412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марика Май » Круиз мечты для полубывших (СИ) » Текст книги (страница 6)
Круиз мечты для полубывших (СИ)
  • Текст добавлен: 17 июля 2025, 19:59

Текст книги "Круиз мечты для полубывших (СИ)"


Автор книги: Марика Май



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Глава 11. Разбитая чашка

Данила

Всю поездку в электричке думаю о встрече с сыном. Перематываю от начала до конца. Проживаю моменты заново.

Все же мы очень редко видимся. По видеосвязи говорим, только это все не то. Хочется вживую.

Он вырос за последние полгода. Точнее возмужал.

Красивый статный парень. И умница. Первую сессию сдал без троек. И эту завалить не должен. Пока все к тому идет. Остались еще два экзамена.

Выглядит как взрослый, рассуждает по-взрослому.

Только вот мать-курица все испортила. Кудахтала над ним, как над цыпленком.

Варенья свежего наварила. Ладно, это еще куда ни шло. Но это: «Валечка, я тебе свитер теплый привезла». На кой он ему в июне? До зимы еще полгода!

И это: «Жаль, что с твоей Сашей познакомиться не получилось, так хотелось на нее посмотреть». Женская логика во всей красе: хотела познакомиться – ехала бы к ним на ночевку. Повод железобетонный.

А за «твою» Сашу прямо рот ей заткнуть хотелось. Хорошим кляпом. Что она, жена ему? У него таких Саш десяток будет. Может и не один.

У меня вот за годы учебы не меньше десятка было.

А у такого видного парня, как он, и вовсе отбоя от девчонок не будет.

Перед нужной нам остановкой тормошу Таньку. Она успела задремать. А еще говорит, что сидя спать не может.

Так бы и уехала бог знает куда. Дуреха.

С платформы нужно подниматься по мосту. Высоченный. Четыре пролета. Ступеней пятьдесят, не меньше.

Таньке ничего лучше не приходит в голову, как убрать телескопическую ручку и пытаться карабкаться вверх с чемоданом наперевес.

Ругаю ее последними словами. Выхватываю чемодан из рук. В нем килограммов двенадцать. И ладно бы еще вниз по лестнице сносила. Она такую тяжесть вверх удумала тащить!

Поднимаюсь на один марш. На площадке чемодан оставляю. Спускаюсь за своим.

Стоит, караулит. Хорошо не стала поднимать. Он сам по себе тяжеленный, допотопный.

Велю ей идти вверх. Волоку свой чемодан до второй площадки. Спускаюсь за Танькиным.

Так челночным способом поднимаю весь багаж наверх. По мосту каждый катит своё добро сам.

А перед спуском опять ругаемся. Она мне что-то про равноправие и про то, что каждый тянет свою лямку. Я ей о том, что мне нужно ее живой хотя бы до лайнера довезти. А то перед «Фортуной ФМ» неудобно будет.

Тем же макаром спускаю чемоданы с моста. Мог бы и разом. Но времени вагон, а спина одна. Рисковать ею перед отдыхом не хочется.

Оказываемся наконец на маленькой привокзальной площади.

От станции идем пешком. На такси решаем сэкономить.

Сверяюсь с картой и указываю направление. Танька подхватывает свой розовый чемоданчик и катит по выщербленной тротуарной плитке.

Вот умора! Гордо так шагает. Независимо. Да где бы она была без меня?

Путь занимает совсем не пять минут, как указано в объявлении. Все пятнадцать. С нашим-то багажом на колесиках.

Правда, в остальном все соответствует. Даже превосходит ожидания. Кругом зелень, клумбы. Двор ухоженный.

Поднимаемся на второй этаж кирпичной пятиэтажки. Дверь открывает улыбающаяся сухонькая старушка.

Зоя Михайловна. Я из телефонного разговора запомнил. Но она еще раз представляется.

Багаж сразу относим в комнаты. Они чистые, уютные.

Через несколько минут Зоя Михайловна приглашает нас на кухню, там уже накрыт стол.

На нас двоих. Но она тоже садится на свободное место.

– Присаживайтесь! Кушайте! – подбадривает она, видя нашу нерешительность. – Ужин включён в стоимость.

Мы-то знаем. Договаривались об этом. Но уминать ужин, когда человек рядом не ест, неловко.

– А вы, Зоя Михайловна? – спрашиваю напрямую.

– А я после шести не ем! – огорошивает модным ответом. – Да я уже поужинала, – смеется над нашими вытянувшимися лицами.

Блюда может и нехитрые, но очень вкусно. Простой овощной салат. Гуляш с подливкой, отварная картошка и домашние малосольные огурчики.

Едим с аппетитом. Нагуляли. А Зоя Михайловна рассказывает.

Родом она из соседнего поселка. В этой квартире прожила больше пятидесяти лет. А самой ей семьдесят восемь.

Трудилась на местной почте. Муж был авиамехаником, всю жизнь проработал в аэропорту. Десять лет назад его не стало.

Вырастили троих детей. Дочь живет с мужем в Москве. У нее тоже трое детей, старшие уже своих нарожали. Правнуков, значит.

Старший сын пошел по стопам отца, стал авиамехаником. Но в начале девяностых подался на Север за длинным рублем. Там и осел. Обзавелся семьей, привык.

Младший сын, оказывается, даже моложе меня. Выучился на пилота. Стал летчиком высокого класса, и его переманили в Европу. Живет в Швейцарии. Пока не женат, на Западе семьи создают поздно.

Зоя Михайловна вышла на пенсию в семьдесят. Но сложа руки сидеть не стала. Сдает комнаты на ночь таким, как мы, транзитным пассажирам. Внукам помогает. Хорошие дорогие лекарства может себе позволить.

Говорит хозяйка очень складно. Невольно думаю: «А рассказ тоже «включен в стоимость»? Со всеми она так сидит, или мы ей чем-то приглянулись?»

Замечаю, что про себя называю ее «баба Зоя». Хотя стремлением к панибратству не страдаю. Да и по возрасту она ближе к моей маме, чем к бабушке.

Но такая уж она милая, домашняя.

В завершение ужина поит нас чаем с домашней шарлоткой.

– Ну что ж, подкрепились. Теперь отдохнете, и с новыми силами в путь. Только не пойму, что вы на разных кроватях спать собрались? Поругались что ли? – ждет ответа. – Так в одной постели мириться легче!

Вот так старушка-веселушка!

Я невольно хмыкаю. Танька краснеет. Но, кажется, не от смущения, а от злости. Поджимает губы.

Но баба Зоя будто и не замечает:

– Не волнуйтесь, я с вас за вторую комнату тогда не возьму.

– Спасибо, не надо, – цедит сквозь зубы Танька. – Нас все устраивает.

Помогает хозяйке убрать со стола. Но от помощи в мытье посуды Зоя Михайловна наотрез отказывается:

– У меня мойка строже, чем по СанПиНу! Обдаю всю посуду кипятком. Мало ли с какими болезнями у меня столуются.

Танька уходит умываться первой. Я остаюсь за столом.

Баба Зоя продолжает развлекать меня разговорами. Рассказывает о внуках и правнуках.

Совершенно не замечаю, как переходит на «ты». И со своей большой семьи на нашу маленькую.

– С женой что, совсем плохо? – спрашивает.

– Разводимся.

– Гулял небось?

Голову наклонила набок. Смотрит пытливо.

И чего мне стоит соврать? Незнакомому человеку. Встретились и больше никогда не увидимся. Да и с чего бы мне исповедоваться?

Но знаю, что видит меня насквозь. Потупился, киваю.

Баба Зоя не вздыхает даже. Просто шумно выдыхает.

– Но в отпуск-то вы вместе едете, – продолжает через минуту.

– Так получилось, – усмехаюсь. – Я – сопровождающее лицо. Больше некому было.

Она не выспрашивает подробности.

– Вот и не зевай. Разбитую чашку можно склеить. Если, конечно, осколки не мелкие. Надо только хороший клей подобрать. Знаешь, сколько вот так разбегались, а потом сходились и жили вместе до гроба.

Конечно, у людей всё бывает, но Танька не такая, в одну реку дважды входить не будет.

– Ты в шашки иль шахматы играешь?

Не пойму, к чему вдруг она.

– Я играю, а жена нет.

– Про жену и не спрашиваю. Раз играешь, поймёшь меня. Любовь – это не шашки-шахматы. Любовь – это игра в поддавки. Чем больше отдаешь, тем больше получаешь.

Расстаемся с бабой Зоей уже в двенадцатом часу. Умываюсь, ложусь. А сон нейдет.

Думаю, и правда, как мы дошли до жизни такой?

Кажется, еще совсем недавно любили друг друга. А теперь чужие люди. Живем параллельно.

Но измены тут ни при чем. Мало ли мужей не хранят женам верность? Трое из четырех. И не со всеми ведь разводятся.

Понятно, что есть причины у женщин держаться за мужиков. Детей в одиночку растить нелегко. Да и известно, что «на одного сорокалетнего холостяка…». Одного мужа упустишь, не факт, что сыщешь другого.

Но не только же из меркантильных соображений прощают. Просто по любви. Ведь что такое измена? Зачастую – порыв, минутный соблазн. Необдуманный поступок. Так было у меня с Милой. Да и не только с ней.

Природой так заложено. Чтобы самец поддался искушению, овладел согласной самочкой. И дальше по своим делам. Все для того, чтобы род человеческий продолжался. Это уж люди придумали всяческие контрацептивы. А спорить с природой глупо и опасно.

Так что измены ни при чем.

Просто исчезло что-то из отношений. Потерялось по дороге. Какой-то винтик, который все держал. И вот едет автомобиль по шоссе и на каждом повороте, на каждой кочке, в каждой выбоине теряет по детали. И вовсе рассыпается.

С этой картинкой в голове проваливаюсь в сон. Тяжелый, тоскливый. Знаю, что прав, но легче от того не становится.

И в суперклей я не верю.

Глава 12. Шарик

Татьяна

Встаю по будильнику ровно в три часа ночи. Пока одеваюсь и причесываюсь, слышу, как верещит будильник Дана, и он, на второй уже, наверное, минуте резкой мелодии, все же его выключает. Значит встал. По крайней мере, сел на кровати. Хорошо, очень не хотелось идти его расталкивать.

Проснуться теперь ему тяжело. Я легла не рано, а он и подавно. Сидел, болтал с Зоей Михайловной, будто ему по жизни лясы поточить не с кем – ползавода дружбанов. Я уснула далеко не сразу и до последнего слышала их приглушенные голоса. О чем говорили, не слышно было, да и не прислушивалась, очень надо. Но думается, и по моей персоне прошлись.

Зоя Михайловна – в целом старушка приятная. И чисто у нее, и готовит вкусно, только очень уж любопытная, въедливая. Все ей расскажи, отчитайся, почему спим на разных кроватях. Да потому, что уже несколько месяцев живем в разных комнатах. И собираемся по разным квартирам разъехаться.

Что уж ей поведал мой полубывший, теперь останется секретом. Да и какая разница, что думает обо мне человек, которого я больше никогда не увижу. Неприятно только, что тот, с кем прожили двадцать лет, обсуждает меня с посторонними.

Иду умываться, потом выкатываю из комнаты свой чемодан. Зоя Михайловна бодрая, аккуратно одетая и причесанная, будто и не ложилась, уже стоит в прихожей. Улыбается так же широко, как и при встрече, начинает прощально-напутственную речь. Через пару минут в коридор выкатывает чемодан Дан. Идет ссутулившись, хмурится, но едва видит хозяйку, улыбается во все тридцать два.

Обидно. Старушке, которая приютила за деньги он рад, а мне, которая взяла его в круиз мечты, и кивнуть не удосужился.

Прощаемся и выходим за дверь. На лестничной площадке Дан молча подхватывает мой чемодан и спускает его к двери подъезда. Но на меня такие псевдоджентельменские штучки впечатления не производят. Обида скребется в душе́ мелким мышонком. Думаю, как здо́рово было бы сейчас взять и порвать вторую путевку, документы-то все у меня. Р-р-аз! И он отправляется домой, а я в средиземноморскую кругосветку.

Жаль, что я на самом деле не способна на такие поступки. Наверное, мое «Разводимся!» было первым в жизни резким самостоятельным решением. Может, будь я потверже, он и не вел бы себя так по-скотски?

Такси заказано на три пятнадцать. В три тридцать начинается регистрация на рейс. Ехать не больше двадцати минут, так что успеем без спешки. Однако, такси приезжает на несколько минут позже. За это время я уже успеваю слегка понервничать и окончательно проснуться на прохладном утреннем воздухе.

Водитель, невысокий плюгавенький мужичок, и не думает извиняться. Еле-еле выползает из машины, чтобы открыть багажник. В том же темпе возвращается за руль. Он ужасно раздражает, похож на осеннюю муху – такой же серый и сонный. Хочется прихлопнуть его, чтобы шевелился побыстрее. Где моя мухобойка?

Наконец трогаемся. Я еще пару минут злюсь на нерасторопность водителя, но потом успокаиваюсь, времени вагон. Однако, через несколько минут после выезда на шоссе, машина замедляет ход, а потом и вовсе останавливается. Сначала это не беспокоит, но постепенно осознаем, что встали в глухую пробку. Развернуться, чтобы поехать искать другой путь, если он существует, невозможно.

За двадцать минут мы проезжаем максимум метров триста. Беспокойство перерастает в настоящую панику.

– Ну и надолго это? – дергает Дан водителя.

– Кто знает, – не сразу отзывается тот. – Может метров через пятьдесят уже поедем, а может и час проторчим.

Такое ощущение, что водитель решил доспать в дороге, и время ему не дорого.

– Так посмотри по навигатору, далеко ли пробка, – раздражается мой спутник.

– Сам посмотри, – парирует мужичок.

– Трудно тебе что ли? – Дану неловко признаваться, что телефоны у нас кнопочные, и интернета нет.

Водитель не спеша что-то переключает в своем смартфоне, и на экране загорается красная полоса.

Вглядываясь, Дан присвистывает:

– До съезда на Шереметьево пробка! Еще целых два километра.

Часы показывают четыре десять. Минут пятнадцать назад мы проползли мимо указателя «аэропорт Шереметьево 5,3 км». Прикидываю в уме: если идти очень быстро, успеем к концу регистрации.

Видимо, то же самое приходит в голову Дану. Он смотрит на часы, хмурится, что-то прикидывая.

– Пешком? – смотрит он на меня впервые за все утро. Я поспешно киваю, и он торгуется с водителем:

– Мы выходим. Неплохо бы сделать скидку за то, что не доехали.

Но сонная муха тут же превращается в злобную осу:

– Так я довезу. – гундосит он. На дверцах щелкают блокираторы, подтверждая его готовность бороться за неотработанные деньги. – А если выходите раньше, это ваше право.

Дан досадливо машет рукой и расплачивается. Быстро достаем из багажника чемоданы и пускаемся вприпрыжку по узкой ухабистой обочине.

Уже через десять минут бега чувствую, что задыхаюсь. Я не спортсменка, и кросс с утяжелением по пересеченной местности дается нелегко. Со лба стекают капли пота, майка прилипла к спине. Молю Бога о том, чтобы после съезда к аэропорту нас подобрала попутка. Иначе просто сердце не выдержит.

Добираемся до поворота и причины образовавшейся пробки. Авария. Столкнулись три машины. Повреждения небольшие, но дорогу они перегородили капитально. Автомобили едва протискиваются мимо устроивших затор.

Оглядываемся назад и видим, что следом за нами несколько человек с багажом так же идут по шоссе. Сворачиваем к аэропорту. Голосуем на бегу, не оборачиваясь. Но никто не останавливается. Поворачивающих на Шереметьево немного, и все машины забиты. В голове бьется единственная мысль: «Успеть. Успеть! Во что бы то ни стало!»

Наконец возле нас тормозит допотопный, помятый со всех боков москвич. В машине уже есть один пассажир. Автомобиль скорее всего принадлежит какому-нибудь небольшому частному таксопарку. Водитель выполняет заказ, но, если деньги сами плывут в руки, кто откажется.

– Сколько возьмешь до терминала D? – спрашивает Дан.

Лихой джигит не прочь заработать. Даже в предрассветной мгле видно, что он окидывает нас оценочным взглядом.

– Двести.

– Это грабеж! – возмущается Дан.

Я с силой сжимаю его плечо. Да, это много, за предыдущую поездку мы заплатили сто. Но я просто не выдержу скакать еще километра три пешком. Кивает водителю, соглашается.

Запихиваем один чемодан в багажник, для второго там не находится места. Все занято вещами законного пассажира. Мой чемодан приходится взять с собой в салон. Едва размещаемся. Москвич с ревом трогается, дрожит всеми своими внутренностями. Но тут уж не до комфорта, главное – добраться.

– Ну что? Все предусмотрела? Накаркала пробку? – ворчит Дан. – Сэкономила? Давай сто рублей.

И тут джигит бесстрастным голосом уточняет:

– Двести с каждого.

– Да ты охренел? – взвивается Дан. – Я эти четыреста рублей за целый день работы получаю!

Ну если разделить его оклад на тридцать календарных дней, не так уж и сильно он соврал. Спасибо, что еще премии бывают.

– Нэ хочешь – выходи, – говорит водитель, притормаживая.

Я толкаю Дана локтем в бок. Если нас сейчас высадят, точно опоздаем. Достаю четыреста рублей из своего кошелька, протягиваю водиле. Он прибавляет газу, москвич хрипит и дергается.

Несколько минут, и мы на месте. Стеклянные двери впускают нас в нутро терминала D. Сразу сориентироваться не получается. Я могу даже не пытаться. Но и Дан, бегая от указателя к указателю, теряется.

– Кто его разберет, этот чертов шарик, – ворчит он себе под нос.

То, что «шариком» москвичи называют аэропорт Шереметьево, я знаю. Но видимо из-за стресса в голове возникает образ голубого воздушного шарика и начинает крутиться песня: «Девочка плачет: шарик улетел».

Я уважаю Окуджаву, но эту песню не люблю. Какая-то она пронзительно-грустная, полная безысходной тоски. Пока мы мечемся по терминалу, я осознаю, что больше всего в этой песне сочувствовала девочке. Всегда, даже когда стала уже взрослой. Не было у меня страданий по поводу отсутствия жениха. А вот теперь я женщина, от которой уходит муж, но плакать по этому поводу совершенно не тянет. Даже после неожиданного звонка Милки я не плакала – уйдет, так уйдет.

Внезапно в голову приходит мысль: а мне ведь остались только последние строки этой песни – старость. Неужели так быстро прошла жизнь? Все позади? И только когда мы находим нужную стойку регистрации, и девушка с лучезарной улыбкой забирает наши документы, я выдыхаю. Вот еще! Впереди ждет плавучий пятизвездочный отель, солнце, Средиземное море, море удовольствия. И, чем черт не шутит, может быть, курортный роман.

Кажется, служащая за стойкой странно вглядывается в мое лицо. Будто пару минут назад я выглядела совершенно по-другому. Наверное, я и правда на глазах превращаюсь из загнанной лошади в даму, отбывающую на модный курорт.

Получив посадочные талоны и сдав багаж, уже не торопясь проходим паспортный контроль и досмотр. Идем по длинным коридорам в поисках выхода на посадку. Даже остается немного времени, чтобы заглянуть в дьюти-фри, поглазеть на товар и цены. В самолет попадаем по узкому коридору с «гармошкой». Забавно. Стюардессы бодрые и сияющие, словно и не шесть утра вовсе. Одна из них, кажется, строит глазки Дану. Наверное, это в какой-то степени входит в ее должностные обязанности.

И вот пассажиры рассаживаются, стюардесса исполняет ритуальный танец, размахивая руками, используя кислородную маску и спасательный жилет. Из-за гула двигателей ее слов почти не слышно, и действо на самом деле смахивает на причудливый челлендж. Самолет плавно трогается, выруливает на взлетную, разгоняется. И вместе с едва ощутимым отрывом от земли взлетает моя душа.

Сказка, как долго я тебя ждала! В детстве я рисовала за́мки и принцесс в бальных платьях. В юности грезила о принце на белом коне, точнее на черной иномарке. После я тоже иногда мечтала. О чем? О неучтенном родственнике и богатом наследстве. О выигрыше в лотерею. Давно это было.

И кто бы мог подумать! Сказка нежданно-негаданно вошла в мою жизнь! Прямо с трапа этого самолета я шагну на землю другой страны, сяду на шикарный круизный лайнер, на целую неделю окунусь в роскошную жизнь. Побываю в нескольких странах, увижу жемчужины мировой культуры.

И все это я. И почти бесплатно. И это не сон.

Глава 13. Сапог сапогом

Данила

Спит!

Ну и врушка! Заливала, что сидя не в состоянии спать. Прямо с пеной у рта. Меня выставляла каким-то монстром, который хочет ее замучить, лишить сна.

И вот уже второй раз дрыхнет в кресле. Сколько денег можно было бы сэкономить. Да и нервов. А они, между прочим, не восстанавливаются.

Есть сильное искушение зарядить ей локтем между ребер. Чтобы вскочила, выкатила глаза. Может даже заголосила. Как клуша, которую спихнули с насеста. Но пассажиров жалко. Еще испугает кого. Так что придется будить нежно.

Скоро посадка. Свой завтрак она проспала. Во всех смыслах. Я его съел.

В кустики сбегать уже не успеет. Надеюсь, не описается. Ну, это ее проблемы. Теперь уж поздно. Будет искать МЖ на территории иностранного государства.

Загорается табло «пристегните ремни». Я легонько зажимаю двумя пальцами ее нос. С судорожным вдохом подскакивает в кресле. Распахивает глаза. Несколько секунд приходит в себя. Потом понимает причину своего пробуждения. С гневным лицом поворачивается ко мне. Набирает в легкие воздух. Но я ее опережаю:

– Доброе утро! – улыбаюсь во весь рот. – Наш полет подходит к концу. Просим вас не забывать свои вещи в салоне.

Она растерянно оглядывается вокруг. Пассажиры оживились. Кто пристегивается. Кто, наоборот, раньше времени вскочил и достает ручную кладь.

Раздается объявление о предстоящей посадке, температуре воздуха в Милане. Она, все еще недоумевая, снова смотрит на меня. С чувством глубокого удовлетворения развожу руками: проспала, лапочка, проспала.

Из самолета все ломятся с таким остервенением, будто в хвосте разгорается пожар. В автобусе уперто толпятся у дверей. Из автобуса бегут вприпрыжку. И скоро становится ясно, почему.

Первое помещение аэропорта, в которое мы попадаем, до отказа забито людьми. Как селедки в бочке. Причем это не просто толпа. Это длиннющие, причудливо извивающиеся и при этом странным образом раздающиеся вширь очереди. Паспортный контроль.

Ёшкин кот! В такой очереди сдохнуть можно! Пристраиваемся в хвост одной из таких змеюк.

Сколько ни гоню Таньку, чтобы встала в другую очередину, авось быстрее подойдет, упирается. Боится потеряться. Вцепилась в мой рукав, не отдерешь.

Теряю счет времени. В ожидании оно всегда тянется долго. Хотя объективно очередь продвигается достаточно быстро. Опять же я не бездействую. Разминаю ноги после полета. Оглядываю народ. Пытаюсь угадать, кто наш, кто иностранец. Расставляю пошире локти, чтобы никто не проскочил без очереди. Встречаются такие проныры.

Первой к стеклянной будке подходит Танька. Протягивает паспорт. Кивает головой. Говорит ли что-то, не слышу. Нас отделяет несколько метров, а толпа вокруг громко гудит.

Наступает моя очередь. Тоже подаю в окошко паспорт. Пограничник в будке озаряет меня улыбкой. Даже дежурная, она у него солнечная. Вот что значит южный народ. Что-то негромко говорит. Речь как быстрый ручеек. Даже не улавливаю интонацию. Просто приветствие? Или вопрос? А как на него отвечать?

Осознаю свою беспомощность. Это не просто языковой барьер. Это полнейший «ни бум-бум». Тупо пялюсь на мужика. Пытаюсь состроить полуулыбку. Типа я так отвечаю на его вопрос. Или на приветствие. Но он не отстает. Еще о чем-то журчит. Давно не чувствовал себя так глупо.

Но вот еще раз взглянув на меня и еще что-то сказав, мужик шлепает печать и отдает паспорт. Принимаю его с облегчением. Отхожу и думаю: может он вообще меня обозвал. На своей латыни.

Эх! Говорила мама: учи языки, сынок, учи…

Выходим в зал выдачи багажа. Танька ожидаемо рвет к МЖ. Точнее к WC. Выдавать нам багаж никто не торопится. Люди толпятся возле недвижных черных лент. Пять, десять минут. Ни дуновения ветерка.

Тоже посещаю ватерклозет. Поскольку не только съел двойной завтрак, но и выпил двойной сок. С двойной добавкой. Выхожу все к тому же безмолвию.

Народ начинает нервничать. Где-то на периферии толпы, где стоим и мы, раздается русское «забастовка грузчиков». Это предположение или утверждение? Но толпа моментально возбуждается. Соотечественники напряженно гудят. Иностранные граждане, не понимая сути, заражаются флюидами паники. Одни куда-то бегут. Другие хватаются за телефон. Третьи обступают служащих аэропорта.

Только забастовки нам не хватало! Но в этот момент на табло загораются цифры нашего рейса, и черная лента оживает. Окошко у пола начинает неохотно выплевывать чемоданы. Наши, разумеется, выезжают ближе к концу. Танькин в целости и сохранности. Мой… без одного колеса.

Мальпенса*, думаю, тебе не в первой слышать русский мат. Мне показалось, или Танька ухмыляется?

С эмоциями справляюсь быстро. Чемодан не бог весть как мне дорог. Только вот как тащить такое чудо? Пытаюсь приспособиться. И так, и этак неудобно.

Но похоже не мне одному не повезло. У столов таможенников наблюдаем такую картину.

Чемоданы группы наших сограждан открыты. Один таможенник копается в них. Другой что-то вещает, размахивая батоном сырокопченой колбасы. Смахивает на регулировщика на перекрестке.

– Это что еще за беспредел? – обращаюсь к Таньке, может знает.

– В Италию нельзя ввозить некоторые продукты питания, – поясняет она. – Вот, нарвались.

– А вывозить можно? – настороженно интересуюсь я. Собрался винца прикупить, а про таможню не подумал.

– С ограничениями.

Дальше выспрашивать неудобно, чемодан из рук выворачивается. Но помечаю в голове: разузнать подробнее.

Выходим в зал прилета. В глаза сразу бросается табличка «круиз «Фортуна ФМ». Под ней стоят две девицы. Совершенно разные, но обе симпатичные.

Подходим ближе, здороваемся. Танька отмечается в списке. А я отмечаю все достоинства гидов.

На бейджике одной написано «Оксана». Она русоволосая, белокожая. Слишком даже бледная для работающей в южной стране девушки. Полной не назовешь, но есть за что подержаться. На щеках здоровый румянец. Одним словом, настоящая русская красавица.

Вторая – брюнетка. Впрочем, волосы крашеные. Заметно смуглее. Черты лица утонченные. Худенькая, длинноногая. Ее зовут Кристина.

Такие милые девушки. Симпатичные, обаятельные. Что-то во мне шевелится. Ниже пояса. Замутил бы с любой. А можно с обеими. После нескольких месяцев воздержания и курица – птица. А тут такие красотки.

А что? Я мужчина свободный, почти холостой.

Гиды сообщают номер автобуса, который нас ждет, и показывают направление выхода.

Идем длинным коридором. Миновав стеклянные двери, движемся к стоянке. Танька бодро катит по тротуару свой розовый чемоданчик, а я ковыляю сзади.

Мой чемодан – какое-то недоразумение. Он громоздкий, для вещей всей семьи, на новый денег не было. К тому же непропорциональный. Узкий и высокий. И ручки на длинной стороне нет. Такой удобно только везти, а колесо одно.

Танчик вдруг резко останавливается, обводит восхищенным взглядом окружающий ландшафт и выдает:

– Италия!

Я, резко затормозив и едва не споткнувшись о злосчастный чемодан, чертыхаюсь. Вот бы сейчас навернулся! Она мажет по мне сияющим взглядом и, удивляясь, что я не разделяю ее восторга, продолжает:

– Мы! В Италии!

Ей богу, блаженная!

– Видел я их Италию на карте, сапог сапогом**, – ворчу я.

Мне бы дотащить свой багаж и не убиться.

Наш автобус оказывается на самой периферии стоянки. Стоит с открытым багажником, но водитель и не думает помогать пассажирам с вещами.

Размещаю свой и Танькин чемодан. Единственное желание – упасть.

Хотя бы сесть. А лучше лечь и поспать.

____________________________________

* Мальпенса – аэропорт Милана

** цитата из фильма М. Захарова «Формула любви»


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю