Текст книги ""Золотое руно""

Автор книги: Марина Бонч-Осмоловская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Глава 25

– Как темно – сказала она.

– Затмение. Говорят, может быть долго.

На пересечении "Проспекта Могущества" с 214-ой авеню "Преимуществ Цивилизации" они застряли на светофоре. Мало того, что сама она была в полдюжины полос и с несколькими ответвлениями, сюда еще тонкой кишкой выходила улочка "Равных Прав Человека", так что в этом месте всегда были какие-то неурядицы: тяжелые пробки, скопления желающих прорваться на зеленый, словом, самое бестолковое место в Городе. Именно здесь чаще всего били друг другу фасады машин.

"Вывели сюда "Равные Права", – подумал Саша, когда их машина в давке едва не налетела на прекрасный "Порш", – глупость придумали и сами получают по физиономии".

Сюзи барабанила пальцами по рулю: светофор не пропустил их в четвертый раз.

– Из деканата пришел меморандум, как учить студентов, – сказала она. – Я думаю, ты будешь недоволен.

– Не ставь на мне крест.

Она пропустила его иронию мимо ушей.

– Твой курс по математическим методам аннулировали за громоздкостью для восприятия.

– Без этого нет социологии!

– Вполне достаточно приблизительных оценок. Кроме того, социологию и биологию вычеркнули из графы "Наука" – это слово пугает студентов.

– Что они еще придумали? – выдавил он.

– Новую идею обучения: "Пусть учеба станет кайфом!" В три раза уменьшили количество предметов, теперь для изучения – один предмет в семестр. В два раза увеличили каникулы. Теперь нельзя звать студента к доске – он может не знать ответ, и это поставит его в невыгодное положение перед классом. Студенты будут сами выбирать себе преподавателей и раз в месяц ставить им оценки по шкале: "кайф – не кайф". Но тебе хорошей оценки не получить, потому что в тебе нет кайфа...

Саша не услышал ее последней фразы. Он думал о том, что останется от его университетской полставки. Акции, конечно, принесут деньги, но бросить науку он не хотел. Еще бюро...

– А кто заказал наш обзор об эликсире?

– Клуб, – ответила Сюзи, и на Сашу навалился весь вчерашний день с его нерешенными проблемами.

Она перешла в правый ряд и почему-то поехала медленно, стараясь держаться далеко от других машин.

– Говорят, "Веч.Бес" не сможет обеспечить всех биомассой, – сказала она, – тебе эликсир достанет Грег. У меня все на мази.

Саша заметил, что в отличие от Грега и Кэти, Сюзи сама заговорила на эту тему, поэтому, он без обиняков спросил:

– Как тебе нравится поедание эмбрионов?

– Ты опять недоволен? Собрались компетентные люди: судьи, члены Правительства, врачи и приняли закон о человеческом материале.

– А что говорит твой внутренний закон?

– То же, что и внешний: что не запрещено, то можно. Человек должен руководствоваться законами, а не понятиями.

Сюзи уверенно вела машину, уперевшись в руль вытянутыми руками. Пальцы у нее белые, руки нежные, так же, как ее благодатное, ухоженное тело. Саша расстроенно почувствовал, что он всегда получает от нее верхний слой правды, но, как мужчина, не может прорваться к ее женской сущности, хотя, казалось бы, вот она, – трепетная и притягательная – лежит на поверхности. "Ты съешь своих детей, Сюзи, – подумал он, – и станешь прекрасна, как бессмертные боги..." – он вспомнил, как женщины на экранах телевизоров откручивали и приставляли к себе самые красивые губы и глаза.

– А если у тебя по ошибке родится ребенок? – Саша, не отрываясь, рассматривал ее пухлые губы. – Он увидит, что все вокруг пожирают своих детей и однажды спросит тебя не про аиста и капусту, а как получилось, что ты, мама, не съела меня? – что ты ему ответишь?

– Я не буду сдавать эмбрионов, – поморщилась Сюзи. – Думаю, это аморально.

Он удивился:

– А есть – не аморально?

– Женщины часто непоследовательны. Они говорят, что хотят быть юными и даже готовы пожертвовать своими детьми, а на самом деле, они хотят денег.

– Ты не будешь сдавать, потому что у тебя есть деньги? – догадался Саша.

– Да. Я не пошла бы работать поломойкой, но кто-то должен выполнять эту работу. Я не могу прожить без уборщицы, но это не значит, что я считаю ее себе ровней. Бедность делает женщину порочной, вот взять твою Кэти – ведь она тоже этим займется – из твоих "подарков"?

Саша взбесился, он не подумал, что она, может быть, его ревнует:

– Жизнь человека – живая ткань, а у тебя торчат железки конструкций и строятся, как леса! Они возведены в твоей голове на много лет вперед! Почему ты подавила эмоциональную часть души?

– Саша, – ответила она с полным самообладанием, – у тебя нет ни одного логического возражения, почему нельзя есть эмбрионов.

– Детей! – крикнул он.

– Недоделанный материал. Ради бессмертия, которого хочет каждый.

Саша замолчал. Он подумал, что ее позиция до основания прагматическая, но в ней нет цинизма, грязи нет. А Кэти сначала скромничала, а потом обвалилась в пошлость, цинизм. И всегда в Кэти и в русских грань эта очень тонкая... Может, поэтому в великодержавном языке слова "пошлость" не существует, а в русском так часто используется?..

Сюзи еще больше сбросила скорость, они ехали около тридцати километров в час. Он спросил, почему так медленно? Она ответила в том смысле, что теперь, когда она будет вечно молодой, глупо разбиться в автокатастрофе – ведь от аварии или кирпича с крыши омоложение не предохраняет. Зато теперь не надо торопиться с рождением детей, размышляла она, их можно завести, когда это удобно ей. Она не боится старости и построит свою жизнь так, как хочет она, а не так, как заставляло ее убегающее время.

– Бог дал человеку науку, чтобы он совершенствовал мир и уподобился в этом Господу Богу самому, – заключила она.

– Ну да... – пробормотал Саша, – поел Бог Адама и Еву, и весь мир, что он создал за семь дней, и свет, и тьму, и через то стал бессмертным...

– Ты не имеешь права осуждать меня, – сказал Сюзи. – Может быть, сейчас ты не хочешь есть эмбрионов, но потом ты будешь делать, как я.

Он хотел возразить, но промолчал и отвернулся. За окном мелькала обыкновенная улица Великого Города с простецкого вида двух-трехэтажными зданиями, как будто она была уставлена картонными коробками. Единственным украшением домов служила реклама в первых этажах. Людей на улице не было, вместо них – поток машин. Саша следил за бегущим вдоль борта тротуаром, надеясь увидеть человека. Его взгляд нырял в темноту переулков, вылетал оттуда и падал на освещенные фонарями подъезды к офисам. Он увидел эту пустоту, отсутствие даже обыкновенного пешехода, бредущего по своим делам, – жизненное пространство, лишенное человека, – и внезапно почувствовал масштаб того, что начал Клуб. Не лекарство для лечения больного органа, а философия спасения, тотальная идеология биологического совершенства. В обход Бога...

Они опять стояли в пробке. Рядом, к дверям нарядного отеля подкатил сверкающий лимузин. Вокруг него забегали носильщики, швейцар, топчась на ступеньках, заломил в ожидании руки, в дверях мелькали подносимые букеты. Царственно оглядывая окружающих, из машины полезла мордатая личность. Саша посмотрел на другую сторону улицы. Его глаза пробежали по рекламе авиабилетов: "Мы обеспечим вам полный улет!" и на последних словах попали в грязный переулок. Под таким обещанием, на заплеванной земле тоже царствовали люди: нищие искали корку хлеба, ковыряясь в утробе зловонных бачков... В обход Бога...

– Я верю, что Бог дал нам свободу выбрать лучший путь, – серьезно и просто сказала Сюзи. – А твои рассуждения оскорбительны. Ведь ты такой же, как все.

– Извини, – Саша почувствовал, что ему нечего возразить. Его настигло тяжелое чувство... Он понял грандиозность затеянного Клубом и ужаснулся этому, но тут же ощутил, что не имеет права ни советовать, ни осуждать, ни удерживать своих друзей, потому что в последней глубине своего сердца он сам испытал острое желание продлить собственную жизнь...

Сюзи приняла его молчание за согласие и примирительно сказала:

– Восьмое повышение цен за год. – Она показала рукой на бензоколонку. – Двенадцать долларов за литр!

– Проклятый бензин у меня съедает треть зарплаты! – поддержал Саша.

– О чем думает правительство – в обществе страшное напряжение. А нефтяные "благодетели" наглеют с каждым годом!

– Думаешь, надо было разрабатывать в Четвертом Поясе?

– Нет. Перед тем, как мы закрыли эти непродуктивные страны, им пытались привить зачатки цивилизованности. А результат? Они так и остались недоумками с авторитарными режимами.

– Вроде, мы больше оттуда вывозили, чем оставляли, – сказал Саша строптиво, хотя еще вчера думал, как Сюзи.

– Нельзя заниматься миссионерством без оплаты. Ничего, остались страны Третьего Пояса: их ресурсов нам пока хватает...

До сегодняшнего дня он не ссорился с ней, его удерживало то, что заставляло искать с этой женщиной близости: притяжение и тяжелая внутренняя зависимость. Но сейчас поднялось нестерпимое раздражение, подавленное, когда он думал об их прошлой связи. Он взглянул на Сюзи почти с ненавистью и ощутил, что со всем этим нужно, наконец, что-то сделать. Можно было остановиться – для этого как раз наступило подходящее время, – а вместо этого он взял и вдохновенно ляпнул:

– Их запасы невелики, поэтому надо уменьшить наши запросы!

Сюзи повернула к зданию, где размещалось бюро, въехала на восьмой этаж автостоянки и сказала:

– Ты – мой друг, и я не донесу на тебя.

Саша вздрогнул, зная, что в Великой Державе все доносят в Отдел Благонадежных Мыслей. "Ни одно доброе дело не остается безнаказанным..." – смущенно подумал он и повернул к лифту на другой стороне здания.

В учреждении было пустынно. Он пошел сбоку по ковру, где ворс был длиннее и шаги звучали приглушенно. Сотрудники сами открывали в коридор двери кабинетов, чтобы все видели, как они интенсивно работают. Опаздавший Саша напрасно смотрел туда несколько предупредительно: большинство разъехалось, остальные собирали данные по телефону. Добравшись до кабинета, он закрыл дверь, но щелку оставил. Первым делом позвонил Грегу.

– Я на совещании, потом перезвоню, – шепнул тот и отключился.

Саша позвонил Марку в редакцию, но его не было на месте.

В ланч он пообедал в "Треугольном сне", а к вечеру вспомнил о Сюзи: с начальством надо мириться. Мысли о ней побежали в его голове скачками. В ней были противоречия, которые он не мог охватить; он опять почувствовал мучительную свободу этой красивой и пугающей женщины. Подумал, как легко у нее это получалось, и у него ревниво и горячо забилось сердце. Он шел коридором до ее кабинета, зная, что когда он увидит ее, все спадет, – его ненормальное волнение возникало только в его мыслях, поднимая боль и острое желание понять и подавить в себе этого человека.

На повороте ему под ноги метнулась стая пришлых котов, бежавших от лифта в неизвестном направлении. Коты к чему-то принюхивались, видимо, и тут учуяли запах! Саша наступил на чью-то лапу, раздался вой, яростное шипение, и коты стремглав разбежались, кто куда. Один их них крутанулся на месте и побежал к лекционному залу. Саша за ним. Кот вбежал в зал, метнув рыжим хвостом, тот наклонился, чтобы вцепиться в него, и застыл с протянутыми руками, – перед ним возникла Сюзи и ее заместитель, проходившие мимо. У них глаза полезли на лоб: вид у Саши был совершенно глупый. Сюзи оглядела его сутулую, долговязую фигуру с длинными руками, костюм, сидевший очень неплохо благодаря широким плечам. Красивый галстук. Одежда хорошего качества, но все-таки непременно была в его облике какая-нибудь деталь, сводившая на "нет" достоинства одежды, как будто эта одежда, старалась, в общем, напрасно. Сегодня это были пыльные башмаки, к тому же сбитые на каблуках. Раньше Сюзи замечала высунувшийся наружу карман элегантных брюк. Или рубашка была застегнута не на ту пуговицу. Временами рубашка выглядела глаженной, но предварительно не выстиранной, так что подмышками явно проступали следы замученного жарой тела. Секрет был прост: Саша не любил воду. Видя его после душа, возникало острое желание поставить его в душ и помыть. Эти детали, наравне с пушистыми от природы, но плохо уложенными волосами, придавали ему постоянно неприбранный вид. Казалось, хоть самая мельчайшая черточка, но что-нибудь непременно выдаст его характер.

Сюзи, разумеется, знала это и раньше. Но сегодня она посмотрела на него новыми глазами – ведь он не приучился к порядку, а у него было время! Раздраженная, она шагнула в сторону: она не любила прикосновений, не дотрагивалась до чужих людей, держа внутреннюю дистанцию, никому не давала перейти эту точно ощущаемую ею границу – если кто-то машинально приближался, она непроизвольно делала шаг назад. Разговаривая с человеком, она держала руки переплетенными на талии, как будто прятала за ними что-то от других.

Ее заместитель, Кох, сразу отметил Сюзин реверс и отошел от Саши на такое же расстояние. Не понимал известному всему бюро знака только Саша. Пробормотав: "Голова болит..." – он незваным ввалился в Сюзин начальственный кабинет, там самовольно открыл шкафчик, достал таблетку от головной боли. Вошедшая Сюзи дала ему воды и пригласила всех сесть.

– А вот и поговорим! – объявила она.

Кох, любезно улыбаясь, сообразил, куда дует ветер. Вообще, разнообразная в деталях, благосклонная улыбка была его сильной стороной. Про этого Коха Саша знал, что и все: в Европе он был органистом, по его рассказам выходило, что выбирали его как лучшего из лучших. Может это и так: Кох отлично знал музыку, был солиден в золотых очках, поражал окружающих особым, европейским лоском. Как он превратился в социолога, Саша не знал, но, казалось, место администратора ему было уготовано с колыбели.

Кох, сидевший напротив Саши, трогал золотую запонку, не мешая начальству собраться с мыслями. Саша тоже подергал пуговицы на манжете и вдруг обнаружил, что одной из них нет, а оттуда свисает длинная белая нитка! Он запустил руки под стол, мелко дергая ее, стараясь оторвать. И тут Сюзи начала.

Она, Сюзи, выполняет работу за четверых – приходит на рассвете и уходит последней. Почему бы Саше не следовать ее примеру? – ее заботят режимные моменты и его исполнительность. Но даже это Сюзи могла бы не замечать. Она признает, что у него появляются интересные идеи, хотя представления, из которых он исходит... пришло время посмотреть на них повнимательней!

Бюро получает серьезный заказ, и сотрудникам надо нарастить на концепцию имеющиеся данные – подкрепить идею или опровергнуть. Затем оформить результат. Количество результатов есть показатель интеллектуальной активности сотрудника. Сюзи удивляет, почему Саша, умеющий с увлечением отдаться работе, способен забросить хорошую тему на середине и начать новую! Которую он оставит так же, как предыдущую – едва что-то там поймет! Это феноменальная лень? У него нет силы воли? Нет, он работает над темой, но обрабатывает не ее саму, а выстраивает на ней какую-то глобальную картину: ищет связи, объединяет со смежным в единую структуру, раздвигает границы этой темы. Он копается в этом незапланированном объеме втрое дольше, чем любой сотрудник, и заваливает работу. Кому нужна эта гигантомания, эти сомнительные космические обобщения? Никто не ждет от нас этого, мы здесь не для того работаем! Вдобавок, он выдает две-три статьи в год, объявляя, что остальное – бессодержательная труха, следовательно, он унижает работу остальных сотрудников, труд которых сделал репутацию бюро столь высокой. Сюзи знает, что ему необходимо признание, но даже такой мощный положительный фактор не может дисциплинировать его!

Из бюро время от времени увольняли служащих, но всегда с любезной улыбкой. Зазвонил телефон, и Саша, обалдевший от разноса в присутствии постороннего, не придумал ничего лучше, как потянуться к чужому телефону – на проводе был Грег.

– Саша, извини, что звоню сюда, тебя в кабинете не поймать. Понимаешь, ничего сегодня не успел, невезуха, только твою машину разбил, еще их подвел, какая досада!

Он сопел, кашлял, как на дистанции. Саша молчал, тогда Грег начал все сначала, детально объясняя, как он бегал по делам, говорил, торопился и вот – какая досада!

Саша вдруг понял, что ему совершенно наплевать.

– Пес с ней, – сказал он, – привези и оставь во дворе.

Грег назвал его лучшим другом. Саша подышал в телефонную трубку и рассмеялся, а Сюзи с Кохом замолчали. Он с серьезным видом дошел до двери, взялся за ручку и сказал:

– Не расстраивайся, Грег – честный человек, починит он машину, – и вышел.

Сюзи саркастически скривилась, едва не назвав его идиотом, что Кох очень хорошо понял.

Она не сказала своему заместителю, что Сашина внутренняя разметанность вызывала в ней презрение, но, одновременно, она различала в нем силу. Такой характер был для нее неразрешимой загадкой, потому что его свобода – в отличие от ее собственной – казалась ей неуправляемой. Эта, такая чужая свобода, временами пугала Сюзи, и все, что она хотела – это преодолеть Сашино глубокое сопротивление; если бы ей удалось это сделать так же быстро, как с остальными сотрудниками, очень возможно, что она не вспомнила бы о неприятном своеобразии его работы.

– Будем за ним присматривать, – сказал Кох. Его белоснежные волосы красиво оттеняли благородное лицо музыканта.

Глава 26

По мере того, как Саша удалялся от кабинета, его мнение о Греге менялось, и когда он толкнул свою дверь, вылилось в готовую идею: надо кончать общие дела! Нехорошо стало на душе, противно стало. Грег с субботы ни словом не обмолвился об акциях, не рассказал толком, что в Городе случилось. «Я с ним только успеваю огорчаться...» – он подумал, что Грег, его лучший друг, предложил акции на эликсир скинуть. Саша расстроенно уставился в свои бумаги. «Покровительствует тебе-е-е, – пропел кто-то развязным, проникновенным голоском, – использует, а сам денежки наварит!» – и пропал. «Черт знает что! – смятенно воскликнул он, – некогда, решу потом!»

Расстроенно глядя на свою статью и не видя ее, он подумал, что нужно хлорофосу купить, котов же лишних хлорофосом морят! Полез в карман, пересчитал монеты. "Купить две коробки, разбегались тут!" – негодовал он. Эти хозяйственные расчеты сбили осадок от противных мыслей о Греге. Надо предпринять что-то простое, самое естественное, и тогда дикости решатся сами собой. Он снова уткнулся в работу, но тут распахнулась приоткрытая дверь, и в кабинет заглянуло сразу несколько практиканток. В бюро они были важной составляющей, поскольку университет не только приплачивал бюро за их обучение секретам социологического мастерства, но практиканты вообще были немеряной бесплатной рабочей силой – во многом засчет них бюро и разбогатело. Сюзи знала, что Саша хорошо себя чувствует среди женщин, и посылала ему практиканток на учебу. Но это было приятно Саше только отчасти, потому что он терпеть не мог возиться с новичками и рассчитывал, что они сами внесут программу в компьютер, обработают материал, а он займется своими моделями. Под это дело он придумал несколько мини-тестов, которые вставлял в какой-нибудь пустячный разговор. Например, он заметил, что если человек может в двух словах выразить смысл Сикстинской мадонны, то, скорее всего, он потратит вдвое меньше времени на обработку материала, задаст вдвое меньше вопросов и ему, Саше, с ним будет вдвое меньше хлопот.

Сейчас он посмотрел на практиканток, которые толклись в дверях, не зная, в ту ли дверь попали, и внезапно решил, что если их всех Сюзи послала к нему, он уйдет из бюро. Из Сюзиного бюро... Объяснение этому он не успел придумать, а решение принял.

Но девушек, видимо, кто-то позвал, они вышли в коридор. Саша остался.

Поработав десять минут, он открыл в компьютере файл с десятком крупнейших державных газет. Все номера переполнены статьями о бессмертии. Медицинской анализ... что такое стволовые клетки? положительные и супер-положительные результаты... Обзоры, дискуссии, анализ. Ему бросилась в глаза статья о волшебном перерождении тех, кто давно потребляет эликсир. Оказывается, они становятся не только моложе, но красивее и сексуальнее – это лучшие люди общества. А в толстых, безобразных идиотов превратились те, кому нет места в Державе – выродки, одним словом. Теперь-то по ним стало видно, кто есть кто! Саша не заметил, как просидел за газетами до самого вечера. Он хотел узнать, будут ли ученые и журналисты сами есть эмбрионов, но нигде прямого ответа не нашел. Как будто никто не решался поднять эту тему... не осмелился. Это было странно, потому что на этические темы статей пруд пруди, так в чем же дело? Ему пришло в голову, что, наверное, они потому молчат, что для себя положительно решили этот вопрос, и оттого в статьях не на этику, а на биологию ссылаются...

Саша посмотрел "The New Times", газету Марка. Все первые пять страниц об эликсире, а в подвале маленькая заметка: принят закон о разрешении абортов до восьми месяцев. И тут позвонил Марк.

– Я твою газету читаю, – быстро сказал Саша вместо приветствия. – Аборты до восьми месяцев? Дети после шести в инкубаторах выживают.

– Без комментариев, – ответил Марк. – Конгресс спустил закон без объяснений и комментариев.

– Клуб лоббировал?

– Э-э... тут начинаются не нашего ума материи... Имена, люди – снимай шляпу. А у меня новость, я ведь из Зюй-Вена душу вытряс.

– Хочешь, приду? – решительно предложил Саша, но у Марка было десять минут.

– Правду скрыл? – вырвалось у Марка. – Ты просил копнуть фирму "Грей", но не сказал, что у тебя огромный пакет ее акций.

Саша растерялся и молчал.

– Я тоже не все тебе сказал, – неожиданно признался Марк. – Мои журналисты в университете бывали по разным делам и заметили, что коллектив лаборатории за год помолодел на десять лет. Стали разнюхивать, но много узнать не могли.

Марк рассказал, что по Городу поползли слухи о бессмертии, и тогда шеф его надоумил проникнуть в лабораторию и узнать, в чем там дело, хотя сам был уверен, что слухи распустила желтая газетенка, что у них за углом. Марк сделал просто: нанял детективов и стал следить за головкой лаборатории. Быстро выяснилось, что у Александры был любовник по кличке Седой, человек совершенно левый, к эликсирному бизнесу не приклеенный, доли у него нет. Он занимается церковным бизнесом, церкви продает...

– Помещения, что ли? Спекулянт землей?

– Нет, после желтой прессы и проституции он начал основывать церкви и секты, поставил продажу христианства на конвейерный поток. Он секты организует, как коммерческие предприятия, и продает их желающим. Со всеми епископами и апостолами...

– А "христианская мораль – доллар штука" – не его изобретение?

– Его изобретение и Клуб. Я про Седого слышал, а вычислил его недавно. А ты про него знал?

– Не встречал со школы.

– А ведь он последний видел твою мать, он много лет был ее любовником.

Сашу язык проглотил. Вспомнил сразу все, что знал о Седом. Но больше всего его поразил тот факт, что было что-то такое, что мать никогда не говорила ему о нем, их связи и делах...

– Где же они встречались?

– В гостиницах. Его любимая – "Белый единорог".

– А если к нему нагрянуть?

– Пробовали. У него нет своего дома. Иногда он живет в роскошных отелях, иногда снимает хибару, является в самых неожиданных местах, и всегда под разными именами. Кличка – Седой, а имени нет. Александра и Седой – твой личный фактор, я всегда готов тебе помочь. – И Марк добавил вежливо и очень осторожно: – Но для тебя, как для держателя трети всех акций, дело осложнилось тем, что Клуб взял под свою опеку выпуск эликсира, а Клуб – это Правительство.

Саша знал, что Марк совладелец самой влиятельной державной газеты, богат, вхож в сливки общества, и его информация имеет огромное значение.

– Их беспокоит ситуация в стране, этот ажиотаж вокруг эликсира. Они хотят, чтобы весь контроль был в общественных, профессиональных руках. Поэтому, Правительство купит патент на эликсир и весь пакет акций, – голос Марка взволнованно дрогнул. – В том числе, и твои, Саша.

– А если я не отдам?

Марк замолчал на том конце провода, и тут Саша осознал, что друг говорит с ним не так, как раньше... И дело не в упоминании высоких сфер. Что-то новое появилось в голосе Марка по отношению к нему... Какое-то особенное чувство, уважение, которое звучит, когда говорят с очень богатым или знаменитым человеком... заискивание? Как подчиненный чуть-чуть торопливо говорит с боссом, боясь, что могут не дослушать. Марк думал, что ответить, а Саша ощутил вокруг себя глубокое, ватное пространство почтительной тишины...

На том конце пошелестели трубкой, и Марк заговорил извиняющимся тоном в том смысле, что Правительство готовит распоряжение, по которому акции будут конфискованы. И в дальнейшем все патенты на лекарства будут принадлежать государству, так как медикаменты стали слишком дороги и не по карману бедному классу. Саша насторожился, понял, что, кажется, тот гонит туфту. С какого момента? Но эта мысль появилась и ушла, потому что Марку при его доходах нет никакого смысла обманывать его.

– Подумай и позвони, – сказал Марк, – мы с тобой решим, как выкрутиться из этого переплета. Я бы мог устроить, чтобы ты продал акции мне, а я смогу сохранить часть для тебя. Не благодари, я еще не получил согласия, – и он подождал, пока собеседник первый повесит трубку.

"Посоветоваться с Грегом? – подумал Саша, но что-то удержало его от звонка: странно Грег себя вел, непонятно. – Или с Пихалковым?" – Он вспомнил деловое предложение маминого консультанта, но, настороженно посмотрев на телефон, и ему звонить не стал.

"Марк меня уже к ним записал... – подумал Саша, внезапно ощутив глубокое волнение. – Не кто-нибудь, а Марк!" Ему стало жарко, как раньше, когда он думал о деньгах... да разве он мог не вернуться к ним мыслью?! Его охватил сумасшедший восторг. Но не от самих денег, а потому, что он впервые почувствовал страшную подъемную силу, таинственно заключенную в деньгах. Быть среди сливок! Вровень встать! Нет – над ними подняться! Если такой человек, как Марк, у его колен, что будет с другими?! Акции отдать? – никогда!

У него поплыло в глазах, задрожали руки. Он понял, что не додумал наиважнейшую деталь, которая преследовала его всю жизнь, а теперь должна перемениться. Он сам знал, что с детства был как будто слаб, но не физически, а по-другому... не то он любил, не то умел... Мальчишки соперничали между собой и для этого спали со всеми девчонками, кто соглашался: как раз соперничество и превратило их в маленьких мужчин. А Саша сексом не интересовался, девчонок в записную книжку не вносил – успех свой не множил, не чуял, малохольный, где кроется вся сила. В институте то же повторилось – главную сласть частого обладания он не познал, так, чтобы свою славу другим показать, выше других влезть. Или вот с деньгами: возьмет и ляпнет о своей зарплате. Сто раз ему Грег говорил, что об этом – неприлично, а надо к месту ввернуть, как он, Грег, умеет, дескать, темные очки у него стоят семьсот долларов, а мобильник – полторы тысячи, а новая подруга – менеджер крупнейшей компании. И так Грег скажет, что сам насладится и в ответ получит зависть или одобрение, не важно, все – сок и горячая сладость. А Саша себя не двигает, женщин к себе не привлекает, что же он в жизни хочет? Людьми не командует – так кто он вообще такой? Чувствовал это Саша, но ничего поделать не мог, а знал: для людей не то важно, чем он обладает, а как он выглядит со стороны. Это и было ему безразлично... И кто сочтет его за равного? Кто впустит его в мужскую иерархию на любое место, кроме последнего?

Теперь все переменилось! Он будет тем, чем раньше не был! С этой минуты он выше всех взлетит, одним махом они – богатые, хвастливые, сексуальные, удачливые, женщинам желанные – будут в его власти!

Сашин взгляд упал на незаконченную работу, он засмеялся и закрыл компьютерную страницу. И тут же немедленно понял, что, пока жив, свои новые мысли он не скажет ни одному человеку на свете...

Он запер кабинет и пошел к лифту, дальнему от Сюзиного кабинета, характерной вороватой походкой человека, убегающего с работы, но на середине пути замедлил шаг и неторопливо пошел по коридору, улыбаясь сослуживцам в открытые двери и мурлыкая какую-то песенку.