Текст книги "Заказ на мужчину мечты"

Автор книги: Марина Ефремова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Лерка, а зачем тебе в медицину возвращаться, у тебя же неоценимый опыт для работы в органах.

– Ага, – усмехнулась Лера, – или для работы в иных структурах.

Соня чувствовала себя неловко. Она как будто вмешалась во что-то чужое, хотя разговор Леры и Сергея носил далеко не интимный характер, ей показалось, что это не так. Она порылась в своих вещах, нашла то, что искала, и обернулась к Сергею:

– Сережа, выйди, пожалуйста, мне надо переодеться.

– Конечно, – сказал Сергей и вышел из палатки. Было заметно, что он тоже чувствует себя неловко.

Уверенно себя чувствовала среди всех только Лера. Она спокойно повалилась на раскладушку, красиво вытянувшись и потягиваясь, спросила:

– Ты не подумай чего глупого. Мы с Серегой заспорили, он говорит, что нет преступлений без следов и без свидетелей, а я ему доказала, что он не прав.

– Я ничего не думаю, – ответила Соня. Она уже переоделась, захватила мокрое белье и поспешила уйти. Уходя, она оглянулась на Леру. Лера улыбалась. Соне не понравилась ее улыбка, но чем не понравилась, она не понимала, а может, и не хотела понимать.

Чувство неловкости не покидало ее весь вечер, она невольно приглядывалась то к Лере, то к Сергею. Но ничего необычного больше не замечала. Рите она, конечно, ничего не сказала, чтобы не расстраивать ее. В конце концов она решила, что ей все это показалось, и она перестала думать о Лере и Сергее.

* * *

В Антиповск Соня приезжала второй раз. Первый раз, когда они ехали через Антиповск в Словинское. Разглядеть городок тогда она не успела, поэтому с удовольствием любовалась им сейчас.

Практически весь деревянный и одноэтажный, но чистенький и аккуратный, и почему-то все дома выкрашены желтой краской.

– Женя, а почему все дома желтые? – спросила она.

– А-а, сразу в глаза бросается? – усмехнулся Евгений.

– Не то слово, прямо бьет.

– Это наш глава администрации постарался, достал где-то целый состав этой желтой краски, и куда ж ее девать, продать-поменять не удалось, вот он и приказал красить дома. Причем, обрати внимание, даже крыши все выкрашены той же желтой краской. Как говорится, «на халяву и уксус сладкий».

– «И ежик гладкий», – добавила, смеясь, Соня.

В это время они подкатили к единственному в городе зданию другого цвета. Управление лесами было выкрашено в зеленый цвет. Евгений поставил машину на стоянку, выключил мотор и сказал Соне:

– Удивляешься? Это наш командир не дал перекрашивать управу. Как Маматкулов ни бился, а наш Эрнест Николаевич не подчинился, и все тут. – Он поднял указательный палец вверх, изображая, видимо, своего начальника, и проговорил: – «Леса вечнозелеными должны быть».

– А кто такой Маматкулов? – спросила Соня.

– А это как раз бай наш, глава администрации. Казах он, но такой обрусевший, что просто жуть. Когда-то давно закончил наш сельхозинститут, да и остался здесь. От колхозного зоотехника дослужился до главы района. Вот и управляет.

– А как же ваш командир осмелился ему не подчиниться?

– А у нас сфера подчинения другая, мы федералы.

Соня не очень поняла, но переспрашивать не стала.

Они вышли из машины. Евгений захлопнул дверцы и сказал:

– Пойдем, я покажу тебе, где можно позвонить.

Они зашли в здание управления, прошли по темному коридору и оказались в просторной приемной. За столом перед монитором компьютера сидела молоденькая секретарша, увидев Евгения, она заулыбалась и мило защебетала:

– Ой, какие люди, Женечка Сергеевич, какими судьбами?

– Привет, Танюшка, – Евгений подошел к ней и поцеловал ее в щеку, – шеф у себя?

– Да, иди, ой, а ты не один?

– Да, познакомься, это Соня. Танечка, Соне надо сделать несколько звонков в Костров, помоги ей, пожалуйста. А я к шефу.

Танечка смотрела на Евгения восторженно и влюбленно. Он скрылся за дверью кабинета, и только после этого секретарша повернулась к Соне:

– Садитесь, пожалуйста, вот телефон. Код города знаете? Через восьмерку, пользуйтесь, пожалуйста. А вы Жене кто?

– Я? Никто, мы с друзьями гостим у него в деревне.

– Да?

– Да.

– Чаю хотите?

– Спасибо, можно, я… – Соня протянула руки к телефону.

– Да, конечно, только вы и чаю успеете попить, и можем даже погулять сходить куда-нибудь. Женечка если к папе попадает, то это надолго. – Танечка заметила удивленный взгляд Сони. – А что? Да, он мой папа! Я Танечка Эрнестовна.

Танечка ходила, говорила, наливала чайник, протирала чашки, и все одновременно и не обращая внимания на Соню.

Соня взяла телефон, набрала номер и практически после первого же гудка услышала взволнованный голос мамы:

– Да, алле, Соня? Соня, где ты?

– Мама, успокойся, у меня все в порядке, я жива и здорова, как ты?

Мама успокоилась. Теперь она снова принялась за свое любимое дело:

– София, как тебе не стыдно, ты не представляешь, что тут со мной происходит!

Соня как раз очень хорошо представляла, что там происходило, поэтому и не стала перебивать маму, но, помня о том, что говорит она по чужому телефону и это междугородный разговор, она дала маме только минуту. Она посмотрела на часы, минута истекла.

– Мама, как твое давление? – спросила Соня, однако она уже знала: если мама ее ругает, значит, она здорова.

– София, не уходи от разговора, – Нина Андреевна попыталась вновь «завести любимую пластинку», но Соня не дала ей этого сделать.

– Мамочка, мне неловко, я звоню из учреждения, позвоню тебе через недельку. Я пошла, целую, пока.

Она положила трубку. Танечка сидела и завороженно смотрела на Соню.

– А вы не замужем? – спросила она.

– Нет, – ответила Соня, – а что?

– Я понимаю Женю, вы такая красивая, – мечтательно проговорила Танечка и посмотрела на себя в маленькое зеркальце, прикрепленное к компьютеру.

Соня снова почувствовала неловкость, ее впервые назвали красивой, хотя она всю жизнь считала себя дурнушкой. Она улыбнулась и невольно взглянула на свое отражение в застекленной дверце серванта.

– Можно мне еще звоночек сделать? – попросила она.

– Да, конечно, звоните, – торопливо ответила Танечка.

Соня набрала номер телефона Областного земельного комитета, теперь трубку не брали долго. Соня ждала. Она знала, что девчонки там завалены работой по макушку и им совершенно некогда болтать по телефону.

Наконец трубку взяли:

– Облкомзем, Смирнова, слушаю.

– Лена, – узнала Соня одну из сотрудниц, с которыми частенько приходилось контактировать, – это Васнецова из БТИ, здравствуй.

– Привет, Софья Борисовна, – ответила Лена, – чем помочь?

– Леночка, посмотри, пожалуйста, по своему кадастру, с какого времени фиксируются сделки по земле и на кого они регистрируются, участок земли примерно гектаров сто, Антиповский район, село Словинское.

Соня услышала, как защелкали клавиши компьютера, и буквально через секунду Лена начала читать:

– Село Словинское, первая запись регистрируется, ой, мамочки, аж 1747 годом, земли из государственной казны выданы в вечное пользование монашеской обители Словинской Божьей Матери. И принадлежали ей до самой революции. Правда, в 1802 году земли на каменном корежье приобретены крестьянином-откупником Морозовым Прошкой, и все…

– Чудесно, спасибо, Леночка. Слушай у тебя на компьютере факс-модем?

– Конечно, а что?

– Скинь мне эту информашку на факс по телефону… какой у вас номер? – обратилась она к Танечке.

Танечка назвала. Соня продиктовала и положила трубку. Через несколько секунд застрекотал факс, и из него вылезла бумага с заглавным титулом Костровского областного комитета по земельным ресурсам. Танечка оторвала листок и протянула его Соне.

– Спасибо, – поблагодарила Соня. – Танюша, а вы случайно не знаете, что такое каменное корежье?

– Случайно знаю, – ответила девушка, опять мило улыбаясь, – садитесь чай пить. Женя все равно раньше чем через час не выйдет. А каменное корежье это такое место в лесу, где росли раньше деревья, их раскорчевали, а для пахоты это место оказалось непригодно. Ну, например, много камней в почве или сплошной камень. Такие места люди оставляли, и они либо зарастали новым лесом, либо становились совсем голой скалой. У нас таких мест много. Каменное корежье есть в Словинском, в Горевке, в Матушкине.

– Танечка, а вы откуда так хорошо знаете это? – удивилась Соня осведомленности такой молоденькой девушки.

– Я же дочь лесника, – искренне удивилась Танечка, – у нас и папа лесник, и мама, и два моих брата лесотехническую академию в Питере закончили, и я там учусь, и…

– Эй, дочь лесника, – прервал ее грубоватый мужской голос.

Обе девушки оглянулись, в приоткрытых дверях кабинета стоял крупный мужчина с целой шапкой рыжеватых кудрей. Одет он был в форменный китель зеленого цвета с погонами и эмблемой Государственной лесной охраны. Он строго, но с затаенной улыбкой посмотрел на Танечку и на Соню, потом улыбнулся и, вежливо склонив голову, проговорил, обращаясь к Соне:

– Простите, что напугал, – потом, обращаясь к секретарше, добавил: – Напои отца чаем и гуляй с Соней до обеда, скажи матери, что обедать приеду с Евгением, пусть готовит.

– Слушаюсь, мой генерал, – ответила Танечка.

Она быстро налила два стакана чаю и разложила на подносе вазочку с вареньем, печенье, поставила сахарницу и понесла все это в кабинет. Выйдя оттуда, она проговорила:

– Мне велено развлекать вас до обеда.

– Кем велено? – спросила Соня.

– И вашим Евгением, и моим отцом.

– Ну раз велено, – ответила Соня, – развлекай.

– Вы простите, я невольно подслушала ваш разговор, вы собираете сведения об усадьбе Морозовых?

– Да, а что? Мы там отдыхаем.

– Я хотела вам предложить, – проговорила Танечка, – сходить со мной в музей.

– В музей? – удивилась Соня.

– Да, в музей, – ответила Танечка, – я уверена, вам там понравится.

– А что там такого удивительного?

– Увидите, – Танечка взяла свою сумочку и пошла к выходу, – пойдемте, пойдемте. Там целая экспозиция посвящена усадьбе Морозовых.

Далеко идти не пришлось. Как в любом маленьком городке, в Антиповске все было расположено рядом. Они перешли на противоположную сторону улицы и оказались у входа в тенистую липовую аллею, расположенную за красивой кованой оградой. Ворота были заперты, но зато гостеприимно была распахнута небольшая кованая калитка. Танечка вошла первой и позвала за собой Соню.

– Проходите, не стесняйтесь. Видите вон тот особнячок, – она указала на белый двухэтажный кирпичный дом в глубине аллеи, – это и есть наш краеведческий музей.

Кроны высоких деревьев смыкались высоко над их головами, образуя темный и прохладный коридор, который как бы заканчивался невысоким крылечком под резным металлическим козырьком. Соня ощутила, как легко тут дышится и как приятно, должно быть, гулять здесь в жаркий летний полдень.

– Здорово здесь, правда? – спросила Танечка, от чьего проницательного взгляда не ускользнула зачарованная улыбка на Сонином лице.

– Да, – согласилась Соня, – здесь действительно здорово. А это тоже барская усадьба?

– Нет, – помотала головой Танечка, – это дом купца первой гильдии Беликова: сами Беликовы после революции куда-то смотались, а в этом доме сначала был Госбанк, потом Собес, а уже последние двадцать лет – музей. Сначала общественный, потом, когда краеведы собрали приличную экспозицию, ему придали статус государственного. Года три назад объявился какой-то прыщ, ну такой, знаете, из «новых русских» – пальцы веером, сопли пузырем, – приехал и говорит, что он наследник Беликовых, что по какому-то там международному праву дом этот принадлежит ему и что мы должны освободить его незамедлительно. Он тут жить будет. Бушевал тут, судами грозил, нам пришлось даже Маматкулова пригласить. Он пришел, посмотрел на этого наследника и говорит: «А где ты, парень, болтался восемьдесят лет, почему ты свой дом в 17-м не отстаивал с оружием в руках?» Тот опешил и говорит, что его еще на свете не было. Тогда Маматкулов ему и отвечает: мол, предки его этот дом бросили, а он как представитель исполнительной власти бесхозное строение подобрал, отремонтировал и содержит. И если этот наследник готов возместить городу убытки на содержание его собственности за все время отсутствия хозяев, то, пожалуйста, хоть завтра его родовое гнездо перейдет в полное его владение. Парень еще покричал с полчасика, сказал, что вернется с адвокатом, и уехал, слава богу, мы его больше не видели. Ну, пошли.

Танечка решительно открыла дверь и шагнула в полумрак дома. Соня последовала за ней. Когда глаза привыкли к свету, она разглядела, что ее спутница разговаривает со старушкой. Такие персонажи есть практически в каждом музее, старушка-смотритель с неизменным вязанием в руках, которая смотрит добрыми глазами на посетителей и изредка напоминает: «Экспонаты руками не трогать».

Танечка присела рядом со старушкой на скамеечку.

– Бабусь, ну не сердись, – говорила она ласково.

– Танечка, мимо ходишь дважды в день, а прийти навестить бабку не можешь, – обиженно проговорила старушка.

– Ну, бабусь, я же у тебя позавчера была, – проговорила Танечка и обняла старушку.

– А где ты была вчера?

– А вчера я ездила на Черный лог, искала тебе калган, между прочим, – с легкой укоризной проговорила Танечка.

– Нашла? – спросила старушка, и голос ее смягчился.

– Ну конечно, нашла, – ответила Танечка с улыбкой, понимая, что реабилитировалась. Она достала из сумочки пакетик с корнями и протянула его бабушке: – На, держи. И не дуйся.

– Да ладно, – старушка улыбалась, от глаз ее в разные стороны разбежались лучиками морщинки, и лицо стало похоже на доброе солнышко из детской книжки, Соне даже показалось, что в полутемном холле стало намного светлей, – да ладно, я ведь так, для проформы. Вас ведь не ругать-то нельзя. А то совсем старуху позабудете.

– Ага, тебя забудешь, как же, – засмеялась Танечка, получив полное прощение. – Познакомься, это Соня, она приехала из Кострова и гостит у Жени в Словинском.

– Очень приятно, – сказала старушка, прищурив лукавые глазки и пожимая Сонину руку, – а вы одна у Женьки гостите?

– Нет, – ответила Соня, – мы с друзьями.

– А-а-а, и надолго вы к нам? – продолжала старушка.

– Да нет, скоро уезжаем, – ответила Соня.

– Соня, а это моя бабуля, Любовь Васильевна, самый строгий воспитатель в мире, учитель с сорокалетним стажем и краевед по совместительству, – представила Танечка свою бабушку, обнимая ее и целуя в щеку. – Бабусь, я хочу показать Соне Морозовскую экспозицию. Можно?

– Не можно, а нужно, – ответила старушка.

Бабушка с внучкой загадочно переглянулись, Танечка кивнула и повела Соню на второй этаж.

– Сейчас мы войдем в зал, в котором располагается экспозиция нашего музея, посвященная дореволюционному периоду развития нашего города и района, – проговорила Танечка, как заправский экскурсовод.

Они вошли в небольшой зал, который был декорирован под гостиную барской усадьбы. Посредине зала стоял рояль, около него диван, рядом круглый стол и стулья, два безголовых манекена были одеты в женский и мужской наряды восемнадцатого века. Возле стен стояли старинные буфет, комод, бюро, музыкальный ящик и много-много других не менее ценных вещей, которые с удовольствием приобрели бы любители антиквариата. На стенах висели картины.

Пока Соня, как завороженная, разглядывала это великолепие, Танечка подошла к одному из стендов и остановилась.

– Соня, посмотрите, – позвала она, – вот ваша усадьба.

Соня подошла к ней и увидела небольшое полотно, на котором маслом был изображен барский дом с колоннами и каменными львами у входа. Дом окружала липовая аллея, такая же, как и у входа в музей, но значительно больше. За деревьями просматривались и другие строения.

– Именно такой я эту усадьбу себе и представляла, – проговорила Соня.

– А я вас себе представляла именно такой, – сказала Танечка.

– Меня? – удивилась Соня.

– Ну да, – ответила Танечка, – вы же, насколько я понимаю, правнучка Федора Морозова.

– Я? – Соня даже задохнулась от такого предположения.

– Да, – снова подтвердила Танечка, – да вот, послушайте, – проговорила она и, достав из-под стенда небольшой магнитофон, включила его.

Под сводами зала зазвучал дребезжащий старушечий голос:

«– Помню ли я Морозовых? Конечно, помню, я, девочка, могу забыть, что было вчера, а что было семьдесят лет назад, я прекрасно помню. И Наташеньку я, конечно, помню. Страдалица была. Она сирота, ходила по деревням, побиралась, барыня ее и подобрала. Живую игрушку для своей барыньки. Уж та над ней повыхаживалась. То заставит ее зимой босиком по снегу ходить, то в горячую воду руки совать и все спрашивает: «Больно? Что ты чувствуешь?» А она все терпела. Прибежит ко мне, поплачет и опять к этой стерве. Потом барыня померла, старик Морозов сиротку сразу же к себе в постель затащил. Тут Лизавета стала ее совсем со свету сживать. Тогда Федор Семенович и решил ее замуж отдать, а она ни в какую. Ушла в монастырь из протеста. Монахиней-то она быть не хотела, конечно, что ты, но, чтобы отцу и мачехе кровь попортить, ушла. А барин, не будь дураком, взял да с Наташей и обвенчался. У нее к тому времени ребеночек родился, мальчонка, барин его своим полным наследником и объявил. А Лизавете фигушки. Но Наташа, почитай, каждый день к ней ходила, просила домой вернуться, говорила, что уговорит батюшку простить ее, а та – нет, гордая очень.

– А она красивая была? – спросил детский голосок.

– Кто, Елизавета? Да, очень хороша.

– Нет, Наташа.

– И она красовитая была. Статная, в теле. Волос золотой, богатый, кудрявый. А уж какая скромная была да тихая».

Танечка выключила магнитофон и повернулась к Соне:

– Ну?

– Что «ну»? – не поняла вопроса Соня.

– Как что, разве это не ваш портрет?

– Мой? А при чем тут я, она же красивая была, – искренне удивилась Соня.

– Да, а вы?!

– А что я?

– Ну вы же красивая! – начинала горячиться Танечка.

Соня недоуменно покачала головой, она не нашлась что ответить, ее снова удивили местные стандарты красоты, видимо, 90–60—90 здесь никак не котировались. Соня решила сменить тему разговора:

– Танечка, а кто эта старушка?

– О, это выдающаяся личность, она в доме у Морозовых была экономкой, звали ее Аглая Иннокентьевна Лебедева. Я с ней разговаривала, когда ей уже было девяносто пять лет, сейчас ее уже нет.

Соня посмотрела на Танечку и спросила:

– Танечка, сколько вам лет? Вы уже столько успели сделать, столько всего знаете? А выглядите очень молодо.

Танечка улыбнулась смущенно, поджав губки, картинно вздохнула и произнесла:

– К сожалению, молодо я только выгляжу, мне уже целых двадцать пять.

– А, понятно, жизненный опыт, – подтрунила над девушкой Соня.

– Да нет, – ответила Танечка уже серьезно, – просто вы же видели, моя бабушка работает в музее, она со своими учениками создавала его. Ее ученица сейчас директор музея, а бабуся осталась здесь смотрителем. Я тоже была юным краеведом, мне это было интересно. А в Словинском мы жили, папа там лесничим служил. Тот дом, в котором вы сейчас гостите, был нашим. Это дом лесника. По развалинам усадьбы я начала лазать, едва научилась ходить. Там еще кое-где стены оставались, а потом в колхозе начали строить коровник и доломали последнее, теперь только фундаменты остались. А вы действительно не Морозова?

Соня усмехнулась и ответила:

– К сожалению, нет, у Морозова нет правнучки, я познакомилась недавно с последним отпрыском этого семейства, с Эдуардом Семеновичем Морозовым. Я так полагаю, что он внук Федора Семеновича, а значит, и внук Наташи. У него детей нет, а значит, я никак не могу быть ни его дочкой, ни правнучкой последнего барина. Танечка, а ваша Аглая Иннокентьевна не рассказывала о Лизе, не описывала ее?

Танечка была крайне разочарована и даже расстроена, она грызла ноготь на указательном пальце, а взгляд ее был отсутствующим. Но все же она ответила:

– Я ее не спрашивала. Но я знаю, как выглядела Елизавета Морозова. Вот она. – Танечка не глядя протянула руку, указывая на миниатюрный портрет в овальной раме рядом с пейзажем, изображавшим усадьбу.

Соня подошла поближе, чтобы разглядеть изображение. С портрета на нее глядела совсем молоденькая девушка лет пятнадцати, светлые волосы мягкими длинными локонами рассыпались по белому кружевному платью. Ее головка была слегка наклонена, а губки приоткрыты в иронической улыбке. Она была, без сомнения, очень красива.

– А кто рисовал эти картины? – спросила Соня.

– А вы не узнаете? – оживилась Танечка. – Это же Москвитин.

– Какой Москвитин? – удивилась Соня.

– Тот самый Москвитин, друг Коровина и Поленова.

– А как он попал в Словинское?

– Ой, да это совсем просто. Художники во все времена были народом нищим и… как бы это помягче сказать, морально неустойчивым. За зиму в Питере или в Москве промотаются, а потом к какому-нибудь богачу на лето на «пленэр», а проще говоря, на содержание. Отдохнуть, водки попить, с бабами… ну и так далее. Нарисуют хозяину пару портретов, денег подзаработают и опять в столицы. Это же ни для кого не секрет, Серов жил у Мамонтова, помните «Девочку с персиками», это же дочка Мамонтова, а Москвитин ездил сюда, к Морозову. Он здесь лет пять был. Словинские пейзажи сейчас и в Третьяковке, и в Русском музее, и в Эрмитаже. Но нам пора, а то мужчины на обед придут, а у нас еще ничего не готово. Надо еще маму предупредить.

Они спустились вниз, где их опять встретила Любовь Васильевна. Она тепло попрощалась с Соней, а внучку попросила:

– Накопай мне еще калгана, когда на Черный лог пойдешь.

– Бабусь, да хватит тебе. Вон я уж сколько натаскала.

– Не спорь с бабушкой, я лучше знаю, что мне надо, а еще надери мне с берез чаги, поняла?

– Конечно, поняла. Пока, бабусь. Як тебе завтра забегу. Пока.

Последние слова она проговорила уже на улице. И закрыла за собой дверь.

– А зачем вашей бабушке все эти… лесные лекарства? – спросила Соня.

– Это ее новое увлечение. Бабуся решила, что она знахарка. Но сама она в травах ровным счетом ничего не смыслит и на поле или в лесу не отличит подорожник от ромашки. А я травы знаю. Вот она меня и эксплуатирует.

– Моя подруга Лера тоже хорошо разбирается в травах и собирает их. Она врач.

Танечка остановилась, удивленно посмотрела на Соню и сказала:

– Ой, я знаю, это она бабу Гашу спасла!

– Да, – согласилась Соня, – она врач-реаниматолог.

– Она очень хороший врач. Девчонки рассказывали, они с Женей привезли бабу Гашу, ваша Лера вбежала, командовать начала: это сюда, это туда. Наши врачи обалдели, они и слов-то таких сроду не слыхивали. Она белый халат схватила – и в палату. Короче, спасла бабку. Ее наши эскулапы давно списали, а теперь, говорят, поживет еще.

Соня испытала чувство гордости за подругу.

– Танечка, Лера уже давно ищет одну травку, дерун-трава называется. Вы не знаете такую?

– Да бог его знает, многие травы в разных районах страны называются по-разному. Возможно, она и есть здесь, но называется как-то иначе. Надо бы поговорить с Лерой, возможно, я и пойму, что это за трава. А от какой болезни ее используют?

– Не помню, кажется, радикулит, – попыталась припомнить Соня.

– Радикулит? Если она действительно помогает при радикулите, значит, должна содержать алкалоиды. Таких трав очень мало, и, как правило, они очень ядовиты. Я должна ее знать. А как она выглядит?

– Не помню, – опять напряглась Соня, – кажется, с маленькими желтыми цветочками и стелется по земле.

– А где водится?

– Она ищет ее на полянах.

– Быть не может, такие травы растут в труднодоступных местах, в чащобах, на болотах, в глубоких ущельях.

– Я не знаю толком, – пожала плечами Соня, – я, как твоя бабушка, подорожник от ромашки не отличу.

* * *

Соня пребывала в благостном расположении духа. День сегодня явно удался. Она познакомилась с прекрасными, добрыми и интересными людьми. Подзарядилась от них оптимизмом, жизнелюбием. Она узнала много интересного. Боровиковы – Тамара Григорьевна, Эрнест Николаевич и Танечка – оказались людьми веселыми и непосредственными. Обычный обед в их доме превратился в настоящий праздник.

Теперь Евгений и Соня возвращались домой. Соня даже и не пыталась начинать разговор. Она отвернулась к окну и погрузилась в воспоминания.

…Идея навестить засыпанное подземелье, отвергнутая сначала, вдруг стала неожиданно прорастать. Первой, как всегда, заговорила Рита.

– А какой из завалов ближе к тайнику? – спросила она как бы невзначай, когда вся команда сидела за завтраком.

– Тот, который ближе к нам, – ответил Евгений.

– Жень, – заговорил Сергей, – а если попробовать разобрать с этой стороны и укрепить стойками. На каком расстоянии эти стойки надо ставить?

Евгений внимательно посмотрел на всех присутствующих и, четко расставляя слова, проговорил:

– Так, я понимаю, что желание проникнуть в подвал нас так и не оставляет. Тогда прошу высказаться всех и каждого и принять решение: идем мы туда или нет?

– Идем, идем, идем! – прокричала Рита.

– Ну с Маргаритой понятно, – проговорил Евгений, – она просто жить не сможет, если не попадет в подвал.

– Я тоже хочу в подвал, – сказал Сергей, – просто хочу расставить все точки над i.

– Понятно, – сказал Евгений и обратился к Соне: – А вы?

Соне тоже хотелось в подвал, но она не показывала своего желания. Ей мешала ее природная рассудительность и трезвость мышления, поэтому она сказала:

– Я как большинство.

– Она хочет, – высказалась вместо Сони Рита.

Но Евгений пропустил мимо ушей ее замечание и обратился к Лере. Лера сидела за столом с абсолютно равнодушным видом, а после того как Евгений обратился к ней и все обратили на нее свои взгляды, на ее лице появилась скептическая улыбка и она ответила:

– Я не пойду.

– Почему? – спросил Евгений.

– Должен же кто-то вытаскивать вас из-под завала, когда вас завалит.

– Разумно, – ответил Евгений, – значит, слушали и постановили: идем. Тогда так. Распорядок дня на сегодня. Мы с Сергеем уходим в лес, надо заготовить стойки, девочкам подготовить продукты питания на три дня, чтобы на это больше не отвлекаться, руки потребуются. Валерия подготовит медицинскую часть для оказания первой экстренной медицинской помощи. Всем ясно?

Кто-то просто кивнул, кто-то высказал свое согласие более аргументированно.

– Но экспедицию придется отложить на послезавтра, – заключил Евгений.

– Почему? – разочарованно протянула Рита, которая готова была бежать в подвал прямо сейчас.

– Я на работе, и мне надо завтра побывать в райцентре. Поэтому сегодня – подготовка, завтра для всех активный отдых, послезавтра обследуем подвал. Валерия, напишите, пожалуйста, список необходимых медикаментов, я пополню их запас в райцентре.

– Да у меня все необходимое есть, я взяла с собой. А чего не хватит, так вот она, аптека, – ответила Лера, показывая руками на травы вокруг лагеря.

Похоже, что она единственная проводила время с пользой. Она обвешала пучками травы уже весь навес, под которым стоял стол, женская палатка тоже была превращена в склад лекарственных трав. А Лера все равно каждый день уходила, как она говорила, в поля и собирала все новые и новые травы. Ее спутники сначала интересовались тем, что она собирает, и даже стремились помогать, потом этот порыв угас, и Лера теперь чаще гуляла одна.

Так же было и вчера. Лера спросила у Сони, чем она может помочь на кухне, но Соня сказала, что они с Маргаритой справятся сами, и Лера с чистой совестью удалилась. Она не пришла и к обеду, вернулась только к вечеру, уставшая, перепачканная в глине и земле, с пучком какой-то травы и с каким-то корешком. Долго плескалась в озере, потом слегка перекусила и, сославшись на «дикую» усталость, ушла спать.

Ее не стали тревожить. Все остальные просидели у костра до поздней ночи. Сначала обсуждали предстоящий поход. Мужчины рассчитали схему установки стоек, чтобы соблюсти максимальную безопасность. Соня слушала их внимательно и вносила свои предложения. Она по памяти нарисовала план подвала в точном масштабе и крестиком поставила места наивысшего напряжения конструкции. Там Евгений с Сергеем и решили ставить стойки, которые они заготовили в лесу.

Конечно, все эти расчеты были примерными. Трудно предположить, как поведет себя рукотворный тоннель, построенный в незапамятные времена. Поэтому к чувству невероятного азарта примешивалось чувство легкого «мандража», как выразился Сергей.

Но отступать было поздно. Время «ч» наступит завтра утром. Осталась всего одна ночь, и тайна морозовского тайника, возможно, будет открыта.

* * *

Прежде чем вернуться в лагерь на берегу озера, Женя и Соня заехали в Словинское. Евгений рассказал местным старушкам о том, что Агафья Петровна чувствует себя значительно лучше, что передавала им всем привет и просила приглядеть за ее домом. Оказывается, пока Соня с Танечкой изучали историю в краеведческом музее, он навестил свою односельчанку в больнице и привез в село целую кучу приветов и поручений. Своих коз она поручила любимой соседке Надежде Васильевне, на что та ответила, что козы в порядке, что она и так глядит за ними без просьбы. И тут же вручила Евгению три трехлитровых банки молока, заявив, что свое девать некуда, а тут приходится еще и Петровнино реализовывать.

После «отчетного доклада» перед жителями села Евгений отправился домой. Пока Соня копалась в своих и Ритиных вещах, выбирая, что из одежды им понадобится, он набрал в своем погребе целую корзину различной провизии и загрузил ею багажник автомобиля. Наконец все было сделано, можно отправляться в лагерь.

Евгений посмотрел на часы и сказал:

– Половина седьмого, может, заедем еще в одно место?

– А куда? – спросила Соня.

– Да тут недалеко, чуть в стороне отсюда.

– Поедем, – согласилась Соня и все же переспросила: – А что там?

– Интересно?

– Ну, в общем, – Соня замялась, ее смутила непонятная улыбка Евгения, запрятанная в густой бороде, но она не хотела показывать ему свои сомнения и ответила решительно: – Очень интересно.

Евгений повел машину в сторону противоположную от лагеря, некоторое время они ехали по селу, потом машина вырулила на грунтовую дорогу и поехала медленней. Хотя он и вел ее крайне аккуратно, все равно они высоко подскакивали на каждой кочке.

Соня снова решила не разговаривать с молчаливым попутчиком, опять отвернулась и погрузилась в размышления и воспоминания.

Когда они с Танечкой шли из музея, та как-то загадочно спросила:

– Соня, а вы давно знаете Женю?

– Пять дней, – ответила Соня.

Танечку, видимо, удивил такой ответ, она даже остановилась и, взглянув на Соню, спросила:

– И где же вы познакомились?

– На дороге в Словинское, моя подруга Лера проголосовала, он остановился и подвез нас. А потом и приютил в своем доме.

– Соня, – осторожно спросила Танечка, – он вам нравится?

– Кто?! – опешила Соня. – Женя? Я о нем как о мужчине никогда не думала, разве такой неандерталец может кому-нибудь нравиться?

Танечка шумно вздохнула и, поджав губки, тихо произнесла: