Текст книги "Марина Цветаева. Письма 1937-1941"

Автор книги: Марина Цветаева

33-37. Б.Г. Унбегауну

                                                             Дюнная запись

Lacanau-Océan (Gironde)

Av des Frères Estrade

Villa Coup de Roulis

5-го сентября 1937 г., воскресенье

               Дорогой Борис Генрихович,

Вот что́ у меня в записной книжке стоит под буквами Б<орис> Г<енрихович> – карандашом запись на дюнах посылаю tel quel^{50}:

– Я всегда думаю о Вас когда хожу и гляжу, а так как ходить и глядеть – полжизни, то и выходит, что я полжизни думаю о Вас.

С Вами бы мне нравилось все то, что мне не нравится – или мало нравится, не говоря уже о том, что нравящееся нравилось бы в тысячу раз больше, – ибо с Вами у меня помимо вещи, на которую я гляжу – будь то́ море, старый камень, Ваша Таня или даже ее карточка – еще Вы́ глядящий на вещь: Ваше глядение на вещь – на которое я нагляжусь, ибо та́к глядеть, с таким вниманием, и пониманием, и любовью – одному дано на тьму тьм. Та́к вещь чувствовать – и так ее знать.

Вот этого сочувствующего знания вещи (я даже не знаю – с какого краю знают!) я была лишена всю жизнь, в себе и других, ибо я, после жалких беспомощных вопросов о том или ином, еще всегда оказывалась о ирония! – более знающей: больше – знающей.

Конечно, я не говорю о технических и политических вещах, к которым я предельно – беспредельно! – и враждебно-равнодушна – но их как раз знают все, – только их и знают! – я говорю обо всем другом: природе, археологии, истории – что́ мне как поэту нужно знать и чего в моем окружении не знает – никто, м<ожет> б<ыть> знают – но не с той стороны, с подозрительной мне: общественной стороны, или на меня с моими вопросами физически не имеют времени…

Еще одно: с Андреевой, например, я могу – о звездах[148]148
  Андреева Анна Ильинична (1883–1948), вдова писателя Л.Н. Андреева. Знакомство М.И. Цветаевой с А.И. Андреевой, состоявшееся в 1924 г. во Вшенорах в Чехии, со временем переросло в настоящую дружбу. См. также письмо к А.И. Андреевой от 8 июня 1939 г.


[Закрыть], с Ходасевичем – о стихах[149]149
  См., например, письмо Цветаевой В.Ф. Ходасевичу («о стихах») в мае 1934 г. (Письма 1933–1936; СС-7. С. 466).


[Закрыть], еще с кем-нибудь – еще о чем-нибудь, но с каждым – только об одном, с Вами же – обо всем.

Кроме того, мне важно, что мы – из разных миров, верней с двух концов одного мира, одного двуединого мира – сло́ва и гуманизма, но – с двух, так что у меня есть (скромное) сознание, что и я что-то могу (могла бы) Вам дать…

Кроме того, мы с вами природу (которую люблю больше всего, которая есть всё: и мы с вами, и наши лбы, и наши ноги) любили одинаково: и душою, и ногами: добывая ими виды! – т. е. отнюдь не: либо «поэтически» либо «туристически» —

а – по-немецки:

как немцы 100 лет назад и 100 лет спустя, как немцы всегда, отвсегда и навсегда.

– Я в Фавьере в Вас немца удостоверила и ему обрадовалась, – немца + вся российская прививка (простора!), но – немца, мою родную реку[150]150
  Дед Цветаевой по материнской линии, Мейн Александр Данилович (1836–1899), происходил из остзейских обрусевших немцев.


[Закрыть], которую не могу разлюбить из-за «текущих событий», ибо кровь течет вечно, а события – уже протекли.

Пишу Вам на Океане, одна с огромным приливом, им почти за́литая, а сверху засыпанная коварно струящейся дюной. (Почему, верней: ка́к дюна не обсыпается – вся – до песчинки, раз достаточно – прикосновения таниного пальца[151]151
  То есть маленькой Тани, дочери Унбегаунов.


[Закрыть], чтобы – Ниагара песка? Или тоже потому что Бог положил ей предел: Не пойдешь дальше? Или, как, по индусскому поверию, океан, который только потому не выходит из берегов, что связал себя обетом? Вот один из моих «вопросов».)

Кроме того я Вам: Вам самому, Вашему знанию и Вашей оценке – абсолютно верю. Не зная – нужно верить, но чтобы верить – нужно знать: лоб, совесть и кровь – в которые веришь, а я, помимо Вас, лично, верю Вам еще и как немцу: deutsche Treue, Treue im Kleinen^{51} – как меня учили во Freiburg im Breisgau^{52} [152]152
  В 1904–1905 гг. Цветаева и ее младшая сестра Ася учились в пансионе близ Фрейбурга.


[Закрыть], в эту Вашу Treue – верю: и в даты, и в человеческие догадки, и в расписание поезда, Вы – не обманете. Но Вы и не обманетесь.

_____

Мне в жизни не повезло, я живу среди людей общественной совести, под вечным – то тайным, то явным – упреком в равнодушии к событиям, слепости, глухости, тупости и бессовестности.

И никто не хочет понять, что это не слепость, не глухость, не тупость и не бессовестность, а: глаз на другое, ухо – на другое, сердце – на другое, совесть – на другое: на человеческую душу и на свою работу. И больше – ни на что.

Я не могу с утра думать про Шанхай и про Испанию[153]153
  Имеются в виду Гражданские войны в Китае (в частности Шанхайский переворот в 1927 г.) и в Испании.


[Закрыть], потому что я привыкла любить делом: служить, а здесь сделать ничего не могу, п<отому> ч<то> тут нужны сестры милосердия – и солдаты.

Мне говорят: – И поэты.

Да, при условии воспевать всё большое, в каждом лагере – или то, что над лагерями.

А это сейчас – хуже чумы.

Вот я и молчу и молча делаю мое дело: дом и тетрадь, отдыхая на одной работе от другой.

Или semaine de quarante heures^{53} нужна, a мне СОРОКА-часовой рабочий день, мне с веком – не по дороге[154]154
  …мне с веком – не по дороге. – Ср. в письме к П.П. Балакшину от 25 октября 1936 г.: «Я очень одинока в своей работе, близких друзей, верней – у нее (моей работы) среди писателей нет… Мне здесь (и здесь!) ни с кем не по дороге» (Письма 1933–1936; СС-7. С. 636).


[Закрыть]: разного добиваемся!

_____

– Ну́, вот. Тут и моя дюнная запись кончается. Не взыщите, это только первый черновик – мыслей и чувств. – Нет! Еще одно (пропустила):

Поэтому мне особенно дорог Ваш привет и наш Фавьер – пешехожий и скороходный – и поэтому я особенно горюю, что я Вас – из поля ванвско-вожирарского[155]155
  …ванвско-вожирарского. – В год частых встреч со своими друзьями – 1936 – Цветаева жила в Ванве (под Парижем), Унбегауны по адресу 11, rue Jobbé Duval близ улицы Вожирар (rue de Vaugirard) в 15-м районе Парижа.


[Закрыть] зрения – теряю.

                                             МЦ.

<Приписка на полях:>

PS. Это не письмо, это – разговор. Но – напишу – непременно. МЦ.

Впервые – Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 283–286. Печ. по тексту первой публикации.

34-37. А.А. Тесковой

Vanves (Seine)

65, Rue JB Potin

27-го сентября 1937 г., понедельник

Нет, дорогая Анна Антоновна, я Вам писала последняя, и очевидно письмо пропало, странствуя вслед за Вами – в этом письме было прибытие к нам испанского республиканского корабля[156]156
  Во время Гражданской войны в Испании (1936–1939) между защитниками Республики и сторонниками генерала Франко многие испанцы покидали страну, спасаясь от бомбежек.


[Закрыть] – беженцев из Сантандера[157]157
  Город-порт в Испании, расположенный на берегу Бискайского залива.


[Закрыть], и день, проведенный с испанцем, ни слова не знавшим по-франц<узски>, как я – по-по-испански– в оживленной беседе, в которую вошло решительно – всё. Теперь друг – на всю жизнь.

20-го мы вернулись, а следующий за нами поезд, которым мы чуть-чуть не поехали, потерпел крушение: были стерты в порошок два вагона – п<отому> ч<то> – деревянные. А мы тоже ехали в деревянном, я раньше и не разбирала.

Странно (верней – не странно), я как раз вчера вечером купила заграничную марку – писать Вам, а нынче утром – Ваше письмо. Я чувствовала, что Вы моего испанского не получили, – Вы никогда так долго не молчите.

Всё лето я писала свою Сонечку – повесть о подруге, недавно умершей в России. Даже трудно сказать «подруге» – это просто была любовь – в женском образе, я в жизни никого так не любила – как ее. Это было весной 1919 г. – это была весна 1919 г. И с тех пор всё спало – жило внутри – и весть о смерти всколыхнула все глубины, а м<ожет> б<ыть> я спустилась в свой тот вечный колодец, где всё всегда – живо. Словом, это лето я прожила с ней и в ней, и нынче как раз поставила последнюю точку. Писала все утра, а слышала, слушала ее внутри себя – целый день.

Эпиграф к ней:

 
Elle était pâle – et pourtant rose,
Petite – avec de grands cheveux…^{54}
 

Вышла большая повесть: 230 моих рукописных страниц. Пойдет (тьфу, тьфу, не сглазить) в новом русском шанхайском журнале «Русские Записки», где мне, пока что, дают полную волю.

Ничего другого не писала, только письма.

_____

Очень боялась ехать сюда – и уже сбывается: столько черной работы, весь день до поздней ночи – мыть, стирать, сушить, разбирать, варить… Но я твердо решила – два утренних часа отвоевывать, п<отому> ч<то> всё равно – всего не переделаешь, а горечь неписания – как отрава, просто – жжет.

Еще новая «беда», даже две: менять квартиру, п<отому> ч<то> все утра прошлой зимы у меня уходили на топку трех не желающих гореть печей – и вообще – дом разваливается – безвозвратно. И – вторая: переводить Мура в новую школу, п<отому> ч<то> директор запросил вдвое против прошлого года, т. е. 200 фр<анков> в месяц: 600 фр<анков> в триместр, чего мы платить не можем. – Et pas un sou de moins!^{55} – это об ученике, учившемся у него четыре года, из которых три – был первым, а один – вторым. И он знает, что я платить не могу. – Ну, Бог с ним!

_____

Нет, дорогая Анна Антоновна, не хочу быть для Вас ни идеей, ни видением: если бы Вы знали, насколько я жива. Даже загнанная в невылазную щель быта.

…Сплошная обида: так часто люди ездят в Прагу – «съездил в Прагу», «неделя как вернулся из Праги», и – только я не могу, п<отому> ч<то> у меня никогда не будет таких денег. (Откуда – у них? Должно быть – какие-нибудь казенные, общественные, кому-то нужно, чтобы такой-то ехал в Прагу, – и никому, никому не нужно, чтобы ехала – я: только мне одной!) – Видела в кинематографе похороны Масарика[158]158
  Масарик Томаш (1850-1937) – президент Чехословакии в 1918–1935 гг. С 1882 г. был профессором философии Пражского университета.


[Закрыть], его строгий замок, его белую бедную комнату с железной кроватью, – сопровождающие факелы – стражу у гроба, с молодыми прекрасными лицами, – плачущий народ… И его – в гробу. Орлиное лицо…

_____

Частые письма от Али, но… простоватые. Жизни ее я из них не вижу – и не увижу. Она ведь вроде как приказала себе – переделаться, я этого совсем не понимаю и не вижу зачем ей это нужно было. Чтобы идти в шаг с веком?

Письма как будто очень сердечные, любящие, но – чему-то я в ней не верю. Пишу, отвечаю, оповещаю о всех наших событиях, но всё – только на известную глубину. О себе по существу я с ней говорить не могу, ибо она вся – отрицание меня и моего. Не сговоримся.

Внешне ей хорошо. Сотрудничает в хорошем литер<атурном> франц<узском> журнале, оплата приличная, ходит в театр, ездит в дом отдыха, сейчас учится стрелять и проходит курс санитарной обороны. Дай ей Бог!

Обнимаю Вас, дорогая Анна Антоновна, и сбега́ю с нашей горки – на почту.

                                             МЦ.

Читали ли Вы Pearl Buck[159]159
  Buck Pearl (Бак Перл, псевдоним И. Седж; 1892–1973) – американская писательница, публицистка. Лауреат Нобелевской премии 1938 г. Сюжеты своих произведений черпала исключительно из китайской жизни. Автор романов «Восточный ветер, западный ветер» (1929), «Земля» (1931) и др.


[Закрыть]:

1) La Terre chinoise

2) Les Fils de Wan-Lung

3) La Famille dispersée^{56}

Она дочь амер<иканского> миссионера, родившаяся в Китае.

Да, еще замечательная ее книга: Mère^{57}.

Впервые – Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 156–157 (с купюрами); СС-6. 455–456. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 280–283 (с небольшими уточнениями по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2009. С. 326–327).

35-37. И.А. Бунину

Vanves (Seine) 65, Rue JB Potin

1-го Октября 1937 г., пятница

               Милый Иван Алексеевич,

У меня есть для Вас подарок от Али – из России – очень приятный.

Если позовете меня в гости – привезу Вам его, если не позовете – пришлю почтой.

Сердечный привет, Веру целую

                                             МЦ.

– Я сейчас пишу вещь, в которую Вы влюбитесь – если не пропадет по дороге в Шанхай или не попадет в са́мое разрушение его.

Называется – Повесть о Сонечке[160]160
  См. коммент. 5 к письму к А.А. Тесковой от 16 июля 1937 г.


[Закрыть].

_____

Впервые – Марина Цветаева в XXI веке. 2005. С. 33. Печ. по тексту первой публикации.

36-37. И.А. Бунину

Vanves (Seine) 65, Rue JB Potin

18-го Октября 1937 г., понедельник

               Дорогой Иван Алексеевич,

Увы! У меня лютое воспитание надкостницы – на добрую неделю, поэтому, к моему большому огорчению, быть у Вас и у Веры в среду не смогу – но так как подарок и та́к задержался – посылаю его Вам нынче, заказным.

Очень, очень огорчена за Веру смертью ее брата[161]161
  В Москве умер брат Веры Николаевны, Дмитрий Николаевич Муромцев (1886–1937).


[Закрыть], – передайте ей, пожалуйста.

Сердечный привет Вам обоим, надеюсь, что подарок Вас порадует.

                                             МЦ.

Впервые – Марина Цветаева в XXI веке. 2005. С. 34. Печ. по тексту первой публикации.

37-37. А.Э. Берг

Vanves (Seine) 65, Rue JB Potin

26-го Октября 1937 г.

               Дорогая Ариадна,

Если я Вам не написала до сих пор – то потому что не могла. Но я о Вас сквозь всё и через всё – думала.

Знайте, что в Вашей страшной беде[162]162
  12 октября 1937 г. от заражения крови в тринадцатилетнем возрасте умерла старшая дочь Ариадны Берг, Мария-Генриетта (Бутя). См. коммент. 4 к письму к А.Э. Берг от 12 апреля 1937 г.


[Закрыть] я с Вами рядом.

Сейчас больше писать не могу потому что совершенно разбита событиями, которые тоже беда, а не вина[163]163
  Речь идет о возможной причастности С.Я. Эфрона к акциям служб НКВД – убийству Игнатия Рейсса (наст. имя и фам. Натан Маркович Порецкий; 1899–1937), резидента советской разведки, решившего порвать с СССР, и похищению председателя Русского общевоинского союза (РОВС), генерала Евгения Карловича Миллера (1867-1939).


[Закрыть]. Скажу Вам, как сказала на допросе[164]164
  В связи с бегством мужа из Франции Цветаеву вызывали на допрос дважды – 22 октября и 27 ноября 1937 г. На первом допросе вопросы к Цветаевой касались главным образом деятельности С.Я. Эфрона в Союзе возвращения на родину, на втором просили опознать его почерк. См. также Протоколы допросов М. Цветаевой в Министерстве внутренних дел Франции в кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 342-351; Кудрова И.В. Гибель Марины Цветаевой. С. 275–289.)


[Закрыть]:

– C’est le plus loyal, le plus noble et le plus humain des hommes. – Mais sa bonne foi a pu être abusée. – La mienne en lui – jamais^{58}.

Обнимаю Вас и – если это в последний раз – письменно и жизненно – знайте, что пока жива, буду думать о Вас с любовью и благодарностью.

                                             Марина

Впервые – Письма к Ариадне Берг. С. 77. СС-7. С. 508–509. Печ. по СС-7.

38-37. А.Э. Берг

Vanves (Seine) 65, Rue JB Potin

2-го ноября 1937 г., вторник

               Ариадна родная,

Лягушка конечно Ваша: неужели Вы думаете, что я могла ее иначе воспринять – и принять. Эта Ваша лягушка охраняла меня целое лето, со мной шла в море, со мной писала повесть о Сонечке, со мной горела (горели ланды, мы были в кольце огня), и всё это были – Вы.

Вижу пред собой Ваше строгое, открытое, смелое лицо, и говорю Вам: что бы Вы о моем муже ни слышали и ни читали дурного – не верьте, как не верит этому ни один (хотя бы самый «правый») из его – не только знавших, но – встречавших. Один такой мне недавно сказал: – Если бы С<ергей> Я<ковлевич> сейчас вошел ко мне в комнату – я бы не только обрадовался, а без малейшего сомнения сделал бы для него всё, что мог. (Это в ответ на анонимную статью в Возрождении.)[165]165
   29 октября 1937 г. в газете «Возрождение» была помещена большая анонимная статья о похищении генерала Е.К. Миллера, об обыске в «Союзе возвращения на родину» и о «евразийце Эфроне – агенте ГПУ».
  «В „Последних новостях“ от 24 октября 1937 г. уже была похожая информация („Исчезновение ген. Е.К. Миллера“ с подзаголовком „Бегство С.Я. Эфрона“). Желая проверить слухи об исчезновении С.Я. Эфрона и, возможно, вместе с ним М. Цветаевой, корреспондент газеты съездил 23 окт<ября> в Ванв и получил от нее, „никуда не уезжавшей“, следующее разъяснение:
  „Дней двенадцать тому назад, – сообщила нам М.И. Цветаева, – мой муж, экстренно собравшись, покинул нашу квартиру в Ванве, сказав мне, что уезжает в Испанию. С тех пор никаких известий о нем я не имею. Его советские симпатии известны мне, конечно, так же хорошо, как и всем, кто с мужем встречался. Его близкое участие во всем, что касалось испанских дел (как известно „Союз возвращения на родину“ отправил в Испанию немалое количество русских добровольцев), мне также было известно. Занимался ли он еще какой-нибудь политической деятельностью, и какой именно, – не знаю.
  22 октября, около семи часов утра, ко мне явились четыре инспектора полиции и произвели продолжительный обыск, захватив в комнате мужа его бумаги и личную переписку.
  Затем я была приглашена в „Сюртэ Националь“, где в течение многих часов меня допрашивали. Ничего нового о муже я сообщать не могла“.
  Там же, со слов бывшего евразийца, близкого друга Н. Клепинина, говорилось, что С.Я. Эфрон „Вербовал людей на службу ГПУ“».


[Закрыть]

Обо мне же: Вы же знаете, что я никаких «дел» не делала (это, между прочим, знают и в сюртэ, где нас с Муром продержали с утра до вечера)[166]166
  О Цветаевой в упомянутой статье в «Возрождении» было написано: «Семейные дела также, по-видимому, сыграли роль в эволюции Эфрона. Как известно, он женат на поэтессе Марине Цветаевой. Последняя происходила из московской профессорской семьи, была правых убеждений и даже собиралась написать поэму о царской семье. Ныне, по-видимому, ее убеждения изменились, так как она об откровенном большевизме своего мужа знала прекрасно».


[Закрыть] – и не только по полнейшей неспособности, а из глубочайшего отвращения к политике, которую всю – за редчайшими исключениями – считаю грязью.

Дорогая Ариадна, пишите мне! (Вы ничем не рискуете: мы с Муром на полной свободе.) Пишите мне обо всем: и Вашем горе, и вашем будущем – близком и далёком, и о девочках, и о душе своей… Люблю Вас как сестру: этого слова я еще не сказала ни одной женщине.

Мой адрес тот же: та же руина, из которой пока никуда не двинусь – не могу да и не хочу: еще скажут – прячется или – сбежала. Предстоит тяжелая зима – ну, ничего.

Напрасно просили меня о вечном адресе, потому что его у Вас не могло бы не быть – неужели Вы думаете что я могу так кануть – без следу – сжигая за собой – всё? Я человек вечной благодарности.

Ах, Ариадна, какой это был рай – в тех Ваших садах! Я еще когда-нибудь их напишу.

Жду весточки и обнимаю Вас,

Ваша всегда

                                             Марина

<Приписка на полях:>

Не думайте, что я не думаю о Вашем горе: у меня в сердце постоянный нож.

Ваша лягушка была – мои последние счастливые дни. Кстати, она из голубой от моря и огня превратилась в серебряную – т. е. стала совсем Ваша (О<льге> Н<иколаевне>[167]167
  О.Н. Вольтерс.


[Закрыть] этого конечно не говорите, да и не скажете!)

(Из тетрадки Юношеских стихов) [168]168
  Переписанное рукой Цветаевой стихотворение было приложено к письму. При жизни поэта не публиковалось (СС-1).


[Закрыть]

 

С. Э.

Я с вызовом ношу его кольцо:
Да, в вечности – жена, не на бумаге!
Его чрезмерно-узкое лицо
Подобно шпаге.
 
 
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.
 
 
Он тонок первой тонкостью ветвей…
Его глаза – прекрасно-бесполезны! —
Под крыльями раскинутых бровей —
Две бездны.
 
 
В его лице я Рыцарству верна:
– Всем вам, кто жил и умирал без страху! —
Такие – в роковые времена —
Слагают стансы и идут на плаху.
 

Коктебель, 3-го июня 1914 г. (ДО войны!)

Коктебель. 1914 г. – Ванв, 1937 г.

                                             МЦ.

Впервые – Письма к Ариадне Берг. С. 78–81. СС-7. С. 509–510. Печ. по СС-7.

39-37. A.Э. Берг

Vanves (Seine)

65, Rue JB Potin

17-го ноября 1937 г., четверг

               Ариадна!

Откуда Вы знаете, что я больше всех цветов на свете люблю деревья: цветущее де́ревце?!

Когда мне было шестнадцать лет, я видела сон: меня безумно, с небесной страстью, полюбила маленькая девочка, которую звали Маруся. Я знала, что она должна умереть и я ее от смерти прятала – в себя, в свою любовь. Однажды (все тот же сон: не дольше трех минут!) я над ней сидела – была ночь – она спала, она спала, я ее сторожила – и вдруг – легкий стук – открываю – на пороге – цветок в плаще, огромный: цветущее деревце в плаще, в человеческий (нечеловеческий!) рост. Я – подалась и он – вошел.

Потом это видение отобразилось в моем Мо́лодце[169]169
  В поэме «Мо́лодец», написанной в 1922 г. по мотивам сказки «Упырь» из сборника А.Н. Афанасьева, Маруся умирает от верности к полюбившему ее упырю и превращается в деревце, в которое влюбляется барин, едущий по дороге (глава «Барин»; СС-3. С. 302–303).


[Закрыть], где сама Маруся становится де́ревцем: барин влюбляется в деревце, не зная, что оно – женщина.

Вы ведь всего этого не знали, как не знали магии надо мной слова азалия[170]170
  Азалия (азалея) – декоративный кустарник рода рододендрон.


[Закрыть], моей вечной мечты о деревце, которое будут звать азалия – как женщину, – только лучше.

Ариадна! Моя мать хотела сына Александра, родилась – я, но с душой (да и головой!) сына Александра, т. е. обреченная на мужскую – скажем честно – нелюбовь – и женскую любовь, ибо мужчины не умели меня любить – да может быть и я – их: я любила ангелов и демонов, которыми они не были – и своих сыновей – которыми они были! —

– Ариадна, никто не подарил мне цветущего деревца, которое зовут азалия.

…И еще – какой мой поступок: подарок в день своего рождения[171]171
  Имеется в виду день рождения Ариадны Берг (16 ноября).


[Закрыть] (– Мама! Что Вы мне подарите в день своего рождения? из года в год – Мур).

– Ариадна, я третий день живу этим деревцем и над этим деревцем: оно рядом, у изголовья, вместе с Vie de Ste-Thérèse de l’Enfant Jésus écrite par elle – même^{59} [172]172
   «Житие св. Терезы от младенца Иисуса, написанное ей самой». – Св. Тереза «маленькая» (в отличие от «великой» Терезы Авильской, XVI в.) родилась в Аленеоне в 1873 г., поступила в кармелитский монастырь в Лизьё, где умерла от чахотки в 1897 г., 24 лет от роду. Причислена Римом к лику святых в 1925 г.
  Книгу св. Терезы-маленькой прислала (подарила) Цветаевой (по ее просьбе) Вера Бунина в апреле 1934 г. (см. письмо к В.Н. Буниной от 28 апреля 1934 г. – СС-7. С. 269; Письма 1933–1936).


[Закрыть] – первой книгой которую я стала читать после моей катастрофы – странной книгой, страшной книгой, равно притягивающей и отталкивающей. Вы знаете ее лицо? Лукаво-грустное личико двенадцатилетней девочки, с началом улыбки и даже – усмешки: над собой? над нами? («Je veux être Son joujou: Sa petite balle… Je veux qu’il passe sur moi tous Ses caprices… Jésus a rejeté Sa petite balle…»)^{60} Это – отталкивает, но последнее слово: – Je passerai tout mon ciel à secourir la terre^{61} не только восхищает, но совозносит, с ней, на ту́ высоту. (Tout mon ciel – как: tout mon temps…)^{62} Эта маленькая девочка могла быть поэтом, и еще больше grande amoureuse^{63}: это Марианна д’Альваредо полюбившая – вместо прохожего француза – Христа. Я знаю эти ноты. Ариадна, достаньте и прочтите: – La vie de Ste-Thérèse de l’Enfant Jésus, écrite par elle – même (Office Central de Lisieux – Calvados) – с безумно-безвкусной обложкой «du temps»^{64} (1873–1897, но всё тоже лицо 12-летней девочки, вдвое младшее своей молодости.)

…Не думайте que je tombe en religion^{65} – я была бы не я – этого со мной никогда не будет – у меня с Богом свой счет, к нему – свой ход, который мимо и через – над моей головой (как сказал поэт Макс Волошин обо мне, 16-летней) двойной свет: последнего язычества и первого христианства – а может быть, как я сама сказала – двадцати лет:

 
Оттого и плачу много,
Оттого —
Что взлюбила больше Бога
Милых ангелов Его…[173]173
   Заключительная строфа стихотворения «Бог согнулся от заботы…»(1916). Цветаева привела его целиком в письме к В.Н. Буниной в ответ на присылку книги св. Терезы. «Очевидно, в них Цветаева видела наиболее адекватное выражение своего отношения к Богу (любовь, никогда не утоленная к человеку – Божьему творению, а не к Богу)» (Письма к Ариадне Берг. С. 162. См. также: Струве Н. Трагическое неверие // ВРХД. 1981. № 135. С. 164–170; Лосская В. Бог в поэзии Цветаевой // Там же. С. 171–180).


[Закрыть]
 

– Ожидаю: Ариадна! мы должны еще встретиться на этой земле, в этой части света. Думайте. Помните что если Вы будете в Париже, мы открыто можем встречаться: я (тьфу, тьфу не сглазить!) на полной свободе, даже не (тьфу, тьфу!) à la disposition^{66}, -хожу ко всем и ко мне все ходят. Бояться меня нечего, но м<ожет> б<ыть> – и говорить (по семейным соображениям) об этих встречах – если будут – не для чего, – зачем смущать? Окружающий Вас мир живет общественным мнением. Ну́, Вам виднее будет, если это «будет» – будет.

Пишите.

И работайте на встречу: я здесь, во всяком случае, до весны – но навряд ли дольше чем до весны. (Об этом – молчите.) Потом – не увидимся никогда.

Жду письма.

Мы с деревцем Вас обнимаем: я – руками, оно – ветвями, а го́ловы у нас одинаково – двуцветные – с двойным светом…

                                             М.

Впервые – Письма к Ариадне Берг. С. 82–84. СС-7. С. 510–512. Печ. по СС-7.

40-37. А.А. Тесковой

Vanves (Seine)

65, Rue JB Potin

17-го ноября 1937 г., четверг [174]174
  По календарю 17 ноября 1937 г. была среда. Значит, письмо было написано или 18 ноября в четверг, или 17 ноября в среду.


[Закрыть]

               Дорогая Анна Антоновна,

Отвечаю сразу: С<ергей> Я<ковлевич> не при чем[175]175
   К машинописной копии этого письма В.В. Морковин дает примечание: «Пока не публикуется». В книге 1969 г. письмо целиком было опущено, а В В. Морковин указал лишь дату написания письма и количество строк в нем (64). В последующем издании (1981) его комментатор, И.В. Кудрова, высказала предположение, которое оказалось верным: содержание данного письма было непосредственно связано с событиями, разыгравшимися незадолго перед тем в Париже и за его пределами (убийством в Швейцарии Игнатия Рейсса, похищением генерала Е.К. Миллера). Следы преступлений привели французскую службу безопасности «Сюрте насиональ» в Союз возвращения на родину, имевший непосредственное отношение к работе советских спецслужб во Франции. У деятелей этого Союза были проведены обыски. В квартире Цветаевой также был произведен обыск. Заподозренный в причастности к преступлениям, С.Я. Эфрон исчез из Парижа. Эмигрантские газеты широко освещали события тех дней. В своем письме Цветаева просит А.А. Тескову не верить прессе и слухам


[Закрыть]: та́к, как он жил с нами этим летом на́ море, мог жить только человек с спокойной совестью, а он – живая совесть. Еще 1-го Октября мы с ним хотели отказаться от квартиры и строили всякие планы на эту зиму. Кроме того, я его знаю с 5-го мая 1911 г<ода>, то есть – 26 лет.

Полиция мне, в конце допроса, длившегося с утра до позднего вечера[176]176
  См. коммент. 1 к письму к А.Э. Берг от 2 ноября 1937 г.


[Закрыть], сказала: – если бы он был здесь, он бы остался на свободе, – он нам необходим только как звено дознания.

Это у следователя, изведенного за долгий день не меньше меня, вместе с: parole d’honneur!^{67} – вырвалось.

С их слов он по другим делам был связан с людьми, к<отор>ые «ont fait un mauvais coup»^{68}. Вот всё, что я об этом знаю.

Скажу Вам то, что сказала в Sûreté^{69} – тем: – C’est le plus noble, le plus loyal et le plus humain des hommes^{70} [177]177
  См. письмо к А.Э. Берг от 26 октября 1937 г. и коммент. к нему.


[Закрыть].

В правых кругах, среди его бывших (да и оставшихся: пребывших!) друзей, читателей Возрождения, полное возмущение Возрождением, особенно подлейшим интервью П<етра> П<етровича> Сувчинского, где он его аттестует «неумным, неталантливым» с кличкой «верблюд» – за смесь патетизма и глупости[178]178
   Сувчинский Петр Петрович (1892–1985) – музыковед, философ, один из основателей евразийского движения. В эмиграции с 1920 г. Поселился в Берлине, затем в Париже. Знакомство Цветаевой с Сувчинским состоялось, по-видимому, во время ее непродолжительного пребывания в Берлине летом 1922 г. Оба сотрудничали в издательстве «Геликон». В Париже это знакомство перешло в более близкое. Подробнее см. письма Цветаевой к П.П. Сувчинскому (СС-6; Письма 1924–1927).
  В ответ на просьбу корреспондента газеты «Возрождение» рассказать о C.Я. Эфроне П.П. Сувчинский заявил, что «с августа 1929 года, когда вышел последний номер газеты „Евразия“, он утратил всякую связь с Эфроном <…> тогда вышел из евразийского движения и с тех пор евразийцев ни правых, ни левых, а равно и возвращенцев не видал, более того – избегал с ними встречаться. Вышел он из евразийского движения, разочаровавшись в его возможностях, и ныне никакой решительно политической деятельностью не занимается <…> Эфрон был всегда близок к кн. Святополк-Мирскому, как известно, перешедшему к большевикам <…> П.П. Сувчинский невысокого мнения о талантах Эфрона. Такого же мнения придерживаются и некоторые другие лица, знавшие Эфрона по евразийскому движению. Евразийцы будто бы называя Эфрона „верблюдом“, смеялись над тем, что в нем сочетается глупость с патетизмом». Можно представить себе состояние Цветаевой, если даже одни заголовки заметок на газетной полосе могли вызвать у нее поток негодования («Эволюция Эфрона», «Верблюд», «Его идеология», «Злобный заморыш», «Семейные дела» и т. п.) (Возрождение. 1937. 29 окт. С. 3).


[Закрыть]. Один такой читатель сказал, что при встрече с Сувчинским набьет ему морду, а другой – что «войди сейчас С<ергей> Я<ковлевич> в мою квартиру, я не только бы не испугался, а обрадовался бы и сделал для него всё, что мог».

И это – правые: его идейные противники.

_____

Ко мне – полное сочувствие, и вне всякой двусмысленности: ты, де, жертва… Нет, все любящие меня любят и уважают и его. Чудесно ведут себя женщины, не верящие. Мужчины же – знают как и кем пишутся газеты.

Словом, дорогая Анна Антоновна, будьте совершенно спокойны: ни в чем низком, недостойном, бесчеловечном он не участвовал. Вы помните его глаза? С такими глазами умирают, а не убивают. Над ним еще в Армии смеялись, что всех спасает от расстрела. Он весь – свои глаза.

_____

Было очень плохо, я совсем умирала от атмосферы «Бесов» и особенно «Der Prozess» – Kafka[179]179
  «Бесы» – роман Ф.М. Достоевского (1871–1872). Kafka – Кафка Франц (1883–1924) – австрийский писатель. Der Prozess («Процесс», 1915–1918) – его незаконченный роман. Герой романа, Йозеф К., уполномоченный крупного банка, попадает под следствие, которое ведет некий неофициальный суд. Поначалу герой думает, что если делать вид, будто ничего не случилось, то все само собой образуется. Когда же он, будучи несогласным с несправедливым решением суда, начинает сопротивляться, его убивают. Цветаева не могла не провести аналогию между ситуацией, в которую попал герой романа, и событиями, связанными с С.Я. Эфроном. Ср. у Кафки: «Кто-то, по-видимому, оклеветал Йозефа К., потому что, не сделав ничего дурного, он попал под арест» (Кафка Ф. Америка. Процесс. Из дневников. М.: Политиздат, 1991. С. 243). В письме к Вадиму Андрееву от 4 декабря 1937 г. Цветаева проводит аналогию между ситуацией, в которую попадает герой романа, и событиями, связанными с мужем: «…процесс остался. И даже сбылся».


[Закрыть] – к<оторо>го читала летом. Не ела, не спала, – умирала. А потом пришел мой редактор Фондаминский[180]180
  Фондаминский Илья Исидорович (Бунаков-Бунаков-Фондаминский1880–1942) – общественно-политический деятель, историк, издатель, редактор. В эмиграции жил в Париже (с 1919 г.). Соредактор журнала «Современные записки» (1920–1940). В 1937–1939 гг. участвовал в издании журнала «Русские записки». Член Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции.


[Закрыть] и сказал: – Его нет во Франции, а Вы ни в чем не виноваты – в чем же дело?! – и я воскресла, и теперь живу, хотя – все-таки – с трудом. (В те дни – и даже недели – я не прочла и не написала ни строки, я была убита, и первое, чему я (чуть-чуть!) обрадовалась, была природа: река на закате: невинность воды…)

Много, много работы по дому: налаживание печей (перекличка с Вашей печкой…), починка вещей к зиме, отдача лишнего – а сколько его!

Мур учится с учителем, в школу его сейчас невозможно из-за франц<узских> газет, где «всё» было пропечатано. Учитель (бывший морской офицер, русский из немцев) – преданный, помогает.

…Было четверо, стало двое. Дом ужасно печален, из покинутой (навсегда!) комнаты дует нечеловеческим холодом. Висят осиротевшие старые пиджаки.

_____

Читали ли Вы «Vie de Ste-Thérèse de l’Enfant Jésus» (la petite Ste-Thérèse) écrite par elle même?^{71} [181]181
  Речь идет об автобиографической книге святой Терезы маленькой. 17 ноября 1937 г. Цветаева писала Ариадне Берг, что книга св. Терезы была первой книгой, которую она стала читать после «катастрофы».


[Закрыть] Если нет – пришлю. Она умерла в 1894 г., прожив двадцать четыре года и оставшись четырехлетней. – Ответьте. —

_____

Конечно Кассандра (и та[182]182
  Кассандра (та)… – Дочь царя Приама, получившая от Аполлона пророческий дар. Аполлон, отвергнутый Кассандрой, сделал так, что ее прорицаниям перестали верить (миф. греч.) Леонардовская Кассандра… (эта!) – Речь идет, по-видимому, о составленном Леонардо да Винчи сводом научных пророчеств и предвидений. (Многократно переиздавались в томах «Избранного» и отдельными выпусками. Одно из последних: Леонардо да Винчи. Пророчества и предвидения. М.: Современный литератор, 2006.) «…читала шестнадцати лет…» – Ср. появление вместе имен Леонардо и Кассандры в четвертой книге Д.С. Мережковского «Христос и Антихрист» («летающая Кассандра» и «механик Леонардо») и реплику Цветаевой: «Я Мережковского знаю и люблю с 16 лет…» (СС-6. С. 550).


[Закрыть] и эта! И конечно – руины. У меня вещее сердце при слепых глазах: я всё – и ничего – не знаю.

Леонардовскую Кассандру я страстно любила, когда ее читала: шестнадцати лет. У нее ведь тоже Sehnsucht: die Sucht nacht dem Sehnen^{72}: тоска по тоске.

Обнимаю Вас и жду скорой весточки.

                                             М.

Одна моя бельгийская (русская) приятельница[183]183
  Одна… приятельница… – А.Э. Берг. См. письма к ней; о деревце азалии – письмо от 17 ноября 1937 г.


[Закрыть] прислала мне цветущее деревце (азалию) с подписью: Ваша сейчас и через сто лет. – Имя. —

Впервые – Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 283–285. Печ. по тексту первой публикации.