Текст книги "Тайна Нереиды"
Автор книги: Марианна Алферова
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
– Это правда. На Цезаря напали два монгола. Я кинулась на помощь и отвлекла одного…
– Ты убила варвара?
– Нет… – после паузы сказал Роксана.
– Спорим, что ты вообще никого не убила. И не можешь убить.
Роксана закусила губу и молчала. Потом тряхнула головой:
– Пойдем на стену и кого-нибудь убьем!
– Кого? Часового? – усмехнулся Квинт.
– Варвара. Наверняка их лазутчики ползают под стеной. Ищут, где можно прорваться.
– Слушай, мы устали… надо выпить, расслабиться, отдохнуть…
– Пойдем, – не унималась Роксана. – Ты знаешь пароль?
– Ну, знаю…
– Так пойдем! – Она вскочила и потянула за собой Квинта.
Тот пошел без всякой охоты. Но отказать Роксане не мог.
По дороге их останавливали трижды. Но Квинт называл пароль, и их пропускали. К тому же многие узнавали «личного секретаря» Цезаря.
После штурма стены облили водой и присыпали песком. Но все равно следы крови были повсюду. Сладковатый запах тления становился все сильнее.
На стене их встретил Тит. Он стоял в карауле и был недоволен.
– И что вам неймется? – бормотал старый гвардеец, меряя шагами стену и внимательно вглядываясь в пространство, по которому скользил луч прожектора. – Такая вонь… Скоро дышать будет нечем!
Неожиданно луч погас. На несколько секунд. Потом вновь зажегся, метнулся в бок, пошарил в небе и медленно сполз к лагерю монголов – но не достал, не хватило мощности.
– Глянь, там… – шепнула Роксана, вцепляясь в руку Квинта.
Квинт всмотрелся. Какое-то движение под стеной. Человек, лавируя между неубранными трупами и обломками лестниц, бежал в сторону реки. Странный какой-то человек, черный, блестящий… Роксана вскинула винтовку, угнездила на мешках с песком приклад.
– Стой! – ахнул Квинт. Но было поздно.
Винтовка плюнула кратко и зло, человек внизу дернулся, прыгнул вперед и упал.
– Что такое? Кто стрелял? – Трибун Рутилий возник из темноты.
– Лазутчик монголов! – Роксана ткнула пальцем вниз.
Рутилий поднес бинокль к глазам и тут же уронил руку. Бросился к лестнице. Человек внизу зашевелился и медленно стал отползать к городским воротам. Но из ночной тьмы выскочили трое на низкорослых лошадях. Роксана успела уже перезарядить винтовку, прицелилась и сняла скакавшего впереди. Квинт подивился меткости ее стрельбы. Сам он тоже выстрелил, но промазал. Так же, как и Тит. Монгол махнул саблей, что-то подцепил острием с земли и рванул назад. Квинт всмотрелся. На земле осталось обезглавленное тело, затянутое в черный, блестящий… гидрокостюм?
Рутилий вернулся.
– Как они здесь очутились? Я спрашиваю, как эти двое здесь очутились? – набросился трибун на Тита.
– Квинт назвал пароль.
– Ах, пароль!
– Я думала, что этот человек – враг, – Роксана сказала об этом почти спокойно.
Рутилий вырвал у нее из рук винтовку.
– Идиотка, ты не просто убила нашего человека. Ты сорвала важную операцию. Этот парень жил в Месопотамии много лет. Он знал места, знал язык в совершенстве. У него оставались здесь друзья. Он должен был собрать в тылу монголов отряд из добровольцев, вскрыть тайный склад оружия Содружества и нанести удар варварам в спину. И ты все погубила. Второго такого человека у меня нет… – Рутилий сделал паузу – сейчас заговорит про военный суд, – понял Квинт.
– Она сегодня спасла жизнь Цезарю, – сказал фрументарий поспешно.
Рутилий глянул на него с ненавистью:
– Еще раз увижу вас обоих на стене без моего разрешения – расстреляю обоих.
Рутилий ушел, кипя от злобы. Квинт чувствовал себя растоптанным и оплеванным. Растоптанным – потому что он только что помог уничтожить такую прекрасную операцию. Оплеванным – потому что его в этот план не посвятили. А ведь про тайный склад оружия он сам рассказал Рутилию.
– На это парне был гидрокостюм, – сказал Квинт тихо.
– Мне надо идти… – заявила Роксана.
– Идти? Куда?
– Идти писать книгу. Я придумала новый абзац…
– Что? Ты пишешь здесь книгу? – Его стал разбирать дурацкий смех. – А кто ее будет читать? Монголы?
– Книги живут гораздо дольше людей. – Она даже сумела изобразить оскорбленное достоинство.
– Это всего лишь шутка, – Квинт никак не мог справиться с приступами смеха. С ним бывало такое. Иногда.
– Признаться, у меня сейчас нет охоты шутить.
Он проводил незадачливую амазонку до ее комнаты и даже не сделал попытки вновь поцеловать.
V
Накануне Кумий пировал у Сервилии. Много народу у нее пировало. Более мерзкого вечера Кумий припомнить не мог.
Консульское место занимал Бенит. То и дело, пока виночерпий наполнял его чашу, новоявленный сенатор поглаживал пурпурную полосу на тоге и улыбался. Все оказалось просто. Слишком просто. Он захотел и достиг.
– Да здравствует наш боговдохновенный Бенит! – воскликнул Кумий. – Надеюсь, вскоре мы узрим его консулом.
Кумий откровенно издевался. Но Бенит принимал слова поэта за чистую монету.
– Разумеется, – улыбнулся Бенит. – Вам недолго ждать. – Его невозможно было смутить. – Жаль, что в триклинии нет органа. Я бы сыграл. Обожаю орган.
– Клавесин не подойдет? – спросила Сервилия.
– Нет, клавесин для меня слишком мелок. Для меня подойдет лишь орган.
– Каковы твои дальнейшие планы, Бенит? – спросил драматург Силан и подмигнул Кумию – ему казалась, что шутка с Бенитом весьма остроумна. И игру стоит продолжить.
– Далеко идущие, – отвечал тот. – Я буду играть. Остальные – любоваться моей игрой.
Планирую возглавить одну из сенатских комиссий.
– Почему ты решил, что тебе отдадут комиссию?
– Потому что я так хочу. Стоит мне пожелать, и мое желание исполняется. Когда я выхожу под дождь и говорю: хочу чтобы дождь прекратился, тут же начинает сиять солнце.
Я – истинный исполнитель желаний.
– Об этом можно написать в «Акте диурне»? – подобострастно спросил критик Гней Галликан. Странно было видеть этого немолодого дородного человека заискивающим перед наглым молокососом.
– Можешь, – милостиво разрешил Бенит.
– Кто-нибудь знает, что будет дальше? – спросила Сервилия.
– Руфин отправится с войсками в Антиохию, – тут же ответил Бенит. – Победитель Третьей Северной войны хочет сделаться еще освободителем Месопотамии.
Кумий с досадой отметил, что в логике выскочке не откажешь. Похоже, что теперь не они играют с Бенитом, а он – с ними. Мышка взяла в оборот кошек. Кумию сделалось не по себе. А вдруг Бенит вовсе не такое ничтожество?… Додумывать мысль не хотелось – противный холодок пробежал по спине.
– Дурацкий поход, – презрительно фыркнул драматург, считавший, что он как литератор разбирается во всем на свете, а в военном деле лучше прочих. – Это всего лишь разведывательный отряд монголов. Чтобы разделаться с варварами, хватило бы и пары когорт.
Скавр говорил что-то подобное – припомнил Кумий.
– В этом случае победа Руфина не будет столь грандиозной. Ему нужен триумф. Для молодой жены. И для старого Золотого Рима, – Сервилия улыбнулась.
– Боголюбимая Сервилия! Ты иглой коснулась дела! – в восторге воскликнул Кумий.
– Руфин проиграет, – ухмыльнулся Бенит. – Он не умеет воевать. Войну за него выиграл префект претория Галликан.
– Так нельзя говорить, – вмешался в разговор Кумий. – Руфин – император, потомок Дециев.
– Ну и что из того? – усмехнулась Сервилия. – Кто такие Деции? Надо же, основатель династии Траян Деций! Велика персона. Ведь на самом-то деле он не выиграл битву при Абритте. Император утонул в болоте. Это боги изменили ход истории и подарили ему победу над готами. Он никто, игрушка, марионетка. И его мир – такой же мерзкий и ненатуральный. Я мечтаю, чтобы какая-нибудь сверхмощная бомба взорвалась и уничтожила этот мир до основания.
После таких слов долго никто не смел ничего сказать – даже Бенит.
Наутро Кумий проснулся поздно. Он лежал в кровати и пил кофе, раздумывая, как бы удачнее высмеять Бенита в новом рассказе.
Уже подоспело название: «Пир матроны». Кумий улыбнулся, предвкушая. Надо навставлять туда всяких мерзостей, какие только можно вообразить – пусть читатель думает, что Кумий всем этим занимался на самом деле. Поклонники будут выть от возмущения и стонать от восторга.
Кумий был уверен, что его «Пир» встанет в один ряд с «Пиром» Платона и с «Пиром Трималхиона». И, возможно даже, затмит те древние литературные пирушки.
Глава XII
Игры крыс
«Царь Месопотамии Эрудий официально обратился за помощью к Риму».
«Флагман «Юлий Цезарь» с императором на борту прибыл в Антиохию. Руфин Август лично возглавит поход на Нисибис. В который раз открыты двери храма Двуликого Януса!»
«Сегодня начинаются Флоралии».
I
Летиция выглядела неплохо. Почти не заметно, что беременна. Лишь располнела чуть-чуть, да под глазами тени. На голове венок – ведь сегодня Флоралии. Летиция приняла центуриона Проба в перистиле. Маленький игрушечный садик. Старинные скульптуры желто-серые, местами коричневые от времени. В вазах букеты свежих цветов. Повсюду сиреневое, желтое, красное. Нарциссы, тюльпаны, фиалки – бесконечной чередой. Сегодня весь Рим – огромный сад – по улицам не пройти – букеты, кадки с цветами на мостовой, гирлянды на стенах, венки на головах и плечах. Все статуи в цветах, все балконы похожи на пестрые букеты и благоухают.
Прежде чем сесть в плетеное кресло, Проб обошел перистиль, понюхал цветы, погладил по плечу мраморную Нимфу. Хорошо здесь, покойно. Будто гений по-прежнему стережет дом.
– Ты о чем-то хотела поговорить со мной, домна? – поинтересовался Марк Проб.
Летиция помолчала. И после долгой паузы спросила наконец:
– Ты веришь в пророчества. В предзнаменования?
– Пытаюсь… – уклончиво ответил центурион.
– Так вот… У меня было пророчество. Такой сон наяву… Я видела, как Бенит совершит убийство. Не знаю, когда и где… Но совершит. Можно это предотвратить?
Проб не подал и вида, что удивлен признанием.
– И кого он убьет?
– Тоже не знаю. Я видела Бенита в сенаторской тоге. В руке то ли кинжал, то ли нож… не понять. Неизвестный лежал. Увидев Бенита, приподнялся. И тут сенатор его ударил.
– Ты не видела лицо жертвы?
– Нет. Но мне показалось… это юноша… почти мальчик. Очень тонкая шея, узкие плечи…
Марк Проб подался вперед. Пальцы сами собой впились в подлокотники кресла.
– А убийца? То есть Бенит? Что особенного в нем было. Кроме сенаторской тоги? – Марк Проб старался говорить любезно, но все равно в его голосе послышался металл: он почуял след.
– Мне показалось, что Бенит то ли в шапке, то ли в парике… Уже было темно. В перистиле горела лампа.
– Это был перистиль? Опиши.
– Куда больше этого. Скульптуры. Фонтан. Подстриженные деревья.
– Куда был нанесен удар?
– В живот…
«Сенаторская тога… парик… все сходится… Неужели она в самом деле видела это?»
– А Бенит, часом не прихрамывал?
– Да, он как-то странно шел… Но откуда ты знаешь?
– Ты уверена, что видела будущее, а не прошлое?
– Тога с пурпурной полосой… Бенит еще не был избран в сенат, когда меня посетило это видение.
– Значит, ты «видела» это давно? Почему же не рассказала мне сразу, домна?
– Многие не верят в правдивость видений. Особенно вигилы. И потом… я не хотела об этом говорить при Элии. Он ненавидит Бенита. Одно упоминание этого имени выводит его из себя.
Центурион был ошарашен. Убийца Александра – Бенит? Невероятно. Проб никогда не подозревал его даже. Никогда… Что же делать? Как доказать? Как обвинить этого мерзавца? И как доказать? Время упущено. Но…
– Ты мне очень помогла, домна Летиция. – Центурион поднялся. – Очень.
Марк Проб вышел на улицу. Незнакомая девушка надела ему на голову венок из нарциссов. Сегодня все ходят по Риму в венках. Сегодня Флоралии.
II
Неофрон не прав. Элий вновь на арене. Только теперь арена – весь город. Городские стены – ограда арены. А на зрительских местах – весь мир. Мир наблюдает, как варвары терзают крошечный городок и каждый загадывает желание. Одни молят богов – пусть Нисибис устоит и Цезарь спасется, и люди его спасутся, и горожане спасутся. Другие шепчут: пусть город падет, и все погибнут. Их кровь будет жертвенной кровью на алтаре. Примите чужую кровь в дар от нас, всемогущие боги.
Монголы обстреливали город. Подкатывались к стенам, выпускали тучу стрел, несколько гранат и отступали. Потом начинали грохотать пушки. Варвары прощупывали, собирается ли город обороняться. Нисибис оборонялся. И монголы отступали. Появилась надежда, что монголы уйдут. Невелика добыча в таком маленьком городке. Но варвары почему-то не уходили. Осажденные ждали, что римские легионы появятся со дня на день. Но римляне не появлялись.
Сегодня начинаются Флоралии. Гладиаторские игры во время Флоралий проводятся в Риме. На играх в честь Флоры Элий, будучи гладиатором, ни разу не побеждал. Элий на мысленно перенесся в Вечный город, представил Колизей, пурпурный веларий над зрителями, императорскую ложу (всю в цветах), идущих по золотому песку гладиаторов. Клейма нынче стоят втрое дешевле. Но люди продолжают их покупать, хотя и знают, что желания не исполняются. Теперь на гладиаторов делают ставки, как на лошадей. Но все же какой-то умник подсчитал, что загаданное желание при выигрыше исполняется с вероятностью шестьдесят два процента. Причем совершенно бесплатно. Стоит только мысленно сделать ставку на «своего» гладиатора. В сенаторской ложе, где прежде сидел Элий, теперь развалился Бенит.
Элий тряхнул головой, и видение пропало.
Кажется, только сейчас он осознал, что произошло: его место занят Бенит.
III
Крысы расплодились необыкновенно. Они бегали по улицам открыто, – наглые, огромные, черные, с длиннющими розовыми хвостами. Они плавали в сточных канавах и рылись в мусорных кучах. Тощие нисибисские кошки боязливо забирались на стены и крыши, завидев крыс. Случалось, крысы нападали на кошек и пожирали. Квинт скупил в одной из лавчонок весь запас крысиного яда и разложил приманки в крепости. Утром крысы вылезли из нор и стали носиться, будто гончие псы, поднимая невообразимый шум, опрокидывая посуду и кидаясь на преторианцев. В казарме они скакали с кровати на кровать, не давая никому отдыха. Центурион Секст Сабин явился на шум и принялся палить из «парабеллума» в обезумевших тварей.
Двоих он подстрелился. Но остальные продолжали куролесить.
– Погоди! – сказал Элий, заходя следом. – Не надо тратить патроны.
Он обнажил меч и встал в проходе между кроватями, наблюдая за обезумевшими тварями.
– Эй, Цезарь, – крикнул Неофрон. – Уж не собрался ты гоняться за грызунами?
Элий не ответил, короткое, едва уловимое движение, и разрубленная пополам крыса отлетела к ножке кровати.
– Ого! Чистая работа! – Неофрон поднялся. – А что если я?
Он выхватил меч, ударил, но крыса ускользнула. Все, что он успел отрубить – это длинный розовый хвост. Преторианцы загоготали.
– Я тоже! Бей крыс! – вскочил с кровати Камилл.
– Погоди! – остановил его центурион. – А то порубим друг друга вместо тварей. Охота по очереди.
– Идет! – согласился Неофрон. – Пять минут, выходим по двое. И победитель играет со следующим. Центурион… – повернулся он к Сабину.
Тот достал золотой хронометр.
– Время пошло! – и махнул платком, будто открывал состязания колесниц в Большом Цирке.
Неофрон кинулся за мелькнувшей меж ножек кровати черной тварью и упустил. Элий лишь обернулся, крутанул кистью, и отбросил мелькнувшую тень к стене. Крысиная кровь забрызгала калиги Сабина.
– Элий, ты что, всю жизнь рубишь крыс?! – воскликнул Камилл.
Элий не ответил. Он следил за метанием очередной твари. Камилл вскрикнул – крыса бросилась прямо на него. Гвардеец отбил ее ногой. А Элий в воздухе разрубил крысиное тело пополам. Зрители аплодировали и свистели. Происходящее все больше и больше напоминало зрелище в Колизее. Интересно, убивая крыс, можно ли клеймить желания? Быть может, это уже осуществленные желания, их безобразные воплощения? Или это чьи-то гении, принявшие столь отвратительные формы?
Неофрон тем временем три раза грохнул мечом по полу, высекая из камня искры. И наконец четвертым ударом отсек крысе голову.
Элий вновь ударил, но на этот раз промахнулся. Еще одна тварь выскочила из норы и помчалась прямо на Элия. Он пропустил ее. Крыса долетела до стены, развернулась и ринулась обратно. Неофрон, не ожидавший такого, не успел ударить, зато Эли не промахнулся.
– Время вышло, – объявил центурион. – Элий выиграл.
Неофрон помянул Орка, но место уступил. Камилл лихо подкинул в воздухе меч, поймал его и… на середину комнату выползла полудохлая крыса. Она зашаталась, как пьяная, повалилась на бок, потом поползла…
– Кажется, она немного перебрала, – расхохотался Камилл. – Единственная крыса, которая умрет от яда.
– Чего ты ждешь? Бей! – закричал Неофрон.
– Было бы не честно получать очко за такую дохлятину, – пробормотал Камилл.
– Тогда уж я… – и Неофрон рассек полудохлую тварь. – Когда монголы возьмут Нисибис, они будут убивать нас точно так же. А мы будем визжать и кусаться.
– Я бы хотел, чтобы крысы были здесь подольше, – сказал Элий.
– Это почему же? – удивился Неофрон. – Хорошее развлечение?
– Хороший знак.
– С чего это вдруг? Крепость – не корабль. А если варвары возьмут Нисибис штурмом, крысам будет, чем поживиться.
– Ты прав, – согласился Элий и поддел еще одну полудохлую тварь острием меча. – Но все же мне нравится, что крысы с нами. На этой стороне…
Неофрон смотрел на него с удивлением.
– Тебе нравится их убивать?
– Не более, чем людей. Крысы разносят чуму. Но нам сделали прививки от этой заразы. В прежние времена римские легионы приносили из Персии чуму в Европу. Чума по своей опасности могла сравниться только с одной напастью – с гражданской войной… Жена Траяна Деция умерла от чумы. Так давайте убивать крыс.
IV
Вентилятор под потолком напрасно молотил воздух. Легче не становилось. Хотя в принципарии римляне сидели без броненагрудников, в одних туниках, Элий чувствовал, что на спине ткань насквозь промокла от пота.
– Почему монголы не уходят? – процедил сквозь зубы Рутилий. – Они не любят жары. Их лошади не привыкли к такому климату. Что они забыли в нашем городке? Что?
– Нам не выстоять долго, – сказал Элий. – Слишком мало людей. Да и патроны когда-нибудь кончатся. Нужны подкрепления.
– Руфин это знает, – отрезал Рутилий и со злостью глянул на Элия.
Потом поднялся и вышел. Элий проводил его взглядом.
– Что это с ним?
Квинт подсел ближе и зашептал на ухо.
– Ты не нужен Руфину, вот в чем дело. Руфин будет ждать, пока Нисибис падет. Он будет ждать…
– Ты в своем уме? Со мной триста преторианцев. Не говоря уже о горожанах…
– На людей императору плевать. А ты должен умереть.
Элий с сомнением покачал головой:
– Мне казалось… В последнее время император неплохо ко мне относился.
– Казалось, вот именно – казалось, – передразнил Квинт. – Разве ты не знаешь Руфина? Уж ему в голову взбредет – не переубедишь. Сейчас ему взбрело, что ты не должен быть императором. Ни в коем случае. Уж лучше он объявит наследником твоего сына.
– Откуда тебе знать?
– У меня интуиция. И интуиция мне подсказывает, что наши дела дрянь.
– Криспина родит наследника, и все решится само собою.
Вернулся Рутилий.
– Пришла радиограмма. Руфин в Антиохии. Он скоро выступит. Будем надеяться.
– Он не выступит, – упрямо повторил Квинт. – Он не выступит, пока Нисибис не падет.
Рутилий уселся за стол, налил себе полный бокал финикового ликера и выпил залпом. Последнее время он пил много. Запасы ликера в крепости были значительные.
– Ты винишь меня, что я завел всех сюда? – спросил Элий.
Рутилий отрицательно покачал головой:
– Я служу тебе, а не обсуждаю твои решения. Ты почему-то решил, что должен быть в Нисибисе. И вот мы здесь.
Глава XIII
Игры бога Сульде
I
Элию снились сны один другого фантастичнее. В этот раз в своих грезах он очутился в Морском театре на вилле Адриана вдвоем с Марцией. Он смотрел на свою прекрасную возлюбленную и думал: почему рядом с ним Марция? Ведь он ждал здесь Летти.
– Как тебе нравится моя новая скульптура? – спросила Марция с улыбкой.
Элий повернул голову и увидел мраморную статую обнаженной женщины. Он не сразу узнал Летицию, хотя сходство было разительное. Ее задорное полудетское лицо, широко распахнутые глаза. Ее узкие детские плечи. А ниже – огромные отвислые груди кормящей женщины и вздувшийся шаром живот беременной.
Элий смотрел на этот мраморный шар, и ему казалось, что живот шевелится.
– Тебе нравится? – спросила Марция.
Элий хотел сказать: «да», но в горле застрял комок. Элий подошел к статуе, коснулся мраморной руки. Она была холодна, как и положено камню. Но от этого холода такой ужас охватил Элия, что он закричал. Он кричал и кричал, разрывая паутину сна, кричал до тех пор, пока не проснулся.
Ночь была душной. В каморка воняло порохом и потом. Вентилятор не работал. Элий вышел во двор к фонтану. Стояла неправдоподобная тишина. Луч прожектора разрезал небо, как черный пирог, и скользнул вниз. Почему они шарят по небу? Может, думают, боги спустятся вниз и помогут? «На землю надо смотреть, на землю!» – хотел крикнуть Элий часовым, но ничего не крикнул. Вместо этого вытащил хронометр и поглядел на светящийся циферблат. Было три часа ночи. Рассвета ждать еще долго. Элий набрал воды в шлем и облил голову.
Тень шевельнулась рядом с ним. Элий схватился за рукоять меча. Сталь взвизгнула, выходя из ножен.
– Это я, – шепнула тень женским голосом.
– Роксана?! Что ты здесь делаешь?
– Пришла к тебе. Дело важное. В Нисибисе много пришлых. Разные люди. Беженцы, похожие на римлян. Римляне, выдающие себя за беженцев. Тебе стоит с ними поговорить.
– Что за римляне? Откуда?
– Идем!
Она ухватила его за руку и повлекла в темноту. Лабиринт кривых улочек, погруженных в темноту. Молчаливые дома. И вдруг чей-то приглушенный плач. И вой собаки. Тоскливый, надрывный. Оплакивают покойника. Скоро все умрут.
Роксана остановилась в вестибуле перед построенном в римском стиле домом, толкнула обитую медью дверь. Они очутились в атрии. Их ждали. Несколько человек в простых белых туниках и шароварах сидели на мозаичном полу вокруг бассейна. Светловолосый парень поднялся Элию навстречу.
Цезарь вглядывался в его лицо, силясь узнать.
– Марк Проб? Как ты сюда попал?
– Не Марк, а Луций Проб, – поправил его молодой человек.
– Луций Проб? – переспросил Элий и перевел взгляд на сидящего на полу юношу, столь похожего на изображения Руфина в молодости. – Тит Корнелий Деций… – Он вгляделся в другого. Не может быть! О боги! Бессмертная «Нереида»! – Вы здесь? Но зачем? Неужели вы хотите воевать? Теперь, после смерти?
– Мы пришли за тобой, – сказал Проб. – Ты должен бежать. Ты – наследник Империи и не можешь оставаться здесь. Твой арабский скакун быстрее любой монгольской лошади. Мы прорвем их ряды, а ты ускачешь.
Теперь был черед Элия протестовать. Это невозможно. Он пришел в Нисибис намеренно. И уж конечно, не пустится в бега, бросив на произвол остальных. Он обвел глазами «бессмертных», отыскивая того, с кем так хотел увидеться! Но напрасно он переводил взгляд с одного лица на другое – его не было.
– Тиберий, – позвал он, уже заранее зная ответ.
– Тиберий мертв.
Проб вывел Элия в перистиль. В саду росло несколько пальм и несколько куртин с цветами. Остальной двор был покрыт прямоугольными каменными плитами в человеческий рост. Вместо запаха зелени и влаги перистиль полнился сладковатым запахом тления.
– Он там? – спросил Элий, касаясь рукой плиты. – Я хочу говорить с ним!
– Это невозможно. Он мертв, пусть временно, но мертв…
Элий опустился на колени, приник к плите.
– Тиберий, ты слышишь меня? Уверен – слышишь. Это я, Гай Элий. Мы опять разминулись. Нам никак не свидеться. Но когда-нибудь и ты, и я… снова будем вместе. – Он гладил камень, и чудилось ему, что Тиберий отвечает – «непременно». – Зачем вы пришли? Неужели думали, что я убегу, бросив остальных умирать? Все слышали о предсказании Сивиллы, но никто и пальцем не пошевелил, чтобы заняться укреплениями. И я решил воздвигнуть стену. Ведь предсказание адресуется только тем, кто хочет услышать. Просто закрыть собою… единственный способ.
– Когда мертвое тело разложится, душа Тиберия освободится, – сказал Проб.
– Но я не смогу говорить с его душой! Ну почему, почему он не поговорил со мной, пока был в человеческом теле? Почему?!
– Может, он боялся?
– Чего?!
– Упреков… ты не простил ему самоубийства…
– О нет… его я не обвиняю… ни в чем… Всего лишь не понимаю, как и вас всех. Я мыслю как человек. Как другие.
– Не лги сам себе Элий, – покачал головой Проб (как в ту минуту был он схож с сыном своим Марком, центурионом-следователем и своей проницательностью и даже своей мимикой!) – Ты мыслишь вовсе не как все. Иначе Логос не избрал бы тебя проводником в этом мире.
– Логос? – переспросил Элий.
– Тот, кого ты называешь Юнием Вером. Он – бог. Ведь ты знаешь это?
– Вер… Он здесь? С вами? Где он? Что с ним?
Ах, если бы Вер был здесь. Вдвоем им все под силу! Если у тебя есть преданный друг – считай, что ты сильнее других не вдвое, а в сотни раз. Вдвоем с Вером они отстояли бы Нисибис.
– Он готовится к битве, – отвечал Проб. – Молись богам, чтобы он победил.
– К битве с кем? – спросил Элий. И вдруг почувствовал, что внутри него все холодеет.
Бог мог сражаться только с богом.
II
Юния Вера разбудило ржание коня. Вер выполз из пещеры, где спал, накрывшись бараньей шкурой, и с изумлением смотрел на стоящую на уступе женщину. Женщина держала на поводу коня, который… нет, не стоял, а висел в воздухе, перебирая копытами. Конь был бел и с крыльями. Пегас! Странный сын Медузы Горгоны и Посейдона, на котором любил разъезжать сам бог Аполлон. Конь, которого стихоплеты объявили своей собственностью. Сейчас Пегас был оседлан. Но вряд ли это придало ему воинственности. Пегас был конягой весьма упитанной – лоснящийся круп казался слишком массивным по сравнению с тонкими ногами. Конь почему-то постоянно скалился, обнажая крупные желтые зубы, чем напоминал Веру поэта Кумия. На стальных стременах сверкали первые лучи зари. Так же как и на золоченом шлеме и броненагруднике смуглолицей женщины.
– Беллона! – изумился Юний Вер.
– Тебе нужен конь для сегодняшней битвы, – вот я и привела конягу, – отвечала богиня войны, сестра и единомышленница Марса.
– Этот жирный! Да он на своих голубиных крылышках и взлететь-то не сможет. Разве что перднет изо всей силы, и его понесет реактивная тяга, – скептически оглядел Пегаса Вер. – Сколько тысяч лет миновало с тех пор, как он принимал участие в бою с Химерой?
Пегас обиделся.
– Я летаю каждый день. По десять-двенадцать часов от одного поэта к другому. Едва поспеваю.
– Отчего же ты так разжирел? От сочинений стихоплетов? Значит, тебе слишком часто попадались вирши графоманов, и тебя разнесло, как от обилия мучного. Ладно, надеюсь ты не врешь и сможешь заменить боевого коня.
– Что? Ты хочешь лететь на мне в битву? – В черных выпуклых глазах Пегаса мелькнул неподдельный страх. – Я не планировал драться. Думал: буду вдохновлять тебя стихами. Вдохновлять – это бывает куда важнее, чем участвовать в битве. Поэты сражаются стихами. Я знаю столько стихов. Вот к примеру:
Цитата Пегаса напомнили Юнию Веру слова Авреола о том, что он знает «Илиаду» и «Одиссею» наизусть. Юний Вер теперь тоже знал Гомера наизусть. Но цитировать у него не было охоты. Вряд ли его противник оценит словесные изыски.
– Я не могу сражаться… – бормотал Пегас. – Что будут делать поэты, если я погибну?
– Твоя мать умерла и не будет оплакивать твою гибель, пусть хотя бы это тебя утешит.
– Меч, – сказала Беллона, и сняла с себя перевязь с мечом. – Нагрудник… – и отдала свой броненагрудник. – Шлем… – и сдернула сверкающий позолотой шлем с черных кудрей.
Все пришлось Юнию Веру впору.
– Оружие! Оно красиво сверкает лишь в стихах или на музейных стендах, – хныкал Пегас. – В жизни я терпеть не могу сталь. Зачем сражаться, если можно слагать стихи. И стать бессмертным. В слове истинное бессмертие:
Надо полагать, что под едкими дождями подразумеваются дожди кислотные, от которых ныне так страдают памятники старины, в том числе и пирамиды.
– Во время войны музы молчат, так что и ты помолчи немного, будь другом.
Юний Вер вскочил на Пегаса, и под его тяжестью крылатый конь едва не рухнул в ущелье, но отчаянно заработал крыльями, выровнялся и даже поднялся выше. Учитывая толщину Пегаса, это показалось Веру чудом.
– Что скажешь, на прощание, Логос?! – крикнула Беллона.
– Жизнь с точки зрения разума бессмысленна. Значит, смысл ее лежит где-то за гранью разумного, – крикнул бог разума.
– А что скажешь ты, Пегас?!
– «Так произнес – и ударил противника в щит меднобляшный…»[95]95
Гомер «Илиада», пер. Гнедича.
[Закрыть] – к месту процитировал Пегас.
– А что-нибудь свое?
– Римляне давным-давно разучились самостоятельно мыслить, и по любому поводу приводят цитаты – к месту и ни к месту. Некоторые называют это постмодернизмом.
– По мне постмодернизм – это дважды сваренная капуста, – отозвался Логос-Вер.
Вер уже видел противника – тот мчался навстречу на белом жеребце с начинающего розоветь востока. От солнечных лучей шерсть коня и доспехи грозного Сульде отсвечивали алым. И отроги гор из синих тоже сделались алыми, будто кто-то обрызгал их кровью. И небо неестественно и густо алело. И даже всходящее солнце казалось багровым, больным и страшным.
– Мне не нравится этот тип, – сообщил Пегас. – Тут, кстати, припомнился мне еще один стих…
– Помолчи, будь другом! – оборвал его Вер.
Он вдруг понял, что Пегас невыносимо трусит. И он сам – тоже, как ни пытался это скрыть. Сульде вызывал ужас. Своей силой и своей чуждостью. Ужас разрастался внутри Вера ледяным кристаллом. Если бы Вер был человеком, он бы приготовился умереть. Но он был бессмертен, и мог только проиграть.
Логос обнажил меч и помчался навстречу богу войны. Пегас резво перебирал ногами и махал крылышками. Кажется, конь поэтов еще пытался что-то цитировать, но Логос его не слушал.
Лицо Сульде, желтое, с узкими черными глазами, ухмылялось. Зеленый огонь из меча бога войны ударил в сверкающий броненагрудник Логоса, и во все стороны снопом брызнули искры. Небосклон вместо багровых тонов озарился тем же едким зеленым светом, а Сульде вдруг разросся и сделался огромен, и копыта его коня попирали горы. Пегас мчался навстречу чудовищному богу, и зеленое пламя обвело зловещим ореолом крылья коня. Вер попытался и себя ощутить таким же огромным и непобедимым, исторгающим убийственный огонь, но лишь желтые зарницы вспыхнули где-то вдалеке, и едва слышные разряды грома запоздало прикатились к подножию гор, встревожив Нисибис и заставив осажденных высыпать на стены. А Сульде вновь дохнул зеленым огнем, пламя ударило Логосу в лицо, от нестерпимой боли юный бог ослеп, а Пегас жалобно заржал. Логос ударил коня по крупу, и, превозмогая боль, ринулся навстречу врагу, ничего не чувствуя, кроме пылающей боли. Наконец клинок его зазвенел, коснувшись клинка Сульде, и сотни белых молний брызнули по небосклону.
