Текст книги "Русский фантастический, 2015 № 01. Черновики мира "

Автор книги: Марина Ясинская

Соавторы: Пальмира Керлис,Лариса Петровичева,Лилия Касмасова,Майк Гелприн,Александра Давыдова,Александр Тихонов,Алексей Верт,Светлана Тулина,Владимир Яценко,Кристина Каримова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Андрей Серов
Удачный обмен

– Слушай, этот ветер когда-нибудь стихнет?

Под копытами лошади хрустит сухая трава. Сверху нещадно палит солнце, но воздух ледяной. Без ветра еще ничего, но сейчас холодно. Безумно холодно.

– Молчишь, скотина неумытая?

Посвистывание ветра и стук копыт. Орлы и те куда-то подевались. Безжизненная, бесплодная равнина.

– Молчишь… А все почему? Потому что тебя никто английскому языку не учил. И одежду менять не учил. И морду умывать. Каменный век!

Два месяца в горах. Гималаи вдоль и поперек – чертова куча гор и ущелий. Машины, вертолеты и просто пешком, с караванами и в одиночку, с одним лишь проводником, а иногда и без него. Сейчас вот эта мохнатая кобыла и не менее мохнатый абориген, в меховых шубе и шапке. Хотя с лошадью, надо сказать, повезло: на высоте пять тысяч моторы уже не тянут, задыхаются, а эта все трусит неторопливо, не останавливаясь, оставляя за хвостом милю за милей.

На спутниковый телефон пришло очередное сообщение. Главный вежливо интересуется, сколько еще его лучший фотограф – хрен собачий, если цензурно передать содержание послания, – собирается торчать в этих горах и тратить немалые деньги, добытые его, редактора, потом и кровью. И развернутый фоторепортаж в стиле «милитари экзотик» – о бутанской армии, некоторые подразделения которой до сих пор вооружены копьями и дубинками, – это очень мало. Да, читателям «Военного обозрения» интересно почитать такие статьи на досуге, но журнал должен выходить каждый месяц, и каждый месяц в нем должны быть новые фотографии. Актуальные и высшего качества. Такие, которых больше ни у кого нет.

А он ничего не мог с собой поделать. Один раз зацепило и теперь уже не отпускает. Дернул же черт завернуть в ту деревушку! С единственным нормальным заведением категории «все в одном» – гостиницей, харчевней, борделем и свинарником. А еще с пристройкой, в которой проводились кулачные бои. Никаких правил, перчаток и шлемов – лишь крики и кровь. Неудивительно, что там собиралось все население не только деревни, но и окрестностей.

Впрочем, раз уж попал на представление, профессиональный репортерский интерес обязывал досмотреть до конца. Двенадцать раундов, как в боксе? Здесь все значительно быстрее и жестче. Вышли на площадку, поклонились, короткая схватка – и одного уносят. Выходит следующая пара.

Ну с исключениями, конечно. Один раз унесли сразу обоих. Как так получилось, никто, похоже, и не понял, но все вокруг радостно заревели. Еще один бой продолжался минут пятнадцать. Бойцы подобрались близкие по силе и на редкость упорные. Победителя приветствовали стоя, но сражаться за главный приз он отказался: уже не мог самостоятельно стоять на ногах.

И еще один бой… Точнее, боец… Не смуглый, как все здешние обезьяны, а вполне европейской внешности. Отборочные бои он прошел легко и быстро, а вот в финале его противником стал детинушка два метра ростом и ширины такой же. Весовые категории явно не совпадали. Но европеец оказался на удивление живучим. Летая из конца в конец площадки и орошая песок кровью, он раз за разом поднимался на ноги. И, когда удавалось дотянуться, наносил противнику пусть не эффектные, но очень точные и резкие удары. Хотя в тот момент, когда его изловили за ногу и с размаху ударили спиной о пол, казалось, что ему конец. Ничего, брыкнулся, заехал противнику ногой в солнечное сплетение, чем обеспечил себе передышку в несколько секунд, а затем двумя ударами уложил громилу на песок.

Как ни странно, за этого европейца болели очень многие. Он явно был здесь не первый раз. И не впервые побеждал. Джон просто не мог упустить случай пообщаться с ним.

– Пятнадцать лет, представляешь?.. Пятнадцать!.. – плакался час спустя пьяный вдрызг чемпион. И не сказать что выпил много, но местный, хм… «виски» и козла горного с ног свалит. А Джон не уставал подливать. Все это уже влетело ему в круглую сумму, но он нутром чувствовал, что здесь нужно копнуть глубже.

А вот потом Джону стало страшно. По-настоящему. Потому что на осторожно заданный вопрос о том, каким образом парню удалось встать на ноги после серии таких ударов, тот не стал терзать свой заплетающийся язык, а просто показал. С пьяным упорством резал ножом свою руку, глубоко, до кости. Как в «Терминаторе», только наяву. Рана сразу затягивалась, и не оставалось даже шрама. А потом он, истерично хихикая, медленно перерезал себе горло.

Джона чуть не стошнило. А перед ним был заляпанный кровью стол и живой, но вдрызг пьяный собеседник.

– Вот ты в буран попадал когда-нибудь? Не-е, не вообще. А здесь, в этих чертовых горах?.. Черта с два ты такое видел! Все исчезло, и жутко холодно… Налей еще. Еще, до краев. Вот так. И жутко холодно…

…Высота четыре тысячи над уровнем моря, разреженный воздух. Здесь все чувствуется значительно острее, чем там, внизу. Уже удалось, и не один раз, проверить на себе…

– У меня уже бред начался. Наклоняется надо мной рожа и так тихонько спрашивает, гад. Что ты хочешь, говорит. А что я хочу? Да жить хочу, неужто непонятно? Вот так ему и сказал. Ты погоди, сейчас еще выпьем. Что?.. Не, вот… Наклонился, спросил. Да… А потом – что ты за это дашь? Ну не гад ли? Видит же, что подыхаю… Я ему – да все. Все бери. Вот он и взял…

В глазах – звериная тоска и безысходность.

– Пятнадцать лет привязан к этой деревне. Отхожу чуть подальше – и все, начинаю умирать. А здесь – представь, если деревня исчезнет? И я один, в пустоте – навсегда.

Рюмку залпом, до дна. Виски течет по подбородку, капает на куртку.

– Жизнь в обмен на свободу. Справедливо?

Трясущейся рукой ухватил бутылку, разом влил в себя остатки. И перед тем, как без чувств свалиться под стол, добавил:

– Я искал его… Далан-Нур. Не добраться мне до него, понимаешь?..

* * *

Джон всегда был материалистом. Еще циником, но это уже профессиональное, по-другому в его профессии нельзя.

Бессмертный боец – это реальный факт. И есть кто-то вполне материальный, кто раздает чудеса. Не бесплатно.

Парня спросили, что он может дать взамен. Значит, можно договориться…

Далан-Нур… Странное имя даже для этих мест. Но вряд ли тот страдалец, умирая, интересовался, как зовут его спасителя. И едва ли запомнил, если б даже спросил.

Значит, он говорил потом с кем-то из местных, кто со всем этим уже сталкивался. Значит, Далан-Нура можно попытаться найти.

И вот уже два месяца поисков в горах…

* * *

– Ты, лохматая обезьяна! Долго еще?!

И зачем спрашиваю?.. Не понимает ведь ни слова. Так, чтобы пар спустить… Вот ведь нашел проводника – заведет в гости к далай-ламе и сделает вид, что туда и просили. Но другого нет. И просто чудо, что хотя бы этот нашелся. Далан-Нур…

* * *

Небольшой храм, притулившийся под отвесной скалой. Не монастырь даже, просто храм. Строению давно нужен капитальный ремонт. Странно это все… Такой человек – и здесь?

А впрочем, мало ли на свете отшельников, которым плевать на земное существование. Неважно. Лишь бы оказалось правдой…

Тепло. Обволакивает, дурманит… Стены начинают покачиваться, словно храм плывет по волнам. Лицо, словно маска, без эмоций. Отблеск свечей в глазах.

– Что ты хочешь от меня?

Не спать, не поддаваться дурману. Иначе пожелаешь не то, а заплатишь слишком дорого. Ведь обдумано уже все, тысячу раз обдумано. Что такое фотограф? Сто, двести, триста «пустых» снимков – и лишь один по-настоящему удачный, который будет опубликован и за который заплатят.

– Удачи.

Мерцание свечей, дурманящий дым благовоний. Сознание словно растворяется, куда-то уплывает… Только не спать, держать себя в руках.

– Что дашь ты мне?

По голосу – ему как будто все равно. Вряд ли, хотя кто знает…

– А что ты можешь взять?

Не ожидал? Задумался. Не на того напал, приятель. Вот чего-чего, а времени обдумать разговор у меня было очень много, пока по вашим горам себе задницу морозил.

– Я возьму твою совесть.

И всего-то? Думаешь, она так нужна военному фотографу? Хотя… Наверняка ведь здесь какой-то подвох…

Резкий, дурманящий аромат бьет по чувствам… Мерцающее пламя свечей сливается в сплошное сияние, мир покачивается перед глазами. Велика ли потеря?..

– Я согласен.

Яркий свет бьет в лицо. Нужно открыть глаза, но как же не хочется… И почему во сне так холодно?..

Он стоит у закрытых ворот храма. Снаружи. Рядом две лошади и все тот же лохматый проводник. Во всем теле слабость; подташнивает, словно всю ночь усиленно курил. А ехать надо, иначе на этом ветру быстро замерзнешь. Обратно, в тепло, судя по всему, пускать не собираются. Да и нечего там делать.

К вечеру добрались до какой-то забытой даже местными богами деревушки. И вот удача – здесь же остановился на ночлег большой караван. Какая-то научная экспедиция возвращается из гор в цивилизацию. Один из их вездеходов порвал гусеницу, пришлось останавливаться на ночь. Удачно? Еще как!

Сутки спустя Джон уже летел в замызганном самолетике в сторону Камбоджи. Можно было возвращаться сразу в Нью-Йорк, но являться пред очи главного вообще без материала – лучше сразу сделать харакири. А так, остановка на один день – и готов развернутый фоторепортаж о минувшей гражданской войне. Такие кадры всегда производят впечатление: дети-калеки, без ног, – жертвы противопехотных мин.

Даже не цинизм, а просто трезвый расчет.

Выволочки, естественно, избежать не удалось, но в целом все прошло значительно спокойнее, чем можно было ожидать. В «наказание» последовал приказ отправляться в командировку не на престижный авиасалон, а в самое, пожалуй, гиблое место – в Афганистан. Но любой военный фотограф знает: самые лучшие, уникальные кадры получаются именно на полях сражений.

* * *

Палящее солнце, выжженная земля. База, обнесенная высоким забором, пулеметы на вышках. Чрезмерный, неестественный оптимизм внутри и давящая напряженность снаружи.

Через неделю после прибытия произошло нападение на колонну. Джон не первый раз был в Афганистане, случалось попадать в ситуации и намного серьезнее. Но сейчас, с непривычки, стало как-то очень неуютно, когда автоматная очередь хлестнула по корпусу бронемашины.

В бою ты или помогаешь другим – подносишь патроны, перевязываешь раненых, – или отстраняешься, с фотоаппаратом в руках фиксируя все происходящее вокруг. Снимок раненого солдата может завтра разойтись по всему миру, символизируя ужасы войны или готовность любой ценой защищать свою страну – смысл зависит от того, какую статью к нему напишут журналисты. А альтернатива – не снимать вообще, не искать выгодный ракурс, а зажать парню перебитую артерию, чтобы не скончался до прибытия помощи. Выбор военного журналиста: работа или совесть.

Свой выбор Джон уже сделал. И теперь в нем не было силы, что заставила бы пожалеть об этом.

Две недели в Афганистане. Главный в целом доволен. Джон – не очень. Не для того он исползал все Гималаи, чтобы все продолжалось как обычно. Хороших снимков мало, отличных – единицы. Обычные «пейзажи» раздираемой войной страны уже никого не удивляют. А бой – слишком скоротечное событие и больше всего похож на хаос и свалку, когда непонятно, кто где и кто кого, когда в тебя стреляют и ты не можешь высунуться и как следует «поймать» кадр. Нужно как-то выйти из боя до его начала, снимать со стороны…

Изучение сводок, ненавязчивые беседы с солдатами – через несколько дней у Джона на карте была отмечена подборка мест, где талибы чаще всего устраивали засады. Уходить с базы в одиночку было запрещено не просто так, но тут уж приходилось полагаться на удачу. Ту самую.

Выжженный солнцем склон холма. Между крупными камнями вполне приличное укрытие: обзор хороший, а со стороны заметить сложно. Внизу в ложбине дорога. Скоро должна пройти колонна.

Неожиданно Джон обнаружил, что он не один на этом холме. Пониже по склону, ближе к дороге появилась группа людей в полосатых халатах. С автоматами и гранатометами. Быстро окопались и словно растворились.

Первой мыслью было позвонить и предупредить, благо рация с собой. Но с другой стороны – зачем? Они военные, сами смогут за себя постоять. А тут такой шанс…

Камера настроена и поставлена на автоматическую съемку – пять кадров в секунду. Здесь главное не упустить момент, не зазеваться. Карта памяти большая, неудавшиеся снимки всегда можно стереть. Приближается головная бронемашина…

Выстрел гранатомета ударил по натянутым нервам. Сам бы держал палец на кнопке – не успел бы. А так точно что-то получится. Теперь схватить камеру – и крупные планы, пока дыма еще немного. Оптика позволяет уверенно снимать и с такого расстояния.

Серия из трех снимков. Противотанковая ракета выглядит размытой белой полосой, но вполне уверенно распознается и, главное, выглядит очень эффектно.

Вот она на подлете. Следующий снимок – ракета на фоне борта бронемашины, который она спустя доли секунды пробьет насквозь. И третий – огненное облако. Разлетаются осколки.

Уникальные кадры. За которые хорошо заплатят. Но не идеальные.

Слишком медленно работает фотоаппарат. На одном снимке оказывается сразу множество событий, которые накладываются друг на друга, смазываются.

Одной удачи мало. Нужна новая техника.

Забыв про отдых, Джон мотался по афганским горам. За снимок с ракетой и бронемашиной журнал отвалил приличную сумму. Затем еще одно удачное фото. Репортаж об очередном нападении на колонну, с целой подборкой фотографий. На счете постепенно накапливались деньги.

Джон взял кредит. Потом еще один. Сделал заказ. Через месяц с завода, производящего оборудование для физических лабораторий, пришло электронное письмо: «Высылаем». За посылкой Джон смотался в Пакистан. Там и сложностей с получением груза меньше, и коллегам-конкурентам вовсе не обязательно знать, что к чему. Краткосрочную поездку главный, скрипя зубами, оплатил. Видимо, чтобы ни с чем более серьезным к нему не совались.

Камера для скоростной фотосъемки быстротекущих физических процессов. Оптика переделана для съемки с дальних расстояний. Тяжелая и громоздкая. Стоит как небольшой самолет. Зато полторы тысячи снимков в секунду высочайшего качества.

*  *  *

У Джона не было никакого желания пародировать афганских ишаков – таскать по горам многие килограммы оборудования. Да и настройка камеры – дело тоже не мгновенное. Бой должен был произойти в удобном месте в заранее обозначенное время. Значит – прямая дорога к талибам.

Деньги решают все. А в таких местах, как Афганистан,– и все остальное. После недели поисков, переговоров на пальцах (вот о чем Джон действительно жалел, так это о том, что так и не выучил местный язык – так, отдельные фразы), расставшись с приличной пачкой долларов, он получил возможность встретиться с командирами каких-то местных банд. Ну на первое время и это неплохо.

Джон рассказал все как есть. Что он фотограф, что ему нужны хорошие снимки. Местным же нужно отчитываться перед соратниками и спонсорами, а что может быть для этого лучше, чем хорошая подборка фотографий? В качестве презента Джон преподнес несколько особо кровавых снимков последнего боя.

Обсуждение шло долго, под какую-то травяную настойку и опиумные косяки, но в итоге время и место пробной операции все же было согласовано. Усталый, но довольный Джон на нетвердых ногах побрел на базу, даже не заметив, что большую часть пути его ненавязчиво сопровождали два автоматчика – отпускать гостя в ночь одного, пусть и такого, хозяева не рискнули.

Талибы решили свести риск к минимуму. Правильно, у них были все основания не доверять. Зато и Джону не потребовалось таскать по горам аппаратуру. Все произошло прямо на базе.

Красная ракета взмыла в небо, когда Джон уже порядком прожарился на афганском солнце. Зонт прикрывал только от прямых солнечных лучей, но днем вся крыша барака раскалялась как сковородка. Камера настроена, нацелена на плац, на котором сейчас строятся солдаты – организуется конвой в аэропорт.

Он едва успел нажать кнопку – минометный залп накрыл Центр площади сразу же за ракетой. Честно говоря, Джон был уверен, что талибы промажут, даже несмотря на то, что он нарисовал им подробнейший план базы. Время сбора конвоя боевики получили тоже от него – не стрелять же по пустому месту. Но сейчас обезьяны в полосатых халатах оказались на Удивление точны: мины легли в центре строя.

Грохот, дым, крики, кровь. Беспорядочная стрельба из пулеметов в никуда. Камера бесстрастно фиксировала происходящее на тысячах снимков. Джон, глотнув виски из фляжки, подумал: чтобы разобрать все это, потребуется как минимум целая ночь и пара литров кофе. Вот с кофе на базе в последнее время было напряженно: снабженцы недоглядели. Но Джон, как истинный журналист, одним из первых пронюхал о надвигающейся проблеме и успел кое-чего запасти.

Пять утра. Полная пепельница окурков, красные, воспаленные глаза. На экране компьютера он – тот самый снимок. Единственный. Уникальный.

Мина взорвалась прямо у ног солдата. Пару снимков спустя все закроет облако дыма и пыли, но сейчас – лишь вспышка и веер летящих осколков. Парень еще не понял, что уже мертв. Пройдет целая секунда, прежде чем на бетон рухнет его разорванное пополам тело. Сейчас же с его лица еще не стерлись эмоции – возбуждение, растерянность… Страх?.. А глаза уже мертвы. С фотографии на Джона пристально смотрел покойник.

Главный не решился на публикацию. Видимо, решил сначала посоветоваться с военными. Иначе как объяснить внезапное задержание в два часа ночи?

Полковник был удивительно похож на своих коллег из комиксов о Вьетнаме. Короткий седой ежик, массивная нижняя челюсть, тяжелый взгляд глубоко посаженных глаз. Кулаки размером с утюг. Голос, чуть с хрипотцой, от которого мурашки по спине.

– Ты должен понимать, что публикация такого… – полковник попытался подобрать в своем словарном запасе наименее матерный эквивалент, не преуспел в этом и сердито плюнул, – …нанесет непоправимый удар престижу армии, нашей службе здесь и вообще всему. Кто поддержит войну, если солдаты на ней гибнут вот так… красиво? Особенно если написать подходящую статейку. Поэтому будь паинькой, уничтожь это фото, и мы обо всем забудем.

«Странно, что он снизошел до элементарной вежливости, – отрешенно подумал Джон. – Кто ж на него так надавил? Сам бы он сейчас с удовольствием достал пистолет».

Происходящее его ничуть не волновало. Возможно, устал за последнее время, а может, был уверен в том, что рыба с крючка никуда не денется, как бы она ни дергалась.

– Это не единственная копия, полковник. Другие у надежных людей. Если со мной что-либо случится, он будет опубликован. Не только у нас, но и в Европе. Не думайте, что я блефую. Я знал, на что иду, когда начинал все это.

За следующие полчаса Джон узнал о себе много нового. Полковник топал ногами, размахивал кулаками, орал так, что с потолка отвалился кусок штукатурки. Джон же лишь убедился в том, что можно и нужно просить больше. Вчера он несколько раз повторил про себя «миллион долларов», и ему понравилось, черт возьми, как это звучит.

Но сейчас сказать такое – значит продешевить.

Военные не решились на открытый конфликт, на тихое исчезновение строптивого журналиста например. Видимо, было в этой фотографии что-то такое, чего не осознавал и сам Джон. Решение принимал явно не седой полковник, и даже не командование здесь, в Афганистане.

Джон подписал договор, по которому Пентагон получал все копии снимка плюс флеш-карты, на которые они были записаны, и все мыслимые авторские права. Джон обязался никогда не упоминать об этой истории и немедленно покинуть Афганистан.

Взамен на его счет были переведены двадцать миллионов долларов.

Шел седьмой день пребывания в Нью-Йорке. Джон отлежал оба бока и спину, от пива и женских духов уже начало тошнить. Коробки с аппаратурой сиротливо пылились в углу комнаты, навевая тоску. Даже главный не звонил.

После того как Джон, ввалившись в редакцию с бутылкой пива, высказал боссу все, что о нем думает, и, главное, не услышал ничего в ответ, его авторитет среди сотрудников поднялся до верхушек небоскребов. Главный же, почесав в затылке, попросил не бросать работу и дал двухнедельный отпуск. Сам, добровольно. Впервые, наверное, за всю свою жизнь.

Почему-то радости это не доставило. Все было не так, как еще недавно рисовало воображение. Все просто признали его превосходство.

Видимо, Джон слишком привык к тому, что всегда есть противник, с которым меряешься силами и, если повезет, побеждаешь. Няня в детском саду. Преподаватель по математике в колледже. Родной отец. Потом вот главный. Война, на которой враги – все. А сейчас никто не машет кулаками, не пытается морально задавить. Теперь твой удел – сидеть и слушать о себе сплетни…

Джон почувствовал, что жизнь налаживается, лишь когда выгрузился с горой багажа на пыльное поле аэродрома. Милая маленькая страна, в которой идет милая маленькая гражданская война. Устроиться с камерой на бронетранспортере и снимать, снимать, снимать…

Их поймали в засаду прямо на городской окраине. Грохот автоматных очередей, разрывы гранат, шелест осколков. Бронетранспортер, натужно ревя мотором, отползал под прикрытие каменного забора, огрызаясь из крупнокалиберного пулемета. Джон, скатившись с горячей брони, занял позицию в канаве. Отсюда сквозь оптику ему хорошо были видны засевшие в руинах дома противники.

В забор попали из гранатомета, осколки камня разлетелись в стороны, хлестнули по спине. Джон снимал, забыв обо всем на свете. Здесь он наконец был собой, на своем месте, занимался тем, что хотела душа. Он был счастлив.

Пуля попала точно в голову.

* * *

Россыпь фотографий на столе. Мелкий, нудный дождь за окном.

– Уникальный кадр. Удивительный. Просто шедевр.

– Чудо, что она разбила лишь объектив и не повредила карту памяти.

– Точно. Иначе бы снимок пропал. Нет, ну это просто чудо – парень заснял собственную смерть. И как, с каким качеством!

Пуля в центре кадра. Все вокруг смазано, но она получилась необычайно четко. Видны даже обтекающие ее потоки воздуха. Доли секунды до того, как она пробьет стекло и войдет в мозг. Мгновение, которое может поймать лишь истинно удачливый фотограф.

– Жалко камеру… Восстановить уже нельзя, а она столько стоила…

– Ничего. Он ведь все еще работал у нас, значит, весь отснятый материал по контракту принадлежит нам. Организуй его персональную выставку, ребята пусть составят некролог поторжественнее. Что-то вроде – «он всегда будет в наших сердцах». Ну придумай что-нибудь. И нужно срочно переделать ближайший выпуск журнала. Все материалы сдвинуть на номер вперед, новости обновить. А сейчас будет номер, посвященный только ему. «Лучший фотограф „Военного обозрения“ погиб на боевом посту» – как-то так. Писать о нем особо нечего, так что поменьше текста, побольше фотографий. Эту – на первую страницу. И сразу продумайте реализацию прав на ее перепечатку. Я знаю, сколько Пентагон отвалил ему за ту с солдатом, уверен, что за эту получим больше. Нет, ну ты посмотри – удача в чистом виде!