Текст книги "Тайна Нереиды"
Автор книги: Марианна Алферова
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
Глава XVIII
Игры Марса и Сульде
«Дольше медлить в Антиохии армия Руфина не может. Это похоже на предательство. Все вестники только и обсуждают поведение Руфина.
Сенатор Макций Проб сделал запрос в сенате касательно поведения императора. Создана сенатская комиссия для расследования».
I
Легионы выступили из временного лагеря под Антиохией. Армия двигалась плотной колонной. Казалось – огромное чудовище ползет по дороге. Печатали шаг легионеры Четвертого, Восьмого Галльского, Девятого Испанского. Сверкали серебряные орлы легионов, сигнумы когорт, стальные шлемы, накладные орлы на броненагрудниках. Было бы здорово вот так скорым маршем пройти до самого Нисибиса. Но нынче армия передвигается иначе. Солдат погрузят в вагоны и отправят на войну, как скот на бойню. Надо торопиться. Их ждал осажденный Нисибис. И мертвый Цезарь. Все шло как нельзя лучше.
«Даже слишком хорошо», – подумал император.
Но Руфин всегда побеждает. Сначала – викингов, теперь – монголов. Он загонит варваров назад в степи, чтобы они никогда не посмели явиться под стенами Рима. Криспина родит нового наследника. Главное, Элий больше не будет путаться под ногами. Все хорошо. Руфин еще крепок и полон сил. Он будет править долго. Он доживет до того дня, когда его сын снимет детскую тогу, окаймленную алым, и наденет тогу гражданина. Его сын. Истинный Цезарь. Руфин даже исполнит желание Клодии. Как будто он гений и бог в одном лице. Он придет на помощь Элию. Но не спасет его. Не успеет.
II
Штурм начался на рассвете. Сначала заговорили пушки. Они били неостановимо, круша южную стену. Будь у Рутилия достаточно людей, он бы сделал вылазку и напал на вражескую батарею. Но у него не было столько солдат. Из трех центурий он вряд ли мог набрать полторы, да и то почти все раненые. Нисибисцев он не считал. Они кое-как могли держаться на стенах, но в открытом бою их тут же сомнут. Была, правда, еще «Нереида». Но и Бессмертная когорта сильно поредела. К тому же эти странные вояки оказались не так хороши. Иногда Рутилию казалось, что они больше подставляются под стрелы, закрывая телами других, нежели сами убивают. Но выхода не было. Трибун решил послать две сотни из «Нереиды» на вылазку. Им выдали доспехи и щиты преторианцев. Лучшие винтовки. И по три патрона на человека. Ворота распахнулись, и «Нереида» ринулась в свой последний бой. Они мчались с поразительной скоростью, сметая всех на пути. Монголы растерялись и не успели отгородиться пленными. Напрасно всадники кидались на римлян, пытаясь разбить строй. Казалось, еще миг – и «бессмертные» прорвутся. Но вот один упал, вот второй… Варваров вокруг становилось все больше. Монголы накатывали волнами. И «бессмертные» начали «тонуть», так и не добравшись до вражеских позиций. Оставалось с полсотни шагов. Но они не смогли их пройти.
Теперь оставалось ждать и надеяться, что Руфин появится прежде, чем падут стены. Руфин должен прийти. Потому что теперь императору через своего тайного агента точно известно – Цезарь мертв.
Монголы вновь заставили пленных волочить тараны и пробивать брешь. Римляне их обстреливали, сбрасывали камни, лили смолу – как в древности – снарядов у пушек не осталось, гранаты кончились. В дело шли бутылки с «коктейлем для Чингиса».
А потом монголы отступили. И вместо варваров на стены устремился разъяренный поток воды. Монголы на быстрых лошадях ускакали, бросив пленных на равнине. Водяной вал сбивал людей с ног, волочил за собой и кидал на стены. Вскоре вокруг Нисибиса бушевало настоящее море. Вода все повышалась. Рыжая пена кипела вокруг стен. Полуразрушенная кладка не выдержала и рухнула. В город, рыча по-звериному, хлынула вода. Поток нес деревья, ветки, обломки бревен и трупы людей и лошадей. Густая жижа, смешанная с землею, принялась растекаться по улицам.
– В крепость! – приказал Рутилий. – Отступаем!
Римляне опередили поток всего на несколько мгновений. Ворота крепости Гостилиана захлопнулись. О синие изразцы бились рыжие волны. Вода урчала в узких протоках улиц, ломала двери, заливалась в окна. Рутилий смотрел несколько минут на сотворенный человеческими руками потоп. Потом обернулся к стоящему рядом Неофрону:
– Скорее в госпиталь. Скажи Кассию Лентулу, что час «Х» настал. Скорее!
И он толкнул преторианца в спину.
Глава XIX
Игры Марции
I
Летиция не верила. Ей говорили, но она не верила. Что бы ни пытались ей втолковать, она неизменно повторяла: «Еще нет». Он не умер. Она знает. Откуда – спрашивали ее. Знает – и все. Она будет ждать. Он вернется. Он был ранен, и он вернется.
Придет, обнимет, скажет:
– Летти, вот и я… Глупая. Ты плачешь?
Он снился ей каждую ночь – как живой. Она упрашивала его приехать быстрее в Рим. Но Элий лишь загадочно улыбался в ответ. Неужели он не хочет к ней вернуться?!
Со всеми она говорила только о нем – со служанками, с охранниками, с сенаторами, что являлись к ней высказать сочувствие. Элий не умер. Такое невозможно.
– Гет, ведь он не мог умереть? – спрашивала она в который раз своего странного охранителя.
– Не мог, – подтверждал бывший гений и вздыхал украдкой.
II
Криспина вернулась в Рим расстроенная и злая. Быстрое выступление Руфина и его не терпящий возражений приказ покинуть Антиохию привели ее в ярость. Одно радовало: качка вызывала непрерывную тошноту. Она подумала, это хороший признак. Но ступила на берег, и тошнота прошла. Проверилась на беременность. Ответ отрицательный.
Первым, кто явился на Палатин поздравить ее с возвращением, был Бенит. Он восхитился цветом ее лица (врал, конечно, она выглядела ужасно), потом расхвалил стратегию Руфина и пообещал, что сенат непременно дарует императору триумф после победы над монголами. Он говорил фальшиво и сладко, но с воодушевлением, и Криспина ему верила. Все-таки они родственники. Без императора Криспина чувствовала себя несчастной и одинокой на Палатине. Пизон тоже пришел. Строил грандиозные планы. Обещал отправиться в Антиохию. Но из сенаторов никто не прибыл. Из членов Большого Совета – тоже. Криспине казалось, что все о ней забыли и считают ненужным посещать ее теперь, когда у нее родилась девочка, не имеющая права наследования, а Руфин отбыл в Месопотамию, из которой может не вернуться. Тяготы похода могут доконать его, как когда-то доконали божественного Траяна. Но Криспина еще всем докажет, что ее недооценили. Руфин вернется и тогда…
Тогда она со всеми посчитается.
III
Окруженная высокой оградой вилла ничем не отличалась от других вилл богатых колонистов Никополя в Новой Атлантиде. Та же пышная зелень, те же кованые ворота, привратник-метис в пестрой накидке и в соломенной шляпе у входа.
Марк Проб остановился у ворот, раздумывая: отдать письмо привратнику или подождать, надеясь на счастливый случай. Говорят, хозяйка любит пройтись пешком по тенистым аллеям Никополя. Тогда можно будет последовать за нею и…
Центурион с сомнением покачал головой. И отдал привратнику запечатанный пакет.
– Твоей хозяйке, – сказал кратко. – Срочно.
Метис посмотрел с сомнением на гостя – пестрый плащ, соломенная шляпа. Лицо с орлиным носом и тонким ртом. За милю видно, что человек из Рима, несмотря на местные тряпки. Метис позвал помощника садовника и отдал тому пакет. Мальчишка убежал. Проб остался у решетки ждать. Маленький посланец вскоре вернулся и важно произнес одно-единственное слово:
– Впустить.
Ворота открылись.
Марция ждала на террасе. Все так же хороша: черные волосы волной стекали на плечи, сильно накрашенные глаза смотрели дерзко. Белая короткая туника оставляла открытыми загорелые колени. Хозяйка пила кофе. Жестом указала гостю на плетеный стул. С террасы открывался вид на великолепный сад. Два белоколонных портика протянулись вдоль бассейна. На фоне яркой зелени мрамор казался ослепительно белым. Терраса была украшена копиями раненых амазонок, созданных когда-то на конкурс для храма Дианы Эфесской пятью знаменитыми ваятелями. Где бы римлянин ни поселялся, всюду он строил портики и ставил скульптуры.
Центурион снял шляпу и уселся на плетеный стул.
– Что тебя привело сюда? – проговорила Марция задумчиво.
– Все то же дело. Я знаю имя насильника. Его зовут… – Марк сделал небольшую паузу. Марция молчала. – Бенит Пизон. И я хочу, чтобы ты дала против него показания.
– Ты хочешь этого? Вот как, центурион? Но представь… я не хочу. Что ж нам делать, а?
Проб не ответил на вопрос, огляделся. Заметил в углу бюст юной девушки, сделанный явно на заказ.
– Слышал, твои скульптурные портреты пользуются здесь большим успехом.
– У меня много работы, – сухо отвечала Марция.
– Неужели тебе никогда не хотелось поквитаться с Бенитом? Ведь он разрушил твою жизнь.
Марция рассмеялась коротким смешком.
– Ты ошибаешься, Проб. Он мою жизнь подправил.
Центурион не ожидал такого ответа. Но его трудно было смутить.
– Элий любил тебя…
– И стоило мне исчезнуть, и он спустя месяц женился на молоденькой дурочке. Или на ее деньгах, – прошипела Марция. На щеках ее зардел румянец, и она сделалась еще красивее.
Проб понял, что привел неудачные аргументы.
– А тебе известно, что именно Бенит убил Александра Цезаря? У меня пока нет доказательств, но я это точно знаю. Подъем Бенита надо остановить. Если ты дашь показания, Бенита исключат из сената и отдадут под суд. Насильник не может заседать в курии.
– У меня нет претензий к Бениту. Посмотри, как я живу. Прекрасный дом. Великолепный сад. Толпа слуг, немного ленивых, но достаточно угодливых. Любовник, красивый как бог. Что еще может пожелать женщина?
– Ты должна помочь остановить Бенита. Должна сделать это ради Рима.
– Да? – Она рассмеялась. Неприятный, искусственный смех. Раньше она так не смеялась. – А без моей помощи Риму никак не справиться? А с чего это я должна? Разве Рим защитил меня, когда я нуждалась в его защите? Разве ты, Проб, подумал обо мне, когда со мной стряслась беда? Ты подумал, как мне плохо? Как тошно? Что я одинока, подумал об этом? Нет, ты думал о своей пресловутой истине и о том, как выгородить Александра из этой истории. Главное – высшие интересы! Как ты обрадовался, когда понял, что я лгу!
– Это не так…
– Так! Ты давил на меня вместо того, чтобы по-человечески мне помочь. Теперь ради каких интересов Рим оставил Элия и его людей умирать под градом варварских стрел? Они тоже ждали помощи Рима, и Рим их предал! Если Рим так ослабел, что не может справиться с одним подонком без помощи одной слабой женщины, то пусть Рим достается в награду Бениту. Бенит и Рим – они друг друга достойны. Элий достоин своей глупышки-жены. И героической, бессмысленной смерти. И ты достоин своей мерзкой работенки. А я достойна этого дома, этого сада и любовника без мозгов, зато с огромным фаллосом… – Она задохнулась. – Все получают то, что заслужили. И Рим тоже получит свое. Так что возвращайся домой, не трать здесь время понапрасну.
– Смерть Элия на совести Руфина. Сенат уже начал расследование.
– Мне от этого не легче. – Едва слышно выдавила Марция и отвернулась. Центуриону показалось, что на ресницах ее повисли слезы.
– Если бы Элий был жив, он бы попросил тебя выступить против Бенита, – попытался настоять на своем Проб.
– Но он умер… – Марция поспешно мазнула платком по глазам. – И попросить некому. Прощай. – Она закусила губу, потому что губа предательски дрожала.
Глава XX
Игры Таната
I
Стены Нисибиса появились на фоне бледного выгоревшего неба. Разрушенные зубьцы могучих некогда укреплений напоминали предсмертный оскал. Черные точки неостановимо кружили над разрушенной крепостью, и не сразу Руфин понял, что это падальщики слетелись драть на куски мертвечину. Густой, тягучий знойный воздух дрожал над раскаленной степью. Войска остановились. Кричали птицы. И выли собаки. На все голоса.
– Мне это не нравится, – сказал Гимп, откидывая с лица платок.
– Мне тоже, – отозвался другой всадник, молодой смуглолицый араб.
– Пойдешь туда? – Гимп кивнул в сторону Нисибиса.
– Почему нет?
– Я бы не пошел…
«В этом городе не может быть живых», – подумал Гимп.
Десяток всадников из разведки Четвертого легиона двинулся к городу. Ноги лошадей вязли в тине. Равнина перед городом превратилась в болото. Под жаркими лучами солнца черное месиво парило. Воздух колебался, создавая миражи, один другого отвратительнее. Неожиданно едущий впереди всадник ушел с головой с липкую жижу. Остальные кинулись ему на помощь. Но сначала выудили не легионера, а раздутый труп, потом несколько бревен и наконец облепленного грязью товарища. Лошадь так и не нашли.
– В этой яме мог бы утонуть даже слон, – выплевывая грязь, сообщил данные разведки легионер. – Кто-нибудь знает, где дорога?
Никто не знал. Повсюду валялись трупы людей и животных. На солнце трупы раздулись чудовищными черными бурдюками. Стоявший на возвышенности город казался необитаемым. Нигде не видно было ни одного варвара. Похоже, что римская армия опоздала.
II
Руфин не стал подходить к Нисибису. Не разбивать же лагерь на этом мерзком поле! Даже в своей палатке император не мог укрыться от нестерпимой вони. Опасались нападения с тыла. Конница напрасно рыскала в округе – никаких следов варваров. Несколько обезумевших крестьян, ободранных и грязных, прятались в норах под землею, как крысы. Но ничего толком они рассказать не могли.
Скавр подлетел на черном от пота жеребце к императорской палатке, вздернул руку в приветствии.
– Разведка вернулась. Город разорен и мертв. Никого. Ни единой души. Только трупы. У большинства отрублены головы и сложены в кучи. Мужские, женские и детские отдельно. Римлян не нашли. Ни живых, ни мертвых.
Руфин нахмурился.
– Это невозможно. Они должны быть там. Хотя бы мертвые…
– Может, их захватили в плен? – предположил Скавр. – Рутилий приказал сдаться, и монголы их пощадили, надеясь на богатый выкуп?
– Может и так. Но все не могли остаться в живых. У преторианцев были большие потери. При таком длительном штурме не могло не быть. – Он сам подивился, как легко говорит об этом. Столько времени делал вид, что ничего не знает, а теперь… – Недопустимо оставлять трупы наших граждан на растерзание стервятникам. Вели обыскать развалины. Они там. ВСЕ…
«И Элий там», – уговаривал себя Руфин. Да, Цезарь непременно там, среди руин, с пробитой стрелою шеей, смотрит в небо остекленевшими глазами. Нет, уже не смотрит – стервятники давным-давно выклевали глаза.
Руфин хотел войти в палатку и немного отдохнуть, но будто из-под земли перед ним возник человек в белой перепачканной одежде разведчика Четвертого легиона. Лицо замотано белым платком, видны лишь горящие черные глаза. Странные глаза – как будто молодые, но кажется, что их обладатель знает все тайны на свете.
– Надо отойти от Нисибиса. Здесь плохое место, – сказал человек в грязном балахоне и тревожно оглянулся. – Здесь нельзя оставаться… нельзя…
Он был близок к панике.
– А что думает Скавр по этому поводу? – поинтересовался Руфин.
И понял, что Скавр ничего не думает – префект претория во главе первой когорты направлялся к разоренному Нисибису.
– Я из разведки, – хрипел незнакомец – голос у него был странный, каркающий, будто простуженный. – Здесь нельзя оставаться. Немедленно уходим!
Что-то в его тоне убедило Руфина. А может и не тон незнакомца, а вонь, исходящая от покрытой тиной и трупами равнины, подействовала убеждающе. Неведомо, какая зараза таилась в этом новоявленном болоте. Император подозвал префекта лагеря и отдал приказ отойти от Нисибиса и разбить лагерь в другом месте. Человек в белом уже вскочил на коня и бил его пятками и рвал повод. Он как будто обезумел от страха. Солдаты, только что начавшие обустраивать лагерь, ругаясь, разбирали палатки и вновь строились в центурии. Нет ничего хуже, чем менять только что отданный приказ. Но Руфин верил странному разведчику. А тот вновь очутился рядом и ухватил за повод императорского жеребца.
– Беги, Руфин. Вместе с остальными ты не успеешь. Беги. Спасись один. У тебя есть шанс. Гони коня! Скорее.
– Я не убегу, бросив войска.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Незнакомец прорычал что-то нечленораздельное. В его хриплом голосе было нестерпимое отчаяние.
– Кто ты? – спросил Руфин.
– Я – гений Империи. Бывший гений. Теперь я – Гимп. Я бессмертен и смертен одновременно.
– Чего ты боишься?
Гимп в отчаянии замотал головой:
– Не знаю, Август, клянусь водами Стикса – не знаю. Но нас ждет что-то страшное. Беги!
Красно-желто-стальная колонна, колеблясь, начала медленно отползать от Нисибиса. Восьмой легион шел в авангарде. Руфин хлестнул жеребца и помчался вперед, нагоняя отступающих римлян. Гимп скакал рядом, поминутно оглядываясь. Они были близко, слишком близко от города.
Неожиданно с криком Гимп слетел на землю, увлекая за собой Руфина. Они грохнулись в какую-то земляную нору. Все вокруг озарилось ослепительным светом, в сотни раз ярче полуденного солнца. Свет этот осветил отроги лежащих за Нисибисом гор с невозможной ясностью, обвел их пурпурными, синими, золотыми контурами. Люди вспыхивали мгновенными факелами. Кони ржали, люди вопили, пытаясь заслониться руками. Кожа на ладонях и лицах обгорала мгновенно. А следом за вспышкой по земле катилась волна. Она сметала все на своем пути и гнала клочья огня, как листву неведомых деревьев. Раздался рев – чудовищный зверь рычал, вырвавшись на свободу.
Над уничтоженным Нисибисом поднимался в небо огромный гриб. Он рос, уходя в яркую синеву, грозя прорасти сквозь небеса, огромный и жуткий, как непобедимый бог войны. Люди внизу были жалкими и беспомощными и такими уязвимыми с их мягкой распадающейся плотью.
Там, где прежде тек Джаг-Джаг, в воздух поднималось облако пара – вода испарилась. Ниже по течению она кипела.
Когда Руфин наконец поднялся и глянул на своего спасителя, то увидел, что у того больше не было глаз. В провалах глазниц сочились красным черные набухшие кляксы. Руфин закричал от ужаса. Вернее – ему казалось, что он кричит – он лишь беспомощно открывал и закрывал рот.
Центурион с обожженным до мяса лицом подбежал к Руфину и накинул на него полотнище палатки. Может быть, таким странным способом он хотел защитить императора, а, может быть, просто не хотел, чтобы император видел, что сталось с его армией. Последнее, что заметил Руфин – это бегущую мимо лошадь с обгоревшим черно-красным боком, с вытекшими глазами. Ослепшее животное бросалось то в одну, то в другую сторону, и совершенно человеческий, непереносимый вопль рвался из самого ее нутра. Этот крик невозможно было слышать. И Руфин, кутаясь в полотнище палатки, тоже закричал.
ЭПИЛОГ
«Вчера в Эсквилинской больнице вдова Гая Элия Мессия Деция Цезаря Летиция родила мальчика. Несмотря на то, что ребенок родился до срока, по заявлению медиков он здоров и чувствует себя хорошо. Однако ребенка пришлось поместить в инкубатор».
«Нисибис практически стерт с лица земли взрывом чудовищной силы. Потери римлян исчисляются тысячами. К месту дислокации армии срочно направлены специальные грузы медикаментов и сотни медиков».
«На помощь армии Руфина отправлен Шестой легион. Производится срочный набор в Четвертый и Девятый легионы».
I
В центре взрыва образовалась воронка, а вокруг на сотни футов застыли расплавленные потоки, превратившись в зеленое стекло. Вокруг чудовищного стеклянного блюда земля встала дыбом, будто камни хотели прянуть в небо, но не смогли. На камнях не было ничего живого. Черная пыль. Черный пепел. Но черная жижа, что медленно вытекала из-под обломка стены сгустком мазута, эта черная жирная клякса казалась живою. Да, прежде она была жизнью. Почти возвышенной, почти божественной. Теперь черное нечто струилось меж камней, отыскивая путь, не сознавая, что ищет, не зная, на что способно, не понимая, зачем вообще надо куда-то скользить и течь. Вокруг были только развалины. Черное пятно скользило, ничего не находя. И вдруг… еще одно такое же черное пятно появилось из-под оплавленного камня, стекло в ямину, коснулось первой кляксы, но не слилось – подалось назад… А вот и еще одна черная клякса, и еще… и еще. Они медленно пробирались меж развалин, не ведая, куда и зачем…
Но странные твари продолжали движение. Наконец они стекли к реке Джаг-Джаг, и поплыли по ее водам, как пятна разлившейся нефти. Когда волны пытались прибить их к берегу, пятна отталкивались от камней крошечными щупальцами. Пятна умели питаться. Они хватали дохлых рыбин, покрывали их тонкой пленкой и медленно переваривали. Неважно, что рыбины были радиоактивны – такая мелочь не пугала черные твари. От них самих шло излучение.
II
В это утро Руфин почувствовал себя немного лучше. Его вырвало только после еды. Он сидел на походной кровати. Полог его палатки был поднят, император видел раскинувшийся перед ним лагерь. Лагерь, похожий на госпиталь. Ряды палаток вдоль улицы принципалис [107]107
Улица принципалис – главная улица лагеря, проходила между палатками командующего и его офицеров, и остального легиона.
[Закрыть] и бродящие по ней согбенные фигуры. Медик в зеленой тунике остановился, согнулся пополам. Его рвало прямо у входа в императорскую палатку. Он не обращал внимания. Так же как и преторианец, что стоял у входа. Медик вытер ладонью рот и двинулся дальше. Трибун Восьмого легиона с черными гноящимися пятнами ожогов на лице вошел в палатку и остановился. Его слегка покачивало. Чтобы не упасть, трибун ухватился за древко императорского штандарта. Руки его были обмотаны бинтами. Руфин улыбнулся одной половиной лица – ему почему-то показалось это смешным. Он и сам не понял почему.
– Императорская машина прибыла… – сказал трибун.
Руфин никак не мог вспомнить его имя. Скавр? Нет, Скавр погиб при взрыве в Нисибисе… Это кто-то другой… Но кто? Кто?
– А фургоны для остальных? – спросил Руфин.
– Только двадцать.
– Отправляйте легионеров. Я подожду.
– Руфин Август…
– Я не могу бросить моих солдат. Отправляйте больных и раненых… скорее.
Трибун вскинул руку, отпустил древко и едва не упал. Повернулся, нетвердым шагом вышел из палатки. Будто был пьян. Императора вновь стал разбирать беспричинный смех. Может, они все пьяны? И этот взрыв им пригрезился? И этот фантастический неземной свет, и этот гриб, встающий над уничтоженным Нисибисом – тоже?
Где-то урчали моторы. Больных увезут. Но спасут ли… Спасут ли… Руфин вновь почувствовал приступ тошноты. Едва успел склониться над тазом, как его вырвало. Младший медик поспешно сменил посудину. Вчера этот парень прибыл из Антиохии и в первый момент едва не падал в обморок при виде того, что творилось в лагере. Их легко отличить – тех, кто был с Руфином и тех, кто приехал позже. Они другие… живые… а войско Руфина – это мертвецы. Одни мертвецы. Руфину еще повезло, что Гимп укрыл его в какой-то ямине, и Август в отличие от большинства солдат, не получил ожогов. Но в облаке, что плыло по небу, был какой-то особый смертоносный яд, и этот яд теперь их всех убивает, подвергая изощренным пыткам.
«Трион, – билось одно-единственное имя в мозгу. Имя, которое теперь звучало как проклятие. – Так вот как действует твоя бомба повышенной мощности…»
«Надо назначить первого префекта претория», – подумал Руфин.
Но кого? Из тех, кто оставался в Антиохии? Тыловые крысы. Ничтожества. Из тех, кто был с ним в походе? Живые трупы…
Будь проклят Трион! Трион виновен во всем! Зачем Элий сохранил ему жизнь? Зачем император поддался на доводы Элия и сохранил Триону жизнь? Глупо… Нет. Не то… Надо было уничтожить Элия, а Трион бы сделал бомбу для Руфина. И теперь Руфин взорвал бы ее в лагере варваров и разом спалил это крысиное гнездо.
Элий испортил такое великолепное развлечение. Занятно было бы посмотреть, как варвары ползают по дорогам с вытекшими глазами стаей обгорелой саранчи. Руфин представил эту картину и вновь затрясся от смеха…
Медик положил на лоб Руфину мокрую тряпку. Стало немного легче. Часовой-преторианец опустился на колени. Постоял так немного и упал. Армия мертвецов. Почему монголы не идут по их следам? Римляне стали легкой добычей. Прекрасная добыча – постоянно блюющие живые мертвецы. Наверное, варвары просто не знают, что творится в армии Руфина.
Вновь вернулся трибун. Как же все-таки его имя? Плавт?… Нет, при чем здесь комедия. Трагедия скорее… Но как же все-таки его имя…
– Прибыл Шестой легион из Сирии.
Остававшийся в резерве легион. Ну вот и чудненько. Шестой легион, «Феррата», то есть закованные в железо, они оборонят…… от черного пепла, падающего с неба… рвота опять рвота… нет ничего хуже рвоты… кроме боли… которая пронизывает все тело, и от которой не спасает даже морфий. Больных в больницы… мертвецов в гробницы… Он говорит уже в рифму…
– Когда всех отправят? – спросил Руфин.
Медик подал ему воду с лимоном и со льдом. Какое блаженство…
– Еще нет…
– Чтобы всех в Рим. И живых и мертвых… Всех…
Трибун опустил голову, не стал объяснять, что трупы погибших сожгли на месте. Их даже не пытались опознать. Да и невозможно было опознать тех, кто оказался близко к Нисибису. Черные обугленные личинки. А Скавра и первую когорту просто не нашли. На месте Нисибиса дыбом встала земля.
– Данные разведки? – Руфин с трудом ворочал распухшим языком, слова получались невнятными.
– Варвары ушли.
Ушли? Куда?
А в сущности, не все ли равно… Какое Руфину дело до варваров?
– А Элий? – спросил он в который раз.
Трибун почти в ужасе глянул на императора.
– Ах да… там воронка и оплавленная земля. Ну что ж, возьмем немного этой земли в Рим… и похороним. Пусть это будет прах Элия. Негоже ему сто лет слоняться по берегам Стикса.
III
Фургон со змеей, обвивающей чашу, остановился у декуманских ворот лагеря. Три десятка фургонов следом замерли неподвижной чередой. Дверца первого распахнулась, и на землю выпрыгнула высокая женщина в странном наряде – хлопковая туника с длинными рукавами, заправленная в брюки, такая же белая шапочка и маска из плотной ткани, закрывающая рот и нос. На комбинезоне и шапочке значки: шесть эллипсов переплелись вокруг золотого шара. На худощавой фигуре заметно выдавался круглый живот. Беременная? Здесь? Женщина протянула часовому пропуск. Гвардеец был в одной тунике без броненагрудника. Несмотря на жару, лицо у него мучнисто-белое, будто осыпанное пудрой. То и дело он морщился и подносил руку к горлу – его тошнило.
«Схватил как минимум сто единиц, – подумала Норма, с сочувствием глядя на молодого парня, – а ведь он прибыл уже после взрыва».
Часовой мельком взглянул на бумагу и махнул рукой, разрешая въезд.
– Машины останутся здесь, – сказала Норма Галликан и сделала знак своему спутнику – немолодому человеку в таком же наряде – следовать за ней.
Она вытащила из кармана прибор и поднесла к часовому. Тонкая красная стрелка прыгнула в сторону.
– Твоя туника сильно фонит, – сказала Норма, но легионер не понял ее слов.
Женщина вошла в лагерь и двинулась по улице претория [108]108
Улица претория шла перпендикулярно улице принципалис между палатками легионеров.
[Закрыть] меж палатками. Двое солдат сидели прямо на земле. Норма поднесла прибор к палатке. Ткань излучала так же, как и туника часового.
– Помоги, – солдат поднял лицо с безобразно опухшим ртом. Кожа покрыта волдырями ожогов. – Помоги, сестренка… Мы были дальше всех… Мы из Восьмого легиона…
Ему так хотелось жить. Ему ведь только двадцать пять. Темные глаза блестели, как у наркомана. Вся туника его была осыпана выпадающими волосами.
– Ты можешь нам помочь? – спросил второй, вытирая тыльной стороной ладони рот. Лицо его почернело, будто он с утра до вечера лежал на солнце.
– Да, – сказала Норма. – Готовьтесь переехать отсюда.
– Куда? К Плутону в гости? – спросил второй легионер и вдруг начал хохотать.
Норма Галликан отыскала префекта лагеря. Тот сидел в тени палатки и что-то чиркал на листке бумаги. Лицо у него было такое же белое как и у часового. Это был уже новый префект – тело прежнего сожгли вместе с остальными трупами. Он посмотрел на гостью безразличным взглядом.
– Ну что еще?
– Прикажи свернуть лагерь и переехать. В десяти милях отсюда я выбрала подходящее место.
– Разве переезд нас спасет?
– Некоторых. Палатки и все имущество бросить. В новом лагере уже стоят палатки и развернут госпиталь.
Впрочем, о чем она говорит?! Весь лагерь – госпиталь. Всех надо лечить. Знать бы только – как?
Она подошла к палатке Руфина и остановилась. Было страшно войти.
Человек, стоявший возле палатки, неожиданно закричал. Он хотел отойти в сторону и не мог, задергался и заорал: «Помогите»! Верно, приступ неведомой болезни, вызванной Z-лучами… Норма подошла. Вокруг ноги человека обвилась черная тварь, похожая на кальмара. Человек в отчаянии колол тварь мечом, но клинок проходил насквозь и ранил ногу, не причиняя твари вреда. Только сейчас Норма заметила, что человек слеп – бугорчатые язвы алели на месте глаз.
– Огонь… – бормотал человек. – Прижги его… он боится огня…
Норме показалось, что слепец бредит. Но все же она вытащила зажигалку и поднесла язычок пламени к черной твари. Та мгновенно съежилась, отпустила добычу, и тут же мазутным пятном скользнула под полог палатки.
– Что с твоими глазами? – спросила Норма, распрямляясь.
– Их выжгло. Ты видишь… да, ты видишь… я – нет. А ты… ты приехала только что. Я это чувствую. От тебя не исходит излучения. Вернее, исходит, но гораздо меньше, чем от остальных. Кто ты?
– Норма Галликан. Ты неплохо выглядишь, – постаралась она приободрить слепца. – Бодрее остальных… Вот только глаза…
– Я – гений… бывший гений… Излучение не только уродует – оно меняет. Не знаю, каким стану завтра. Может – чудовищем… Ты слышала о чудовищах, что пожирают людей… – он приблизился к ней, ухватил за плечо и зашептал. – Тут нет никого поблизости?
– Никого, – подтвердила Норма.
– Я боюсь… они узнают, что я гений и убьют меня. Люди боятся гениев. Особенно теперь. Увези меня в Рим. Я умоляю. Спаси… Я ослеп… разве этого мало? Да, я слеп… гений Империи – слепец. Разве это не смешно?
И он захохотал.
– Отведи его в мой фургон, – приказала Норма помощнику. – А я должна поговорить с императором.
– О, благодарю, благодарю! Спасительница! Минерва! – выкрикивал Гимп, пока его вели по улице претория.
Норма немного помедлила прежде, чем войти в палатку. Войдя, увидела то, что и ожидала увидеть. Только в отличие от прочих у Руфина не было ожогов – говорят, он успел укрыться за несколько мгновений до взрыва. Но все равно он «схватил» смертельную дозу.
– Будь здрав, Руфин Август! – выкрикнула она по-военному и осеклась.
Император смотрел на нее лихорадочно блестящими глазами.
