Текст книги "Нежданно-негаданно (СИ)"
Автор книги: Марина Леманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
– Ему заплатят столько, что все его остальные дела не будут иметь никакого значения, – твердо сказал Его Сиятельство. – Кроме того, не думаю, что у него столько высокопоставленных клиентов, что он не смог бы обслужить князя в удобное для того время…
Князь жестом подозвал Василия, чтоб тот сбегал на улицу за его слугой. Демьян получил указания от князя и его племянника и заверил Его Сиятельство и Его Милость, что все будет сделано должным образом.
При обращение слуги Павла к нему Ваша Милость Штольман смутился. Интересно, Демьян дошел до этого сам или так ему приказал называть племянника князь? Как он и сказал Павлу, в городе к нему несколько раз ошибочно обращались Ваше Сиятельство, кем он, в силу своего рождения, естественно, не являлся. Слуга князя, конечно, не мог сделать подобной ошибки. Но сын князя, пусть и незаконный, по-видимому, заслуживал особого обращения, и иного варианта как более или менее нейтральное Ваша Милость, нередко использовавшегося в отношении различных представителей дворянского сословия, не нашлось. Значит, теперь он Его Милость, по крайней мере для слуг князей Ливенов…
Павел заметил смущение Якова. Что же, в любом случае племяннику придется привыкать к своему новому положению. Он уже больше никогда не будет просто Штольманом. Факт, что он является сыном князя, наложит отпечаток на его дальнейшую жизнь, хочет он того или нет. Его Милости не остается ничего иного, как смириться с ситуацией, в которой он оказался из-за превратностей судьбы…
От размышлений о судьбе племянника мысли Ливена перетекли к более насущным вопросам… Десерт уж близится, а никого все нет… К столу князя пока так никто не подошел, как рассчитывал он. Или в Затонске жители были слишком застенчивые – в чем он сомневался, или слухи о его появлении не достигли того, на кого он поставил… Неужели он мог так ошибаться? Или стоит еще подождать? Ведь пока не конец вечера…
Подали кофе, сладкое и фрукты. Разговор снова закрутился вокруг еды. Как оказалось, Аннушка никогда до этого не пробовала ананаса и не могла понять, пришелся он ей по вкусу или нет. Мороженое ей понравилось, как и Марии Тимофеевне. Штольман предпочел кофе с эклерами, которые, к его удивлению, ничуть не уступали тем, что он бывало заказывал в столичных кофейнях.
– Аннушка, теперь мы с тобой будем непременно захаживать сюда, чтоб выпить чашечку кофе и попробовать другие здешние кондитерские шедевры.
Павел распорядился принести и других пирожных – зачем же откладывать, если можно попробовать их прямо сейчас? Он был сладкоежкой, но старался не налегать на торты и сладости, будучи в компании, так как пристрастие к ним в глазах многих все же было женской слабостью. А он был настоящим мужчиной.
Он успел насладиться вкусом двух пирожных, когда в ресторане появилась целая делегация, ведомая Трегубовым. Полковник и трое мужчин были однозначно из салона Дворянского Собрания. Обсуждали, наверное, за картами, стоит ли беспокоить Его Сиятельство своим присутствием или нет. И все-таки решились.
Трегубов поздоровался с компанией князя, поцеловал ручки дамам и представил Его Сиятельству своих спутников, одним из которых, как и предполагал Ливен, оказался предводитель Дворянского Собрания. Естественно, для всех была большая честь быть представленными Его Сиятельству. Они надеялись, что князь провел приятный вечер, и что ресторан Дворянского Собрания, который, по их мнению, являлся самым лучшим в городе, не разочаровал его. И были бы очень признательны, если бы Его Сиятельство смог позже присоединиться к другим членам Собрания и, возможно, сыграть партию-другую в карты…
– Господа, благодарю за приглашение, но вынужден отказаться. Возможно, в другой мой приезд. В этот раз мой визит слишком короткий, чтоб я мог позволить себе тратить время на что-то кроме общения с моим дорогим племянником Яковом Платоновичем, которого я уже давненько не видел, и его родственниками. Даст Бог, когда я снова приеду в Затонск, мы с Яковом Платоновичем и Виктором Ивановичем составим Вам компанию.
Все закивали в знак согласия. Князь пожал господам на прощание руки и отметил, что взгляд предводителя, который без сомнения узрел перстень Ливенов, переместился с его руки на руку Штольмана, придерживавшую кофейную чашечку, ведь на ней был такой же перстень, как и у него самого. На лице предводителя отразилась целая гамма эмоций. Ну что же, цель достигнута. Павел не сомневался, что не успеют господа вернуться в салон, как станут обсуждать то, что увидели. Сколько потребуется времени, чтоб для них большой честью оказалось провести вечер в компании внебрачного сына князя Ливена, признанного Его Сиятельством?
Несмотря на протесты племянника и его тестя, Ливен за все расплатился сам. Он добавил щедрые чаевые, размер которых, был, возможно, равен тому, что человек и метрдотель получали в Затонске за неделю. И оставил некую сумму для повара, кулинарным искусством которого был более чем удовлетворен. Если он снова приедет в Затонск, как планировал, он неприменно отобедает в этом ресторане еще раз, но только если для него будет готовить повар-полуфранцуз с совершенно не свойственным провинциальному городку именем Ансельм Антуанович.
========== Часть 7 ==========
Подполковник Ливен наконец облачился в свой мундир, в котором чувствовал себя не менее удобно, чем в элегантных сюртуках князя, сшитых по парижской моде, и решил позавтракать в Офицерском Собрании.
Он едва успел сделать глоток горячего кофе, как к его столу подошел один из офицеров.
– Подполковник, простите за беспокойство… Вы случайно не Ливен?
– Да, Ливен Павел Александрович. А мы когда-то были знакомы?
– Нет, просто я подумал, что Вы – родственник следователя Штольмана, Вы с ним похожи. Штабс-капитан Розен, – представился он.
– Вы знаете моего племянника?
– Узнал при весьма печальных обстоятельствах. И хотел извиниться. Ведь это из-за меня началась та свара в трактире, в ходе которой обнаружилось, что Штольман – из Вашей семьи… Если бы я не стал подозревать Никанорова в краже, ничего бы не случилось… А так получается, что я виноват в том, что Штольман оказался в центре скандала. Перед Штольманом я уже извинился, хочу и перед Вами. Ведь из-за меня кости перемывают не только Штольману, но и Вашей семье… А ведь когда я затеял ссору с Никаноровым, я и не предполагал, во что это выльется. Я только хотел вывести подлеца на чистую воду. А из-за этого пострадало столько людей.
– Кости перемывают, как Вы изволили выразиться, не столько из-за Вас, сколько из-за статьи в газете. Хотя начало было действительно положено в той сваре в трактире… Но Вам незачем извиняться. Мотивы у Вас были самые благородные. В отличии от вора. По крайней мере негодяй после всего этого приговорен к каторжным работам… Ну будет об этом… Не изволите ли присоединиться к завтраку, штабс-капитан?
– Нет, благодарю. Я уже собирался уходить.
Хорошо, что он позавтракал в гостинице. Он не спускался в ресторан, завтрак ему принесли в номер. Как он и предполагал, в Офицерском Собрании спокойно поесть ему не дадут. Но на это он и рассчитывал, предварительно заморив червячка.
– Подполковник Ливен? Заместитель начальника охраны Его Императорского Величества?
– Так точно, – Ливен отложил столовые приборы и привстал. Слухи о нем уже успели расползтись.
– Полковник Симаков.
– Присаживайтесь, полковник.
– Насколько я понимаю, Вы еще и родственник Штольмана?
– Да, его дядя.
– И Вы в Затонске как частное лицо? Или по служебной надобности?
– А как бы Вам этого хотелось? – пронзил Ливен взглядом начальника штаба гарнизона.
– Да, честно говоря, никак, – сам того не ожидая выдал Симаков. И тут же попытался исправить положение: – Я хотел сказать, что, честно говоря, никакой разницы нет… Я так, из любопытства спросил…
Ну конечно! Так он и поверил! У самого поджилки трясутся! Что ж, раз трясутся, видно, на это есть причина…
– Полковник, Вы можете объяснить, как получается, что в Вашем полку столько офицеров, которые позорят честь мундира? Скоро, похоже, тех, кто верен долгу и чести, уже не останется. Как можно положиться на гарнизон, в котором процветают пьянство, дебоши, кражи личного имущества и государственных документов и убийства?
Полковник понял, куда клонит Ливен. Этого он и боялся – что офицеры полка, совершившие проступки и преступления, могут рассматриваться как неблагонадежные.
– Из тех, кто преступил закон, пара офицеров была переведена в полк в последние года два. Например, Львов и Никаноров. Из тех полков, где им были не рады. Но это Вы уже, наверное, сами знаете.
– Знаю. Но не понимаю, что Вы этим хотите сказать. Уж не то ли, что в к Вашему полку умышленно приписывали офицеров, запятнавших себя? Если так, то Вы что же намекаете на диверсию? Что где-то наверху специально принимали решения о переводе таких офицеров именно в Ваш полк?
– Я этого не говорил, – быстро сказал Симаков, заерзав на стуле.
– Еще бы Вы это сказали. Ведь в случае, если у Вас были такие подозрения, Вы были обязаны немедленно доложить о них. А Вы этого не сделали. Как, похоже, и ничего в отношении офицеров, которые ранее преступали закон. Или были заподозрены в этом.
– А что я мог сделать? Ничего… – полковнику показалось, что сидение стула было все утыкано гвоздями.
– То есть Вы ничего не делали, выжидая, что они снова совершат что-нибудь противозаконное, и Вы избавитесь от них с помощью полиции? Того же Штольмана, который в итоге от одного из Ваших разнузданных офицеров и пострадал?
Такого поворота начальник гарнизона не ожидал. Как мастерски Ливен перешел от радения о чести офицерского мундира к оскорблению его племянника. И ведь ничего не сделать, даже замечание, так как Ливен прав.
– Перед Штольманом мы извинились. Никто не предполагал подобного. Да, о Никанорове ходили слухи, но не более того. Никто его за руку до этого не ловил.
– И сколько в гарнизоне еще офицеров, о которых ходят слухи и которых пока не ловили за руку?
– Один, – признался полковник, мысленно перекрестившись, что разговор немного сменил направление. – У этого офицера была любовница, замужняя дама, так вот из ее дома пропали деньги, которые ее муж держал для какой-то сделки. В тот день, когда кроме этого офицера в дом никто не приходит.
– У вас что же офицеры средь бела дня в открытую шастают в дома замужних любовниц?
– Так ее мужа в городе не было, он куда-то уезжал…
– Какая прелесть! – с сарказмом заметил Ливен. – Дело о краже заводили?
– Никак нет.
– Откуда тогда известно?
– Так там такой скандал был, что все соседи слышали. Говорят, она в ногах у мужа валялась, чтоб тот о краже не заявлял. Клялась, что расстанется со своим любовником… и что тот хоть и легкомысленный мужчина, кражи совершить не мог, что это все навет… Ну муж ее тогда побил сильно, но в полицию обращаться не стал…
– Какой благородный мужчина!
– Тут не в благородстве дело, – не отреагировал на очередной сарказм Ливена начальник гарнизона. – Кому хочется, чтоб его рогоносцем считали и пальцем тыкали?
– Так никому не хочется, чтоб в него тыкали пальцем. Ни по какому поводу…
Полковник понял, что Ливен имел ввиду – что пальцем тыкали в Штольмана, после того, как из-за Никанорова он оказался в центре затонских сплетен.
– Совершенно согласен…
– И больше никаких подозрений насчет этого офицера не было?
– Абсолютно никаких. Ни в чем кроме своих нескончаемых любовных похождений никогда замечен не был. Ну кроме того, что женщин он обычно выбирает постарше, вдовушек с деньгами… Но они сами рады его облагодетельствовать. Так что в том, что это он украл деньги, я очень сомневаюсь…
– Я смотрю, нравы у ваших офицеров просто как у святых – хоть нимб вокруг головы рисуй.
– А что Вы хотели? Служить в такой д… провинции… небольшая радость.
– Так служить можно и не в провинции…, а у рубежей Империи. Вы же знаете, что служба во славу Отечества почетна в любом месте.
– Это… намек?
– Ну что Вы, полковник. Пока это лишь… досужие рассуждения… Пока… Было занимательно услышать о жизни офицеров Вашего гарнизона.
– Вас интересует что-то еще?
– Пожалуй, нет, – Ливен взглянул на остывший завтрак, давая Симакову понять, что разговор закончен.
– Тогда приятного аппетита.
– И Вам, полковник.
Что ж, хоть завтрак и остался почти нетронутым, его поход в ресторан Офицерского Собрания стоил того. Пусть начальник штаба теперь попрыгает как уж на сковороде. Он знал, что прямой вины Симакова в том, что Никаноров ограбил курьера и спровоцировал тем самым нападки на Штольмана, не было. Но то, что офицеры, которые были в его подчинении, совершенно распоясались из-за того, что он смотрел на их неблаговидные поступки сквозь пальцы, не подлежало сомнению. Гауптвахты еще никто не отменял. А применялась ли такая мера наказания или какие-нибудь другие, или вообще все было пущено на самотек – ответ на этот вопрос, среди прочих, будет получен в ходе проверки, которую организует генерал К., в ведении которого был гарнизон Затонска…
По возвращении в гостиницу подполковнику Ливену нужно было снова переодеться в князя. Демьян уже приготовил его любимый летний костюм в этом сезоне – светло-серый, с жилетом, на отворотах которого была тонкая змейка вышивки серебряной и темно-бирюзовой нитью – под цвет его глаз. В этом костюме он выглядел действительно по-княжески. Костюм был из ткани, привезенной из Парижа, как и лекала, и был сшит портным, обшивавшим одного из многочисленных родственников Императора. Собственно говоря, эта ткань изначально и предназначалась для него, но, видимо, в Париже что-то напутали, и она оказалась гораздо более светлого оттенка, чем он ожидал. Когда он приложил ее, то посетовал, что он станет выглядеть как большая белая моль. И предложил ее своему приятелю Ливену, иногда вне службы носившему светлые костюмы, которые ему очень шли. Павел Александрович отказываться не стал и тут же заказал новый летний костюм…
Ему нужно было заехать за Яковом, затем за фотографом и отправиться к Мироновым. Накануне перед прощанием Анна высказала предложение сделать снимки не в ателье фотографа, а «на пленере», например, в саду или у дома ее родителей. Только она не была уверена, что это можно устроить.
– Аннушка, это чудесная мысль. Фотографа привезут туда, куда вы скажете. Да что там, мы с Яковом заедем за ним сами, когда время будет приближаться к полудню. Вы же с Марией Тимофеевной не позволите, чтоб мы присутствовали, когда над вами будет колдовать куафер.
– Конечно, не позволим. Вы должны будете увидеть нас с мамой только когда мы будем готовы.
Павел надеялся, что затонский куафер не только был мастер делать дамам прически, но и обладал вкусом и чутьем и умел убедить клиенток сделать не ту прическу, которая была самой модной, а которая даме шла или по крайней мере не уродовала ее. И очень надеялся, что хоть Анна и была замужней женщиной, он не сделает из нее матрону лет на десять старше ее возраста, а подчеркнет ее молодость и свежесть.
В четверть двенадцатого Ливен появился у племянника. Тот в брюках и рубашке метался по гостиной, не зная, какой галстук выбрать к своему серому костюму. Как оказалось, тот галстук, что был ранее выбран, нечаянно побывал в чашке с чаем, и Штольман теперь пытался прикинуть, какой из оставшихся галстуков лучше подходил к костюму.
– Яков, перестань мельтешить. У меня есть галстук, красивый галстук, который прекрасно дополнит твой костюм. Галстук, впрочем, как я шляпу, я купил для тебя, но не знал, как тебе про это сказать.
– Что ты мне купил?
– Ну галстук, шейный платок – назови как хочешь, и котелок.
– Зачем?
– Зачем покупают подарки? Потому что хотят сделать приятное дорогому человеку. В том магазине я купил себе цилиндр к этому костюму и решил заодно купить тебе шляпу и галстук. Потому что они мне понравилась. Я заметил, что с достаточно светлыми костюмами ты носишь темные шляпы и галстуки. Я понимаю, что это, скорее всего, потому, что ты так привык ходить на службу. Но я подумал, что шляпа и галстук более светлых тонов тебе тоже пойдут, ну и купил… Котелок выбрал по своему размеру, как мне показалось, он у нас одинаковый…
Павел был рад, что чай был так удачно пролит на галстук Якова, и тем самым появился повод отдать племяннику подарки, не смушая его, а как бы помогая ему выйти из затруднительного положения.
Штольман вздохнул. Но согласился. Хоть и чувствовал себя… крайне неловко, ведь первые мужчина подарил ему что-то из одежды. До этого подарки такого рода он принимал только от Анны… Павел оказался прав – галстук и котелок смотрелись очень хорошо с этим костюмом, точнее хорошо смотрелся он сам – ему понравилось отражение в зеркале.
– Грех такого красавца не запечатлеть на снимках, – сделал Ливен комплимент племяннику.
– Ты мне льстишь.
– Не в данный момент, – улыбнулся Павел.
– Теперь можно ехать?
– Не торопись. У меня для тебя есть еще один подарок – последний, – он взял трость, с которой пришел, и протянул Якову.
– Разве она не твоя?
– Нет, не моя. Ты посмотри.
На серебряном набалдашнике трости был рисунок как на перстне у него на руке – перечеркнутый по диагонали герб Ливенов.
– Павел, ну зачем? Да еще серебряный набалдашник и с гербом?
– Почему с гербом, ты и сам понимаешь. А что серебряный, что здесь такого? Не золото ведь с инкрустацией бриллиантами… Хотя если тебе мой подарок пришелся не по вкусу, можешь вернуть.
Вернуть подарок казалось Штольману верхом неприличия. Да, ему было не по душе, что трость была дорогая, с гербом… Но вернуть? Это означало нанести Павлу обиду в любом случае. Пока он раздумывал, что сказать, Павел выхватил трость из его руки:
– Не нужно мне одолжений! Не нравится, так и скажи. Я свои подарки не навязываю!
Штольман обомлел от такого беспардонства Ливена. Еще больше он обомлел, когда через секунду ему в грудь уперся клинок, который Павел извлек из трости быстрее, чем он мог это заметить.
– Тебя не учили, дорогой племянник, что дареному коню в зубы не смотрят? Что дорог не подарок, а внимание?
– Учили, – Яков Платонович машинально отклонился назад, чтоб клинок не проделал дыры в его костюме.
– Вот и замечательно!.. Возьми, – он протянул Якову набалдашник трости с тонким длинным клинком и шафт, который держал в левой руке.
Начальник сыскного отделения внимательно осмотрел изделие. Конечно, так быстро вынуть клинок можно было только если в трости был секретный механизм, который срабатывал от нажатия кнопки.
– Павел, это очень… впечатляет. Спасибо тебе. Большое спасибо. Это очень… полезный подарок, – он не знал, какие слова подобрать, чтоб поблагодарить Павла.
– Рад, что он пришелся кстати. При твоей службе я вряд ли бы привез тебе какую-нибудь просто красивую безделушку, даже с гербом. Как видишь, ее ценность отнюдь не во внешнем виде, хотя она, конечно, очень элегантная и под стать сыну князя… Я заказал ее у того же мастера, который делает трости для меня. Прекрасный мастер, его изделия очень надежные, никогда не подводят. Некоторые трости у меня несколько лет, и ни одной поломки или осечки – чтоб что-то заело.
– И… приходилось пользоваться?
– Приходилось. Вне службы было пару раз во время поездок да и в Петербурге тоже.
– А каким еще оружием ты пользуешься вне службы? Револьвер? Или что-то другое?
– Обычно обхожусь без него. На службе, конечно, когда я официально, в мундире, револьвер у меня есть, как и у каждого офицера. Но до его применения у меня не доходило, слава Богу…
– А неофициально? Без мундира?
Ливен засмеялся:
– Ты хочешь, чтоб я раскрыл тебе все тайны охраны Государя? Штольман, ты часом не шпион? А то у вас в Затонске с этим как-то… ненадежно…
Яков не оценил шутки Ливена.
– Нет, не шпион… И почему вдруг Штольман? – не понял он, так как до этого Павел называл его только по имени.
– Потому что Ливен может быть бабником, пьяницей, картежником, но шпионить против Отечества не может… – серьезно ответил Павел.
Яков отметил для себя, что Ливен не может шпионить против Отечества. А для него? Этот вопрос так и напрашивался… Но кто же ему это скажет…
– Так какое еще оружие ты имел ввиду?
– Ну стреляющая трость, например? У тебя есть?
– Ты хочешь знать весь мой арсенал?.. Есть, но такие трости, по моему мнению, больше… для успокоения собственных нервов – что они у тебя есть. Я не вижу в них большого прока. Так, игрушка, а не серьезное оружие. Хотя, как говорится, раз в сто лет и палка стреляет. Даже от Райха или Вагнера… Но для твоей службы в полиции это абсолютно бесполезное изобретение.
– Я просто из любопытства спросил.
– Из любопытства ты можешь и посмотреть, когда будешь в следующий раз в Петербурге. Может, они, конечно, тебя и впечатляет – как воплощение инженерной мысли, но, уверен, не для практического применения. Трость с клинком гораздо более надежное оружие, конечно, когда человек умеет им пользоваться. Да и револьвер тебе скрывать не нужно… Как иногда мне…
– Павел, что же все-таки у тебя за служба?
– Ты же сам знаешь, что я числюсь заместителем начальника охраны Императора.
– Я полагаю, главное слово в том предложении «числюсь»? – уловил суть Яков Платонович.
– Ты можешь полагать что угодно. В том числе и то, что это была просто оговорка, – ухмыльнулся Ливен. – Но нам пора.
По дороге за фотографом Штольман задал Ливену вопрос, про который чуть не забыл из-за ситуации с галстуком.
– Павел, я хотел спросить тебя об одном случае. Ты помнишь, когда ты был подростком, ты как-то сильно заболел и тебя лечил молодой доктор?
– Да, было такое. Я очень сильно простудился и только благодаря этому доктору простуда не перешла в что-то более серьезное вроде воспаления легких. А откуда ты это знаешь?
– От доктора Милца. Он мне рассказал это, когда узнал, что я – родственник Ливенов. Он помогает нам – делает вскрытия и тому подобное. Профессионал и замечательный человек. Он был на нашей с Анной стороне, когда оказалось, что я – незаконный сын князя… Так вот, ты не хотел бы его повидать? Если конечно, ты не сочтешь недостойным идти к нему? Думаю, ему было бы приятно увидеть тебя…
– Что же здесь недостойного? Я многим обязан этому человеку, ведь если бы болезнь стала развиваться, кто знает, чем это могло бы закончиться. Даже если не думать про самое страшное, мое здоровье могло бы быть так разрушено, что об офицерской карьере мне пришлось бы забыть… Я с удовольствием повидаюсь с доктором. И мне приятно, что ты мне сказал о нем.
– Может, тогда навестим его после того, как сделаем снимки?
– Отчего же нет?
– А не испугаешься, вдруг там у него на столе будет мертвец? – подзавел Штольман Павла.
– Если мертвец будет на столе, а не бегать вокруг него, думаю, бояться нечего. Хотя и в этом случае не все так плохо. Клинки у нас с тобой в тростях, конечно, не осиновые колья, но я намазал лезвия чесноком, так, на всякий случай, – ответил Ливен в тон племяннику. – Яков, я же офицер, а не кисейная барышня. К чему такие вопросы?
– Да видел я разных людей за годы службы. Бывает и мужчина крепкий, и военный даже, а сознание теряет… Я-то привычный к такому. Но ведь не все, – сказал начальник сыска.
– Не беспокойся, перед доктором я уж точно в обморок не упаду, чести Ливена не уроню. Ну, а если все же упаду, пусть спиртом отпаивает.
– Спиртом? Князя? Фу, какой моветон, Ваше Сиятельство, – покачал головой Штольман.
– Спиртом, подполковника. Мы люди служивые и не такое можем употреблять. Когда ничего другого нет… Ты мне скажи, есть что-то, что доктору нужно или о чем он мечтает – для своей работы.
Штольман задумался:
– Как-то он мне сказал, что ему бы микроскоп получше для исследований.
– Будет ему микроскоп. Я потом пришлю ему из Петербурга. Только ты ему не говори, пусть будет сюрпризом. А то ему будет неудобно – как и тебе, когда я отдал тебе подарки. Яков, думаешь, я не видел, что ты был смущен? Я знаю, что ты не считаешь, что подарками я пытаюсь добиться твоей любви и расположения, понимаешь, что они от чистого сердца. Но не чувствуешь себя в праве принимать их, так как для тебя это… непривычная ситуация. Для меня же это обыденность, возможность порадовать моих близких просто так, без повода. Ты – мой родной человек, роднее тебя только Саша. Я не привез тебе ничего, чего бы не мог приобрести для Дмитрия или Александра. Подобные трости я заказывал для обоих. Что касается одежды, Саше я также мог купить шляпу как у тебя, или галстук, или перчатки – вовсе не потому, что у него этого нет, или он не может позволить себе это купить, у него нарядов больше чем у меня, а про деньги я даже не говорю, а потому, что мне приглянулась какая-то вещь и мне было бы приятно, если бы он это носил. Вот как ты сейчас, – он поправил новенький котелок на голове Якова.
Штольман оценил, каким проницательным и умным человеком был Павел и как ловко он смог найти довод – применительно к подобной ситуации. Такой довод, чтоб другой человек принял его как должное и больше не чувствовал себя неловко как прежде. Такими качествами его недавно обретенного родственника можно было восхищаться.
Комментарий к Часть 7
Отто Райх и Карл Вагнер – немецкие конструкторы стреляющих тростей.
========== Часть 8 ==========
Фотограф Левицкий, который когда-то сделал понравившийся Ливену портрет семьи Мироновых, в нетерпении стоял у своего ателье. Какая удача! К нему обратились от князя Ливена, чтоб он сделал снимки Его Сиятельства с его затонскими родственниками. Для этого требовалось лишь приехать в дом адвоката Миронова, да и то за ним обещали заехать. Он был готов ехать куда угодно, хоть в соседний уезд, чтоб заполучить такого клиента как Его Сиятельство. Даже не из-за денег, которые он уже получил – в сумме, которая превысила бы любые неудобства. Он, пожалуй, согласился бы даже сделать снимки бесплатно – только ради того, чтоб ему разрешили упоминать, что князь был его клиентом. Но князь был более чем щедр. И более чем услужлив – прислав за ним свою карету.
Но Левицкий не мог поверить свои глазам, что Его Сиятельство не просто прислал карету, но был в ней сам. Он вместе с родственником, который, как он знал, был полицейским чином, вышел из кареты, пока слуги помогали фотографу загружать фотографические аппараты.
– Господин Левицкий, Вы случаем не родственник Левицким – придворным фотографам? – поинтересовался князь.
– Мы в очень отдаленном родстве, настолько отдаленном, что считать это родством вряд ли уместно, – честно сказал фотограф. – Но, видимо, у многих Левицких есть таланты, так как мой батюшка хорошо рисовал, в том числе и писал портреты. У него даже заказывали портреты из Губернии. А вот мне Господь такого таланта не дал, художник из меня не ахти какой…
– Зато фотографические портреты Вам, господин Левицкий, удаются прекрасно.
– Благодарю, Ваше Сиятельство.
– Что касается моего заказа. Снимков Вы сделаете столько, сколько потребуется. И затем напечатаете по четыре копии каждого. Даже тех, которые будут, на Ваш взгляд, не очень удачные. Они должны быть готовы завтра к двум часам пополудни. Даже если Вы будете заниматься ими всю ночь. За ними зайдет мой слуга. Вы отдадите ему карточки и пластины.
– И пластины тоже?
– Да, и пластины. Если после потребуются дополнительные копии, мой племянник Яков Платонович потом принесет их Вам. Или с этим есть какая-то проблема?
– Нет, нет, Ваше Сиятельство. Как Вам будет угодно. Конечно, я отдам пластины вместе с карточками. И все будет готово к двум часам. Не извольте беспокоиться.
Больше князь в беседу не вступал, и дальше они ехали молча.
Около дома Мироновых карета остановилась, и из нее вышли два привлекательных, улыбавшихся, похожих друг на друга мужчины – и фигурами, и чертами лица. У обоих были глаза бирюзового цвета, у того, что был постарше, они были более яркие. У обоих мужчин в руках были дорогие трости, на пальцах почти одинаковые перстни. Оба были в светлых костюмах. На том, что был повыше, был более длинный сюртук и цилиндр, другой был в новенькой модной шляпе. Дамы ахнули.
«Какой красивый мужчина!» – подумала Мария Тимофеевна про князя Ливена.
«Какой красивый мужчина!» – подумала Анна про своего Штольмана.
Таким же красивым Анна помнила Якова в тот день, когда они отмечали начало их семейной жизни. Для нее тогда Яков был Принц Штольман – так он был прекрасен. Но кто же тогда знал, что он окажется пусть не принцем, и даже не князем, но княжеским сыном… Если бы ей сказали об этом несколько месяцев назад, она бы посчитала это чьей-то слишком бурной игрой воображения. Что такого в жизни не бывает. Нет, возможно, и бывает, но не с близкими ей людьми. Не с человеком, которого она любила больше всего на свете. Не с ее мужем… Но он стоял рядом со своим дядей князем, и каждому было видно, что они были в очень близком родстве. Такой схожести во внешности у людей, не связанных кровными узами, почти не бывает.
Ливен был приятно удивлен тем, как куафер смог преобразить дам. Анна выглядела юной и свежей, больше барышней, чем замужней дамой, как ему и хотелось. Он не понимал, зачем молоденьким замужним женщинам нужно делать такие прически, с которыми они выглядели старше, чем есть на самом деле. Ведь молодость и так очень быстро проходит.
Мария Тимофеевна была определенно хороша. Платье на ней было наряднее, ярче, чем накануне, к нему была приколота брошь, к ней были хорошо подобраны серьги. Это и понятно, она прихорашивалась специально для встречи с князем, тогда как прошлым вечером была одета, чтоб пойти в ресторан со своим зятем. Ливен отметил и то, что Мария Тимофеевна, как и Анна, не переусердствовала с нарядом, ведь снимки решили делать «на природе», в более непринужденной обстановке, а не фотографироваться на парадный портрет в ателье.
Прическа ей тоже шла и делала ее не только на несколько лет моложе, но и гораздо интереснее. Теперь ее уже нельзя было назвать просто миловидной, теперь это была очень привлекательная женщина. Он понимал Миронова, который более двадцати лет назад обратил внимание, а затем, как было видно невооруженным глазом, влюбился в Машу, и до сих пор питал к ней нежные чувства. Мария Тимофеевна к мужу тоже была неравнодушна. Это было понятно по тому, как она поправляла на Викторе Ивановиче костюм, как улыбалась ему, когда он целовал ей руку… И тем не менее, она поглядывала и на князя.
Князь Ливен явно приглянулся Марии Тимофеевне, произвел на нее впечатление как мужчина. Что ж говорить, блистательный кавалер не только по затонским, но и по петербургским меркам – титулован, состоятелен, красив. Но Павел понимал, что дальше охов и ахов ее восхищение князем не пойдет, даже если бы Его Сиятельство и попытался делать ей авансы (относительно чего у него на самом деле, естественно, не было никаких намерений). Она была не из тех женщин, которые будут заводить роман на стороне даже с таким великолепным мужчиной. Просто приехавший из столицы Его Сиятельство был слишком не похож на тех мужчин, которых ей доводилось встречать в родном городке. Этакий принц на белом коне. Ну не принц, а князь в карете с гербами, запряженной парой серых в яблоках орловских рысаков…
