нервничать, потому без лишних вопросов приняла ключ и открыла замок, после чего громко произнесла:

– Я вхожу!

В ответ мне вновь пришло молчание, которое я приняла за согласие.

Войдя в кабинет, я не сразу увидела человека, зато моментально ощутила специфический металлический запах, густо витающий в комнате, от которого слегка сморщила нос. И лишь после повернулась, чтобы заметить безвольно поникшую фигуру, которая, казалось, спала в кресле, несмотря на неестественную позу и залитую кровью грудь.

– Бл**ь! – громко выругалась я и рванула в сторону мужчины, который, к счастью, был жив, хоть и без сознания. – Вызывай врача, живо! – крикнула я Наде, которая кивнула и умчалась прочь, чтобы позвать на помощь. – Дион! Дион, мать твою, очнись! – била я того по щекам, чтобы привести в чувство, лихорадочно осматривая мужчину с головы до ног на предмет повреждений.

Однако, несмотря на довольно пугающее зрелище, ран было не так много и все они были поверхностными, сосредоточенными вокруг ярко-сияющей метки, которая единственная была нетронута, ни ранами, ни, даже, брызгами крови, точно чем-то защищена.

Посмотрев на это, взгляд сам упал на правую руку мужчины, в котором все еще сохранился канцелярский нож для писем, окропленный подсыхающими рубиновыми каплями.

Понять задумку мужчины не составило труда, я и страдальчески поморщилась от бушующего коктейля эмоций из недоумения, жалости и злости.

Чем этот болван думал, когда пытался избавиться от метки подобным варварским методом?

– С ума сойти…

Та, в свою очередь, очевидно, реагировала на мою близость, чем, вероятно, только сильнее мучила Диона, который страдальчески застонал, не приходя в сознание.

Опомнившись, я запоздало отступила на шаг, собираясь поискать что-нибудь, чем можно зажать раны и не желая провоцировать магию печати, но внезапно была поймана за руку.

С удивлением посмотрев на длинные окровавленные пальцы, слабо обхватившие край моего рукава, я вскинула взгляд на лицо мужчины, заметив, что он смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц сонными, измученными глазами. Голос его был слабым и хриплым, когда он попросил:

– Не уходи… Останься… со мной…

В тот момент его просьба была слишком абсурдной и жалкой, как и сам его облик. В это время метка сияла еще ярче, несмотря на то, что мы даже не соприкасались напрямую, но мужчина, как будто не замечал этого, неотрывно смотря мне в лицо в упрямом ожидании.

Просьбу можно было воспринять, как краткосрочную услугу не оставлять его здесь и сейчас, пока он ранен и ему не оказали медицинскую помощь. Но подсознательно я знала, что это не так и просьба куда более глубокая и сложная.

Судя по его пристальному взгляду, он так же осознавал, что я понимаю подтекст.

Первым порывом было отказать или, по крайней мере, перевести тему, но отчего-то отказ застрял у меня в глотке и я… только слабо кивнула, скрывая досаду на свое слабоволие.

После этого мужчина слегка расслабился, его бледные губы дрогнули в подобии улыбки, и он вновь закрыл глаза. Однако его пальцы продолжали держать меня за одежду, как будто на одних инстинктах.

Я ощутила… что, что-то идет не так… Что-то внутри меня трещало… то, о чем я запретила себе даже думать давным-давно. И от этого было необычайно паршиво…