Текст книги "Дом из воска и стекла (СИ)"

Автор книги: Марина Бреннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 13

Домой вернулись они поздно, Ортан закатился за горы, его место занял Дилес, прогнав дневную жару и пыль уходящего лета.

Уставшая за день Лайса задремала прямо в фургоне, уронив черно – белую голову на плечо Тирона, мужчине пришлось вести неповоротливый транспорт осторожно, стараясь не потревожить нервный, поверхностный сон девушки. Спала она неглубоко, крепко сжав пальцами пакет с конфетами и сливочными вафлями.

Затормозив у входа, Дэннис еще долго не решался пошевелиться, осторожно просунув ладонь под щеку Лайсы, задержал собственное дыхание, стараясь запомнить дыхание спящей любовницы, которое сейчас плавало на его ладони.

Теплые язычки лизали его пальцы, подобно живому летнему ветерку, это было так…

…странно. Очень странно.

– Ничего не понятно… – пробормотал, разглядывая щеку девушки – Что происходит…

Чуть впалая щека, мочка уха, пробитая сразу пятью дырками, в каждой по дешевой серьге. Черно – белый завиток волос, упавший на воротник бледно – салатовой рубашки. Интересно, отчего Лайса не носит ЕГО побрякушки? Не нравятся, наверное.

«В маргиналке проснулся элитарный вкус!» – Тирон хмыкнул, подумав об этом и двинулся дальше, цепляясь взглядом за желанные изгибы.

Тонкая шея, сдавленная широким кожаным ошейником из мягкой, переливающейся ткани. Дальше… беззащитное тело, ключицы, тугие груди с мягкими нежно – розовыми сосками… невидимые сейчас, ему невидимые…

– Лайса Канц, – прошептал в теплое ухо, прогоняя сон – Давай, подъем. Тревога по Отделению!

– Ой, да идите вы…

Расхохотавшись, стряхнул ее с ладони. Это оказалось непросто, но выполнимо. Еще бы изнутри вытряхнуть ее яд! Иногда Тирону казалось, что иномирную формулу, застрявшую в его теле со времен Катастрофы, вытряхнуть проще, чем Лайсу Канц. Эта зараза, похоже, неизлечима.

Зараза же, между тем, выбралась из фургона. Теперь она дергала плечами от сильного ночного ветра, тщетно кутаясь в куртку, недовольно морщилась – начинал накрапывать дождь.

– Я тебя на руках понесу. – заявил он девушке.

Та отшатнулась, плотнее заворачиваясь в куртку:

– Что еще такое? Зачем это?! Не надо…

– Хочу. Понимаешь, мне так хочется?

– Ладно, мне не жалко же…

Обмякнув на его руках, Лайса удивилась: какого хрена? Она, вроде, не больна и ноги в порядке. Зачем ему тащить ее сейчас по лестнице, грубовато, но бережно придерживая под спину.

Где – то на подходе к квартире, между лестничными пролетами Тирон остановился, развернул к себе тянущую руки ношу, и губы их встретились. Его – мало привыкшие к искренним поцелуям, горячие и неласковые, жгущие этой неласковостью и странным желанием отдавать, а не отбирать. И ее – сжатые, пропахшие дождем, губным блеском и засахаренными фруктами.

– Ты сладкая, Лайса. Ты столько ешь сахара, что он сочится из тебя наружу. – выдохнул сэттар, слегка оторвавшись – Будем жить вместе? Ты точно решила? Если точно, на следующей неделе подпишем договор.

– Я не против, сэттар. Как хотите.

"Как хотите". Стряхнув сон, придерживаясь за куртку Дэнниса, в такт мерным движениям его шагов пришли мерные мысли. Мозги маргиналки, воспитанницы социального приюта Лайсы Канц не привыкли спать подолгу. Никак иначе невозможно было им – уснешь и просрешь черепную коробку, без которой не выжить. Костяной, теплый домик запросто может снести… ну так скажем, ураган жизни.

Сейчас все устраивалось как нельзя лучше – долга за стекло больше нет, как понимала девушка. Предложение о совместной жизни – да это же пропуск в нормальное существование, мать твою!!! Какое – то время они поживут, уже как официальные сожители, и если Тирон женится на ней, если моча не треснет ему в голову…

Маргиналка Канц перестанет быть маргиналкой, а станет нормальным человеком. Это же жуть какое счастье – покупать шмотки и жратву в нормальных точках, ездить на нормальном транспорте, жить в нормальной квартире. И Анета. Она тоже станет… нормальной.

«Мы вырвемся, Анета. Теперь уж я это точно знаю!»

За то, чтоб вырваться – просили совсем немного. Просто время от времени наступать себе на горло и спать с… НИМ.

Небольшая плата. Дешевка, распродажное барахло в базарный день. Дэнниса влечет ее тело. Лайсу Канц влекут его деньги и возможности. Взаимообмен, выгодный симбиоз.

«Все складывается просто отлично.» – подумала Лайса, когда Тирон поставил ее на пол в коридоре ИХ квартиры – «Просто замечательно.»

– Я в ванную, сэттар. – сказала она.

– Не закрывай дверь на кнопку. – он бросил куртку на полку – Я к тебе приду, Лайса. Понятно?

– Конечно.

Еще бы не понятно! Он ее и взял к себе, чтоб трахать.

И пока еще ничего не изменилось. Вообще ни хрена.

Глава 14

Девчонка плескалась в ванной. Слышно было, как она включила воду и струи ударили в трефовую поверхность пола душевой кабины. Лайса не выносила лежать в ванне, пользовалась только душем и Дэннис знал, отчего.

В приютах для маргиналов, во всех, не только в том, где прошло детство девицы Канц, существует оригинальное наказание за провинности. Провинившегося раздевают догола, связывают руки и ноги и кладут в ледяную воду. С головой. Ну а дальше… Как повезет. Зависит все от состояния дыхательной системы и общего здоровья тела. Сколько выдержишь…

«Со мной не прокатило,» – рассказывала любовница, кривя ухмылкой пухлые губы – «Я десять, пятнадцать минут могу. У воспиталки рука отсыхала меня держать, так – то. И на морозе могу долго… Поначалу невозможно, а потом ничего. А почему вы спрашиваете, сэттар?»

И в самом деле, зачем спросил? На кой хер ему это знать?

Стянув свитер, Тирон долго смотрел в окно. По стеклопластику катился дождь, размывая дневную грязь. Наступившую ночь резали полосы света прожекторов: вверх – вниз. И тут же след этих полос смывало дождем. Вверх – вниз…

Сунув руку в карман, нашарил купленную в Центре упаковку Янспрета*, раскрыл зубами, оторвав уголок блистера, положил на язык прозрачную пластинку, моментально растворившуюся, оставившую во рту резкий медицинский привкус.

Пройдя через комнату, миновал коридор, остановился у двери ванной. Уперся кулаком в пластик стены. Медлил. Зачем?

Лайса Канц – всего лишь средство от жажды. Или голода. Просто насущная необходимость. Он не виноват, это Катастрофа… это все из – за Катастрофы, да!

Тирон Дэннис совсем не причем. Как и все они. Как и тот парень, что душил проститутку Селину, чтобы кончить. Это Катастрофа…

И он рванул дверь.

Лайса стояла спиной к нему, между острых лопаток стекали струйки воды, волосы прилипли к коже и теперь казались просто черными, перемешанными с мыльной пеной. Вода и мыло ползли по спине вниз, к упругим ягодицам и стройным ногам.

– Подождите секунду, – сказала девушка – У меня голова в мыле!

Хихикнула. Причем сделав это довольно тупо, почему – то завела сэттара… Никогда не мог бы он подумать, что заведется от этого дурацкого звука.

– Сейчас ты у меня вся будешь в мыле, – рыкнул, прижимая любовницу к мокрой стене – Давай, развернись. И ноги шире. А вообще… знаешь, я решил не торопиться. Не поворачивайся пока, стой так.

– Пжаааалста, – протянула она, упираясь руками в скользкий пластик. Пальцы, унизанные кольцами, дрогнули. – Как хотите.

Тирон слегка расстегнул рубашку. Хотелось почувствовать нежную кожу хотя бы той, живой стороной… Хотя бы так. Черная нейрокожа отреагировала быстрее, плоть под ней просто полыхала жаром. Он протянул руку, провел пальцами по узкой спине любовницы, откинув прилипшие пряди волос. Спустился ниже, к ягодицам. Просунув руку девушке между ног, нашел тугой, неотзывчивый клитор, влажный от воды и почти резиновый.

– Ты не хочешь меня, Лайса. – уперевшись лбом в хрупкое плечо, выдохнул жар из груди – Скажи честно.

– Как будто вам есть дело?

И опять смешок. Грязный, равнодушный, искусственный. Сейчас в раковине или унитазе нашлось бы больше чуткости, чем в восковой маргиналке Канц.

Это было больно. Гораздо больнее всех Катастроф мира. Гораздо больнее тысячи игл и тысячи регенеративных лабораторных процедур. Это было очень, очень, очень больно…

Ему хотелось орать дурниной от этой боли, но такой роскоши Тирон себе не мог позволить. И поэтому в следующий момент заорала Лайса.

Его руки оказались раскаленными невероятно! Спину ожгло так, как если бы ее сейчас вздумалось кому – то стегать в пучок собранными тонкими ветками или кожаными шнурами, смоченными в талковом соусе*, соленой воде или кислоте. Прикосновения были быстрыми, секущими, пристывающими к коже. Казалось, сейчас сварятся в крутую, свернутся мышцы, оплавятся и стекут к ногам мясным белком, обнажая хлипкий, хрупкий, восковой скелет.

– Вы… АААХ!!! – выдохнула Лайса, ощутив крепкое, мужское тело, прижавшееся к ней – Сэт… тар!!!

Он был ОБНАЖЕН. Совершенно! И… ОН ГОРЕЛ…

С трудом повернув голову, девушка не увидела много. Она заметила лишь нездешний свет, эти сполохи, ходящие по ее телу, по пластиковым плитам стен, переливаясь, смешиваясь с мутным, казенным светом ванной комнаты.

Да и не надо было ей видеть. Достаточно было ощущать жар.

Опасность. Смерть.

Горящие багровым пламенем руки легли ей на бедра, крепко сжав их. Сжав так, что кожа под этим натиском побелела. Девушка выгнулась, уперев ноги в пол, а пальцы рук в стену и закусила губы. По подбородку сбежала тонкая струйка крови.

– Ненавффффишшу, – невнятно текло вместе с кровью – Ууух, ненавишшшу… Ракштар!*Твою мать! Чтоб вас разорва… ло!

Она дышала тяжело, хрипло, извиваясь всем телом. Тугие мышцы ходили под гладкой кожей – Лайса Канц лишь на первый взгляд казалась слабенькой и хилой, под ванильной крашеной личиной жил Зверь.

– Пошел вон, уйди от меня!!! – завопила она, шлепая ладонями по пластику – Убью нахрен! Пустите!!!

Дэннис ослабил хватку, ошарашенный и отрезвленный этим сопротивлением и этим криком, девушка же, вывернувшись из – под его руки, шарахнула о стену бутылкой с жидким мылом. Стеклянный сосуд взорвался, брызнув в стороны мирриадами сверкающих брызг. Через секунду Лайса держала в руке оружие, ощетинившееся в сторону сэттара тонкими блестящими кольями.

– Только троньте еще раз, – заявила она, ослепленно щурясь, раздувая ноздри и безуспешно пытаясь сдуть со лба прилипшие волосы – Я все, конечно, понимаю. Трахать меня вы можете как угодно и когда угодно. Я стерплю, сэттар, я терпеливая. Но о… ТАКОМ речи не было. Я понимаю, я знаю, многие мужики любят иметь в задницу, но… Так я не смогу, это невыносимо просто. Лучше уж… на улицу, что ли…

Выпалив это, Канц тут же пожалела о сказанном.

Вот же дура, а? А вот сейчас как возьмет и выставит?! И куда потом? И как потом… АНЕТА, КАК ОНА БУДЕТ?!

Дура, дура и есть. В конце концов… Что уж он особенного хотел? Подууумаешь! Этот способ хоть по разу, да использовали когда – нибудь все, даже и семейные пары… Девочки в интернате называли это: «Секретный путь», и многие ходили по нему часто… Меньше потом проблем, знаете ли. Лайса знала также, что и многие мальчики не отказывают мужчинам в таком удовольствии. Они еще называют это «Плясать на мыле». Так что…

Так что срочно было надо исправлять идиотскую ситуацию. Лайса аккуратно положила стекло на край раковины. Сэттар поднял руки, развернув их ладонями вперед.

– Лайса, ладно, – начал он. Тон был какой – то неровный, будто Дэннис наглотался гальки и теперь катал ее по горлу, пытаясь выхаркнуть наружу. – Больше не повторится, честно. Я не знаю… как озверел, что ли… Слышишь? Не трону больше, поняла? Не для тебя это. Чего молчишь? Испугалась? Сильно, а?

Канц подняла голову. Глаза девушки были прикрыты, а губы сжаты.

– Это вы меня простите, сэттар. – Лайса говорила тихо, изо всех сил стараясь придать голосу покаянный тон – Я забылась. Само собой, можете трах… использовать меня по своему усмотрению. Я больше не буду… сопротивляться. Я буду терпеть, сэттар Дэннис. Только не выгоняйте меня, ладно? Мне в самом деле идти некуда.

Тирон растерялся. С чего это дурочка взяла, что он собирается гнать ее? Ведь вроде только что договорились жить вместе. И с чего девчонка взяла, что он собирается шпилить ее в зад? Напугал, понятно. Лайса нихрена не увидев и не поняв толком, подумала невесть что…

Не надо бы так с ней. Она же не шлюха. И ей страшно.

– Ты меня боишься? – протянул ей полотенце, ощущая мягкую сильную лапу, сжавшую кадык. Во рту стало горько, а виски сдавила боль. – Не бойся, я правда не трону. И не выгоню, не придумывай. Договорились же… что мы вместе. Ты давай мойся. И на кухню. Вина выпьем, к херам эту постель… Не умею я с бабами, Лайса Канц. Вот… так уж…

Вышел мягко, перекосив лицо рубцом натянутой ухмылки, невероятно злясь на самого себя!

Зверь. Зверь и есть. Правильно сказал Трэвил – «пожалейте вашу девушку!» Какая постель, какая семья тебе? Семья твоя – помойные черви и дом твой – крепкая клетка в зверинце. Давай еще, обидься на иномирную тварь, что сожгла тебе полморды! Мало. Надо бы еще и яйца сжечь, чтоб не плодился, мудак.

Войдя в комнату, не включив свет, стянул с себя мокрую одежду. Хорошо, слишком раздеться не успел! Почувствовать ему захотелось, видите ли… Прекрасно, что Лайса ничего толком не поняла. И прекрасно, что в возбужденном состоянии сквозь поры кожи Гибридов выделяются не только адреналин и феромоны, но и галлюциноген… В малых и очень редких дозах он не вреден. Хватило пары миллиграммов, может быть, чтоб оболванить девчонке голову. Конечно, видеть она не видела, но желательно бы ей забыть и то, что разглядела мельком…

Рубиновую сетку сосудов и вен на руках, например.

Редкие плотные мелкие рубиновые пластинки, в некоторых местах перемешавшиеся с кожей…

Рубиновые брызги света. Жар.

Лучше пусть уверится, что он решил – таки отодрать её в зад.

На стол Тирон накрывал трясущимися руками, гоняя в глотке раскаленные осколки стекла.

«В жизни больше к ней не прикоснусь. Есть же шлюхи, в конце концов, если приспичит…»

Лайса вошла в кухню посвежевшая, все еще пряча глаза и неудобно морщась.

– Давай, садись. – Дэннис двинул круглый стул ближе – Тебе, может, кофе?

Она кивнула. Вдруг, сорвавшись с места, начала неумело помогать, переставляя посуду, пролила вино, просыпала на стол мелкое печенье.

И тут же их руки принялись собирать мягкие, пахнущие ванилью кругляшки… Пальцы встретились. На момент вдруг как пристыли друг к другу… Разбежались.

– Слушай, Лайса. Сколько тебе было, когда ты попала в интернат?

Девушка тряхнула черно – белой головой.

– Восемь лет, сэттар.

– Где жила до того? В записях о тебе мало информации.

– Это неинтересная история. Ну, если хотите, расскажу. Только я мало что помню.

Рассказ ее оказался сбитым, обрывистым, даже несколько неправдоподобным.

Сейчас он тек сквозь вино и кофе. Тек расплавленным стеклом…

___________________________________________________________________

*Талковый соус – соус с добавлением перезревших семян талкового перца. Невероятно острый.

*Янспрет – противозачаточное средство длительного действия. Янспрет – форте М.

*Ракштар – недопустимое ругательство. Дословно: «Отродье шлюхи и ее сына». За такое оскорбление могут убить.



Глава 15

Свое детство Лайса Канц помнила плохо. Совсем плохо. Иногда память подсовывала какие – то странные, чередующиеся между собой картинки. Вдруг из небытия возникали, то высокая, худая женщина в неопрятной одежде и со злым, вечно недовольным лицом, то раскаленная железная печь. В совокупности с печью и женщиной приходило ощущение замерзших ног и рук.

Как правило, это видение сменяло другое: высокий потолок, расцвеченный идеально круглыми светильниками, льющими странный мертвенный голубой свет вниз и по сторонам. Рядом с этими кадрами шла боль во всем теле.

Когда Лайсе нечего было делать, она думала об этом. Девушке казалось, что голубой свет и боль – это одно. Железная печь, женщина и холод – другое. Разные отрезки, разные дорожки чьего – то пути. Может даже и ее, Лайсы. А может, и нет.

Вот облупленное крыльцо интерната девушка помнила получше. И коридор – длинный, очень длинный, темный, смурной, с узким большим окном в самом конце.

По обеим сторонам коридора – стены, с вдавленными в них, окрашенными белой краской дверями. Комнаты, каждая на восемь – десять человек. Одинаковые кровати, застеленные одинаковыми тонкими одеялами, грязно – бордовыми и застиранными до невероятности.

Одинаковые девочки, которым строго – настрого воспрещалось выходить из одинаковых комнат без разрешения воспитателей.

Прогулка – по звонку. По звонку занятия и прием пищи. Сон, туалет, душ – тоже по звонку.

– Маргинальские высранки! – ворчали воспитатели всякий раз, когда «режим звонка» нарушался – Сил на вас нет! Благодарны будьте правительству и дотациям, которые оно дает! Благодаря им вы все еще живы… Пустая трата денег, толку с вас все равно не выйдет!

Что такое Дотации, маленькая Лайса тогда еще не знала. Они представлялись девочке какими – то то ли птицами, то ли бабочками, то ли цветами… Почему – то светящимися и дающими жизнь. Ведь, как она понимала – благодаря именно им и Лайса, и Анета Канц все еще живут.

Анету, правда, она видела всего несколько раз, после того, как та самая женщина со злым лицом привела их сюда. После обследования медика младшую Канц куда – то увезли и только через несколько дней Лайса насмелилась спросить Мариоку (няньку, казавшуюся ей добрее остальных):

– А где Анета?

– Тебе не все ль равно, а? – нянька шумно выдохнула клубы саджа в открытое окно. Потом, смягчившись видимо, добавила – В психушке она. Ненормальная твоя Анета, на людей кидается… Да не переживай так. Встретитесь еще. Вот будет тебе восемнадцать: получишь личный номер, карту – пропуск и адрес, как опекун. Тебе придется тогда самой свою психованную сестру содержать, поняла?

– Поняла. – кивнула Лайса, хотя не поняла из этих объяснений ровным счетом ничего.

Осознание доходило постепенно. Осознание того, что стыдно быть маргиналом, стыдно жить в Секторах и приютах, стыдно иметь в родственниках буйнопомешанную сестру, стыдно быть…

Стыдно. Быть.

Потом был побег. Первый и единственный побег, когда Лайсе удалось скрыться из – под неусыпного контроля на два месяца. Улица приняла их с Нейтой нерадушно – зимним холодом, пронизывающим ветром и ревущими, несущимися по дорогам фургонами.

– Все зашибись будет, – утверждала Нейта – Лайса, не ссы. Доберемся до Секторов и растворимся там. Нас никто искать не станет, ну пропали и пропали… Может, померли. Не ссы, говорю.

За черту города они выбрались легко – равнодушный каменный остров выпустил тринадцатилетних беглянок, чтобы потом вернуть обратно.

Скрыться удалось в Черном Секторе, в Секторе четыреста двеннадцать, кишащем вшами, червями и странными личностями непонятного возраста и происхождения. К слову, личностей этих опасаться не приходилось. Обитатели Черного Сектора встретили девочек радушно – равнодушно. Не желая связываться с воспитанницами приюта и добавлять себе плюсиков в итак пухлые послужные списки, постарались отнестись к новым жилицам, как к пустому месту.

Жить пришлось в разбитом фургоне, лишенном колес и обивки. Пол заменяли пластиковые растресканные плиты, а печь – круглый огромный ржавый бак (в него полагалось толкать дрова и поджигать их). Бак быстро нагревался, давал жар и так же быстро остывал, тонкое железо отказывалось сохранять тепло. Его сохраняли сами девочки – замотавшись в тряпье, они спали, плотно прижавшись друг к другу.

– Может, попробовать найти твоих? – как – то раз спросила Нейта, разглядывая грязный потолок фургона – Ты знаешь, где их искать?

Лайса выдохнула холодный пар изо рта.

– Нет. – ответила, не беря в расчет картинки о женщине, приведшей их с Анетой за руки в приют – А ты своих?

– И я нет… Мать умерла давным – давно. Я ее даже не помню, Лайса. Отца зарезали на улице, когда мне было года четыре… Были еще два брата, но… Где они, что… Не знаю.

– Как же ты попала в приют? Тебе рассказывали?

– На улице выловили солдаты Восстановления.

– Ааа…

Вскоре Нейта умерла. Лайса так и не поняла, что случилось. Просто в одно из холодных утр она нашла подругу мертвой, накрытой с головой рваным пальто. Лицо Нейты было синим, а губы сжатыми.

Может, виной был садж. Может, холод. А может, просто Сектор убил ее. Пожалел, чтоб не мучилась. Лайса Канц по его мнению, видимо, жалости не была достойна… Да и похрен, твою мать. Какая разница?

Кстати, о матери.

В одну из вылазок в город за едой, Лайса видела ее. Женщина шла в сторону торговых точек, которых там был целый островок. Она шла, шатаясь и бурча ругательства, выражение лица – злое, как всегда, не поменялось с годами.

– Мааам!!! – выкрикнула Лайса, чувствуя себя полной дурой от прилива волны пустых надежд к голове – Мааааам!!!

Тетка обернулась. Пробормотав что – то осипшим от пьянства и бесконечных простуд голосом, нагнулась и подняла с каменных плит дороги толстый огрызок стекла.

В следующий момент Лайса Канц завопила от удара брошенного осколка и резкой, режущей боли. Теплая, красная струйка побежала по лбу, кровь попала в глаза. Глаза защипало.

– Пошла в жопу! Выродок… Иди отсюда, тварь! Я тебя не знаю, девка…

С тех пор картинки о детстве стали просто картинками. Кадрами какого – то фильма о чьем – то жизненном пути.

Может, пути Лайсы Канц. А может, и нет.

После рейда расформирования Черного Сектора, который уже давно бельмом на глазу свет застил законопослушным гражданам и муниципалитету, Лайса Канц сбежала в город.

Поболтавшись там еще какое – то время, вернулась в приют.

Сама.

Девочка не вернулась бы туда ни за что, если бы однажды не увидела Анету во сне. И не дала ей то треклятое обещание вырваться и не поняла, что вот не вернись она сейчас в интернат – сдохнет от голода и что тогда? Как вырываться – то?!

– Ну вот, сэттар Дэннис. – Лайса стиснула в руке плотное стекло бокала – Как – то так.

Рассказав сейчас сэттару почти все, она чувствовала себя неудобно. Неуютно. Обычная история. Зачем Тирону знать это? Для каких целей? Вот совсем ей было это непонятно…

– Так, говоришь, нет родных?

Девушка отрицательно покачала головой. Рассудив, что даже если он и знает об Анете – говорить они о ней не будут.

Потому – что стыдно иметь в родственниках буйнопомешанную сестру. Очень стыдно! Лайсе вбили это в башку еще в интернате.

– Поменьше распространяйся о таком, – Тина, одна из подруг, слыла среди них умной – Иначе в люди не вырвешься, Канц. Сама знаешь, если психи в родне – даже на нормальную работу не возьмут. Если что, говори – нет никого. Мы маргиналы, нам и этого клейма на всю жизнь хватит…

Тирон поднялся с табурета. Отвернулся к окну, не желая показывать любовнице перекошенное от злости лицо. Итак не красавчик. И не слепой – каждый раз видит прекрасно, как Лайсу всю корежит от омерзения во время их постельных игрищ.

Злился он в этот момент почему – то на себя…

– А дальше? Ты же вроде работала?

– Работала, сэттар. У меня хорошее место было, официанткой на точке. Ну, в кафешке. Дотации же кончились, из интерната меня выставили. Так я и комнату сняла, и работа хорошая. Потом кафешку закрыли.

– Почему?

Девушка пожала плечами:

– Мне откуда знать? Вроде, кто – то из клиентов отравился. Кафешку закрыли, денег не стало. Из комнаты под жопу коленом, естесственно. Ну и все. Дальше вам известно.

Он полуобернулся к ней:

– Ничего мне неизвестно. Половину наврала, это точно. Работы лишилась, жилья лишилась и сразу воровать? А другую работу поискать? Другое жилье?

– Ой, да идите вы…

Девушка сорвалась со стула, на котором сидела до этого момента. Разозлили ее слова Тирона страшно! Что бы понимал… Дуболом, солдафон несчастный!

– Все. Тихо, Канц. Не ори.

Мужские руки сдавили ее тело грубо, но… ласково. Лайса фыркнула и отвернулась.

– Пустите. Я хочу спать.

Она врала. Спать совсем не хотелось. Но и таять в его руках тоже.

– Слушайте, сэттар Дэннис… Можно вопрос?

– Можно.

– А вы женаты были вообще? Дети есть?

– Тебе зачем?

Девушка опять пожала плечами:

– Да так…

Она уснула на жестком плече Тирона, обтянутом тканью рубашки, завернувшись в плед и совершенно забыв о том, что не хотела таять в руках мерзкого солдафона…

Дэннис смотрел в потолок и слушал ровное дыхание любовницы.

Семья, жена… Когда – то это случилось и с ним.

Но только это было настолько давно и закончилось тааак печально, что уже казалось неправдой и сном.

Кошмарным сном. Почти бредом.