Текст книги "Я — твоё солнце"

Автор книги: Мари Павленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава двадцать четвертая
На дворе у Деборы ещё не май месяц

Вечер в компании Виктора и Джамаля прошёл хорошо: мы смотрели фильмы на компьютере, прижавшись друг к другу втроём на кровати. Джамаль устроил так, что Виктор оказался между нами, поэтому моё тело непрерывно вибрировало полтора часа. Сюжет фильма совсем не запомнился.

Я уловила только какую-то волшебную неразбериху, тепло и запах Виктора и опьянение от его близости.

Закончили мы ведром мороженого. С одной ложкой на троих.

Иногда я прижималась крепче, двигалась, и мне даже казалось, что Виктор делает то же самое. Дело тут, конечно, о моём воображении, но как-то всё равно. На полтора часа он был только мой.

Теперь можно и умереть спокойно.

Закрывшись в своей бывшей комнате, мама не показывалась на глаза. Меня мучило любопытство, я металась между верностью своему слову и ненасытным желанием узнать. Я боролась, но всё же: чем она там занимается?. В приступе бешеного оптимизма я даже поискала в интернете, сколько стоит телескоп. Через окно я могла бы подсмотреть…

Мама принесла пиццу нам в комнату.

Она почти не взглянула на Виктора.

И никаких комментариев после.

Даже не знаю, что думать.

Каникулы приближались на всех парусах. Мрачнея с каждым днём, Виктор готовился к поездке в Лондон в компании Адель.

Джамаль проведёт две недели с Тео в Куршевеле. Я вышла от него, когда тот метался в шмоточной панике («Мне надеть красные или жёлтые штаны?»). Взвинчен он был не на шутку.

Элоиза поедет с родителями на Тенерифе. И даже возьмёт с собой конспекты: она чётко дала понять, что решила сохранить лицо.

– Я во всём призналась Эрванну, – прошептала она мне на ухо в пятницу вечером, в последний день занятий.

– И?

– Он расплакался.

У неё было какое-то странное выражение лица.

– Стало жаль?

– Оказалось, он думал, что не сможет иметь детей из-за одной болячки, которую подхватил в Африке.

Ах да, забыла: Эрванн вырос в Африке.

– То есть он плакал от радости?

– От облегчения, от радости – называй как хочешь. В любом случае он признался, что это был лучший день в его жизни.

– Какой дурак.

– Тут я согласна. Но он так хорошо целуется. Нельзя же получить абсолютно всё.

– Попробуй для начала сдать экзамены. А потом посмотришь, что делать с языкастым парнем.

Отец оставил нам машину в воскресенье утром, однако вместо того, чтобы бросить ключи в почтовый ящик, он постучал в дверь.

По крайней мере, я так предположила, когда, поднявшись с утра, застала их с мамой на кухне. Они пили кофе.

Он потянулся поцеловать меня, но я отвернулась и оттолкнула его:

– Не подходи. У меня воняет изо рта на километр.

Родители рассмеялись.

Вместе.

Я чуть не достала телефон и не сфотографировала их такими, но мне скоро восемнадцать, и надо вести себя соответствующе. Ответственно. Короче, ни под каким предлогом их снимать нельзя.

Я выпила кофе и отправилась в душ. Когда я вышла из ванной, папы уже не было.

Но он оставил для меня пакет.

Книги, блокноты.

Всё куплено у Карри.

Можно сказать, отец отличается наблюдательностью – этот факт до сих пор ускользал от меня.

В деревенском доме пахло сыростью, однако я была счастлива.

Мама развела огонь.

Мы много и долго гуляли. Изидор перепрыгивал через гнилые поваленные стволы, вынюхивал что-то в папоротниках своим чёрным носом, выискивал следы кабанов – отпечатки от их рыл отчётливо виднелись на земле. Он даже откопал кусок пня и теперь таскал его с собой повсюду, как любимую игрушку.

Птиц было море, все они рассказывали истории о червях и ястребах, щебеча дни напролёт и наполняя своим пением небо.

Днём я читала, повторяла уроки, записывала, потела и даже отправила письмо бабушке.

Начала книгу Анастасии Вердегрис.

Довольно суровая. Сбивает с толку.

В общих чертах история достаточно далека от цветочно-плюшево-светящейся атмосферы с бантиками и рюшечками. Мне нравится смелая героиня, которая живёт в оригинальном, сложном и несправедливом мире (наконец-то! Никаких тебе лошадей и якобы средневековых рыцарей!). Короче, эта зрелая история лишила меня дара речи и не оставила места стереотипам (вроде злая старуха = злая старуха). Даже смешно: неужели за эти несколько месяцев я так и не поняла, что жизнь гораздо сложнее, чем кажется?

Однажды вечером, пока мы поглощали блины, сидя у искрящегося огня, мама отпустила уморительную реплику:

– Я рада, что повидалась с твоим отцом. Заживать будет долго, но процесс пошёл.

Несмотря на медицинские сравнения, всё было ясно.

Мама поднялась со дна.

Ещё один удар по картине «Женщина на кухне» – так я обозвала свое воспоминание о ее попытке суицида. Так легче дистанцироваться.

Мама привезла с собой целые вёдра клея, два чемодана, в которых позвякивало что-то вроде посуды, и всё это барахло отправилось в третью комнату. Однажды, пока мама была в туалете, я поднялась на второй этаж и приоткрыла дверь.

В чемодане лежала кафельная плитка, а на столе – клеёнка с… начатой мозаикой.

В форме мандалы.

Я бесшумно закрыла дверь.

В больнице мама брала уроки мозаики.

Может, Виктор и прав: она хватается за что-то, пытается успокоиться как может. Я стараюсь не паниковать.

От Элоизы приходят эсэмэски с вопросами по философии или об исторических датах. Видимо, она и вправду занимается. Я отвечаю на сообщения точно и основательно. О пижамной вечеринке и том, что было «до», мы не разговариваем. Хотя я часто об этом думаю.

Мамины слова не забываются: то, что она пережила, травмировало её и перевернуло всю жизнь с ног на голову. Первая ласточка: Элоиза решила взяться за ум, и это отлично. Но я пообещала себе не расслабляться. Что-то подсказывает – скоро ей понадобится моя помощь.

Шесть дней лесной идиллии прошли слишком быстро.

Хотелось бы мне и дальше слушать птиц, которые начинают петь с пяти утра, под ажурным от шуршащей листвы на деревьях небом перечитывать конспекты в шезлонге, завернувшись в три пледа, пропахших костром. Мне даже плевать, что Изидор пускает слюни на мои записи, отчего расплываются чернила. Лишь ветер в молодых кронах и медленный танец ветвей вокруг.

Изидор попытался протащить с собой в машину пахнувший грибами кусок пня, который уже начал крошиться. Я забрала у него деревяшку и бросила в папоротник, однако пёс тут же помчался за ней и приволок обратно, виляя хвостом. Пришлось пустить его в машину с куском пня.

Когда мы вернулись в Париж, я почувствовала, что отдохнула. Обилие зелени успокаивало, а в воздухе всё ещё чувствовался запах сырой земли.

Во вторник вечером второй недели каникул я получила сообщение от Джамаля:

«Тео переезжает в Нью-Йорк в следующем году… Я опустошён, как Новый Орлеан после урагана „Катрина"».

«Выдвигаю тебя на звание королевы драмы в этом году против Элоизы, и, похоже, ты его выиграешь. Теперь у тебя есть крутая отговорка, чтобы сваливать в Нью-Йорк на каждые каникулы, не понимаю, что в этом печального».

«Do you believe so?»

«Ну вот видишь, ты уже и языком владеешь. Конечно, я believe so. Швейцария или Штаты – разницы никакой, ну кроме психологической составляющей. Но эй! Кто у нас тут специалист из династии мудрецов садху по части давить материю и успокаивать разум?»

«Я-я-я-я-я!»

Затем последовал поток сердечек, смеха до слёз и аплодирующих ладоней.

Пальцы сами выдали мою подавленность, напечатав:

«А как там Виктор? Есть новости?»

«Да. Он возвращается из Лондона в пятницу. Ходил в музей Гарри Поттера».

«Везунчик».

«Но я понял намёк; боюсь тебя расстроить, он до сих пор с Адель. Очень печально брать на себя роль гонца с плохими новостями».

Я отправила ему средний палец – моя новая фишка, спасибо бабуле Зазу.

«А вообще, Дебо, у тебя ведь день рождения седьмого мая?»

«Да:)»

«Отпразднуем в субботу у меня? Вечеринка с „трупами" и пиццей? Сможешь оставить маму на время?»

«Скоро узнаем!»

Когда я проснулась в среду утром, мама уже ушла.

И я решила позволить себе честно заслуженный перерыв и провела весь день за просмотром сериалов, начав «Доводы рассудка» Джейн Остин – книгу, которую подарил мне отец.

Я словно бродила по пустошам в поисках малейшего намека. Любит ли по-прежнему капитан Уэнтуорт Анну? Ожидание просто невыносимо. И почему вдруг он так похож на Виктора? Он же вообще рыжий!

Мамы не было долго – так долго, что я начала волноваться и отправила ей несколько сообщений, но она никогда не отвечает на телефон.

Понемногу потолок посерел.

Я отложила книгу и отправилась в гостиную.

Послушала песни Барбары.

У меня муки любви.

Блин, ну почему всё так сложно в жизни?

Вдруг я страшно затосковала по папе.

И по Джамалю.

И по Виктору.

Так я лежала на кровати, наблюдая, как растёт и поглощает меня целиком дыра в груди.

В квартире звенела тишина. Изидор сидел в моей комнате.

Хотелось, чтобы позвонил Виктор. Или пришёл, прижал меня к себе на этой огромной кровати. Обнял.

Но кровать оставалась пустой.

На часах 18:07. Мамы до сих пор нет.

Она вернулась с тремя огромными сумками после обеда, разбудив меня – я и не заметила, как уснула.

Я тут же подскочила на её кровати. Мама стояла напротив и… улыбалась в первый раз с тех пор… с тех пор как…

С тех пор, как вернулась из своего путешествия.

Я в недоумении уставилась на неё:

– Всё хорошо?

– Да, отлично. Будешь рататуй? Обещаю не спалить.

– С удовольствием. Ты как?

– Ты уже спрашивала, Дебора. И я ответила: да, отлично.

– Ой, прости.

Её лицо сияло!

– Ты выиграла в лотерею?

– Нет. А ты?

– Тоже нет.

Проще дождаться, что платяной шкаф начнёт читать стихи Неруды.

– Мам, ты не против, если я улизну в субботу вечером?

– При одном условии.

– Э-э-э, каком?

– Спустись в магазинчик Карри и купи мне книгу Вердегрис.

Утро понедельника. Мы на финишной прямой.

На другом конце – выпускные экзамены и свобода.

Когда я выхожу из дома и иду в Питомник, на улице уже светло. Ещё чуть-чуть, и будет слышен шелест листвы на деревьях.

Толкнув ворота, я столкнулась лоб в лоб с Виктором.

– Ого!

Да.

Вы всё правильно прочитали.

Прямо так и сказала.

«Ого!»

– Привет.

Если существует какой-нибудь позитивный электрошок, способный в миллисекунду спровоцировать цунами по всему телу, да такое, чтобы бум, тарарах, бам-бам, желудок на месте лёгких, ноги растут из головы, а вагина пускает слюни на правом плече, – это был тот самый момент.

– Что ты тут делаешь?

– Тебя ждал.

– Ты меня ж…

Я прошла вперёд, и Виктору пришлось поторопиться, чтобы поспевать за мной.

– А ты побрился.

– Глаз как у орла!

– Дурак.

– Тебе нравится?

Умоляю, тресните меня, кто-нибудь!

– Не знаю. Надо привыкнуть.

– Справедливо. Как прошли каникулы?

– Отлично! А у тебя?

– Держи, я привёз тебе это.

Он протянул мне свёрток.

– Дай-ка угадаю, ты привёз Джамалю такой же. – Не в этот раз.

– Хочешь, чтобы я открыла сейчас?

– Ну, наверное, так будет лучше.

Я разорвала бумажную обёртку и замерла, увидев содержимое.

– Умоляю, скажи хоть что-нибудь.

– Э-э-э… – Чтобы не рассмеяться, я даже губу прикусила. – Ну это как-то необычно, что ли.

– Да почему? – торопил Виктор, заглядывая мне через плечо, чтобы рассмотреть подарок.

Я подняла голову и уставилась на него.

И снова на подарок.

Чехол для телефона с изображением позорного пса.

За-ши-бись.

Чехол-Изидор.

– Я решила: мне очень нравится.

Виктор одарил меня широкой улыбкой. Я пошла дальше.

– Подожди.

Порывшись в сумке, я достала телефон. Виктор взял его у меня и надел чехол – ох уж эти нахмуренные от сосредоточенности брови… Как перед ними устоять?

– Где ты его раздобыл?

– Когда мы были у тебя в субботу перед каникулами, я заснял Изидора. Знай, что он сотрудничал с удовольствием – из этого пса может получиться отличная модель.

– Не сомневаюсь в этом ни на секунду.

– Но тогда я ещё не придумал подарок. А в Лондоне оказался рядом с одним магазинчиком, который изготавливает чехлы на заказ. И тут – бам – эврика!

Он думал обо мне.

В Лондоне.

Хотя гулял с Адель.

– Ладно, признаю, выглядит чехол безвкусно, – проронил он.

– Просто верх безвкусицы. Но теперь тебе придётся заснять меня вместе с этим чехлом. И Изидором.

– А потом мы закажем новый чехол: с тобой, Изидором и твоим чехлом с Изидором.

– Именно.

– Ради этого стоит вернуться в Лондон.

– Не так ли?

Мы дошагали до Питомника.

Я чувствовала себя жалкой, но у лицея стояла Таня со стайкой своих верных индюшек: они видели, как я пришла в компании Виктора – то есть вдвоём с Виктором. Я едва сдержала злорадную улыбку, как в дешёвых сериалах, когда герою удаётся отомстить за себя.

Джамаль тоже пришёл с подарком – снежным шаром, внутри которого красовалась фотография нас троих.

– Вы договорились, что ли, о подарках с фотками?

– Почему ты так решила?

Немного смущаясь (хотя чего тут стесняться?!), я показала ему новый чехол для телефона.

– Телефон с позорным псом! Очень круто, да?

– Виктор превзошёл себя!

– А я, как обычно, плохая подруга без подарков.

И я не выпендривалась. Мне правда было неловко.

– Да, но всё нормально. Скоро у тебя день рождения, это всё только цветочки, ягодки будут в субботу.

Виктор улыбнулся.

Что эти двое задумали?

Глава двадцать пятая
Дебора жаждет поцелуев: горячих, как солнце, и свежих, как арбуз

Пятница.

Я спустилась по крыльцу Питомника вместе с Джамалем. Нас окутывал смутный гул машин, доносившийся с бульвара.

Виктор подбежал к нам, но держался позади. Широким шагом я ушла вперед.

Он смотрел мне вслед.

– До завтра?

– Ага!

– В полдевятого у меня, ясно? – крикнул Джамаль.

– Ага!

Через два месяца придут результаты выпускных экзаменов.

И я буду знать, куда податься на следующий год.

И больше никаких встреч с Виктором в лицее.

В субботу утром я проснулась от странного запаха в квартире.

Сахар.

Стоило мне только повернуть дверную ручку, как мама пулей вылетела из своей комнаты, сбегала на кухню и вернулась с дымящимся подносом, на котором красовались вафли и взбитые сливки.

Вот он, запах сахара: мама приготовила мне вафли.

– С днем рождения, солнце моё!

На подносе стояла красная роза в стакане и лежали два подарка.

Ещё не очнувшись от сна, я позволила поцеловать себя и улеглась в мамину большую кровать. Никогда раньше мама не устраивала такого.

– Будешь кофе?

– Да, спасибо.

Она исчезла и вернулась с двумя чашками. Её лицо не переставало сиять вот уже несколько недель.

Как-то подозрительно.

Я откусила кусочек ещё теплой вафли, и её молочный вкус залил собой всё внутри.

– Ох, вкуснотища!

– Спасибо… Я боялась, что не получится. Уже давно не стряпала. Но готовка – как езда на велосипеде: невозможно разучиться. Откроешь подарки?

Я сделала глоток терпкого кофе.

В первом свёртке оказались три красивых блокнотика с разноцветными обложками.

– Для твоих «изящных трупов».

– Они восхитительны.

А во втором свёртке, поменьше, лежало украшение.

– Ноу меня жирные руки…

Мама взяла коробочку и достала серебряную цепочку, на которой висела очаровательная крошечная лисичка.

– В детском саду твоим тотемным животным была лиса. Как-то я проходила мимо одного магазинчика и увидела там этот кулон. Тебе нравится?

– Он великолепен.

Я наклонилась, чтобы мама надела цепочку мне на шею.

– Я узнала, что у индейцев лиса символизирует хитрость, конечно же, но ещё способность адаптироваться, быстро реагировать, например, в сложной ситуации.

Я выпрямилась и прикоснулась к кулону вымазанными в сливках пальцами. Мама продолжила:

– Я очень усложнила тебе жизнь, солнце моё. Но ты блестяще приспособилась. Так что заявляю, отныне лиса – твоё тотемное животное.

Я улыбнулась.

Откусила кусочек вафли.

И снова улыбнулась.

«Тётушка Лейла снова чудит. Перенесём на 9?» – написал Джамаль днём.

«Но знаешь, мы можем всё отменить…»

«Слишком поздно».

«Ок».

Мама заперлась в своей комнате-мастерской на весь день и показалась только для того, чтобы доесть вафли.

Я занималась.

И собиралась на вечеринку с Джамалем и Виктором.

Вдруг позвонили в дверь.

За ней стоял высокий парень и протягивал мне букет цветов – охапку жёлтых роз.

От папы.

Когда мама увидела цветы, по её лицу разлилась лёгкая печаль.

– Чем будешь заниматься сегодня вечером? – спросила я её.

– Есть кое-какие дела.

Я вытаращилась на неё.

– Всё хорошо, Дебора, говорю тебе.

Она потрепала свою чёлку.

– Ты такая красивая. Особенно в этих чудесных ботинках.

Мама одолжила мне ботильоны на каблуках.

– Не жди меня: скорее всего, буду поздно.

– Ая и не сомневалась! Повеселись хорошенько. Не делай глупостей. Ты теперь совершеннолетняя!

Перед тем как выпрыгнуть на лестницу, я поцеловала Изидора в вонючий нос.

Я теперь совершеннолетняя.

Я пришла в 21:02 и позвонила в дверь. Джамаль мгновенно открыл мне.

– Ты ждал под дверью, что ли?

– Ага. Как дела? С мамой всё нормально?

– Почему ты разговариваешь шёпотом? Только не говори, что Гертруда опять сбежала!

– Да не, не волнуйся.

– Так, а ну-ка дыхни.

– Не-а.

Джамаль выпрямился.

– Ты… Вы пили, пока меня ждали?

Послышалась хихиканье.

Женское.

Джамаль покраснел и тут же схватил меня за руку, потащив за собой по коридору – я еле поспевала за ним, волоча ноги.

– Да что тут…

Я упиралась.

Толчком в спину он отправил меня в гостиную. Вдруг загрохотала музыка, разрывая мне барабанные перепонки, засверкали зелёные и красные лазеры, рисуя узоры на потолке, а толпа непонятных лиц – сотня на квадратный метр – завопила во всю мощь, так, что задрожали стены:

– С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!

Я хлопала ресницами. Мозг превратился в желе, а уши чуть ли не рыдали.

Под эти сверхгромкие возгласы я понемногу привыкла к мерцающей полутьме.

Виктор стоял у двери вместе с Элоизой, которая бросилась мне на шею всем своим весом.

Я рухнула на Джамаля, а тот в свою очередь – на дверной косяк.

– С днём рождения, моя любимая Дебо! Ву-ху!

С днём рождения!

Я громко расхохоталась.

В гостиной были и паучьи друзья с Нового года.

И Эрванн со своей компанией.

Вопя, словно на волчьей сходке в лесу, пятьдесят человек забросали меня конфетти, которые забивались в ноздри.

Казалось, я на футбольном стадионе среди фанатов, разноцветных флагов, а толпа скандирует моё имя. Я – Максимус в Колизее, разве что без юбочки.

– ДЕБОРА! ДЕБОРА! ДЕБОРА!

Меня потащили к заставленному буфету, сунули в руку бокал, похлопали по всем местам, расцеловали. Ещё не притронувшись к алкоголю, я уже была пьяна, однако не стала сдерживаться и быстро осушила бокал, чтобы оправиться от эмоций.

– И давно вы тут всё это мутите? – кричала я, чтобы меня услышали.

Посреди гостиной все танцевали.

Бум, бум, будум-бум-бум, бум бум, будум-бум-бум.

– Бухать мы начали часов в шесть! – ответила Элоиза, щёки которой были похожи на два помидора.

– А так идея появилась ещё до каникул, – вмешался Джамаль.

– Это всё Виктор, – добавила Элоиза, дважды подняв брови.

Я проглотила несколько конфет, немного чипсов и кусочек пиццы. Адель на горизонте не было. Спасибо, спасибо, спасибо.

Крича, Элоиза рассказала мне, как они вместе с Джамалем и Виктором готовили это безумие под названием «вечеринка» на восемнадцатилетие Деборы. Про сообщения, мейлы, покупки и поиски мощных колонок. Джамаль потащил меня на танцпол: я кружилась, совершила несколько невероятных трюков. Время от времени возвращаясь подпитать-ся, я тут же бросалась обратно вертеть попой. Пива было много, пришлось несколько раз бегать в туалет. Иногда ко мне подходили незнакомцы, чмокали в щёку и показывали большие пальцы.

На всех стенах, кроме прихожей и коридора, чтобы не испортить сюрприз, висели мои фотографии. Облегчаться в туалете пришлось прямо напротив моей семилетней копии в балетной пачке. Остальные фотки были посвежее: я на маникюре с Элоизой, я играю на метле, словно на гитаре.

Ничего от них не ускользнуло.

Я искала взглядом Виктора, но он показывался лишь на мгновение. С кем-то разговаривал. Элоиза танцевала как богиня, а Эрванн снимал её на телефон. Вдруг его друзья подняли Элоизу на руки и подбросили вверх, а потом бросились ко мне, схватили и подкинули меня. Потолок был всё ближе и ближе – вуууууух! Едва я упала на переплетение рук, как потолок снова стал приближаться – вууууух!

– ПЕРЕСТАНЬТЕ, Я СЕЙЧАС БЛЕВАНУ»

Третий раз меня подбрасывать не стали.

Я сделала вид, что не заметила, как пара парней потирали после этого плечи и руки – да, ребята, я не легка на подъём. От имени своего целлюлита желаю вам поскорее восстановить силы.

Виктор подошёл, когда я доедала последний кусочек пиццы. Была уже почти полночь. Он протянул мне стакан, и я взяла, даже не посмотрев внутрь.

– Ну что?

– Ну фто фто? Паади, не надо… проигги…

Я наконец справилась с гигантским куском пиццы во рту.

– Вот, спасибо. Можете повторить вопрос?

Он рассмеялся:

– Каково это – быть совершеннолетней?

– А всё это и вправду твоя идея?

– Что именно?

– Это…

Широким жестом я показала на весь творящийся вокруг бардак.

Виктор поднял стакан, предложив чокнуться:

– С днём рождения!

И выпил до дна. Я последовала его примеру. Стакан уже был пуст, когда я вдруг почувствовала вкус жидкости, лившейся прямо в мой желудок, и чуть не выплюнула горящие лёгкие. Горло обожгло, а из глаз полился огонь. И носа повалил пар температурой в девяносто семь градусов – я вся горела.

Виктор наклонился ко мне:

– Всё хорошо?

– Блин… Вы-ы-ы-ы-ы-ы-до-о-охххх… Что это за отрава?

– Водка, но я думал, ты в курсе.

На помощь, у меня внутри пожар!

– Тебе надо чем-то закусить!

– Оно не проходит!

Тут Виктор во второй раз в жизни взял меня за руку. Я почувствовала себя лёгкой как пёрышко и поплыла кролем над паркетом, словно наполненный гелием воздушный шарик, который тут же улетает в небо, стоит только его отпустить.

Виктор подтолкнул меня к буфету и протянул треугольный бутербродик, который я выхватила у него и тут же проглотила.

– У меня во рту точно не осталось ни одной бактерии, их всех мгновенно сразило. Эдакие личные Помпеи! – прохрипела я.

– Чёрт, мне очень жаль, Дебо.

– Признайся, ты хотел меня убить!

Гадкий жар разливался по всему телу, будто подожжённая жидкость, и смешивался с кровью, отчего я медленно обмякла.

– Да ни за что в жизни… Это последнее, чего бы я хотел.

Я глупо захихикала.

Кто-то увеличил громкость – будто это вообще было возможно, – и от хлынувшей на весь дом музыки задрожали стены. Человек сорок дёргались на танцполе, готовые вот-вот проломить паркет.

– Почему ты смеёшься?

– Потому что твой ответ смешной.

– А вот и нет! Я серьёзно.

Вдруг музыка оборвалась, и в дверях показались Джамаль и Элоиза с бледно-розовым тортом на руках, распевая старую как мир песенку:

– С днём рождения тебя-а-а-а… С днём рождения тебя-а-а-а… С днём рождения, дорогая Дебора-а-а-а! С днём рождения тебя-а-а-а.

На торте красовались восемнадцать зажжённых свечей, отбрасывая медные блики на ангельское лицо Элоизы. Надпись гласила: «18 лет – Дебарра».

Придётся смириться: у меня в жизни никогда не будет идеального момента.

Танцевавшие столпились вокруг плотным кольцом, в центре которого стояла я. Глубоко вдохнув, я встретилась взглядом с Виктором – этими живыми, искрящимися глазами – и, загадав желание, задула свечи изо всех сил.

В темноте послышались «ура», включились лазеры, музыка, а Джамаль разрезал торт серебряной лопаточкой.

– Можно поинтересоваться, какое желание ты загадала? – прошептал Виктор мне на ухо.

Его лёгкое дыхание словно яд, от которого мурашки бегут по коже.

– Да.

– И какое?

– Чтобы маме стало лучше. Чтобы она была счастлива.

Виктор невозмутимо уставился на меня. Даже не улыбнулся. Казалось, он прямо из кармана достаёт орудия пыток: открывалку для консервных банок, скальпель, иглы, щипцы, чтобы вскрыть мой череп и понять, как устроен мозг. Вот какое было ощущение от его взгляда.

– Держи! – Элоиза возникла из ниоткуда с огроменной тролльской ложкой для супа и заставила меня попробовать клубничный торт, вымазав мне рот кремом. Джамаль протянул салфетку.

– М-м-м-м-м-м, с марципанами!

Элоиза кормила меня силком.

– Его испекли на заказ в кондитерской на углу. Убийственно вкусный, правда? Хотя вот к орфографии имеются претензии, не так ли, Дебарра?

– Да плевать. Он же кондитер, а не учитель французского. Отдай остатки этого куска другим гостям, а мне оставь весь торт.

Мы расхохотались.

Согласившись на ещё одну рюмку водки, я снова начала танцевать. Мир вокруг подпрыгивал и качался со мной в такт. Я чувствовала себя на волшебном корабле, отправившемся в путешествие во взрослую жизнь, – я плыла, уворачиваясь от рифов и порывов ветра, готовясь выйти в открытое море. Надеюсь, паруса унесут меня туда, куда я хочу, пусть пункт назначения до сих пор неизвестен. Чтобы забыть эту деталь, я танцую.

К половине четвёртого утра от меня остались лишь затуманенный разум и намозоленные ступни. Квартира наполовину опустела.

Виктор разговаривал с двумя парнями в татуировках. У одного из них на шее красовалась паучья лапа.

Элоиза покинула место преступления в компании Эрванна.

– Вы двое такие милые, – промямлила я.

– Дело во мне или тут пол кривой?

– Дело в тебе.

Вдруг появился Джамаль, размахивая в воздухе свёртком, обёрнутым в розовую бумагу и перевязанным фиолетовыми лентами.

– Мы забыли про подарок!

– Чёрт! Подарок!

Стоявшая уже на пороге Элоиза вернулась.

– С днём рождения!

Свёрток весил тонну.

Внутри оказались книги.

Блокноты.

Бронь отеля, из которой я ничего не поняла, и…

Билет на двоих в Лондон!

– НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!

– Да-а-а-а-а-а-а!

Я опешила:

– А с кем я поеду?

– Да с кем захочешь! – воскликнул Джамаль.

– Вы с ума сошли?!

– Не так, как ты, но стараемся соответствовать, – засмеялся Виктор.

Я по кругу всех расцеловала. Элоиза чуть не задушила меня в объятиях, Эрванн заговорил со мной первый раз в жизни, Джамаль чуть не переломал мне рёбра, а Виктор… прикоснулся к моей щеке лёгкой щетиной.

– Мы не знали, какие у тебя планы на лето, так что решили забронировать всё на конец августа, – пояснил Джамаль.

– И правильно сделали. У меня нет планов на лето.

– Что? Как?! Быть не может?! Шутишь?! Невозможно! Бред!

Даже Эрванн добавил в эту вереницу возглас возмущения. Как же они не понимают, что не всем повезло иметь образцовую жизнь, без сучка без задоринки, в которой примерные родители планируют летние каникулы на три года вперёд.

Следующие шесть минут я чувствовала себя Золушкой на балу. Посыпались приглашения: «Поехали со мной в Куршевель», «Мы можем поехать на дачу к Эрванну в июле»…

Только Виктор молчал. Я повернулась к нему.

– Я уезжаю в Штаты через несколько дней после последнего выпускного экзамена, – оправдывался он. – На полтора месяца. С мамой.

Я впилась ногтем большого пальца в фалангу указательного: боль усмирит рвущуюся наружу печаль.

– Адель наверняка расстроится, – вмешался Джамаль, шпион со стажем.

– Она должна приехать к нам позже в Нью-Йорк.

А я буду тусить в Девятом округе Парижа в компании Изидора. Мы будем гулять вдоль Сены, есть мороженое и тайком снимать туристов на телефон, вот и всё.

Семеро паучьих друзей показались в прихожей, растолкали нас, поблагодарили Джамаля за приём и, пошатываясь, спустились по лестнице.

– Ладно, мы тоже пойдём, уже правда позд но, – заявил Эрванн.

Элоиза последовала за ним, растворяясь в ком пании его дружков.

Я стояла между Джамалем и Виктором.

– Тебе помочь убраться? – пробормотала я.

– Нет, спасибо. Тётя Лейла вернется в понедельник, а Джесси, наша уборщица, которую я просто обожаю, заглянет завтра в десять. Мы вместе приведём квартиру в порядок.

– Уверен?

– Абсолютно. Ты её проводишь? – спросил он Виктора.

Я не знала, что Джамаль такой заботливый.

– Да за кого ты меня принимаешь? – рявкнул Виктор.

Мы рассмеялись и улизнули, тридцать раз поблагодарив Джамаля за всё.

Улицы похорошели.

Я попробовала провернуть цирковой номер и как эквилибрист пройти по невидимой линии, но попытка с треском провалилась. Виктор поймал меня за локоть и прижал к себе.

– Вдвоём у нас точно получится идти прямо!

Через пять минут мы окажемся у моего дома, и я с ним попрощаюсь.

– Полтора месяца в Штатах всё-таки неплохо, – прошептала я.

– Да, но не забывай про одно «но» – мою депрессивную маму, и картинка покажется тебе не такой радужной.

– А твой отец не поедет?

– У него много работы. Он не любит Штаты и уже не выносит мою маму.

– Добро пожаловать в клуб.

Мы прошли мимо закрытого кафе: внутри ни души, блестящая барная стойка и стулья, поставленные друг на друга.

– Ты была в Нью-Йорке?

– Нет, я никогда не была на Американском континенте. И в Лондоне тоже, кстати. Я ездила в Италию, Испанию, Германию и Бельгию. И в Швейцарию – проездом.

– Мои родители обожали путешествовать с нами, когда мы были маленькие. Я объездил много стран.

– Моя мама путешествовала одна.

Я рассказала о её весенних побегах.

– Всегда в одно и то же время?

– Да, полагаю, это был лучший момент.

– Возможно…

Мой дом показался в конце улицы. Я изо всех сил молилась своему личному Всевышнему, чтобы тот передвинул здание: оно вдруг с грохотом оторвалось бы от земли, раскрошив асфальт, вытащило бы из городских недр длинные худые затёкшие ноги и, покачиваясь, удалилось бы прочь.

Нам бы пришлось бежать за ним, не останавливаясь ни на секунду.

Вечно бродить с Виктором во мраке ночи – это я уж точно заслужила. Позвольте мне.

Но нет, вот мы стоим внизу у дома, этого лентяя, сросшегося с тротуаром.

– Добрались без проблем, спасибо, – сказала я Виктору.

Он наклонился ко мне и прикоснулся губами кмоим губам.

И это был не сон.

Впившись тёплыми губами, он обнял меня – голова закружилась, земля ушла из-под ног. Я целуюсь с Виктором, я и есть Виктор, я – это мы, мы – это я, мы – это просто два голодных рта, которые только и ждали встречи. Я вцепилась в него, он прижал меня крепче, я больше ни о чём не думала. Я была… была… была… океаном, волной, опрокидывающей корабли. Я была живой, огромной трещиной, расколовшей землю до самого центра, молотящей крепости, хрипящим извергающимся вулканом, громом и молнией. Я была бесконечностью. Я ликовала, вибрировала, целовала, сияла. Всё стало возможным – и я это поняла.

Вселенная обрела смысл.

Виктор оторвался от меня и отпрянул.

Бросил меня, отказался, прижавшись своим лбом к моему.

– С днём рождения…

И ушёл.

Я стояла и смотрела, как его силуэт растворяется во тьме, старалась сохранить, хотя бы ненадолго, его вкус, прикосновение пальцев к его коже, его спину – всё его существо, чтобы оно не растворилось, осталось ещё ненадолго в моих руках, я ловила его, но момент ускользнул сквозь пальцы, разорвался на части. Он ушёл. Он в прошлом.

Его силуэт ещё мелькал в свете фонарей и терялся снова, пока не завернул за угол.