Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 10"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

Соавторы: Святослав Логинов,Урсула Кребер Ле Гуин,Далия Трускиновская,Гарри Норман Тертлдав,Пол Дж. Макоули,Чарльз де Линт,Владимир Гаков,Виталий Каплан,Евгений Харитонов,Сергей Кудрявцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Гарри Тартлдав
ЛОВЕЦ В РЕЙНЕ

Просто не знаю, как я сюда попал. Постойте! Так, да не так. Я вот о чем: я знаю, как попал в эту дурацкую Европу. Меня сюда отправили, чтобы я нашел себя и все такое прочее, ну, после моих неприятностей – вы про них знаете. [1]1
  Конечно, читатели узнали голос Холдена Колфилда, героя романа Дж. Д.Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Оригинальное название романа – «Ловец во ржи». (Прим. ред.)


[Закрыть]Само собой, знаете. Кто же о них не знает! Да некоторые самые вонючие зазнайки в мире думают, будто знают про это больше меня самого. Читали на уроках литературы или еще как-то там.

Значит, я знаю, как попал в Европу. А вот про всю эту муть, как себя находить – дело другое. Ей-богу, если ты не можешь себя найти, то ты псих какой-то. Ведь ты уже тут, так какого фига? Если ты не тут, так где же ты? А уж посылать кого-то в Европу искать себя, это уж дурость из дуростей. Только паршивый идиот до такого додумается. В Европе вообще ничегошеньки найти нельзя. Ну да, нельзя и все тут. Улицы тянутся туда-сюда, и названия у них меняются через квартал, а то и посередке. Сверх того, люди там по-английски – ни слова. Попробуйте вести умный разговор с кем-то, кто ни фига не понимает, о чем ты говоришь. Только время зря потратите, и ничего больше.

Ну ладно, прокатился я по Франции, и местами она очень даже ничего, а уж истории там до чертиков, хотя вообще-то мне история по фигу. Я про то, что в ней все, что ни возьми, случилось давным-давно, а кое-что давнее давнего, так почему, спрашивается, я должен на уши вставать, когда идиот-учитель что-то там про нее бормочет, и бормочет, и бормочет. Нелегко, можете мне поверить.

Когда я покончил со старушкой Францией, то поехал в Германию, потому что, вы же знаете, она прямо впритык, ну и поплыл на этом теплоходе по Рейну. Не знаю, какую муть Рейн означает по-немецки, а только по виду – как есть «сточная канава». Нет, правда. Когда вернусь домой, никогда больше слова плохого не скажу про Гудзон, а ведь по Гудзону только что пешком не ходят.

Когда вернусь домой… Вернее будет сказать: если вернусь. Теплоход причалил в местечке под названием Изенштейн. Вонючая дыра, можете мне поверить, а чуть подальше что-то вроде утеса, а на нем – замок. Вообще-то, я не собирался сходить на берег – я уплатил за проезд до самого этого Дюссельдорфа, где бы он там ни был – но от реки так разило, что я не выдержал и все-таки сошел.

И вот что я вам скажу: улицы в Изенштейне тоже не благоухали. Наверное, из-за того, что стоит-то он рядом с Рейном, а может, потому, что у тамошних жителей такие уж привычки. Я своими глазами видел, как один тип на улице мочился прямо на стену грязной кирпичной развалюхи, и не похоже было, что он пьян или чего-нибудь там еще. Помочился – и все тут. А потом зашагал дальше, как ни в чем не бывало. Я бы не поверил, если бы собственными глазами не видел, нет, правда.

У них там имеется церковь, ну я и зашел внутрь посмотреть, что и как. Я всегда старался осматривать всякие там культурные памятники, потому что, кто знает, когда я здесь снова побываю, да и побываю ли. То есть в Европе – в Изенштейн я больше ни ногой, даже за деньги, можете поспорить на свой последний доллар. Церковь тоже была грязной и почти развалюхой. Когда я кончил ее осматривать, то прямо впал в чертову депрессию. Нет, правда. Ну и убрался оттуда без задержки.

И еще мне чертовски хотелось есть. Ну, просто живот подвело, если хотите знать правду. Хотя есть в Изенштейне противно, до того он грязный. Такой грязный, что и вообразить не сможете, какой. Но я-то был здесь. И где бы я еще смог поесть, вот вы мне что скажите…

Искать, чего бы поесть, когда не говоришь на тамошнем языке, это те еще заморочки. Не побережешься, так тебе всучат бутерброд с навозом. Я не шучу, нет. Когда я был во Франции, мне хотели скормить тарелку улиток. Настоящих улиток, на которых наступаешь в саду, а они хрустят у тебя под подошвой. Со сливочным маслом – то есть не в саду, а во Франции. Если думаете, что я их съел, то вы совсем свихнулись. Я их в момент сплавил обратно. Но то, что притащили взамен, выглядело ничем не лучше, ну, я и убрался из этого местечка.

Через улицу от церкви в Изенштейне была забегаловка, где можно взять пива и поесть. В Германии всем плевать, двадцать один тебе или еще нет. С высокой башни плевать. Они отпустят пиво хоть девятилетнему, нет, правда. То есть если он попросит.

Ну, я взял пива, а тип, который сидел рядом со мной за стойкой, жевал бутерброд, который выглядел не так уж паршиво – начинка вроде из колбасы и пикулей. Я показал пальцем и сказал бармену: «Дайте и мне такой». Может, это были рубленые свиные уши или еще что-нибудь в том же роде, но если точно не знать, так все в порядке. Тип за стойкой усек, о чем я, и сделал мне бутерброд.

Только я в него вгрызся – не то чтобы вкуснятина, но ничего, свиные уши там или нет, и тут тип рядом со мной, только с другого бока, вдруг сказал мне по-английски:

– Вы американец есть, да?

Хотите знать правду? Это меня прямо взбесило! Я просто с голоду умираю, а этому типу втемяшилось завести разговор. А я не хотел разговаривать, я хотел есть, хоть бутерброд был и не таким уж вкусным. И с набитым ртом я грубо ответил: «Угу», а потом откусил кусок даже побольше первого.

А он не озлился, хотя я и надеялся. Такой гладенький, такой вежливый типчик. Правду сказать, немножко голубоватый. Не очень, чтобы, но немножко. И достаточно, чтобы призадуматься.

– Мы не часто американцев в Изенштейне имеем, – сказал он.

Я откусил еще кусок чертова бутерброда – наверное, все-таки со свиными ушами: вкус был точь-в-точь как у свиных ушей. И тут он опять спрашивает:

– Как ваше имя есть?

Ну, я сказал, и он едва не сверзился с табурета – фиговой чуточки не хватило.

– Хаген Кримхильд? – говорит. У него в ушах, наверное, капуста росла или там еще что-то, пусть я и ответил, не прожевав. – Хаген Кримхильд?!

– Нет, – сказал я и снова назвал себя. После того, как проглотил и вообще, чтобы он не напутал, как бы ни старался.

– А! – сказал он. – Ах, зо! – и я догадался, что это «О'кей» по-немецки. – Не суть есть. Достаточно близко.

– Достаточно близко к чему? – спрашиваю.

Но он сразу не ответил, а просто сидел и смотрел на меня. И вид у него был жутко напряженный, если понимаете, о чем я. Ну, будто он думает со скоростью мили в минуту. Я, конечно, не мог у него спросить, о чем он думает, потому что на такой вопрос все врут либо на стенку лезут. А потому я сказал:

– А ваше имя? Уж с ним-то вы не напутаете, а?

Он заморгал. Веки у него запрыгали. Он вроде позабыл, что я сижу рядом, так чертовски упорно он думал. Думал, как сумасшедший, ей-богу. Хлоп, хлоп – веки все прыгают. Смотреть жутко, честное слово. Я уж не думал, что он назовет мне свое паршивое имя. Но ошибся. Он сказал:

– Я зовусь Регин Фафнирсбрудер [2]2
  Регин, брат Фафнира, персонаж немецкого эпоса. (Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть].

Если, по-вашему, я попробовал выговорить такое имечко, значит, у вас не все дома. Я сказал только:

– Рад познакомиться, – и выставил ладошку. Слишком уж я вежлив себе во вред, нет, правда.

Старикан Регин Фафнирсбрудер пожал мне руку. Вроде бы не как голубой, должен я сказать. А потом предложил:

– Идемте со мной. Я буду вам в Изенштейне такое показывать, какого ни один американец еще не видел.

– А нельзя сперва бутерброд доесть? – говорю я, хотя меня от этого паршивого бутерброда начинало воротить. Черт знает что, верно?

Он так помотал головой, будто собирался откинуть копыта, если я еще хоть кусочек откушу. Ну, я допил свое пиво – в Германии пиво что надо, так не пропадать же ему зря – и мы вышли из забегаловки.

– О чем речь? – говорю. – Уж не о девочке ли?

А можно сразу быть и сутенером, и голубым? И какая от этого человеку радость? Я вот всегда ломаю голову над такой фигней. А уж если ломаешь голову над фигней, так почему бы и не над сексуальной фигней, если понимаете, о чем я.

– Девочка, ja. Какой вы еще не видели! – голова у старикана Регина Фафнирсбрудера закачалась вниз-вверх, вниз-вверх, будто на пружине. – И много другого тоже. – Он поглядел на меня через плечо – наверное, проверял, иду ли я за ним. Глаза у него большие, круглые, как серебряные доллары. Я не вру, они, честное слово, были такие. Провалиться мне!

– Послушайте, – сказал я, – очень приятно было с вами познакомиться и все такое прочее, но мне, пожалуй, пора на теплоход.

Он меня не слушает, а просто идет и идет вон из Изенштейна – что было не так уж трудно, это же не какой-нибудь большой город – в сторону обвалившегося замка на утесе, про который я вам уже говорил. А я все иду и иду за ним. Правду сказать, мне совсем не хотелось возвращаться на теплоход к вонючему старику Рейну.

И тут вдруг все чертово небо затянули густые серые тучи. И раньше погодка стояла не очень, но от этих туч хорошего ждать было нечего, можете мне поверить.

– Эй, – говорю я погромче, чтобы старикан Регин Фафнирсбрудер наверняка услышал. – У вас зонтика не найдется? Похоже, сейчас здорово польет.

– Да, – говорит он через плечо.

А что – да? Да, польет, или – да, у него есть зонтик? Он же мне ничего не ответил, сволочной идиот. А у меня зонтика не было. Даже паршивой шляпы не было. А стрижка у меня такая короткая, будто волос на голове и вовсе нет, и когда идет дождь, вода, которая лупит меня по макушке, стекает прямо на лицо, а это противно, дальше некуда. До чертиков противно. Но старикан Регин Фафнирсбрудер попер прямо вверх по утесу к дурацкому замку, а я все иду и иду за ним.

К этому времени я уже чувствовал себя самым распоследним идиотом. И пыхтел вовсю. Дыхалка у меня ни к черту, потому что я дымлю, как сумасшедший. Дымлю почище чертовой заводской трубы. Нет, правда.

Тут, конечно, полило. Я же знал. Я же сказал старикану Регину Фафнирсбрудеру, что польет, а он что – услышал? Держи карман шире!

Тут огромная каплища бьет меня прямо в глаз, и я секунды на две прямо ослеп и чуть не слетел с паршивой тропки, по которой мы шли, а уж тогда бы сломал себе чертову шею, потому что это же был утес, не забыли? И крутой, черт знает до чего.

– Эй, – заорал я, – нельзя ли помедленнее?

И тут в меня бьет такая огромная молния, какую вам и не вообразить, и все почернело, как говорят в кино.

* * *

Когда я очнулся, старикан Регин Фафнирсбрудер наклонился надо мной так близко, будто поцеловать меня хотел.

– Ты жив, Хаген Кримхильд? – спрашивает, и с такой тревогой, будто я его сын или кто там еще.

– Я же тебе говорил, что это не мое имя.

Я жутко озлился. Что он меня сюда затащил, а сам даже не потрудился запомнить мое паршивое имя. А это ведь не Джон Смит и не Джо Доукс, как записывают неизвестные трупы, чтобы их сразу и забыть.

Я приподнялся и сел. Лучше не валяться, а вдруг он попробует что-нибудь такое – подумает, что я совсем уж беспомощный или вообще.

– Что, черт подери, произошло?

И вот тут-то я заметил, что творится какая-то чертова муть. Старикан Регин Фафнирсбрудер задал вопрос не по-английски, а я не просто его понял, а еще и ответил ему на том же языке – вот уж фигня! Здорово, а? Молния, выходит, мозги мне прожарила, что надо!

Потом до меня дошло, что дождь перестал. На паршивом небе не было ни облачка. Ну, ни единого. Думается, солнечнее дня старый Изенштейн редко видел, можно поспорить.

Я вздохнул поглубже. Хотел еще раз сказать: «Что, черт подери, произошло?» Ведь старикан Фафнирсбрудер ничего мне не ответил. Но не сказал. А не сказал я потому, что воздух ну совсем не вонял! При том, что поганый старый Рейн течет совсем рядом.

А теперь – ни чуточки. Он пахнул травой и водой – чистой водой! – и соснами, ну прямо как какой-то чертов освежитель. До того здорово, что и не верится. Да только освежитель был тут ни при чем, я же чувствовал еще и запах коров, свиней, лошадей. Выходило, будто я уже и не в городе. Будто я в деревне. Но сидел я точно на том же месте, на каком меня пришибла чертова молния.

Старикан Регин Фафнирсбрудер вдруг пустился в пляс. Нет, я не вру, он, правда, заплясал. Ухмыляется так, будто совсем нализался, и откалывает что-то вроде индейского военного танца напополам с буги-вуги. Смотреть, как сволочной старикан трясет задницей, было смешно до чертиков.

– Я это сотворил! – вопит он совсем не в такт своим ногам. – Моя магия сработала!

Он все еще говорил не по-английски, но я его понимал лучше некуда.

– Дерьмо! – сказал я. То есть сказал другое слово, но значит оно то же самое, что и «дерьмо». – О чем это ты? Какая-такая магия?

А он все не отвечает. Пляшет, вопит и веселится, дальше некуда. Такой уж самодовольный был этот типчик, старина Регин Фафнирсбрудер. И потому разговаривать с ним было, как камни грызть, можете мне поверить.

– Какая-такая паршивая магия? – говорю. Терпеть не могу, когда приходится повторять одно и то же.

Наконец он вспомнил про меня.

– Гляди, – сказал он и взмахнул рукой так широко, будто снимался в самом дурацком, самом идиотском фильме в мире. Ей-богу, так широко взмахнул, что чуть сам себя не сбросил с обрыва.

Ну, и я поглядел. Не хотел, чтобы он вообразил, будто я его слушаюсь, но не выдержал и глянул. Посмотрел через плечо и чуть не скопытился, будто в меня снова молния ударила. Рейн был там, где ему и полагалось быть, но только совсем лазурный. Лазурный, как небо, даже лазурнее чертова неба, а не как вода в унитазе, когда кто-нибудь доберется до него в последнюю секунду. Неудивительно, что он больше не вонял.

И кто-то сгреб старый Изенштейн в свой задний карман. На берегу вместо города виднелся десяток домов, не больше, и все крыши были из соломы или чего-то примерно такого же. Выходило, что старикан Регин Фафнирсбрудер, и правда, сотворил магию. А если не магию, так какую-нибудь еще фигню. Я тогда не понял. И теперь не понимаю.

Когда я кончил глазеть на Изенштейн – а это было не скоро, можете мне поверить, – посмотрел вверх на этот паршивый замок. Он оказался точь-в-точь на своем месте, да только уже не походил на развалюху. Теперь он выглядел так, будто его построили позавчера. Камни все до единого на своих местах, до последнего камушка, можете мне поверить, а все края такие острые, что того и гляди порежешься… Словом, может, даже не позавчера. Может, вчера к вечеру.

Весь замок окружало кольцо огня. Я не заметил, чтобы что-нибудь горело, зато хорошо видел пламя, провалиться мне. И слышал, как оно потрескивало, словно язычки огня в камине, но только эти были в десять, а то и в двадцать раз выше. Когда я был совсем маленьким, у меня была книжка про Пола Бэньяна и Малыша [3]3
  Персонажи американского фольклора.


[Закрыть], гигантского Голубого Быка. Паршивая книжка с дурацкими картинками, но тут я про нее вспомнил, потому что старик Малыш, вздумай он пройти через это пламя, так от него бы только котлеты на ребрышках остались, можете мне поверить.

– Теперь ты будешь свою судьбу исполнять!

Я уже вам говорил, что старикан Регин Фафнирсбрудер иногда выражался не очень-то. Даже когда говорил не по-английски. Ну, блестящим собеседником он не был, старикан Фафнирсбрудер.

– О чем, черт подери, ты говоришь? – спрашиваю я. – И куда подевался Изенштейн?

– Это Изенштейн, Изенштейн, какой он теперь, – начал он и наговорил еще всякой мути, которую я вовсе не понял. И дело тут было не в языке, на котором он ее нес. Потоки времени, колдовство и, уж не знаю, что там еще. Дерьмовая фигня, на мой взгляд. И она показалась бы мне еще дерьмовее, если бы я то и дело не посматривал на кучку домишек там, где раньше был старый Изенштейн.

Тут он показал на утес.

– Ты будешь в этот замок идти. Ты будешь сквозь это пламя проходить. Ты будешь деву со щитом находить. Она Брунгильда, и она спит. Ты будешь ее поцелуем пробуждать, а дальше счастливо жить-поживать.

– Н-да? – сказал я, и он закивал.

Голова у него качалась вниз-вверх, вниз-вверх, будто на пружине. Если не он был самым главным психом в мире, то уж не знаю, кто. Но у него на руках были все карты. Может, я не прилагаю особых усилий – все всегда только и твердят, что я не прилагаю этих чертовых усилий, – но я же не дурак. Старикан Регин Фафнирсбрудер знал, зачем он здесь, а я никакого понятия не имел. Вот я и решил ему пока подыгрывать, то есть пока не узнаю, какая фигня тут творится.

– Иди к замку вверх, – приказал он. – И будешь все, что я говорил, сам видеть.

Ну, я и пошел вверх, а он шагал сзади. Как я уже говорил, старый замок выглядел таким новехоньким, будто его только что вынули из упаковки, ну и вообще. Но огонь опоясывал это чертово место со всех сторон. И чем ближе я подходил, тем жарче становилось. Я указал на него, но поостерегся до него дотрагиваться, уж будьте уверены.

– И как же я проберусь через такую вот стенку, а?

– Просто пройдешь сквозь. Не пострадать будешь.

– Н-да? – говорю я. Голова старикана Регина Фафнирсбрудера еще немного попрыгала вниз-вверх. И выглядел он дурак-дураком, нет, правда. – Н-да? – говорю я опять, а он все кивает и кивает. – Так докажи, – говорю я ему. – Ты же такой психованный колдун и вообще, так покажи, как ты пройдешь через огонь и не пригоришь.

И вдруг он почти перестает кивать.

– Заклятие не для меня есть. Заклятие не может для меня быть, – говорит он. – Заклятие для тебя, и для тебя одного.

Я захохотал.

– Я думаю, у тебя поджилки трясутся, вот что я думаю. – Я решил, что уж это-то его разозлит. Если человек трус, ему хуже всего, коли кто-то еще придет и скажет ему, что он трус, верно?

По-моему, это сработало. Даже слишком хорошо сработало, на мой вкус. Потому что старикан Регин Фафнирсбрудер подскочил да и пихнул меня – прямо в чертово пламя.

Я завопил. Завопил, как резаный, если на то пошло. Но я не загорелся – ничего такого, тут он правду сказал. Огонь был жарким – но как солнечные лучи, а не как огонь. Куда больнее, когда я от его толчка хлопнулся на задницу.

– Чего это ты, идиот чертов? – взвыл я и шагнул, чтобы выйти из огня назад.

Теперь он не грел, как солнечные лучи, а спалил носок моего ботинка и спалил бы все остальное, будь я таким дураком, что дал бы ему хоть шанс.

Старикан Регин Фафнирсбрудер обхохотался, глядя, как я смотрю на мой поджаренный ботинок.

– Ты должен делать, что я говорю, – сообщил он. – Тогда ты будешь получать то, что хочешь получать. Когда ты с Брунгильдой выйдешь, сможешь опять сквозь огонь пройти. А до тех пор там оставаться будешь.

– Ты грязный, поганый, вонючий идиот, – сказал я. – Чтоб тебе утонуть в чертовом Рейне!

А он как будто и не услышал, паршивый сукин сын. У старины Регина Фафнирсбрудера такта и в помине не было. Ну, никакого. Я опять пошел к огню, но ногу в него на этот раз совать не стал, нет уж! А сел на землю. Чувствовал я себя до чертиков паршиво – вы и вообразить не можете, до чего паршиво я себя чувствовал.

Но потом я поднялся на ноги. Что можно сделать, рассиживая на своей заднице? Я подумал, что надо встать и осмотреться, что тут и как. Так я и сделал и дошел до двери. И открыл ее – а чего? Во всяком случае старикан Регин Фафнирсбрудер не сможет больше пялиться на меня сквозь огонь. А когда я вошел, то и хлопнул дурацкой дверью так, что чертям тошно стало. Правду сказать, я надеялся, что она слетит с петель, но не повезло.

Я думал, что попаду в большую залу, полную здоровенных типов, которые жрут, как свиньи, напиваются и щиплют служанок за задницы – ну, как у них было заведено в средние века, – да только черта с два. Я вошел в эту, ну, спальню, что ли. Только в ней не было кровати, а девушка эта лежала вроде как на узкой кушетке или как там еще.

Она была очень даже ничего, если вам нравятся крупные блондинки. Очень крупные. Но я никогда еще не видел девушек в кольчугах. Правду сказать, я вообще никогда никого ни в каких кольчугах не видел, а уж тем более, черт дери, спящими на кушетках. Наверняка неудобно до чертиков.

И еще на ней был шлем, а еще меч, пристегнутый к поясу на талии. а щит был прислонен к этой кроватке, кушетке или как она еще называется. Я стоял, будто самый распоследний паршивый идиот. В сказках полагается целовать принцессу с ходу, и она просыпается, и вы с ней начинаете счастливо жить-поживать до конца своих дней. И старикан Регин Фафнирсбрудер вроде бы мне это самое и сказал, но только распоследний идиот не понял бы, что затеял он эту игру ради себя самого, а не кого-нибудь еще. А если я поцелую эту девицу, а ей вдруг не понравится или она решит, что я распускаю руки, так она же и убить меня может, это и последнему дураку ясно.

Если бы я мог придумать другой способ выбраться отсюда! Ненавижу делать то, что мне велит кто-то другой. Больше всего на свете ненавижу, нет, правда. Даже если это для моей же пользы и прочее, все равно. Никого, кроме меня, черт их дери, не касается, что я делаю. Конечно, на меня-то им было наплевать. Думаете, старикан Регин Фафнирсбрудер поинтересовался, что я-то думаю? Держи карман шире!

Но я застрял в этом чертовом замке. И еще как застрял! Кто, кроме этой самой Брунгильды, может вытащить меня отсюда? Да никто. Никто – и все тут. Ну, я и наклонился и влепил ей крохотный такой, маленький поцелуйчик.

Ее глаза открылись. Я ожидал, что они будут голубыми, а они оказались карими. Она поглядела на меня так, будто я мусор на полу, а метлы еще не изобрели. И сказала:

– Но ты же не Зигфрид. Где Зигфрид?

Говорила она на том же языке, что и старикан Регин Фафнирсбрудер, какой бы он там ни был, этот дурацкий язык.

– А я почем знаю! – говорю я. На спор, я это здорово ляпнул. Ляпнул, как чертов идиот, и не поспоришь. – А кто этот Зигфрид?

Лицо у нее вдруг помягчело. Вы бы в жизни не подумали, что кто-нибудь в броне может так раскиснуть, а вот старуха Брунгильда смогла.

– Он – моя любовь, мой будущий муж, – сказала она, а потом вроде как нахмурилась, будто забыла, что я тут, а потом вдруг вспомнила и не очень уж обрадовалась.

– Он должен был стать моим будущим мужем. Тот, кто прошел сквозь пламя, может потребовать моей руки, если пожелает.

С девчонками у меня никогда не ладилось. Вот она почти прямо говорит, что можно переходить к делу. А я что – хочу этого? Ни фига. Только перетрусил до чертиков. И говорю:

– Да не хочу я ни на ком жениться, нет, правда. Просто хочу выбраться отсюда, понятно?

Брунгильда задумалась на пару секунд. Потом села на своей кушетке. А кольчуга чуть позвякивает – облегает ее фигуру, понимаете? А фигура у нее та еще, ничего не скажешь. В полном наборе все, что требуется.

– Как твое имя? – спрашивает. Ну, я ей и ответил. А у нее, как у старикана Регина Фафнирсбрудера, глаза стали круглыми. – Хаген Кримхильд!

Правду сказать, мне это уже здорово надоело. Я повторил еще раз правильно, погромче, членораздельно, ну, как говорят с дураками.

Но это пролетело у нее мимо ушей, я сразу заметил. Старуха Брунгильда была не сильна в интеллектуальных разговорах.

– Как ты пришел сюда, Хаген Кримхильд?

Вопрос в самую точку.

Я объяснил, как сумел. Даже мне самому чудилось, что это фигня, каких мало, а ведь я-то все на себе испытал. А она, уж конечно, подумает, будто я совсем спятил.

Но только так она не подумала. Когда я договорил, старуха Брунгильда сказала:

– Регин Фафнирсбрудер злодей. Да и как может быть иначе, когда Фафнир, его брат, злой змей. Но я с ним разделаюсь, можешь не сомневаться.

Она встала и оказалась почти такой же высокой, как я. Меня это удивило, потому что мой рост тот еще. А она девушка и все такое прочее. Но она была очень высокой, ну, жутко высокой.

Она вытащила свой меч. Он взвизгнул, выскальзывая из ножен, и лезвие вроде как засветилось.

– И чего ты думаешь делать с этой штукой? – сказал я, и вопрос этот был самым дурацким, самым идиотским вопросом всех времен. Иногда я просто пугаюсь себя, нет, правда. Я что – такой же чертов идиот, как все другие прочие?

Но старуха Брунгильда ответила, как будто я задал самый нормальный из всех паршивых вопросов на свете.

– Я покараю его за то, что он со мной сделал. За унижение. Идем со мной, Хаген Кримхильд, и защищай мою спину. Он запятнал не только мою честь, но и твою.

Только вот чем прикажете защищать ее спину? В кармане у меня были кое-какие немецкие деньги, аккредитивы, ну, и оставшиеся французские деньги, которые я забыл обменять, а больше ничего. У меня даже перочинного ножика не было. Да и вообще, меня не назовешь самым отважным парнем на свете. Но я все равно пошел за старухой Брунгильдой. Если она пройдет сквозь огонь, так, может, и я сумею. То есть я до чертиков надеялся, что сумею.

По ту сторону огня стоял старикан Регин Фафнирсбрудер. Он отвесил Брунгильде поклон, фальшивее которого не придумаешь.

– Так радостно тебя видеть, – сказал он. Ну, прямо как официант в самом дорогом ресторане, где едят паршивые толстосумы и их шлюшки-подружки, и он должен быть с ними вежливым и лизать им задницы с утра до ночи, пусть все эти вонючки у него вот где. – Твой суженый тебе угодил? – И смеется гаденьким таким смехом. Любой сутенер дорого дал бы, чтобы уметь смеяться, как старикан Регин Фафнирсбрудер, нет, правда.

Старуха Брунгильда давай орать и ругаться, и вопить, и завывать. А сама размахивает этим чертовым мечом туда-сюда. И не бережется – чуть было два раза не рассекла на кусочки меня. Я еле успевал увертываться, не то она меня распотрошила бы.

А старикан Регин Фафнирсбрудер только хохочет. Просто кишки себе надорвал.

Старуха Брунгильда от этого только больше озверела.

– Ты заплатишь за свою дерзость!

Провалиться мне, если она не ринулась на него сквозь огонь! Я уж думал, что она изжарится. Да только она разъярилась пуще пламени, и оно ее даже не обожгло.

Ну, я и решил, что и мне надо оттуда выбираться. Старикан Фафнирсбрудер ведь сказал, что Брунгильда – мой единственный шанс,

а она потребовала, чтобы я защищал ее спину (хотя я понятия не имел, как, черт дери, я смогу помешать кому-нибудь наскочить на нее сзади). В общем, я побежал следом за ней. Вот про меня говорят, что я никого не слушаю, но это вранье. То есть в данном случае.

Бежал я не так, чтобы очень быстро, потому что не знал наверняка, что огонь меня пропустит, как старуху Брунгильду. Но ощущение было точно такое, когда этот чертов сукин сын Регин Фафнирсбрудер пихнул меня в него с той стороны – он был горячий, но не такой уж горячий, если вы меня понимаете.

Позвольте вам сказать, что старикан Регин Фафнирсбрудер не слишком-то обрадовался, когда Брунгильда выскочила из огня, а следом И я. Впрочем, на меня он особого внимания не обратил, идиот паршивый. Собственно, если заглянуть поглубже, так за это я не могу его так уж винить. С одной стороны – обычный парень, а с другой – эта чертова деваха в кольчуге бежит на него и орет:

– Теперь ты получишь то, что заслужил! – замахивается этим самым мечом, будто хочет срубить ему голову. Да и собиралась, провалиться мне.

Однако старикан Регин Фафнирсбрудер был куда проворнее, чем выглядел. Поднырнул под меч, отпрыгнул, и она проскочила мимо. Меч свистнул раза два, но рассек только воздух. А старина Регин Фафнирсбрудер опять от хохота кишки надорвал:

– Твой меч испить мою жизнь не предназначен.

Ну, старуха Брунгильда и так была черт-те в каком бешенстве, но это разъярило ее еще сильнее. И она начала махать мечом, как сумасшедшая – вверх, вниз, вправо, влево, уж не знаю, как еще. Ей-богу, не понимаю, как старикан Регин Фафнирсбрудер не превратился в корм для собак, нет, правда. Даже Гудини не сумел бы увернуться от этого меча, а вот Регин Фафнирсбрудер сумел. Он был первостатейная сволочь, но очень ловкая сволочь, этого у него не отнимешь.

Наконец он сказал:

– Становится скучно. Тебя ждет сюрприз.

И он исчез. Только что был – и никаких следов. Наверное, он и на самом деле маг, нет, правда.

Понадобилось полминуты, чтобы до старухи Брунгильды доперло, что он улетучился. Она все махала, все рубила, будто настал конец света. Она уже проткнула небо в четырнадцати разных местах и вроде бы не собиралась притормозить. Мне до чертиков хотелось от нее избавиться – ничего другого мне тогда не хотелось, нет, правда.

Вот только как? Замок с кольцом огня вокруг, склон, спускающийся к старому Изенштейну и Рейну, который больше не воняет, да мы со старухой Брунгильдой – и все. Попробуй спрячься. Если бы ей взбрело в голову, что я заодно со стариканом Регином Фафнирсбруде-ром, она разрубила бы меня пополам. Черт, я не знал, как от нее улизнуть, зато знал – и еще как! – что у меня-то никаких шансов нет.

Ну, до Брунгильды наконец дошло, что старикан Регин Фафнирсбрудер давно смылся. Глаз она не протирала, не делала вида «просто поверить не могу!» и вообще ничего такого. Только вроде бы пожала плечами, так что кольчуга снова зазвякала, и сказала:

– Будь проклято его гнусное колдовство!

И тут она вспомнила про меня (честное слово, я бы не обиделся, если б позабыла). Подошла ко мне – а эта дурацкая кольчуга звенит при каждом ее шаге – и посмотрела на мое лицо.

– Ты прошел сквозь огонь, – сказала она. – Думаю, не по своей воле и благодаря колдовству Регина Фафнирсбрудера, но как и почему, не очень важно. Главное – ты это сделал.

– Угу, вроде бы так.

Старуха Брунгильда кивнула. Солнце отражалось от ее шлема, ну прямо как пятно прожектора от раструба тромбона в ночном клубе. Она сделала жутко глубокий вдох:

– Как бы там ни было, это произошло. Я уже сказала тебе, когда ты меня только разбудил: если хочешь потребовать меня в жены, требуй. – И поглядела на меня так, что стало ясно: если у меня хватит идиотизма потребовать, она устроит мне такое!..

Положеньице, а? Положеньице в квадрате, разве нет? Вот эта дамочка, и очень красивая дамочка, особенно если вам нравятся блондинки габаритами с футбольных нападающих, говорит вам: «Ага, можешь дать волю рукам, и я тебе их не поломаю». Да только я знаю, что она потом меня возненавидит. А уж если старуха Брунгильда кого-нибудь возненавидит, так уж до конца. Спросите Регина Фафнирсбрудера, если не верите, нет, правда. И она так крепко сжимала свой меч, что у нее костяшки пальцев побелели. Ей-богу! И я сказал:

– Когда я тебя разбудил в этом дурацком замке, ну, и так далее, ты же мне сказала, что ты там ждала Зиг… ну, кого-то? – Черт, начисто позабыл его имя, даже для спасения жизни вряд ли вспомню.

– Зигфрида, – и лицо старухи Брунгильды опять размягчилось. Мне бы понравилось, если бы у девушки стало такое лицо, услышь она мое имя.

– Ну, – говорю, – в таком разе, может, тебе будет лучше вернуться туда и еще подождать, а?

Она вскинула этот чертов меч, и я уже приготовился припустить, как сумасшедший. Но рубить она не стала. Вроде как честь отдала.

– Да, – говорит она, прямо как старикан Регин Фафнирсбрудер, и вкладывает меч в ножны. – Так я и сделаю. – И тут она наклоняется вперед и чмокает меня в кончик носа.

Девчонки! От них свихнуться можно, нет, правда. И ведь, по-моему, они сами часто и думать не думают, но все равно доводят людей.