Текст книги "Нежданно-негаданно (СИ)"
Автор книги: Марина Леманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
– О, я не знал, что Дмитрий жил у кого-то из знакомых. Он мне не говорил этого, а я как-то не вдавался в подробности. Но это вполне могло быть. Дмитрий мог попросить остановиться у них, например, по пути в Петербург… Дед Лизы не жил в этом имении постоянно, но мог распорядиться предоставить для Дмитрия гостевой домик.
– Гостевой домик?
– Да, в нескольких минутах ходьбы от господского дома есть небольшой дом, где останавливаются гости, если хотят. Он хоть и рядом, но стоит уединенно, и некоторые гости предпочитают его, нежели гостевые комнаты в большом доме.
– И Дмитрий мог там поселиться, даже если хозяев не было в имении?
– Да, почему бы нет?
– Тогда, возможно, там у него и были свидания с Катей. Не к Штольману же в дом он приходил…
– О Боже! Значит, ту ночь, после которой родился ты, Дмитрий и Катенька провели в этом доме? – воскликнул Павел.
– Скорее всего… – кивнул Яков.
– Слава Богу, что это осталось в тайне, и не пошли сплетни по округе. Видимо, они были очень осторожны. Ведь насколько я понимаю, про то, что ты – не сын Штольмана, знал только он сам.
Яков уже не был уверен в этом, так как у него в голове всплыло одно воспоминание.
– Если кто-то знал Ливенов, насколько очевидно могло бы быть для такого человека, что встреченный им случайно ребенок мог быть отпрыском одного из Ливенов? – с волнением в голосе спросил он.
– Ну если человек наблюдательный, мог и догадаться…
– Просто я вспомнил, что пожилой господин расспрашивал меня о себе, что обычно спрашивают у детей – про возраст и родителей. Я сказал, сколько мне лет, что моя матушка у ангелов на небесах, а батюшку я вижу мало… А он потрепал меня по волосам и сказал: «А батюшку ты не видишь…» А я ответил, что батюшка все время на службе, вот и бывает дома редко…
Что, если это были не просто праздные вопросы, которые задают любому ребенку? Что если дед Лизы вспомнил, что Дмитрий останавливался в их имении, когда увидел сына соседей, похожего на Ливенов? Ведь теперь и его фраза про батюшку понятна – говоря, что я не вижу отца, он имел ввиду не Штольмана, а Ливена…
– Это вполне вероятно, – согласился Павел.
– Но он не сказал о своих догадках вашему отцу…
– Зачем ему это? Вмешиваться в жизнь другой семьи. Да и, возможно, он думал, что Ливены знают о бастарде, только скрывают это.
– Я вот только в недоумении, если дед Лизы подозревал, что у Дмитрия есть внебрачный сын, зачем он согласился выбрать его в мужья внучке?
– Яков, ну кого удивишь бастардом среди знати… Да и если у мужчины есть ребенок, значит, он не пустой, может и еще одного воспроизвести на свет.
– Только не в случае с Дмитрием…
– Увы… Но сын у Дмитрия все же появился, хоть и после хождения по мукам, так что имение отошло ему… Кстати, Дмитрий любил это имение. Он бывал в нем, пожалуй, не реже, чем в родовом гнезде. Теперь я понимаю, почему – потому что это то место, где он был с Катей. Где он был счастлив, пусть и столь недолго… А когда ты там был в последний раз?
– Я уехал, когда мне было девять. С тех пор никогда больше там не был.
– Не тянет?
– Даже не знаю. Скорее нет, чем да. До того, как матушка умерла, я мало что помню. А после ее смерти я не припомню радостных событий в семье… А вот то Рождество у соседей до сих пор в памяти. Отец совсем отдалился, дома почти не бывал. Карл Иванович как и нянька Агаша относились ко мне хорошо. Но, наверное, мне не хватало родительской любви, а не просто доброго отношения. Когда я попал в пансион, многие мальчики поначалу плакали, скучали по родителям, братьям и сестрам. А я привык довольно быстро. Мне не по кому было скучать.
– Ты как про меня рассказываешь. Я тоже быстро привык к жизни в корпусе. И скучал я только по одному Димию, больше было не по кому. Я тебе говорил, что моего появления не ожидали и, честно говоря, не были ему особо рады. У отца и так уже было четверо сыновей, а мать через несколько лет после рождения Евгения и Михаила, когда их отправили в пансион, наконец вздохнула свободно и ударилась в светскую жизнь. И не хотела ничего менять. А тут я… Я родился в Петербурге, но почти сразу после моего рождения меня отвезли в одно из имений – кормилице, нянькам и другой челяди. Родителей я почти не видел, да были ли они вообще мне родителями и то затрудняюсь сказать… Ты вот Штольмана как называл, батюшка?
– Конечно, батюшка. А как же еще? – удивился Яков. – Не Платон Павлович же. Я ведь тогда не знал, что он мне не родной отец.
– А я своего в детстве Ваше Сиятельство или батюшка Александр Николаевич.
– Почему?
– Потому что мне про него говорили, что приехали Его Сиятельство или Ваш батюшка Александр Николаевич, вот я и повторял. А отец никогда меня не поправлял. Видимо, его так устраивало. До поступления в корпус я жил в имениях, сначала в имении родителей, куда они наезжали весьма редко, а потом – Дмитрия. Когда он однажды приехал в имение отца встретиться с ним, а тот появился только через несколько дней – пьянствовал, наверное, где-нибудь – он увидел, что я никому не нужен. Для родителей я что был, что нет, одна нянька со мной не справлялась, а у второй уже давно были с шашни гувернером, и им было не до меня. Я что хотел, то и делал. А когда приехал отец, они попытались меня как-то образумить – что вести себя нужно, как подобает молодому барину. Но разве можно внезапно заставить ребенка, который рос как трава, жить по правилам? Помню, отец тогда был в ярости как никогда. Сказал, что я неуправляемый, что один способ справиться со мной – это бить розгами с утра до ночи. Причем, сказал это не в сердцах, а со всей серьезностью. Я тебе говорил, что Евгения и Михаила он бил по любому поводу – кулаком да и розгами тоже – это я от Дмитрия потом узнал. Думаю, что после издевательств отца пансион с очень строгими правилами казался им невиданным счастьем… Дмитрию стало меня жаль, и он спросил разрешения отца забрать меня к себе в имение, а когда он будет жить в Петербурге, то и туда тоже. Отцу было безразлично. Тогда Дмитрий сказал уже мне: «Решай сам. Или ты остаешься у отца, и он на тебе живого места не оставит. Или едешь со мной, но делаешь все, что я скажу. Бить я тебе не буду, а наказывать буду, но только за дело». И в семь лет мне пришлось принять решение – как взрослому. Я решил ехать с Димием. До этого я видел его редко, но радовался, когда он приезжал. Он привозил гостинцы и подарки, баловал меня – но это было при прежнем гувернере, который за мной следил. Похотливых слуг, которые не занимались барчуком, уволили, и Дмитрий нашел мне новых няньку и гувернера – через знакомых, у которых младший сын как раз в то время уезжал учиться в пансион. Из безнадзорного мальчишки за короткое время я превратился в послушного младшего брата и усердного ученика. Провинился? Сиди в классной комнате и учи уроки. Никаких прогулок, никаких катаний на пони, никакого сладкого.
– У тебя был пони? – удивился Штольман.
– Был, Звездочка. У него было пятнышко на лбу. С него у меня любовь к лошадям на всю жизнь. А у тебя ни пони, ни лошади, наверное, никогда не было?
– Нет, но когда я учился в пансионе, нам давали уроки верховой езды, что потом пригодилось, когда я был чиновником по особым поручениям. Какой толк от подорожной, если где-то в глуши даже коляску нанять не было возможности? А вот лошадь найти удавалось.
– А хочешь свою лошадь?
– Свою лошадь? – Штольман задумался. – Каким образом?
– Ну, я могу приказать привезти тебе лошадь из одного из имений. Все равно они там содержатся почти без надобности, а тебе – польза. Только не говори, что откажешься.
– И куда я ее дену? В сарай поставлю вместо стойла? Да и по служебной надобности я обычно пользуюсь пролеткой из участка, а вне службы – извозчиком. Ты бы еще карету предложил, – подзавел Яков князя.
– Карету не могу, они с княжескими гербами, а экипаж – пожалуйста. Можешь выбрать любой, когда поедем в имения, – совершенно серьезно сказал Его Сиятельство.
– Павел, ты ведь понимаешь, что ни лошади, ни экипажа я не приму.
– Я не хочу этого понимать. Я тебе не на паперти подаю, не из милости предлагаю. И не последнее хочу отдать… Ты пойми, у нас столько всего, что пара лошадей, коляска, которые без дела простаивают в имениях годами, вполне могут переместиться в Затонск. Ну или куда тебе будет угодно.
– Вот именно, у ВАС столько всего, не у меня.
– Ты меня не понял. У НАС – это у Ливенов: у Саши, меня и тебя.
– Так не годится.
– Только так и годится. А вот представь, появится у твоего дома коляска – тебе ее доставили. А ты не хочешь. Ну ладно, экипаж есть и пить не просит, может и без присмотра стоять – пока не украдут. А бедную лошадку что же ты на улице оставишь? Бросишь животинку на произвол судьбы?
– Обратно тебе отправлю.
Ливен засмеялся:
– Да денег у тебя не хватит, чтоб нанять кого-то это обратно в имение отправить. А самому ехать – тебя полицмейстер не отпустит, ты же человек незаменимый, тебя со службы отпускают только когда к тебе в гости князь приезжает.
– Ну ты, Павел, и пройдоха!
– Не, я стратег! Ну так как насчет лошадки и экипажа?
– Никак. Мне здесь в Затонске этого действительно не нужно.
– Так, ловлю на слове – не нужно здесь, в Затонске. Про другие города ты не говорил. Я это запомню.
– Павел, мне пора, уже поздно, – Яков Платонович решил больше не препираться с Ливеном и использовать время как повод закончить встречу.
– Я прикажу подать карету.
– Я пойду пешком, здесь идти несколько минут.
– Можешь идти и пешком, тогда карета поедет за тобой. Вот будет потеха.
Штольман сдался. Павла было не переспорить.
Проводив племянника, Ливен вернулся в номер. Вот ведь как тесен мир. Дмитрий с Катей, похоже, встречались и зачали Якова в имении деда Лизы. Яков в детстве встречался с Лизой в этом же имении. Ее дед стал владельцем его родного дома, который теперь принадлежит его брату-кузену… Надо будет рассказать Саше о бывшей усадьбе Штольманов. И деньги, которые он сейчас получает от сдачи ее в наем, должны будут идти Якову – это будет справедливо. Вернуть усадьбу во владение Якову, по крайней мере пока, вряд ли получится, Яков еще тот гордец и упрямец. Да и захочет ли он в ней когда-нибудь жить? А вот открыть в банке счет, на который будут поступать деньги от этой усадьбы – чтоб сделать это, согласия Якова совершенно не требуется. А если Яков захочет посетить свои родные места один или с Анной, в присутствии Ливенов или без, он всегда может остановиться в имении – в господском доме или в гостевом, где его настоящий отец и матушка любили друг друга… И при случае надо будет съездить в те края, порасспрашивать, что же случилось с Платоном Штольманом. Может, кто-то еще помнит.
Павел допил бутылку коньяка и лег спать. Нужно было выспаться, так как на следующий день ему предстояла долгая дорога в Петербург.
========== Часть 11 ==========
Яков Платонович плохо спал всю ночь – Ливен уезжал на следующий день, и его беспокоило, что будет дальше. Едва дождавшись приемлемого по его мнению для визита часа, он направился в гостиницу. Как и накануне вечером он постучал в дверь самого шикарного номера:
– Павел, открой, это Штольман.
– Штольману не открою. Открою только Ливену, – послышалось из-за двери через несколько секунд.
– Открывай, это Ливен! – повысил голос Яков.
– Вот так бы сразу, – в замке повернули ключ.
– Ну что за игры! Ты… – Штольман, не договорив, уставился на Павла, завязывавшего пояс шелкового халата, надетого на мокрое тело.
– Что тебя принесло ни свет, ни заря? Ты вытащил меня из ванны. Что случилось?
– Так девятый час уже, – не в попад ответил Яков, все еще не сводя глаз с Павла. Более того, его взгляд прошелся по фигуре Павла сверху вниз – мееедленно, словно изучая ее. Небрежно накинутый, местами влажный халат открывал больше, чем скрывал. Яков завороженно смотрел на Павла и, казалось, не мог оторвать от него глаз… Ливен заметил это.
– Ну и как, нравлюсь? – прямо спросил он. – Или не можешь составить мнения, так как не все увидел? Так я не из стеснительных, могу и показать… есть что…
Штольман был сконфужен. И что-то промычал.
– Так я тебе нравлюсь? – продолжал провоцировать Якова Павел.
– Очень. Точнее, я поражен. Я просто не ожидал, что ты так хорошо сложен. Конечно, у тебя статная фигура, но чтоб одни мускулы… Тебе почти пятьдесят, а тело лучше, чем у многих мужчин гораздо моложе тебя… Но ты, наверное, это не раз слышал…
– Да, мне много раз это говорили. Но в основном женщины…
Яков не заострил внимание на этой ремарке Павла.
– Меня посетила странная мысль… Мы внешне похожи. Но у тебя более приятная внешность и фигура, пожалуй, лучше моей… Многие женщины бы явно предпочли тебя мне, хоть я и на десять лет моложе…
– Яков, многие женщины предпочли бы меня тебе уже потому, что я – князь, будь я даже страшен как смертный грех, – пояснил Его Сиятельство. – Но я рад, что у меня достаточно приятные для мужчины черты лица. Дмитрий и, следовательно, ты, вы оба хороши собой, но в отличии от вас мне досталось немного и от Ридигеров, а не только от Ливенов. И с возрастом черты Ридигеров проявляются все больше. Я также рад, что женщины не разочарованы, когда видят меня без одежды…
– И не разочарованы тобой как мужчиной?
– Если тебя это интересует, то да. Не разочарованы и этим. Как любовник я все еще хорош.
– Не сомневаюсь. Ты до старости будешь пользоваться успехом у женщин. В отличии от брата…
– Яков, ты не справедлив. У Дмитрия и после ранения были женщины. Вот только парадокс – с любовницами у него все было в порядке, а как только женился, все как отрезало… Но ты ведь с утра пораньше пришел не об этом поговорить… И не на меня в неглиже любоваться… Или?.. Если позволишь, я все же оденусь.
– Без слуг? Вам помочь, Ваше Сиятельство? – хотел подзавести князя Штольман.
Ливен удовлетворенно засмеялся про себя – Яков сам себя загнал в ловушку.
– Яков, я ведь могу и согласиться… Просто чтоб пощекотать тебе нервы… Я-то привычный к тому, что мне помогает одеваться мужчина. На меня это не действует… А вот сможешь ли ты… устоять?
Павел намеренно заигрывал с Яковом, провоцировал его. Он хотел знать, каков его племянник на самом деле. Дело было в том, что взгляды, подобные тому, каким «изучал» его Яков, он когда-то уже испытывал на себе. Похоже на него смотрел мужчина… который, как позже выяснилось, был к нему неравнодушен и очень надеялся на взаимность. И которому он никогда не смог бы предложить ничего кроме дружбы, так как мужчины никогда его не волновали… Еще он слишком хорошо знал о нравах при дворе и в высшем свете Петербурга, где подобное явление имело место… И кроме всего прочего он помнил про брата Гришку. Ему не хотелось, чтоб Яков оказался таким же… Но если все же это было правдой, он надеялся, что Яков был хотя бы разборчив в связях и что Анна никогда не узнает об этом…
Штольман поперхнулся:
– Смогу ли я устоять?? Павел, да что ты о себе возомнил?? Прям нарцисс какой-то! Ты, конечно, очень привлекательный мужчина, но… то, что я – под впечатлением от твоей фигуры, вовсе не значит, что мне хотелось бы… большего, чем просто лицезреть ее!
– А по твоему взгляду можно было понять и другое…
– Неужели? – не поверил Штольман.
– Яков, если бы ты видел себя в зеркале, ты бы увидел там мужчину, который пожирает глазами другого мужчину. Я не преувеличиваю. Я знаю, о чем говорю…
– Мне хочется тебя утопить!
– Только не забудь сначала снять с меня халат. Тогда, может, и топить расхочешь… Залюбуешься моей мужской красотой и забудешь о своем коварном плане… – игриво произнес Павел.
– Павел, ты со мной флиртуешь? – недоуменно посмотрел Яков на Ливена.
– Я тебя дразню. Я с мужчинами не флиртую. Никогда.
– Что-то не верится… Я сейчас вижу другое.
– И я видел другое… Когда ты смотрел на меня как мужчину…
– Бог мой! Этого еще не хватало – смотреть на тебя как мужчину! Меня не привлекают мужчины! Вообще не привлекают! Совершенно! Ни ты, ни кто-то другой! Я не по этой части! – не выдержал Штольман.
– Слава тебе, Господи! – выдохнул Павел. – Еще один вполне нормальный Ливен…
– Еще один?? То есть среди Ливенов есть кто-то, кто неравнодушен к мужчинам?? Кто??
– А ты догадайся.
– Не ты – если тебе верить, не Дмитрий, не другие два брата, у вас всех есть дети…
– Наличие детей в этом случае ни о чем не говорит. Но ты прав, всех нас интересуют только женщины.
– Саша? – со сомнением спросил Яков. – Может, он просто еще не разобрался в себе по молодости? Хотя ты вроде бы говорил, что он такой же любитель женщин, как и все Ливены…
– Нет, Сашка давно в себе разобрался, он ходок только по женщинам. У него лет с шестнадцати любовницы не переводятся.
Любовницы не переводятся с шестнадцати лет? Рано молодежь начинает. Или это он слишком поздно? В девятнадцать – первая случайная женщина и в двадцать – первая длительная связь, с Лизой…
– Но кто тогда? Григорий?? Которого ты назвал сборищем пороков?
– Да, он.
– Это только предположения?
– Да какое там. Если б только предположения… У него были связи и с женщинами, и с мужчинами. Поначалу у него были приличные любовницы и любовники, причем любовники тайные. В него влюблялись по-настоящему, ведь Гришка в юности и молодости, пока не опустился, был писаный красавец. Такой белокурый голубоглазый скандинавский бог, глядя на которого, никто бы и не подумал, что внутри него дьявол…
– Почему ты все время называешь его Гришка?
– А как? Григорий? Ты бы еще спросил, почему не Григорий Александрович. Не заслужил он даже полного имени, не то что отчества. Хотя изо всех нас он больше всего Александрович, сын своего отца – сластолюбца и выпивохи, только в варианте, не знающем никакой меры… Позор всей семьи. Я же тебе говорил, назови мне порок, и я удивлюсь, что у Гришки его не было. Чем дальше, тем больше… Когда он стал больше пить, то начал появлялся в обществе с куртизанками и с любовниками… правда, любовников представлял друзьями, своих пристрастий по отношению к ним прилюдно не выказывал… А вот когда начались бесконечные попойки, курение опиума и тому подобное, пошли слухи, что он скатился до оргий… таких оргий, в сравнении с которыми обычную содомию иначе как романом между мужчинами не назовешь… Ну увлекается мужчина другими мужчинами, находит их привлекательными, ну и Бог с этим… Конечно, если все в тайне и не грозит лишением прав и состояния…
– И ты… подумал, раз я смотрел на тебя, по твоему мнению, как на мужчину… Я проявляю интерес и к мужчинам тоже?? – обомлел Штольман.
– Ну была такая мысль… – признался Ливен. – Такие вещи лучше знать наверняка.
– А я-то думал, что за галиматью ты нес! Ты что, меня проверял??
– Ну не мог же я спросить напрямую… Нет, мог, конечно, но не хотел… Ты бы мог и приврать. А вот когда выведешь человека из себя, он себя плохо контролирует и обычно режет правду-матку…
– Ну и выражения у тебя.
– Только выражения? Я думал, тебя возмутят мои методы.
– Про них я вообще молчу… А если бы я поддался на твою провокацию, что бы тогда было? – нахмурился Штольман.
– Да ничего. Сказал бы, что мое сердце уже занято…
– Пааавел…
– Ну не мог же я сказать, что ты не в моем вкусе, ты бы мог обидеться… – картинно вздохнул Павел.
– Павел Александрович!!
– Яков, ну что? Каюсь, нравится мне тебя подначивать. У меня никогда не было младших братьев, с которыми я бы мог это делать…
– Но не такие же темы! Кто другой тебя бы за такие шутки уже давно…
– Побил? Вызвал на дуэль? – ухмыльнулся Ливен. – У противника было бы очень мало шансов. Я прекрасно стреляю, отлично фехтую, а уж что касается драк – лучше со мной один на один не связываться. Даже такому физически развитому человеку как ты…
– Павел, а что ты имел ввиду, когда сказал, что по поводу твоей внешности комплименты тебе делали в основном женщины? – внезапно всплыл в голове Штольмана забытый ранее вопрос.
– Именно то, что сказал.
– То есть… тобой интересовались… и мужчины?? – Яков был ошеломлен.
– Яков, а чему ты, собственно говоря, удивляешься? Мы оба – выпускники закрытых учебных заведений, и я, и ты… служим среди мужчин… Не говори мне, что у вас в Императорском училище правоведения и в полиции все по-другому. У нас в армии такое бывает. Конечно, не в открытую, а тайно.
– И у тебя было?? Ты… поэтому никогда не женился? – вопрос вылетел изо рта Штольмана до того, как мозг смог проконтролировать язык.
– Были ли у меня связи с мужчинами, ты про это спрашиваешь? Нет, не было. Никогда. Ни разу. И я тебе уже говорил, что я не женился по той причине, что после Лизы не встретил женщины, которую смог бы по-настоящему полюбить… Что касается мужчин, не скрою, они обращали на меня внимание и даже два раза признавались мне в любви…
– Признавались… в любви?? Ты… ты… должно быть, шутишь?? – оторопел Яков.
– Нет, я абсолютно серьезно. Первый раз еще во время учебы в корпусе, но ты сам знаешь, что это чаще всего вовсе не любовь и даже не влюбленность, а в лучшем случае юношеская привязанность. Так что об этом и рассказывать не стоит…
А про второй раз есть что рассказать. Я был верен Лизе всегда, с нашей первой любовной встречи. Несмотря на то, что ближе к рождению Саши и какое-то время после этого у нас с ней мало что было, а когда она заболела, то вовсе ничего. После ее смерти у меня не было женщины больше года. Да, вот так… И это при моей натуре ловеласа. Но вот не мог переступить через себя и пойти с другой женщиной. Да что говорить, женщинами я тогда не интересовался совсем… На фоне своего подавленного состояния и одиночества я сблизился со своим сослуживцем, недавно переведенным в наш полк офицером на несколько лет моложе, который, как мне казалось, тоже чувствовал себя одиноким. Он был приятным во всех отношениях молодым человеком. Мы проводили вне службы много времени вместе – беседовали на разные темы под бокал вина обычно у меня на квартире, катались на лошадях, выбирались на пикники, я приглашал его в имение Дмитрия в отсутствие брата… В моем понимании мы стали с ним хорошими друзьями… Но он воспринял это по-своему – раз я не приударял за женщинами и все время проводил с ним, он надеялся, что наши дружеские отношения могли перейти в любовную связь… И он признался мне в любви… Это было… как обухом по голове?.. Наконец я прозрел… и понял, что его комплименты мне, восхищение моей внешностью, его пристальные взгляды не имели ничего общего с обожанием старшего друга, на которого бы ему хотелось походить, как я думал ранее. Он смотрел на меня как на мужчину, воспринимал как мужчину… как потенциального любовника…
– И что же?
– Ничего. Я объяснил ему, что у меня с ним никогда ничего не может быть. Что меня не привлекают мужчины как партнеры. Что мое отсутствие интереса к женщинам вызвано смертью моей любимой. Это признание отрезвило его. Он мне очень посочувствовал. И сказал, что понимает мою боль. Что его сердечный друг погиб, и именно поэтому он перевелся из того полка, где они вместе служили. И что после этого он не чувствовал никаких сердечных привязанностей, пока не встретил меня… Вскоре он снова попросил перевода, видимо, ему было тяжело видеть меня почти каждый день и знать, что у меня никогда не будет взаимных чувств к нему…
Яков, я этого никогда никому не рассказывал. Я не стыжусь того, что в меня был влюблен другой мужчина. Просто это очень личное, а я не тот человек, который рассказывает о своей личной жизни направо и налево. Я могу поделиться подобными вещами только с тем, кому полностью доверяю. Тебе я доверяю, – Ливен выглядел очень серьезным.
– Павел, когда ты рассказывал про Гришку, ты сказал, что в сравнении с его оргиями содомия – это роман между мужчинами. Так ты это сказал… основываясь на своем опыте?
– Можно сказать и так… Понимаешь, мой друг не был похотливым развратником, он был тонким и деликатным человеком, просто имел склонность к мужчинам… Когда он признался мне в своих чувствах, я подумал… что если бы я был другой по природе и мог ответить на них, между нами все бы было… пристойно… и, главное, скрытно… Не так грязно, разнузданно, извращенно как это было у моего брата Гришки – по слухам, которые доходили… Ладно, достаточно рассуждений об амурах между мужчинами, раз мы оба к этому равнодушны… Я пойду наконец оденусь. Или все еще хочешь помочь одеться Его Сиятельству как предлагал?
– Сам оденешься, чай не Его Императорское Величество.
– Много ты знаешь про Императора! – хмыкнул Ливен и удалился в спальню.
Комментарий к Часть 11
Кто-то может посчитать главу скандальной, но цели сделать ее такой определенно не было. Описана ситуация, которая получила некий «пикантный» оттенок по той причине, что герои воспринимают ее каждый по-своему, основываясь на своем опыте и представлениях. В ходе нее раскрываются некоторые подробности личной жизни героев, в большей мере Павла. Никаких скрытых намеков или «двойного дна» в главе нет.
========== Часть 12 ==========
Через пару минут уже одетый в брюки, рубашку и жилет Ливен снова появился в гостиной.
– Ну так что у тебя такого неотложного, что не могло подождать, пока я к Вам сам не приду сегодня?
– Я хотел поговорить с тобой наедине. Без Анны.
– А вчера про это поговорить было нельзя?
– Можно. Но я как-то не решился. А вот сегодня ночью плохо спал – именно из-за того, о чем пришел поговорить.
– Ну слушаю.
– Павел, ты же знаешь очень много про то, что происходит в Петербурге и при дворе…
– Служба у меня такая, много знать. А что тебя интересует?
– Я хотел спросить тебя об одной особе, про которую я слышал, что ее нет в Петербурге… Но мне хотелось бы знать об этом наверняка.
– Ты имеешь ввиду Нежинскую?
– Ты вот так, с ходу определил, о ком я?
– А тут и гадать нечего…
– Ты ее знаешь?
– Еще бы! Дрянь еще та! Но страсть изобразить может…
– Павел, у тебя с ней что-то было? – у Якова Платоновича поднялась от удивления бровь.
– У меня с ней?? – скривился Ливен. – Упаси Господи! Извини, что в столице приличные женщины перевелись, чтоб я связался с этой… – он употребил слово, которое не пристало произносить аристократу, да и просто воспитанному мужчине… – На ней же клейма ставить негде… Как-то давно она пыталась меня завлечь, думала, что я, как и другие, в обмен на ее пылкие объятия поспособствую ее продвижению при дворе…
– Ну зачем ты так про нее? Может, ты ей нравился? Может, она к тебе со всей душой? – усмехнулся Яков.
– Да кто ей когда нравился кроме нее самой? Нет у нее души и никогда не было. Только душонка. Мерзкая грязная душонка. Грязная как и она сама… Я так и сказал ей тогда – что не пользуюсь услугами шлюх, через которых прошло полдвора, если не пол-Петербурга…
– Ты ей сказал такое?? – в очередной раз удивился Штольман. – И она снесла оскорбление?
– Яков, я – князь, а она – дворцовая подстилка. Это она МНЕ нанесла оскорбление, предложив себя! – чуть повысил тон Ливен.
– Эка ты повернул, оскорбленное Ваше Сиятельство…
– Повернул? Князья выбирают себе в любовницы подходящих их положению женщин, а не подбирают попользованных потаскух. Если, конечно, уважают себя. А я себя уважаю. Я выбираю, а не меня.
– А я вот дал себя выбрать, – признался Штольман… – Да еще поначалу думал, что мне оказали… честь?
– Я поражаюсь, как ты на нее мог повестись, – покачал головой Ливен. – Ты что, был совсем слепой? Или без мозгов? Вроде впечатление дурака не производишь…
– По-видимому, без мозгов… и слепой… А потом прозрел…
– Прозрел, когда наконец понял, что ей от тебя что-то нужно?
– Да… – кивнул головой Яков, – но слишком поздно…
– Лучше поздно, чем никогда… От таких как она лучше держаться подальше. И чем дальше, тем лучше.
– Я вот так раз об этом и хотел с тобой поговорить. Я слышал, что ее нет в Петербурге и, возможно, даже в России. Это правда?
– Ее совершенно точно нет в России.
– И ты знаешь, что с ней?
– Ну то, что она не появилась при дворе, думаю, тебе известно?
– Да.
– Пересидела где-то несколько дней. А потом выехала из Империи по поддельному паспорту вместе со своим любовником, до недавнего времени безземельным польским дворянишкой Вацлавом Вержбицким, который ей эту фальшивку и достал. Сейчас живет с ним в его усадьбе в Австро-Венгрии на границе с Польшей.
Штольман подумал, что сам предлагал Нежинской покинуть Россию и жить за границей под чужим именем. И документ предлагал сделать – правда, не из искреннего желания помочь, а в обмен на изобличение Разумовского.
– И что Нежинская нашла этом, как ты его назвал, дворянишке?
– Уж не ревнуешь ли ты?
– Да какая там ревность. Просто не понимаю. По твоим словам, он нетитулован, небогат… При ее способности окручивать мужчин она могла бы сделать более выгодную партию.
– Сделать выгодную партию, когда по ней виселица плачет? Да ей бы хоть за кого тогда было уцепиться, чтоб из России бежать. А на Вержбицкого она могла рассчитывать. Он – из ее родных мест, они любовники на протяжении очень многих лет, еще с юности. Но любовью там и не пахнет, они просто подходят друг другу и стоят друг друга. Как говорится, два сапога пара, оба не обременены ни стыдом, ни совестью, ни моралью… Нежинская пробила себе дорогу при дворе через постель, была на содержании у нескольких мужчин, а Вержбицкий, когда был помоложе, был альфонсом, жил за счет богатых дам. Потом нашел себе другую стезю – более рискованную, но прибыльную, и Нежинская, похоже, не раздумывая, присоединилась к его аферам. А теперь вот еще и сожительствуют…
Кстати, в усадьбе, доставшейся Вержбицкому в наследство от какого-то дальнего родственника в довольно плачевном состоянии, года полтора-два назад был произведен ремонт – на деньги, которые появились из ниоткуда… Хотя чему удивляться, хозяин усадьбы водит знакомство с фокусником Грабовским, который тоже достает деньги просто из воздуха…
– С Грабовским??
– Знакомая личность? Да, Грабовский частенько работал на Вержбицкого.
– Ты намекаешь, что деньги за мой карточный долг, которые пропали, попали к Вержбицкому?
– Похоже на то.
– И Грабовский имел наглость заявиться за ними во второй раз?!
– Его, скорее всего, обвели вокруг пальца как и тебя. Есть подозрения, что тот, кто ограбил и убил человека Грабовского, был нанят Вержбицким. Но кто подумает на хозяина? Деньги пропали. Возможно, Грабовскому приказали повторно выбить из тебя долг, что он и попытался сделать… А возможно, это была и его собственная инициатива, ведь в итоге он согласился на игру с тобой… Трудно сказать…
– А похищение?
– Нежинской и Анны? Смотря что считать похищением… С Нежинской не упало бы ни одного волоса, это точно. Грабовский знал, что Вержбицкий с ним расправится, если она пострадает больше, чем от мозоли на ноге… А вот Анну могли пустить в расход. Она действительно была заложницей. В отличии от Нежинской, разыгрывавший из себя жертву…
