Текст книги ""Золотое руно""

Автор книги: Марина Бонч-Осмоловская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава 36

Он отвернулся взять ветки для костра, и тотчас кто-то присел на край его матраца. Человек с точеным профилем – Седой! Саша остолбенел. Мысли разлетелись вихрем, и на него накатил полный ступор – он вообще перестал соображать и чувствовать. Не осталось даже страха, только сердце било в ощущении невыразимого кошмара. Так вот... кто это... В этой тотальной немоте в сердце выстрелила даже не мысль, но одно убийственное чувство: мама! Моя мать!

Дьявол пожал плечами:

– Не она первая, не она последняя... – в глазах у него прыгали чертики. Он мечтательно поднял взор. – А ты, помнится, священнику иное говорил... – и процитировал: "Во мне что-то дрожало, когда я смотрел на Седого, потому что я хотел стать таким, как он. Конечно, я не бегал за ним, как собачка, но я его обожал! Еще он был очень богат". В детстве ты был последовательнее... когда я с твоей мамой был близок, очень близок... дружок.

Саша сидел в полном бесчувствии, безъязыко и трудно молчал, и тот соскочил с этой туманной темы:

– Я что-то не понял: ты решил, что у тебя дурдом в голове или у других? Священнику про себя рассказал?

Он явно мыслил с опережением, да и знал немало.

– И помогло?

Саша отвернулся.

– Те-те-те... – дьявол цокнул, как Пихалков. – А про Город спросил?

"Хорошо ориентируется в ситуации", – крякнул Саша про себя.

– Да и ты правильно мыслишь, – поддакнул гость его мыслям. – Общество не может разрушиться – это галлюцинации. Как с письмом.

Он сразу подумал наоборот.

– Не было письма, – быстро крикнул дьявол, пока его не перебили, – я на почту специально запрос сделал!

Саша потрясенно замолчал. Вскинулся:

– Оно у тебя из кармана торчало!

Тот оживился:

– Записка была любовная! – И прискорбно заметил: – Объективно оцени свое положение, у тебя во всем противоречия: преуспевающий социолог, преподаватель университета, пишешь обзоры, недурно зарабатываешь и не можешь разобраться со своими мыслями. У тебя, батенька, психическое расстройство!

– Проблема со сном.

– И с явью! Оглянись, – дьявол обвел руками черную ночь, – как необыкновенно улучшилась жизнь. Как забогатели, Саша! Блага в рот валятся! Я сам впервые узнал покой – наслаждаюсь жизнью. Хотим – собак с крестами хороним, хотим – в ухо вливаем! Смотри: для человека новая свобода пришла – человек возвращается в рай. А ты этой ступени не видишь, не понимаешь великой свободы человеческой на земле, ты – сумасшедший! Рай наступает, а ты Мессию не отличаешь.

– Да кто Мессия?

Дьявол приосанился. Саша мигнул, и взгляд его упал ему на ноги. Брюки у него белые, а ботинки из шикарной кожи, на толстенной подошве, подошва шире самого ботинка – в Лучшем Магазине такие продаются, очень модные и дорогие. Одеты ботиночки на голые ноги, утыканные длинными черными волосами. Саша взгляд выше поднял. У дьявола глаза яркие, выражение сильное; сегодня они зеленые, а раньше как будто другого цвета были... Саша не помнил, какого. Брови почему-то повыдерганные, нос сухой, длинный и высокий лоб интеллектуала с длинными залысинами – он на университетского профессора стал похож. На груди очки висят на цепочке, чтобы не потерять.

– Кто же Мессия? И в чем рай? – повторил Саша и подумал: а сколько у него диоптрий в очках?

– Человек и общество развиваются – Сюзи тебе то же говорила, а убедила она тебя? Выживают лучшие!

"Ведь понимает, черт побери, что низость, а все-таки говорит!" – подумал он, а тот улыбнулся:

– Не ругайся. Во всем дарвинизм. Интеллектуалы уже вывели закон: "Лучше быть плохим у нас, чем хорошим в нецивилизованном обществе, которое производит мало".

Саша подумал, что дьявол говорит так, как будто он родился, вырос, воспитался вместе со всеми нами...

– Ая-я-яй!.. – дьявол тонко взглянул ему в глаза и покачал головой. – Плохого же ты обо мне мнения!

– Значит, тебя примут за Агнца? Ты умеешь творить вечные ценности?

– Я не чужд высокому, – ответил тот скромно. – Когда я насылаю самотерзания, рефлексию, они часто приносят добрые плоды. – И заметил дипломатично: – Я бы и тебе посоветовал относиться к людям терпимее. Ведь каждый делает, что умеет: кто науку, кто музыку сочиняет, и хотя преследует свои собственные, часто мизерные цели – у всякого есть достижения.

– А на что наука идет? На те же мизерные цели.

– Общество производит картины, книги – разве этого мало?

– Люди делают что-то умное, трудятся-трудятся, а в конце выходит заклепка, их усилиям несообразная. Потому что перед тем, как сочинить науку или музыку, они ставят перед собой задачу величиной с эту заклепку.

Дьявол неопределенно пошевелил головой: то ли согласен, то ли нет и сказал с мягким упреком:

– В мизерном обществе я знаю людей добрых, отзывчивых – я дружу со многими.

– Это правда. Но я заметил, что когда много хороших людей собираются вместе, то они уже не милые и не хорошие. Про Третий пояс они говорят: "их режим" и "наши интересы" и забывают про истинные права человека. Милые и хорошие объединяют свои военные силы и крушат каждого, кто встал на пути их интересов. А потом они приходят домой и опять становятся милые и хорошие.

– Подлость человека велика. Почти безгранична. А ты далеко пойдешь...

– Только в противоположном направлении! Но и ты далеко ушел с добрыми и хорошими: сделал ставку на цинизм?

– Двойной стандарт – мой конек! Ты угадал: на этом поприще у меня самый густой урожай – я горжусь своими успехами! И тобой я доволен – ты не циник и вкуса у тебя больше, чем у меня. Когда Марк тебя нанимает научный базис в статью подвести, ты со вкусом продаешься за хорошие деньги.

– Я отказался, больше писать не стану, – мрачно сказал пойманный с поличным Саша.

– Конечно, не только тебя нанимают, – протянул дьявол миролюбиво, – интеллигентов вокруг еще много. Какой-то Захаров от президентских мемуаров по ночам оторваться не может, а с утра их в классики прочит, – помнится, Кэти рассказывала. Известный кинорежиссер задиком трясет перед женой президента, ручки лобызает за съемки фильма, чины и награды, а сам горд, мысля себе аристократом и презирая сущность раба, – у каждого свое призвание. Мне запросы посылают, чтобы и от них паленой шерстью потянуло...

– Низость это!

– Я здесь ни при чем! У меня не десять рук, времени на все не хватает – они сами в холуи подались. Но мне это в хозяйстве подспорье, а потому они в лучшие люди выбились.

Саша хмыкнул и вспомнил его экономические предприятия.

– Секты – твое изобретение?

– Я сам ничего придумать не могу, все начинает человек – я только подхватываю его идеи. Ну, там купить, продать кому надо...

– А сатанисты? – Саше стало интересно, как дьявол это объяснит.

– Слова Священного Писания: "Будет каждому по вере его..." – вот что я положил в основу сект. Люди друг на друга непохожи и верят по-разному. Один в добро, другой – во зло, и то, что тебе добро – второму может быть зло, и наоборот. Мы не можем ограничивать людей в свободном изъявлении, поэтому, для выполнения слов Писания должны быть всякие секты, и сатанистов тоже. Для каждой пришлось адаптировать священные книги, такой проделан труд...

– Сам писал?

Журналисты, которые раньше рекламировали мой порнобизнес, переписали Новый Завет. Кое-кто из сливок, из газеты Марка. Только ты небо коптишь... – Дьявол обежал Сашу глазами. – А ведь ты новый Фауст, – умиленно протянул он, – и опять у тебя философский вопрос, какой-то не простой...

– В те наивные годы ты за одной Фаустовой душой охотился под покровом ночи...

Дьявол перебил:

– Как за тобой, душа моя.

– ...ты соблазнял поштучно – тогда счет человеческих душ шел на

единицы. Ты добивался персональной сделки с каждой личностью. А в наше время торговля перешла в другое качество – зачем тебе прятаться во мраке? Ты влезаешь на гору и произносишь нечто вроде Нагорной проповеди... в мегафон. И торговля людьми стала биржевой, и все имеет рыночную цену – из порнобизнеса в Новый Завет! У нас уже биржа человеческих душ, где ими спекулируют и можно купить их массой и в прок, уже торгуют сектами и мессиями, и СМИ, и моралью – продажа пошла оптом! И душу можно приобрести со скидкой: "Купи одну – получи другую бесплатно!", "Христианская мораль – доллар штука!" – твое изобретение?

– Мы живем в демократической стране!

– Да не открытость твоего зла самое главное, – вскипел Саша, – а его новая

легкость, неперсональность! Фауст продавал единственное, что у него было – свою душу, и продавал индивидуально, а теперь уже общество созрело до того, чтобы торговать душами массово.

– Да в чем ты массовость видишь, порадуй меня?

– Да вот, например, не просто ереси-книжки пишутся, а издаются

миллионными тиражами, где переписана жизнь Иисуса Христа. А люди, которые считают себя христианами, позволяют в своих типографиях печатать такие книги. А другие покупают их, читают, рекламируют, фильмы по ним снимают. Или грехи, которые Христос назвал смертными, церковь уже признает не очень смертными – просто потому, что многие люди этим занимаются!

– Неправда, и раньше церковь торговала грешками в прок,

индульгенциями.

– Так Реформация и была против этого бесчеловечного подхода, и

церковь нашла в себе силы от него отказаться! А теперь ты пришел... Великие книги сказали: душу ты будешь торговать оптом и открытой проповедью. И видно теперь, как ты манипулируешь сознанием. Потому что больше нет личности, а человек руководствуется инстинктами. Для этого тебе мало пошлости и сект – ты Клуб придумал с бессмертием. Беспроигрышно жмешь на инстинкты...

Дьявол проницательно взглянул на Сашу:

– А чем тебе Клуб не угодил? Хочешь звездопад запретить?

Саша закашлялся, а тот юмористически заметил:

– Иногда человека надо уговаривать счастье подобрать. Какие тебя

бабки ждут... Я давно заметил: ты терзаешь себя, измучился весь... Давай в проблеме разберемся? Обсудим ее как два умных человека на семинаре?

Саша листик подобрал, равнодушно его оглядел.

– Понимаю, с островами в океане хлопотно... – дьявол сел

поудобнее, ногу на ногу закинул. – Но ведь есть и моральный аспект. Если ты не будешь продавать эликсир, то кто-нибудь другой начнет, подхватит – вон, уже очередь выстроилась! И наверняка наверху пирамиды окажется человек хуже тебя, не понимающий всей полноты ситуации. У него не будет тех моральных ценностей, которыми обладаешь ты, сам подумай, сколько вреда он принесет. Вот ты не хочешь взять власть, еще раздумываешь, а он – стремится. Посмотри на бизнесменов, на Правительство – разве тебя не тошнит от этих рож? Так не лучше ли тебе встать во главе дела? Если ты возьмешься за него с умом и чувством долга, то справишься не в пример лучше. Ты будешь влия-я-я-ять, направля-я-я-ять в нужную сторону... Что-то ограничишь, примешь справедливые законы, ведь правда?

Саша подумал, что он, действительно, мог бы влиять и пользу приносить. Будет советоваться с Правительством и не пропустит плохие законы, например, ограничит потребление эликсира. Запретит продавать его подросткам и беременным женщинам. Утром и днем тоже не позволит продавать, чтобы не покупали дети. Он будет следить за тем, чтобы цены не взлетели вверх и воротилы не получали сверхдоходов.

– Конечно, – подхватил дьявол, – ты же развитый западный

человек! Вспомни об эмигрантах, как, например, Кэти, – у нее ни дома, ни нормальной зарплаты – эмигрантам равные права! Наконец они не будут нахлебниками у государства! Ты справедливо распределишь социальный продукт.

"Верно... иначе бедным достанется меньше..." – подумал Саша, а дьявол обрадовался:

– Ты свои колоссальные деньги можешь тратить на благотворительность! На церковь! На социальные программы! Например, рождаемость повысить.

– Откуда рождаемость возьмется, если всех эмбрионов съедят? – сердито спросил Саша.

– Ты своей властью процесс нормализуешь, о чем и речь! Сейчас анархия, для всех эликсир – голая нажива, а у тебя все равно будет денег немеряно, на что они тебе? Власть тебе нужна – огромная, страшная, чтобы дело в своих руках зажать, принимать в политике коренные, судьбоносные решения! От тебя будет зависеть нация!

Саша вспомнил выборы, склоки и подсидки и подумал, а что такое власть? Стравливание тех, кто сидит с тобой рядом... Как Сюзи сейчас натравливает Коха на других сотрудников. А еще? Вот возьмет он власть и начнет платить... за тех, кто так легкомысленно придумал эликсир. Неморальное дело он должен будет выровнять твердой моральной рукой. "Они пожрут друг друга, а я надо всем, как упырь", – подумал он.

– Чушь какая! – рассердился дьявол. – Все равно кто-то будет наверху! Но лучше, чтобы был самый моральный, самый достойный, разве я не прав?

Саша рассмеялся:

– Зовешь меня на место главного бандита? Буду карать и миловать, буду грабить, но деньги распределять социально справедливо? Как добрый бандит... Режу людей и распределяю, режу и распределяю... Гуманно.

Дьявол одел на нос очки, поправил их для удобства, внимательно посмотрел ему в лицо и выразительно скривился в том смысле, что, ну-ну, договорился...

– Если я – главный бандит, – размышляя, сказал Саша, – то позволят ли мои бандиты распределять денежки гуманно?

– Тебя цветами усыпят! – быстро ответил Седой теми словами, что Саша сам сказал Кэти.

– Обязательно усыпят, но не потерпят, чтобы я пошел против их интересов. Раз откажешься, два, а в третий – пойдешь на убой. Если я сейчас не могу уничтожить эликсир, то с огромной властью стану полной марионеткой. Хуже я сделать могу, а лучше – вряд ли... – он внезапно остановился. – Я только сказал, что ты манипулируешь, а ты уже и меня сбил...

– Думаешь еще где-то заработать? – деловито спросил дьявол, совершенно пропустив замечание мимо ушей.

– Ты ведь знаешь, что нет!

Собеседник вытащил сигарету, Саше протянул пачку. Он, сдерживая раздражение, взял. Дьявол сделал затяжку, и тот увидел, что конец его сигареты хотя и горит огоньком, но не обуглился!

– Я другое ищу, – сказал он, заставляя себя не смотреть на эту фальшивую сигарету.

– А ты знаешь, как выглядит то, что ты ищешь? На что оно похоже?

Саша отвел глаза.

– Приятно вечерком покалякать с интересным человеком. Я интересуюсь... – дьявол задрал голову вверх и почесал подбородок, проверяя, не зарос ли он щетиной, – если ты не сумасшедший, а власти и бессмертия не хочешь, значит, по логике вещей, все вокруг сумасшедшие, верно? Ты, пока сюда ехал, себя к ним определил, а я думаю, что ты в это не веришь? – он задумчиво стряхнул щелчком несуществующий пепел и, провожая взглядом летящие искры из костра, сказал, явно отвечая на Сашины давешние мысли, словно подыскивая ему оправдание:

– Если человек знает последствия только одного поступка из тысячи, выходит, что он не несет ответственность за другие... И Александра не несет. И – ты.

– Может, я не знаю последствия, но нам дана возможность узнать... через молитву. – Саша впервые в жизни заговорил о таких вещах. – Каждый чувствует, что ему делать, а что не надо бы.

– Класс! Ты хочешь нести ответственность за поступки, последствия которых не знаешь? "Незнание закона не освобождает от ответственности"?

– В этом и есть свободная воля. Потому что я мог бы узнать, если бы захотел.

– Как в сказке! – оторопело засмеялся дьявол. – Лежит камень, а на нем написано: пойдешь налево – лошадь потеряешь, направо – жизнь потеряешь, пойдешь прямо – все потеряешь. – Он закрыл глаза и стал шарить вокруг руками, показывая, как надо искать истину, притом время от времени залезал руками в огонь.

– Я бы лучше у камня остался, никуда не пошел.

– Развалишься мух давить, а кто будет дело делать?!

– Да на этом перекрестке можно принцип "да-нет, да-нет?" разрушить. Если только один из тысячи путей можно угадать, я бы у камня молился, и по молитве выбор мне пришел...

– ...И стал бы русским человеком! – вздорно докончил дьявол.

– Я бы отошел от принципа человеческой логики, замкнутого круга, тобой, кстати, придуманного человеку на горе: ломить свою волю, своевольно дороги на перекрестке перебирать. Ты, как шулер, дороги во все стороны бросаешь, человек по ним бегает, ищет, а все равно в дураках. Я бы вырвался – перешел в совсем другой мир... Эликсиром бы никого не убил.

– Поздно! – Дьявол так резко сбил пепел, что сигарета сломалась. – Я твои дни сосчитал! Ты – крещеный, а потому тебе дано было многое познать, но ты нравственную силу не развил и не следовал ей, значит, виноват. Как и твоя мать.

Саша содрогнулся:

– Так вот ты зачем пришел... А я думаю, все спасутся и прощены будут, шумеры и египтяне, все язычники, но вопрос, какой ценой? И крещеные будут прощены, но какой ценой?

Дьявол, куражась, залился слезами, светлый взор поднял в небеса:

– В себя поверить, в самое лучшее напоследок захотелось? А что сделает человек, как ты, если в себя поверит, а, Саша?

– Мои мысли подслушал, сам знаешь!

– Я могу все, но тебе дана свобода выбирать, – дьявол скорбно размазал слезы кулаком. – Ведь я не знаю, что ты в конце сделаешь.

– К чему ты меня подталкиваешь? Хочешь от меня избавиться?

– Какой экстремизм! – тот замахал руками. – Интерес, одна любознательность!

– Что ж... Как жить? Какие силы человек может в себе найти, чтобы устоять? – спросил Саша вслух, но сам себя.

– Да, какие?

Саша молчал. Дьявол заметил:

– Ты в машине подумал, что в России тоже центра не нашли.

– Без Бога нет центра...

– Не об этом я тебя спросил! – воскликнул дьявол, кинув сигарету сплеча. Она, как снаряд, пролетела до залива и рухнула в воду, подняв каскад воды. От нее с оглашенным криком прыснули в стороны чайки.

– Правильно я сказал. Так же нет красоты без человека. Я останавливаю пейзаж глазами, и он прекрасен. А без моих глаз, как без центра, это просто нагромождение веток, туч, полных воды.

– Конечно, – обрадовался дьявол перемене темы, – это хаотическая смесь, и только человек видит в ней красоту!

– И у людей так же... Как ты сам, своими глазами определишь, кто прав, а кто тут сумасшедший? Если нет Бога, то нет разницы между тем и этим, согласен? Понять смысл может только Тот, кто знает, зачем здесь собрались нормальные и сумасшедшие, знает их предназначение – а без Бога все распадется, потому что нельзя различить добро и зло.

– Ты в Него не веришь! Ты к церкви не пришел!

– Я ее строю.

Дьявол засмеялся:

– Ты что же – ранний христианин, сам не знаешь, где стоишь?

– Может, так... – согласился он. – У них было все пластично, как в детстве... Каноны церкви еще не выработаны, правила не установлены, обряда нет. Человек проходит весь путь сам, своим умом, своим духом. Некому подсказать, негде прочитать пояснения, еще нет святых и старцев. Единственное, что есть у человека – это духовный опыт и прозрение. Вот и я сам, своим духом строю церковь в моей душе.

– Кто ты, Саша? – спросил дьявол словами священника.

Их взгляды переплелись, как бывает, когда вместе провалились будто в глубокий мрак. Саша понял, что собеседник знает то, что не понимаемо им самим, скрыто в неприкосновенной темноте, ибо открытая последняя глубина в сердце человека есть тот провал, за которым только судьба.

– Какие силы можно найти, чтобы от власти отказаться? – переспросил он, собираясь с духом. – Меня удерживает вера в Бога. Это – свобода, которая дана, как испытание.

Едва отзвучали его слова, как сидящая фигура начала бледнеть, терять очертания.

– Это твоя окончательная болезнь, как члена общества! – раздались слова.

– Это мое выздоровление как личности! – крикнул он вслед.

– Конец твой близок, – донеслось невнятно.

– Жизнь дана... – прошептал он.

Ни о чем не думая, весь заполненный новым чувством, Саша смотрел в темноту. Он передернул плечами и заметил, что совершенно мокрый: тело, лицо и даже голова. Надо было встать, пойти к фонарям, к заливу, но он почувствовал, что ноги не держат. "В чем моя судьба, что я могу сделать моей верой? – прошептал он. – Священник сказал: "Вас удержали". Что ждет меня?" Боль неизведанных чувств охватила его душу: страх неминуемой расплаты, гибели, понимание предрешенности и неверие в нее, настигший его хаос будущего и собственных новых мыслей, надежда на спасение и сознание иной реальности, впервые открывшейся ему. Сердце его колотилось, он подкинул в костер дров, сидел, смотря на огонь, сам не зная, как долго. На память пришли слова: "Мои руки, грудь, голова наполнились полнотой, светом, богатством". "Дьявол сам привел меня к Богу, – понял он и удивился такому повороту судьбы. – Он надо мной смеялся, но дал мне цель, и с ней изменилась моя природа. Его зло превратилось в божественное в моей душе – вот оно чудо. Я спасся. Поверил и спасся".

Слабые, перебегающие языки пламени оттеняли угольную черноту угасшего пожара. Он ничего не замечал, но его лицо и тело без следов старения стали меняться. Огонь вспыхнул последней страстью, разгоряченный взлетел по веткам и осветил все вокруг – в красной вспышке стало видно, что он весь покрылся сетью разбежавшихся морщин. Пересекая друг друга, они удлиннились и словно ожили, продернув его тело оврагами трещин, как древнюю, наконец преображенную землю.