Текст книги "Нежданно-негаданно (СИ)"
Автор книги: Марина Леманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Размышления Ливена прервал фотограф:
– Ваше Сиятельство, куда установить аппарат?
– Да вот прямо здесь у кареты и установите. Сделайте снимок меня с племянником у кареты, затем Якова Платоновича с женой, ну и господ Мироновых… Я ведь понимаю, что Вам очень хотелось бы выставить снимок, на котором был бы князь. К сожалению, это невозможно, как и то, чтоб на таком снимке был мой племянник, так как полицейскому чину не пристало красоваться у всех на виду. Но я с удовольствием разрешу Вам сделать для себя снимок моей кареты. А если снимок Виктора Ивановича с Марией Тимофеевной получится удачным, и они будут не против, Вы сможете использовать их изображение на фоне кареты. Тогда Вы должны будете указать, что это чета Мироновых во время визита в Затонск их родственника князя Ливена.
Виктор Иванович в начале хотел отказаться. Что это за нелепость – быть на всеобщем обозрении? Но потом он подумал, как его Маша хотела породниться с кем-нибудь из знати. Надеялась, что Анна выйдет замуж за князя Разумовского. Потом оказалось, что Штольман – незаконный сын князя… и она примирилась с этим… Сейчас его дядя князь предлагал, чтоб фотограф разместил в своем ателье снимок, на котором была бы подпись, что Мироновы – родственники князя Ливена… Может согласиться, чтоб Маше было приятно? Пусть она сама решает.
– Как думаешь, Машенька? Если карточка тебе понравится, может, разрешим разместить ее в ателье ненадолго, например, на месяц?
Мария Тимофеевна смутилась, поправила и без того идеальную прическу… и кивнула в знак согласия.
– Господин Левицкий, теперь Вам нужно постараться, чтоб господам Мироновым понравился Ваш снимок.
Левицкий понял, что князь дал ему шанс. Он сделал пару снимков Его Сиятельства с племянником, затем четы Штольманов. Пока он занимался подготовкой снимка Мироновых, а Яков смотрел на это, Павел тихо отвел Анну в сторону:
– Не будем им мешать.
– Дядя Павел, спасибо Вам за то, что сделали Якова таким… неотразимым… Галстук освежает его костюм, шляпа ему так идет, а с тростью он выглядит как настоящий родственник князей.
– Анна, он и так настоящий родственник князей. Он – княжеский сын. И он сам по себе неотразим, я лишь чуть-чуть помог ему в этом.
– Не знаю только, как он принял все это. Наверное, это было непросто…
– Аннушка, поверь мне, я умею убеждать людей. Я смог убедить Якова принять мои небольшие подарки, и надеюсь, что и ты примешь подарок от меня.
Павел достал из кармана маленькую коробочку и открыл ее. В ней были сапфировые серьги с бриллиантами. Не массивные, слишком вычурные, со множеством драгоценных камней размером с булыжник, какие предпочитали некоторые дамы, а небольшие, изящные – сапфир в центре и мелкие бриллианты вокруг него. Такие серьги можно носить как с платьями для прогулок, так и с вечерними, и кроме того они хорошо сочетались перстнем Ливенов, который он видел у Анны на руке. Коробочку с серьгами Павел имел при себе с момента приезда в Затонск, но не мог выбрать время преподнести Анне подарок. Кроме того, ему хотелось, чтоб Яков получил свои подарки первым, тогда и Анна, возможно, не почувствовала бы себя слишком неловко, ведь хоть украшения и не были безумно дорогими, все же стоили не копейки. Ему казалось, что настал подходящий момент для вручения подарка. На Анне были прелестные платье и шляпка в сине-голубых тонах и серьги прекрасно бы к этому подошли. Как и, несомненно, к ее голубым глазам, которые сияли от любования ее ненаглядным мужем.
– Анна, это серьги Ливенов. После смерти нашей матери Ольги Григорьевны, бабки Якова, осталось много драгоценностей, они были поделены между всеми нами, чтоб быть переданными нашим женам и дочерям. Наши средние братья Евгений и Михаил отдали свою часть драгоценностей женам, а Евгений еще и дочери. Нам с Дмитрием было некому их отдать. Дмитрий овдовел еще до смерти матери, а я, как ты знаешь, не женат да и жениться не собираюсь. Так что наша с ним часть драгоценностей так и хранится невостребованной.
– Но ведь Александр когда-то женится.
– Когда он соберется жениться, один Бог знает, может, лет через двадцать. И у него есть что передать своей будущей супруге. У меня же жены нет, как и дочери. Но появилась племянница, дорогая племянница, которой бы я хотел подарить что-то из того, что досталось в свое время мне. Анна, это подарок от всей души. Эти серьги я получил из наследства матери, которая никогда не была близка со мной, но к ней они попали от свекрови, то есть моей бабки со стороны отца – Анны. Жаль, что мне не довелось узнать ее побольше, я видел ее всего несколько раз, когда был совсем маленьким. Но я помню, что она была доброй сердечной женщиной, такой как ты. И я хотел бы, чтоб эти серьги от одной Анны, которая была добра ко мне, перешли к другой, которая стала мне дорога.
После такой речи Павла Анна не могла не принять подарок. Это означало бы обидеть его.
– Дядюшка Павел, благодарю Вас, – она поцеловала Ливена в щеку. – Я с радостью буду носить их, зная, что эти украшения носила Ваша бабушка, то есть прабабушка Якова… Вы говорите, что она была хорошим человеком. Как думаете, если б она узнала, что у Дмитрия Александровича был… незаконный сын, она бы смогла принять такого правнука?
– Несомненно, – Павел был абсолютно в этом уверен. – Знаешь, Аня, вот ты спросила об этом, и я вспомнил, что когда Дмитрий рассказал мне про Якова, он сказал, что из старшего поколения единственным человеком, которому было бы все равно, как на свет появился его сын, была бы бабка Анна, она радовалась бы любому его ребенку – хоть законному, хоть нет. В отличии от наших отца с матерью, для которых внебрачный ребенок их сына был бы по меньшей мере позором… Жаль, что бабушка не дожила до того времени, когда родился Яков. Возможно, и судьба у него была бы немного другая – хоть и непризнанный своим отцом князем сын, но все же отвергнутый не всеми его родственниками. Знала бы о нем бабушка, узнал бы и я. И принял его как сейчас…
– Дядя Павел, у Вас такое большое сердце… Я очень рада, что теперь у него есть Вы.
– Анна, и я счастлив, что у меня есть такой замечательный племянник. А еще я рад, что у Якова есть ты. После всех лет одиночества и мытарств ему наконец явился ангел. Аннушка, ты его ангел-хранитель.
– Это Яков сказал Вам, что я его ангел-хранитель?
– Я сам это вижу. Прошу тебя, будь с ним всегда. Всю жизнь. Не оставляй его… Один, без тебя он уже не сможет… – Ливен взял руку Анны в свою, подержал мгновение, тихонько сжал ее, потом поцеловал ладонь – как делал это Яков, и вложил в нее коробочку с подарком…
Анна была ошеломлена: что это было? Если бы у нее были закрыты глаза, она бы нисколько не усомнилась, что мужчина, который подарил ей эту невинную, но такую чувственную ласку, был Яковом, ее мужем. Но это был не он. Как такое могло быть?
– Павел Александрович? – покраснела Анна.
Павел посмотрел на растерянную и смущенную Анну и сказал непонятную фразу:
– Вот ведь как… Хотя что в этом удивительного, он же тоже Ливен, как и я…
– Простите?
– Яков – тоже Ливен. Я видел, как Дмитрий таким образом выражал свои чувства к Катеньке, его матушке. Я так же показывал Лизе свою любовь. И свое расположение одной даме, которая была моей близкой приятельницей, точнее хорошим другом… Как я сейчас понимаю, и Яков таким же образом ведет себя по отношению к тебе. Я не мог предположить этого… С моей стороны это был лишь способ выразить благодарность жене моего племянника, сделавшей его счастливым. Ничего более. Похоже, этот жест совершенно случайно получился чересчур… сокровенным. У меня не было подобного намерения. Прости меня, если в твоих глазах я повел себя фривольно. Я бы никогда не позволил себе никаких вольностей по отношению к племяннице…
Вот дурак, что на него нашло? Зачем он это сделал? Зачем поставил их обоих в такое щекотливое положение? Это был какой-то необъяснимый внезапный порыв нежности. Анна была красивой девушкой, но как женщина она не волновала его совершенно. Он не испытывал к Анне никаких чувств кроме, возможно… отеческих? Так их можно было описать? Сейчас, когда он сказал, что у него нет дочери, где-то внутри его что-то шевельнулось. Если бы Лиза не умерла, возможно, у них после Саши могла быть и дочь – с такими же голубыми глазами и добрым сердцем, как у Лизы. Такая, как Анна, только на несколько лет моложе… Такая как Анна…
Между ним и Анной была примерно такая же разница в возрасте, как у Дмитрия и Лизы. Когда Лиза вышла замуж, ей было около двадцати, а выглядела она еще моложе. Полуженщина-полуребенок, навязанная почти пятидесятилетнему князю Ливену его отцом из-за приданого и надежды получить наследника… Что если Дмитрий не видел в Лизе женщину, как сейчас и он сам не видел ее в Анне? Конечно, теперь у него это уже не спросить… Многие мужчины в возрасте интересовались совсем молоденькими барышнями, но, судя по всему, им с Дмитрием это было несвойственно. Катенька, мать Якова, была моложе Дмитрия на десять лет, Лиза была моложе его самого на семь. Довольно большая разница в возрасте, но не выходящая за рамки разумного, когда мужчина может быть по возрасту отцом своей избранницы… Разница в восемнадцать лет у Якова и Анны была значительной, но опять же не двадцать семь-двадцать восемь, как у Дмитрия и Лизы. И Яков и Анна любили друг друга и были счастливы вместе, а Дмитрий и Лиза были друг к другу совершенно равнодушны. Между ними не было никакого притяжения, они не испытывали радости в присутствии друг друга. Более того, Павел часто видел Лизу печальной. Он думал, что это было потому, что Дмитрий в ее представлении был почти старик и был ей неприятен как мужчина. А все оказалось иначе…
Павел помнил, как Лиза грустила, когда он приехал как-то зимой в имение брата в отпуск на пару недель. Даже видел несколько раз, как она плакала, сидя на запорошенной снегом скамье в глубине сада. Это разрывало ему сердце. И тогда он не выдержал и высказал Дмитрию:
– Может, ты оставишь Лизу в покое, хоть она тебе и жена? Она же тебя еле выносит. Вон плачет… Нельзя же так.
– Она не из-за меня плачет. Она льет слезы по своему любовнику, который был у нее в Петербурге.
У Павла даже перехватило дыхание от переизбытка эмоций.
– Дмитрий, что ты несешь?? Какой любовник?? Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Бедная Лиза, еще бы ей не плакать, если ты обвинил ее в измене! Она бы никогда не посмела завести любовника! Никогда! Это наговор!
– Лиза бы не посмела. А я посмел. Это я нашел ей любовника, – признался он.
– Что?? Зачем ей любовник, да еще выбранный мужем? Дмитрий, извини, даже если ей нужно гораздо больше, чем ты можешь дать ей как мужчина, это попахивает извращением, – Павлу казалось, что или он разговаривает с братом, у которого помутился рассудок, или сходит с ума сам.
– Павел, как мужчина я ей ничего не могу дать уже давно, практически с самого начала нашего брака. Вообще ничего. Ты меня понимаешь?.. А мне нужен наследник… Отец стал угрожать тем, что если Лиза в ближайший год не затяжелеет, мое наследство отойдет другим его сыновьям, и самая большая его часть – беспутному Гришке… А я этого допустить не могу…
– То есть ты нашел ей любовника, чтоб… она от него забеременела? – поразился Павел. – Димий, это же кощунство!
– По крайней мере она узнала, что значит быть с мужчиной… С приятным молодым человеком, который, как я надеюсь, может удовлетворить женщину…
– И который может зачать ей ребенка?
– Нет, вот этого как раз не случилось. Не знаю, почему. За три месяца ничего не произошло, а Лиза стала к нему привязываться. Я решил разорвать эту связь, пока она в него не влюбилась. Иначе бы ей потом было еще больнее. Сейчас она просто по нему скучает, а позволь я этой связи продлиться дольше, у нее было бы разбито сердце…
– Дмитрий, ну ты и сволочь!
– Ты не сказал мне ничего нового. Я это и сам знаю.
– Но ведь она страдает…
– Так пойди утешь ее. Утешь как мужчина…
Павел сначала подумал, что ослышался.
– Утешить Лизу? Как мужчина?? Утешить твою жену??? Да как у тебя только язык повернулся сказать такую гнусность!
– Почему гнусность? Ты же влюблен в нее. Для меня это не секрет. Ты ведь хотел, чтоб она стала твоей. Твоей женой. А отец этого не позволил…
– Женой, Димий, женой! Не любовницей! И уж тем более не любовницей, которая замужем за моим братом!
– За твоим братом, который не испытывает по отношению к ней ничего кроме разве что сочувствия, что она оказалась связанной с ним не по своей воле, как и он с ней… Который не в состоянии дать ей радость супружества и материнства… Павел, я этого не могу. А ты можешь…
– Ты хочешь, чтоб я соблазнил твою жену??
– Я хочу, чтоб ты показал ей, как мужчина может любить женщину. Чтоб дал ей все то, чего не смог дать я. Любовь, счастье и ребенка…
– Любовь, счастье и ребенка?? – повторил Павел с сарказмом в голосе. – И все это за пару жарких ночей?? Ну ты и… оптимист… – на языке у Павла было совершенно другое слово, которым он все же не отважился назвать старшего брата.
– Павел, ты идиот?? Я хочу, чтоб ты не просто провел с ней одну-две ночи, а стал ее постоянным мужчиной. Насколько она сама этого захочет. Точнее, насколько вы с ней этого захотите… Лиза – мягкая, добрая девушка и заслуживает достойного мужчину. Не такого, как я. Ей нужен привлекательный молодой человек с хорошим характером и добрым сердцем. Ей нужен ты. Я знаю, ты никогда ее не обидишь, не будешь с ней груб и жесток, будешь относиться к ней бережно, будешь любить ее… Вот увидишь, и она полюбит тебя со временем… как мужа… своего невенчанного мужа…
И Лиза полюбила его, своего невенчанного мужа, своего Павлушу, как она ласково назвала его. Он был уверен, что и Анна так же глубоко и преданно любила своего Яшу. Анне тоже пришлось пройти через испытания, но, слава Богу, судьба не была к ней так жестока, чтоб сначала толкать ее в объятья других мужчин, а уже потом позволить ей обрести счастье с любимым… Он знал, что не всегда у Якова и Анны все будет безоблачно, и он был готов стать поддержкой и опорой как своему племяннику, так и Анне, которую, как он только что понял, он тоже уже воспринимал как родную. И надеялся, что со временем и Анна будет относиться к нему как к родному дяде, а не просто как к родственнику мужа…
Анна немного отошла от проявленной Ливеном нежности и попыталась здраво оценить произошедшее. Нет, она не верила, что Павел мог сделать это с целью поухаживать за ней. Как он и сказал, он не мог позволить себе вольностей по отношению к жене племянника, да еще когда тот был в нескольких шагах от них. Как Павел назвал ее? Племянница. Дорогая племянница. Так, как называл ее собственный дядюшка Петр. Дядюшка тоже проявлял к ней нежные чувства, и она принимала это как должное. Он мог приобнять ее, поцеловать – и она никогда не чувствовала себя неловко. Но это был ее родной дядя, брат ее отца, которого она знала с детства. Возможно, если бы она знала Павла дольше, его поведение не показалось бы ей странным… Она видела, что Павел тоже растерялся и даже задумался – наверное, о том, какие еще доводы привести, чтоб она все же не восприняла его поступок как неподобающий. В любом случае он извинился за ситуацию, которую можно было истолковать неоднозначно. Ей не хотелось привлекать к ней еще большее внимание, и уж тем более посвящать в нее Якова, который приближался к ним.
– Дядя Павел, не беспокойтесь. Все хорошо. И спасибо еще раз за Ваш прекрасный подарок.
– О каком подарке идет речь?
– Вот, – Анна приоткрыла коробочку на ладони, к которой несколько минут назад прикоснулись губы Павла. – Дядя Павел привез мне серьги, которые когда-то носила его бабушка Анна, то есть твоя прабабушка. Он хочет, чтоб теперь они были моими. Яша, ты поможешь мне их надеть? Я хочу, чтоб они были на следующих снимках…
– Павел, ты балуешь Анну, так же, как и меня, – покачал головой Штольман.
– А что мне еще остается делать, как не баловать вас? Как там Виктор Иванович с Марией Тимофеевной, еще не устали от позирования? Может, им присесть, пока мы с Вами выбираем место для наших с вами снимков? Анна, как думаешь, где будет лучше всего?
– Может быть у беседки? Или в саду в аллее – но там мало света, деревья нависают над дорожкой и почти закрывают небо. Но там красиво и романтично.
– Еще бы не романтично, если мы с тобой там прогуливались наедине вскоре после моего приезда в Затонск, да и несколько раз потом…
– Так-так… А сейчас поподробней. Ты прогуливался там с барышней наедине? Как только ты не боялся, что тебя уже тогда запишут в ее женихи?
Яков и Анна посмотрели друг на друга и прыснули со смеху.
– Павел, я именно это и сказал тогда Анне, что меня наверняка запишут в ее женихи. А она спросила, не боюсь ли я. Я ответил, что не боюсь, но опасаюсь.
– Видно, ты не сильно опасался, раз в итоге стал ее мужем, – засмеялся в свою очередь Ливен. – Нет, это место пропустить нельзя. Обязательно нужно будет сделать там ваш снимок…
– Аннушка, как ты сейчас не похожа на ту барышню на колесиках, с которой я тогда гулял там…
– Барышня на колесиках?
– Да, она разъезжала на велосипеде, который привез ей дядя, и развлекалась тем, что давила жителей, как местных, так и только что прибывших в Затонск. Я не успел сделать по Затонску и нескольких шагов, как она меня чуть не сбила своим велосипедом. Наверное, надеялась, что я стану немощным калекой и сразу сдамся ей. А я еще полтора года продержался, – пошутил Штольман.
– Да скажи уж честно, что не продержался, а промучился. Так ведь это было на самом деле?
– Промучился, – согласился с Ливеном Яков Платонович, перейдя на серьезный тон. – Никогда не думал, что со мной такое может произойти… Что я так сильно влюблюсь и не буду иметь возможности даже сказать о своих чувствах…
– А разве для того, чтоб признаться в любви, обязательно нужны слова? Разве нельзя это выразить взглядом или жестом? Не говори мне, что до венчания ты никогда не смотрел на Анну как сейчас, и что она не видела любви в твоем взгляде… Что не ласкал ее руки, не целовал ей пальцев, как целуют их любимой женщине, а не просто знакомой даме… Ни за что не поверю, что ты не смог бы найти способа, чтоб поведать ей о том, что ты отдал ей свое сердце… Даже если ты был не в праве сказать об этом…
Штольман и Анна, онемев, смотрели на Павла. Он описал все так, как и было между ними, как будто он был свидетелем их отношений и сам видел взгляды и жесты, наполненные чувствами, о которых Яков не мог говорить вслух…
– Яков, да поцелуй же ты Анну, недотепа, сейчас ведь уже можно, никто не осудит, она – твоя жена, – вывел из ступора племянника Ливен. – Оставлю Вас, голубки, наедине и схожу за фотографом.
– Аннушка, я люблю тебя, – сказал Штольман после того, как посмотрел на Анну тем самым «красноречивым» взглядом и запечатлел свою любовь на ее губах долгим и нежным поцелуем, от которого у нее закружилась голова. – Ты ведь тогда хотела, чтоб я поцеловал тебя здесь в аллее, когда мы гуляли?
– Конечно, хотела… Но понимала, что это невозможно.
– Хочешь, будем приходить сюда целоваться каждый раз, когда будем навещать твоих родителей?
– Хочу.
– А, может, и не только целоваться…
– Яша, здесь хоть и закрытое место, но не настолько, чтоб мы могли позволить себе подобное…
– Аня, я не знаю, о чем ты подумала, – подзавел Штольман жену. – А я о том, что могу обнимать тебя здесь сколько, сколько захочу, – он заключил Анну в объятия и припал к ее губам, снова нежно, чтоб они не припухли. – Анечка, нам лучше остановиться, а то будет совсем не до фотографа… – Яков поцеловал Анне руку и поднял с земли трость, которая мешала ему обнимать жену. А она поправила на нем шляпу. И задержала свою руку у него на плече. Он взял ее вторую руку свободной от трости рукой. Они стояли, замерев, и с любовью и нежностью смотрели друг на друга, не замечая ничего вокруг. В эту минуту в целом мире были только они одни…
Павел, подошедший вместе с фотографом, понял, это был как раз тот момент, который нужно было запечатлеть на снимке. Он сделал Левицкому знак, и тот тихо установил фотографический аппарат и приготовил магниевую вспышку.
– Не двигайтесь, стойте как стоите, сейчас фотограф вас снимет.
Штольман и Анна отмерли только после шипения магния.
– Павел, зачем такой снимок?
– Вы выглядели такими… влюбленными, это нельзя было упустить…
– А можно сделать снимок… который можно будет показать и другим людям?
– Анна, не нужно стесняться подобного проявления чувств, это прекрасно… Но господин Левицкий, конечно, сделает и более традиционный снимок.
Анна посмотрела, как выглядел муж, улыбнулась и взяла его под руку. Яков улыбнулся ей в ответ. Этот снимок также получился теплым и милым.
После этого Ливен попросил фотографа сделать их снимок втроем. Анна стояла между двумя похожими мужчинами и улыбалась потому, что была счастлива – с одной стороны был ее любимый муж, а с другой его дядя князь, который без колебаний принял ее Якова как своего родственника. Яков улыбался от того, что на снимке он будет вместе со своей любимой Аннушкой и новообретенным дядей, прекрасным человеком, которого не испортили ни титул, ни состояние. А у Павла была улыбка, так как он был рад, что судьба послала ему племянника, который так походил на его любимого брата, и в придачу к этому его очаровательную жену, всем сердцем любившую Якова, в жизни которого до встречи с ней было так мало счастливых моментов.
– Виктор Иванович с Марией Тимофеевной ждут нас в беседке. Мы решили сделать общий снимок возле нее. Или в ней.
После недолгого обсуждения было решено сделать два снимка – один, на котором в центре поставили князя Ливена, дам по обе руки от него, а их мужей – рядом с ними. И второй, где дам посадили на стулья, а мужчины встали за ними. На этот раз Якова поставили по середине, а его дядя и тесть встали по обе стороны от него.
Последним снимком стал еще один портрет князя Ливена с племянником. На этот раз без шляп, как попросила Анна. Как ей казалось, без головных уборов они походили друг на друга еще больше. Жаль, конечно, что фотографическое искусство не могло передать красок, а ей очень хотелось, чтоб на снимке было видно, какого красивого цвета были глаза у ее Якова и его дяди…
Князь Ливен, предварительно забрав расписную жестяную коробку и корзину, отправил свою карету доставить Левицкого в его ателье. Когда накануне договорились, что фотографироваться они будут у Мироновых, Мария Тимофеевна пригласила всех на скромный семейный обед. Но князь попросил ее не мудрить с обедом, так как неизвестно, сколько времени потребуется для постановки снимков, а приготовить по возможности закуски или что-то вроде этого.
В корзине оказались напитки, все из Франции. Две бутылки вина – красное и белое, две бутылки шампанского Вдова Клико и бутылка отличного коньяка – персонально для Виктора Ивановича. Цветная жестяная коробка с чаем была для его жены.
– Мария Тимофеевна, этот чай – от поставщика его Императорского Величества. Теперь Вы будете пить такой же чай, как и семья Императора.
– Павел Александрович, я очень Вам благодарна за столь приятный подарок. Вы хотели бы, чтоб его заварили прямо сейчас?
– Если только Вы этого хотите, Мария Тимофеевна. Но я бы предпочел бокал вина, если Вы не возражаете.
– А не хотите ли попробовать нашу домашнюю наливку? В этом году она определенно удалась.
– Не откажусь, – не стал привередничать князь Ливен. Наливка была в меру крепкая и сладкая, как ему и нравилось, но он ограничился одной рюмкой. Ему еще предстояло встретиться с парой человек, а вечером в гостинице, когда к нему придет Яков, которого он только собирался пригласить к себе, они смогут позволить себе расслабиться за бутылкой.
– Аня, мы с Павлом хотели навестить доктора Милца. Ты хочешь поехать с нами?
– Нет, я лучше сейчас останусь у родителей. А вы распоряжайтесь своим временем как хотите, – Анна понимала, что, скорее всего, Якову и Павлу захочется побыть наедине, поговорить о том, о сем. И она не хотела мешать им. – Я потом доберусь домой на извозчике, не беспокойтесь за меня.
– Аннушка, увидимся завтра, я приду к вам в первую половину дня, а к Вам, Виктор Иванович и Мария Тимофеевна, я заеду попрощаться перед самым отъездом, часа в четыре, если Вам будет удобно.
Мироновы заверили князя, что им будет удобно видеть его в любое время.
– Яков, карета вернулась. Поедем к доктору.
Ливен пожал руку Виктору Ивановичу и поцеловал ручки дамам.
– Мария Тимофеевна, Вы сегодня просто неотразимы, я надеюсь, что снимки передадут всю Вашу красоту, – ввел в краску князь госпожу Миронову своим комплиментом и улыбнулся ей своей ослепительной улыбкой. На этот раз его комплимент не был лестью. Ну почти не был. А улыбка была больше от души, чем от желания произвести впечатление.
«Какой мужчина!» – в очередной раз подумала про Его Сиятельство Мария Тимофеевна. И вздохнула.
Комментарий к Часть 8
Сергей и Рафаил Левицкие – фотографы Их Императорских Величеств.
========== Часть 9 ==========
Доктор Милц был у себя и что-то колдовал с мензурками. Он увидел Штольмана боковым зрением:
– Яков Платонович, какими судьбами? Вас же, как я слышал, Трегубов отпустил на выходные… Или снова произошло убийство, и Вас вызвали в участок, а Вы пришли за мной?
– Если убийство и произошло, мне об этом ничего не известно… Александр Францевич, я пришел к Вам не по служебной надобности. Я привел к Вам одного человека.
К Милцу зашел похожий на Штольмана мужчина.
– Доктор, Вы меня, должно быть, не узнаете…
– Ваше Сиятельство, Вы – тот мальчик из семьи Ливенов, которого я лечил когда-то в Петербурге.
Догадаться было несложно. До Милца уже дошли слухи, что к Штольману из Петербурга приехал его дядя, князь Ливен.
– Ну сейчас уже далеко не мальчик, а муж, – засмеялся Павел. – Но Вы правы, я именно тот человек. Доктор, я Вам очень признателен. Когда Яков сказал мне, что Вы практикуете здесь в Затонске, я не мог не прийти к Вам и не выразить свою благодарность за то, что Вы тогда уделили столько внимания моему здоровью.
– Ваше Сиятельство, это моя обязанность – лечить пациентов, – скромно сказал доктор.
– Но не обязанность находить правильные слова и уговаривать мальчишку пить горькое лекарство, которое ему хотелось выплюнуть, а главное не трястись при виде шприца и не реветь от страха и боли. Ведь Вы же мне сказали, что будущий офицер должен быть стойким, что уколы – это испытание выдержки, ведь если меня ранят на поле боя, я должен буду терпеть боль, а не кукситься как девчонка… И знаете, когда меня однажды ранили, правда, не на поле боя, я терпел боль, сжав зубы, и не ревел, – полушутя сказал Ливен.
– Серьезное ранение?
– Нет, пустяки. Просто тогда я вспомнил про Вас – то, что Вы говорили мне, когда я был мальчишкой.
– А где Вы служите, я могу узнать, Ваше Сиятельство? В каком Вы чине?
– Называйте меня Павел Александрович. Я – подполковник, дослужился до заместителя начальника охраны Императора.
– О! – удивился доктор. – А ранение?..
– Нет, совершенно не связано с моей службой. Дело случая. Я был секундантом на одной дуэли, и у одного из стрелявшихся от испуга так тряслись руки, что он каким-то образом попал мне в ногу. Но не прострелил, пуля только вырвала кусок кожи, мне повезло. Но крови все же было достаточно. И тот криворукий бедолага от ее вида упал в обморок.
– Это у нас такие офицеры, которые от вида крови теряют сознание? – покачал головой доктор. – Как же они будут вести себя на войне, если такая, не дай Бог, случится?
– Нет, это был не офицер. Это был заносчивый юнец, который оскорбил офицера. Так что за наших вояк мне не стыдно. А Вы, доктор, после дуэлей никого не врачевали?
– В Петербурге бывало. А в Затонске – нет, какие ж здесь дуэли? В последнее время только две и припомню. Одна Виктора Ивановича с бывшим сослуживцем…
– Виктор Иванович? Миронов? – не поверил Ливен. – Что-то он на дуэлянта не похож… Этот сослуживец что, посмел оскорбить Марию Тимофеевну или Анну?
– Нет, это, можно сказать, дела давно минувших дней, – пояснил Штольман. – Его, кстати, застрелил Коробейников…
– Коробейников? Тот, которого ты мне представил в сыске?
– Да. Так уж получилось…
– А вторая?
– А вторая и вовсе не состоялась, дамы помешали, – сказал доктор.
– Это я с Разумовским должен был стреляться, – признался Яков. – Но не довелось.
– Ну и слава Богу. Еще неизвестно, чем это могло закончиться… Яков, что ты на меня так смотришь? Я говорю, как думаю. Вон у Дмитрия последствия одной дуэли оказались самые плачевные. В целом был вполне здоровый мужчина, однако последствия давали о себе знать… И доктора ничем не могли помочь…
– Очень печально. Но медицина не всесильна…
– Безусловно. Как говорится, иногда одна надежда на Бога. Но ведь бывают необъяснимые случаи выздоровления.
– Бывают. И даже в моей практике подобное было. Болезнь была сама по себе не смертельная, просто в очень запущенной стадии – к врачу обратились слишком поздно, когда начались осложнения. Пациент стоял, можно сказать, уже одной ногой в могиле. Никаких прогнозов на выздоровление. Родственники уже чуть ли не об отпевании с батюшкой договаривались, так он был плох. И вдруг пошел на поправку. Так что чудеса случаются. Но очень редко… Темный у нас еще народ, не понимает, что к врачу нужно обращаться своевременно, а не когда уже пора место на кладбище заказывать… Ведь во многих случаях, даже серьезных, человеку можно помочь. Было бы должное лечение вовремя, хороший уход и забота близких. Вот как у Вас, Павел Александрович.
– Да, брат обо мне заботился. А я ведь не хотел, чтоб Дмитрий звал доктора, говорил, ну и что, что я кашляю – притом уже начинал задыхаться от кашля…
– Хорошо, что он не пошел у Вас на поводу и не промедлил. А почему Вы так не хотели, чтоб Вас осмотрел врач?
– А я не любил доктора Краузе. Он мне казался злым, грубым, мрачным, сверлил своими глазами, будто дырку в тебе хотел сделать, – припомнил Павел детскую обиду.
– Зря Вы так. Добряком, может, он и не был, но злым его вряд ли можно было назвать. И он очень хорошо знал свое дело.
– Может и так. Но Вы мне больше понравились… – честно сказал Ливен. – До Вас я не знал, что доктора можно и не бояться. Я ведь долго болел, наверное, недели три, не меньше, и Вы каждый день ко мне приходили. За это время от визитов доктора Краузе я бы сошел с ума… Я тогда сказал брату, что рад, что доктор Краузе был занят и меня лечил другой доктор, добрый… Знаете, я вот сейчас думаю, я рассуждал прям как ребенок, а ведь мне уже лет тринадцать было, большой мальчик, – смутился он.
