Текст книги "Русский фантастический, 2015 № 01. Черновики мира "
Автор книги: Марина Ясинская
Соавторы: Пальмира Керлис,Лариса Петровичева,Лилия Касмасова,Майк Гелприн,Александра Давыдова,Александр Тихонов,Алексей Верт,Светлана Тулина,Владимир Яценко,Кристина Каримова
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Ничего я такого, конечно, не думал, но не отговариваться же? Обычно, когда оправдываются, то только хуже выходит…
– А как же точка бифуркации, странный аттрактор?..
– Ишь ты! Производную взять не может, а туда же – об аттракторах рассуждает! Чему вас только учат в ваших институтах… С чего ты взял, что аттрактор – это именно то всеобщих воздухов благорастворение, что тебе желательно? А Восточный протекторат Третьего рейха с трехклассным образованием, дешевой водкой в каждом ларьке и круглосуточной музыкой по радио не хочешь? Впрочем, кому и то – благо…
– Да что вы меня все немцами пугаете! Ведь если я у вас не один такой, то закономерности изучить можно, какую-то стратегию вывести… А может, и вовсе – машину времени сделать! Не сейчас, конечно, попозже… Одним словом, исследовать явление надо! – Я говорил, все более распаляясь, а капитан уселся на угол стола, смотрел на меня сверху вниз, и во взгляде его сквозило не то удивление, не то жалость. Я осекся.
– Пойми, – произнес он мягко, – нет у нас ни ресурсов, ни времени. Да и что за теорию можно вывести по десятку случаев? Притом что половина из вас, таких умных да грамотных, историю своей страны с пятого на десятое знает.
Мне нечего было сказать. Молчал и капитан. Потом вскочил, одернул гимнастерку и занял свое место напротив. Лицо сделалось жестким и непроницаемым. Я понял, что разговор подходит к концу.
– Три дня назад фашисты вошли в Париж. Франция пала, – говорил он, поймав мой взгляд, и я не смел уклониться. – В запасе, может, как ты утверждаешь, год. Может, больше. Но одно я знаю наверняка – будущее у нас теперь общее. Каким оно станет – зависит и от тебя. Ясно?
* * *
Старик замолчал, откинулся на спинку кресла, прикрыл веки. Юноше показалось, что прадед заснул. Он подождал немного, потом осторожно коснулся худой морщинистой кисти, покоившейся на подлокотнике. Старик повернул голову:
– Водички принеси. Устал я чего-то, – слабо он улыбнулся. – Давно ведь не говорил по стольку.
Парень метнулся на кухню, набрал в кружку воды из чайника, принес и смотрел как пьет прадед, будто впервые в жизни видел его. Острый кадык двигался в широкой прорехе ворота теплой, не по сезону, рубахи, пробуждая чувство пронзительной, немыслимой жалости. И хрупкости, такой, что тронь – рассыпется.
– Ну а дальше что?
– Дальше понятно. Заставили написать все, что знал, снова беседовали. Продержали с месяц, а потом выпустили. Подписку о неразглашении, ясное дело, взяли. Документы выдали, по которым выходило так, что родители погибли в Гражданскую, а я в детдоме воспитывался. Справку дали, что семилетку закончил.
– А потом?
– Потом? Экий ты недалекий… Да ведь говорил я тебе – пошел на завод, учеником токаря. Дальше война. В сорок четвертом, после тяжелого ранения, попал в тыл и больше не воевал уж. Страну восстанавливал. В сорок пятом Катю встретил, прабабку твою. Вот так жизнь и прошла.
– Дед! Ну неужели не хотел обратно вернуться?
– А как же? Очень хотел! Первое время бегал все на то место, ждал паровоза, машиниста высматривал. Только напрасно. Нельзя дважды в одну реку войти. Тогда решил, что если не я, то обязательно дети мои должны в этом выверте разобраться. Но Женечка в «лирики» пошла, способности у нее к языками открылись. Не зарывать же в землю… А с ее сыном, отцом твоим, не сложилось у нас. Притом что я-то его понимал, все же по годам рождения близкие мы. Да только ему на мое понимание начхать было. Вам сейчас в школе говорят и по телевизору вдалбливают, что СССР из-за плохой экономики рухнул, но ты не верь. Неправда это. Главное, что люди цену всему забыли. А когда цены не чувствуешь, то любая экономика плоха будет. И никакие слова здесь не помогут, пока жизнь лично тебя на грань не поставит. Сам таким был… – Старик замолчал. – Ты прости, что морали тебе читаю, не надо бы этого…
– И ты про себя никому не рассказывал?
– Первое время нет. Боялся, говоря по правде. Потом, много позже, Кате открылся.
– Поверила?
– Поверила. В начале шестидесятых меня в «органы» вызывали. Опять написать все заставили, расспрашивали долго. Опять подписку взяли. Думаю, сверялись, по какому варианту развитие пошло. После того я долго помалкивал – от греха подальше. Правда, не удержался-таки, съездил на родину своих родителей. Как раз они скоро должны были познакомиться. Только вышло, что и вправду я сирота здесь – деда моего по материнской линии аккурат в сороковом году на западную границу отправили. Там он и погиб, не оставив потомства. А семья отца, оказывается, была в Среднюю Азию эвакуирована, и там следы затерялись. Вот такие дела.
Прадед снова закрыл глаза. Веки его подрагивали. Вздохнул глубоко, собираясь с силами. Правнук ждал. Тихо отщелкивали секунды кварцевые часы на стене, отчаянно билась в оконное стекло муха.
– А я ведь тогда верил, что все совершенно иначе сложится. Просто невозможно было не верить – такой был подъем в людях! Казалось – горы свернем! А когда в космос вышли? Еще два шага – и все звезды наши! Потом, правда, чем ближе к моему времени, тем тревожнее становилось. А уж когда в восемьдесят третьем Меченый и здесь к власти пролез, окончательно понял – плохо дело. Пытался голос поднять, рассказать, чем все кончится. В газеты писал. И не один я, да только поздно было. Капитан прав оказался – все красивой жизни хотели, так чтобы комфорта и удовольствий побольше. И все это ведь не тогда началось. Раньше, много раньше. Не строили мы коммунизм, понимаешь? Болтали только. Живу вот теперь… за девять десятков перевалило… Зачем? Почему? Может, надлежит мне круг завершить… А ты вот что – поди-ка в спальню. Из нижнего ящика комода сверток достанешь, в белом пакете. Сюда принеси.
Правнук повиновался. Принес бережно запечатанный скотчем сверток, положил прадеду на колени, поверх клетчатого старого пледа.
– Нет. Это не мне. Это твое теперь. Открой. Там дневники. Начал вести после войны, записывал различия в событиях и датах, как мог вспомнить. Ну и другое всякое.
– Дед! Да ты что надумал?! Не возьму я!
– Открой, говорю! – Парень открыл, вытащил несколько пожелтевших общих тетрадей, пролистал наудачу – исписано убористо, плотно. – Вот только это могу тебе передать. И еще, итог всей жизни моей, – не беги в прошлое. Знай его, помни, но не беги. Смотри и стремись только вперед, только в будущее! Вас сейчас по-другому учат: «Живи настоящим», – но неправильно это. Так вся жизнь одним днем пройдет. А ты ведь человек, не бабочка-однодневка.
– Дед! Дед! Все равно не возьму! Ты еще сам в них допишешь! А может, в издательство отдать? Книжка будет.
– Да ведь нечего мне больше писать. Всего одна дата осталась. Разве что точку поставить. А ты, дурак, чего же, решил, что я помирать собираюсь? Э, нет! Я еще посмотреть должен, как ты наследством моим распорядишься! – Старик улыбнулся. Морщины собрались на лице мелкой сетью, впитали выступившую на глазах влагу. – А сейчас иди. Устал я, побыть одному хочется. К вечеру мать твоя забежать обещала. Так что за меня не волнуйся.
Правнук замешкался. Оставлять старика не хотелось. Но перечить не смел. В конце концов подоткнул прадеду плед, чтобы удобней сиделось, и ушел. Старик задремал. И снова, как прежде, снился ему все тот же мучительный сон: он, молодой, бежал изо всех сил вдоль длинного, омытого ливнем забора, и времени не хватало, и грохочущий паровоз вот-вот должен был пронестись мимо. Время тянулось, прыжки казались огромными, забор бесконечным. Черная громада медленно-медленно выплывала из-за угла, но вдруг с пронзительно-долгим скрежетом остановилась. Русоволосый чумазый машинист выглянул из кабины, улыбнулся и протянул старику руку.
А правнук размашисто шагал по асфальту. Сверток он так и не взял – украдкой запихнул в коридоре на антресоли, твердо решив, что непременно придет за ним завтра. Но в кармане джинсов лежала маленькая алая «Книжка красноармейца». На выцветшей фотографии – испуганные глаза, решительно сжатые губы. И речитативом, в такт широким шагам, звенело в памяти предпосланное прадедовым дневникам четверостишие:
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.
Воздух был тяжел и влажен. Где-то далеко на западе стояли в небесах косматые свинцовые тучи. Проблесками били молнии. Сонно ворочался гром.
Надвигалась гроза.
Ирина Станковская
Секреты кафаев
Вечерняя заря бросала приветливый отсвет в окна престижной клиники «Поможем!». В кабинете невропатолога было темновато, горела только старомодная настольная лампа под зеленым абажуром. Пациенты чувствовали себя в полумраке уютнее, а розоватый свет из окна успокаивал и внушал чувство оптимизма. Врач, средних лет полноватый брюнет в очках с аккуратно подстриженной бородкой и седеющими висками, уже провел беседу и теперь раздумывал, что посоветовать своему новому подопечному с забавной фамилией Водяной. «Ролекс» на левом запястье пациента знаменитого невропатолога не впечатлил, но оставить такого клиента за собой хотелось. Однако там видно будет.
– Ну что мне делать? – прервал затянувшееся молчание пациент.
– Я пропишу вам антидепрессанты, но… – замялся доктор.
– Выслушайте меня, умоляю! – перебил Водяной.
Он сидел на краешке стула, сцепив руки в замок, короткие толстые пальцы заметно подрагивали. Перстень-печатка на мизинце его левой руки посверкивал золотой полировкой в такт нервическим движениям.
– Обратитесь к профессору Штейну, – мягко сказал врач. – Я невропатолог, в вашем случае мои возможности ограниченны… Штейн замечательный доктор, лучший не только в нашей клинике! Думаю, он в первой десятке европейских специалистов!
– К психиатру? – Пациент угрожающе привстал, но переборол себя и тяжело опустился на стул. – Слышал про него. Мне только этого не хватало! У меня серьезный бизнес! Прошу вас, я хорошо заплачу!
Доктор задумался. Алименты, кредит, неудачи в покере… И еще кое-какие траты… По мелочам набегают внушительные суммы!
– А это не криминал? – спросил он осторожно.
– Нет! – воскликнул Водяной. – Но, если я пойду к Штейну, он решит, что я и правда псих! Мои конкуренты только внешне выглядят приличными людьми… смокинги, гаванские сигары… В моей сфере настоящие джунгли! А ведь когда-то я был романтиком, про атлантов пел… Аспирантуру закончил еще до перестройки! И эти хищники при возможности меня с потрохами сожрут!
– Ладно, – смирился врач. – Но учтите, я не смогу дать вам медицинский совет не по своему профилю. Прошу вас.
Невропатолог изобразил на лице внимание и поощрительно кивнул.
– Недавно на сафари в Африке мы попали в аварию. Нас спасло кочевое племя кафаев, – начал пациент.
– Знаю-знаю, бывал в тех краях, – вставил врач. – Работы там непочатый край – раньше много наших медиков туда отправляли. А вот в сафари на джипе не довелось… Не до того было…
– Кафаи – хранители магической живой воды, которая может менять плотность, объем и цвет, – продолжал Водяной, недовольно покосившись на невропатолога. – Они носят ее с собой в виде комков… как бесцветное желе! И поэтому никогда не страдают от жажды. В любую засуху их племя выживает! Кафаи считают эту воду одним из подарков богов, когда-то посещавших Африку. Смотрели «Воспоминания о будущем»? Этот фильм только ленивый не ругал, но все-таки теории о пришельцах не на пустом месте возникли!
Доктор задумчиво покачал головой, хотел было написать что-то в карту, но вовремя отдернул руку под сердитым взглядом пациента.
– Кафаи случайно узнали, как переводится моя фамилия, и к тому же я починил вождю зонт! Знаете, такой огромный зонт из пальмовых листьев… Сложная конструкция, пришлось покумекать. Никто из местных не справился! Вот когда инженерное образование пригодилось! И старикан сказал, что я истинный жрец воды, и подарил один комочек священного желе!
– Повезло вам! – не удержался доктор, скептически улыбаясь.
– Если бы! – с чувством воскликнул пациент. – Вода действительно оказалось живой! Но до чего же ревнивой! Она меня доконала своей любовью! Текла там, где надо и не надо, совсем от рук отбилась, вредничала! Последний раз я наполнил ею бассейн для гостей, а она вдруг взяла и ушла, и девушки чуть не убились! Пришлось платить колоссальные отступные, но все равно в прессе появились кое-какие намеки… Представляете? Известный бизнесмен издевается над группой эскорт-девиц! Жена подала на развод, вода и ей досадила. На приеме в посольстве платье намочила, в туфлях все время хлюп-хлюп! Как зимой в мокрых сапогах ходить? Так и до пневмонии недалеко! Я ее понимаю! Дети еще не знают, они в Англии учатся… Боюсь звать их на родину… А ведь двадцать лет вместе! Ужас! И какой я после этого жрец воды?! Скорее, жертва!!!
– Отдайте ее ученым, – посоветовал врач. – Тогда все прояснится. Если нашим не доверяете, то тем же британским…
– Вы что?! – вскричал пациент. – Я жить хочу!
– Тогда не знаю, чем вам помочь, – развел руками невропатолог. – Мы опять вернулись к тому, с чего начали. Профессор Штейн…
Водяной вдруг заерзал и посмотрел на часы.
– Ой, мне пора принимать ванну! – воскликнул он испуганно.
Пациент встал, раскрыл бумажник и положил на стол перед невропатологом несколько крупных купюр.
– Я еще приду? Вы меня примете?
– Да, конечно, – любезно ответил доктор и сунул деньги в карман халата.
Провожая пациента взглядом, врач заметил у его ног почти прозрачное, студенистого вида существо на множестве коротких лапок, которое бойко семенило рядом с хозяином. Или со жрецом? Или с жертвой?
– Ух ты! – вырвалось у доктора, когда парочка удалилась. Он опасливо оглянулся на дверь и осторожно выдвинул ящик стола, из которого потянуло приятным запахом леса. Постепенно оттуда вылезло что-то белесое, грибовидное.
– Потерпи, скоро домой! – проворковал врач ласково. – Я куплю тебе мороженое! И лимонад!
Существо неохотно скрылось в ящике.
В дверь постучали, на пороге возникла медсестра.
– Глеб Иваныч, еще одного больного примете? Такой настырный, говорит, только к доктору Груздю пойду!
Лариса Петровичева
Черновики мира после конца света
1. Божий человек
– Эшелон номер 8-2Б прибывает на вторую платформу Эшелон номер 8-2Б прибывает на вторую платформу.
Лязгающий голос механического диктора далеко разносился в жарком сухом воздухе. Алексей слез с остова качелей и пошел к ржавой лестнице, что вела на перрон. На детской площадке за его спиной что-то протяжно заскрипело, но он не обернулся. Детей тут давно не было.
Команда приема уже выстроилась на перроне в ожидании эшелона. Алексей оглядел желтые комбинезоны радиационной защиты и надвинул на лицо респиратор. Хуже не будет. Некоторое время группа стояла молча. Перрон заливал грязно-желтый свет некрасиво разбухшего на закате солнца, который превращал станцию в старинную фотографию.
Хвойный лес за рельсами неприятно содрогнулся, рассыпая оранжевые выгоревшие иглы с нижних ветвей, и Алексей увидел эшелон. Уродливый механический дракон, переживший три ядерные бомбардировки, с грохотом и треском выползал из леса. Его безобразную морду покрывал жирный слой радиоактивной грязи.
– Эшелон номер 8-2Б прибыл, – известил репродуктор. – Команде приема занять свои места.
На боку чудовища с грохотом распахнулась дверь, и фигурки в желтых комбинезонах принялись выволакивать носилки с мертвецами. Алексей подошел и принялся пересчитывать: раз, два… Мертвецов было восемь. Команда приема живо поволокла мертвецов в погреб на опись, а бригадир Денисыч вдруг страшно заорал на машиниста, который между делом отколупывал ломом грязь с морды эшелона.
– Ты куда, сучий сын, ее на рельсы кидаешь? С собой забирай, нам тут вашего дерьма не надо!
Машинист не стал спорить, вынул из-за пояса толстые перчатки и стал собирать грязь. Команда приема утащила мертвецов и приволокла к поезду несколько канистр с отфильтрованной водой для раненых.
– Под Смоленском большие бои, – сказал офицер в медицинском халате. Халат когда-то давно был белым. Денисыч вдруг всхлипнул и перекрестился.
– Гоните их, сынки, – проникновенно вымолвил он. – Гоните к чертовой матери.
Офицер сдержанно кивнул, отдал Денисычу честь и скрылся в вагоне. Дверь захлопнулась, и эшелон выпустил в тусклое серое небо высокий столб вонючего дыма. Команда приема отступила от края платформы, и поезд пополз по рельсам, сперва медленно, а затем все быстрее и быстрее. Вскоре он скрылся за мертвым лесом, и команда неспешно стала разбредаться. Алексей хотел было вернуться на свое привычное место – качели на детской площадке, – но ноги сами понесли его к погребу с мертвецами.
Погреб был устроен в искусственно насыпанном холме. Возле двери росли подсолнухи с липкими ядовито-желтыми лепестками. Алексей толкнул дверь и вошел.
Мертвецы лежали ровно и тихо, словно поленья в дровяном складе. К босой ноге каждого была привязана бирка с указанием имени и звания. Когда придет запрос, то Алексей спустится в погреб, выберет нужного мертвеца и отправит по месту требования, чтоб родня похоронила. На некоторых бирках значилось «Москва». Этих следовало закопать через месяц, потому что не было уже никакой Москвы. Атомная бомба «Малыш Джимми» шутить не любит.
Один из мертвецов, впрочем, еще был жив и, сидя на лавке, довольно шустро препирался с капитаном Дудко. Капитан хотел привязать ему на ногу бирку, а мертвец не давался. Он вообще собирался встать и ехать под Смоленск.
– Война, – серьезно сказал мертвец. – Некогда валяться. Врага прогоним, тогда и делайте со мной, что хотите.
Алексей посмотрел на него – мертвее мертвого. Половины лица нет.
– Ложись, глупый, – сказал Алексей, укладывая мертвеца на лавку. Дудко подхватился и шустро навязал бирку на щиколотку. – Ты свое отвоевал. Велика Россия, найдутся те, кто займет твое место.
– Точно найдутся? – спросил мертвец, глядя на Алексея единственным уцелевшим глазом.
– Точно. Спи, – сказал Алексей и перекрестил мертвеца. – Господи, помилуй и прости.
Мертвец вздохнул и закрыл глаз. Вскоре он вытянулся и окоченел, теперь ничем не отличаясь от прочих мертвецов на полках. Дудко смотрел на Алексея с восторженным уважением.
– Ну и лихо же ты с ними управляешься, – сказал он. – Любо глянуть.
И подумал: хоть и дурачок.
Алексей посмотрел на мертвецов и вышел из погреба. Солнце сползало за рыжий лес, выжженный радиоактивным дождем год назад. В лесу кто-то тоненько выл, и Алексей подумал, что неплохо было бы съездить одним днем в Тулу, купить ружье. Денег у него не было, но он рассчитывал поговорить на эту тему с Денисычем.
Он поднялся по лестнице к детской площадке и сел на качели. Станция отсюда была видна как на ладони. Залитая тяжелым закатным светом, она словно грезила наяву о мире, в котором не было ядерных бомбардировок и встающих мертвецов, а на качелях играли дети станционного смотрителя.
Ровный строй подсолнухов на холме стоял неподвижно, словно маленькая армия, и жирные раздувшиеся стебли не шевелились. Из погреба вышел Дудко и крикнул:
– Алеша! Дуй сюда! Еще один поднимается!
Алексей спрыгнул с качелей и пошел к лестнице. Под ребристыми подошвами его башмаков взвизгивала зеленая пыль.
2. Пророчица
Пророчица пришла утром, по первому снегу. Бригада носа не высовывала из барака и, дрожа от страха, вслушивалась в колкий хруст снежинок под ногами гостьи.
– Плачет Богоматерь, – тоненько раздавалось из-за изгороди, отделявшей станцию от леса. Пророчица то уходила под деревья, то подбиралась вплотную. – Плачет Богоматерь, убили ее младенца…
– Денисыч, делать-то что? – спросил Петров. – Через час эшелон должен прибыть, а я ее боюсь. Вот тебе истинный крест, боюсь.
Денисыч и сам боялся. В неверном свете лампы Алексей видел, что лицо бригадира посерело, а на висках выступил пот.
– Может, я ее того?.. – спросил Максудов и взглядом указал на оружейный ящик. Стрелял он очень хорошо, лучше всех в бригаде. Словно в ответ на вопрос со стороны погреба послышались тяжелые глухие удары.
– Встали, – обреченно произнес Денисыч. – Алеша, сколько их там?
– Двенадцать, – откликнулся Алексей. – Вчера троих по запросу отправил.
– Богородица Дево, радуйся, – донеслось со двора. – Безликие блудницы пляшут на могилах. Плачет Дева Пречистая, отняли ее младенца…
Бригада затихла. Некоторое время слышались только легкие шаги на снегу да редкие удары из погреба. Туп… туп… туп.
– Я слышал, – сказал Максудов, – что она из самой Москвы пришла. Дескать, видели ее мародеры у развалин Кремля. Она там ходила и плакала. А потом так и пошла по Руси.
– Иди ты врать, чурка, – зашептал Денисыч, – иди ты врать! Какая Москва, нет тут никакой Москвы! Все там в лепешку сплавилось!
– А я что говорю? Глянь, как счетчик заливается! Только из эпицентра такой грязи можно натащить!
Алексей выглянул в окно и в неверном утреннем свете увидел, как дрожит дверь погреба. Мертвецы хотели выйти. Кто их знает, что им потом понадобится. Могут потребовать отправки на фронт, а могут и взяться за топоры и пойти вырубать лес на дрова. Как в прошлый раз. Алексей тогда еле-еле смог им втолковать, что бараки отапливаются углем.
Пророчица стояла у калитки. Была она бледная и босая, в руках держала тряпичный сверток. Лежала ли там кукла или ребенок, Алексей не видел. Светлые косы пророчицы были присыпаны грязно-серым снегом.
– Ничего не из Москвы, – подал голос Дудко. – Это Мельникова дочка из-под Лебедяни. Всю ихнюю Лебедянь сожгли, когда отступали. Жителей в яме кончили. А ее оставили, смотри, мол. Там она ума и лишилась. А мельника-отца на мельничном крыле распяли.
Алексей смотрел, не отрываясь. И пророчица увидела его лицо за стеклом.
– Инок бедный, – жалобно сказала она. – Убили младенца. Давай поплачем.
Алексей послушно слез с лавки и пошел к выходу. Тулуп решил не брать – недалеко.
– Сержант Иннокентьев, – прошептал Денисыч. – Сядь. Алеша, сядь, Христом Богом прошу.
Алексей вышел из барака и пошел к калитке. В дверь погреба ударили сильнее, а потом вдруг затихли. Пророчица посмотрела на Алексея, склонив голову к плечу.
– Бедный, бедный, – сказала она и протянула ему сверток.
Алексей всмотрелся: там была не кукла, а мертвый ребенок. Девочка. От жалости у него сжало горло.
– Ты добрый, – сказала пророчица. – Ты не убивал младенца. Не бойся, инок, война скоро закончится.
Она протянула руку и коснулась его виска. Алексей ощутил слабый разряд тока и спросил:
– Ты кто? Откуда ты меня знаешь?
– Божья Матерь говорит, что ты никого не обижал, – серьезно сказала пророчица и принялась укачивать сверток.
Во тьме леса что-то заворочалось и хрипло каркнуло. Снег посыпался с нижних ветвей и тяжело упал на остовы мертвой травы.
Алексей пошарил за пазухой и нащупал шнурок с иконкой.
– Возьми, – сказал он. – Возьми и не плачь.
Пророчица взяла иконку и, сжав в кулаке, застыла – словно к чему-то прислушивалась.
– Богородица тебя любит, инок, – серьезно сказала она и медленно двинулась к лесу. Алексей стоял неподвижно. Вскоре тонкая женская фигурка растаяла в отравленной тьме за изуродованными стволами.
Хлопнула дверь барака. К Алексею, матерясь и плача, бежал Денисыч с канистрой дезактивационной жидкости.
3. Братишка
– Братишка.
Алексей обернулся и увидел нищего. Бывший солдат разгромленной центральной группы войск сидел на земле и погромыхивал монетами в кружке. На груди побирушки сиротливо болтался погнутый орден «За отвагу». Мертвое дерево сыпало ему на голову оранжевые хрусткие иглы.
Монет было мало.
– Братишка, дай закурить, – попросил солдат. На грязный лоб свисала прядь седых волос.
Алексей наклонился к нищему и только теперь понял, почему его фигура выглядит неправильно, – у него не было ног. Алексей протянул ему свою пачку «Беломора», но нищий не взял. В кружке брякнули монеты.
– Братишка, – попросил нищий снова. – Братишка, дай закурить.
Светло-синие глаза солдата были похожи на мутное стекло. Ядерных зарядов нападавшим было мало, и они пустили на центральную группу войск пси-волну, которая стирала разум, словно ластик – ошибку в ученической тетради. Алексей опустил в кружку папиросы и пошел к храму.
В город он выбрался одним днем – получить почту и пополнить по возможности запасы медикаментов. Уложившись в положенные два часа, Алексей решил заглянуть к храму – тем более что Денисыч просил при случае поставить свечку за пропавшую семью. По пути Алексею попалась пара мертвецов, что деловито латали забор, и этот несчастный нищий.
– Прости, – сказал Алексей. – Прости, бедный, не могу я тебе помочь.
Храма как такового больше не было. Потрудилась вражеская авиация – и теперь от часовни осталась только одна стена с грудой кирпичей внизу. Архистратиг Михаил смотрел с фрески устало и грустно. Возле кирпичей возились мертвецы – разбирали завал и стаскивали камни в кучу, ближе к воротам. У одного из них недоставало пальцев на руке, и он постоянно ронял свой камень. Священник, отец Илья, стоял возле походного кандила со свечами и негромким голосом читал молитвы. Заметив Алексея, он улыбнулся и ласково ему кивнул.
– Здравствуйте, – сказал Алексей и неумело перекрестился.
Мертвецы взяли очередные камни и посмотрели на него с неудовольствием, словно боялись, что он уложит их, и они не смогут завершить работу. Алексей подошел к кандилу и взял одну из свечей из тощей связки.
– Здравствуй, Алеша, – произнес отец Илья. – Как у вас на станции?
Свеча потрескивала, словно счетчик Гейгера. Алексей закрепил ее на кандиле и снова перекрестился.
– Живем потихоньку. Мертвые вот часто встают. Вчера их с эшелона сгружали, а они упирались и не хотели.
– А чего хотели?
– Воевать. Говорят, на западе большие бои.
Отец Илья только головой покачал.
– Ни конца ни краю не видать.
Алексей перекрестился еще раз и поправил сумку на плече. В сумке негромко звякнули ампулы, которые он выменял в аптеке на тощий рублевый сверток и золотое обручальное кольцо. Его отдал вчерашний мертвец, который плакал и не хотел ложиться в погреб. Времени оставалось немного: как раз чтобы спокойным шагом дойти до станции и сесть в поезд. Женщина в цветастом платке вошла в сохранившиеся церковные ворота и, перекрестившись, опустила монету в кружку солдата.
– Братишка, – повторил тот. – Дай закурить, братишка.