Текст книги "Подарить жизнь"

Автор книги: Марик (Ма Н Лернер) Лернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

– К себе ты это тоже относишь?

– А чем я лучше? Для себя, для своего рода, для своих друзей я ищу выгоды. Разве не так? А насчет отсутствия удивления по поводу моих действий ты категорически неправ. Думаю, ты все-таки меня недостаточно знаешь, – он широко улыбнулся и поднял руку.

Давно замеченная им Бенила, шедшая вдоль ряда лежащих раненых и что-то у них спрашивавшая, остановилась, заметив подзывающий жест, и показала на последнего. Акбар кивнул, признавая ее правоту. Он может подождать. Пять минут роли не играют. Даже десять.

– Лечить людей с пробитой головой, – пробормотал рядом целитель. – Ну я всегда знал про выживших. Осколки костей убрать, а дальше воля Верховного Судьи. Мелкие кусочки лучше не трогать, они со временем обрастают соединительной тканью и особого беспокойства не доставляют. Но отсасывать кровь специальным шприцом, – он пожал плечами. – А ткнуть пальцем в очередного недобитого и мимоходом порадоваться, что не пострадали лобные доли, а то поведение серьезно нарушится, он будет видеть, слышать, говорить и исполнять привычные действия, но ему не стоит поручать нечто сложное и новое. Не сумеет и даже забудет, о чем вообще шла речь. И пальчиком в лоб: «А здесь участок, отвечающий за зрение. Тут – за обоняние». Без нюха будет существовать, ничего ужасного. Я спрашиваю: «Откуда подробности?» Она говорит: «На собаках проверено». Ты представляешь, вырезать псу половину мозга, и чтобы бегал живой, а ты смотрел на реакции?

– Вообще-то это скотство. За что собаку так?

– На людях лучше? Уверен, тебе бы не понравилось проверять на себе новый метод. Помнишь того парня с пробитой башкой и головными болями? Она говорит, возможно, осколки костей давят внутри черепа на мозг. Надо убрать.

– На живом?

– Говорит, возьмется, обещать, ничего не увидев, нельзя, но попробует. Ей самой интересно. Учитель у нее на глазах делал нечто подобное, и человек вполне здоров. Не жалуется. Даже если после такого выживет один из двух – это того стоит!

Он помолчал и медленно произнес:

– Из таких и вырастают великие люди. Из любопытных. Не важно, в какой области. Стремящихся не стоять на месте, даже если место это денежное.

– А сегодняшний с дыркой в черепе?

– А? – переспросил целитель, – О! Обещала металлическую пластину к голове приделать на место дырки. В Храмах этого не умеют, я тебе точно говорю! Железная девка, – сказал с одобрением, глядя на Бенилу. – Хватает здоровья проверить своих больных, а заодно и моих глянула. Я уже старенький, оказывается. Совсем никуда.

Девушка в очередной раз присела у раненого. Этот был в забытьи. Если честно, она не рассчитывала его спасти, а парень оказался стойким. Глядишь и вылезет. Жуть какие раны делают эти тяжелые пули. Кости буквально дробятся, и восстановить их ни малейшей возможности. Ампутация без вариантов, иначе гангрена начнется.

Приставленный для присмотра за состоянием раненых помощник заверил, что проследит за ними и в дальнейшем. Моментально позовет при необходимости. Вроде мужику верить можно. Этот из добросовестных и не отлынивает. Люди после ампутации сами не способны даже за водой сходить, нужен человек рядом.

На всякий случай она понюхала культю и внимательно осмотрела повязку. Еще рано, однако, для уверенности надо проследить за повязками, как и у всех прочих. Запах гнили или появление гноя пропустить нельзя. Это прямое указание на осложнения. Очень многое зависит от питания и состояния пострадавшего до ранения. Слабые редко выживают, но эти все здоровые молодые ребята – шансы высоки.

Она с трудом поднялась. На секунду замерла, пытаясь вспомнить, сколько же парней сегодня было на ее столе. Так и не смогла. Их заносили непрерывно. Не успеешь закончить с одним, волокут другого. И останавливаться нельзя. Пока она возилась с этими, по соседству умирали другие. Она все работала, ноги наливались тяжестью, а колени под конец начали ощутимо дрожать.

То, что раньше девушка считала форменным издевательством со стороны учителя – заставлять ее поднимать тяжести, делать множество работы стоя и не позволять присесть – сейчас в очередной раз оказалось глубокой мудростью. Никогда раньше ей не приходилось столько работать без остановки. Будь она менее закаленной, наверное, свалилась бы.

Можно собой гордиться. Без стимулирующих средств справилась. Насчет этого учитель ее тоже предупреждал – не злоупотреблять. Правда, он еще постоянно твердил, что нельзя оперировать через силу – это опасно для пациента. Будто у нее имелся выбор. Убьет или нет – это один к двум. Не поможешь – смерть придет без промедления.

Единственное, что оставило приятное впечатление – на всех хватило и перевязочного материала, и лекарств. Это дело здесь хорошо поставлено, и она недаром подсказала, какие средства понадобятся дополнительно. Все нужное купили, и при этом ничего лишнего. Даже помощники оказались очень к месту. С иным здоровым лбом, воющим от боли и не соображающим, что происходит, она бы нипочем не справилась. Не бить же их всерьез по голове, когда и так еле живые. И при всем при том, откуда только у раненых силы брались сопротивляться?

Распрямилась и, держа спину ровно, зашагала к своему непосредственному начальству. Пусть только Акбар фем Годрас посмеет ее в чем-то упрекнуть! Уж она найдет, что ему высказать. Целителей должно быть больше – это раз. Лекарств на завтра не хватит – это два. Раненых с поля боя из чужой армии могли бы и к другим целителям отослать. Все-таки она не обязана лечить всех подряд. Нет такого в договоре. Свой полк, ну ладно, и другие из их отряда, но не всю же армию вешать на ее шею – это три.

Акбар поднялся при ее приближении, не дожидаясь соответствующих слов, и, прокашлявшись, заявил:

– Я много лет искал девушку, похожую на мать, и сам не понимал этого, – он как-то странно замялся и бухнул, – я прошу тебя стать моей женой.

Бенила в изумлении открыла рот и не нашлась с ответом. Мало того, что ей впервые в жизни делали предложение, так еще и кто! Она даже забыла об усталости и молчала, не пытаясь прервать странный разговор.

– Я знаю, – почесав лоб, продолжил мямлить мужчина, – положено присылать родственников, договариваться заранее и вообще….

Он задумался, что именно сам подразумевает под «вообще», и сбился с мысли. Бенила осознала, что Акбар отнюдь не издевается. Даже речь заранее не приготовил. Смотреть на смущенного генерала, которого воины боялись через одного, а уважали все, включая врагов, было забавно. Не менее смешно, что она выше его. Как они рядом будут смотреться?

Тут у нее в голове очень закономерно прозвучал голос учителя. Она настолько привыкла к его авторитету и к тому, что он практически не ошибается (ну было по мелочи, кто без греха!), что всегда спрашивала себя в серьезных ситуациях, а как бы он поступил?

«Думай, девочка, хорошо думай. Это тебе не очередной сержант с роскошными усами, норовящий похлопать по заднице и затащить подальше. Конечно, о схожести с матерью – это ерунда. Он ее помнить не может. Зато не раз говорили про ее самостоятельность. Она шла за мужем и была ему опорой, но не являлась бесплатным приложением к дому. Ты же не хочешь сидеть на женской половине всю оставшуюся жизнь?

Акбар человек очень непростой. Рост, возраст – это все чушь. Вспомни, как выходят замуж в большинстве случаев. В пятнадцать лет и частенько за вдвое старшего, да еще и вдовца с детьми. И никто не спрашивает мнения невесты. А он человек порядочный. Но фем. Придется ведь стать хозяйкой в очень богатом доме. Стоп!..»

– Я не хочу переходить из-под власти опекуна под власть мужа, – произнесла она вслух, лихорадочно соображая.

– Мне нужна подруга в жизни, а не вещь, – ничуть не удивившись, согласился Акбар.

Официально брак считался завершенным не в результате обряда, свершенного жрецом. Этого недостаточно. Жених заранее в присутствии пяти свидетелей передавал монету отцу невесты и объявлял девушку своей собственностью. Это был, скорее, символический акт, потому что у той обычно имелось собственное имущество, полученное от родителей.

Впрямую как раз невеста приносила в дом некие ценности, а не жених отдаривался. Тем не менее, хозяином женщины, как и всего добра в семье, юридически являлся муж. В принципе он мог даже убить жену, хотя таких случаев встречалось немного. В основном просто били, и это считалось абсолютно нормальным. Никаких претензий или судов. Муж в своем праве.

Конечно, жена не рабыня и могла пожаловаться хотя бы родственникам, но все это имело множество разнообразных вариантов. Фактически хозяином в семье был мужчина, и решал все он. Развод если и возможен, то крайне затруднен, а дети при этом оставались у отца. Но имелся и другой вариант, особенно при неравных браках.

Отдавая свою дочь замуж, отец мог пожелать сохранить некий контроль за ее будущим и в любом случае обеспечить безбедное существование. В данном варианте он по-прежнему отвечал за своего ребенка и сохранял все юридические права над имуществом и жизнью дочери.

Естественно, обычно это было скорее проформой и позволяло женщиней сохранять определенную самостоятельность в действиях и отдельные заработки. Все дело в том, что многие считали это отступлением от старинных правил и традиций. Храмы очень боролись с подобными тенденциями, но остановить процесс далеко не всегда удавалось. Зато жрецы детей от таких браков в имущественных спорах сознательно отодвигали на второе место, если муж женился повторно по древнему обряду. Тут огромное поле для адвокатов и судов, поэтому иные процессы тянулись много лет. Когда имеется, что делить, всегда найдутся дыры в законах.

Для Бенилы было намного предпочтительнее находиться во власти опекуна. Уж от учителя гадости ждать глупо, а если он еще и находится неизвестно где, так ее собственные мнение и волю и вовсе некому опровергнуть. Она сама себе хозяйка и владычица, как и личным деньгам. Впрочем, она не собиралась просто так это дело оставлять. Имея под рукой Акбара и клан Годрасов, можно и слегка попользоваться представившимися перспективами. Уж безопасность муж ей и ее учителю обеспечит. Неважно, в Карунасе или даже на Великой реке. Главное, больше не потребуется бегать и прятаться.

– Я не собираюсь мешать твоим лекарским занятиям, – сказал между тем Акбар очень серьезно. Его тянуло подмигнуть с намеком, но он боялся, что девушка неправильно его поймет. – В моих владениях для жены всегда будет масса работы.

Про себя подумал, что нисколько не лукавит. Хочется ей помогать людям, чем плохо? Он с удовольствием обеспечит всю эту деятельность. Здоровье окружающих вещь немаловажная, а заботливая госпожа всем придется по сердцу. Из Бенилы хозяйка получится – это он точно знал. И жена, и мать, и лекарь.

Чего хотел добиться ее опекун, неизвестно, а чувство долга в девушке воспитал правильно. Будет верная помощница и друг, не уступающая ему. В другом отношении… так ему и не нужна воительница. Себя хватит. Ему важны надежный тыл и верность. А детей давно пора завести. Должны получиться замечательные. Крепкая девушка, и белобрысая, как ему всегда нравилось.

Что еще нужно для нормальной семейной жизни? Любовь? Это все сказки. Он давно вырос. Введет ее в новую жизнь, познакомит с обязанностями, ей еще неизвестными. Не может не сработать. Пусть она уже сформировалась, имеет свой характер и устремления, все равно рано или поздно он заменит учителя. Не все же ей слушать чужака, когда есть внимательный и заботливый человек рядом.

– Я мечтаю не просто лечить, – сказала Бенила на удивление застенчиво, – нужно… очень важно создать свою медицинскую школу вне стен Храма. Чтобы был не один ученик, много. Своя аптека, нормальная операционная, стационарное лечебное учреждение с практикой и специальными лабораториями по созданию вакцин от инфекционных болезней.

А вот это условие, понял Акбар. Нельзя будет потом отмахнуться.

– Ты получишь желаемое, но при определенных условиях.

Бенила насторожилась.

– Восемь часов в день для работы, кроме действительно экстренных случаев. И все, – сказал он с нажимом. – Не одним лечением придется заниматься. В приемном доме обязаны находиться сменные лекари. Помощь больные должны принимать от кого угодно. И не обязательно доводить ученика до уровня лекаря. Есть и другие ступеньки. Целители, знахари, аптекари столь же нужны людям. При условии наличия знаний. Так что экзамен они сдавать будут, но через определенное количество лет. Нельзя вечно держать людей в положении учеников и помощников. Это справедливо?

– Выбираю, кого принимать и лечить, я!

– Нельзя брать все на себя. Если хочешь привлечь людей к доброму делу, не стой у них над душой. Высшая инстанция – да. Мелочная опека – нет. Поверь старому вояке. Всегда часть дел приходится доверить заместителям. Иначе не хватит сил ни у кого. Влезать в каждую мелочь – себе дороже.

– Я приму любого, готового учиться и помогать больным, невзирая на сословие и прошлое. Даже убийцу, если он хочет помоготь другим бескорыстно.

– Достойное Братство да пребудет вовеки, – неожиданно влез в их беседу Савами, – ибо почвой, на которой оно произрастет, являются страдания мира сего. Они не кончаются никогда, ибо нет без страдания счастья. Я верю – будет на то воля Божья, всегда найдутся люди, работающие над тем, чтобы уменьшить страдания и облегчить их бремя своим ближним.

– Конечно, – почтительно согласился Акбар, – я сделаю все возможное.

Бенила не позволила себе во второй раз изумленно открыть рот. Она давно заметила нечто не вполне нормальное в уважении, с которым обращались к бывшему рабу даже командиры полков. К остальным целителям такой предупредительности никто не проявлял. У них явно имелись какие-то свои ступеньки в рангах. Целитель был повыше солдата и сержанта, на одном уровне с сотником и намного ниже капитана.

Но к Савами ска Найзаку относились иначе. Приходили советоваться наедине о каких-то делах. Надо же, Взыскующий Истины высокого ранга все время находился рядом с ней и шлепал пешком. Некоторые разговоры и вопросы сразу начинали видеться под другим углом. Медицина ладно, а вот беседы про жизнь и учителя… Недаром он предупреждал лишний раз язык не распускать даже со знакомыми. Вот, пожалуйста. Кто бы мог подумать?

– В военное время такие люди будут всем полезны, – заявил между тем Акбар.

Ну, раз так, решила, наглея, Бенила, раз ее прилюдно одобряют, надо проверить границы новых возможностей.

– Конечно, я с радостью приму помощь Совершенных, – заявила она, глядя целителю в глаза и подчеркивая интонацией слово «помощь», – но я не собираюсь уходить из мира и думать исключительно о духовном. И других призывать к этому не буду.

Краем глаза заметила, как Акбар непроизвольно кивнул. Ему уж точно ни к чему такая жена. Мужик и есть мужик, но ведь не сказать, что ей все равно. Сама не прочь проверить, на что похожа такая семейная жизнь.

– Обеты мы приносить не станем, ну, кроме основных, касающихся заботы о больных и раненых, опеки над сиротами, распространения медицинских знаний и отсутствия алчности.

– Нельзя требовать от обычных людей большего, чем они готовы дать сами, – спокойно ответил Савами. – Насильственная помощь приведет к обратным результатам. Кто желает, может отдать больным свободное время. В любом случае для души это благо.

– Устав нужен, – посоветовал Акбар. – Подробный, с четкими правилами. А я уж постараюсь сделать все официально. Пожертвования в пользу общества, не облагающиеся налогами, право владения имуществом…

Бенила осознала, что прямо сейчас он принялся играть свою игру и, судя по понимающему взгляду третьего собеседника, тот, в отличие от нее, все прекрасно сообразил. Очередная возможность пронести мимо казначейства золото. Якобы на благотворительность.

Почему, когда стремишься сделать полезное для всех, обязательно найдутся стаи шакалов, у которых монеты прилипают к жадным рукам? Хотя, на самом деле, не все ли ей равно, откуда придут деньги? Пусть даже десятину отдадут не Храму и пятину не императору, а Акбару и ее врачебнице. Денег потребуется много. Начинать придется с пустого места.

– Для того чтобы творить добро, – будто читая ее мысли, продолжал Взыскующий истины, – надо чем-то обладать. Без монетки в кармане голодного не накормишь, лекарства не приобретешь, не имея крыши над головой, от дождя не укроешь.

– Лечить и обучать всех, вне зависимости от веры, – последовало два согласных кивка, – и почему Братство? – спросила сварливо, уже не зная, к чему придраться дополнительно. – Я вот не брат и надеюсь на появление других женщин в обществе!

– «Дети милосердия», – сказал Савами, – Подойдет? Вот и хорошо. А устав необходим, и он должен быть разработан, прежде чем я вас официально поженю. Ну не может же Акбар идти к императору без четкого плана! А то и прямо на свадьбу его величество пригласим.

– Вы так уверены в благословлении со стороны монарха? – с недоумением спросила Бенила. – Мы еще не победили, это даже мне ясно.

– Если проиграем, так и говорить не о чем, – твердо заявил Акбар.

– И когда назначим? – повернулся к нему Савами.

– Через две недели, – протягивая девушке тонкий серебряный браслет, сказал Акбар. – Отдохни, – не приказал, а попросил он, обращаясь к Бениле. – Неизвестно, что еще завтра будет.

– Да, – согласилась она, принимая браслет и застегивая его на маленький замочек. Согласие дано. Теперь они вполне официально могли считаться обрученными при свидетеле-жреце. – Уже сегодня. Ночь закончилась. Как скажешь.

– Послушная, – хмыкнул Савами, когда Бенила ушла в дом. – Смотри, не обольщайся. Девочка умная и цепкая. Ишь, чего удумала. Не ученик, а целая школа вкупе с приемной больницей. Только где для всех, времени всегда даже на одного не хватает. Я-то знаю. Моя жена давно забыла, как я выгляжу.

– Это уж мы сами как-нибудь решим, а?

– А с братом проблем не опасаешься? А то и я могу слово сказать. Ему же лучше при таком повороте. Твои дети не станут соперниками Ошидару.

– Вот именно, – пробурчал Акбар. – Кроме всего прочего. Я против Джада не пойду, и он это всегда знал, но кто может поручиться за потомков? Это не в моей власти. А теперь все будут очень довольны. Младшая ветвь Годрасов не станет лезть на трон ни при каких условиях. Разбавленная кровь, – он откровенно плюнул на землю, – из ремесленников, не воинов, пусть и бедных, да еще и жена не под властью мужа. Нет, если бы она не потребовала, я бы и сам предложил такой вариант. Почему я должен стеснять собственной жены? У каждого должны, кроме общих интересов, существовать еще и свои отдельные.

– Посмотрим, что запоешь через годик. Равноправие хорошо на словах, а не на деле.

– Посмотрим!

Глава 19
Карунас

Лекарь

Зрелище было действительно красивым. Эскадры шли параллельно, на достаточно близком расстоянии, не мешая друг другу и не теряя строй. Один за другим – корабли в длинной цепочке. Я до сих пор так и не понял, каким образом адмирал так четко рассчитал время встречи и получил попутный ветер в паруса. Либо у него в роду затесались серьезнейшие маги, запросто командующие погодой, либо он очень хорошо знал о море нечто, мне недоступное. Скорее всего, второе, но никто меня не переубедит, что риск в данном случае огромный.

Собственно, общий план будущей операции я себе мысленно нарисовал еще вчера, когда капитан за обедом высказался достаточно откровенно. Для большинства присутствующих инструктаж оказался не меньшей неожиданностью, и он явно получил удовольствие, поразив слушателей. Рассчитывали на высадку в тылу армии Марвана, не больше. Не один я посчитал плаванье к столице опасной авантюрой. К сожалению, после выхода в море мы до самого конца не собирались причаливать в очередном порту, так что удрать не получится. Как и послать весточку на берег. Выбора нам не оставили.

Нам, в смысле присутствующим на борту и офицерам, поставленным в известность о предстоящем. Мнение солдат и матросов, естественно, никто спрашивать не собирался. Но я мог чувствовать себя польщенным. Приравняли к высшей касте.

Обычно ремесленников за один стол с капитанами не усаживают и отдельной койки с горшком, пусть и в битком набитой маленькой каюте, не предоставляют. Вообще недаром не любил всю жизнь корабли. Даже в привилегированном положении, когда тебя не охаживают плеткой при недостаточной реакции на побудку, с утра нередко болела голова. Слишком много людей набилось в маленькое помещение – дышать нечем.

Но, если честно, я жил привольно и был обязан этим хорошим отзывам моряков и солдат. После бунта меня запомнили многие. Причем не из-за хорошего выполнения лекарских обязанностей, а из-за вышибания мозгов у одного из главарей Ордена. Ну не виноват я, что он возжелал проткнуть меня мечом. Не лез я под руку и не пытался вмешиваться во всеобщее веселье. Нравится людям друг друга резать – Бог им в помощь. Я старался помочь недобитым и находился в стороне от основных событий. Так нет же, именно моя скромная персона и привлекла этого ненормального.

Вряд ли он вообще сильно размышлял. Здоровый как бык и почти наверняка столь же тупой. Лез напролом без малейших колебаний. И что любопытно, фехтовать храмовник (в плаще, не абы как) умел изумительно. Люди так и валились. При всем своем росте и изрядных объемах этот шустрый до покушения на меня успел прикончить несколько человек. Не стал я дуэлировать с любезным словами, а просто врезал по дурной башке подходящей дубиной. Да так удачно, что и мисюрка[2]2
  Стальной шлем, к краям которого крепится металлическая сетка.


[Закрыть] ему не помогла. Глаза выскочили, а мозги полезли из ушей. На войне, как на войне. Странно было бы стесняться.

Почему-то мои верные, не понять зачем приставленные ко мне охранники, после этого бедного и миролюбивого лекаря крайне зауважали. Многие взрослые люди сохраняют детское восприятие жизни. Умеет драться – молодец. Преклоняться стоит перед Мастером создавать, а не Мастером отнимать. Чтобы бить – много ума не требуется, а забирать жизнь – тем паче. Никогда не хотел стать воином. Убивать по приказу, ну его! Если потребуется, нет проблем, но за себя и близких. Не мое это – завоевывать славу на полях сражений. Слишком много пришлось видеть ран, нанесенных в результате этих безумств. Все почему-то верят, что лично их это не коснется. Самообман. Рано или поздно все встречают телом железо или свинец.

Вот в чем люди никогда не успокоятся, добиваясь абсолютного совершенства, но так и не достигнут его – так это в способах убивать и калечить других людей. Перевоспитать их никому не удастся. Технологии усовершенствуются, самых разнообразных способов все больше, а человечество в целом не изменилось с древности.

Все те же желания и мотивы. Все та же психология. Больше, больше, больше хапнуть. Не важно, чего. Золота, земли, власти, женщин или зерна со скотом. Отнять у слабых, подгрести под себя. До идеи оставить о себе память не только убийствами, но и искусством, доходят немногие. Картины, скульптуры, наука, поэзия, великие географические открытия. Нет предела возможностям для приложения рук! Увы. Таких единицы в поколениях. Забрать проще и легче. Так кажется. Реально с войны возвращается хорошо если десятая часть. Остальные погибают, частенько даже не от рук подлого врага, а от банальной дизентерии или плохого питания.

– А правда у капитана личный туалет имеется? – задумчиво спросил у меня офицер.

Поскольку он и сам был капитаном и руководил всем этим скопищем вояк, набившихся в трюм и именуемых полком, он, безусловно, интересовался удобствами капитана корабля, а не своими личными.

За полетом мысли не особенно сложно проследить. Прямо напротив, на не таком уж и маленьком двадцатичетырехпушечном фрегате «Я иду», на сетке с подветренной стороны висел моряк, справлющий нужду в волны моря. Большинство к происходящему относилось спокойно, не пытаясь пришибить кощунствующего негодяя, показывающего всем сразу голую задницу. Не он первый, не он последний.

На две с лишним сотни матросов – два сиденья. Так что, наличие личных горшков – не такое уж и плохое дело. Недавно случайно присутствовал при так называемой помывке младших офицеров. Все четверо мылись в одной воде, по очереди. Как сказали мне уже потом – это совсем неплохо. Раньше во время плавания некоторые вообще до порта ходили грязными.

– Вроде есть, – подтвердил я, – на этих канатах его не наблюдал.

Гаффари фем Сечен сухо рассмеялся. Юмор до него доходил неплохо, однако сам он ни разу не попытался пошутить. Недавно назначен, что ли, и стремится воздвигнуть между собой и остальными стену высокомерия? Так я в этом сомневаюсь. В его подразделении не люди из Торгового союза со своими городскими стражниками и наемниками. На корабле пехота из личных воинов Годраса. Кого попало не назначат в командиры.

Я уже убедился, что Акбар своих людей помнит чуть ли не поштучно. Кто храбр, но пьет, кто умен и при этом уже немолод, а значит, лишнего шага без веской причины не сделает. Это именно его люди со всеми потрохами, и обязаны они лично генералу, а не главе клана. Если при этом капитан проявляет желание находиться рядом и беседовать, так очень уж подозрительно происходящее.

Если честно, я давно запутался. Они меня столь настойчиво охраняют или сторожат? А может, я все выдумал? Ну скучно человеку, а рядом никого, подходящего по положению, чтобы обменяться мнениями. Вполне вероятно. Но лучше не хлопать ушами и быть готовым к неприятным неожиданностям.

– В детстве, – говоря медленно и с расстановкой, он попыхивал трубкой, – я мечтал стать капитаном и плавать в неизвестные земли. Наносить их на карты и называть именами близких людей. Когда подрос, выяснил достоверно, что мало кто знает о находящемся дальше дня пути от его порога. И меньше всего обывателей трогают чьи-то подвиги и тяжкие труды.

– Ну, если гора Телеки при всей ее огромной величине до похода на Нигер была в империи неизвестна, то теперь имя фем Телеки знают все.

– Ага, – согласился он, – кроме тамошних поселенцев, еще приблизительно человек двести. Ты, лекарь, двести первый. На спор, первого встречного проверим. Профос!

Занимающийся неподалеку воспитательным процессом очередного проштрафившегося моряка профос обернулся, с достоинством кивнул и, закончив крайне цветастую фразу о неприличных личных и семейных обычаях в семье подчиненного, отпустил его.

Занимающий сию должность в корабельной табели о рангах – четвертый по важности и подчиняется напрямую первому лейтенанту. Сухопутные крысы сколь угодно высокого ранга ему на палубе не указ. Он обеспечивает охрану порядка, а это включает не только выполнение обязанностей и противопожарную безопасность, но и обучение экипажа обращению с любым оружием, в случае необходимости он же возглавляет абордажную команду.

– Да, капитан, – обращаясь подчеркнуто нейтрально, спросил профос, приблизившись. Ни тебе уважительного «господин», ни тебе поклона. Полон достоинства и готов защищать престиж родного корабля.

– Скажи, любезный, ты слышал о горе Телеки?

– Нехорошее место, – без раздумий ответил профос. – Прямо посреди равнины гора, будто с неба упала огромная каменная капля. Есть на свете еще одно похожее в Беджришаре. Одинокая скала, а вокруг голая степь и очень далеко, на грани видимости, Золотой хребет. Если посмотреть, увидите проем, в который скала могла бы уложиться. Местные называют ее «Кэшел» и убеждены, что ее обронил, – тут он проглотил имя одного из нынешних демонов, – Всевышний. А Телеки вообще стоит, будто одинокий пик. Ненормально, – заявил профос с глубокой убежденностью. – Фем Телеки потому и полез, что надеялся найти нечто ценное. Да кроме снега не вершине и камней, ничего не обнаружил.

– Спасибо, – несколько растерянно сказал капитан.

– Всегда к вашим услугам, – на этот раз последовал еле заметный поклон. Молодец. Даже не стал переспрашивать: «А тебе, милый, зачем?» Плюхнул в лужу, и все дела.

– Не успел я поспорить, – произнес с деланной горечью.

– Я свои долги всегда отдаю, – ответил капитан гордо. – С меня бутылка хорошего рома.

– Надеюсь, в Карунасе найдется. Хотя мне взятие миллионного города нашими силами представляется чудом.

Точных цифр мне никто не сообщал, но по приблизительным прикидкам в походе участвовало больше сотни кораблей. Все они были торговыми и принадлежали самым разным купцам и городам. Официально – большинство конфискованы мятежной властью.

По мне – чистое вранье. Адмирал Ипаос предложил Торговому союзу нечто настолько сочное, что они пошли на прямую измену. Обычно купцы и арматоры выигрывали на каждой торговой сделке не менее двадцати процентов. Сейчас они рисковали не товарами на борту, а всем имуществом. Мало того, основная масса торговцев состояла из пятидесяти– или стопятидесятитонных шхун, вооруженных шестью или восемью небольшими пушками.

Собрать и привлечь такое количество восемнадцати-, двадцатичетырех– и тридцатишестиорудийных парусников совсем не просто. Обычно в Длинном море они не болтаются, предпочитают океанские рейсы. Все это невольно наводило на подозрения об отсутствии спонтанности в восстании. Подготовка началась отнюдь не на прошлой неделе, а действия визиря просто дали весомый предлог. Если вспомнить о количестве аголинов в купечестве, получалось, что любые здравомыслящие и боязливые были просто вынуждены поддержать идею. Выбора им не оставили.

С другой стороны, множество артиллерийских орудий на борту эскадры давало высокие шансы на победу при столкновении с военным флотом. Длинное море не слишком глубоко, в нем десятки островов и архипелагов. Приливы, отливы и меняющиеся течения в сочетании с порывистыми ветрами и периодами полного затишья характерны для него даже в летнее время. В здешних водах место военных кораблей давно и прочно заняли галеры.

Заметив противника, командир гребного судна изменял курс с минимальной зависимостью от ветра и погоды. Он мог быстро занять хорошую тактическую позицию, мог выбрать, принять бой или перед лицом превосходящих сил противника искать убежище в порту и в устье реки, независимо от направления ветра. Парусные корабли не могли рассчитывать на эффективные действия против галер. Им почти никогда не удавалось поймать, захватить или даже повредить галеры, если командиры последних имели намерение уклониться от боя.

С появлением империи Длинное море превратилось во внутреннее. Какой-то минимальный военный флот требовался для поддержания порядка, но следили за ним все меньше и меньше. Когда в Султанате начались проблемы, и океанские воды стали практически свободны от вражеских эскадр, остатки ВМФ и вовсе превратились в дорогую и ненужную обузу.

Император официально разрешил торговцам вооружать корабли для защиты от пиратов и выбросил их проблемы из головы. Вряд ли кто-то мог правильно просчитать результат столь оригинальных реформ, но предсказать усиление Торгового союза портовых городов было не особо сложно. Не нуждаясь в помощи правительства для защиты, они одновременно получили и свободные руки.