Текст книги ""Золотое руно""

Автор книги: Марина Бонч-Осмоловская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Глава 5

Верно, было что-то... У Саши с поездкой все перемешалось. Грег вскочил, снова сел, став каким-то подтянутым: даже его тело потеряло обычную рыхлость.

– Можно хорошо подзаработать, – уже без всякого легкомыслия сказал он.

Это Саша понял.

– Ветром надежд торгуешь? Временем перемен? – спросил он и поймал себя на мысли, что ему отпуск, что ли, навредил... Неинтересно, что там Грег продавал, но, кажется, у того были серьезные планы именно в отношении него.

– Надо пай купить, – твердо сказал друг и потрогал геральдические бумаги.

– Да я не против. Могу часть акций таблеточных продать. Или посмотрю на заначку.

– Я так и знал! – одобрительно воскликнул Грег. – Делаем так: складываем деньги, покупаем жирный куш – мне, как Кандидату, – льготы. Колоссальный бизнес, а мы с тобой в основании!

Саша знал, что Грег, как все, кто всерьез зарабатывает деньги, скептически относится буквально ко всему, его ничто не увлекает и не кажется серьезным, но здесь, в области денег, у Грега что-то происходило с головой: он мог довериться любой фантастической глупости, становился до смешного наивен. Саша рассмеялся: эти пухленькие щечки Грега, на которых рыжеватая бородка кажется пришлепнутой, элегантная золотая оправа очков, так уместно надетая на физиономию Винни-Пуха. Он опять отмяк душой в дружелюбной Греговой ауре. Есть люди, в которых виден ребенок, это ярко, даже самое главное в них, думал он. Вот и Грег такой. А бывают люди, в которых не видно, какими они были в детстве, в них не осталось никакого следа, как будто они сразу родились взрослыми. Даже страшно.

Из их университета многие преуспели, стали тяжеловесными мужичинами в больших дорогущих машинах, рассуждают за выпивкой, какие акции купить, когда выгоднее деньги вложить. Преуспевающие менеджеры материальную жизнь воспринимают абсолютно серьезно. Хотя Грег принадлежит к этим людям и почти квинтэссенция этого мира, для него деньги – интересная игра, он живость характера сохранил. Саше занятно было, что он о денежных аферах рассказывает как о путешествиях в дебри Амазонки, где его чуть не закололи копьями дикари.

– Какого черта надо было во Франции сидеть, когда дела идут? – неожиданно проворчал Грег.

– А почему ты им поверил? – спросил Саша и тут же получил пачечку брошюр с описанием скорейшего обогащения. Здесь – в пирамидках, покупках, рекламе размещались Греговы владения. Тогда Саша подошел с другой стороны.

– А что за дело в этом "Веч.Бесе", я что-то позабыл?

Оказалось, что компания набирала силы уже месяц, от народа отбою нет. Любой бизнес по сравнению с этим – чистый обман, а тут все иначе. Лучшие люди Города вложили деньги, налаживают производство эликсира вечного бессмертия, отсюда и сокращение: "Веч.Бес". Странно Саше показалось, как Грег серьезно это сказал – как будто сам во все поверил.

– Надувательство, Грег.

– Все чисто! Продукт Лучшего Медицинского Института!

– А кто изобрел?

– Там тысяча сотрудников, лаборатория профессора Зюй-Вена.

– Звучит симпатично, – согласился Саша. – А что ты там делаешь?

– Поставки, заказы, холодильники нужны специальные.

– Что ты морозишь?

Грег замялся, отвел глаза, что Сашу удивило. Грег поморщился и сказал как-то неопределенно:

– Так... материал один. Но раскупают коробками! – Он забегал, с трудом справляясь с волнением: – В Городе ажиотаж! Сказочное богатство! Денег, денег надо много вложить – прямо сейчас!

Тут Саша заметил, что из-под ног Грега что-то блеснуло. Он присмотрелся, и ему показалось, что это маленькие крылышки выросли у Грега на пятках, а сам он – пухленький, лохматый – стал похож на божка торговли, который сейчас взлетит, понесется куда-то приторговывать. Но нет, померещилось. Не блестели там крылышки, а просто брызнул, закурился дымок: от быстрого бега у Грега задымились подошвы.

Галереей по левой стороне дома Саша отправился в комнату, где у него хранились самые лучшие вина, принести Грегу что-нибудь интересное. Когда он выбирал в одном из поставцов бутылку вина с выдержкой в восемь, десять, а иногда и в двадцать лет, он всегда делал это так, как будто вникал в глубинную задачу: бормотал что-то, на некоторые бутылки с сомнением качал головой и никогда не брал ту, к которой случайно прикоснулся. Сейчас до хранилища Саша не дошел. В холле ему пахнуло в лицо душистым воздухом утра, но как-то необычно. Он оглянулся. Порыв был узок, плотен, он вполз в комнату, рыская по углам, словно что-то ища. Вместе с ним в дом заползали какие-то мелкие существа. Насекомые, ничего особенного. Но эти разные мухи, лесные тараканы, жуки находились вместе, ничуть не мешая друг другу, а, увлекаемые совершенно необъяснимым желанием, двигались вперед – шелестящая, скрипящая армада неумолимо перебирала лапками, поглотив под собой входную дверь и коридор. Все дрожало от мерцания маленьких точек, от переливов блестящих крыльев и чешуи. Саша забыл, куда шел. Только пощелкивание и тихий шелест... Куда они ползут?! Первые уже повернули к гостиной. Он схватил с пола коврик, прижал его к стене. Еще, еще! Мелкие тушки падали на пол, но остальные, не обратив внимания на скоропостижную гибель товарищей, ползли, огибая места опустошений. Коврик был мал, Саша не успевал, а их все прибывало. Он схватился за голову – дверь-то осталась открытой! Захлопнул ее, на всякий случай повернул ключ. Теперь дело пошло быстрее и, прыгая весь взмыленный со стула к потолку, он перебил всех насекомых. Коврик имел вид плахи после кровавых дел, было очень противно, и тут он ощутил какой-то новый и необычный запах.

В ванной, где он отмывал руки, этот запах был почти неуловим, но ближе к гостиной начал усиливаться, и Саша удивился: как он просидел там столько времени, не заметив его? И как же запах силен, несмотря на мешанину сигарет... Пожалуй, сладкий, хотя это не точно. Скорее, сложный, с массой едва различимых полутонов, как иногда в одном блюде парадоксально возникают разные вкусовые оттенки. Ему никогда не попадался этот запах, он бы сразу его узнал, но, однако, как он необычайно притягателен... "И для мух, что ли?" Саша подошел сзади к Грегу: запах шел от него. "Одеколон какой-то новый", – понял он.

Грег рассматривал белого единорога на голубом фоне.

– Хорош, правда?

Тот машинально кивнул, опять глубоко вдохнул и заметил муху и кузнечика, ползущих из коридора. У него хватило выдержки не подать вида, он медленно прошелся в ту сторону и прикончил их.

– Опять машина сломалась, – сказал Грег, – дым подозрительный, клапана, что ли... Ведь у тебя мотоциклетка еще заводится – одолжи машину на пару дней?

– Забирай, – Саша засмеялся на добродушную физиономию друга и весело разворошил пятерней свои волосы.

– Ну, мне пора, – беспечно сказал тот. – Скоро увидимся, дружище!

Он повернул к двери, а Саша еще раз посмотрел на его пятки: дымок почти не шел.

Взревел длиннющий Сашин турбо-крокодил угольного цвета, пугающий старушек рыком "бар-бар-бар..." Закрывая дверцу, Грег крикнул: "Ба-а-ай!", второй раз, когда открыл окно, потом когда выгнал машину со двора, напоследок прокричал еще четыре раза и скрылся за поворотом.

Саша помчался в коридор. Стены заляпаны, гадость вокруг, а главное – ничего не понятно. Какой дикий день! И запах впился во все: его хочется нюхать, уловить эти зовущие, неустойчивые переливы. Может, от долгой дороги в Державу? Говорят, что после перелета в организме все расстраивается, и даже время. Вот и с носом что-то, вылезло какое-то непонятное нюхание... то в аэропорту запах замучил, даже в носу свербило, а теперь еще и этот. Сашино лицо стало нервным. Он притащил ведро воды и начал возиться с тряпкой, заливая все вокруг и оттирая стены. Когда он закончил, настроение стало еще хуже, хотя и повернуло в другую сторону. Он хорошо жил, умел зарабатывать, последние годы отлично совместил это с интересной работой. Но блеск задумок принадлежал Грегу: жить так, как жил Грег, не умел никто, и он в том числе. Только хотел ли он так жить?..

До поездки ему в голову не приходили такие мысли. Все было налажено, работа шла, бизнес крутился. Саша правдиво подумал, что Грег для него старается, чтобы он заработал. Хорошо, когда все само делается, без возни и труда... С другой стороны, он и сам знает, как заработать и продать, кому и за сколько. У них в отношениях с Грегом давно ничего нет, кроме денег... Не потому, что Саша высоколобый, а потому, что уже через это прошел. Он уже не с этим, просто – ушел. Он зачем-то включил торшер и пришлепнул на ярком свету невинного мотылька. "С Грегом интересно, – сказал он в раздражении на самого себя за честное признание. На абажуре появилась целая горсть мотыльков. – Двойники скачут. Одинаковые, как мы. Кто этот: жулик, ученый или официант? – не отличишь. А Грег ни на кого не похож. – Саша погасил лампу и неожиданно прибавил: – Был. – Он пересел на другое кресло. – Вранье, Грег тут ни при чем, – сказал он себе, – ты зачем во Францию поехал?" Потому что мама покончила с собой, должен был он ответить себе, но не ответил. Рывком встал и вышел из комнаты.

Глава 6

Оседлав свой драндулет, он долетел до холма, где улица «Достижений Демократии» плавно переходит в «Проспект Богатства».

Закрыв полмира, впереди лежал океан. Пронизывая мерцанием глубокий воздух, исходя лучами, поднимающимися в небеса, он наполнял печалью, понять постоянство которой не удавалось пока никому. Саша повернул к кафе "Морской аперитив".

Океан испускал воздушный свет. Громады торжественного света. Цвет еще не появился, это было не его время. Озаренный собственной мощью, в неиссякаемом величии он держал корону и, мерцая, лежал в ее сиянии. Эта невыносимая в своей огромности величина, насыщенность тайной жизнью, ничем не связанная с человеком. Она волнует и притягивает потоптаться у его могущественных ног, пряча страх, песью преданность и невозможность оторваться. Толща слегка двигалась, поводя краями, как поводят плечами томным движением, едва поднимая и опуская шаль.

"Откуда у воды край?" – Саша подошел к воде и с головой опустился в этот другой мир.

Растеревшись, он пошел в "Морской аперитив", куда ходил всегда, заказал кофе, слизнул с губ соль. "В океане вода не такая, как в море, – подумал он, – на вкус много жизни и разных существ".

Дул прохладный, пахучий бриз, то сильный, то слабый, но неизменный – в жару единственное спасение Великого Города. Саша радостно крутил головой: вчера какая-то дурная кривда испортила весь приезд, но он все-таки вернулся домой! – жизнерадостный гудеж летнего Города обещал новую жизнь. У кафе мама загорает с сынишкой. Мальчишка встал и потащил за собой купальную доску – на ней возвышался песчаный город. Он таращил глаза и едва волочил эту громаду, как будто это была не песчаная куча, а пространство с новой жизнью, известной только ему. Саша смотрел, как маленькая фигурка тянет за собой на веревке сотворенный мир, проводил взглядом нового создателя...

Рассеянно посмотрел в свою чашку и вдруг почувствовал, как в него вошло лето. Потянулся, хрустнул всеми суставами и одним взглядом окинул все вокруг. Было раннее, дрожащее утро и много влаги, и еще весна. Уже вошли в силу травы и цветы. Их крупные головки похожи на островитян: тонкие ножки и пальма на голове в пышном и жарком цвету. Малые птахи сосут мед, не смущаясь, теребят толстые цветы, бросают и мчатся к новым, изменяя красным на оранжевый и синий, а над песками отмелей проплывают скаты, волнуя крылами океан, как большие орлы. Ласточки, примчавшиеся сюда через моря, трепеща – как дельфины – ныряют в зеленый воздух. Там, где вода хочет стать сразу изумрудной и синей, плывут киты – попарно, легко, наполняя пространство собой. Вдали, трепеща – как ласточки – дельфины прыгают в зеленую воду, и мир целует тебя в губы, розовея подвенечными щеками...

Сашины руки развернули свежую газету, мелькнул заголовок на весь разворот: "Найдено бессмертие!" Как давно он газет не читал... Стволовые клетки, колоссальный потенциал, поразительная возможность достичь вечной молодости... Уж не Грегова ли затея? Только странным показался ему восторженный тон статьи, газета-то солидная, не чья-нибудь, а Марка, "The New Times". А дальше вообще бред: Клуб... слияние медицин... глобальное клубное счастье... Саша отложил газету и посмотрел вокруг.

В кафе как всегда поутру несколько человек. Их всех можно узнать по особому виду праздного одиночества: это пляжные завсегдатаи и любители беглых знакомств, вон как тот, справа. В руках тискает газету. Ведь не усидит, пойдет знакомиться к соседу. Точно! Встал, полотенце с собой прихватил и кофе. Второй со стула сумку снял, на пол бросил. Зацепились. В газету пальцами тычут, раскинулись вольготно, кричат так, что отсюда слышно. У обоих плешь, яркий загар и особое выражение дружелюбия людей, месяцами сидящих под солнцем. Они, может быть, и холостяки, но это уже другая порода. Подтянутые, не болтливые, холостяки спозаранку тренируются в спортзале, потом до работы сидят в кафе. Мужчины и женщины – они убежденно живут в одиночку, дорожат своей свободой, но завтракать идут туда, где можно встретить людей. Саша узнал бы их в любом месте по особому выражению лица. Несмотря на то, что у него есть Кэти, он сам близок к этим людям, он знает, как они станут вести себя, чувствует их, и это тоже дом.

Через несколько минут, оставив монету около чашки, он въехал во двор своего дома и запер высокие ворота, в обе стороны от которых убегала решетка, охватывающая огромных размеров сад. В глубине сада стояло очень оригинального вида шале, почти вилла, в которой он теперь, после смерти мамы жил один.

Дома после моря все было понятно. Дома было тесно. Саша засел за работу. В университете Великого Города он преподавал социологию, а в социологическом бюро при кафедре зарабатывал свою основную зарплату. Первичные данные присылали из отдела опросов, а его аналитическая работа состояла в том, чтобы придумать модель, подставить в нее разные, иногда противоречивые цифры, получить некоторое универсальное знание о предмете и выдать на стол начальнице одну-две главные цифры. Саша был мастер на такие штуки, а потому Сюзи закрывала глаза на его привычку работать когда и где попало. Сейчас он вошел в базу данных своего бюро и скачал оттуда информацию для последнего заказа.

Рекламное агентство разместило на дорогах плакаты с меняющимся изображением, по типу небольших клипов и желало знать, кому именно эта реклама интересна. А поскольку есть устройства, позволяющие сканировать работающую радиостанцию в машине, подъезжающей к плакату, то социологам была поставлена задача составить портрет человека, сидящего в машине по включенной радиостанции: возраст, семейное положение, достаток, любимые товары и магазины – с тем, чтобы включить такому человеку при его приближении оптимальную картинку. Например, если подъезжает пьяница – на плакате появится спиртное, если молодая семья – клип о покупке новых домов, если женщина неопределенных занятий – курорты и море.

Саша оценил объем задачи и оставшиеся до понедельника считанные дни и понял, что возможности для халявы открываются просто фантастические...

И тут он почувствовал странный запах. Встал, заглянул в разные углы – пахло от стола. Вернулся к нему и принюхался: компьютерный запах. Он под компьютер подлез, мышью подвигал, выключил систему и снова загрузил – запах не исчез, но и не усилился. Почему-то казалось, что он идет прямо с экрана. Саша поразмыслил и вытер его рукавом рубашки – ничего не изменилось. Тогда он погрозил ему пальцем и вышел, решил, что, может, система барахлит.

В комнатах затрещал телефон. Наконец-то!

– Сюзи, в аэропорту мобильники плохо берут! – радостно объявил он, услышав ее миролюбивый голос.

– Тебя слишком долго не было, – сказала она недовольно. – У нас огромный заказ, большие денежные люди. Времени мало – в понедельник набираем дополнительных сотрудников.

– Хорошо! Какая тема?

– "Как эликсир молодости влияет на денежные траты?"

– Не эликсир ли вечный? – Саша засмеялся, вспомнив статью в газете.

– Он самый! Твой рабочий день будет десять часов – ты хорошо погулял. – Сюзи повесила трубку.

Глава 7

День он просидел за компьютером, а ночью, оседлав мотоцикл, помчался на другой конец Города. Сверкающие огни многоэтажных дорог, очень теплый, почти горячий воздух. «Градусов двадцать пять. Раньше садиться на мотоциклетку холодно, – решил он и черт знает отчего прочувствованно сказал вслух: – А все-таки это Великий Город!»

Через два поворота он попал в лабиринт спального района: от Сити до "Шестого Тупика Свободы", где жила Кэти, было три часа, место неплохое.

Предыдущую квартиру она нашла по газете, как делала в Москве, в те времена, когда была Катей. Но Саше не понравился район, говорил он ей: не снимай в тех местах, кто там только не живет, но она не поверила. Тогда он отвез ее – показать. Кэти хотела пойти в дом, квартиру посмотреть, но он сказал: "Из машины не выходи". Она бы не послушалась, а тут сидит, места разглядывает и молчит.

Дома имели окрас, как ободранный, истерзанный пес, утративший память о своем исконном виде, а дырки окон – проплешины от отвалившихся колтунов на его боках. В первых этажах этих глухих и страшных монстров, уставивших улицу, – лавки на удивление доморощенного вида, как будто хозяин нанял пару своих приятелей, и они покрасили стены, как умели, налепили картинки, прибили великодержавные флажки. Но этот приукрашенный вид только усиливал общую картину убожества, оттеняя мрачность фасадов и узкие входы лавок с ободранными краями. Насмерть заплеванный асфальт под окнами походил на раздутого покойника в трупных пятнах. Не было ни одной самой мелкой детали, которая бы не выдавала уродства вкуса тех, кто строил эти дома и согласился жить в них. На самом деле, улица была не хуже других в Великом Городе. На задах Сашиной работы, в центре Сити тоже живут люди. Некоторые в домах, а иные около железной бочки. Палки, мусор в нее накидают, запалят, ночь напролет у огня греются.

Кэти сняла квартиру в другом районе, с небольшим сквером по соседству. Там гуляли дети и собаки, на скамейках занимались наркотиками, а в кустах любовью. Благодаря этому район имел благоустроенный вид. Только дома там были такие же, как всюду. Но Кэти понравилось место, и она поселилась в крошечной квартире на одиннадцатом этаже.

За колченогим столиком на балконе она писала статьи, как и в прошлой жизни в России, где работала журналистом. Но поскольку институт она закончила не в Державе, а в Москве, у нее не было шанса вписаться в местную журналистскую среду, так что теперь вместо статей ее труд умещался в короткие заметки, их принимали в газеты эпизодически; последнее время ей удавались наброски, придуманные ею, отредактированные Сашей. Она называла их импровизациями, а в газете, куда она их сдавала, к ее раздражению, комиксами.

От парковки Саша пересек клинышек сквера. Здесь было темно, листья отблескивали жирными лучистыми бликами, во мраке слышалось шевеление и какое-то бормотание. Из-за ствола пальмы выдвинулся тоненький серп месяца, дрожащей синевой раскрыв и осветив небесный свод. В этой воздушной глубине промелькнули огромные крылья на кожистых перепонках и длинный клюв. Птеродактиль! И тут же, окаменевший на дорожке Саша увидал у соседнего ствола тонко улыбающуюся морду черной пантеры! Глаза пантеры засветились огнем, она утерла лапой морду и проговорила голосом Грега: "Мы еще встретимся, дружок..."

Он галопом помчался к освещенной двери, влетел в подъезд. У лифта сидели черные подростки, тянули самокрутки. Один из них посмотрел на Сашу, подмигнул остальным, и они рассмеялись, как будто знали все, что он увидел в парке! Тот вскочил в лифт, у Кэтиной двери неистово загремел колокольчиком. Она открыла и почему-то радостно воскликнула:

– Лучшее средство против хищников – стакан хорошего портвейна!

Он посмотрел в сторону сквера, даже рукой показал, засмеялся, взял ее за обе щеки и поцеловал в веселые губы:

– Дурачишь меня!

Его охватил неистовый жар. Он успел увидеть ее губы, дотронуться до них, и комната покрылась мраком. В нем, выхваченное болью, зажглось тело, руки, грудь, слепота охватила лицо, словно обдав его горстью пылающих углей.

...Саша открыл глаза. Кэти встала, зажгла синюю лампу, и в ее стеклянном шаре тотчас поплыли рыбки, морские коньки, прочерчивая свои легкие тени по синим стенам и синему потолку, догоняемые бусинами и струйками бегущих вверх пузырей. Они словно опустились на синее дно. Саша обвел глазами комнату и почувствовал себя счастливым. Посмотрел на Кэти и похлопал по подушке рядом с собой. Не отрывая от него глаз, она подошла и легла рядом, и вновь ее ужасно поразило его лицо, руки и все тело: у него не было ни больших морщин, ни малых – вообще никаких.

– Как ты съездил? – спросила она, разглядывая его.

– Я в Париже снял квартиру с черным котом.

– ?

– На антресолях сидел черный кот, на всех сверху прыгал и когтями голову драл.

Кэти засмеялась на его шепот и счастливое лицо.

– Что же ты там делал?!

– Жил. Мне эту квартиру в агентстве дали с условием кормить кота – хозяин уехал.

– Хорошенькое дело! Ты оттуда слинял?

– Нет. Но старался больше по городу гулять... – бормотал он, целуя ее. Его лицо приближалось, дышало, светилось почти синими глазами. Он медлил и медлил, растворяя в ней свой взор, и вот пропало все: предметы, звуки дома, сам свет и само время.

Он прикусил ее за мочку уха, перевернулся на спину и блаженно уставился в потолок. Она выпрыгнула из постели, подошла к шкафу и стала искать там что-то. Фигура у нее вытянутая, с мягкими линиями. Он любовался ею, и она знала это. Она вообще много о чем догадывалась, о чем и говорила в ту минуту, когда ей приходило это в голову. Перевернув всю полку, из глубины она вытащила халат с причудливой вышивкой и широким движением накинула ему на плечи.

– Тебе из древней столицы!

Он засмеялся: ему не хотелось говорить, что подарок плох – как многие мужчины, он находил мужские халаты немужественными.

Кэти зажгла верхний свет, он посмотрел ей в лицо и удивился. Она осталась той же – но как за месяц изменились его глаза... Слишком короткие волосы лишили ее лицо женственности, и оно, судя по фотографиям миловидное в юности, сейчас, в ее тридцать восемь, огрубело, на щеках залегли длинные продольные впадины – они придали ему что-то резкое, прямолинейное. Глаза светлые, быстрые, выразительные, но внешние углы век отвисли вниз, а между бровями до середины лба поднялась длинная складка. Саша поймал себя на мысли, что через пять лет ее лицо станет, пожалуй, более мужским, чем у него самого. Он опустил глаза.

На скрипучем столике около дивана появилась пепельница. Выглядела она на пустом столе по-сиротски, так что он с надеждой посмотрел на подругу: то ли в ее женском присутствии что-то менялось, то ли завивались вокруг приятные запахи, но он чувствовал себя в том месте, где мог надеяться на тарелку домашней еды. И хотя было известно, что она умеет готовить так же, как он, Саша все-таки с надеждой произнес:

– Без еды разговор как-то нервно идет.

– Я плюшки испекла, – ответила она без всякого выражения, – вкусные я уже съела, остались невкусные, хочешь?

Он кивнул. Она выставила на стол наломанные руками плюшки и бутылку "Наполеона". Он рассмотрел натюрморт, и увиденное ему понравилось.

Кэти отметила его молчание на свой лад. Радостно вскрикивая, она сообщила, что ее подруга почти развелась:

– Этот козлик приходит домой, а тут сидит его жена (моя подруга) и друг их дома – каждый день! – она заливалась, не делая пауз, не ожидая Сашиных реплик. – Я бы, конечно, отнеслась к этому "с пониманием", но он нарвался: попробовал на час раньше домой приходить – кто-то звонит и трубку кладет, как тебе нравится?! – На этой точке ее голос дал петуха. Голос у нее звонкий, с переливами, которые внезапно садились до хрипоты, так что петух получался не на высоких, а на низких. Когда Кэти говорила, ее необъятные эмоции поглощали все живое, наделенное слухом, – это был непрекращающийся звездный час. Но когда она слушала других, ее лицо не выражало никаких чувств, так что были непонятны ни ее мысли, ни отношение к услышанному. Затем она вновь воспламенялась, а потом снова слушала, погрузившись в свою особую неподвижность. От избытка переполнявших ее чувств оставляла одну тему и бурно начинала другую, красиво, но не всегда понятно связывала их замысловатыми ассоциациями, диковинным образом сочетавшимися друг с другом, и параллелями между разными случаями, вертевшимися у нее на языке. Если Саша не перебивал, его завораживала и парализовала бездна того, что хранилось в ее голове. Она неожиданно и громко смеялась, по своему обыкновению закрывая рот ладонью. Девушка такая внезапная – она нравилась ему.

– Мне письмо пришло, – Саша перебил ее. – Читай.

Он принес письмо из рубашки и протянул ей. На фотографию еще раз посмотрел и тоже отдал. Снял халат, положил его в шкаф, в самый дальний угол задвинул.

– Что тут особенного? – спросила она, и Саша обернулся.

– Все.

Он рассказал про бабушкин дом, кивнул на фотографию:

– Кто это?

– Ты.

– Я так и думал.

Она подняла палец:

– Шантажист! Будет с тебя деньги трясти. Может, это и есть твой Седой?

"Про шантаж правдоподобно... – почувствовал Саша. – Молодец, Кэти!"

– Сидит в вашем старом доме, данные о тебе собирает. А вот мы его разъясним! Звони!

Он схватил трубку, набрал справку. Код города, еще справка. По-французски:

– Мне нужен телефон по адресу: улица Лесная, дом 1-А?

Молчание, шелест, далекие голоса.

– Такого дома в нашем городе больше нет, – ответила оператор. – Эта улица была крайняя, там давно кладбище, – и дала отбой.

– Та-а-ак... – возбужденно протянула Кэти. – Акции у тебя застрахованы?

– Значит, кладбище...

Саша побледнел и замолчал, осмысливая услышанное. В знак подтверждения кивнул:

– Застрахованы, конечно. Придется ехать.

– Тебя Сюзи не отпустит!

– И, кстати... – он подхватил, – куда ехать?

Она в восторге вскочила – все это ей страшно понравилось.

– Седой! – закричала она. – А я свою фамилию на Грей поменяла!

– Зачем?

– Я все равно Седых, а, может, мне новое имя счастье принесет!

Он налил рюмку коньяка, но не выпил, а вспомнил лицо Седого... Он нить разговора потерял.